К предыстории славянства

§ 1. Гай Плиний Секунд (Старший; далее – Пл.) родился в 23 или 24 г.н.э. в Комо в семье всадника; погиб в 79 г. в Стабиях, наблюдая извержение Везувия (Suet. Vita Plin. Sec; Plin. Min. Epist. VI. 16. 20). Начал службу префектом вспомогательной фракийской когорты (OGIS, И, 586, 3). С 47 г. участвовал в военных кампаниях в Нижней Германии (Plin. N. h.III.28, XVI.2, XXXI. 19.25, XXXIII. 143; Plin. Min. Epist. III. 5. 3–4; OGIS, II, 586, 6). Был однополчанином Тита, впоследствии императора (Plin. N. h. praef. 3). В 52 г. оставил на время военную карьеру и все правление Нерона держался в тени (Plin. Min. Epist. III. 5. 4). После прихода к власти Веспасиана, к которому он был близок (Plin. Min. Epist. III. 5. 7; 9; 18), в 70 г. Пл., возможно, замещал командующего войсками в кампании против иудеев, затем мог оставаться на Востоке прокуратором Сирии и командующим легионом в Египте (OGIS, II, 586, 5–10). О личном знакомстве Пл. с Востоком говорят многочисленные детали в его «Естественной истории» (Plin. N. h. V. 78, 128; VII. 75; XII. 111 etc.). Светоний пишет, что Пл. неоднократно успешно исполнял должность прокуратора. Но это может относиться к финансовой прокуратуре в Тарраконской Испании, о которой сообщает Плиний Младший (Plin. Min. Epist. III. 5. 17). Пл. бывал также в Нарбоннской Галлии, Африке и Белгике (Plin. N. h. VI. 17. 7). При Веспасиане возглавлял службы императорской корреспонденции и документации. В 77 г. Пл. был назначен на свою последнюю должность – адмирала Мисенского флота (Plin. Min. Epist. III. 5. 6; XVI. 4; Suet. Vita Plin. Sec.).

§ 2. Возможно, еще в Германии, но уже точно после 52 г., Пл. посвящал досуг литературной деятельности. Он написал трактат о кавалерии, жизнеописание Помпония Секунда, «Германскую войну». В период тирании Нерона занимался грамматикой и риторикой, начал (или возобновил) карьеру адвоката. Работая в канцелярии Веспасиана, Пл. создал «Современную историю» и «Естественную историю», посвятив их наследнику престола Титу (Plin. N. h. praef.; Plin. Min. Epist. III. 5; Suet. Vita Plin. Sec. См.: Скржинская. Северное Причерноморье, 14; Dannemann. Plinius, 27; Ziegler, Gundel. C.Plinius Secundus, 284–287; Ernout. Introduction, 8, 12).

§ 3. «Естественная история в 37 книгах» (далее – ЕИ) отражает комплекс известных античности наук о земле и небе, выдержана в жанре энциклопедии, представляя собой немногословный перечень фактов с периодическим подведением итогов и мировоззренческим комментарием. Интересующая нас здесь информация содержится в географической части ЕИ (кн. II–VI). При написании ее разделов, посвященных Италии, Германии, Ближнему Востоку, Греции, Египту, Африке, Испании, Галлии, Белгике, Пл. во многом опирался на личные впечатления, а при описании других областей Римской империи – на сведения, почерпнутые из императорской переписки и документации и полученные от видных политических и военных деятелей эпохи (Kroll. Plinius Secundus, 306; Detlefsen. Die Naturalis Historia, 333; ср.: Sallmann. Geographie, 127–164 – с литературой). Но немало в его труде и традиционных сведений, восходящих иногда к весьма удаленным от Пл. временам, как это видно из списков использованных авторов в конце «Оглавления» (данного в кн. I) каждой книги ЕИ. Удельный вес неактуальной информации резко возрастает там, где Пл. пишет о народах, которые еще не вошли в непосредственный контакт с Римской империей. При этом число древних авторов, известных Пл. непосредственно, примерно в 5 раз меньше общего количества упоминаемых им имен: сведения остальных были ему доступны в чужой передаче. Обычно Пл. следует в том или ином вопросе автору, которого считает наиболее авторитетным; но он не просто компилятор, он перерабатывает источники, компонует, намеренно сталкивая различные мнения. Поэтому многие пассажи его труда (например, о Северном Причерноморье) представляют собой сплав известий VI–IV вв. до н.э. и современной ему информации. Этот способ работы наложил отпечаток на язык Пл. – во многих местах он выглядит искусственным, – его неровный стиль (Ростовцев. Скифия и Боспор, 43, 48; Скржинская. Северное Причерноморье, 3–5, 17, 74–83, 85–86, 88; Klotz. Arbeitsweise, 324, 326; Dannemann. Plinius, 33 и сл.; Kroll. Plinius Secundus, 434–436; Sallmann. Geographic, 22–35, 171 и сл.; Dihle. Plinius, 121, 123–124).

§ 4. Популярность ЕИ обусловила весьма различное состояние сохранившихся рукописей. Из более чем 200 известных списков многие фрагментарны или расчленены, содержат массу позднейших эмендаций, вставок, сокращений и иных отклонений от оригинального текста. Еще в древности сложились различные семьи рукописей ЕИ, но значительные расхождения между даже весьма близкими манускриптами, происходящие от их соприкосновения с рукописями других групп, не позволяют выстроить надежную их стемму. Издатели вынуждены конституировать текст на основе разнородных материалов двух главных групп важнейших рукописей, внутри которых также выделяются подгруппы и традиции (Sillig. Prolegomena; Detlefsen. Die Naturalis Historia, 285–310; Detlefsen. Epilegomena, 267–288, 367–390; Jan. Praefatio; Mayhoff. Praefatio, V–XIV; Ernout. Introduction, 20–22).

Принятые сиглы и сокращения

Здесь упомянуты только рукописи, по которым конституирован текст интересующих нас эксцерптов ЕИ. Дается лишь самый необходимый краткий комментарий. Общее описание кодексов см.: Ernout. Introduction, 23–24, 27–31; ср.: Detlefsen. Epilegomena 267–288, 367–390; Detlefsen. Zu Plinius, 331–340; Chatelaine. Paleographie, 13–14, CXXXVI–CXLII; Reynolds. The Elder Plinius, 307–316.

I. Древнейшие рукописи

Подгруппа β Рукописи позднее VIII в.

А – Cod. Leidensis Vossianus F 4, s. IX. Правка второй рукой (А²) примерно в то же время и по тому же оригиналу.

II.Поздние рукописи

Возможно все они восходят к одному оригиналу, попавшему из Англии во Францию в VIII в. В кн. II–V архетипа тетради были зачастую перепутаны.

Подгруппа α.

D – Cod. Vaticanus Latinus 3861, s. IX (?). Правлен (D²) по рукописи древнейшей и лучшей, чем оригинал D.

F – Cod. Leidensis Lipsii 7, s. IX. Правлен корректором (F¹) и в XII в. (F²), так же как D.

R – Cod. Florentinus Riccardianus 488, s. X–XI. Правка (R²; R⁵ у Яна и Майхоффа), аналогичная D и F.

Подгруппа β.

Е – Cod. Parisinus Latinus 6795, s. X–XI. Часть тетрадей перепутана; текст написан частично второй рукой (Е²).

е – источник исправлений Е², восполняющий лакуны Е.

а – Cod. Vindobonensis ССХХХIV, s. XII–XIII. Искажен многочисленными ошибками, практически бесполезен вне сопоставления с другими рукописями.

d – Cod. Parisinus Latinus 6797, s. XIII. Правка второй рукой (d²). Очень близок D и F, но текст контаминирован.

ll. – libri manu scripti ADFRdEa

v. – editores veteres

v. a. B. (et sim.) – editores veteres ante Barbarum (et sim.) <...> – lacuna in codicibus

В публикуемых отрывках использованы конъектуры издателей: X Барбаро (В), Д. Детлефсена (D¹ – С. Plinii Secundi; D² – Die geographische Bücher), С. Геления (G), Ж. Ардуэна (H) и И. Силлига (S).

§ 5. Первое печатное издание ЕИ вышло в Венеции в 1469 г. Затем она издавалась многократно: в 1476 г. (Парма), в 1507 г. (Венеция), в 1524 г. (Кельн), в 1525 г. (Базель) и т.д. Но все эти издания основывались на одной, реже – нескольких случайно сопоставленных рукописях.

В конце XVII – начале XVIII в. три издания выдержала комментированная публикация ЕИ французского иезуита Ардуэна, которая была основана на всех рукописях Пл. в собрании Королевской Библиотеки в Париже.

Текст, как он был конституирован Ардуэном, лег в основу двух парижских изданий 1779 г. и 1827–1831 гг. Научное издание ЕИ – достижение немецких филологов XIX в. Силлига (1851–1855), Яна (1854–1865), Детлефсена (1866–1882) и Майхоффа (основано на переиздании публикации Яна, 1892–1906). С точки зрения конституции текста наиболее надежны издания Детлефсена и Майхоффа. Последний дает и более подробное описание рукописной традиции, основывается на более широком ее привлечении и учете разночтений, но в его публикации нет тома индексов, как у Детлефсена, или таблиц, как у Яна. Критический аппарат Детлефсена краток, но дает основное; у Майхоффа он очень пространен, но не всегда понятен и точен, значительное место в нем занимают конъектуры издателя (ср.: Ernout. Introduction, 34).

В последнее время публикация ЕИ была осуществлена коллективом французских ученых (1950–1983). Были привлечены все доступные рукописи, но в целом текст несущественно отличается от издания Майхоффа. Дается добротный обзор рукописной и издательской традиции. Издатели отказались от перечня разночтений, бесполезных для конституции текста и установления традиции. Латинскому оригиналу соответствует свободный французский перевод.

Шесть переизданий с параллельным переводом на английский язык выдержала ЕИ в серии «Loeb Classical Library» (разные издатели: London, Cambridge (Mass.). 1938–1979, vol. 1–10). Однако эта публикация дает не всегда адекватный текст, критический аппарат здесь слишком краток и произволен, а переводы часто лишь дезориентируют читателя. Оптимально пользоваться изданиями Майхоффа и французских ученых, консультируясь по конкретным вопросам с изданиями Яна и Детлефсена.

I

II.67.170

Тот же Непот передает о северной окружности [Океана], что Квинту Метеллу Целеру¹, коллеге Афрания по консулату, но в то время проконсулу Галлии, царем свевов были подарены инды², которые, совершая плавание из Индии с торговыми целями, были внезапно отброшены штормами в Германию³. Так разлившиеся вокруг и разделенные надвое со всех сторон земным шаром моря⁴ отнимают у нас часть небесного свода непреодолимым ни оттуда сюда, ни отсюда туда течением.

II

III.24.146

С тыла карнов и япидов⁵, где несет себя великий Истр, с ретиями⁶ граничат норики⁷... с нориками граничат озеро Пейсо⁸, [и] пустынные земли бойев⁹; однако они уже заняты¹⁰ колонией божественного Клавдия Сабарией¹¹ и городом Скарабантия Юлия.

III

III.25.148

… другая река, Бакунтий, в Саву < > впадает у города Сирмия¹², где община сирмиентиев и амантинов. Оттуда в 45 [милях] Таурун, где Сава смешивается с Данувием. Выше впадают Вальдас, Урпан¹³, сами также¹⁴ небезызвестные.

IV

IV. 12.80

От него¹⁵, [Данувия], притом во множестве, суть¹⁶ все племена скифов, однако они различно владеют прилегающими к взморью [пространствами]: в ином месте геты, называемые римлянами даками, в ином сарматы, [называемые] греками савроматами, и из них гамаксобии или аорсы, в ином скифы низкого происхождения, рожденные от рабов, или троглодиты, затем аланы и роксоланы¹⁷; верхние же¹⁸ [области], между Данувием и Геркинийскими горами, вплоть до паннонских зимних квартир, где проходит общая граница германцев и Карнунта, отделяющая их от свевов и Ваннианова царства, поля и луга [держат] язиги-сарматы, а горы и ущелья от Мара или Дурия до реки Патисс¹⁹ вытесненные ими даки, тылы²⁰ держат бастерны и затем другие германцы.

V

IV.13,96–97

...и не меньшей, по представлению²¹, является Энингия²². (97) Некоторые передают, что она населена вплоть до реки Висулы сарматами, венедами²³, скирами, хиррами, что залив называется Килипен и остров в его устье Латрис, затем другой залив, Ланг, пограничный кимбрам.

VI

VI. 7.18–19

Оттуда [открывается] Меотийское озеро, описанное в Европе. (19) Сразу за Киммерием живут²⁴ меотики, халы, серны²⁵, серреи, скизы, гниссы. Затем реку Танаис, впадающую [в Меотиду] двойным устьем, населяют и сами разделенные на многие племена сарматы, – как говорят, потомки мидян.

Комментарий

1. Упоминание историка Корнелия Непота и особенно Квинта Метелла Целера датирует описываемый эпизод второй четвертью I в. до н.э. Следовательно, он возник примерно за 120 лет до написания ЕИ.

2. Пл. уверен, что передвижение в любом направлении по северному сектору Океана вполне реально, а купцы, захваченные свевами, – самые настоящие индийцы. Шафарик (Славянские древности, І,ч. 1, 186 и сл.), опираясь на название прибалтийских славян IX–X вв. в языках соседних народов, восходящее к корню *wend-/wind^*– (Golqb. Veneti, 323), связал индов (Индию) Пл. с именем венедов/венетов, предполагаемых славян, предложив реконструкцию Indos="Iv5ouc,Golqb. Veneti, 323–324, 334–335); в греческом восстанавливаемая форма не засвидетельствована (данный корень дает Ἐνετοί Геродота, Эсхила, Псевдо-Скилака; ’Ουένετοι Страбона; Οὺενέδαι Птолемея); переход звука ṷ в тонкое придыхание закончился в греческом задолго до времени Непота и Пл. (Lejeune. Traite, 139–141). Очевидно, Пл. или уже Непот модифицировали ставший им известным этноним в соответствии со своими представлениями. Античным авторам было хорошо известно жившее на территории современной Бретани кельтское племя венедов (veneti – Caes. B.G. II. 34; III. 7–16; IV. 21; VII. 75; Plin. N.h. IV. 14.107, 109; Οὺένετοι – Strabo IV. 194 и сл.; Ptol. Geogr. II. 8. 6; Ουενετοί – Dio Cass. 39. 40) – знаменитых мореходов (ср.: Krahe. Der Veneter-Name, 138; André. Introduction, 58–63; Merlat. Les Venètes, 5–40). Они и были отброшены штормами к германскому побережью и переданы свевами проконсулу Галлии. Их название и было трансформировано Непотом или Пл. в индов. См. также коммент. 23.

3. Германия в восприятии римлян I в.н.э. с запада и юго-запада ограничивалась Рейном, с юга Дунаем, с юго-востока и востока Карпатами, с севера Океаном. Собственно свевы занимали земли в верховьях Рейна вплоть до Шварцвальда; Цезарь считал их одним из самых сильных германских народов (Caes. B.G. IV. 3. 19; VI. 10; Plin. N. h. IV. 13.100). Уже Тацит объединяет под их именем обширный союз племен, живших от верховьев Дуная и Рейна до Балтики (Тас. Germ. XXXVIII. 1–XLVI. 1). То же представление и у Пл., ибо собственно свевы выхода к морю не имели.

4. Так разлившиеся вокруг и т.д. – порядок слов изменен по сравнению с латинским оригиналом. Существительное «моря» поставлено после причастного оборота, поскольку такое построение русской фразы лучше передает общий смысл пассажа: моря (т.е. Океан) окружают со всех сторон обитаемую землю, и она тем самым как бы разделяет эти водные просторы пополам. Рассуждение явно позаимствовано Пл. из греческого астронимического или философского сочинения (поскольку римской науке не был присущ интерес к отвлеченным предметам – ср.: Скржинская. Северное Причерноморье, 3, 17, 18; Chevallier. Rome et la Germanie, 42), что обусловило и стиль этой фразы, который на общем фоне сухого изложения фактов в географической части ЕИ выглядит несколько выспренне. Этим объясняется и редкое в латинском языке словоупотребление globus в значении «земля, суша» и orbis – «небесный свод». Orbis не может иметь здесь более широко распространенные значения «круг, земля, мир, область»: речь идет о невозможности пересечь открытый океан, а не о движении вдоль суши.

5. Япиды – иллирийско-кельтское племя, жившее на территории, примыкавшей с запада к совр. Хорватии.

6. Ретии (реты) – население пров. Реция, приблизительно соответствовавшей совр. швейцарскому кантону Граубюнден и прилегающим к нему с севера областям.

7. Норики – население пров. Норик, располагавшейся в Верхнем Подунавье и занимавшей большую часть совр. Австрии.

8. Лучшие рукописи (ADFRdEa) дают форму peiso. Чтение контаминированных кодексов peiso (из хороших ему следует только е) попало также в издание Детлефсена и учитывалось Моммзеном; Шафарик, приняв его за основу (Славянские древности, I, ч.1, 104), предложил славянскую этимологию – pelso<*pleso. Это не может служить доказательством присутствия славян в Верхнем Подунавье в I в.н.э., поскольку pelso является явным позднейшим искажением правильной исконной формы peiso. Лингвистическую критику этимологии дал Л.А. Гиндин (К хронологии и характеру славянизации, 59–60).

9. Бойи – кельтское племя. Их восточная группа достигала вначале совр. Богемии и Силезии, а в 58 г. до н.э. переселилась в Норик и Паннонию (территория которой ограничивалась Восточными Альпами, Дунаем и Савой). Отсюда часть бойев (гельветы) мигрировала в Галлию. Оставшиеся были уничтожены даками во времена Августа. Информация Пл. («пустынные земли бойев») в данном случае относительно актуальна.

10. заняты – в оригинале habitantur, букв, «обитаемы, населены». Употребление этого глагола подчеркивает, что область уже довольно хорошо обжита, освоена римлянами. Следы материальных культур, связываемых со славянским этногенезем, для этого времени в Паннонии не обнаружены (Седов. Происхождение 53 и сл., с литературой и картой на с. 54).

11. В соответствии с надежной традицией (ADFRdEa) настаиваем на форме Sabaria, отвергая принятое рядом издателей искаженное чтение Savaria. Следовательно, данный микротопоним не может быть сопоставлен с этнонимом «северяне» (ср. сходные попытки толкования этнонима Σαύαροι Птолемея: Ptol. Geogr. III. 5.9.).

12. Сирмий – совр. Сремска Митровица а Югославии.

13. Разночтение Urbanus могло возникнуть под влиянием более поздней формы этого гидронима Vrbas или отражать общую тенденцию к озвончению глухого согласного в такой позиции. Нидерле (Niederle. Starožitnosti, I, 150) считал его славянизированным иллирийским (?) названием. Такая этимология вызывает сомнения (см.: Гиндин. К хронологии и характеру славянизации, 61–62). Локализация Пл. этого гидронима на границе Паннонии и Иллирика (Далмации) также не дает оснований для его славянской атрибуции (см. коммент. 10). В оправдание мнения о столь раннем присутствии славянской топонимики на данной территории Нидерле предложил гипотезу об инфильтрации в Подунавье небольших групп славян еще до начала их широкого расселения в этих местностях. Эти-то отдельные островки – форпосты славянства якобы и оставили ряд топонимов, зафиксированных античными письменными источниками, в частности Пл. Хотя в последнее время эта точка зрения была поддержана О.Н. Трубачевым, она вряд ли может быть признана удачной (см.: Погодин. Из истории, 29; Lowmiański. Początki, II, 23–27): теоретически допускаемой возможности функционирования и закрепления в подобных ситуациях в иноязычной среде таких топонимов и их модификаций недостает практической фундированности на разнообразном и конкретном языковом материале (ср. ко всему: Развитие этнического самосознания, 30, примеч. 10).

14. сами также – в латинском тексте употреблено выражение et ipsi – «и эти сами (сами, те же самые)».

15. От него – сохранен буквальный перевод ab ео, т.е. к северу от, по ту сторону Дуная, за Дунаем.

16. суть – более емко передает многозначность латинского sunt, чем глаголы «обитают, находятся, живут», которые здесь можно подставить.

17. скифы низкого происхождения и т.д. – реминисценция из Геродота (Hdt. IV. 2–4). Этот эксцерпт представляет собой классический пример того, как Пл. переплавляет источники в соответствии со своими целями, включая в один пассаж сведения различного происхождения и хронологии. Здесь есть явные анахронизмы, восходящие к авторам V–IV вв. до н.э.: скифы, савроматы, гамаксобии, троглодиты – и более актуальная информация: даки, аорсы, Данувий, Паннония, германцы, Карнунт, свевы, царство Ванния, язиги, аланы, роксоланы, бастарны.

18. верхние же – т.е., в соответствии с принципом перипла, которому здесь следует Пл., области более удаленные от побережья Понта, чем перечисленные ранее. Начинающаяся этими словами вторая половина эксцерпта представляет собой единую фразу, состоящую из главного и придаточного предложений. Главное предложение зависит от сказуемого tenent «держат, владеют». Подлежащие при нем – не только стоящие во фразе рядом «бастарны и другие германцы», но и язиги-сарматы, и даки, отчего для большей связности перевода мы дважды (вопреки оригинальному тексту) повторяем сказуемое. Язиги и даки владеют областями между Дунаем и Геркинийскими горами (здесь: Западные и Восточные Карпаты) до паннонских зимних квартир (первые – полями и лугами, вторые – горами и ущельями), а их тылы держат бастарны. В двух местах главное предложение прерывается придаточным: Carnunti Germanorumque ibi confinium... est a Suebis regnoque Vanniano dirimens eos. Подлежащее и сказуемое здесь соответственно confinium (пограничье, общая граница, рубеж, межа) и est (есть, существует, расположена, находится; наш перевод дан в соответствии с русским словоупотреблением). Первая его часть уточняет понятие «паннонские зимние квартиры»: Карнунт – древнее кельтское городище, находившееся у совр. местечка Петронелль (где Дунай делает последний крупный поворот с севера на восток на территории Нижней Австрии), ставшее в начале христианской эры главным опорным пунктом римлян в этой части Подунавья. Зимние квартиры расположены на границе с германцами. Вторая часть придаточного предложения – распространенное определение «границы», раскрывающее, о каких германцах идет речь. Она отмежевывает территорию свевских племен (см. коммент. 3), вошедших в царство Ванния. Ванний – царь квадов (Тас. Ann. II. 63), правивший в 17–50 гг.н.э. (Браун. Разыскания, 133; Ростовцев. Скифия и Боспор, 50; Скржинская. Северное Причерноморье, 88). Территория, отведенная язигам, – примыкающее к Паннонии пространство между Дунаем и Карпатами – могла быть ими занята не ранее последней четверти I в. до н.э. (Браун. Разыскания, 133): язиги вышли в Потисье в 20–40-х годах н.э. Следовательно, источник Пл. для этого эксцерпта содержал более актуальную информацию, чем в III. 24.146 (ср. коммент. 2). Такая запутанная на первый взгляд структура фразы оказывается продуманной и стройной, ибо перемена места любой части главного или придаточного предложения способна создать лишь синтаксическую неразбериху и лишить высказывание всякого смысла. Ее сложность еще в том, что границы даков определены не по привычной схеме «от ... до», но в обратном порядке «до ... от»: ad Pathis-sum amnem a Maro sive Duria. Однако эта инверсия – не шероховатость стиля, а четкая параллель к обрамляющим ее ad Pannonica hiberna... a Suebis etc. Фраза построена в трех взаимопроникающих планах: в текст ЕИ она должна была попасть прямо из источника Пл., сохранив все свои особенности, в целом не свойственные для этого произведения (на это указывает и употребление слова amnis для обозначения реки – см.: Klotz. Flumen, 423–430). Даки населяют территорию от Мара (иначе: Марис – вероятно, совр. Муреш) до Патисса и (на севере) до Карпат.

19. Разночтения названия реки Патисс несущественны. О возможной этимологии данного гидронима см. наст, изд., с. 92. Его славянское происхождение маловероятно. Локализация гидронима также ставит под сомнение его древнее славянское происхождение (см. коммент. 10, 13).

