Источник

Первоначальницы Дальне-Давыдовского и Кутузовского женских монастырей – Неонилла и Агриппина, и устроительница Дальне-Давыдовского монастыря – схим. Антония

(Память 21 августа).

Уединенно стоит Дальне-Давыдовская обитель, со всех сторон окруженная лесами, полями и лугами. Живописная окрестность, бальзамический воздух, ключевая вода привлекают сюда обитательниц; ни бедность, ни отдаленность городов, ни другие разные материальные лишения, – ничто не пугает воистину ищущих спасения. Их не отягощают ни трудные земледельческие работы, ни приготовление себе топлива, они, как муравьи, трудятся беспрестанно, как мудрые пчелки собирают мед на пажитях смирения, трудолюбия и послушания. Любовь их к этой местности объясняется еще тем, что ничто так красноречиво не возвещает премудрость и величие Бога, как природа, как эти вековые леса – свидетели стольких слез, страданий, трудов, молитвословий подвижницы Неониллы Борисовны, призванной сюда Самой Царицей Небесной, для прославления святого имени Ее, в местности в то время дикой и безлюдной. Воспоминания о многих чудесных знамениях, бывших при устроении обители, подкрепляют их дух, воспламеняют сердца к молитве и дают им силы для служения Богу в обители, основанной, как будет сказано ниже, на избранном и указанном Самой Царицей Небесной месте, по предсказанию преподобного Серафима, с памятью о котором тесно связан Дальне-Давыдовский монастырь.

Преподобный Серафим, по сохранившимся рассказам, неоднократно проходил этой местностью, когда посылаем был настоятелем Саровской обители Пахомием по сбору в Муром и другие, ближайшие к Сарову, города и окрестности, а также, когда он проходил на свою родину в город Курск. Сохраняется еще память и о том, как он имел ночлег, или краткое отдохновение в доме Давыдовского крестьянина Козьмы Григорьева Кербенева, деда Неониллы Борисовны, которого Преподобный особенно любил за его страннолюбие и благочестивую жизнь. Сохранилось предание и о том, что в одно из своих путешествий подвижник Саровский шел вместе с Кербеневым по дороге, ведущей из села в Муром, и, дошедши до места, называемого «Кряжева сечь» или «Мокрое место», где ныне монастырь, он сел на дубовый пенек и при свидетелях сказал: «на этом месте будет женский монастырь, место это прославится!» Слышавшие усомнились, а некоторые даже засмеялись, из последних был отец крестьянина села Давыдова Федора Григорьева Евсеева (долго жившего при обители). В другой раз, на обратном пути из Мурома, о. Серафим шел не один, а с близким ему духовным собратом Антонием. Они тогда были люди еще очень молодые, но проникнутые теплотою веры, всецело преданные подвигам иноческой жизни.

Как видно из воспоминаний о нем, записанных одной из его почитательниц, в то время он проживал в Сарове и подвизался у преподобного Серафима в его любимой пустыни. Преподобный Серафим и тогда уже стяжал дух смирения и провидел будущее. Шли они дремучим Дальне-Давыдовским лесом и, дойдя до Кряжевой сечи, остановились. В это время, Божиим Промыслом, проезжал крестьянский мальчик, соседнего села Натальина по фамилии Дубов. Он вез из Мурома железо, и у него сломалась оглобля, заехавши между кустарниками, он приискивал себе для оглобли деревцо и, заметив там сидящих странников, зашел за кусты и стал прислушиваться к их разговору. День был летний и тихий, ничего не мешало ему, и он с благоговением смотрел на них.

У преподобного Серафима был при поясе топорик, который он имел обыкновение носить. Сидели они на дубовых пнях, на том самом месте, где ныне сооружена монастырская соборная церковь в честь иконы Божией Матери Утоли моя печали. Преподобный Серафим (в то время еще Прохор), обратившись к Антонию, сказал: «на этом самом месте, отче, будет женский монастырь: его основательницей будет девица, – она будет людям на посмеяние, а Царице Небесной на прославление! Здесь будет храм во имя Матери Божией, в честь Ее иконы «Утоли Мни печали». Сказав это, отец Серафим встал и топориком срубил два дубка, заострил один из них и, обращаясь к спутнику, сказал: «а ты, отче, этот крест утверди!» О. Антоний утвердил поперечную часть креста. Ямку для водружения креста тем же топориком вырыл отец Серафим; потом, пропев тропарь кресту: Спаси, Господи, люди Твоя.., водрузил крест между кустарниками и снова запел тот же тропарь, поклоняясь кресту. Отец Антоний принял участие в этой молитве, и оба благочестивые путника в третий раз пропели тропарь, продолжая молиться. Объятый духовным восторгом, о. Серафим сказал: «вот на этом самом месте будет соборный храм!»

Окончив молитву, о. Серафим, обратившись в ту сторону, где стоял мальчик, совершенно не зная его, назвал по имени и, подозвав к себе, сказал: «ты думаешь, когда это будет? это будет тогда, когда меня в живых не будет, а ты доживешь до того времени, когда будет построена обитель, доживешь и до освящения храма в обители!»

Предсказание о. Серафима исполнилось: в 1858 году, после утверждения общины, основавшейся на этом месте, 2 октября был освящен первый храм во имя Всех Святых, и на этом духовном торжестве привелось быть уже престарелому Дубову. Он плакал от умиления и после литургии, обливаясь слезами, рассказывал первоначальнице общины, матери Антонии Соколовой, и всем присутствовавшим о предсказании батюшки о. Серафима и о своем случайном присутствии при водружении им креста. Boзвратившись домой, Дубов вскоре заболел и умер. Рассказ этот передается в семействе Дубовых с особым благоговением к памяти подвижника Саровского.

Другой крестьянин села Давыдова, 86-летний старец Василий Рощин передавал слышанное им от самого Козьмы Григорьева Кербенева, что и в последние годы своей жизни преподобный Серафим неоднократно повторял, что обитель в Давыдове будет женская, что будут в оную сперва сходиться девицы из Владимирской губернии, потом из мордвы, а затем будут стекаться в ту обитель со всех сторон, что благодать тогда ключом польется. За два года до своей кончины преподобный Серафим Саровский, пришедшей к нему, страннице сказал: «зачем ты странствуешь? иди в монастырь, тебе готовится новая обитель». Потом, помолчав, продолжал: «когда я ходил по сбору в Муром (в 1785 г.), то на пути в лесу я видел место, избранное Божией Матерью для монастыря, я там сидел на дубовом пне, и этот пень попадет под первую церковь; туда пойдешь в монастырь и ты. Когда я был там в первый раз, то удостоился, грешный, видеть, как на том месте, где будет соборный храм, спустилась икона Божией Матери «Утоли моя печали». Я успел только поклониться спустившейся иконе и встал, а икона уже исчезла; я был тогда еще молодым. Место это святое: его возлюбила Царица Небесная...» Странница послушалась совета прозорливого старца и поступила в монастырь, а впоследствии, когда был основан Дальне-Давыдовский монастырь, она перешла в него и жила там до самой смерти в 1889 году, передавая о предсказании преподобного Серафима Саровского. Это была старица Марфа Артемьевна.

Вышепоименованный крестьянин Федор Григорьев Евсеев и другие подтверждали этот рассказ и рассказ Дубова о водружении креста; они слышали о том еще в молодости, но в то время не придавали этому никакого значения.

