Архиепископ Ионафан (Елецких). Игорь Цезаревич Миронович – Старец-мирянин

«Стяжи дух мирен и тысячи вокруг тебя спасутся!». Сей святоотеческий завет вполне можно отнести и к личности почившего в глубине подольской Украины, в живописном городе Виннице, – Игоря Цезаревича Мироновича, многолетнего и маститого преподавателя Санкт-Петербургской Православной Духовной Академии и Семинарии (СППДА и С).

Его, украшенного редкой добродетелью миролюбия, с постоянно цитируемой книгой Священного Писания, запомнил я, приступив к учёбе в стенах этой прославленной Духовной Школы в 1970 году. Игорь Цезаревич лёгкой походкой вошёл в класс и, прикрыв глаза, стал говорить нам о главном в его предмете – о богодухновенных Глаголах вечной жизни – о Библии, которую в те времена многие семинаристы увидели и к которой прикоснулись впервые.

Это сейчас, зайдя в церковную лавку или в специализированные книжные магазины на Невском, можно свободно выбрать приглянувшийся экземпляр, то ли в кожаном переплёте, то ли с золотым обрезом, с разным шрифтом, «карманного» формата или большого подарочного. А в недавние времена многие лишь мечтали стать обладателями книг Священного Писания.

Среди именно таких библейских «нищих» был и ваш покорный собеседник: помню с каким трепетом нёс я в свою комнату небольшую, изрядно потрёпанную Библию, изданную за границей. «В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста <...> и Дух Божий носился над землёю!», – прочёл я первую фразу первой главы книги Бытие, которая раскрыла предо мной бездну Премудрости Господа, «сотворившего вся».

В семинарской учёной корпорации того времени было немалое число замечательных преподавателей, но в Игоре Цезаревиче, преподавателе священной истории Ветхого завета, семинаристы просто души не чаяли. Он был обладателем уникального учительского дара, благодаря которому учащиеся не только постигали глубину Слова Божия, но, главное, учились воспринимать его как практическое руководство в служении Церкви и в своей жизни.

Прогуливаясь по академическому парку, он мог подозвать проходящего семинариста и, найдя нужный стих, прочесть его ему вслух, как бы впервые его видя. Потом, краткими словами истолковав его, отпускал студента. А тот, дивясь услышанному, уходил, извлекая нравственный урок от общения с учителем.

Как я упоминал, Игоря Цезаревича любили все студенты, а особенно слушательницы Регентского отделения. На его лекции стремились все, прогульщиков почти не было. Нерадивые часто получали за ответы «единицы». Но, позже Игорь Цезаревич аккуратно исправлял их на «четвёрки», выслушав правильные ответы домашнего задания.

В личном быту Игорь Цезаревич был весьма скромен. В его комнате стоял стол, шкаф с единственным костюмом, полки с книгами и небольшая коллекция записей духовно-музыкальных сочинений. Да был ещё старенький магнитофон, который верно служил ему до конца его земных дней. Как то, слушая григорианские хоралы в исполнении монахов бельгийского Шеветоньского монастыря, он задумчиво произнёс: «Чтобы петь так бесплотно, надо питаться цветочной пыльцой». Обладая прекрасным густым, но льющимся баритоном, он восхищался пением дореволюционного состава казачьего хора Жарова. Любил русские глубокие басовые контроктавы. На Страстной седмице семинаристы восхищались его вдохновенным чтением библейского пророчества «о костях», как прообразе всеобщего совоскресения во Христе. Он неукоснительно стоял на клиросе и подпевал хору. Он первый приходил в академический храм и уходил из него последним.

После учебных часов Игорь Цезаревич допоздна кружил по замкнутому пространству внутреннего дворика Семинарии, и непременно с небольшой Библией в руках. В течение многих лет я составлял ему компанию и со временем стал ему сотоварищем. Наше духовное общение продолжалось более сорока лет. Даже тогда, когда волею Божией, мне пришлось оставить Петербург. При этом ни разу Игорь Цезаревич не позволил себе обратиться ко мне, да и к другим студентам, на «ты».