20. Поскольку даки живут между Мурешем, Тисой и Карпатами; язиги – между Дунаем, Тисой и Карпатами, а нижнее течение Дуная и области, примыкающие к побережью Черного моря, принадлежат гето-дакам, то бастарнам, по сведениям данного эксцерпта, остаются главным образом Восточные и отчасти Южные Карпаты.

21. по представлению – предпочтительно, как и в латинском оригинале, единственное число (opinione), так как речь идет о расхожем представлении, общем для источников Пл. (ср.: Svennung. Skandinavien, 68).

22. и не меньшей... является Энингия. У Пл. (IV. 13.92–93) перечисляются острова, лежащие по периметру Черного моря. Затем (IV. 13.94), следуя традициям перипла (ср.: Kroll. Plinius Secundus, 303), он предлагает читателю выйти за пределы Понта, чтобы, перейдя Рипейские горы, спуститься к побережью Северного Океана и, двигаясь вдоль него на запад вплоть до Гадеса (Гибралтарского пролива), узнать, какие очертания имеет берег и какие острова там расположены. Среди них первым, со ссылкой на Тимея (сицилийский историк, 352–256 гг. до н.э.), называется о-в Баунония. Шафарик (Славянские древности, I, ч. 1, 180 и сл.) считал этот топоним славянским на основании его недостаточно обоснованного сопоставления с этнонимом венедов. Он отстоит от Скифии на день плавания, и на него весенней порой морским прибоем выносится янтарь. Расположение этого острова в дне пути от материка позволяет ряду исследователей идентифицировать его с о-вом Гельголанд, однако думается, что такое решение далеко не лучшее. Далее (IV. 13.95) Пл., ссылаясь на Ксенофонта Лампсакского (жил в III в. до н.э.), называет лежащий в трех днях пути от Скифии огромный остров Балкия, который Пифей (2-я половина IV в. до н.э.) именует Басилией. Солин же называет Балкию/Басилию Абалкией и также говорит о ее огромной величине, схожей с континентом. Все это позволяет видеть здесь древнейшие упоминания о Скандинавии, которая в древности воспринималась как остров (Hoop's Reallexikon, 5). Свеннунг (Skandinavien, 36) считает Балкию тождественной Кимбрскому мысу (п-ову Ютландия). Затем Пл. упоминает о народе ингвеонов, «который первый в Германии» (Plin. N.h. IV. 13. 96). Ингвеоны – общее название западногерманской группировки племен (в нее входили кимвры тевтоны, англы, варны, саксы, хавки, ампсиварии, фризы), живших на п-ове Ютландия и в междуречье Рейна и Эльбы (Plin. N. h. IV. 13. 99–100; Тас. Germ. II, 2).

На их территории огромная, не менее Рипейского кряжа, гора Сайво образует залив, пролегающий вплоть до Кимбрского мыса, называемый Кодан и наполненный островами, из которых наиболее знаменита «Скантинавия» – остров еще не установленной величины; но известная его часть называется жителями вторым миром (alteram orbem terrarum). Рипейский кряж – в античной традиции мифический громадный горный массив на севере Европы; в начале христианской эры локализовался в районе Уральских гор. Впервые Кодан (ср.: Svennung. Skandinavien, 14) как безграничный залив у северного побережья Германии, наполненный островами, упоминает Мела (Pomp. Mela III. 3.1; III. 6.54), помещающий его выше Эльбы. Его отождествляют или с Балтикой, или с заливом Каттегат. Видимо, первоначально так называли восточную часть Северного моря – о большом заливе в этом районе пишет и Тацит (Тас. Germ. XXXV, XXXVII). Судя по контексту, Пл. имеет в виду все Балтийское море (ср.: Svennung. Skandinavien, 50). Но в его представлении оно ограничено мощными горами, которые на самом деле не существуют. Следовательно, источники, использованные в данном случае Пл., давали значительно менее достоверное представление о Северной Германии, чем Мела. Гору Сайво отождествляют с Балтийской возвышенностью или с горами на Скандинавском полуострове (Hoop's Reallexikon, 38–39; Svennung. Skandinavien, 38–39, 48). Но небольшая и слабо выраженная Балтийская возвышенность никак не могла трансформироваться в восприятии древних, даже при многократной передаче, в громадные горы. Скандинавия же не подходит потому, что: 1) гора Сайво проходит через территорию ингвеонов, которые на этом полуострове не жили: он был населен другим народом (Plin. N. h. IV. 13.96), который отождествляют с суионами Тацита; 2) Пл. вообще описывает здесь южное, а не северное побережье Балтики; 3) в том же заливе, ограниченном горой Сайво, расположен, по сообщению Пл., и п-ов Энингия, по которому протекает река Висла (Plin. N. h. IV. 13. 96–97). Остров этот, по представлению источников Пл., не менее самой Скантинавии. Все это наводит на мысль, что под именем горы Сайво скрывается система возвышенностей и гор, протянувшихся от п-ова Ютландия на юг и поворачивающая затем на восток, отсекая от более южных областей междуречье Эльбы и Вислы (ср.: Svennung. Skandinavien, 43, 48): Франконский лес, Тюрингский лес, Судеты и Карпаты. Вот в таком контексте очень архаичных (наиболее яркий пример – употребление понятия Скифия, ср.: Detlefsen. Die Entdeckung, 6 и сл.; Müllenhoff. DA, I, 480; III, 170 и сл.: Svennung. Skandinavien, 9–10), почти полностью мифологичных, полуреальных представлений (ср.: Detlefsen. Die Entdeckung, 26; Svennung. Skandinavien, 1, 7, 10–11) о севере Европы, со ссылками на греческих авторов IV–III вв. по н.э., упоминает Пл. о-в Энингию. Даже начиная с IV.13.96 источники ЕИ не становятся намного точнее. Ибо уже в IV.13.97. сообщается, что залив (Кодан) другие называют Килипен а остров (Энингия) – Датрис, что снова возвращает нас в круг старых греческих источников. Создается впечатление, что в ткань полусказочного повествования о географии Северной Германии Пл. вкрапил лишь отдельные более актуальные сведения (ингвеоны, Кимбрийский мыс, Скантинавия) – ведь географические знания римлян об этом районе вообще были плохими (см.: Погодин. Из истории, 9, 12; Svennung. Slandinavien, 14, 15, 17), – что подновило рассказ, но не сделало его реалистичным. Возможно даже, что Пл. дважды упоминает Скантинавию – один раз под этим именем, другой – под названием Балкия, что тоже очень симптоматично. Неудивительно поэтому, что и мифический остров Энингия не находит себе соответствия в реальности. Судя по локализации и размерам, этот «остров» не что иное, как Висло-Одерское междуречье, принятое за остров благодаря глубине Щецинского и Гданьского заливов и полноводности самих рек (ср.: Svennung. Skandinavien, 67, 154–158: Ae-/Eningia-Feningia «остров феннов»; здесь, впрочем, не все ясно с обоснованием фонетической стороны соответствия).

23. Архаичность источников ЕИ для сообщения о месте обитания венедов (см. предыдущий коммент.) подтверждается оборотом quidam ... tradunt «некоторые ... передают» (ср.: Sallmann. Geographie 175) и еще тем, что те же авторы, из которых почерпнуты сведения о венедах, называют залив Кодан Килипеном, а о-в Энингию – Латрис. Оба названия указывают на заимствование их из греческих сочинений. Характерно и употребление в таких цитатах для выражения понятия «река» слова fluvius наряду с amnis (Klotz. Flumen, 429–430). Это возвращает нас к тому же кругу авторов, о которых уже шла речь в коммент. 21, – Гекатей (VI в. до н.э.), Пифей, Тимей, Ксенофонт Лампсакский, – использованных или непосредственно, или в передаче Филемона (ок. 100 г. до н.э.; ср.: Svennung. Skandinavien, 10). Важно, что гидроним Килипен соответствует скорее всего или проливу Каттегат, или Щецинскому заливу, а топоним Латрис – о-вам Зеландия или Лолландия (Svennung. Skandinavien, 70–75; Hoop's Reallexikon, 113; ср.: Detlefsen. Die Entdeckung, 34 и сл.). Такая неоднозначность названия и локализации залива и острова (то восточной, то в северо-западной части Балтики), смешение настоящих и вымышленных островов окончательно лишает почвы предположение, что источники Пл. в данном пассаже могли дать ему четкое представление о действительной географии севера Европы, в том числе о течении Вислы, и отражали современные автору ЕИ знания. Ясно, что Пл., следуя своей излюбленной манере (Klotz. Arbeitsweise, 323–329; Sallmann. Geographie, 171 и сл.), дает общую сводку всех сообщений об этом регионе Европы, начиная с самых старых, пятисотлетней и более (к его времени) давности, включая в ткань традиционных представлений лишь некоторые более актуальные топонимы и этнонимы как самые общие ориентиры.

Вслед за тем (Plin. N. h. IV. 13. 99–100) он переходит к характеристике Германии на более свежем материале. Все упоминаемые тут народы действительно существовали, а реки перечислены в правильной последовательности с востока на запад и под их бытующими поныне названиями – Вискула или Вистла (эти формы ближе к употребляемым другими античными авторами), Альбис (Эльба), Висургис (Везер), Амисис (Эмс), Рен (Рейн), Моза (Маас). И именно здесь нет места ни фантастическим горам и заливам, ни мифическим островам, ни сказочным народам, ни венедам. Из упомянутых непосредственно рядом с ними этнонимов скиры и хирры, – очевидно, позаимствованный из разных источников дублетный этноним, так как хирры более никем, кроме Пл., не упоминаются (ср.: Svennung. Skandinavien, 15). Считать их хариями Тацита (Тас. Germ. XLIII. 2) мешает гораздо более близкий им этноним харины (Plin. N. h. IV. 13. 99; ср.: Браун. Разыскания, 51). Основания для локализации здесь скиров неясны. До начала христианской эры они были, вместе с бастарнами, наиболее юго-восточным германским племенем. Упомянуты в Протогеновском декрете из Ольвии вместе с галатами. Следовательно, в это время они жили в пределах Днепро-Дунайского междуречья. В конце III в. н.э. они двинулись вместе с семнонами и бургундионами на запад, где атаковали Дунайский лимес (Браун. Разыскания, 122; Müllenhoff. DA, II, 91 и сл., 106, 110, и сл.; III, 144, 312 и сл., 318; Much. Deutsche Stammeskunde, 129, 133; Kretschmer. Sciri, 824–825).

Сарматы либо ошибочно перенесены сюда из южных предгорий Западных Карпат (см. коммент. 19), либо оказались тут по ассоциации: ведь в начале христианской эры вся Восточная Европа называлась античными авторами Сарматией (ср.: Pomp. Mela 3. 4). Во всяком случае, территория сарматов никогда не захватывала даже верховья Западного Буга (см.: Седов. Ранний период, 90, 94, 95).

Итак, венеды упомянуты Пл. в контексте архаичных, неясных, полусказочных представлений и в окружении племен, существование которых в бассейне Вислы весьма сомнительно (Браун. Разыскания, 91). Очевидно, что и сам этноним венедов не может нами рассматриваться в отрыве от этих особенностей источников ЕИ и считаться бесспорным доказательством их реального обитания в Повисленье во времена Пл. Между тем В. Суровецкий воспринял эту информацию излишне буквально. Сопоставив ее со сведениями Иордана (Iord. Get. 34, 119) и названием славян в финских и германских языках (см.: Погодин. Из истории, 7; Филин. Образование языка, 52; Golqb. Veneti, 323), он предложил (без аргументации, но только на основе этого сравнения) считать венедов Пл. древнейшим упоминанием о собственно славянах (Surowiecki. Sledzenie poczatkóv, 30 и сл.). Без новых доводов, критики текста и анализа источников его точка зрения была принята Шафариком (ср.: Филин. Образование языка, 19) и Нидерле (Славянские древности, 38). Благодаря же авторитету этих ученых она стала чрезвычайно популярной среди славистов (см., например: Браун. Разыскания, 28, 321; Погодин. Из истории, 11; Удальцов. Племена, 45; Бернштейн. Очерк грамматики, 53, 62, 64, 66–67; Филин. Образование языка, 24, 51, 53, 151–152; Седов. Происхождение, 29–33; Иванов, Топоров. О древних этнонимах, 20–23; Развитие этнического самосознания, 10 и др.; Рыбаков. Древняя Русь, 33–34; Perwolff. Polen, 65; Rospond. Urslawen, 154; Vernadsky. Ancient Russia, 101–102, 104; Lehr-Splawiński. О pochodzeniu, 15, 17; Milewski. Wenetowie, 113–126; Lowmiański. Poczatki, I, 29, 88–89, 92, 178; II, 44; Kočka. L'état, 46; Tymieniecki. Wenetowie, 248 и сл.; Zawadski. Les slaves, 183; Golqb. Veneti, 322 и сл.; ср.: Pekkanen. L'origine, 52–54). Была предложена даже славянская этимология этнонима (обзор истории разработки гипотезы и дополнительные доводы в ее пользу см.: Golqb. Veneti, 321–336). Аргументация сторонников этих взглядов проста: Иордан называет предками славян венетов; они связываются Пл., Тацитом и Птолемеем с Вислой; Повисленье – центр славянских земель, здесь локализуются многие достаточно древние археологические и языковые материалы славян; следовательно, венеды античных источников – славяне. Из славянских ученых в бесспорном тождестве славян венедам древних авторов сомневался, пожалуй, только Шахматов (Schachmatov. Beziehungen, 53–54), хотя мировая наука в целом весьма сдержанна в этом вопросе (см., например: Порциг. Членение, 56, 191 – с литературой; Vaillant. Grammaire comparée, 14). Действительно, гипотеза Суровецкого, ставшая теперь концепцией, уязвима. Отнесение ряда языковых и археологических фактов к славянам обосновывается во многом ссылкой на локализацию Пл. венедов в Повисленье, славянская принадлежность которых принимается за аксиому; для доказательства же того, что венеды письменных источников – славяне, привлекаются данные материальной культуры и языкознания, сама принадлежность которых славянам до этого была обоснована обратной процедурой: порочный круг аргументации здесь очевиден (ср., например: Седов. Происхождение, 17 и сл.). Сам этноним венедов (Veneti, Venethi, Venetes, Venedi, Beneti, Eneti, ’Ενετοί) очень широко распространен в Европе и в Малой Азии, но никогда не был самоназванием славян (ср.: Погодин. Из истории, 1; Филин. Образование языка, 52). Он встречается в бассейне р. По (ср. совр. область Венето, г. Венеция), в Иллирии и Эпире на севере Балканского полуострова; в северозападной Франции, особенно в Бретани, Британии, Пафлагонии. Топонимы, образованные от этого этнонима, имеются на территории современной Южной Германии (Pomp. Mela 5.24) и Лациуме (Plin. N. h. III. 69). В ономастике (ср. имя царя квадов – Ванний) и этнонимике Европы (на Рейне, в Альпах – Vennonenses, Vennonetas, Vinnili, Vennili, Οὺέννονες, Οὺένιοι; в Ирландии – Οὺενίκοντες; в Британии – Οὺεννίρνιοι), прежде всего среди германских и кельтских племен, широко распространен и корень wenn-/wann-, используемый в финских языках для обозначения славян.

Налицо архаичный пласт этнонимии, ономастики и топонимии, сохранившийся, что характерно, на периферии Средней и Западной Европы (ср.: Филин. Образование языка, 52; Lowmianski. Początki, I, 91). Предложены иллирийская, кельтская и германская этимология имени венедов. Данный этноним в разное время обозначал разные народы (Порциг. Членение, 191; Much. Deutsche Stammeskunde, 34), а авторы начала христианской эры (Цезарь, Страбон, Пл., Мела и др.) устойчиво связывают его с историческими кельтами и германцами. В более раннее время за ним можно видеть иллирийцев или другой народ, но никак не славян (Погодин. Из истории, 25; Holder. Alt-Celtischer Sprachschatz, 160–167; Schachmatov. Beziehungen, 57–59; Much. Der Eintritt, 50; Krahe. Der Veneter-Name, 137–141; Pekkanen. L'origine, 52). Поскольку же после исчезновения готов даже их имя было перенесено на группы славянского и балтийского населения (Иванов, Топоров. О древних этнонимах, 20), то нельзя a priori утверждать, что и отождествление славян с венедами в литературной традиции и в языках их соседей произошло задолго до времени Иордана (ср.: Браун. Разыскания, 332).

Учитывая датировку источников Пл. для сообщения о венедах и неправдоподобный контекст их упоминания, надо прежде всего решить, могли ли венеды в принципе попасть в рассказ о севере Европы, и если да – то какие именно и при чем здесь Висла. В раннегреческих представлениях о строении ойкумены большую роль играла мифическая река Эридан, которая якобы соединяла Северный океан со Средиземным морем. Считалось также, что по ней в цивилизованные страны поступает янтарь (ср.: Погодин. Из истории, 7). По мере развития географических знаний Эридан был отождествлен с рекой По (ср.: Schachmatov. Beziehungen, 70–76), в устье которой располагался центр торговли янтарем. Большая часть бассейна По еще и в V–начале III в. до н.э. была заселена венедами, культура которых известна здесь уже XI–X вв. (Bernardini. I Celti, 72–78). Заключительный этап Янтарного пути проходил по их территории, и поэтому их считали главными поставщиками янтаря. Сначала даже полагали, что По сочиняется с Северным океаном в районе, где «родится» янтарь, а венеты живут вдоль всего ее течения, добывая янтарь и перепревая его на юг: эта традиция сложилась в эпоху, когда греки еще не освоили север Адриатики и считали эту область практически Крайним Севером. Язык этого народа хорошо засвидетельствован самобытными надписями (Whatmough. New Venetic, 281–292; The pre-italic dialects, passim; Prosdocimi. Venetico, 193–245 и сл.). Судя по ним, венетский язык занимал промежуточное место между италийскими, кельтским и иллирийским и был совершенно обособлен от славянского (Бернштейн. Очерк грамматики, 25; Порциг. Членение 73, 160, 190, 200; Krahe. Das Venetische, passim; Polome. Position, 59–76; Pellegrini, Prosdocimi. La lingua venetica, passim).

Главный же Янтарный путь в начале христианской эры пролегал с севера на юг по Висле, затем вверх по Дунаю и его притокам, а потом, пройдя по притокам По и самой реке, завершался в ее устье (Bilinski. La vie, 135–150). До этого янтарь поступал в основном из Ютландии, до которой, вероятно, и доходили первоначально воображаемые границы территории адриатических венетов (Филин. Образование языка, 50). Это и дало основание источнику Пл. или ему самому соединить старые представления с новыми знаниями и упомянуть венедов в связи с Вислой (ср.: Шелов-Коведяев. Древнегреческие периплы, коммент. 19). Для древнего автора такая трансплантация этнонима была естественна и непротиворечива, поскольку он изначально ассоциировался с северной окраиной ойкумены. Но характерно, что Пл. поместил упоминание венедов в полусказочный контекст: он понимал, что венеды побережья Северного Океана – один из элементов древних легендарных представлений, а не живой, современной ему реальности. Прочных оснований для отождествления их со славянами текст Пл. не дает.

24. сразу за Киммерием живут – в оригинале букв, «от Киммерия подле живут»: a Cimmerio accolunt. Как показывает употребление для понятия «река» слова amnis, Пл. использовал греческий источник, очевидно, перипл (Klotz. Flumen, 429). Границу Европы и Азии древние проводили чаще всего по Танаису (Дону), Меотийскому озеру (Азовскому морю) и Боспору Киммерийскому (Керченскому проливу). Киммерий – греческий полис, существовавший на северо-западе Таманского полуострова (Гайдукевич. Боспорское царство, 318 карта).

25. Приняв консенсус чтений лучших рукописей (ADFRdEa), мы следуем традиции старых издателей, продолженной Детлефсеном и Яном. Форма Serbi встречается лишь в рукописи е, откуда она попала в издание Барбаруса. Ее принял Шафарик (Славянские древности, I, ч. 1, 104), считавший этноним одним из древнейших самоназваний славян. За ним следуют Филин (Образование языка, 160), Трубачев (Ранние славянские этнонимы, 61), Ловмяньский (Początki, II, 53–55). Гипотеза построена на чтении, которое находится в явном противоречии со всей совокупностью рукописной традиции ЕИ, и потому не может быть принята. Место, безусловно, испорчено. Упомянутые в одном ряду с сернами племена, кроме меотов, даже с учетом существующих в традиции разночтений не находят себе аналогий в других источниках. Локализация сернов на Азиатском Боспоре, между Таманским полуостровом и Доном, противоречит и данным о распространении культур, имеющих отношение к славянскому этногенезу (Седов. Происхождение, 53 и сл.). Даже если Пл. передает здесь синхронную информацию, серны должны быть исключены из дискуссии о судьбах древнейшего славянства и по историческим, и по формальным причинам.

§ 1. Историк Публий (Гай?) Корнелий Тацит (далее – Т.) родился в конце 50-х годов I в. н.э. в Белгике (?), где его отец, родом из Нарбоииской Галлии или Транспадаиской Италии (?), был прокуратором (Plin. N. h. VII. 16. 79; Plin. Min. Epist. VII. 20; Тас. Agr. IX. 6.). В середине 70-х годов Т. обучался красноречию в Риме (Тас. Dial. II. 1; ср. 34). Вскоре он был удостоен сенаторского звания и женился на дочери консула Юлия Агриколы (Тас. Hist. I. 1. 3–4; Тас. Agr. IX. 6). В 70–80 годы известен как судебный оратор (Plin. Min. Epist. IX. 33. 2). При императоре Тите квестор, при Домициане член коллегии квиндецемвиров, претор, помощник императора при организации Столетних игр. После претуры до конца 93 г. Т. был легатом легиона и проконсулом (?) небольшой провинции Белгики (?) (Тас. Hist. I. 1. 3–4; Тас. Ann. XI. 11; Тас. Agr. IX. 6; XLV. 5). Консул во второй половине 97 г. (Тас. Hist. I. 1.3; Plin. Min. Epist. II. 1. 6; XI. 2). Обвинитель в 100 г. на процессе бывшего наместника провинции Африка Мария Приска (Plin. Min. Epist. II. 11. 2). Между 100–101 и 104–105 гг., по-видимому, наместник консульского ранга в одной из германских провинций; в 112–113 гт. проконсул Азии накануне восточной кампании Траяна (Plin. Min. Epist. IV. 13. 1; Тас. Germ. XXVIII; Тас. Agr. XLIV. 5; Tac. Dial. XVII. 3–4; OGIS, II, 487). Дата смерти неизвестна.

§ 2. Сохранившиеся произведения Т. «Жизнеописание Юлия Агриколы» и «Германия» написаны в 98 г. (Тас. Agr. III. 1; XLIV. 5; Тас. Germ. XXXVII. 2), «Диалог об ораторе» – около 102 г., «История» – в первые десятилетия II в., «Анналы» после «Истории» (Plin. Min. Epist. VII. 20. 23; VIII. 7; IX. 14; Тронский. Корнелий Тацит, 211–226; Кнабе. Корнелий Тацит, 94–185).

§ 3. Хотя личных впечатлений о провинциях Римского государства у Т. много меньше, чем у Плиния, он находился постоянно в гуще событий, занимая видные и почетные должности. Его пристальное внимание привлекали северные варвары, грядущую роль которых в судьбах империи он осознал одним из первых. Главное место в историческом труде Т. отводит не изложению, а осмыслению, оценке и анализу событий, с особым акцентом на этическое значение происходящего, на нравственную антиномию Рима и окружающего его мира варваров (Гревс. Тацнт, 174–219; Тронский. Корнелий Тацит, 211–232, 234–239; Кнабе. Корнелий Тацит, 77–108, 125–160; Рöhlтапп. Die Weltanschauung, passim; Reitzenstein. Tacitus und sein Werk, 14, 20–23; Fabia. Tacite, passim; Ciaceri. Tacito, 36 и сл.; Mendell. Tacitus, passim; Syme. Tacitus, I, 112–120, 144–156, 304–407, 435–464; II, 521–546; Bulst. Tacitus, passim.)