В 1813 году, в селе Давыдове, у крестьянина Бориса Федорова Захарова, родилась дочь, которой дали имя Неонилла. Деда ее Козьмы Григорьева Кербенева не было дома, он за день до того пошел в Саров к преподобному Серафиму, который находился тогда в пустыньке. Увидя Кербенева, о. Серафим радостно сказал ему: «родилась тому три дня в Давыдове девочка, имя ей Нишенька; людям она будет на посмеяние, Царице Небесной на прославление!» Возвратившись домой, Козьма Кербенев узнал, что именно в то самое время, на которое указывал преподобный Серафим, родилась у него внучка Неонилла. Эта Неонилла и была впоследствии основательницей Дальне-Давыдовского общежительного женского монастыря, основанного в 1845 году, в честь иконы Божией Матери «Утоли моя печали».

С детства Неонилла была смиренна, кротка и молчалива; росла в бедности и осталась после смерти отца на руках своей благочестивой матери Стефаниды, которую она горячо любила и слушалась. С ними вместе жил и брат ее Захар Борисович, человек трезвый и трудолюбивый. Никуда кроме церкви Неонилла не ходила, все время она проводила дома с матерью и братом, и только бывала у деда своего Козьмы Григорьевича Кербенева, близко знавшего преподобного Серафима Саровского. К деду своему Неонилла имела полное доверие и все свои мысли, чувства, стремлении и скорби поверяла ему, и держалась его советов. По отношению к другим она оставалась молчаливой, а когда встречалась с своими сверстницами, то ничего дельного не говорила и юродствовала; собирала от лучин уголь и пачкала себе лицо, кафтан носила разноклинный, а товарки над нею смеялись, называя ее растрепой, дурочкой и безумной, а некоторые и били ее палками. Все переносила она смиренно, и сама называла себя глупой.

Между тем, эта дурочка, своими посильными трудами, старалась помогать в селе беспомощным старичкам и одиноким старушкам: носила им воду, топила печи и служила, чем могла; читать она вовсе не умела, но была одарена такой памятью, что все праздничные стихиры знала наизусть, пела их без ошибок; пела на память и всю Псалтирь. Голос у нее был очень приятный, пела охотно и с большим чувством. Летом занималась полевыми работами, а зимой пряла волну и вязала четки; замуж выходить не желала, а когда заговаривали об этом, она повторяла всем одно и тоже: «мне жениха не надо, у меня женихи есть!» Бедным отдавала последнее, простоты была замечательной, за что и любима была многими. В церкви стояла всегда скромно, молилась усердно и со слезами. Часто и подолгу молилась Богу по ночам, тайно от всех. Однажды она видела сон, будто стоит на паперти своей приходской церкви, перед ней сама собою открылась входная церковная дверь, и икона Царицы Небесной, предшествуемая ангелами, неслась по воздуху с паперти, над которою устроена была колокольня, прямо в алтарь; одновременно, в царских вратах появилась в сиянии Жена, Которая и велела Неонилле взять икону и убрать ее бархатом, золотом и бисером. В ответ Царице Небесной Неонилла сказала, что она бедна, да и дурочка, как же ей это дело справить? Тогда Владычица велела сказать об этом священнику и своим односельчанам. Проснувшись, она пошла к священнику о. Иоанну, но он ей не поверил и не стал искать иконы, показанной девушке.

На другую ночь и на третью сон повторился. Тогда Неонилла пошла опять к священнику, но священник и тут не поверил и, чтобы заставить Неониллу молчать, послал ее на жнитво в деревню Валтово за 12 верст от Давыдова. Там ей явился во сне угодник Божий Николай Чудотворец с сими словами: «Приступай к делу, тебе Царицей Небесной назначенному, а то будешь наказана». После того, на следующую ночь увидела она опять знаменательный сон. На этот раз Матерь Божия уже строго сказала ей: «если ты из боязни не исполнишь Мое повеление, то будешь наказана смертью». Проснувшись, Неонилла немедленно пошла домой в село Давыдово и опять обратилась к священнику, сказав ему о строгом повелении Владычицы и угодника Божия Святителя Николая; сказала о том и матери своей, благочестивой Стефаниде, и брату своему Захару Борисову. Посоветовавшись между собою, они отправились к церковному старосте Козьме Григорьевичу Кербеневу и с ним вместе все пошли в церковный амбар, где хранились, оставшиеся после сгоревшей от молнии деревянной церкви, три иконы: Спаса Нерукотворного, Рождества Христова и старая доска, на которой виднелся лик Богоматери. Но там они нашли только две первые иконы, и последней не оказалось, ее отыскали уже на колокольне. Как и кем она была туда занесена – неизвестно. Неонилла с благоговением взяла эту икону к себе, обмыла и в тот же день отправилась с нею в село Фетинино, где поручила поновить икону живописцу, жившему в этом селе и известному своим благочестием и трезвою жизнью. Двенадцать дней постилась и молилась Неонилла; по ее просьбе постился и молился и живописец. Через 12 дней на этой иконе сама собою появилась рука Владычицы, прижатая к Лику. Живопись была темная, и обозначившаяся рука как бы служила указанием, что тут была написана икона Божией Матери «Утоли моя печали».

Когда живописец окончил свою работу, Неонилла возвратилась в Давыдово и в первый воскресный день пошла к обедне в свою сельскую церковь. Она молилась там со слезами, и во время херувимской песни удостоилась слышать глас от явившейся пред ее взорами Матери Божией. Божия Матерь стояла в царских вратах, а угодник Божий Николай Чудотворец в северных. Неонилла упала, не вынесши ослепившего ее света, и услышала глас Владычицы: «Неонилла! укрась Мой образ «Утоли моя печали» и тогда ты будешь разумна, и я Сама тебе помогу». Святитель же Николай строго сказал ей; «Неонилла, скажи всем, чтобы здесь поминали усопших и молились бы за них». Стоявшие близ нее, заметили перемену в ее лице; она побледнела и впала как бы в забытье, однако, вскоре оправилась, встала и начала опять со слезами молиться. По окончании божественной литургии, церковный староста подошел к ней и спросил, отчего она упала и с кем говорила? Девица рассказала о видении как ему, так и брату своему Захару, и усердно просила их чем-нибудь ей помочь. Захар с благоговением выслушал сестру и, поговорив с Кербеневым, обещал ей свою помощь. С того времени Неонилла перестала юродствовать, а ее односельчане перестали звать ее дурочкой. С той поры многие, по внушению свыше, стали приносить ей деньги и холст, оставляя на ее окне. Неонилла от одних принимала, а другим отказывала.

