У свт.
Григория Паламы («Исповедание православной веры») относительно Сына прочитал непривычную формулировку:
«Отец безначальный… единственный единого Сына Отец и присносый единственный Отец и Изводитель;
более великий Сына и Духа, но это только как причина, во всем остальном Тот же Самый как Они и равночестен.
Которого
Сын один, безначальный как безвременный, не безначальный же как имеющий началом и корнем и источником Отца…
ибо причина и начало Его существования Отец, но причина и начало всех созданных, как сущих всех через Него.»
Конечно, предвечное рождение Сына и исхождение Духа – непостижимая для нашего ума тайна, но такие определения Г.П., как «причина» и «начало» как-то настораживают. Они как бы имплицитно предполагают некую «точку отсчета». Термин: «Иже от Отца
рожденного», в Н.Ц.С.В., воспринимается естественнее. С тварной человеческой сущностью понятно, она не только получила бытие от Творца, но и само ее бытие беспрерывно поддерживается Творцом. А вот как несотворенный Сын, Пантократор,
имеет начало (пусть и безвременное) и
причину, это сложнее осмыслить. Логика навязывает, что, либо Его личность совечно и
беспричинно («автономно») неслиянно и нераздельно сосуществует с Отцом и Духом, либо Сын должен быть некоей «эманацией» Личности Отца, т.е. не абсолютно индивидуальной, в высшем понимании. Попутный вопрос: чем качественно отличаются рождение и исхождение?
Читая Паламу, возникает предположение, что слова Иисуса:
«Отец Мой более Меня» (Ин.14:28) означают Его «неравенство» Отцу не в земном состоянии кенозиса, а онтологически – как имеющего для Своего бытия «начало и причину». Здесь невольно напрашивается идея т.н. субординационизма. Можно ли считать Отца первым среди равных? Вообще, как следует понять взаимоотношения и взаимодействие Ипостасей, чтобы не впасть в ересь?