§ 4. Произведение «О происхождении и местах обитания германцев» (сокращенно «Германия», далее – Г.) целиком построено на противопоставлении примитивной, «естественной» культуры германцев с ее «здоровой», исполненной суровой простоты жизнью цивилизованной роскоши Рима. Этические симпатии Т. чаще оказываются на стороне варваров. Это заранее исключало отражение в его труде предвзятой негативной информации о северных соседях империи. Текст Г. распадается на две части. В первой, рисующей бедность и анархическую свободу германцев, дается описание страны в целом, ее усредненный, обобщенный образ. Это довольно подробный этнографический трактат о германцах. Во второй части приведена последовательная этногеография Германии. Наблюдения над обычаями и образом жизни германцев 1. мог в определенной степени почерпнуть из собственного опыта (см. §1). Но перечисляя германские народности, он не имел возможности опираться на свои непосредственные впечатления, поскольку речь шла здесь главным образом об областях, которых еще никогда не достигали римские полководцы. В данном описании значительная доля информации заимствована Т. у своих предшественников, в частности у Плиния Старшего (Гревс. Тацит, 124–130; Тронский. Корнелий Тацит, 232–234; Кнабе. Корнелий Тацнт, 125–143; Wolff. Tacitus» Germania, 9–18; Wolff. Das geschichtliche Verstehen, 121–166; Mendell. Tacitus, 216 и сл.; ср.: Consoli. L'autore, passim; Consoli. La Germania, passim; Gustarelli L'autore, passim).

§ 5 Рукописные традиции Т. и «Диалога об ораторе» тесно связаны. Традиция последнего представлена тремя семьями рукописей (XYZ), гипархетипы которых пропали еще в XV в., когда онн были изготовлены с Херсфельдского списка Соотношения семей рукописей Г. и «Диалога» в целом очень сложны, что прекрасно показал Робинсон (Robinson. Germania) и продолживший его исследования Винтер-боттом, предложивший и стемму для группы рукописей (Winterbottom. The manuscript tradition, 1–7). В последнее время поставлена под сомнение возможность рассчитать количество существовавших гипархетипов и выстроить надежную стемму (Önnerfors Praefatio). Мы ориентируемся на упрощенную стемму Кёстерманна, поскольку она удовлетворяет потребностям настоящего издания, верно отражая взаимоотношения рукописей, заслуживающих упоминания в связи с публикуемым эксцерптом (Wünsck Zur Textgeschichte, 42–59; Reitzenstein. Zur Textgeschichte, 307–317; Till. Untersuchungen, 3–7, 21 и сл. 26 и сл., 32–35 и сл., 38–82, 88–99, 100–103; Mendell. Discovery, 113–130; Mendell. Manuscripts, 135–145; Önnerfors. In Taciti, 45–53; Köstermann. Taciti libri, V, IX–XIX; Winterbottom. Taciti, 410–411).

Сиглы и условные сокращения

Семья X

В – Cod. Vaticanus Latinus 1862, s. XV.

b – Cod. Leidensis Perionianus XVIII Q, s. XV. Важна правка корректора (b²).

В обеих рукописях обнаруживаются чтения, происходящие из семей Y и Z.

Семья Y

С – Cod. Vaticanus 1518, s. XV. Масса орфографических неточностей, во многих местах перепутаны слова.

с – Cod. Farnesianus sive Neapolitanus IV с 21, s. XV. Очень важен. Близок семье Z.

Семья Z

Е – Codex Aesinas membracenseus, а. 1455–1474. Написан Стефано Гварнери, который списал его, очевидно, с рукописи, близкой, но не идентичной Херсфельдскому кодексу: имеются существенные расхождения, включая погрешности, с семьями X и Y.

В публикуемых отрывках использованы конъектуры Лунда (Lund), Ренана (Rhen.) и Липсия (Lipsius).

§ 6. Впервые Г. была напечатана в 1469 г. Издавалась многократно, но внимания заслуживают лишь некоторые публикации. Критическое издание Р. Муха (Heidelberg, 1937; 1960²; 1967³) добротио; аппарат в нем не очень обширен, но дает основное; чтения хорошо обоснованы. На Робинсоново исследование рукописной традиции опираются Ф. Андерсон (Oxf., 1938) и Ж. Перре (Р., 1949; 1962²), но в последнем почти отсутствуют комментарии. За Мухом следуют издания Лешантена де Губериатиса (Turin, 1949) и Э. Кёстерманна (Lpz., 1964²; 1970³), хотя немецкий публикатор не всегда удачно модифицировал критический аппарат и выбирал чтения по сравнению с Мухом. Традиция Робинсона и Андерсона была продолжена М. Винтерботтомом (Oxf., 1975), но его издание перегружено несущественными подробностями. Издание А. Ённерфорса (Stockholm, 1960; Stuttgart, 1983²) занимает место между изданиями Кёстерманна и Винтерботтома. Здесь нами использовано издание Кёстерманна: текст интересующего нас эксцерпта в нем исправен, а аппарат дает практически все существенное (Winterbottom. The manuscript tradition, 1)¹⁸.

Тас. Germ. 46

(1) Hie Suebiae finis. Peucinorum^a Venethorumque^b et Fennorum nationes Germanis an Sarmatis ascribam dubito. quamquam Peucini, quos quidam Bastarnas vocant, sermone, cultu, sede ac domiciliis ut Germani agunt. sordes omnium ac torpor procerum. conubiis mixtis^c nonnihil in Sarmatarum habitum foedantur^d. (2) Venethi multum ex moribus traxerunt, nam quicquid inter Peucinos Fennosque silvarum ac montium erigitur latrociniis pererrant. hi tamen inter Germanos potius referuntur, quia et domos figunt^e et scuta gestant et pedum^f usu ac pernicitate gaudent: quae omnia diversa Sarmatis sunt⁸ in plaustro equoque viventibus.

^aPeucurorum BbC; ^bVenetorumque vel Venethorumque libri, item init. Z] Venedorum Rhen., sed cf. Much Comm. p. 414 sq.; ^cmixtos BcE: mistos b¹; ^dsordes omnium at corpora procera... foedantur Lund; ^efigunt Bb] fingunt EY; ^fpedum Lipsius] pecudum Bb] peditum EYb²; ⁸sunt от E.

(1) Здесь граница Свевии¹. Я колеблюсь, причислить ли народы певкинов², вечетов³ и феннов⁴ к германцам или сарматам. Впрочем, певкины, которых некоторые называют бастарнами, в отношении⁵ речи, образа жизни, мест обитания и жилищ ведут себя⁶ как германцы. Все они живут в грязи, а знать в бездействии⁷. Смешанными браками они обезображивают себя, почти⁸ как сарматы. (2) Венеты многое усвоили из [их] нравов, ведь они обходят⁹ разбойничьими шайками¹⁰ все леса и горы¹¹ между певкинами и феннами. Однако они скорее должны быть отнесены к германцам, поскольку и дома строят, и носят [большие] щиты, и имеют преимущество в тренированности и быстроте пехоты¹² – это все отличает их от сарматов, живущих в повозке и на коне.

Комментарий

1. Имеется в виду северная граница Свевии. Т. считает, что она охватывает большую часть Германии (Тас. Germ. XXXVIII. 1). Вначале он описывает ее западную часть, отправляясь от течения Рейна (XXXVIII–XL). Затем переходит к восточной и перечисляет населяющие ее племена с юга на север, начиная с верхнего течения Дуная. Здесь Т. называет гермундуров, нарисков, марко-маннов и квадов (XLI. 1–XLII. 1). За ними простираются области марсигниев, котиниев, осиев и буриев (XLIII. 1); потом Свевию пересекает продолжительный горный кряж (т.е. Исполиновы горы и Судеты), за ним живут лугии, объединяющие многие отдельные племена (XLIII. 2), далее готоны (готы), на берегу Океана (т.е. Северного и Балтийского морей) ругии и лемовии (XLIV. 1), в самом Океане суионы (XLIV. 2), справа (т.е. восточнее) побережья Свевского моря (Балтики) – эстии (XLV. 2), а за суионами в другом море живут племена ситонов (XLV. 6). Здесь и находится предел Свевии. В представлении Т. она оказывается тождественной практически всей Свободной (Великой) Германии (о ее границах см. Тас. Germ. I. 1; ср.: Браун. Разыскания, 39). Отметим, что эстии (здесь – балты) отнесены Т. к германским племенам (см.: Браун. Разыскания, 25–26, 30, 111, 248; Погодин. Из истории, 3; Филин. Образование языка, 132–133; Бобович. Комментарий, 434, примеч. 2, 439, примеч. 102–112, 116; Beckers. Entdeckimgsgeschichte, 601–612, 688–701; Norden. Urgeschichte, 52 и сл., 249, 255, 263 и сл., 283).

2. Певкины – здесь бастарны. Они появились в нижнем течении Дуная во второй половине III в. до н.э. и были сначала приняты за кельтов. В начале II в. они достигли Прутско-Днестровского междуречья и дунайской дельты. Часть из них затем вернулась в Карпаты, а те, что остались, стали называться певкинами по имени области Певка (возможно, гористая Бабадагская область близ устьев Дуная), которую они заселили (Браун. Разыскания, 101, 104–107, 185–193; Шелов-Коведяев. Замечания, 63–65; Much. Der Eintritt, 4).

3. Поскольку, говоря о границе Свевии, Т. имеет в виду ее северный предел (см. коммент. 1), то упоминание о ней не может помочь в локализации Тацитовых венетов. Они (см. коммент. 4) разбойничали на пространствах от юго-восточной Прибалтики до Нижнего Подунавья. Здесь, вопреки существующему мнению, ничего не говорится о территории собственно народа (см.: Погодин. Из истории, 15), ибо области, подвергаемые набегам, не могут быть ей тождественны. К тому же в ареал грабительских экспедиций попадают земли эстиев (балтов) на севере (Тас. Germ. XLV. 2) и гето-даков на юге (Тас. Germ. I. 1). Следовательно, Т. представляет себе венетов живущими где-то в Повисленье (ср.: Седов. Происхождение, 30). Плиний же пишет, что они населяют некий мифический остров «вплоть до Вислы». Большой разницы в определении между этими двумя сообщениями нет. Поэтому достаточно распространенное (ср.: Nacz. Les Venedes, 177–184) мнение, что Т. по сравнению с Плинием дает более ясную и новую информацию локализации венедов, неверно (ср.: Браун. Разыскания, 26; Погодин. Из истории, 16). Римляне вообще имели смутные представления о Балтике и о внутренних и отчасти внешних очертаниях Германии (списки народов Германии Плиния, Т. и Птолемея и перекрывают, и дополняют друг друга, что свидетельствует об отсутствии единой четкой картины этой страны в представлении древних и использовании разных источников для ее создания каждым автором – Браун. Разыскания, 49; Погодин. Из истории, 9, 12; Geoffroy. Rome et les barbares, 6, 23; Wolff. Tacitus» Germania, 9–18; Norden. Urgeschichte, passim; Svennung. Skandinavien, 9): этому способствовали труднодоступность северных морей и опасности, связанные с проникновением в глубь территории, занятой германскими племенами. В 9 г. до н.э. войско под началом Друза дошло до Эльбы, в следующем году через нее переправился Агенобарб. В 5 г. н.э. Эльбу перешел и Тиберий, но после разгрома в 9 г. в Тевтобургском лесу римляне никогда больше не заходили в глубь Германии. В 5 г. н.э. римский флот совершил экспедицию по Северному морю, достигнув Северофризских островов или, по другому мнению, даже обогнув п-ов Ютландия (Бобович. Комментарий, 438, примеч. 80, 98, 101; Geoffroy. Rome et les barbares, 8–9; Svennung. Skandinavien, 10). При Нероне было снаряжено посольство на Нижнюю Вислу; возможно, тогда же римскими купцами была налажена торговля янтарем, шедшим из этого района (Браун. Разыскания, 26, 27, 331; Sadowski. Die Handelsstrassen, 30 и сл.; Müllenhoff. DA, I, 265 и сл.), хотя ее объем был очень и очень скромным (Jankuhn. Archäologische Bemerkungen, 417). К концу I в. н.э. этим и ограничивался (не считая сведений Цезаря) круг непосредственно добытых римлянами сведений. Если вспомнить, что римляне не имели вкуса к исследованию, не продиктованному прямой практической выгодой, не будет удивительным, что латиноязычные авторы I в. н.э. заимствовали массу сведений о Средней и Восточной Европе из старых – вплоть до ионийской географии VI в. до. н.э. – источников (Погодин. Из истории, 12; Ростовцев. Скифия и Боспор, 10, 43 и др ; Müllenhoff. DA, III, 46 и сл.).

Связи Рима с Германией осуществлялись по одним и тем же однажды установленным путям. Кроме того, интерес римлянина был направлен либо к очевидным для него курьезам, либо на те черты в жизни другого народа, которые могли быть сопоставлены с его собственным обиходом. Все это и обусловило бесконечные в Римской литературе повторы одних и тех же сюжетов и сведений о северных народах (Chevallier. Rome et la Germanie, 43). Т. широко использовал сведения Цезаря, Ливия, Саллюстия, Страбона, Мелы и Плиния (Geoffroy. Rome et les barbares, 85–88; Münzer. Die Quelle, 67–100; Mendell. Tacitus, 216; Thilscher. Das Herauswachsen, 12–26; Jankuhn. Archäologische Bemerkungen, 424; Svennung. Skandinavien, 1).

Разобранные особенности упоминания Т. венетов делают вполне вероятным предположение, что он позаимствовал свои сведения об их локализации или прямо из Плиния, или из общего с ним источника, датируемого самое позднее IV–III вв. до н.э. Так же у Плиния, и именно применительно к венедам, мы сталкивались с контрастом четкого перечисления германских племен и неопределенности локализации данного этнонима, что присуще и тексту Т. (см. коммент. 1). Настораживает и сопоставление венедов с сарматами: ведь территория последних не простиралась далее Карпат, т.е. земли певкинов, и не достигала Повисленья (Браун. Разыскания, 91; Бобович. Комментарий, 434, примеч. 1). Поскольку же занятие грабежом сближает венетов не только с сарматами, но и с теми же германцами (Chevallier. Rome et la Germanie, 46), то их сравнение по этому признаку именно с сарматами в тексте Т. внутренне не мотивировано. Но именно Плиний упомянул эти два народа рядом! Перечисляя реально существовавшие племена в восточной части Свевии (Тас. Germ. XLIII.2–XLIV.1), Т. отдает им в том числе и все Повисленье (ср.: Браун. Разыскания, 25–26), практически не оставляя, таким образом, места для венетов: южнее, в Карпатах, живут певкины, а севернее, в Прибалтике, – эстии и фенны. Более же восточные области считались в начале христианской эры уже Сарматией, а не Германией, да и находятся они в стороне от Вислы. Значит, есть веские основания предполагать, что сообщение Т. о местах обитания венетов базируется на тех же источниках, что и у Плиния, почему им и нет места в реальной этнографии Германии.

Этнографические определения Т., как и многих античных авторов, вообще сомнительны (Браун. Разыскания, 111). Он исходит в них из внешних признаков, многие из которых, как, например, вооружение и способ ведения боя, вообще не этнографичны, употребляя при этом имя германцев весьма расширительно. А принципиальные характеристики этноса (например, язык) оказываются для него не важны (Браун. Разыскания, 111; Schachmatov. Beziehungen, 75–76; Much. Der Eintritt, 6): так (Тас. Germ. XLV. 2), по внешнему виду он причисляет эстиев к германцам, хотя упоминает, что язык у них тот же, что и у британцев (т.е. для того времени – кельтов). Его портрет германца очень близок утрированному образу галла (Chevallier. Rome et la Germanie, 45; Jankuhn. Archäologische Bemerkungen, 425), и в своем описании он выступает более как ритор, моралист, широко использующий топику в соответствии с литературным этикетом (ср.: Погодин. Из истории, 14; Jankuhn. Archäologische Bemerkungen, 411–412, 418). Нередки тут и анахронизмы (Jankuhn. Archäologische Bemerkungen, 419–420). И соответствующие разделы Г. (XLVI. 1–2) написаны по законам построения риторической фигуры: сравнение с сарматами завершает характеристику певкинов и открывает таковую венетов. Так что сопоставление последних с сарматами вполне может быть не более чем риторическим приемом. Правила риторики требовали также, чтобы Т. в конце своей книги, после продолжительного этнографического отступления (Тас. Germ. XXXVIII. 1–XLV. 6), дал краткий обобщенный портрет германца, дабы в памяти его читателя прочно запечатлелись наиболее характерные этнографические черты этого северного варвара. «Идеальный» германец первой части Г. проводит жизнь в бездействии и взаимных грабежах, вооружен мечом и щитом, а главную военную силу имеет в пехоте. В главе же XLVI характеристики певкинов и венетов составляют, в сущности, лишь разделенный между ними надвое единый стереотип германца, созданный Т. ранее. Это совпадение не случайно: певкины и венеты – риторическая пара, служащая для реализации общей концепции римского историка. Поэтому они просто не могли быть носителями иных черт, которые не были бы заданы образом «идеального» германца. Так что выводы о реальной локализации, истории, общественном устройстве и образе жизни (Развитие этнического самосознания, 11) венедов при опоре на данные Т. весьма затруднительны.

И Плиний и Т. на основании своих источников составили себе представление о венедах/венетах как о некоем полуреальном, якобы некогда существовавшем северном народе, который необходимо упомянуть при описании этого региона, но трудно совместить с современной им этнической картой. Т. причисляет их к германцам, поскольку именно последние доминировали в его время на севере Европы. В этой связи надо вспомнить об упоминании венедов-сарматов на Певтингеровой карте (см. наст, изд., с. 69) и о титуле «Венедикус», полученном императором Волусианом (251–253) за кампанию в Дакии. Они находят себе соответствие в германском элементе, локализуемом в Нижнем Подунавье в составе в основном сарматской черняховской культуры (Рикман. Этническая история, 323 и сл.; Седов. Происхождение, 78–89 и др.). Так возникает возможность связывать с полулегендарными венедами всякий относительно недавно пришедший с севера и малоизвестный пока жителям империи народ, обосновавшийся в нижнем течении Дуная. Заслуживает внимания мнение (ср.: Браун. Разыскания, 333; Golqb. Veneti, 323), что различные варианты этнонима в античных и раннесредневековых источниках (Veneti, Venethi, Venedi и их греческие аналоги) являются отражением звучащего здесь германского ð. Таким образом, письменные источники сами по себе не дают твердых оснований для суждений о бесспорном славянстве венедов/венетов, упомянутых Плинием, Т. и Птолемеем.

Славянская этимология этнонима была предложена давно (Perwolf. Polen, 65) и уже критиковалась (Филин. Образование языка, 52), но недавно была поддержана Голомбом (Goiqb. Veneti, 321–336). В рассуждениях неверны уже посылки. Во-первых, славяне сами себя венедами никогда не называли, ибо этноним вятичи, происхождение которого от имени венедов (Golqb. Veneti, 325–326) тоже не бесспорно, – поздний и мог возникнуть на основе германской формы. Во-вторых, Голомб признает славянскую этимологию гидронима Висла (агрументы против см.: Respond. Urslawen, 147–148) и потому считает, что жившие в ее течении венеды неизбежно должны были быть славянами; но авторы такой этимологии (Rozwadowski. Studia, 264–276; Lehr- Sptawiriski. О pochodzeniu, 72–73) искали славянское объяснение названию реки, исходя из аксиомы славянства венедов – значит, Голомб пытается решить задачу, определяя одно неизвестное посредством другого; наконец, и реальность присутствия венедов в Повисленье стоит под вопросом. В-третьих, этнонимы и топонимы с корнем *wend-/wind-встречаются и в заведомо германской, и в финской среде (ср., например: Gołqb. Veneti, 323). Да и схема корневого развития этнонима из праслав. *vet- «победоносный, могущественный, большой, великий»: vet- > vęt > vent- > venet- противоречит утверждению того же автора (Gołqb. Veneti, 324, 326), что форма veneti по своему оформлению соответствует распространенной славянской словообразовательной модели, так как в ней можно выделить корень ven- и суффикс -et(o)- (ср.: Иванов, Топоров. О древних этнонимах, 20–23).

4. Фенны, судя по их локализации (Тас. Germ. XLVI. 3–4), – это саамы, жившие в это время в Прибалтике севернее Немана (Бобович Комментарий, 439, примеч. 116; Schachmatov. Beziehungen, 51 Whitaker. Fenni, 215–224).

5. в отношении – единственное понимание аблативов sermone, cultu, которое здесь возможно, модальное, что и диктует необходимость данного оборота в русском языке.

6. ведут себя – глагол ago у Т. (Gerber, Greef. Lexicon Taciteum, s.v.) в модальном значении употребляется синонимично глаголу se agere.

7. Все они живут и т.д. – букв, «грязь всех и бездействие знатных». Составители Тацитова лексикона понимают torpor как «тупоумие, тупость» (Gerber, Greef. Lexicon Taciteum, s.v.). Однако параллельное место у Т. в той же Г. (XI, ср. XV), где идет речь о медлительности и отсутствии власти у германской знати, позволяет выбрать нам иное значение – «оцепенение, окоченение, бездействие», также представленное в словоупотреблении Т.

8. nonnihil; перевод дан в соответствии с обычным значением этого слова в языке Т. (Gerber, Greef. Lexicon Taciteum, s.v.).

9. обходят – глагол pererro (Gerber, Greef. Lexicon Taciteum, s.v.). употребляется Т. в значении «бродить, блуждать, слоняться».

10. разбойничьими шайками – в ед.ч. latrocinium в словоупотреблении Т. обычно синонимично raptum «ограбление, грабеж». Поэтому в принципе возможен и перевод «проходят с целью грабежа (грабежей)». Но нам представляется предпочтительным вариант, учитывающий, что во мн.ч. данное слово имеет равноправное значение «разбойничьи отряды, банды, шайки».

11. все леса и горы – букв, «все, что возвышается [из] лесов и гор»; в переводе изменен, кроме того, порядок слов по сравнению с латинским текстом.

12. имеют преимущество в тренированности и быстроте пехоты – род.пад. мн.ч. pedum («ног»: от pes, pedis «нога, ступня») представляет собой конъектуру Липсия, предположившего, что в архетипе сохранившихся рукописей стояла эта форма с неким неясным значком наверху, принятая переписчиками за сокращение и по-разному ими расшифрованная, отчего в разных семьях кодексов и появились чтения pecudum и peditum. Перевод с учетом формы pecudum «получают удовольствие от тренировки (и т.п.) и проворства скота (овец и т.п.)» неудачен, поскольку, во-первых, в этом случае неясно противопоставление венедов кочевникам-скотоводам сарматам; во-вторых, упоминание сразу перед этим оборотом щитов явно указывает на «военный контекст». В принципе возможен и перевод «получают удовольствие от упражнения и ловкости (быстроты) ног» – так как Т. воспринимал эту особенность как одну из специфических этнографических черт германцев (Тас. Germ. XXIV. 1). Выбранный нами вариант учитывает: 1) общий контекст употребления оборота – грабительские рейды, упоминание щитов как одной из деталей военного снаряжения венедов; 2) возможность употребления мн.ч. от слова pes, pedis (pedes etc.) в значении «пехотинцы, пеший строй, пеший порядок» (ThLL, s.v. pes). Поэтому наш перевод построен на чтении (EYb²) peditum: род. мн.ч. от pedes, -itis (пешеход, пеший, пехотинец) имеет значение «пехота». Глагол gaudeo имеет у Т. в целом обычное значение «радоваться, получать удовольствие, наслаждаться, любить». Наш перевод базируется на засвидетельствованной (Thesaurus linguae latinae, s.v.) тенденции развития у этого глагола значения «быть удачливым, получать (иметь) преимущество (выгоду, выигрыш), выигрывать». Слово usus часто употребляется для обозначения опыта, навыка. Данное выражение нашего источника может иметь троякое значение: 1) венедов, как и всех германцев (ср. Тас. Germ. VI. 3; Тас. Hist. I. 79. 2), отличают тренированность и быстрота пехоты (ср. ко всему вышеизложенному: Pekkannen. Note, 271–275); 2) они имеют преимущество перед сарматами в тренированности и быстроте пехоты; 3) венеды выигрывают бой вследствие тренированности и стремительности пехоты. Ср. перевод «передвигаются пешими, и притом с большой быстротой» (Корнелии Тацит, I, 373), обычно используемый в литературе (см.: Седов. Происхождение, 30; Развитие этнического самосознания, 11; Королюк. Славяне и восточные романцы, 149).