В то же время, к проживавшему в Муроме старцу Антонию пришла одна богатая, благочестивая женщина, из села Карачарова с вопросом: где находится село Дальне-Давыдово? он указал ей путь. Приехав в село, она спросила девицу Неониллу Борисовну и, входя к ней, сказала: «Неонилла! я тебе принесла свой жемчуг, по повелению Матери Божией» и, отдав драгоценности, продолжала: «принесу тебе и бархат», что по возвращении в Муром и исполнила. Была заказана богатая вышитая риза в Озябликовском погосте, где в то время проживали хорошие мастерицы; уплачено было и живописцу. Когда икона была совершенно украшена и стали поднимать ее для несения в Дальне-Давыдово, то все присутствовавшие услышали колокольный звон, тогда как на колокольне никого не было. Это чудесное знамение послужило поводом к тому, что в Озябликовском погосте отслужили молебен и с крестным ходом понесли святую икону до села Новоселок, от Новоселок до Ганина и от Ганина до Давыдова. Неонилла просила Давыдовского священника принять икону с подобающей честью, и он встретил ее с образами за лесом графа Шереметьева в 2 ½ верстах от села Дальне-Давыдова. Когда несли св. икону через село Новоселки, то народ стекался во множестве со всех сторон, и все спешили поклониться святыне, а когда принесли икону в сельскую Давыдовскую церковь, то семь человек больных получили исцеление, из которых одна девица была семь лет недвижима ногами, а, приложившись к св. иконе, встала и пошла. В том же году летом, когда от сильной засухи земля растрескалась, и народ опасался голода, то по просьбе Неониллы икону обносили вокруг всех полей Давыдовских и служили молебны, во время которых Неонилла молилась со слезами, и к общей радости в тот же день вечером разразилась сильнейшая гроза, полил дождь, и все поля освежились, хлеб поправился, червь исчез. После этого уже со всех окрестных сел и деревень стал стекаться народ в село Давыдово, для молитвы у св. иконы Владычицы мира, стали приходить и к самой Неонилле Борисовне просить ее св. молитв, так как с того времени Господь одарил ее и прозорливостью.

Стечение народа вызвало необходимость отделиться ей от матери. Крестьянин Никанор Емельянов выстроил ей особый домик в ¼ версты от церкви. В то же время присоединилась к ней на жительство из соседней деревни Якунихи, дочь бедных родителей, девица Агриппина Петрова, и из села Давыдова девица Дарья Зайцева. Агриппина и Дарья занимались сбором подаяний в пользу храма, преимущественно, холстом, который староста церковный продавал, и на вырученные деньги покупали свечи, ладан, церковное вино и деревянное масло для неугасимой лампады у иконы Матери Божией «Утоли моя печали». Неонилла время свое проводила в непрестанной молитве, а мать ее оставалась в своей крестьянской усадьбе, где жила со своим семейством. Со времени первого чудесного сновидения, Неоинилла перестала юродствовать и стала жить на пользу и утешение всем, к ней обращавшимся: она казалась счастливой и довольной; на прожитие добывали Агриппина и Дарья, которым она, ради смирения, всецело подчиняла себя, но не обошлось и без скорбей. Священник о. Иоанн стал преследовать Неониллу, отгонял народ от ее домика, неоднократно жаловался становому приставу, который, веря священнику, взял ее с братом Захаром под арест и отправил в острог; Агриппина же Петрова и Дарья Зайцева остались дома.

Но, когда людской суд обрек девицу и помогавшего ей брата на заключение в тюрьму, явилась на помощь Сама Божия Матерь. В сонном видении явилась Она жене станового пристава и сказала: «зачем засадил твой муж невинную девицу и брата ее в острог?» Проснувшись, женщина рассказала о том своему мужу, и он, пораженный сном жены, тотчас же без замедления приказал отпустить узников на свободу, и в его собственном экипаже возвратить их в село Дальне-Давыдово, с предписанием в волостное правление – ничем не оскорблять Неониллу и допускать к ней всех приходящих. Это очень обрадовало крестьян, и рассказ этот стал переходить из уст в уста. Одновременно явилась Пресвятая Дева и приходскому священнику о. Иоанну, сказав: «за что ты гонишь Неониллу?!» Вскоре после того, он сильно заболел, и пред кончиной своей послал за Неониллой, просил у нее прощения и, как только получил его, вскоре умер. Неонилла молилась три дня и три ночи у его гроба, на третьи сутки он явился ей во сне и благодарил ее, говоря: «твоими святыми молитвами я получил облегчение; я буду в хорошем месте».

Однажды, на Покров, когда ее сожительницы все пошли к поздней обедне, Неонилла, по нездоровью своему, оставалась одна дома, но, так как этот день был Праздничный, то она, затворившись, стала на молитву. Во время молитвы она сподобилась такого видения: вдруг отворилась перед нею запертая дверь, и дивный свет осветил ее; затем, точно на воздухе, вошла Матерь Божия со святыми апостолами Петром и Павлом, им предшествовали ангелы и пели: «Кто Тебе не ублажит, Пресвятая Дево...».

Усердная молитвенница Неонилла тяготилась постоянной молвой; душа ее стремилась к уединению, и она стала часто уходить в лес на Кряжеву сечь, и там молилась. Когда скончалась ее мать, в это время Неонилла ходила в Саровскую пустынь. Саров находится от Давыдова в ста пяти верстах. Неонилла Борисовна там приняла тайное пострижение и наречена была Надеждой. Это было в 1835-м году, через два года после кончины преподобного Серафима. Некоторые с большой вероятностью утверждают, что пострижение она приняла от старца Саровского Илариона, перешедшего в Саров из Валаама, вместе с игуменом Назарием в 1818-м году. Носила Неонилла всегда черное платье, вроде халатика, на голове белый или черный платок, под ним черную шапочку, при себе имела всегда и черные гарусные четки. Неоднократно приходилось ей видеть около оврага, где ключи, на земле какое-то небольшое пламя, в виде горящей свечи, которое видели многие, а чаще всех – дети, ходившие в лес за грибами и ягодами, почему это место старались обходить. Однажды Неонилла пришла к своему деду Феодору со словами: пойдем, дедушка, на ключи, там свеча горит! Он исполнил ее просьбу и, придя, сам видел это пламя. По просьбе Неониллы тогда же тут был отслужен молебен, после которого она сказала: «здесь, на этом месте, будет монастырь в честь иконы Божией Матери «Утоли моя печали», но мне не придется в нем умереть, мне придется выехать из него, для основания другой обители. Так повелевает мне Владычица; я не свое передаю тебе, дедушка, а передаю волю Пречистой» ... Свеча продолжала гореть, все, находившиеся тут, молились с благоговением и страхом. Это было последнее чудесное знамение благодати Божией инде праведной труженицей перед повелением ей свыше, как она говорила, в сонном видении оставить свой сельский домик и безотлагательно поселиться на жительство близ сказанного оврага, на ту самую часть его, где были ключи и являлось горящее пламя. Неонилла переселилась на Кряжеву сечь, для чего домик ее был перенесен на ключи. С того времени началось строгое пустынное жительство Неониллы и живших с нею сестер, которых в то время собралось до десяти человек; это было в 1845 году, на 33 году ее жизни. Мысль об основании обители встречена была местными и окрестными жителями сочувственно, и дело, начатое труженицей, мало-помалу развивалось, и давалось ей все потребное; собранные ею по духу сестры с благоговением и послушанием относились к своей любвеобильной наставнице и как бы рука об руку помогали ей во всех ее благих начинаниях.

В первое время их пребывания, жизнь их была суровая, труда было очень много. Неонилла, как рассказывают сестры с нею жившие, твердо уповала на помощь Самой Владычицы Пресвятой Богородицы, явившейся ей на молитве со словами: «Неонилла! устрой монастырь во имя Мое, обещаю тебе Свою Помощь; Я Сама буду управлять этим делом»! Ободренная обещанием Владычицы, она все трудности переносила благодушно. Кряжева сечь в то время принадлежала помещице Суровцевой и надворной советнице Лазаревой; первая дозволила Неонилле перенести из села свой домик на принадлежащий ей участок земли, дозволила и крестьянской девице деревни Якунихи, Агриппине Петровне построить свою келлию; тут же выстроился и третий домик. Неонилла все ночи проводила в молитве на коленях пред иконой Матери Божией «Утоли моя печали»; это была точная копия с чудотворной иконы, писанная тем же живописцем, который поновлял первую, доныне находящуюся в сельском Давыдовском храме. Часто она уходила в лес и там молилась и плакала; и этот плач сменялся песнопением, чтением акафистов и Псалтири.