Но лихолетье безбожного времени коснулось и сего «божьего одуванчика», как мысленно я именовал своего друга. Всесильное КГБ как-то предложило ему стать осведомителем и «стучать» на своего преосвященного Ректора – Владыку Кирилла (Гундяева). Но раб Божий Игорь немедленно отказал им в такой услуге и поведал об этом Ректору. Последнему стоило больших трудов отстоять Игоря Цезаревича, чтобы его не удалили из семинарии. После этих испытаний Игорь Цезаревич часто повторял изречение: «Люби людей Христа ради и бегай людей Христа ради». И ещё часто говаривал: «Нам бы, отче, найти бы шапку-невидимку на двоих – надели, и нету нас для всех сторонних глаз».

Игорь Цезаревич благоговел перед памятью приснопамятного митрополита Ленинградского и Новгородского Никодима (Ротова). Он написал замечательное слово на его кончину, которое было опубликовано.

Игорь Цезаревич имел и некий дар прозрения, ибо вёл, по сути, христоподражательный образ жизни. Он предрёк Владыке архиепископу Кириллу, отправленному после кончины митрополита Никодима в ссылку из Питера в Смоленск, славное будущее – восшествие на первосвятительский престол Патриархов Московских и всея Руси. И Святейший Патриарх Кирилл всегда заботился о нём, интересовался его здоровьем, лично просил Ректора Петербургской Духовной Академии и Семинарии епископа Гатчинского Амвросия сделать всё возможное для его проживания и необходимого лечения.

В последние годы к Игорю Цезаревичу потянулись и старые и молодые со всех концов Руси великой. Даже в Виннице, где он постоянно отдыхал и где лишь однажды произнёс поучение на библейскую тему, к нему потянулся народ за духовной пищей. Слышал, что безчадные по его молитвам обретали радость быть родителями. Как-то, приехав в Питер и зайдя в его скромное жилище, я был поражён его поступком: он вышел из комнатки в коридор и неожиданно поклонился до земли, лобызая мои руки, со слезами благодаря за написание заупокойной «Чернобыльской Литургии», признавшись, что слушает её постоянно.

К концу жизни он воистину стал старцем-мірянином, поражая окружающих своим детским незлобием, кротостью и искренностью веры в Живого Бога. Святейший Патриарх Кирилл как-то говорил о том, что он знает двух святых-современников. Я почему-то тогда подумал об Игоре Цезаревиче Мироновиче.

Его кончина отозвалась болью в сердцах знавших и почитавших его. В первый же день его отшествия к Богу Сил, из далёкой Волыни по электронной почте я получил искренние слова сочувствия его учеников и даже памятные стихи.

Вот, некоторые строки в смысловом переводе с украинского:

«Смерть вяжет днесь свои снопы –

Сырые, тяжкокрутобокие,

Но это не о Вас: в жестокие часы

Вы побуждали всех изречь «Прости!».

Нет ни пилотов, ни варрав –

Ты сам, как Симон Кириней,

Нёс Крест Иисуса средь людей!».

Игорь Цезаревич Миронович завещал похоронить его там, где его призовёт Господь. Он просил совершить обряд тихо и скромно. Всё так и было исполнено. За Божественной Литургией смиренно пел мужской хор, составленный из местного духовенства. Заупокойную Литургию Господь судил совершить мне, его многолетнему земному другу, с сонмом клириков из двух епархий – Винницкой и Тульчинской. Небольшой храм был заполнен молящимися, некоторые из них успели приехать из Петербурга и из других мест.

Трогательное поминальное слово на панихиде было произнесено от имени Ректора Санкт-Петербургских Духовных школ преосвященного епископа Гатчинского Амвросия, который прислал для сего учинённого преподавателя.

Отпевая новопреставленного раба Божия Игоря в винницком храме во имя преп. Марии Египетской и погребая его бренные останки в церковной ограде, откуда открывается цветущий вид на город и на реку Южный Буг, я, от имени всех любящих и помнящих его в Питере и по всей Руси, испросил у преставльшегося прощения, и, обратившись к усопшему, произнёс последние слова: «Радуйся, Игоре, рабе благий и верный, ибо тя ныне приимет Господь, Коего Глаголы вечной жизни ты присно алкал и жаждал вся дни живота твоего. Да возрадуется душа твоя о Господе и да внидет она в радость воскресения Христова с миром! Аминь».

22.07.2011 год от Р.Х.,

Украина, Тульчин, Винница –

Санкт-Петербург, Россия.