§ 1. Великий греческий астроном и географ Клавдий Птолемей (далее – Пт.) родился, очевидно, в Среднем Египте в Птолемаиде Гермейской, учился и затем проводил астрономические наблюдения в Александрии Египетской (Ptol. Synt. IV.6; V.12). В 147–148 г., может быть, единственный раз отлучился из этого города, чтоб посетить Каноб. Вся его сознательная жизнь была связана с Верхним Египтом. На основании сведений, содержащихся у схолиастов и арабских географов, можно сделать вывод, что Пт. занимался астрономией со 127 по 167 г., а даты его жизни: 89–167 гг. н.э. Но вероятны и другие даты в диапазоне от 102 до 180 г. (Болль предлагает 100–178 гг.). Менее убедительны 83–161 гг. и позднее. Лишь в лексиконе Суда (Suid., s.v. Πτολεμαῖος) сообщается, что Пт. родился в правление Марка Аврелия. Болль (Boll Studien) логично предложил считать это известие искажением указания либо на период акмэ, либо на время смерти Пт.

§ 2. Все творчество Пт. группируется вокруг занятий математикой и астрономией (кроме этих наук – астрология, оптика, механика, учение о гармонии; создание географической карты, базирующейся на координатной сетке, в основу которой положен ряд астрономических наблюдений и вычислений). «Географическое руководство», очевидно, одно из самых поздних произведений (альтернативное мнение вторая половина 30-х годов II в. н.э. см.: Šimek. Velká Germania, IV, 20–37). См.. Stein. Zur Datierung, 117–123; Polaschek. Ptolemaios, 682; Hövermann. Das geographische Praktikum, 83.

§3. «Географическое руководство» (далее ГР) – чрезвычайно сложный источник Его автор – фактический основоположник современной географии и картографии Он сформулировал принципы построения ориентированной на север карты, исходя и математически вычисленных координат, основанных на астрономических наблюдениях местоположений упоминаемых в ней пунктов. Так должно строиться любое описание земной поверхности. В соответствии с греческой традицией Пт. рассматривает географию как создание карты земли в самых общих чертах, без частностей. Главное, чтобы отдельные ее части были сопоставимы и соразмеримы друг с другом.

Требование геометрически совершенной, точной общей карты в его время еще не выдвигалось и не было исполнимым. Адекватное отображение мелких деталей конфигурации небольших участков суши и моря на частных картах считалось уделом хорографии (Ptol. Geogr. I. 1–4; XX. 1). Пт. пишет только для географов, которые занимаются этой наукой ради нее самой, и считает, что практикам от его труда будет мало пользы. ГР – лаконичное перечисление координат опорных (в картографическом смысле) пунктов (города и т.п., центральные и крайние точки горных цепей, устья и истоки рек, мысы и т.п.), а также племен и народов, которые в ряде случаев служат дополнительными ориентирами, но чаще – лишь еще одной чертой описываемого ландшафта. Никакие исторические, этнографические или культурные сведения при этом не сообщаются. ГР – описание карты ойкумены и практическое руководство для ее начертания при помощи координатной сетки. Кроме ее текста существуют многочисленные списки двух наборов (26 и 64) карт (общей и частных) Ввиду многих внутренних и внешних противоречий этой традиции невозможно однозначно решить, располагал ли Пт. до написания ГР собственной картой либо первоначальным географическим планом, или же этот труд был подготовкой к ее созданию. Неясно, восходит ли и какой из этих комплектов или отдельных карт к собственно Птолемеевой традиции. Поэтому в дальнейшем я оперирую сведениями только текста ГР.

В кн. I ГР Пт. неоднократно указывает, что, создавая карту, географ должен стремиться определить координаты как можно большего числа наносимых на нее пунктов посредством личных астрономических наблюдений, постоянно проверяя полученные другими результаты, а в остальном использовать, насколько возможно, новейшие материалы. Воспринимать это общее пожелание как твердый принцип и искать следы его неукоснительного соблюдения (или нарочитого забвения) самим Пт. было бы совершенно неверно. Фонд необходимых ему сведений исчерпывался тогда несколькими наблюдениями затмений, проведенных в разное время в разных точках ойкумены. Так были вычислены географические координаты только единичных, хотя и очень важных, пунктов. Значение часа было высчитано еще недостаточно точно, отчего были затруднены операции с мельчайшими частями градуса. Наименьший интервал, который мог учитывать Пт., равнялся пяти минутам. Проведя всю жизнь в Верхнем Египте, сам он не мог установить путем астрономических наблюдений координаты удаленных отсюда точек. Александрия уже не была тем центром, в котором сравнительно быстро аккумулировалась вся новейшая информация, да и пожар библиотеки в 47 г. до н.э. мог уничтожить многие важные для Пт. материалы. Кроме труда Марина Тирского, он вряд ли располагал значительным количеством новых собственно географических сочинений или карт. Ему были известны произведения Дикеарха и Эратосфена, Тимосфена и Гиппарха. Но основным его источником могли стать лишь разнообразные хорографические описания – литературные (Посидоний, Полибий, Страбон, Тацит, Плиний) и деловые (периплы, периэгесы, итинерарии, дорожные записи торговцев, материалы римской картографии, хотя ее использование in toto было для него невозможным). Единственным методом включения их данных в труд Пт. был пересчет линейных мер первоисточников в градусы и нанесение соответствующих пунктов на карту с учетом ее северной ориентации. Значительные искажения реального положения вещей были неизбежны. Разделы, посвященные Малой Азии и Египту, показывают, что Пт. сводил воедино данные весьма разновременных источников, накладывая их сообщения друг на друга без всяких изменений, отчего в его описании новейшие данные соседствуют с анахронизмами, перегружая карту и искажая реальное положение называемых объектов. Доля сведений, восходящих ко времени до Пт., в ГР весьма значительна. Описание Германии отражает походы Августа и Тиберия (один неправильно понятый герундивный оборот у Тацита превращен у Пт. в название римской стоянки), а границы Дакии соответствуют времени до начала римской оккупации. В Далмации упомянуты 15 значительных городов (один ошибочно перенесен из Италии), в Египте – 11, Малой Азии – всего 14, а Италии – 10 (!). В разных местах ГР есть расхождения в определении одних и тех же пунктов, различны положения нулевого меридиана и направление описания в кн. VIII и в кн. II–VII. В кн. VIII, где значения координат приводятся не в градусах, а в количестве часов наиболее продолжительного светового дня, ряд данных предыдущих книг округляется и уточняется.

Эти особенности ГР, даже с учетом искажений, внесенных многочисленными переписчиками, показывают, что Пт. не завершил приведение собранного материала в единую систему. Не высказывая сомнений в его авторитетности и добросовестности, подчеркну, что пользоваться его сведениями без всестороннего критического анализа нельзя. Многие данные Пт., особенно об областях, с которыми у средиземноморских Цивилизаций не было регулярных контактов, несовременны ему и приблизительны (Браун. Разыскания, 27–29, 42–43; Кулаковский. Карта; Ростовцев. Скифия и Боспор, 10, 73–79, 93; Удальцов. Племена, 41, 43; Романовская, Шелов-Коведяев, Щеглов. Городище, 124–133; Boll. Studien, 49–243; Berger. Geschichte, 87–143; Weiss. Ein Forschungsbeitrag, 120–121; Honigmann. Klimata, passim; Maliv́. De la localisation, 129–142; Bagrow. The origin, 318–387; Šimek. Velká Germania, I, 1–63; Polaschek. Ptolemaios. 680–833; Schütte. Etudes, 17; Hövermann. Das geographische Praktikum 83–103).

§ 4. Рукописная традиция греческого оригинала ГР находится в хаотическом состоянии. Лишь один кодекс датируется XI в., остальные – ХIII–XIV и даже XV вв. От автора ГР их отделяет более тысячи лет, в течение которых произведение многократно переписывалось: об этом говорит как общее количество (46) и различия рукописей, так и число относительно лучших списков (21). При этом лишь пять авторов позднеантичной и раннесредневековой эпох обнаруживают знакомство с ГР – Аммиан Марцеллин, Маркиан Гераклеот, Мовсес Хореиаци и анонимные авторы двух кратких греческих географических справочников V в. Принципы географии Пт. оставались в течение всего средневековья непонятыми: многочисленные искажения, вкравшиеся в первоначальный текст при постоянном копировании, показывают, что переписчики слабо понимали значение и смысл ГР. Но рукописи постоянно дополнялись и правились ad hoc, отчего оказались переполнены мелочными эмендациями, лишь в незначительной степени улучшающими чтения. Текст правился по позднее возникшим картам, карты – по не относящимся к ним текстам, с карт эти корректуры вновь возвращались в тексты, но уже другой семьи и т.д. Худшие рукописи правились по бывшим или казавшимся лучшими, иногда нескольким неадекватным спискам, лучшие, в свою очередь, исправлялись по худшим. Все это создало массу контаминированных чтений. В несколько лучшем состоянии, чем значения координат, находятся словесные описания контуров областей, географических ориентиров и перечисления народов. Но и здесь текст ГР в своем нынешнем виде – во многом плод усилий «соавторов» Пт., позднейших эрудитов и переписчиков (Fischer. Die Ptolemäushandschrift, 215–222; Fischer. Codex Urbinas; Deissmann. Forschungen, passim; Göber. Geographiae Codex, 84–94; Kubitschek. Claudius Ptolemaeus, 369–387; Kubitschek. B-Redaktion, 108–132; Diller. The Vatopedi manuscript, 174–184; Schnabel. Text, passim). Ниже характеризуются рукописи, важные для конституции текста наших отрывков и представленные в критическом аппарате к изданию Мюллера (сиглы Шнабеля).

Cиглы и условные сокращения

А – Cod. Vaticanus Gr. 388 (fam. Ξ; Müller Г), s. XIII.

X – Cod. Vaticanus Gr. 191 (fam. Ξ; Müller X), s. XIII. Есть лакуны, часть из них заполнена рукой XIV в. (X²) по худшему списку.

О – Cod. Florentinus Laurentianus XXVIII 49 (fam. ω; Müller Ω; Fischer В¹), s. XIV in.

Есть правка первой и второй рукой.

S – Cod. Florentinus Laurentianus XXVIII 9 (fam. ς; Müller Σ), s. XV. Окончание написано другой рукой, но в то же время. Его архетип был местами испорчен и нечитаем, что относится и к двум следующим рукописям.

Р – Cod. Florentinus Laurentianus XXVIII 42 (fam. ς; Müller ψ), a. 1445. По сравнению с предыдущим дает как худшие, так и лучшие чтения.

В – Cod. Florentinus Laurentianus XXVIII 38 (fam. ς; Müller Ф), s. XV. Тесно связан с S и может не привлекаться рядом с ним. Корректор внес варианты из других кодексов и произвольные изменения.

Z – Cod. Vaticanus Palatums Gr. 314 (fam. ζ; Müller Z), s. XV ex.

R – Cod. Venetus Marcianus Gr. 516 (fam. ρ; Müller R; Fischer A⁵), s. XV.

V – Cod. Vaticanus Gr. 177 (fam. p; Müller V), s. XIII.

С – Cod. Parisinus Suppl. Gr. 119 (fam. p; Müller C), s. XIV.

W – Cod. Vaticanus Gr. (fam. p; Müller W), s. XIV.

L – Cod. Athous Vatopedi 655 + Paris. Suppl. Gr. 443 + Lond. Mus. Brit. Add. 19391 (fam. ψ; Müller L; Fischer A²), s. XIII ex. vel s. XIV in. Зависит от U, но переписчик был не очень внимателен.

D – Cod. Parisinus Gr. 1402 (fam. ψ; Müller D; Fischer A⁷), s. XV. Кунц считал зависящим от U. В кн. I ГР много чтений из традиции ξ.

N – Cod. Oxoniensis Seldensis 41 (fam. v; Müller N), s. XIV. Рука N³ заполняла лакуны по плохо читаемому кодексу той же редакции. Рука N⁴ использовала рукописи той же редакции и схолии и варианты руки N².

U – Cod. Vaticanus Urb. Gr. 82 (fam. ψ).

K – Cod. Constantinopolitanus Seragliensis 57 (fam. K), s. XIII.

F – Cod. Fabricianus Havniensis Gr. 23 (fam. φ; Müller F), s. XIII in.

G – Cod. Parisinus Gr. 2423 (fam. γ; Müller G), s. XIII.

α – editio princeps.

Если X^Δ дают чтение, противопоставляемое П, то в последней группе текст испорчен. Если ХП дают чтение, противопоставляемое Δ, то в этой группе текст испорчен, но следует учитывать, что Δ опирается на древний пласт текстов ΞΠ.

Если SAOZ вместе или по отдельности дают чтения, согласные с X, противопоставляемые традиции их группы или редакции Ω в целом, то здесь составитель рукописи использовал некую рукопись традиции Ξ. Иногда А дает лучший текст, чем даже X.

Если то или иное название отсутствует в XAZ и «Каноне значимых городов», но зафиксировано в редакции Ω, то его надо считать интерполированным. Иногда XZ совпадают с Ω только в названиях пунктов, но порядок изложения и слов у них общий с А. Но есть и случаи, когда чтения X^Δ совпадают.

Нередки примеры, когда искажению подверглась повествовательная часть ГР, а не только значения координат. Наиболее чистой и близкой Птолемееву оригиналу представляется рукопись X (редакция Ξ). Редакция Ω расширена и искажена. Рукопись О и А представляют смешанную традицию, созданную на основе обеих редакций.

Прилагаемая стемма составлена А. Херманном по материалам Шнабеля. Она критикуется, в том числе Полашеком (Polaschek. Ptolemaios), но до настоящего времени никто не предложил ничего лучшего (стемму см. на с. 56).

§ 5. Вначале был издан не оригинальный тексте ГР, а его латинский перевод (1401–1406). Первое греческое издание было выпущено Эразмом Роттердамским спустя 150 лет. В течение XVI–XVII вв. ГР издавалась еще около 50 раз, но всегда по одной какой-либо рукописи. В середине XIX в. появились издания Вильберга (кн. I–VI) и Ноббе (кн. I–VIII; переизданы в 1888–1893 гг.). Они не могут считаться научными, поскольку основаны на немногих случайно отобранных рукописях; изданиям не предшествовал текстологический анализ.

Первую попытку критического издания предпринял Мюллер. Он успел издать кн. I–III (т. 1, ч. 1); его работа по кн. IV–V была закончена Т. Фишером (т. I, ч. 2). В начале XX в. отдельные книги и главы ГР издавали также Кунц и Рену. Несмотря на значительный прогресс, все эти издания основываются только на какой-нибудь одной группе рукописей, которая произвольно считается лучшей, критический аппарат в них несовершенен. В 30-е годы Фишер осуществил полное факсимильное издание Codex Urbinas Graecus 82 (текст и карты). В последнее время дальневосточную часть ГР, основываясь на выводах и стемме Шнабеля, успешно изучает и издает Ронка.

Для материала кн. III ГР нами использовано издание Мюллера. В некоторых случаях мы вынуждены были обращаться к изданию Ноббе, несмотря на все его несовершенство, так как Мюллер и Т. Фншер не закончили работу, а полное критическое современное издание текста ГР отсутствует до сих пор.

I

(Положение Нижней Паннонии)

II. 16.6.

а от реки [Дуная]

Бербис,

Сербитион¹…

II

(Положение Европейской Сарматии)

III.5.1,5

(1) Европейская Сарматия окружена с севера Сарматским океаном вдоль Венедского залива²… (5) И иными горами опоясана Сарматия, их которых называют… и Венедские горы³.

III

III. 5. 7–10

(7) А занимают Сарматию очень большие народы – венеды⁴ вдоль всего Венедского залива... (8) И меньшие народы населяют Сарматию: по реке Вистуле ниже венедов гитоны, затем финны, затем сулоны; ниже них фругудионы, затем аварины у истока реки Вистулы; ниже этих омброны, затем анартофракты, затем бургионы, затем арсиэты, затем сабоки, затем пиенгиты и биессы возле горы Карпата. (9) Восточнее названных, снова ниже венедов, суть галинды и судины и ставаны⁵ вплоть до аланов... (10) И снова побережье Океана вдоль Венедского залива последовательно занимают вельты⁶, выше них осии, затем еще севернее карбоны, восточнее которых кареоты и салы, за ними⁷ и гелоны, и гиппоподы, и меланхлены; за ними агафирсы, затем аорсы и пагириты; за ними савары⁸ и боруски вплоть до Рипейских гор.

IV

(Положение язигов метанастов)

III.7.1–2

(1) Язиги метанасты граничат... с запада и юга с описанной частью Германии от Сарматских гор до поворота реки Данубия у Карпис, и оттуда с частью реки Данубия... [продолжающейся] вплоть до ответвления реки Тибиск⁹, которая несет свои [воды] к северу... а с востока Дакией по той же самой реке Тибиск, которая, повернув на восток, оканчивается у горы Карпата, с которой она и несет свои [воды]... (2) Города же у язигов метанастов суть такие: ... Партиск¹⁰…

V

(Положение Дакии)

III.8.2,4

(2) После ответвления реки Тибиск

(4) А наиболее известные города в Дакии суть такие: ... Тибиск, Диерна¹¹…

VI

(Положение Азиатской Сарматии)

V.9.2

После устьев реки Танаис

Паниардис

устье реки Марубион (или Марабион)¹²

Патаруэ

VII

V.8.21

А между Керавнскими горами и рекой Ра оринзи, и валы, и сербы¹³.

VIII

(Положение Скифии по сю сторону горы Имаон)

VI 14 9

Населяют же [часть] этой Скифии, всю [обращенную] к северу, вплотную к неизвестной [земле], так называемые аланы скифы, и суобены¹⁴, и аланорсы, а [территорию] ниже их сэтианы, и массэи, и сюэбы, и у внешней стороны [горы] Имаон тектосаки, а затем у восточных истоков реки Ра робоски, ниже них асманы, (10) затем паниарды.

Комментарий

1. Шафарик считал этноним сербы (ср. еще Ptol. Geogr. VIII. 7.7: Τῆς δὲ κάτω Παννονίας τὸ μὲν Σέρβιον τὴν μεγίστην ήμέραν ἔχει...) самоназванием ранних славян (Славянские древности, I, ч.І, 104; ср.: Филин. Образование языка, 160) и постулировал на основании микротопонима Сербитион/Сербинон присутствие славян в Паннонии в I–II вв. н.э. Нидерле (Славянские древности, 56) ошибочно объяснил это инфильтрацией в Подунавье в начале нашей эры небольших групп славян (см. коммент. 13 к разделу «Плиний»).

«Сербы» же (вариант: сирбы) локализуются Пт. между восточными отрогами Северного Кавказа (Керавнийские горы) и Волгой (Ра), ближе к последней (ср.: Борисов. Карта, карт. 1). Их славянскую атрибуцию, предложенную Шафариком, поддержал Нидерле. Она уже подвергалась аргументированной критике (Ɫowmianski. Początki, II, 53–55, 62 и сл.). Однако в последнее время ее принял О.Н. Трубачев (Ранние славянские этнонимы, 61), обойдя высказанные контраргументы. Неизвестно, каково было в данном случае чтение лучших рукописей. Но поскольку «сербы» Плиния – результат средневековой правки этнонима серны (см. коммент. 25 к разделу «Плиний», а также: Иванов, Топоров. О древних этнонимах, 34, примеч. 53), то и текст Пт. был, вероятно, приспособлен к представлениям позднейшего времени. Хотя в труде Пт. встречаются случаи, когда он переносит народы, реально жившие в одной области, в другую (Браун. Разыскания, 156–157, 174–175), а также дублетные этнонимы (Браун. Разыскания, там же; Удальцов. Племена, 43, 44; Schiitte. Etudes, 18, 26–28), однако это всегда касается смежных областей. Поэтому нельзя считать, что этноним сербы попал в Поволжье случайно, будучи перенесен, скажем, из Повисленья. Но славянских памятников на Волге нет вплоть до средневековья. Этимологизирование по созвучию вообще опасно: Пт. отмечает в Северной Африке микротопоним, по всем показателям соответствующий этому этнониму в варианте «сирбы» (Ptol. Geogr. IV. 5.12, 20: Σιρβωνὶς λίμνη).

2. Вся венедская номенклатура сосредоточена Пт. в юго-восточном углу Балтийского моря: Венедский (Гданьский) залив Сарматского океана (Балтики; Ptol. Geogr. III.5.1,7,10), сами венеды вдоль побережья этого залива (III.5.7) в районе устья Вислы (III.5.8) и севернее его (III.5.9; ср.: Кулаковский. Карта; Борисов. Карта, карт. 1), Венедские горы (Восточнопрусское приморское плато; III.5.5). Венедов Пт., так же как венедов Плиния и Тацита, принято считать славянами, а на основании их упоминания на самом побережье – говорить о продвижении древнеславянских племен во II в. н.э. к Балтийскому морю (см. литературу в коммент. 23 к разделу «Плиний»). Но при этом не учитывается, что никакими новыми источниками для описания Повисленья и прилегающих областей Пт. не располагал (Погодин. Из истории, 16; Ростовцев. Скифия и Боспор, 10, 73–78, 93; Steche. Altgermanien, passim; Biliński. La Vistule, 192–209). Обилие этнонимов, упоминаемых им между Судетами, Карпатами, Одером и Неманом, – не результат наплыва новых знаний об этих областях и систематизаторской работы самого географа. Это следствие того, что Пт. спрессовал здесь в единый синхронистический пласт сведения многих разновременных, главным образом старых, источников. Тут и кроется причина многих ошибок и противоречий в его тексте. Вдобавок многие этнонимы перенесены Пт. в Европейскую Сарматию из Дакии (Браун. Разыскания, 27–29, 42–43, 118–119, 174–175; Удальцов. Племена, 41, 43; Müllenhoff. DA, II, 91–100; Berthelot. Germanie, 34–44). Поэтому в перечислении имен народов у него часто нет правильной географической последовательности, много дублетных наименований, а многие их сочетания представляют собой ученую фикцию (Браун. Разыскания, 35, 50, 156–157; Кулаковский. Карта, passim; Cuntz. Die Geographie, passim; Maliv́. De la localisation, 129–142; Schöning. Germanien, passim).

Несовершенство расчетов заметно исказило очертания Европы к северу от Судет и Карпат, а стремление уместить на одном пространстве народы, населявшие его в разное время, не только породило чрезвычайную плотность размещения этнонимов на карте, нарушив и перемешав реальные этнические границы, но и сильно сместило всю этнографическую картину в общем направлении на северо-восток. Все эти особенности Птолемеевой карты отразились на локализации им венедов и на составе их окружения (Браун. Разыскания, 29, 61; Погодин. Из истории, 16; Müllenhoff. DA, II, 91–100; Maliŕ. De la localisation, 129–142; Whitaker. Fenni, 215–224), поэтому в их упоминании на морском побережье надо видеть результат не реального переселения венедов к устью Вислы, а дефицита места и искажений карты Пт. Браун (Разыскания, 335) считал также возможным, что Пт. заимствовал название Венедского залива из старого источника, где он ассоциировался с районом п-ва Ютландия, откуда в Средиземноморье первоначально поступал янтарь, и перенес его в соответствии с представлениями о новом Янтарном пути на восток Балтийского моря. В таком случае это могло автоматически повлечь за собой и другую венетскую номенклатуру. Шахматов (Schachmatov. Beziehungen, 70) обратил внимание на то, что название одной из рек, впадающих, по Пт., в Балтику, – Рудон – близко имени легендарной «янтарной» реки Эридан, которая издревле была связана с историческими венетами. Вряд ли есть веские основания думать, что сведения Пт. о

локализации венедов более актуальны и реалистичны, чем Плиния или Тацита (Развитие этнического самосознания, 12; ср.: Nacz. Les Venedes, 177–184). К тому же все, что нам достоверно известно о ранних миграциях славян, связано с южным, а не северным направлением движения. Идея славянства венетов возникла у Суровецкого в результате сопоставления сведений Иордана с данными Плиния, Тацита и Пт. (см. коммент. 23 к разделу «Плиний»). Иордан (см. наст, изд., с. 106, ПО) дважды (lord. Get. 34, 119) упоминает о венетах в связи со славянами (склавенами). Суть его сообщений такова: некогда многолюдное и единое племя венетов теперь меняет свое наименование соответственно различным родам и местностям обитания и ныне известно в основном под тремя именами: венетов, антов, склавенов, но главные среди них – склавены и анты. В другом месте он сообщает, имея в виду географический ареал обитания славян, что живут они не в городах, а в болотах и лесах. Сопоставив это с локализацией венетов Плиния, Тацита и Пт. в Повисленье, Суровецкий решил, что и античные источники говорят о славянах. Но хотя Иордан и пишет, что венеты и славяне происходят «из одного корня», он нигде прямо не утверждает, что венеты всегда были славянами или что славяне раньше назывались венетами. Согласно точному смыслу текста Иордана, склавены не тождественны всем ранее известным венетам, но составляют лишь одну из многих современных ему их групп. Следовательно, собирательное значение этнонима, свойственное всей древней письменной традиции (ср. «большое племя венедов» Пт.; Krahe. Der Veneter-Name, 137–141), присуще и Иордану (ср.: Браун. Разыскания, 331–332). Он недвусмысленно подчеркивает что лишь в его время часть венедов стала называться славянами. Время сохранило произведения энциклопедического характера, ЕИ и ГР, которые представляли наибольший интерес для позднейших поколений, а не источники Плиния и Пт. Этим и объясняется появление северных венетов/венедов под своим именем именно в литературе I–II вв. н.э. (о зависимости Тацита от Плиния см. наст, изд., с. 42).