С 1845 года до 1849 года Неонилле жилось тихо, мирно, спокойно; жила она со своими сотрудницами на Кряжевой сечи, а в церковь ходили на село; питались они милостыней. Имя Неониллы Борисовны было известно во всей окрестности. Средств не только на сооружение обители, но и на покупку земли под оную не было; но отшельницы не теряли надежды их получить, и эта надежда оправдалась через неожиданное появление странницы, пришедшей из Сибири в Давыдово на поклонение иконе «Утоли моя печали». Странница эта была из дворян Иркутской губ.; жила всегда в г. Иркутске; звали ее Дарьей Артамоновной. Остановилась она в доме Ивана Димитриевича Кербенева, принимавшего странников. Предание о ней говорит, что она была жена Иркутского казначея и имела свой капитал. Муж ее, проиграв в карты часть казенных денег, надеялся получить их из капитала своей жены, но, так как они жили недружно, то она, узнав об этом, отказала ему и, взяв весь свой капитал, бежала от него в Россию, и по Оренбургской дороге добралась до Давыдова. Помолившись в храме, она пришла и к Неонилле; пробыла у нее несколько дней и стала собираться в обратный путь. Взяв свою котомку, она отправилась по дороге в Муром. Целый день до поздней ночи плутала она по лесам Давыдовским, тогда еще дремучим; думая, что ушла уже очень далеко, она, между тем, ночью очутилась опять в Давыдове.

Прошло две недели. Дарья Артамоновна сильно заболела и, чувствуя приближение смерти, пожелала напутствования и принятия св. Христовых Таин; перед этим она приказала вынуть из своей котомки подушку, в которой хранились приготовленное ею на смерть платье и капитал, ей принадлежащий. Все это она передала Неонилле в полное ее распоряжение, ровно, и тот широкий кожаный пояс, в котором она носила золотые полуимпериалы и которые по ее воле, после ее смерти и сняла с ее окоченевшего тела Агриппина Петровна. Еще нашла икону в жестяном киоте, под которой хранились кредитные билеты и 12 золотых империалов. Эти золотые империалы она приказала употребить на ее похороны. Похороны были богатые, и доселе их помнят в Давыдове. Погребена она близ сельский церкви, где и ныне указывают старожилы на ее могилу, рядом с могилой сестры Неониллы Борисовны, Прасковьи Борисовны Захаровой. Таким образом, из далекой Сибири явилась в село Давыдово личность, невидимо призванная на помощь Неонилле, которая, получив нужные для основания обители средства, без замедления приступила к исполнению воли Владычицы.

Первым делом Неониллы Борисовны было найти человека умного, верного для покупки ни его имя земли, для передачи ее после общине, которому так же можно было бы поручить постройки, необходимые для устройства обители. Выбор ее пал на Валериана Владимировича Аристова, жившего в своем небольшом имении в селе Кирюшине с двумя родными сестрами, девицами, отказавшимися, как и он сам, от жизни семейной. Это было в начале 1850 года; Валериан Владимирович приобрел покупкой как всю Кряжеву сечь, так и многие близлежащие земли. Из актов известно, что до специального размежевания земель села Давыдова, в числе владельцев общей дачи находились коллежская регистраторша Суровцева и надворная советница Лазарева. В 1850 году Аристов приобрел их участки: от первой 123 ½ десятины, и в 1851 году от второй 185 ½ десятин, всего 309 десятин, лугов 28 и лесу 202 десятины. В 1851 году 11 февраля прибыл на Нижегородскую епархию преосвященный Иеремия. Аристов обратился к нему за советом и благословением, и представил ему того же года 24 марта все крепостные акты в подлиннике, обещая на все 309 десятин выдать дарственную запись на имя женской общины в честь иконы «Утоли моя печали», которую он имеет намерение основать при селе Давыдове, о чем и просил Его Преосвященство ходатайствовать пред Св. Синодом, обязуясь принять на себя первоначальную постройку деревянной церкви, келлий и ограды, и также содействовать, по мере возможности, сооружению в той общине каменного храма. Преосвященнейший Иеремия принял ходатайство Аристова благосклонно и, со свойственной ему ревностью, дал этому делу надлежащий ход 7 июня 1851 года.

Преосвященный ходатайствовал пред Св. Синодом об открытии женской общины и укреплении за оной жертвуемой земли. Сам же, своим святительским благословением, разрешил Аристову приступить безотлагательно к производству необходимых построек. Аристов, заручившись архипастырским сочувствием к намерению Неониллы, поспешил приступить к работам. Но тут, как и всегда в таких случаях, враг мира и любви посеял между Аристовым и Неониллой Борисовной недоразумение, относительно выбора места для устройства обители. Но вскоре, это недоразумение прекратилось, благодаря имени преподобного Серафима Саровского. Было следующее обстоятельство: девица из дворян Матрена Васильевна Загарина, земля которой была смежна с названным «Мокрым местом» или «Кряжева сечь», лет сорок жившая тут в своем маленьком домике (впоследствии купленном графом Шереметьевым), была огорчена до глубины души разногласием между строителем и основательницей общины. Она с молодых лет хорошо знала преподобного Серафима, бывала у него в Сарове, руководилась его советами, а после его кончины всегда усердно его поминала и во всех своих затруднениях просила его помощи. Так поступила она и теперь. Однажды вечером, перед сном помолившись Богу, они просила преподобного Серафима указать, где он благословит устроить обитель. Уснувши, она видит преподобного Серафима молящегося на коленях на том самом месте, где теперь построен соборный монастырский храм в честь иконы Божией Матери «Утоли моя печали». Она подошла к нему со слезами и спросила, где он благословит соорудить обитель? Старец отвечал: «матушка, не беспокойся! здесь, здесь, здесь», повторил он трижды, «на этом месте благословил Бог быть обители». Тотчас она проснулась вся в слезах, и поблагодарила Бога и преподобного Серафима. Призвав к себе всех, живущих с нею в доме, она объявила им о бывшем ей сновидении. Валериан Владимирович Аристов не дал веры этому сновидению, и не внял просьбам Загариной. Неонилла плакала и молилась. Валериан Владимирович уже окончательно избрал местом для обители урочище «Романовку» в лесу, отстоящем от Кряжевой сечи в двух верстах, как более удобное и более отдаленное от села, а главное, более возвышенное. Он уже начал возить строительные материалы, выстроил сперва маленькую деревянную часовню, затем стал ставить амбар и погреб. Неонилла уже больше не спорила, но своих убеждений не оставляла, и наложила на себя и своих сестер пост и молитву. Двенадцать дней продолжалась эта искренняя молитва, слезы ручьями лились из очей Неониллы. Она взывала к Матери Божией открыть Аристову Свою волю и указать место, избранное для основания обители. И вот, в двенадцатую ночь над Кряжевой сечью спустился с неба свет, и стало там так светло, что на селе можно было читать. Свет этот был виден издалека, так как ночь была темная, осенняя. В это время, поставленный Аристовым амбар разрушился, стал рушиться и погреб, а погребная яма мгновенно залилась водой. Тогда Аристов понял, что это наказание свыше.