Поскольку Плиний и Пт. стремились собрать все когда-либо зафиксированные сведения об ойкумене и ее населении, то живучесть этого этнонима не может быть бесспорным свидетельством реальности продолжительного существования народа венедов на одной и той же территории. Эсты и финны долгое время были свободны от непосредственного влияния античной традиции (Развитие этнического самосознания, 11). Но они могли воспринять свои наименования славян, восходящие к этнониму венеты, от германцев, которые тесно соприкасались с античной цивилизацией, и могли связать славян, при их появлении в Повисленье, с венетами. Да и отсутствие фиксации самоназвания славян вплоть до VI в. н.э. может указывать на относительно позднее сложение этноса. Правда, лингвисты датируют начало формирования славянского языка значительно более ранним временем. Но глоттогенез не тождественней этногенезу и тем более собственно этносу. Зарождение языка не предполагает автоматически появление соответствующего этноса. Праязык и пранарод – понятия чисто лингвистические (Вандриес. Язык, 277–280; Сепир. Язык, 161–172; Бенвенист. Общая лингвистика, 350; ср.: Порциг. Членение, 62, 94–96; Бернштейн. Некоторые вопросы, 14). В археологии же в качестве этнообразующих выступают только целые комплексы взаимосвязанных особенностей каждой культуры – и не ранее заключительной фазы первобытнообщинной формации (Бромлей. Очерки, 103, 139–140, 143, 245, 266–267).

Такой устойчивый комплекс, бесспорно отождествляемый со славянами уже с VI в. н.э., генетически связанный и повсеместно продолжающийся, судя по археологическим материалам, в VIII–IX вв., извествен под названием культуры пражского типа (Русанова. Славянские древности, 10–11, 16, 166–167 и др.; Седов. Происхождение, 42–43, 104–119; Седов. Восточные славяне, 10, 12–16, 18). По мнению И.П. Русановой, эта культура сложилась еще в V в. на территории Средней и Южной Польши и Западной Украины, в междуречье Одры и Западного Буга. В культурах, предшествующих ей как в Центральной Европе, так и в Поднепровье, комплекс описанных выше признаков отсутствует. Речь может идти лишь об отдельных их элементах (Седов. Происхождение, 43), а они не могут служить основанием для этнической атрибуции какой бы то ни было культуры: ведь невозможно определить, какой из них играл роль этнообразующего в большей мере, чем остальные (Порциг. Членение, 94–95; Гамкрелидзе, Иванов. Индоевропейский язык, XIV). Поэтому поиски славянских культур, предшествующих пражской, пока не дали убедительных результатов. Состояние же письменных источников, во всяком случае до Иордана, не дает возможности в категорической форме говорить о славянстве венедов. Ср.: Топоров. К реконструкции, 276 и сл.

3. См. коммент. 2.

4. См. коммент. 2.

5. Шафарик предложил следующую интерпретацию этнонима: Σταυανοί < Στ(θ)λαβανοί < *Slavani. Позднее ее поддержали Шютте, Ловмяньский (Łowmiaп́ski. Początki, I, 178, 180; II, 44) и В.В. Иванов и В.Н. Топоров (О древних этнонимах, 14). Но Пт. вообще никогда не передает звук *ṷ греческой бетой: II в. н.э. – слишком раннее время для перехода беты в виту в ученой традиции. Вставное t(th) при передаче неприемлемого в греческом звукосочетания *sl (ср. вставное k в этнониме склавены) могло бы выглядеть убедительным, но здесь труднообъяснимо выпадение корневого *1 в Птолемеевой форме Σταυανοί (ср. все разночтения). Перечисляя народы Сарматии, Пт. выстраивает их в «цепочки» в направлении с севера на юг (сменяют они друг друга в общем направлении с запада на восток): первая заканчивается в верховьях Вислы, вторая в Прикарпатье, а третья завершается ставанами (ср. Ptol. Geogr. III.5.8), которые граничат с иранцами (аланами, уже вышедшими в Подунавье). Ставанам в их «цепочке» предшествуют галинды и судины – балтские племена (Трубачев. Ранние славянские этнонимы, 55). Мюлленхофф считал балтами и ставанов. Это – весьма правдоподобная гипотеза, поскольку именно на границе степи и лесостепи в Поднепровье, где локализуются ставаны, имели место контакты балтов и иранцев в начале христианской эры (Трубачев. Названия рек, 276, 288; Топоров, Трубачев. Лингвистический анализ, 173, 230–231; Седов. Ранний период, 101, рис. 9). О славянах же здесь в это время решительно ничего не известно. Против формальных аналогий и этимологии свидетельствуют еще два этнонима, сходных с реконструируемыми формами; ’Ασταβηνοὶ ‘Υρκανίας (Ptol. Geogr. VI.9.5 – Маргиана) и ’Ασταβηνοὶ ’Αρείας, (Ptol. Geogr. VI. 17.3 – Азия).

6. По представлению Пт., вельты жили на побережье Балтики в районе совр. Литвы. Славянами их считали Шафарик (Славянские древности, І,ч. 1, 340–369), Браун (Разыскания, 252: вельты-венты), Удальцов (Племена, 49: вельты-венетские славяне), Ловмяньский (Łowmiański. Początki, II, 44). Шахматов считал этноним кельтским (Schachmatov. Beziehungen, 74; ср.: Rospond. Urslawen, 159). В обоснование славянской этимологии Голомб (Gotqb. Veneti, 324–327) реконструирует этноним veleti, возводя его к славянской форме *veletъ/volotъ «гигант», считая ее синонимичной значению корня *ṷen- в этнониме veneti. И венетов и вельтов он при этом возводит к правслав. *ѵеtъ. В этом построении много натяжек. В частности, как следует не объяснено беглое е/о в Птолемеевой передаче этнонима, а также каким образом праслав. форма *vetъ развивает в себе звук 1. Да и фонетическое оформление этнонима заставляет думать, скорее, о балтах.

7. за ними – предпочитаем дать нейтральный перевод (а не «под ними», «ниже них»), так как здесь Пт., контаминируя источники, перемешал южное и восточное направления перечисления племен: с севера на юг должны располагаться гелоны, меланхлены и агафирсы, гиппоподы – восточнее гелонов и меланхленов, а восточнее агафирсов – аорсы, пагириты, савары и боруски вплоть до Рипейских гор (Уральского хребта).

8. Реконструкцию Σαυάροι = savari < *severъ (северяне) предложил Шафарик (Славянские древности, I, ч.1, 105). Ее приняли многие ученые, в том числе Удальцов (Племена, 43). Однако убедительное объяснение двойного чередования а/е при переходе от реконструируемой славянской к греческой форме так и не было найдено. Иванов и Топоров (О древних этнонимах, 31) считают слав. *severъ поздней калькой иранского термина, что снимает соответствие савары-северяне. Пт. локализует саваров и борусков в районе Рипейских (Уральских) гор. С поправкой на искажение у него карты Европейской Сарматии они все-таки должны быть помещены не западнее Волго-Донского междуречья. Мюллер (comm. ad loc.) отмечает, что Певтингерова карта (ср. Равеннский Аноним) знает область Саурику за Танаисом (Доном), а еще восточнее – народ сориков (ср. разночтения этнонима у Пт.). В описании Азиатской Сарматии (VIII.5) Пт. называет севернее Кавказской Албании (северо-восточного Азербайджана) народ санаров. Мюллер, отмечая, что области саваров и санаров почти совпадают, предлагал считать эти наименования дублетными формами одного этнонима. Занимаясь специально этническими дублетами у Пт., Шютте (Schütte. Ptolemy's atlas, 55–57) пришел к выводу, что он контаминировал данные различных источников, не сводя их в единую систему. Поэтому в описании соседних областей он зачастую повторяет, чуть видоизменяя, один и тот же этноним. Так у Пт. один народ как бы раздваивается. Дублетом саваров Шютте считает наваров (Schütte. Etudes, 18, 26). В областях, к которым приурочены эти этнонимы, во времена Пт. славяне еще не жили. К вопросу о созвучиях ср.: Σαύαρα (Ptol. Geogr. VI. 1.3 – Ассирия).

9. Данный гидроним считали славянским и Шафарик (Šafařik. Slovanské starožitnosti, I, 207, 408), и Нидерле (Славянские древности, 56). Локализован на западной границе Дакии, где во времена Пт. славян быть не могло (ср. коммент. 1). К возможности распространения славянской топонимии в Подунавье на рубеже эр скептически относятся Ловмяньский (Łowmiański. Początki, II, 25–27) и Филин (Образование языка, 52). Дакийская этимология гидронима обоснована Гиндиным (К хронологии и характеру славянизации, 66–68).

10 Славянское происхождение этого слова предполагалось на основе его сопоставления с гидронимом Патисс, для которого предлагалась славянская этимология. О ее несостоятельности см. коммент. 19 к разделу «Плиний». Кроме того, при такой параллели необъяснимо появление в нашей форме звука r.

11. Нидерле (Славянские древности, 55) видел здесь греческую передачу слав. Черна. О фракийском происхождении слова см.: Гиндин. К хронологии и характеру славянизации, 62–63. Локализуется на крайнем западе Дакии, где присутствие славян до VI в. н.э. не засвидетельствовано.

12. Шафарик (Славянские древности, I, ч.1, 104) считал название Моравия исконно славянским и потому признавал таковым и этот гидроним. Здесь не объяснены чередования *а/*о (Ма/Мо) и *u/*a (ru/ra). Кроме того, звук *ṷ никогда не передается Пт. Греческой бетой (ср. коммент. 5). Локализуется восточнее Азовского моря, где отсутствуют столь ранние следы славян. К вопросу о созвучиях ср.: Μαράβηνα ἤ Μαράβια – город в Киренаике (Ptol. Geogr. IV.4.12 – Северная Африка).

13. См. коммент. 1.

14. Интерпретацию этнонима Σουοβηνοί < Σλοβηβοί < *slovene предложил Шафарик (Славянские древности, I, ч.1, 106) и поддержал Нидерле (Славянские древности, 40: отражение исконно славянского этнонима). Принята Удальцовым (Племена, 45), Ловмяньским (Łowmiański. Początki, I, 179), Трубачевым (Ранние славянские этнонимы, 55) и др. (ср.: Развитие этнического самосознания, 23). Голомб (Gołqb. Veneti, 328) возводил его через формы *Svobene/*Slobene/*Slovene к и.-е. *sṷo/ebho- (свободный, принадлежащий своему народу). В качестве параллели он привел развитие из той же формы двух германских этнонимов: sṷe/abi/sṷevi. Эта гипотеза, хотя и в осторожной форме, была принята Ивановым и Топоровым (О древних этнонимах, 14–18). Они пошли дальше, обосновывая развитие значения свобода > слобода – «обособленная, независимая жизнь». В дальнейшем употребление этого корня «для обозначения племени свободных людей... привело к соотнесению племенного названия с обозначением собственной речи, своего слова...» (Иванов, Топоров. О древних этнонимах, 15–16, 17). Изменение семантики повлекло за собой изменение фонетического облика слова *sṷobh- > *slov-. Однако здесь, видимо, надо учитывать, что переход v > 1 на славянской почве относится к позднейшим диалектным явлениям периода существования самостоятельных славянских языков (Фасмер. Словарь, III, 672–673). Это ставит под сомнение предложенную Ивановым и Топоровым схему развития *sṷobh- > *slob- > *slov- > *slav-. Поэтому наиболее распространенная этимология, считающая —1— в этнониме славян исконно корневым (словене, славины), безусловно предпочтительна. В таком случае, греч. Σουοβ- никак не может отражать слав. *slov-, ибо бета в языке Пт. никогда не передает звук *ṷ. Вполне возможно, что суобены – дублет этнонима Σύηβοι, локализуемого по соседству. Они помещены Пт. примерно в верховьях Сосьвы (притока Тавды, впадающей в Иртыш; см.: Борисов. Карта, карт. 2). Упоминание рядом с ними аланоскифов и аланоаорсов показывает, что в распоряжении Пт. был источник старше христианской эры, локализовавший аланов в закаспийских степях и называвший эти земли Скифией. Здесь не обнаружено ничего похожего на славянские памятники. Нет оснований предполагать, что Пт. по недосмотру «переместил» суобенов из описания Северочерноморской Скифии за Каспий, поскольку такие дальние переносы для его труда нехарактерны. Отождествление суобенов со славянами влечет за собой, таким образом, слишком много необоснованных допущений.

§ 1 Под названием Tabula Peutingeriana – Певтингерова карта (названа так по имени одного из владельцев ее в XVI в., далее – ПК) сохранилась карта мира, изготовленная, судя по палеографическим данным, в XII–ХIII вв. (Weber. Tabula, 11), но по своей форме и содержанию восходящая к первым векам нашей эры. Именно поэтому ПК рассматривается как историко-географический источник позднеримского периода и ее информация о венедах включена в настоящее издание.

§ 2. ПК изображена на 11 листах пергамента, которые первоначально были склеины друг с другом, образуя ленту длиной 6,75 м и шириной около 34 см. Карта представляла собой так называемый rotulus – свиток, наматываемый на деревянный цилиндр. Хранится ПК в рукописном собрании Австрийской Национальной библиотеки в Вене (Cod. Vindobonensis 324).

На карте отражен весь мир, каким он представлялся в эпоху поздней Римской империи: от Атлантического океана, Британии и Испании на западе до Восточного океана, Цейлона и Индии на востоке. Также океанами омываются Европа и Азия с севера и юга (Африка на юге завершается горами). Один или два первых сегмента, на которых были изображены большая часть Британии, почти весь Иберийский (Пиренейский) полуостров и Западная Африка, были утрачены уже к моменту составления данной копии (примерную реконструкцию их см. в издании: Miller. Die Peutingersche Tafel).

Карта ориентирована на север. Соотношение ее длины и ширины (примерно 20:1) обусловило сильную растянутость стран и континентов в широтном направлении. При этом моря, включая Средиземное, сведены до узких полосок, разграничивающих сушу. Почти все пространство карты покрыто сетью линий, изображающих дороги и находящиеся на них города, станции, узловые пункты, переправы; указаны и расстояния между ними. Место нахождения города или станции отмечается небольшим поворотом линии вниз, а иногда выделено «виньеткой» – рисунком, изображающим башни, здания, гавани, алтари, храмы и т. д. На карту нанесены также некоторые реки и горы, названия народов и провинций (всего на ПК около 3500 наименований).

При сильной вытянутости карты с запада на восток выполнение важнейшей задачи – изображение на ней дорожной сети – поставило составителя перед значительными трудностями. Он был вынужден располагать населенные пункты на чертеже, мало отвечающем подлинным масштабам. Этим объясняются иногда сильные смещения географических объектов относительно друг друга и прочих географических примет (рек, гор, морей и т.д.). Единый для всех местностей масштаб на карте не выдержан.

Смещение пунктов относительно друг друга делало зачастую трудным или невозможным нанесение поперечных дорог. Поэтому на карте они, как правило, отсутствуют. Течения рек показаны весьма условно, они часто пересекают дороги в совершенно произвольно избранных местах, так что исследователи карты нередко полагают, что реки (как, впрочем, и большинство горных массивов) изображены на карте лишь для ее «оптического оживления», за исключением Рейиа и Дуная, которые как границы империи были представлены более или менее реалистично (см., например: Gross. Zur Entstehungs-Geschichte, 41; Weber. Tabula, 12) Как бы то ни было, трудности в расположении населенных пунктов относительно друг друга и течения рек приводили к тому, что составитель карты был вынужден порой одно и то же название указывать дважды, а иногда и трижды (см.: Miller. Itineraria, LI).

Для источниковедческого анализа ПК могут иметь значение наблюдения над методом работы средневекового копииста, изготовителя сохранившегося списка карты (см.: Weber. Tabula, 20–21). Нанеся на пергамен сначала контуры материков, он нарисовал затем «виньетки» городов, служивших ему ориентирами. Вслед за этим были последовательно проведены линии дорог, изображены горы и реки, надписаны названия городов и указаны расстояния между ними. И лишь после этого на свободные места были вписаны названия народов.

Для орфографии надписей характерны: почти полное отсутствие различий в употреблении u и v; почти одинаковое написание прописных D и В, Н и N, строчных h и z; неясность начертания сочетаний букв, среди которых имеются i, u, m, n. Названия при этом нередко искажены до неузнаваемости, поскольку были мало понятными средневековым переписчикам.

§ 3. Свидетельством древности архетипа карты, сохраненного копией XII–XIII вв., является прежде всего ее содержание. Карта воспроизводит дорожную сеть, существовавшую в первые века нашей эры в границах Римской империи. Топонимическая номенклатура, границы империи и ее провинций восходят частично ко времени Августа, но включают и более поздние элементы, вплоть до времени Диоклетиана (см. о названиях провинций как основании для датировки: Gross. Zur Entstehungs-Geschichte, 70).

Об античном происхождении ПК говорит также тот факт, что все более развернутые надписи (типа: Fossa facta per servos Scytharum «рвы, вырытые рабами скифов» – VIII. 1) заимствованы из античной традиции. ПК отличает также ярко выраженный светский характер, многочисленные рисунки языческих храмов и алтарей, отсутствие изображения рая и обозначения Иерусалима в качестве центра карты, как это было принято в средневековых mappae mundi. Северная ориентация резко контрастирует с восточной, присущей картам последующих веков. «Виньетки» Рима, Константинополя и Антиохии, с персонифицированными фигурами городов, восходят также к обычному типу такого рода изображений в античности, хотя и претерпели некоторые изменения под рукой средневекового переписчика (Miller. Itineraria, XXXI; Weber. Tabula, 17). К античному типу принадлежат и разного рода постройки, изображенные на «виньетках» (Levi. Itineraria, 79 н сл.).

Наконец, сама форма ПК – свиток (volumen) – свидетельствует о древней, восходящей к античности традиции. Во II в. н. э. только языческая литература еще издавалась в форме свитка (как правило, из папируса), тогда как церковная уже изготавливалась в виде книги (codex), а к IV в. почти вся литература была представлена кодексами.

Необычный характер памятника и большая его наглядность в первоначальном, не расчлененном на листы виде способствовали, вероятно, сохранению ее древней формы и в последующем, когда к такой форме обычно уже не прибегали.

§ 4. ПК представляет собой единственный уцелевший от античности образец той разновидности карт, которая именовалась itinerarium pictum «рисованный дорожник», в отличие от соответствующего географического жанра – itinerarium adnotatum «дорожник литературный», каким является, например, «Итинерарий Антонина» (III в. н. э.), описывающий дорожные маршруты и имеющий форму книги.

По мнению большинства исследователей, в основе ПК лежит официальный справочник дорог Римской империи, предназначенный для государственных служащих, отправляющихся в путь. Организация системы коммуникаций (cursus publicus) на огромных территориях Римского государства требовала точного знания коротких и удобных маршрутов и расстояний, возможностей стоянок, переправ и т. д. Этим целям и должны были служить итинерарий обоих названных видов.

Видимо, с этих официальных справочников снималось множество копий как служебного (для нужд столичных и провинциальных учреждений), так и частного предназначения (для купцов, путешественников и т. д.). Одним из списков такой карты утратившим скорее всего в ходе времени былую точность и полноту информации, и является, вероятно, ПК.

Несмотря на все попытки приурочить создание архетипа ПК к какому-то определенному времени (от I в. до н. э. до V в. н. э.), вопрос этот остался, в сущности, открытым в силу многослойности топографической номенклатуры карты недостаточности наших знаний о развитии географической теории и практики в первой половине I тысячелетия н. э. Указанные ниже этапы становления ПК определеляются почти целиком умозрительными соображениями: основанием для них служат случайные упоминания в источниках о географических изысканиях в то или иное время.

Установленная по приказанию Августа в I в. до н. э. в портике Поллы на Марсовом поле карта Римской империи (она была составлена сподвижником императора Марком Випсаннем Агриппой и, судя по поздним репликам, оказала влияние на последующую деятельность римских географов) часто служит отправным пунктом, с которого начинают историю ПК.

Хотя карта Агриппы не являлась итинерарием в собственном смысле слова (это скорее всего произведение картографии, промежуточное между научным и практическим), ее форма и содержание могли оказать какое-то влияние на формирование основы ПК. Вебер приводит в пользу этого следующие аргументы (Weber. Tabula, 21): по форме карта Агриппы могла быть подобной ПК, коль скоро она помещалась в портике, где удобно расположить ее по стене в виде вытянутого по горизонтали фриза; доминирующее положение Италии в ПК могло отражать представления именно августовской эпохи и не соответствует позднейшим временам; большое место в ПК уделено альпийскому, дунайскому и, возможно, испанскому регионам, недавно, с точки зрения современников Агриппы, завоеванным римлянами; варварская окраина за Рейном и Дунаем, как еще не освоенная римлянами, слабо разработана и в ПК, поэтому для позже завоеванной Дакии, например, на карте с трудом нашлось место; особое значение, придаваемое Августом (и Агриппой) усовершенствованию дорог в Италии, отразилось и на ПК: только дороги, расходящиеся из Рима, обозначены своими именами (via Aurelia, Flaminia, Salaria и т.д.).

Если действительно Агриппе принадлежит заслуга каталогизации дорожной системы Римской империи, а также создание некоей «Хорографии» (иногда отождествляемой с его картой), содержавшей описание мира с указанием расстояний между географическими объектами, представляется логичным видеть в его деятельности начало того процесса, который привел к созданию карты типа ПК. Точнее определить степень воздействия его карты (или «Хорографии») на ПК невозможно.

Следующий этап в развитии прототипа ПК относят к правлениям Септимия Севера и Каракаллы (193–217 гг. н.э.). Основания для этого следующие: 1) как предполагает Кубичек (Kubitschek. Karten, 2113), именно тогда возник текст, легший позднее в основу «Итинерария Антонина». Поскольку этот текст считается списанным с карты-итинерария, допускается существование уже к началу III в. некоего itinerarium pictum, сходного с ПК; 2) в это время велось большое дорожное строительство в провинциях; 3) в конце II–начале III в. в Риме был воздвигнут так называемый «Капитолийский план Рима», начертанный на мраморных плитах, поэтому не исключено, что тогда же была обновлена и карта Агриппы; 4) при Септимин Севере была введена в обиход «галльская миля», использованная в некоторых частях ПК.

Новая редакция карты относится, возможно, ко времени императора Феодосия II (408–450). Так, рядом с Константинополем на ПК изображена колонна, идентифицируемая с колонной Аркадия (начало V в.; см.: Weber. Tabula, 17–18). роятно, к редакции V в. следует отнести средневековые по своей типологии изображения крепостных стен ряда городов (Аквилеи, Равенны, Фессалоники, ии др.). Но главным основанием для отнесения новой редакции ПК к правлению Феодосия II является возникновение в это время двух небольших географических трактатов «Divisio orbis terrarum» («Разделение мира») и «Demensuriri prоvincіarum» («Измерение провинции»). В них видят краткое описание мира, восходящее к карте Агриппы. Сами по себе они имеют мало общего с ПК, но «Divisio» включает в себя 12-строчную эпиграмму, в которой рассказывается, что по распоряжению Феодосия II во время его 15-го консулата (т.е. в 435 г.) была скопирована и переработана некая древняя карта. Есть мнение, что здесь имеется в виду архетип нашей ПК (Weber. Tabula, 22).