На следующий день он пошел с сестрами ни Кряжеву сечь; день был ясный, теплый, а то место, где ныне монастырь, было покрыто росой! После долгой молитвы, кругом стало сыро, а то место, назначенное для храма, стало совсем сухое. Тогда не только Аристов, но все, тут бывшие, сестры изумились и опять начали молиться. Неонилла Борисовна в молитве призывала вслух преподобного Серафима, просила его помощи и потом все вместе начали петь тропарь: «Утоли болезни многовоздыхающия души моея, утолившая всякую слезу от лица земли». Тут Неонилла обрела между кустами тот самый крест, который, в присутствии мальчика Дубова, преподобный Серафим водрузил в 1785 году. Неонилла тогда сказала Аристову: «вот здесь, умна голова, как она называла его обыкновенно, будет собор во имя Матери Божией «Утоли моя печали».

Этот крест оставался тут долгие годы и был прикреплен к длинному шесту, а впоследствии по распоряжению начальства водружен на месте закладки соборного монастырского храма. Таким образом, сбылись в 1862 году слова преп. Серафима, сказанные им старице Марфе Артемьевне за два года до его смерти, т. е. в 1831 году. Этого креста не снимали с постройки до водружения пяти металлических крестов, а потом, как передавала старица Марфа Артемьевна, по распоряжению первоначальницы общины, он был положен под престолом придельного храма, который, именно в память этого события, и был освящен в честь Воздвижения Креста Господня, в 1872 году. Прошло много времени, а в Саровской пустыне до сих пор сохранилась память о том, как преподобный Серафим много заботился об устройстве там женского монастыря, и как склонял к тому, часто к нему приходившую, Неониллу Борисовну. В Сарове сохранилось предание, что Преподобный особенно любил эту местность и бывал там неоднократно.

После обретения креста Валериан Владимировичи более спорить не стал; все строительные материалы и развалившиеся строения были перевезены из Романовки на Кряжеву сечь, была перевезена также и выстроенная там деревянная часовня. Понятно, что после всего вышеописанного, народ во множестве стал стекаться к Неонилле Борисовне. Сестры, с нею жившие и разделявшие ее труды, рассказывали, что молитва ее имела такую силу, что все, о чем она просила, исполнялось. Крестьяне окрестных селений снабжали ее маленькое общежитие всеми нужными для жизни продуктами, приводили ей коров и лошадей, когда она в них нуждалась. Она уповала на милосердие Владычицы, и по вере ее давалось ей. Однажды нуждались сестры в дойной корове, а денег не имели, чтобы купить таковую, и пришли к Неонилле со своею скорбью. Она их успокоила и стала вслух молиться: «Матерь Божия! дай нам коровушку, молочка хочется, нечем и странников кормить!», и что же? на другой день утром мужичок привел ей в дар коровушку с теленком. Таких случаев бывало много, о которых с благоговением рассказывали все, знавшие и жившие с ней; народ шел к ней со всех сторон, толпился у ее келлии и в будни, и в праздники; к словам ее имели большую веру; по ее молитвам иногда бывали исцеления от болезней. Таковое совершилось и над крестьянкой села Давыдова 80-летней старицей Варварой Феодоровной Кербеневой, которая рассказывала о том со слезами умиления.

Сам Бог прославлял верную рабу Свою! Так, однажды, в летнее время, ночною порой, пасли крестьяне своих лошадей; было уже далеко за полночь, как вдруг над молельной старицы образовался огненный столб, восходящий к небу. Изумленные крестьяне подошли ближе, до слуха им доносилось пение; они стали вслушиваться и узнали голос Неониллы, взывающий о помощи Владычице. Ночное правило уже было окончено, сестры разошлись по келлиям, все отдыхали, одна Неонилла бодрствовала и молилась.

Неонилла Борисовна Захарова, в инокинях Надежда, была великая подвижница. Часто бывали ей страхования от врага зримо к ней приступавшего и наносившего ей скорби, но она мужественно переносила все его козни, отражала его, осеняя себя крестным знамением, и продолжала молиться безбоязненно. Отдых позволяла она себе самый краткий; случалось, что она засыпала иногда, молясь на коленях, и когда проснется, то вскочит и начнет себя укорять ленивой и нерадивой, заплачет и опять примется за молитву. Так проводила труженица ночи, а днем искала себе труда другого: пойдет в лес очищать сухие сучья, готовить их на топливо. Своими руками вырыла она колодезь, доныне существующий и никогда не иссыхающий. Монахиня Валентина, прежде Вера Петровна, с малолетства поступившая с своей матерью на жительство в монастырь к Неонилле Борисовне, рассказывала, что за водой они ходили на село, о чем старица сильно скорбела, – другого колодца вблизи ни было. Однажды она подозвала к себе свою Вероньку, которой в то время было шесть лет, и сказала: «а, Веруня, у нас воды нет, надо расчистить ключи, надо устроить колодезь, пойдем по оврагу, разыщем их, их там много». Пошли они туда, переходя от одного ключа к другому, наконец, был найден тот самый ключ, над которым она с юных лет видела горящие свечи; с молитвою и пением стала она своим топориком отсекать сплетшуюся с древесными корнями траву, вырыла сама ямку и, к великой общей радости, на глубине аршина открылся обильный ключ, потекла быстрая, студеная вода. Возблагодарив Бога за великую Его милость, приступила она к устройству колодезя. Излишняя вода стекала в овраг; тогда, с помощью спасающихся тут сестер, Неонилла Борисовна сама его очистила, вырыла его поглубже и вскоре он наполнился водой. Пруд этот, проточный, как и колодезь, существует доныне.

Вскоре после того озаботилась наша труженица устройством и другого колодезя, внутри обители, предсказав, что одного будет со временем для обители недостаточно. Призвала землекопов и, указав им место, где копать, сказала: «а здесь вода откроется на глубине сажени», что и сбылось. Начало трудов было положено ею вместе с землекопами, она стала копать землю, все время призывая на помощь Владычицу нашу, Пресвятую Богородицу. Этот колодезь изобилует водою и доныне снабжает ею весь монастырь. В обоих колодезях вода, особенно летом, вкусна и холодна.

Вышеупомянутая монахиня Валентина были свидетельницей в детстве своем всех подвигов Неониллы; она рассказывала, что однажды пошла она с нею в лес, старица легла на поляне вблизи их убогого жилища, а свою возлюбленную Веруню посадила возле себя. Устремив глаза свои к небу, Неонилла молилась молча, потом вдруг быстро встала и с воздетыми руками бросилась на колени, слезы текли из ее глаз, и она громко воскликнула: «а, Веруня, Веруня! что я вижу! – Матерь Божия, Владычица Пресвятая, это Тебя я вижу! Ты Сама Владычица мира, покрываешь нас, здесь живущих, Своим святым омофором! Матерь Божия! Ты к нам, грешным, пришла со святыми апостолами, мучениками и всеми святыми!» Праведница умолкла, – видение окончилось, и она упала на землю, и долго так лежала; Веруня в изумлении смотрела на нее; безмолвие длилось с полчаса, затем Неонилла пошла в свою келлию; входя в нее, она обратилась к живущей с ней Агриппине Петровне, сказав: «ах, Груня, что я удостоилась видеть! Над нами, грешными, Матерь Божия Сама держала Свой святой омофор и покрывала нас им; Она Сама к нам приходила на воздусех со всеми святыми апостолами, мучениками и всеми святыми!» Тут она залилась слезами; «а что было после, я, – говорила м. Валентина, – не помню, я ушла к своей маменьке в келлию, а они остались». Вот как жила и чего удостаивалась основательница обители Дальне-Давыдовской; эта дурочка, за которою в детстве со смехом и укоризнами бегали ребятишки со всего села.

Дни проходили за днями – подвижница молилась, Агриппина, путем сбора продуктов и денег за чтение Псалтири по усопшим, приобретала все необходимое для пропитания; прочие сестры молились и трудились, а Валериан Владимирович Аристов заботился о благоустройстве внешнем. На деньги странницы Дарьи Артамоновой производились постройки: он обнес их деревянным забором, выстроил двухэтажный деревянный корпус, в котором устроил молельню, выстроил кирпичный сарай и гумно с овином.

Сестрами разведен был ягодный сад; понемногу собиралась и ризница церковная. Предсказание, бывшее в 1831 г. старице Марфе Артемьевне, было повторено и в 1848 г. незабвенным иеромонахом Парфением Киевским, у которого была Неонилла Борисовна вместе с Натальей Андреевной Загребиной, проживавшей в соседней селу Давыдову деревне Новой. Она передает, что иеромонах Парфений сказал при ней, вручая Неонилле Борисовне икону Успения Богородицы и, благословляя ее на предстоящий великий подвиг: «велика у вас слава будет, вторая будет лавра». С верой приняла эти слова Неонилла Борисовна и всегда помнила их.

83-летний старец Антоний Муромский, кончивший свою жизнь в г. Ардатове 29 июня 1861 года, с 1854 года имел большую заботу об этой обители, и много помогал ей советами и молитвами; заботился о ней также и Филиппушка, в монашестве Филарет, известный основатель Гефсиманских пещер близ Свято-Троицкой Сергиевой лавры под Москвою; он любил и уважал старицу, помогал ей и словом, и делом. По словам его сына, иеромонаха Галактиона, начальника скитской киновии, Неонилла Борисовна бывала у него еще чаще в то время, когда Филарет жил в Лавре под покровительством отца наместника Антония. Через его посредство, в 1854 году она познакомилась в Москве с известной по своему благочестию фрейлиной баронессой Аглаидой Григорьевной Розен, в тайном монашестве Алексией. Эта опытная и влиятельная особа, глубокоуважаемая митрополитом Филаретом, просила его подвинуть дело об утверждении Дальне-Давыдовской общины, начатое еще в 1851 году. В 1857 году, стараниями баронессы Розен, и благодаря мощному влиянию митрополита Московского Филарета, Дальне-Давыдовская община была Высочайше утверждена. Первый вклад, присланный из Москвы пустынножительницам на сооружение храма, в честь иконы Божией Матери «Утоли моя печали», был прислан в размере 1000 руб., именно баронессой Розен, это было в 1857 году, почему в первом синодике общины и записан был род баронессы Аглаиды Григорьевны Розен за № 2, после рода Валериана Владимировича Аристова. До утверждения общины отшельницы занимались исключительно тяжелыми работами и чтением Неусыпаемой Псалтири, – кто бы ни умер в селе или окрестностях, имя умершего записывалось для поминовения, невзирая на то, знаемый это был или незнаемый, даны ли были деньги или нет. Старица молилась о всех одинаково и заставляла молиться своих сподвижниц; приносимыми же деньгами за поминовение делилась с причтом Давыдовской сельской церкви.

Прошло двенадцать лет со времени переселения Неониллы Борисовны из села на Кряжеву сечь, наступила для общежития новая пора. 17 февраля 1858 года Высочайше утвержденная община была открыта; первоначальницей ее назначена из Крестовоздвиженского Нижегородского монастыря рясофорная послушница Антония, в миру Вера Ивановна Соколова, получившая всестороннее образование в Смольном институте.

В то время рясофорной послушнице Антонии Соколовой было 28 лет, но, несмотря на свою молодость, она вела себя строго и взялась за дело, порученное ей начальством, с усердием. Земля, купленная, по поручению Неониллы Борисовны, на имя помещика Валериана Владимировича Аристова, в 1850 и в 1851 годах не была еще им укреплена за общиною; Нижегородская гражданская палата потребовала 250 рублей для укрепления за общиною этой земли, без чего нельзя было совершать дарственную, и Антония поспешила внести из своих собственных денег нужную для уплаты крепостных пошлин сумму, за что, как видно из ее формулярного списка, ей была объявлена, указом Консистории, архипастырская благодарность.

В 1860 году воля Всевышнего извела смиренную труженицу, рабу Божию блаженную Неониллу, в инокинях Надежду, из дорогих ей лесов Давыдовских, где она с юности уединенно молилась, где столько слез и трудов ею было положено для прославления Владычицы Пресвятой Богородицы. При прощании с нею были плач и рыдания. Первоначальница Антония до трех раз при всех сестрах кланялась ей до земли, просила не оставлять обители, обещала ей всевозможный покой, и сама плакала, провожая ее, но Неонилла сквозь слезы смиренно отвечала: «простите, сестры, не моя воля, а воля Царицы Небесной, мне надо основать еще другую обитель». Поводом к уходу было неудовольствие между м. Антонией и Агриппиной, с которой Неонилла расстаться не могла.

Мать Антония Соколова неуклонно старалась установить требуемые начальством должные порядки. Скорбен был ее жизненный путь, но зато он был основанием благоденствия сестер, ей вверенных, он был началом правильной в обители жизни, началом исполнения уставов православного монашества и православной нашей Церкви, так как до того времени в общине той монашеской дисциплины не существовало, молитвенные правила как общее, так и келейное, по неграмотности основательницы, исполнялись по произволу, а потому, все нововведения показались сестрам странными. М. Антония высказывала старицам свое мнение, разумно поучала их, но не все сочувствовали ей, не все желали последовать ее примеру. Дела хозяйственные были в крайнем беспорядке: пришлось преобразовывать все и всех, пришлось бороться с закоснелыми убеждениями, быть первой как на молитве, так и в трудах. Неоднократно в минуты откровенной беседы с близкой ей особой, жившей в Москве, она горько плакала при воспоминании о всем том, что пришлось ей перенести, живя в Давыдове, не имея, с кем поговорить и посоветоваться. Слезы, в часы молитвы и уединения, были единственной отрадой для ее любвеобильного сердца, для ее пламенной души. Часто по делам службы она ездила в Нижний, Муром и Москву; этими поездками, по ее словам, она освежалась и телом, и духом, приобретала и благодетелей, помогавших ей своими средствами для возведения нужных построек. Находила она их, преимущественно, среди Муромского купечества, среди некоторых благочестивых и богатых крестьян окрестных селений, до сих пор сохранивших о ней благодарную память, как о личности умной и благонамеренной, всегда приветливой, всегда готовой им помочь и словом, и делом. Сестер в то время было собрано, как говорят, около восьмидесяти человек. К больным она была очень сострадательна, – ухаживала за ними, сама бесплатно лечила народ, обращавшийся к ней за врачебной помощью. Ее личными заботами и трудами, наравне с сестрами, осушены болота, окружавшие обитель, устройством канав на протяжении 2638 сажень, и расчищено 50 десятин лугов. Бывало, придет с работы в мокром до колен сарафане; куда девалась нежность воспитания, привычка к роскоши, – все принесла она в жертву обители Давыдовской; наденет на себя кафтан мужицкий, сапоги высокие и впереди сестер-тружениц идет и она, начальница-труженица, ободряя их во время отдыха и разделяя скудную пищу. Многие ее осуждали, но она, как благовоспитанная особа, не обращала внимания на все эти насмешки; она в часы труда была труженица-крестьянка, в часы богослужения и приема посетителей держала себя, как следует благовоспитанной особе и настоятельнице. В келлии любила простоту, занималась чтением духовных книг; часто собирала к себе сестер и читала им вслух, увлекаясь чтением отеческих творений, плакала и внушала сестрам подражать подвижникам благочестия; роскоши себе никакой не позволяла ни в пище, ни в одежде. Двенадцатый час ночи никогда не просыпала, сама вычитывала полунощницу и акафист Божией Матери, и в 4 часа утра ходила звонить к утреннему правилу, и являлась первою в храм. Сама читала, сама образовала хор и в церкви всегда сама пела, строго следя, чтобы все сестры вставили на молитву; неимущим помогала в их нуждах, иногда со своих ног снимала обувь и отдавала нуждающейся сестре. Одним словом, она была мать, и мать сострадательная. Когда случалось обидеть кого словом, то после того она горько плакала, просила прощения и старалась, чем только могла, утешить оскорбленную.