Вычленить другие этапы развития карты не удается. Коль скоро ее архетип был служебным документом, ориентированным на удовлетворение практических нужд военно-чиновничьего аппарата, он должен был время от времени обновляться вместе с развитием дорожной сети Римской империи. Предполагают, что многие коррекции были сделаны в правление Диоклетиана или позже (около середины IV в.). К. Миллер относил дату возникновения ПК к 365–366 гг. (Miller. Itineraria, XXX и сл.; ср. близкие датировки Д'Авезака и Дежардэна), однако его доводы были отвергнуты большинством исследователей.

К VII в. относится написание «Космографии» Равеннского Анонима. Не будучи итинерарием, она тем не менее основана в значительной мере на итинерарны источниках. Большое сходство ее перечней населенных пунктов с соответствующими маршрутами ПК свидетельствует о том, что какая-то карта типа ПК (или ее предшественница) лежала в основе «Космографии».

О дальнейшей судьбе ПК трудно сказать что-либо определенное. Е. Вебер объясняет некоторые ошибки переписчика особенностями каролингского минускула Он предполагает, что экземпляр, ставший непосредственным прототипом нашей копии, возник в IX или X в. (Weber. Tabula, 22).

В графической форме все вышеизложенное представлено в схеме (с. 67; см. основу ее: Weber. Tabula, 23; ср. также стеммы в работах: Kubitschek. Strassen-karte, 81; Kubitschek. Itinerarien. 2336; Stolte. De cosmographie, 121).

Резюмируя эту довольно условную н гипотетичную реконструкцию, можно предположить, что основа ПК была составлена, по-видимому, в начале III в., восходила к топографическим справочникам рубежа нашей эры, дополнялась и корректировалась в IV и V вв.

§ 5. Информацию о всех предшествующих изданиях ПК (их было 16) и о литературе вопроса см. исчерпывающе в последнем по времени издании Вебера, которое положено в основу настоящей публикации.

§ 6. Нами публикуются сегменты ПК VI. 3–VII. 5 (нумерация по изданию Вебера), охватывающие территорию Восточной Европы примерно от города Арцидава на западе до северо-восточного побережья Черного моря на востоке. Главное внимание уделено региону, в котором возможна ономастика славянского происхождения; это земли античных Македонии, Мёзии, Фракии и все территории, лежащие между Дунаем и Северным океаном и к северу от Черного моря. Всего на этой части ПК проанализировано более 400 наименований. Как и следовало ожидать, большинство топонимов и этнонимов относится, по лингвистическим данным, к ономастике нескольких этнолингвистических систем: греческой, латинской, фракийской и дако-мезийской, иллирийской, кельтской и иранской. Некоторые топонимы и этнонимы допустимо рассматривать как германские, и лишь для очень немногих с большой осторожностью можно предполагать славянское происхождение.

На прорисовке карты, следующей за цветной репродукцией, обозначены лишь те названия населенных пунктов, в которых усматривали славянское происхождение, а также имена народов, областей и провинций, гор и рек Европы (без Италии и Греции). Соответственно в комментарии рассмотрены лишь те наименования, которые в научной литературе считались славянскими: помимо этнонима венеды, проанализированы топонимы Bersovia, Tierna и этноним Lupiones.

К комментарию приложена современная карта Европы, на которой сделана попытка локализовать племена и народы, помещенные на ПК восточнее и севернее линии Рейн – Дунай, а также показано местоположение пунктов, названия которых возможно, имеют славянское происхождение.

Venadi (VII.1) и Venedi (VII.4)

Большинство исследователей традиционно считают, что этноним венеды, встречающийся в греко-римских источниках первых веков нашей эры (Плиний, Тацит, Птолемей, ПК), не являясь самоназванием славян, прилагался к реальному славянскому населению Восточной Европы тех времен, хотя прямо отождествил венедов славян лишь Иордан в VI в. В последнее время широко распространена теория, согласно которой именем «венеды» сначала обозначались какие-то иные, неславянские племена, обитавшие прежде к востоку от германцев, и лишь позже (когда?) это имя было перенесено на славян их западными соседями (см., например: Мачинский, Тихонова. О местах обитания, 63 и сл.; Трубачев. Языкознание. 1984, 27; 1985, 3; ср.: Goiqb. Veneti, 325 и сл.). Подробнее о проблеме венедов см. раздел «Птолемей», коммент. 2.

Имя венедов встречается в ПК дважды: в VII. 1 в виде Vепа-disarmatae = Venadi Sarmatae и в VII.4 в виде Venedi.

В первом случае надпись сделана черным цветом, во втором – красным, но различие цвета не имеет здесь, видимо, никакого значения, так как создатель карты, надписывая названия племен по верхнему краю карты, у побережья Северного океана (Балтийского моря), вероятно, в целях разнообразия и удобства практического использования чередовал черный и красный цвета; ср. ближайшее окружение «венедов-сарматов» с запада на восток: Sarmate vagi (черн.), solitudines Sarmatarum (краен.), Amaxobii Sarmate (черн.), Lupiones Sarmate (краен.), Venadi Sarmatae (черн.), Alpes Bastarnice (краен.) и т.д. Особенно ярко наглядно-декоративная функция цвета проявилась в наложившихся друг на друга названиях двух германских племен – Quadi и Jutungi: quiuatdugii. Лишь разница в цвете (квады – краен., юту[н]ги – черн.) позволяет прочесть оба названия.

Красный цвет второго названия – Venedi, написанного несколько далее от верхнего края карты, обычен на ПК для «внутрима-териковых» этнонимов; красным цветом нанесены рядом с «венедами» и названия: Piti, Gaete, Dagae.

Имя Venadi Sarmatae, будучи помещено на самом побережье Северного океана, находится над Дунаем северо-западнее горного массива с названием Alpes Bastarnice, т.е. Бастарнские Альпы. Это единственные на ПК севернее Дуная (в данном его течении) горы, и их определение как Бастарнских указывает, несомненно, на Карпаты.

Таким образом, венеды-сарматы расположены на ПК северо-западнее Карпат, территория которых связывается с местом обитания бастарнов. Восточнее венедов-сарматов по побережью верного океана упомянуты (помимо Бастарнских Альп) еще Blastarni, в которых видят испорченный вариант имени бастарнов. Dacpetoporiani (возможно, Daci Petoporiani – горные свободные даки), затем, уже за устьем Танаиса (Дона), – неизвестные по другим источникам Manirate и страна Saurica, которая, находясь близ Меотиды (Азовского моря), может быть понята или как испорченное название Таигіса (Крым, отсутствующий на ПК как полуостров), или как страна саваров, или свариков (см.: Miller. Itineraria, 616–618).

К западу от венедов-сарматов находится еще несколько вариантов «сарматских» наименований: Lupiones Sarmate (в которых иногда видят лугиев – Lugiones, см. о них ниже), Amaxobii Sarmate (букв, «сарматы, живущие в повозках»), solitudines Sarmatarum («Сарматские пустыни»), Sarmate vagi («бродячие сарматы»). Затем далее на запад следуют германские племена буров (Bur[i]), ютунгов (Iut[h]u[n]gi), квадов (Quadi) и др. По соотношению с расположенными ниже обозначениями провинций, граница между германскими и сарматскими племенами проходила где-то в районе Паннонии. Сами венеды-сарматы, с учетом вертикального среза карты, находятся севернее дакийских городов Ad Aquas, Apula, Germizera, Burridava и др.; южнее расположена Македония и ниже, в этом же сегменте, – Аттика и Восточный Пелопоннес.

Учитывая все эти координирующие факторы, можно предположить, что венеды-сарматы при перенесении их названия на современную карту оказались бы на севере Средне-Дунайской низменности, в верховьях рек Тисы, Прута, Днестра и Вислы, на северо-западных склонах Карпат (так же: Niederle. Starožitnosti, II, 123; Miller. Itineraria, 613–614); ср. вывод O.H. Трубачева о Карпатах как центре ориентации для праславян (Трубачев. Ранние славянские этнонимы, 50) и тезис Гиндина о наличии в нижнем и, возможно, среднем течении Тисы и Тимиша в середине V в. славянского населения, пришедшего сюда несколько ранее из-за Карпат (Гиндин. К хронологии и характеру славянизации, 66, 70–86; ср.: Гиндин. К вопросу о хронологии, 17–34). Следует, впрочем, остерегаться прямолинейных выводов при переносе на современную карту данных ПК, так как указанные во введении особенности карты допускают значительные аберрации в локализациях.

Едва ли следует настаивать на локализации венедов-сарматов у берега Балтики: для малоизвестных частей Европы севернее Дуная вытянутая в широтном отношении карта почти не оставляла места, и народы и города, расположенные поблизости от Дуная, неизбежно оказывались на ней на берегу Северного океана.

Требует объяснения соединение венедского имени с сарматским. Этническая принадлежность венедов здесь, видимо, ни причем. По позднеантичным географическим представлениям, север Европы принадлежал двум крупным этническим группам – германцам на западе и сарматам на востоке. Поэтому при упоминании прочих племен перед географами и историками вставала задача их этнической атрибуции лишь в пределах альтернативы: либо сарматы, либо германцы. Характерны сходные сомнения Тацита относительно этнической принадлежности тех же венедов и других народов Восточной Европы (см. наст, изд., с. 39). Учитывая рассуждения Тацита, следует заключить, что отнесение венедов автором ПК к сарматам является скорее всего лишь данью вышеуказанной традиции (ср. также «сарматскую» атрибуцию других племен на ПК: Roxulani Sarmate, Suani Sarmatae, Sasone Sarmatae; сходным образом многие племена Северной Азии от Каспия до Восточного океана также определяются почти стандартно как «скифские»: Otios Scythae, Sacae Scythae [дважды], Rumi Scythae, Abyo Scythae, Essedones Scythae, Xatis Scythae). Впрочем, Э.А. Рикман видит причины появления этнонимов типа «венеды-сарматы» в смешении племен, которое вело к образованию в рамках межплеменных союзов качественно новых этнических общностей типа народностей (Рикман. Этническая история, 65, 332). В определении венедов как «сарматов» В.Д. Королюк усматривал сходство образа жизни части ранних славян, занимавшихся, по его мнению, пастушеством, с кочевым укладом сарматов (Королюк. Пастушество у славян, 156–157).

В «сарматской» атрибуции можно, во всяком случае, видеть свидетельство негерманского, по мнению автора ПК, происхождения венедов (см.: Скржинская. Иордан, 193). Между ближайшими на западе германскими племенами и венедами на ПК указана довольно плотная «сарматская прослойка» – четыре сарматских названия. Плиний, кстати, как будто отличает венедов от сарматов, перечисляя их в одном контексте раздельно: сарматы, венеды, скиры, хирры (см. наст, изд., с. 24).

Как уже говорилось, время появления того или иного наименования на ПК точно определить невозможно. Попытаемся, однако, по косвенным данным установить «возраст» всей совокупности этнонимов, размещенных на карте по северному побережью Европы. Начиная с северо-запада, по верхнему краю карты северо-восточнее нижнего Рейна указаны: Chamavi, qui el Pranci (т.е. et Franci), Haci, Vapii, Varii (ср. Tac. Germ. 34: Chauci и Angrivarii, или Chasuarii?), Crheptsini (Cherusci, cp. Tac. Germ. 36) (все имена чересполосно пересекаются друг с другом). Далее на восток следуют: Francia, Burcturi (т.е. Bructeri, ср. Тас. Germ. 33), Suevia, Alamannia, Armalausi, Marcomanni и Vandali (они помещены под маркоманнами), Quadi Iut[h]u[n]gi (о совмещении этих названий см. выше), Bur[i], Sarmate vagi и т.д.

Большинство этих названий можно встретить уже в «Германии» Тацита. Освященные авторитетом Цезаря, Тита Ливия (он создал не Дошедший до нас труд о Германии), Плиния и Тацита, эти имена превратились на весь период поздней античности в стандартный набор этнонимов и не могут помочь при определении terminus post quem составления ПК.

Важнее рассмотреть названия тех племен, которые попали в поле зрения античных авторов и вошли в этногеографический обиход позднее всех прочих. К таким можно отнести, по-видимому, не встречающиеся у Плиния и Тацита названия: Franci, Francia, Alamanni и Iuthungi.

О свевском племени аламаннов в Южной Германии впервые упоминает Дион Кассий под 213 г. н.э.; всю вторую половину III в. и позже они в союзе с родственными им ютунгами непрерывно взламывали Рейнский лимес, угрожая Галлии и самой Италии (ср.: Steuer. Alemannen).

С III в. встречается и имя франков для группы нижнерейнских племен; в середине III в. они распространили свою власть до Среднего Рейна (см. SHA, Aurel.7.1–2).

Таким образом, terminus post quern для их появления на карте III в. н.э. (скорее всего вторая половина). К. Миллер, впрочем, считает, что как устойчивые «царства» Франкия, Свевия и Аламанния могли восприниматься лишь в IV в., которым он и датирует составление ПК (Miller. Itineraria, 611). Признавая, что характер и расположение надписей могли изменяться в процессе переработок карты и изготовления копий, мы все же думаем, что свобода переписчика при внесении правки и добавлений была ограниченной. По характеру расположения надписи можно судить, была ли она вставлена позже других, «раздвигая» прежние или даже вписываясь, за отсутствием свободного места, чересполосно с уже существующими, либо же она изначально занимала свое место (заметим, что чересполосица надписей на ПК характерна только для Северной Европы).

Например, этноним ютунги, как уже отмечалось, вписан действительно в чересполосицу с известными Тациту квадами, т.е. позже (то же можно сказать о Chamavi qui et Franci, хотя чересполосица здесь характерна и для старых имен); названия же Francia и Alamanni отделены от соседних имен достаточной дистанцией и выглядят так, будто искони находятся на своих местах (впрочем, распределение надписей по верхнему краю карты в целом равномерное; на этом основании Миллер категорически отвергал возможность поздних средневековых интерполяций в северноев-ропейской ономастике – Miller. Itineraria, XIX–XX). Итак, можно предположить, что северноевропейский этнонимический ряд сложился целиком не раньше III в. (Нидерле. Славянские древности, 53–54; Łowmiański. Początki, I, 184; о параллелях в перечнях племен синхронных памятников см.: Подосиное. К вопросу, 73–78; Подосинов. Венеды, 71–74).

Этот вывод следует, естественно, распространить и на имя венедов-сарматов, хотя они, как и большинство их соседей, засвидетельствованы в античной литературе с I в. н.э. (Плиний, Тацит и Птолемей). Такой датировке не противоречит и продвинутая далеко на запад локализация сарматских племен: в середине III в. их активность резко возросла, они захватили большую часть Паннонии, севернее которой и обозначены на ПК.

Исследователи, обращавшиеся к ПК как к источнику по ранне-славянской истории, в основном исходили из датировки карты между II и IV вв. (ср.: Шафарик. Славянские древности, I, ч. 1, 129; Погодин. Из истории, 8–10; Нидерле. Славянские древности, 38 54; Державин. Происхождение, 23; Plezia. Najstarsze swiadectwa, 31; Скржинская. Иордан, 193; Łowmiański. Początki, I, 184; Gimbutas. The Slavs, 68; Рикман. Этническая история, 306; Мачинский, Тихонова. О местах обитания, 79; Королюк. Пастушество у славян, 155; Седов. Происхождение, 31; Иванов, Топоров. О древних этнонимах, 20; Развитие этнического самосознания, 13).

Второй раз имя венедов – Venedi (VII.4) нанесено юго-восточнее Бастарнских Альп (Карпат), в междуречье Дуная и реки Agalingus, которая, беря начало на восточных склонах Карпат, впадает в Черное море северо-восточнее Дуная. Обычно ее отождествляют с Днестром. Присмотримся к соседним на востоке рекам, впадающим в Черное море: за Агалингом указаны Гипанис (Cap[ut] [Hyp]anis paludis – Южный Буг), имеющий в качестве правого притока р. Селлиан (Cap[ut] fl[uminis] Selliani), затем – Нусак (Cap[ut] fl. Nusacus – вероятно, Борисфен-Днепр), далее Танаис-Дон (flum[en] Tanais qui dividit Asiam et Europam). Несмотря на неточности и ошибки в передаче их течения (это свойственно ПК в целом), расположение относительно друг друга основных рек Северного Причерноморья воспроизведено верно. Поэтому отождествление Агалинга с Днестром, по-видимому, приемлемо.

Венеды занимают последнее на востоке место в ряду названий: Piti, Gaete, Dagae, Venedi. Геты и даки (если Dagae = Daci) – автохтонные фракийские племена в «треугольнике» Карпаты– Днестр – Дунай. Относительно Piti давно допускается (на наш взгляд, неосновательно) их тожество с Gepidi (Zeuss. Die Deutschen, 436; Нидерле. Славянские древности, 54; ср.: Weber. Tabula, 65). Из этого часто заключают, что так как гепиды переселились в Карпато-Дунайские земли примерно в середине III в. н.э., то и упоминание их (как и венедов) на ПК (под именем Piti) не может относиться к более раннему времени (см.: Łowniański. Początki, I, 274; Рикман. Этническая история, 306–307). Мы принимаем III в. в качестве terminus post quem появления многих данных на ПК, однако связь неизвестных Piti с Gepidi не кажется нам очевидной (так же считают: Müttenhoff. DA, III, 217; Milter. Itineraria, 617).

Каковы причины двукратного нанесения на карту названия «венеды»? Е.Ч. Скржинская считала, что «это не свидетельствует о каких-то двух отдельных венедских областях, но говорит, по-видимому, о большой протяженности сплошь заселенной ими территории, которую пересекали дороги, очевидно, в разных местах. Одна из них соединяла область венедов с областью бастарнов (в Карпатах), другая – с областью даков (по Пруту и нижнему Дунаю)...» (Скржинская. Иордан, 209). Так думает и В.В. Седов, по мнению которого славяне-венеды в первых столетиях нашей эры обитали где-то между Балтийским морем и Карпатами в бассейне Вислы и, возможно, восточнее ее, а в III–IV вв. территория их расселения охватила также область Приднестровья (Седов. Происхождение, 31; ср.: Рикман. О начале расселения, 42–43). Но тезис Скржинской слабо аргументирован: римские дороги не доходили до Приднестровья, а тем более до территории северо-западнее Карпат. Это видно и на ПК, где венеды помещены в стороне от сети дорог. Ловмяньский предполагал, что надпись «венеды» между Днестром и Дунаем может свидетельствовать о колонизационном движении славян в южном направлении (Łowmiański. Początki, I, 183; ср.: Мачинский, Тихонова. О местах обитания, 79–80; Развитие этнического самосознания, 13). Королюк и Наумов пишут: «Даже допуская, что это название венеды в низовьях Дуная было приписано в III в. рукой неизвестного комментатора, мы можем говорить о перемещениях части славянского населения на юг и юго-восток от прежнего района их локализации, очерченного весьма приблизительно в произведениях Птолемея и др.» (Королюк, Наумов. Перемещение славян, 41; заметим, кстати, что авторы, говоря о «славянах-венедах» на VIII таблице ПК, создают ложное впечатление о наличии на карте этнонима славяне; см. ту же нечеткость: Баран. Сложение культуры, 45).

Следует в связи с этим подчеркнуть, что, как уже упоминалось во введении, разнообразие источников карты и сложность соотнесения географической номенклатуры с условно-графической схемой дорог (главного и структурообразующего элемента ПК) вели подчас к появлению дублетных (иногда с некоторыми отличиями, как и в нашем случае) наименований (ср. только этнонимы: Arsoae: VIII.5 и IX. 1; Beturiges: I.2–3 и Bituriges: I.5–II. 1; Cirrabe Indi: XI.4 и Cirribe Indi: IX.4–5; Divali: X.2–3 и Divali Musetice: IX.5; Insubres: II.5 и III.l; Suani: IX.2 и Suani Sarmatae: IX.3–4 и др.).

Трудно сказать, что явилось в каждом конкретном случае причиной дублирования наименований – дефекты картографирования литературных источников или пространственная разбросанность и протяженность мест обитания племени: для каждого такого случая необходимо специальное исследование. Здесь важно отметить самую возможность механического дублирования, не отражавшего, видимо, реальной локализации племени (см.: Miller. Itineraria, XIX, LI). Именно к такому пониманию случая с «днестровскими» венедами склоняется вслед за Хораком (Horák. Gallove, 29 и сл.) Ловмяньский (Łowmiański. Początki, I, 183).

Укажем, однако, на близкую модель дублирования в случае с Suani и Suani Sarmatae. Suani (сваны), кавказское племя, расположены на ПК у северо-восточного побережья Черного моря, южных склонов Кавказских гор, поблизости от исторически хорошо известных кавказских ахейцев, рядом с устьем большой пеки (Фасиса?). Suani Sarmatae вынесены, как и Venadi Sarmatae, на верхнюю, «океанскую» кромку карты и надписаны над средним течением той же реки (с ними соседствует этноним Sasone[s] Sarmatae).

По-видимому, дублирование в данном случае имело под собой реальную (по крайней мере источниковедческую) основу: Плиний упомянул один раз сванов севернее устья Фасиса на Черноморском побережье (Plin. N.h.VI. 14; ср. также Strabo ХІ.2.19), а второй раз – в районе Кавказских ворот (совр. Дарьяльский проход) «за Гурдийскими горами» (per monies Gurdinios), т.е. гораздо далее на восток от первых (Plin. N.h.VI.30). Вероятно, существование в античной традиции сведений об этих двух группировках сванов и послужило причиной их двукратного упоминания в ПК. Аналогичным образом можно было бы предполагать и существование соответствующих источников для обоих названий венедов.

Что касается формы этнонима венеды, то, как известно, у Плиния это Venedi (N.h.4.97), у Тацита – Venethi (Germ. 46), у Птолемея – Οὺενέδαι (III.5.7 и 8), у Иордана – Venethae (Get. 34) или Venethi (Get. 119, дважды). Следовательно, форма этнонима на ПК ближе всего Плиниевой традиции, хотя исследователи считают, что его первичная форма – *veneti (из и.-е. *veneto-, a -d- отражает германский интервокальный спирант [ð], результат общегерманского передвижения согласных и перехода th > ð по закону Вернера; см., например: Gołqb. Veneti, 323 и сл.; Иванов, Топоров. О древних этнонимах, 21–22).

При многочисленных грубых искажениях этнонимов в ПК (ср. Blastarni, Gaete, Dagae), трудно сказать, имеет ли значение написание Venadi вместо Venedi, или это просто ошибка переписчика (что вероятнее).

Неясны причины слитного написания имени Venadisarmatae. Рядом стоящие этнонимы на ПК, как правило, отделены друг от друга точкой: Lupiones. Sarmate (без интервала, одним цветом – несомненно, одно племя), Roxulani. Sarmate, Otios. cythae (точка «запоздала», «разорвав» слово Scythae), Rumi. Scythae, Essedones. Scythae, Xatis. Scythae и т.д. В некоторых случаях оба элемента этнонима написаны вместе: Amaxobiisarmate, Venadisarmatae, Dac[i]petoporiani, Suanisarmatae, Suasonesarmatae, Suedihiberi, Divalimusetice (i.e. Divali Moschetici) etc.

Означает ли такое слитное написание большую «сарматизацию», «иберизацию» или «мосхетизацию», или это простая непоследовательность переписчика? Многие из упомянутых слитных этнонимов имеются на ПК и в виде однокомпонентного названия (Venadi, Daci, Suani, Divali), а разделенные точкой таких дублетов не имеют. Поэтому можно полагать, что слитное написание не случайно: оно первоначально указывало на то, что племя, в другом месте выступающее как независимое этническое образование, в данном случае находится на территории иного, более крупного, или входит с ним в племенной союз. Естественно, непоследовательность писцов не позволяет и здесь сделать окончательного вывода, но закономерность очевидна: все односоставные этнонимы, имеющие дублеты, которые входят в двусоставные этнонимы, пишутся в них слитно.