В трапезе м. Антония также установила должный порядок и чтение жития святых, чего до нее не было; пищу улучшила, установила форму одежды, озаботилась устроить домовую церковь, которая была освящена 20 октября 1858 года, во имя «Всех Святых». Испросила общине штатного священника, учредила стройное пение и внятное чтение, выучила канонаршить. Одним словом, преобразовала все порядки к лучшему, во всех частях управления общиною, устроила рукодельную, образную, цветочную; что умела сама, тому и научила сестер.

Когда задумала строить храм, в честь иконы Матери Божией «Утоли моя печали», имея вначале на ту постройку всего только 4000 рублей, она завела сперва свой кирпичный завод. Нередко, вместе с сестрами подносила на поемках кирпич каменщикам. После закладки, которая была в 1861 году, работы шли очень успешно. Муромский купец Михаил Козьмич Зворыкин и другие много жертвовали на устройство храма, но, с прекращением сбора, на три года работы должны были временно остановиться. М. Антония, воодушевленная чистой и горячей верой, не падала духом, но, твердо уповая на всемогущую и всесильную помощницу Царицу Небесную, она просила помочь ей, и Матерь Божия вскоре ее утешила. По внушению свыше, к ней приехала из С.-Петербурга на жительство в общину очень ее любившая тетка, вдова надворного советника Дарья Ивановна Таборина, которая своим капиталом помогла ей настолько, что храм был, милостью и помощью Божией, окончен в 1868 году, оштукатурен внутри и снаружи, и правый придел в честь Воздвижения Креста Господня освящен 17 сентября 1872 года.

По хозяйственной части дело шло своим порядком, но много сделать она не могла, так как до 1865 года ей не выдавали сборных книг, а с 1865 года по 1875 год, когда она передала управление общиною своей преемнице, выдавалось ей по одной книге в год. Но, несмотря на это, первоначальница Антония Соколова неусыпно трудилась и с 1858 по 1863 произвела следующие постройки: 1) сестринский двухэтажный корпус, 2) распространила деревянную ограду, 3) священнический дом, 4) кирпичный завод, 5) ветряную мельницу и, наконец, приобрела пожарный снаряд, и устроила небольшой пчельник. С 1862 г. по 1869 г. производилась постройка храма в честь иконы «Утоли моя печали» собственными средствами. Вообще, м. Антония помогала обители, почему могла оставить ее без всяких долгов. Епархиальное начальство, довольное ее управлением, дорожило ею. Крест несла она тяжелый и, наконец, стала тяготиться множеством дел, которые отвлекали ее от молитвы и чтения. В 1868 году, в ночь на 8 сентября, в Саввинской Звенигородской обители, под Москвой, у раки преподобного Саввы, она была пострижена в схиму настоятелем этой обители преосвященным епископом Леонидом, викарием Московским, впоследствии архиепископом Ярославским. Имя ее осталось то же – Антония... Сколько слез было ею пролито в эту священную для нее ночь. Исповедовал ее сам преосвященный, 8 числа он совершил торжественно литургию в том же храме, за которой сам ее приобщал святых Христовых Таин. С тех пор она особенно отяготилась житейскими заботами; она желала монашествовать и умереть в своей обители, но Господь судил иначе.

В 1875 году она сдала общину своей преемнице, Крестовоздвиженского монастыря монахине, Филарете. А в 1876 году, помимо своей воли, покоряясь совету благочинного монастырей архимандрита Лаврентия, чтобы успокоить своих недоброжелателей, решилась навсегда оставить ею пересозданную обитель. Выехала она из оной, сама не зная куда. Посетила разные монастыри и в последнюю Русско-Турецкую войну трудилась на перевязочных пунктах, была сестрою милосердия. Наконец, пришлось ей умереть в селе Кубанки, по Смоленской железной дороге, 28 мая 1882 г. Перед кончиною была особорована св. елеем, исповедана и приобщена св. Христовых Таин, священником того же села; вообще, кончина ее была мирная, истинно христианская. Погребена там же, близ сельской церкви, оставив по себе везде добрую память. Сестра, находившаяся при ней, писала потом в Давыдовскую общину: «я сроду не видала таких больных, – лежала она, как смиренная агница, вся была углублена в Бога, а эта болезнь продолжалась 4 месяца. Перед кончиною за два дня слышно было, что она все с кем-то разговаривала, – вдруг подозвала меня и говорит: «Дуня! видишь воинов? они меня уже записали, хотят меня взять через два дня в свой монастырь!» С тем и умолкла, и действительно, эти слова сбылись: на третий день она умерла. Жаль и больно, что не пришлось ей умереть в своей обители, лежит она одиноко на чужой стороне!» Мир праху ее и вечная память!

Выехав из дорогой ей Дальне-Давыдовской обители Неонилла поместилась в селе Кирюшине, у помещика Аристова, где и прожила до 1864 года, а с 1864 года они нашли себе убежище у князя Звенигородского; все скорби и труды Неонилла переносила с обычным ей терпением, смирением и кротостью, и твердо верила в помощь Матери Божией, Которая сказала ей, что она в Давыдове не останется, что ей повелено Богом основать еще и другую обитель.

И вот, слова эти сбылись, она, с Божией помощью, основала другую общину в урочище, под названием «Кутузовка», которая, по ходатайству преосвященного епископа Модеста, Высочайше утверждена в 1886 году. Агриппина Петровна, по-прежнему была в постоянных хлопотах и разъездах. Быв ранее в недружелюбных отношениях с первоначальницей Антонией, она, по милости Божией, сознала перед нею свою вину, и к общей радости Давыдовских сестер, незадолго до своей кончины, примирилась с Антонией, встретившись с нею на пути: Агриппина ехала из Якунина, а Антония из Нехайки. Минута была очень трогательной, обе остановили своих лошадей, вышли из повозок, со слезами поклонились друг другу в ноги, прося прощения. Примирение произошло в присутствии послушницы Дальне-Давыдовского монастыря Пелагии Алексеевны, потом монахини Павлы и казначеи обители; вскоре после этого, Агриппина скончалась. Миролюбивая м. Антония ездила в Кутузовку поклониться праху ее и просить рабу Божию Неониллу Борисовну переехать к ней в Давыдово; но сестры Кутузовские не отпустили ее, особенно, родная ее сестра Александра Борисовна, жившая с ней, сильно этому воспротивилась. Неонилла же Борисовна на предложение матери Антонии сказала ей пророчески: «тебя ожидает великая скорбь, ты и сама скоро выедешь оттуда, и это будет вскоре после моей кончины, а в Давыдове будет начальницей монахиня, при которой, перед концом ее управления, община наша будет утверждена монастырем». И, действительно, так и случилось: в 1875 году скончалась раба Божия Неонилла, а 3 июля того же года первоначальница Антония, вследствие своего собственного прошения, оставила управление общиной, а в 1876 году уехала из оной навсегда. Неонилла Борисовна в последний раз приезжала в село Давыдово на праздник иконы Божией Матери «Утоли моя печали» и в обитель, в январе 1874 года, и тогда же, пришедшим к ней на благословение сестрам, говорила: «у вас будет монастырь, все вы будете монахини, духом живу всегда я с вами, плачу о дорогой мне обители, но возвратиться не могу; и с вами, а вы со мной, и в будущей жизни все будем вместе». Она рассказывала им свой сон: «после молитвы я уснула и вижу пред глазами моими две обители, между ними протекает золотая речка, соединяющая их, я по ней ходила взад и вперед от одной обители к другой». Этот сон обрадовал старицу до слез, и она объяснила его так: что обители эти соединяются любовью и родством духовными

Скончались же обе подвижницы Агриппина и Неонилла при следующих обстоятельствах.

10 августа 1872 года Агриппина с послушницей своей, по имени Анна, отправилась из Кутузова в Н.-Новгород хлопотать об отводе земли под обительское кладбище. Послушница была за кучера. В Нижнем тогда свирепствовала холера. Окончив благополучно свои дела, через неделю мать Агриппина уже возвращалась домой, как вдруг по дороге в селе Вязовке она почувствовала себя нехорошо, видимо, заболев холерой. Несмотря на это, она настойчиво потребовала от послушницы ехать дальше и сумела уверить испуганную послушницу, что болезнь ее не коснется. Однако, в следующей деревне (Буграх) больной сделалось настолько плохо, что пришлось остановиться. Больную принял в свой дом, хорошо знавший и почитавший Кутузовских подвижниц, старшина. Здесь больная пожелала особороваться маслом, после чего ей стало значительно легче, а через несколько дней путницы тронулись в путь. Всю дорогу Агриппина беседовала с послушницей о своей близкой кончине; но, не желая ее пугать, говорила о своей смерти издалека, намеками. Было заметно, что мать Агриппина все слабела и слабела. Не доезжая до Кутузова верст около пяти, послушница заметила, что больная вдруг как-то стала очень покойна. Едва послушница обратила на нее внимание, как почему-то ей пришло в голову торжественно-печальное похоронное: «Святый Боже, Святый крепкий» ... Аннушка невольно вздрогнула и тут же поняла, что мать Агриппина скончалась. Сознание одиночества рядом, хотя и с дорогим, но бездыханным трупом, да еще посреди глухого дремучего леса, ужасом наполнило все ее существо. Невольный страх и, в то же время, какой-то благоговейный трепет пред величием тайны смерти объял ее душу... Слезы брызнули из глаз... Уста невольно зашептали молитву... А в ушах настойчиво раздавались печальные звуки погребальной песни... Казалось, она, эта песнь, неслась откуда-то со стороны, из леса... Казалось, что пели ангелы...

Когда послушница с бездыханным трупом почившей матери Агриппины, в иночестве Афанасии, прибыла в Кутузово, было около 8 часов вечера. Сестры были в трапезной и тотчас же вышли навстречу усопшей; они внесли почившую в здание и окружили ее тесной толпой. Многим в это время показалось, что мать Агриппина открыла глаза и прощальным взором обвела присутствующих. В тот же вечер ее положили во гроб и торжественно вынесли в храм. Могилка матери Афанасии (Агриппины) была основанием Кутузовского кладбища. Это было 24 августа 1872 года.

Смерть Агриппины произвела сильное впечатление на ее спутницу в жизни Неониллу. Последняя стала также быстро дряхлеть, и заболела водянкой. Болезнь сильно беспокоила Неониллу, но она терпеливо переносила ее, и, подобно праведному Иову, не произнесла ни одного слова ропота или недовольства на Господа Бога. Чем немощнее становилась она телом, тем, казалось, была бодрее духом. Спустя года четыре после смерти Агриппины, она не могла уже сходить с места, и так проболела в постели около полугода, не двигаясь с места. На ногах у нее открылись раны, из которых сочилась вода. Болезнь протекала чрезвычайно мучительно. Постоянное ожидание скорой смерти, богомыслие, горячая любовь к Богу, крепкая вера и твердая надежда на Его бесконечное милосердие сделали мать Неониллу как бы озаренной свыше даром предведения. Во время своей болезни она, как уже было сказано, была немало утешена приездом к ней начальницы Давыдовской общины, матери Антонии. Предчувствуя час своей кончины, мать Неонилла пожелала напутствовать себя пред отшествием в вечность св. таинствами Причащения и Елеосвящения. Опечаленные сестры собрались у постели своей умирающей начальницы. Горячо и усердно молились они в то время, когда священник совершал эти святые таинства над умирающей. Потом мать Неонилла благословила каждую из сестер и, прощаясь с ними, говорила: «я поручаю вас Заступнице мира, не плачьте обо мне, живите так, как жили при мне; во всем помогайте друг другу и любите друг друга. Не покидайте Кутузовской обители и молитесь об упокоении моей грешной души. А я, если буду иметь дерзновение пред Господом, буду молиться за всех вас»...

– «Кого же ты, матушка, назначаешь после себя на управление?» спрашивали сестры.

– «Трех... сказал она, показывая три пальца руки. Одна будет управлять вами три дня, другая до шести недель после моей смерти, а третья будет вашей начальницей». Сказав это, мать Неонилла, в иночестве Надежда, тихо отошла в вечность на 60 году жизни, 27 января 1875 года, на третий день после обительского праздника в честь иконы «Утоли моя печали». Тиха и спокойна была ее кончина, как кончина праведницы, подвигом добрым подвизавшейся, течение скончавшей, веру соблюдшей и ожидающей суда Милостивого и Всеправедного Судии.

Согласно ее воле, прах ее погребли рядом с прахом ее сподвижницы Агриппины. Как на земле, живя вместе, они руководились заветами общего своего духовного наставника, приснопамятного отца Серафима, так и по смерти пожелали телом лежать вместе, до всеобщего страшного суда Божия32.

* * *

32

Кутузовский Городицкий женский монастырь Ардатовского уезда, Нижегородской губернии. Н.-Новг. 1907 г. Исторический очерк Дальне-Давыдовского общежительного женского монастыря, Нижегородской епархии. Каз. Тип. Амвр. пуст. 1908 г.


Источник: Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков / [Никодим (Кононов), еп. Белгородский]. - [Репринт. изд.]. - Козельск : Введен. Оптина пустынь, 1994-. / Август. - 1994. – II, 699, [2], II с.

Комментарии для сайта Cackle