В археологии «венедам-славянам» традиционно приписывается создание пшеворской культуры, существовавшей с конца II в. до н.э. до начала V в. н.э. на среднем течении Вислы до Одера на западе и Волыни на востоке. В первых веках нашей эры пшеворские племена продвинулись далеко на юго-восток, до верховьев Тисы и Днестра, где, судя по ПК, обитали венеды.

Большинство польских археологов прямо называет пшеворскую культуру венедской (= славянской), тогда как многие немецкие ученые рассматривают ее как германскую. Седов, признавая участие как славянских, так и германских племен в создании пшеворской культуры, вычленяет восточный ареал культуры как преимущественно славянский и связывает его с венедами (Седов. Происхождение, 60–63).

Венедам в низовьях Днестра и Дуная на рубеже нашей эры Артамонов (Вопросы расселения, 46) атрибуировал культуру Поянешть-Лукашевка; ему возражал Рикман, который, не видя в венедах ПК главных создателей Черняховской культуры в низовьях Днестра и Дуная, считал все же, что они могли входить в число ее носителей (Рикман. Этническая история, 327, 328; Рикман. О начале расселения, 43; ср.: Седов. Происхождение, 78–100). «Археологическим эквивалентом венедов» начала нашей эры называет Брайчевский зарубинецкую и родственную ей пшеворскую культуру, считая их безусловно славянскими (Брайчевський. Походження Русі, 70–71), Винокур (Черняховские племена, 131) говорит о «доминирующем положении» славян на Днестре во II–V вв. н.э. Мачинский и Тиханова считают единственным археологическим признаком венедов отсутствие материальных памятников в зоне их обитания, которую для времени Тацита и позднее они локализуют на нижнем течении Припяти, в бассейне Уборти, Ужа и Тетерева (Мачинский, Тиханова. О местах обитания, 88, ср. также 79).

* * *

Теперь остановимся на некоторых названиях ПК, расположенных на территории по среднему течению Дуная (см. их локализацию на карте-реконструкции). Они имеют на первый взгляд близкие аналогии в славянских языках и часто рассматривались как свидетельства или автохтонности здесь славян, или раннего (с I–II вв.) проникновения сюда отдельных их групп. Так, Нидерле, резко критиковавший теории автохтонистов и обычно скептически относившийся к выводам о «славянстве» ранних этнонимов на Балканах, насчитывал все же около полутора десятков названий и апеллятивов, которые он расценивал как «явно славянские» (Нидерле. Славянские древности, 54–56). Он писал: «Славяне проникли в области Дуная и Савы уже в начале нашей эры, но, конечно, лишь на отдельные участки, образовав как бы большие и малые славянские острова в чуждой иллиро-фракийской и сарматской среде. Именно потому, что речь здесь идет о крае, в который славяне проникали постепенно, появление в нем славянских названий представляется совершенно закономерным и бесспорным» (Славянские древности, 56).

Среди славянских, по мнению Нидерле, названий пять (Bersovia, Lupiones, Tierna, Ulca, Urbate) указаны на ПК. Хотя славянская принадлежность этих (особенно двух последних) и других названий была подвергнута основательной критике (Гиндин. К хронологии и характеру славянизации, 52–93), принципы настоящего издания требуют рассмотрения этого вопроса и в данном комментарии.

Bersovia (VІ.3)

Берзовия (Bersovia, вероятно, из Berzovia) – населенный пункт в юго-западной Дакии (ср. Rav. Anon. IV. 14: Bersovia; Priscian. VI.3.13: Berzobis). На ПК обозначен на дороге от Viminatio (совр. г. Костолац в Югославии, у устья Млавы) к Tivisco (совр. г. Карансебеш в Румынии, на р. Тимиш). Нидерле (Славянские древности, 56) вслед за Шафариком отождествлял это название с совр. р. Брзавой (Brsava – левый приток Тимиша, недалеко от р. Черна). Название возводят либо к праслав. *berza (ср. ст.-слав. БРЪЗА, рус береза и др.), либо к праслав. *bъrzъ (ср. ст.-слав. БРЪЗЪ, Рус. борзый и т.д.). По расположению на ПК название Bersovia должно быть действительно в районе р. Брзавы.

Томашек (Tomaschek. Die alten Thraker, II(2), 59) наряду с другими иноязычными корнями сопоставляет *berz- со слав. *berza (так же: Дринов. Заселение, 65). Со слав. *bегzоvъ «березовый» сближает топоним Berzovia О.Н. Трубачев (Языкознание. 1984, 26). Георгиев считает корень *bers[a] фрако-дакийским, хотя и подчеркивает его синонимичность ст.-слав. БРЪЗА (Георгиев. Траките, 99, 197). Гиндин, ссылаясь на другие фракийские топонимы с корнем *berz- (например, Βέρζανα, Bersamae), а также на ранний источник свидетельства Присциана о Berzobis (II в. н.э.), заключает, что Брзава – лишь славянская адаптация местного дако-мезийского гидронима, который был соотнесен с родственным славянским апеллятивом, скорее всего с праслав. *berza (Гиндин. К хронологии и характеру славянизации, 70).

Lupiones Sarmate (VI.4–5)

В непосредственной близости от венедов-сарматов, на запад от них красным цветом нанесено название Lupiones. Sarmate. Не имеющий аналогий в других источниках этноним Lupiones давно был сопоставлен с именем племени лугиев (Lugii, Lugiones), локализуемого древними авторами примерно в этой же части Восточной Европы (см.: Zeuss. Die Deutschen, 443; Müllenhoff. DA, III, 80; Miller. Itineraria, 615; Нидерле. Славянские древности, 54; Łowmiański. Początki, I, 182–184; Королюк. Пастушество у славян, 156; Скржинская. Иордан, 193; Weber. Tabula, 65 и др.). Если такое отождествление верно, проблема славянского происхождения этнонима Lupiones оказывается связанной с давними спорами об этнической принадлежности лугиев, появившихся в поле зрения античных авторов на рубеже нашей эры (Strabo VII. 1.3: Λού[γ]ιοι, μέγα ἔθνος; Tac. Germ. 43: Latissime patet Lugiorum nomen; cp. также Tac. Ann. XII.29–30: Lugii; Dio Cass. LXVII.5.2: Λύγιοι; Ptol. Geogr. II.11.10: Λοῦγοι; Zosim. I.67.3: Λογγίωνες, ἔθνος Γερμανικόν). Предлагались славянская (Шафарик, Kętrzynski), германская (Müllenhoff), кельтская (Much, Horák), иллирийская (Vasmer, Krahe) этимология имени «лугии» (см. об этом: Łowmiański. Początki, 1,194–198). Сам Ловмяньский склоняется к кельтской этимологии.

Большинство немецких ученых считали лугиев южной группой восточногерманских племен, обитавших между Судетами и Вислой (см-: Schönfeld Lugii, 1715–1717).

Что касается Lupiones (Lugiones?) на ПК, то славян в них видят Нидерле, Ловмяньский, Скржинская и др. Нидерле предлагал в названии Lupiones Sarmatae исправить первое слово на Lugiones и видеть в них вислинских славян-лугиев, спустившихся в эпоху Великого переселения народов на территорию Венгрии (Нидерле. Славянские древности, 54; ср.: Łowmiański. Początki, I, 184, 197, 274; Артамонов. Спорные вопросы, 5; Скржинская. Иордан, 193). Нидерле, Ловмяньский и Скржинская особо подчеркивают, что лугии (подобно венедам) определяются как сарматы, т.е. как негерманцы.

Артамонов и Скржинская связывают лугиев Тацита и Страбона с лужицкой археологической культурой, которую они, как и многие другие исследователи, считают славянской и которая просуществовала в Центральной Европе (между Эльбой и Вислой, вплоть до среднего Подунавья) в течение почти тысячелетия (с XIII по V в. до н.э.). В ее носителях видели и кельтов, и славян, и германцев, и иллирийцев, и фракийцев. По заключению современных археологов, отсутствие прямой преемственности основных элементов лужицкой культуры с позднейшими культурами, характерными для каждого из этих этносов, не дает возможности достоверно атрибуировать ее носителей (Седов. Происхождение, 44 и сл.).

Седов, изучая ретроспективно славянские археологические культуры пришел к выводу, что впервые о славянах как самостоятельной этноязыковой общности можно говорить в применении к культуре подклошовых погребений (около середины I тысячелетия до н.э.), явившейся результатом взаимодействия обитателей восточного региона лужицкой культуры с расселившимися на их территории носителями поморской культуры (Седов. Происхождение 51; ср. критику этой концепции: Рыбаков. Язычество, 218–219, 225, 228). Даже тшинецко-комаровскую культуру бронзового века (XV–XII вв. до н.э.), локализуемую от Днепра до Одера, ряд современных археологов и лингвистов связывает с праславянами (Горнунг. Из предыстории, 3–4, 49, 107; Hensel. Polska starožytna, 171; Рыбаков. Язычество, 217 и сл., 249 и сл.).

Исходя из германской атрибуции лугиев Тацита, Мачинский и Тиханова (О местах обитания, 68) решительно отвергают попытки трактовать их как славян в бассейне Вислы и Одера. Они полагают, что «существование в рамках лугийского союза племен I в. н.э. небольших групп славян не исключено, но маловероятно и пока недоказуемо» (так же: Седов. Происхождение, 61; ср. мнение о лугиях Тацита как негерманцах: Королюк. Пастушество у славян, 156). Не доказано и предположение, что имя лугиев отразилось в топониме Laužica, сорб. Luzica, давшем название соответствующей культуре (Schönfeld. Lugii, 1717).

Хорак усматривает возможность дублетной формы Lupiones дгя кавказского племени Lupones (= Lupaeni?), помещенного на ПК в сегмент Х.5, при впадении реки Cyrus в Каспийское море (Horak. Gallove, 29–30). Ловмяньский в связи с этим резонно указал на слишком большое расстояние между этими названиями (VI и X сегменты), ибо все прочие пары дублетов расположены неподалеку друг от друга (Łowmiański. Poczatki, I, 182–183).

Tierna (VI.3–4).

На ПК этим именем обозначена станция севернее Дуная на дороге от Saliatis (= Talia[ta], совр. г. Дони-Милановац в Югославии) к Sarmategte (= Sarmizegetusa, совр. г. Градиште в Румынии). Помимо ПК это имя засвидетельствовано Птолемеем, Ульпианом, Прокопием и др. и эпиграфическими памятниками в формах: Dierna, Tsierna, Zerna, Δίερνα. Zέρνη[ς] (Нидерле. Славянские Древности, 55; Russu. Die Sprache, 119; Гиндин. К хронологии и характеру славянизации, 63). Поскольку название дано городу (совр. г. Оршова) в устье р. Черна (рум. Сегпа) – левого притока Дуная в Румынии, созвучие названия реки (от слав, čьrnъ) с Tierna Dіеrnа) обусловило вывод о славянском характере античного названия (Нидерле. Славянские древности, 55). Томашек считал, Однако, сходство дакийского топонима со славянским гидронимом случайной омофонией (Tomaschek. Die alten Thraker, 11(1), 33 и сл.). О лингвистических трудностях, связанных с передачей уже во II–III вв. н.э. корневого редуцированного гласного в праслав. *сьrnъ (ст.-слав. ЧРЬНЪ) посредством е или іе в Dierna, см.: Романски. Славяни, 94 и сл. Гиндин видит в Tierna дакийский топоним, калькированный значительно позже поселившимися здесь славянами, которые могли образовать свое название, основываясь также на созвучии имен (Гиндин. К хронологии и характеру славянизации, 63–64). Среди свидетельств о Диерне важно приведенное Ульпианом (начало III в. н.э.): «in Dacia Zernensium colonia a divo Traiano deducta» – «колония жителей Церны в Дакии, основанная (букв, «выведенная») божественным Траяном» (Ulpianus. De censibus. – Iust. Dig. L.XV.1.8).

По мнению Нидерле, речь идет о колонистах-славянах, пришедших из Дакии (Славянские древности, 56). Гиндин же, исходя из хронологических и лингвистических соображений, отвергает славянскую атрибуцию Zernensium (К хронологии и характеру славянизации, 63–64). Позднее Малеванный солидаризовался с Нидерле, считая, без достаточных, впрочем, оснований, что пребывание славян в иллирийских (?) землях задолго до их массового переселения на Балканы подтверждено эпиграфическими и топонимическими данными, в том числе и именем Черна (Малеванный. Связи славян, 109–110). Автор видит в упоминании Трояна в «Слове о полку Игореве» доказательство контактов славян с римлянами во время походов Траяна в Дакию в 101–102 и 105–106 гг. (ср. отождествление Трояна «Слова» с императором Траяном: Рыбаков. Перепутанные страницы, 45). Любопытно, что и Bersovia (в форме Berzobis) впервые отмечена в источниках в связи с дакийскими войнами Траяна: Присциан, цитируя записки императора о походах в Дакию, пишет: «Traianus in primo Dacicorum: Inde Berzobin Aizi processimus» – «Траян в первой [книге] «Дакийских [деяний» пишет]: затем мы отправились в Берзобис из Аизиса» (Priscian. VІ.3.13). Топоним Аизис также зафиксирован на ПК – это станция (Azizis), расположенная сразу за Bersovia на пути к Tivisco (ср. Rav. Anon. IV. 14: Zizis).

* * *

Топонимы Ulca (ПК, V.2) и Urbate (ПК, V.1), часто выводимые из славянских «волк» и «верба» (см., например: Нидерле. Славянские древности, 55), подробно рассмотрены Л.А. Гиндиным, который отвергает их славянство и к работе которого мы отсылаем читателя (Гиндин. К хронологии и характеру славянизации, 60–62; там же литература вопроса).

§ 1. Сведения о биографии Приска (далее – Пр.) можно почерпнуть из его собственного сочинения и из скупых сообщений византийских авторов (см.: Кигапс. De Prisco, 86; Bornmann. Fragmenta, 5–7). Он происходил из фракийского города Паиий (Suid., s.v. Πάνιον). Карьеру Пр. начал как преподаватель ораторского искусства (Niebuhr. Praefatio, XXXIX; Baldwin. Priscus, 20) или адвокат (Baldwin. Priscus, 21; о термине ῥήτωρ см.: Cameron. The Cycle, 15–16). При Феодосии II (408–450) и Маркиане (450–457) участвовал в нескольких посольствах (448 г. – к Аттиле; см.: Stein. Histoire, I, 293; II, 568. Попытку датировать посольство 449 г. см.: Thompson. History, 219–221; 450 г. – в Рим; 452–453 гг. – в Дамаск и Египет). Был близок к занимавшему высокие должности Максимину (Ensslin. Maximinus, 8). После его смерти в 453 г. пользовался покровительством магистра оффиций Евфимия и, возможно, был его помощником (de Boor. EL, 584; Bornmann. Fragmenta, fr. 26, 88; Baldwin. Priscus, 25). Встречающееся утверждение, что Пр. занимал должность начальника ведомства писем (magister epistularum) – следствие ошибки (Schmitt. Zur Biographie, 389–391). Даты жизни Пр. определяются приблизительно: ок. 410–ок. 475 г. (Moravcsik. ВТ, I, 480; Kuranc. De Prisco, 7).

§ 2. Согласно данным словаря «Суда» (Suid., s.v. Πρίσκος), Пр. был автором посланий (ὲπιστολαί) и риторических упражнений (μελέται ῥητορικαί). От этих произведений ничего не сохранилось. Название его исторического сочинения точно неизвестно. Полагают, что оно называлось «’Ιστορία» (определения Βυζαντιακή и Γοτθική], содержащиеся в «Суде» и в ELR¹⁹, 121, невозможны: Kuranc. De Prisco, 11–12; Maltese. L`opera, 303–307; 310–312). Предположение, что Пр. написал отдельный труд «Τὰ κατὰ Ἄτταλον», мало вероятно, а появление такого названия в «Суде» (с конъектурой «Τὰ κατὰ Ἀττήλαν») – следствие неудачной компиляции источников (Maltese. L`opera, 310; Bornmann. Fragmenta, XII–XV).

§ 3. Фрагменты сочинения «Ἰστορία» сохранились в эксцерптах Константина, в «Суде», у Прокопия, Иордана, Евагрия, в Пасхальной хронике, у Феофана.

Хронологические рамки событий, описанных в «Истории» Пр., неясны. Первый фрагмент посвящен событиям 433-го, последний – 471 г. Исследователи согласны, однако, в том, что Пр. доводил изложение до 473–474 гг., т.е. до конца правления Льва I, а продолжил его труд Малх Филадельфийский (Müller. FHG, IV, 69; Moravcsik. ВТ, I, 480; Kuranc. De Prisco, 54). Вопрос о дате начала изложения в труде Пр. сложнее. В старой литературе исследователи, принимавшие для него второе название – «Τὰ κατὰ Ἀττήλαν», считали, что он начал «Историю» с 433 г., т.е. с начала правления Аттилы (Niebuhr. Praefatio, XXVIII; Muller. FHG, IV, 69; Bury. History², I. 417). Позднее от этого представления отказались (впрочем, Болдуин поддерживает прежнюю точку зрения), однако единогласия не достигнуто. Преобладает взгляд, согласно которому Пр. продолжал труд Зосима «Νέα ίστορία» (Moravcsik. ВТ, I, 480; Hunger. Literatur, I, 284; Удалъцова. Борьба, 104) и, следовательно, начинал изложение событий с 411 г. Более обоснованным кажется мнение, что он продолжал труд Олимпиодора Фиванского (Stein. Histoire, II, 708; Bornmann. Fragmenta, XV; Kuranc. De Prisco, 55) и начал с 425 г.

§ 4. Пр. – ценный источник по истории Восточной и Западной Римских империй и их соседей, особенно гуннов, в V в. Эта ценность определяется как добросовестностью автора и достоверностью его сведений, так и тем, что для 30–60-х годов V в. его труд является вообще единственным историческим источником византийского происхождения. Славяне у Пр. нигде прямо не названы, однако привлечение его сообщения о посольстве к Аттиле ради доказательства более раннего проникновения славян на Балканы, чем это засвидетельствовано Прокопием, стало уже традиционным (основанием такой точки зрения являются места сочинения Пр рассматриваемые нами в коммент. 16, 17 и 24). Приводившуюся в пользу этого аргументацию усиливает тезис о славянском происхождении по крайней мере пяти топонимов, засвидетельствованных у Прокопия (см. наст, изд., с. 242) и расположенных вокруг Наисса (совр. Ниш), в междуречье среднего течения Моравы и верховьев Тимока, вблизи от того места, где предполагается встреча Пр. со славянами. Поэтому мы включаем в «Свод» отрывки из описания посольства к Аттиле которые могут быть истолкованы как косвенные источники о древних славянах. Само описание посольства (fr. 8: de Boor. EL, 122–149; Bornmann. Fragmenta, 26–67) является наиболее пространным фрагментом Пр., вероятно, в наименьшей степени подвергшимся искажению при эксцерпировании (Kuranc. De Prisco, 65).

§ 5. Большая часть труда Пр. основана на его собственных наблюдениях. Они, несомненно, были главным источником для фрагмента с описанием посольства к Аттиле. Здесь и в других местах, особенно при описании событий, в которых Пр. принимать участия не мог, возможно использование документов, к которым занимавший придворные должности писатель имел доступ.

Пр. был весьма образованным человеком. Его сочинения содержат много иллюзий и прямых цитат из произведений античных авторов, писавших не только на греческом, но и на латыни, которой он владел (de Boor. EL, 145, 21). Из латинских авторов на Пр. значительное влияние оказал Аммиан Марцеллин (Kuranc. De Prisco, 59–60), обнаруживает он знакомство и с сатирами Горация (Hunger. Literatur, I, 283). Наиболее сильно влияние на Пр. Геродота, у которого он заимствует некоторые сообщения о кочевниках (в частности, о поклонении мечу, о грифах), а также целые экскурсы (Benedicty. Priskos, 1–8). Аналогичные заимствования целых описаний отмечены и из Фукидида, иногда, возможно, через посредство Дексиппа (Thompson. Priscus, 92–94). Имеются цитаты и реминисценции из Гомера, Платона, Плутарха и др. (Bornmann. Note, 37–39; Bornmann. Fragmenta, passim).

Пр. ориентируется на аттические образцы и использует обороты и формы, уже не употреблявшиеся в разговорном языке, однако и вульгаризмы проникают в его сочинения (Kuranc. De Prisco, 65–82). Ионийские формы связаны, видимо, с ориентацией на Геродота. Стиль в меньшей степени риторизован, чем у других византийских авторов, характеризуется ясностью и простотой. Архаизирование сказывается в заимствовании у классических авторов этнонимов и названий, давно вышедших из употребления (скифы, царские скифы, авсонии, Галатия, Пеония).

Параллельная Пр. традиция практически отсутствует (кроме скупых сведений западных хроник), что создает трудности при определении достоверности известий Пр. Несмотря на скептические оценки в старой литературе (см., например: Thompson. History, 9–10), ныне признано, что свидетельства Пр. в значительной степени достоверны даже в тех случаях, когда изложены весьма близко к описаниям Геродота и Фукидида. В наибольшей степени достоверны сведения о посольстве к Аттиле, участником которого он был (Benedicty. Priskos, 1–8; Moravcsik. Klassizismus, 366–377; Hunger. Literatur, I, 282–284).

Пр., видимо, весьма охотно использовался более поздними авторами. Его произведение было главным источником для изложения событий V в. во «Всемирной истории» Евстафня Епифанийского, а через него – Евагрия. Многое у Пр заимствовал и Иордан, хотя и через посредство Кассиодора (Mierow. History, 31–32; наст, изд., с. 100). Видимо, пользовался Пр. и Прокопий (Blocklcy, I, 115–116). Полный список авторов, использовавших труд Пр., см.: Moravcsik. ВТ, I, 484. Пр. послужил источником также для ряда статей словаря «Суда» X в., в котором сохранилась часть его труда, однако все цитаты в «Суде» восходят, видимо, к константиновским эксцерптам (Hunger. Literatur, I, 244).

§ 6. Большая часть фрагментов Пр. дошла до нас в составе созданного по приказу Константина Багрянородного сборника извлечений из исторических сочинений. Писание посольства 448 г. находилось в разделе сборника «О послах ромеев народам» (Περὶ πρέσβεων ‘Ρωμαίων πρὸς ὲθνικούς). Рукописи этого раздела – главный источник для восстановления текста интересующих нас фрагментов Пр.

О рукописной традиции константиновских эксцерптов см. раздел «Менандр», наст. изд., с. 313. Стемму рукописей и применяемые сиглы см. наст, изд., с. 314.

§ 7 Существуют издания Пр.: Hoeschelius, 21–61; Fabrot, 31–76; Niebuhr, 139–228 (перепечатано: PG, 113, 1864, 677–756); Müller. FHG, IV, 1851¹, 1868², 69–110 (эксцерпты в хронологическом порядке): Dindorf. HGM, I, 1870, 275–352 (эксцерпты в хронологическом порядке); de Boor. EL, 121–155, 575–591; Bornmann. Fragmenta; Blockley. Издание Гёшеля для интересующего нас фр. 8, входящего в состав ELR основано только на рукописи В. Более поздние издатели лишь местами исправляли текст Гёшеля. Очень много конъектур, зачастую необоснованных, сделано в боннском издании. Текст боннского издания перепечатан К. Мюллером в FHG, критический аппарат практически отсутствует. Л. Диндорф в издании HGM отказался от многих необоснованных конъектур и привлек рукопись М, ранее не использованную издателями. Однако эта рукопись – codex descriptus и потому не имеет значения для конституции текста. Первое критическое издание текста Пр. – EL де Боора. Характеристику издания и исследований М. Крашенинникова по этому изданию см. в разделе «Менандр» (наст. изд. с. 314). Работа М. Крашенинникова, посвященная не использованной К. де Боором рукописи С, не была напечатана целиком (Крашенинников. Новая рукопись II). Р. Блокли для интересующего нас фрагмента базируется исключительно на издании де Боора и не учитывает ни работ М. Крашенинникова, ни введенной им в научный оборот рукописи С. Самостоятельной текстологической работы автор издания не проводил, и в аппарате использованы сокращения, принятые в издании EL, нигде не объясненные. Р. Блокли, однако, исправил некоторые явные ошибки де Боора. Критический аппарат в его издании сокращен без всякой системы. Впрочем, количество выявленных фрагментов Пр. Р. Блокли расширил по сравнению с предыдущими издателями и расположил их, видимо, в более правильном порядке. Гораздо удачнее издание Ф. Борнманна, оставшееся неизвестным Р Блокли. Ф. Борнманн отдал должное заслугам М. Крашенинникова (хотя и не избежал неточностен в ссылках на его работы) и принял его стемму. В издании сделана колляция с рукописью С, сверены по рукописям В и Е колляция де Боора. Важны и указания на цитированных Пр. авторов, приводимые перед критическим аппаратом: они подводят итог работе как самого Ф. Бориманна, так и его предшественников по выявлению образцов и источников Пр. На сегодняшний день работа Ф. Бориманна – лучшее критическое издание Пр. По этому изданию мы и даем ниже текст эксцерптов, за исключением специально оговоренных мест.

§ 8. Переводы (полные): латинский – Cantoclarus, с исправлениями И. Классена перепечатан в Боннском корпусе и в PG; Müller. FHG (в целом этот перевод не более чем парафраз греческого текста), немецкий – Doblhofer. Diplomaten – крайне неточен; французский – Guisot. Cours, 190–234 (перевод является скорее пересказом, изобилует грубыми ошибками, искажающими смысл); итальянские – Ambrosoli Collana, 54–158 (перевод весьма неточен), Bornmann. Fragmenta (перевод высокого качества, неточностей немного); английские – Gordon. The age of Attila (часто далек от оригинала); Blockley (этот перевод лучше перечисленных, за исклюнием ф. Бориманна); русский – Дестунис. Сказания (в ряде мест неточен, но в целом удачен). О переводах различных выдержек, в том числе и на русский язык например, В.В. Латышева), см.: Moravcsik. ВТ, I, 485.

§ 9. Специальная литература о Пр. небогата и посвящена в основном частным вопросам. Полные списки см.: Moravcsik. ВТ, I, 487–488; Hunger. Literatur, I, 284; Bornmann. Fragmenta, XLVII–LVI; см. также: Colonna. Gli storici, 102–105. Общие работы, кроме указанных: Niebuhr. Praefatio, XXVIII; Christ. Schmidt, Stählin. Geschichte, II, 1, 1036; Ensslin. Maximinus; Ensslin. Priscus; Baldwin. Priscus; Баришиh. Приск; Удальцова. Борьба, 100–142; Удальцова. Мировоззрение. Специальная монография: Kuranc. De Prisco.

Фрагмент 8

I

(Феодосии П¹ отправляет посольство во главе с Максимином² _к правителю гуннов³ Аттиле⁴. В посольстве участвует Пр., друг и советник Максимина. Посольство двигается через Сардику⁵ и Наисс⁶.)

29.9–22

Переночевав и сделав переход от границ [области] Наисса по направлению к реке Истру, мы вступаем в некую тенистую местность⁷, имевшую множество извилин, изгибов и поворотов⁸. В ней-то на рассвете⁹, когда [мы] думали, что идем к западу, увидели перед собой восход солнца, так что, не зная расположения местности, вскрикнули, так как солнце вроде бы шло обратным путем и являло [нечто] другое, против обычного. Но по причине запутанности местности та часть дороги смотрела на восток¹⁰. После этого труднопроходимого места мы оказались на равнине, и она [тоже была] лесистой¹¹. Там варвары-перевозчики¹² принимали нас на челны-однодеревки¹³, которые они изготавливают, срубая и выдалбливая деревья, и перевозили через реку [Истр].

II

(Переправившись через Истр, посольство успело проехать до ночи 70 стадиев, а на следующий день достигло лагеря Аттилы и в составе его свиты последовало за правителем гуннов на север.)

39.11–40.11; 40.8–41.3

Отсюда мы ехали по ровной дороге, пролегающей по равнине¹⁴, и достигли судоходных рек, из которых самыми большими после Истра была называемая Дрикон, Тигас и Тифисас¹⁵. И через них мы были переправлены на однодеревках, которыми пользуются живущие у этих рек. Остальные же [реки] мы переплыли на плотах, которые варвары возят [с собой] на повозках по причине заболоченности [тамошних] мест. В селениях нам доставляли пищу, вместо [зерна] пшеницы – просо¹⁶, а вместо вина – медос¹⁷, называемый [так] по-туземному. А также следовавшие за нами слуги получали просо и снабжались напитком из ячменя; «камон»¹⁸ называют его варвары. Проделав длинный путь, под вечер мы Разбили палатку возле какого-то озера, имевшего питьевую воду, каковой пользовались жители близлежащего селения. […]

(Поднявшаяся буря унесла палатку и все вещи спутников Пр.)

И, придя к хижинам селения – ведь все врозь направились к нему там встретились и начали с криком искать отставших. А скифы¹⁹, выбежав на шум, стали зажигать камыш, которым и пользуются для [разведения] огня, и, освещая [нас], спрашивали, для чего мы кричим. Когда бывшие с нами варвары ответили что мы терпим бедствие из-за бури, они, позвав к себе, принимали нас и, сжигая много камыша, согревали. Правившая в селении женщина²⁰ – она оказалась одной из жен Бледы²¹ – послала нам пищу и красивых женщин для соития. Это по-скифски знак уважения. Ласково поблагодарив женщин за предложенную еду, мы отказались от сношения с ними. Мы остались в хижинах, а на рассвете отправились на поиски вещей.

III

(Посольство ехало еще семь дней, затем переправилось через несколько рек и достигло огромного селения, в котором находился деревянный дворец Аттилы²². У его ворот Пр. встречает одетого в варварскую одежду человека и удивляется, что тот говорит по-гречески.)

46.5–10

Ибо [скифы], будучи смешанными²³, сверх собственного варварского языка ревностно стремятся [овладеть языком] или гуннов, или готов, или даже авсониев²⁵, у кого из них сношения с римлянами. Но никто из них не говорит свободно по-гречески, кроме пленников, которых угнали из Фракии²⁶ и с иллирийского побережья.

Комментарий

1. Феодосии II – византийский император (408–450), внук Феодосия I Великого (379–395) и сын Аркадия (395–408).

2. Максимин – друг и покровитель Пр., занимал высокие посты при константинопольском дворе. В 435 г. входил в комиссию по составлению Кодекса Феодосия, в 448 г. возглавил ответственное посольство к Аттиле. Позже выполнял еще ряд ответственных поручений двора и достиг высшего ранга иллюстрия. Умер в 453 г. Подробно см.: Ensslin. Maximinus, 1–7.

3.Гунны (Οὖννοι) впервые упоминаются у Аммиана Марцеллина, затем очень часто византийскими и латинскими авторами (собрание свидетельств см.: Moravcsik. ВТ, II, 231–237). Часто встречающееся утверждение, что гунны упоминаются у Дионисия Периэгета (см., например: Moravcsik. ВТ, II, 236; Бернштам. Очерк, 135; Тревер. Очерки, 192; Артамонов. История хазар, 42), ошибочно и восходит к неправильному чтению в издании К. Мюллера (Bernays. Studien, 60; Maenchen-Helfen. Huns, 445–446). Вопрос об этнической и языковой принадлежности гуннов в их истории до вторжения в Европу остается дискуссионным. В центре его стоит проблема соотношения западных гуннов с соседями Китая Hsiung-nu. Их отождествление, некритично принимаемое многими учеными (Moravcsik. ВТ, I, 56–57; Иностранцев. Хунну и гунны, 119; Бернштам. Очерк; Менгес. Восточные элементы, 34; и др.), в действительности необосновано и противоречит данным лингвистики, антропологии и археологии (Thompson. History, 46, 198; Maenchen-Helfen. Huns, 225–234; Maenchen-Helfen. Pseudo-Huns, 437; Maenchen-Helfen. World. 358–375; Амброз. Степи, 10 и сл.; Дёрфер. О языке гуннов, 72 и сл., 111–113). Столь же мало вероятно отождествление европейских гуннов с хионитами, эфталитами и ху (Altheim. Geschichte, passim; критика: Maenchen-Helfen. World, 385. Дёрфер. О языке гуннов, 72, 113). По-видимому, в настоящее время наиболее обоснованна точка зрения, согласно которой язык гуннов является изолированным и не имеет родственников среди известных нам языков (Дёрфер. О языке гуннов, 71–116, с историей вопроса и литературой).

Достоверная история гуннов начинается примерно с 375 г., когда они покорили кочевавших за Доном алан (Amm. Marc. XXXI.2.12), а затем – готов Германариха (Amm. Marc. ХХХІ.3.1). Готы и аланы, видимо, заняли в гуннской державе привилегированное положение, сохранив самоуправление (Iord. Get. 250), что подтверждается и широким использованием германских и иранских имен среди гуннов (Дёрфер. О языке гуннов, 9–113; Schramm. Hunnen, 88–97). Черняховская культура (по крайней мере отчасти готская) сосуществует с гуннскими памятниками до середины V в., и ее гибель следует связывать не с нашествием гуннов, а с распадом их державы (Щукин. О границе, 17–21; Махно. К вопросу, 66–72). С 80-х годов IV в. гунны, став соседями Римской империи, постоянно нападают на ее земли, а иногда используются римскими политиками во внутренней борьбе (Thompson. History, 25 и сл.; Maenchen-Helfen. Huns, 27). Объединение гуннов под своей властью начал Руга (‘Ρούας – Пр., Roas – Иордан, Ruga, Rugila – латинские хроники). При нем к гуннам официально отошли римские провинции Валерия и Паннония I (Altheim. Geschichte, IV, 188; Maenchen-Helfen. Huns, 89–90). Он умер в 433-м (Moravcsik. ВТ, II, 260) или 435 г. (Maenchen-Helfen. Huns, 91–94), и власть перешла к его племянникам – Аттиле и Бледе: первый правил западными землями гуннов, а второй – восточными (Ιord. Get. 181; Mommsen. CM, I, 480). В 445 г. Аттила убил Бледу и объединил всех гуннов под своей властью (Ιord. Get. 181; Mommsen. CM, I, 480, 660; II, 81). В 441 г. гунны начали войну с Восточной Римской империей и, перейдя Дунай, захватили города Виминаций, Марг, Наисс, Сингидун и Сирмий (de Boor. EL, 575–576; Mommsen. CM, I, 479; II, 80–81), затем Ретиарию и Марцианополь (de Boor. EL, 576; Chron. Pasch., 586), доходили до Константинополя и Фермопил. В 447 г. был заключен тяжелый для империи мир (de Boor. EL, 576), по условиям которого сильно увеличивался размер ежегодной дани, а большая территория к югу от Дуная (на пять дней пути) должна была оставаться невозделанной и, возможно, лишенной жителей. Она считалась принадлежащей Аттиле (Кулаковский. История Византии, I, 276–281; Maenchen-Helfen. Huns, 113–123).

Нарушения этого мира начались сразу после его заключения, что вместе с проблемой перебежчиков вызывало постоянное недовольство Аттилы. Под предлогом урегулирования спорных вопросов, а в действительности с целью убийства Аттилы, в 448 г. к нему было отправлено посольство Максимина, в котором участвовал Пр. Цель посольства, не известная ни Максимину, ни Пр., не была достигнута: Аттила был предупрежден о готовящемся убийстве. С 451 г. и до своей смерти в 453 г. он был занят войной Западной Римской империей. В 454 г. коалиция германских племен во главе с гепидами нанесла гуннам сокрушительное поражение в битве при Недао. Гунны оставили Паннонию (Alföldi. Der Untergang, 97–99; Thompson. History, 153; Maenchen-Helfen. Huns, 144–147).

После их разгрома войсками империи в 468–469 гг. (Mommsen. СМ II, 90; Chron. Pasch., 598) гуннский племенной союз перестал существовать. Гунны растворились в массе других варваров, но их имя продолжало сохраняться в византийской литературе как архаизирующее обозначение части северных соседей Византии, аналогично использованию этнонима скифы (Moravcsik. ВТ, II, 234–237). Археологические памятники гуннов выделяются с трудом, с ними уверенно связываются лишь отдельные типы вещей (Alföldi. Funde; Werner. Beiträge; Амброз. Проблемы; Засецкая. Гунны; Засецкая. О хронологии; Засецкая. Классификация). Вопрос об отношениях гуннов со славянами и о вхождении славян в гуннский союз неясен. Прямых свидетельств об этом нет, и все предположения о том, что славяне составляли низший слой в гуннской державе, основаны лишь на общих соображениях, а также на толковании приведенных нами свидетельств Пр., прежде всего – на этимологиях апеллативов strava (см. наст, изд., с. 165 и сл.), рёбос, (см. коммент. 17) и κάμον (см., например: Дёрфер. О языке гуннов, 83 и сл., 113).

4. Аттила (Ἀττήλας, Ἀττίλας; варианты см.: Moravcsik. ВТ, II, 79–80) – сын Мундзука и племянник вождей Октара и Руги, правитель гуннов примерно с 435 г. (до 445 г. совместно с Бледой), умер в 453 г. (см. коммент. 3). Имя имеет германскую этимологию – от гот. или гепид atta «отец» с уменьшительным суффиксом -il[а], причем само имя было распространено у германских народов (Schönfeld. Wörterbuch, 274; Maenchen-Helfen. Huns, 386; Дёрфер. О языке гуннов, 97–99, здесь же см. критику иных этимологии).

5. Сардика (Сердика) – византийский город, ныне София. У Пр. в форме Σερδική, являющейся калькой латинского Serdica. Обычная греческая форма – Σαρδική. По-видимому, это свидедетельствует об использовании Пр., помимо своих путевых заметок, официальных документов на латинском языке. Об источниках по истории города см.: Oberhummer. Serdica, 1669–1671. Город лежал на одной из главных дорог – Константинополь – Филиппополь – Наисс. Во время войны в 40-е годы V в. (см. коммент. 3) Аттила разрушил Сердику.

6. Наисс (Ναῒσσος, Νάïσσος, Νίσος, Naissus – список вариантов см.: Fluss. Naissus, 1589–1590) – ныне Ниш. Во время балканской войны 40-х годов (см. коммент. 3) город был разрушен войсками Аттилы. Описание осады Наисса у Пр. (Bornmann. Fragmenta fr. lb, 12–14) привлекало пристальное внимание исследователей заметивших, что образцом этого пассажа служили описания Фукидида (Thuc. II. 75–76; ср.: Dexippos – Jacoby. FGH, 100. F 27), причем имеются почти текстуальные совпадения. На этом основании рассказ Пр. не признавали достоверным (Thompson. Priscus 92–94), однако более тщательный анализ исторического метода Пр. показал, что его описание заслуживает доверия (Moravcsik. Klassizismus, 370 и сл.; Blockley. Dexippus, 18–27; Baldwin. Priscus, 53–56). По условиям мира 447 г. граница Римской империи с владениями гуннов проходила через Наисс (см. коммент. 3); следовательно, миновав Наисс, посольство вступило на территорию Аттилы. Пр. рисует картину полного запустения лежащего в развалинах и покинутого жителями города.

7. Ошибочен перевод Добльхофера «in ein enges Таі» «в узкую долину» (Doblhofer. Diplomaten, 28)/

8. Видимо, цитата из Плутарха (Plut. Praecepta rei p. ger. 818F), текст которого послужил также образцом одного пассажа у Агафия: Agath. Hist. И. 21 (Baldwin. Priscus, 53). Указываемый Ф. Борнманном источник (Bornmann. Fragmenta, 29) – Hdt. I. 185 – имеет с данным контекстом лишь одно общее слово καμπάς, «извилина».

9. Ф. Борнманн (Воrnтапп. Osservazioni, 116) видит здесь цитату из Геродота, ἃμ’ ήμέρῃ δὲ διαφωσκούσῃ «с рассветом» (III. 86). Стоящая в тексте форма διαφαυούσης, т.е. нормальный part, praes. act. от глагола διαφαύω, не засвидетельствованного в классическом греческом языке (см. L.-S., 417) и появляющегося у византийских авторов (Lampe. Lexicon, 362). По-видимому, у Пр. самый ранний случай употребления. Вводящая ее в текст конъектура сделана впервые в издании Л. Диндорфа (HGM, I, 291), хотя почему-то приписывалась более поздними издателями Б. Нибуру, у которого стоит форма διαφαινούσης, нормализующая текст, как обычно, в сторону классического языка (de Boor. EL, 124; Воrnтапп. Fragmenta, 29; ср., впрочем: Blokley, II, 382 – он оставил в тексте гибридную форму διαφανούσης).

10. Описанная местность лежала к северу от Наисса, куда двигалось посольство на пути к ставке Аттилы (ср. коммент. 22). На этом участке оно, вероятно, уклонилось на запад незначительно, поскольку ничего не сказано о р. Мораве, которую в противном случае послы должны были пересечь. Видимо, они шли по дороге Наисс – Помпеи – Хоррес Магна – Муниципий – Виминаций (119 миль – Itin. Ant. 133). Безусловно, ошибочно предположение, что от Наисса посольство направилось на северо-восток, к Видину или вдоль р. Тимок (Дестунис. Сказание, 37–38; колебания – ВИИНJ, 13; особенно настойчиво – Browning. Camp, 143–145). Приводимые в защиту этого предположения аргументы неубедительны – они противоречат общему направлению движения послов на северо-запад (Константинополь – Адрианополь – Сердика – Наисс). Не находят объяснения при таком предположении названия рек, которые переходило посольство (см. коммент. 15). Их идентификация с современными Тимишем и Тисой не подлежит сомнению. Дорога к Ретиарии соответствует описанию Пр. не лучше, чем к Виминацию – Пр. говорит не о подъемах и спусках с гор (Browning. Camp, 144), а о ее извилистости, о горах же вовсе не упоминает.

11. Г. Дестунис (Сказание, 35) неверно переводил ύλώδης как «болотистый». Несколько странный оборот έν πεδίῳ καί αύτῷ ύλώδει – букв, «на равнине и ей лесистой» (в большинстве переводов уклончиво: «in eine waldige Еbепе» – Doblhofer. Diplomaten, 29; «у равницу, и то сасвим пошумљену» – ВИИНJ, 13; «в гориста равнина» – ИБИ, I, 105 и т.д.), видимо, указывает на то, что предыдущая местность (δυσχωρία) тоже была лесистой (συνηρεφής). \

12. Этническая принадлежность этих варваров неясна; предполагалось, что они славяне (см. Введение, § 4).

13. Лодки-однодеревки (моноксилы) были хорошо известны античным авторам (Plat. Legg. 956А; Aristot. De anim. hist. IV.8; Xen. Anab. V.4.11; Strabo III.2.3 и др.: см. L.-S., 1145). Упоминание Пр. способа их изготовления вовсе не свидетельствует о том, что такие лодки – новое явление на Балканах. Пр. обронил лишь попутное замечание, а вовсе не глоссирует слово, как он это делает там, где употреблены действительно неизвестные термины (как ниже: μέδος, κάμον). Иначе говоря, упоминание об «однодеревках» не может служить серьезным аргументом в пользу славянства местных варваров (ср.: Баришић. Приск, 55–56), хотя авторы VII–X вв. и сообщают о лодках-однодеревках у славян (Theoph. Sin . VI. 9; Chron. Pasch. 724–725; Const. Porph. De adm. 9; и др.).

14. Совр. Восточная Воеводина.

15. То же место сохранилось в тексте Иордана: Priscus historicus tali voce inter alia refert: ingentia si quidem flumina, id est Tisia, Tibisiaque et Dricca transientes venimus in loco illo... (Iord. Get. 178). Река Δρήκων (Иорданова Dricca) в другом месте у Пр. названа Δρέγκων (τοῦ Δρέγκωνος – Bornmann. Fragmenta, 73). Тигас и Тифисас уверенно отождествляются с совр. Тисой и Тимишем, а Δρήκων – Δρέγρων – Dricca такого отождествления не имеет (Бега? Аранка? – Patsch. Dricca, 1706; Баришић. Приск, 57), поскольку не находит аналогий с известными в этих местах гидронимами. Попытка идентифицировать эти три реки с Деснэцуем, Жиу и Олтом (Browning. Camp, 144) неосновательна. Следует отметить, что в тексте наименование реки Δρήκων несколько отделено от двух других: λεγόμενος, согласовано с ним, ἦv – также единственное число. Возможно, стремясь выделить тот же гидроним, Иордан (Кассиодор) перенес его на последнее место в своем перечне и присоединил союзом et (в контраст к Tisia Tibisiaque). Пр. как будто не уверен в правильности передачи названия реки или сознает его непривычность и редкость. О том же могут говорить колебания Пр. в выборе формы гидронима само отсутствие аналогий в современной топонимике названию зафиксированному у Пр. (гидроним сохранен только им). Впрочем указанные особенности можно объяснить и просто стилистически Не исключено, что в записи гидронима Δρέγκων была допущена описка уже в автографе Пр., если не в путевых записках: замена А > Δ легко могла произойти на почве унциального письма или курсива, т.е. *ΑΡΕΓΚΩΝ – ΔΡΕΓΚΩΝ. Если это предположение верно, то гидроним легко сблизить с названием современной р. Аранки (впервые предложил К. Мюллер в своем издании Птолемея: Müller, I, 441). Тогда вторая фиксация гидронима у Пр. вернее отражает его форму, чем первая.

Чрезвычайно интересен гидроним Τίγας, Tisia (совр. Тиса с.-хорв. Тȕса, слвц. Tisa, Cisa, др.-венг. Tisze, рум. Tisǎ) – один из основных аргументов в пользу славянской принадлежности тех варваров, с которыми встречался Пр. Сопоставление текстов Пр. и Иордана показывает, что в записи гидронима имеется описка – должно быть не Τίγας, а Τίσας, (*ΤΙΣΑΣ – ΤΙΓΑΣ) (Баришић. Приск, 58; Popović. Strava, 208; Гиндин. К хронологии и характеру славянизации, 65; Гиндин. К вопросу о хронологии, 19). Форма гидронима является, возможно, следствием переразложения в славянской среде фрако-дакийского Pathiss- (фиксируется: Plin. N. h. IV. 12.80; Strabo VII.5.2; Amm. Marc. ХVІІ.13.14;см.: Szádeczky-Kardoss. The name, 77–115), воспринятого славянами как название, образованное с помощью приставки по-. При переразложении компонент *-tiss(a) был выделен ими как гидроним (Будимир. Тиса, 1–5; Гиндин. К хронологии и характеру славянизации, 65; Гиндин. К вопросу о хронологии, 19) и в таком качестве утвердился. Попытки этимологизировать гидроним непосредственно из славянского (Šafarik. Slovanské starožitnosti, 207; Niederle. Starožitnosti, II, d. 1, 158; Георгиев. Въпроси, 88) неосновательны (Popovic. Strava, 198).

Гидроним Τιφήσας – Tibisia (в варианте Τίβισις) засвидетельствован уже Геродотом (IV.49), затем Птолемеем (III.7.1; 8.2 – Τιβίσκον), в X в. – Τιμήσης, (Const. Porph. De adm. 40, 39). Идентифицируется с с.-хорв. Тȁмиш, др.-венг. Timis, н.-венг. Temes, рум. Timiš. Гидроним, несомненно, фрако-дакийский по происхождению (Fluss. Tiphesas, 1426), о чем сивдетельствует, в частности чередование m/b (специально: Poghirc. L'alternance, 37). Поздние славянские формы, имеющие cs в исходе слова, объясняются, скорее всего, преобразованием сочетания sj в š, могущем осуществиться или в славянской среде, или еще на фракийской почве (Гиндин. К хронологии и характеру славянизации, 68–69; Гиндин. К вопросу о хронологии, 21–22). Интересно также морфологическое оформление гидронима, содержащее «вторичное а» в исходе слова на -ας. Однако являются ли такие примеры результатом славянского влияния, о чем высказывалось предположение, неясно (Duridanov. Die Hydronymie, 291 и сл.; Udolph. Studien, 322 и сл.; Schramm. Eroberer, 71 и сл.).

16. ό σῖτος – первоначально «хлеб на корню, в злаках или зерне» затем – всякий, в том числе печеный, для греков мыслился как хлеб пшеничный, почему и означает просто пшеницу (L. –S., 1602). О том, что славяне сеют не пшеницу, а просо, писал Маврикий (см. Maur. XI. 4.5), но широкое использование проса на Балканах и в Северном Причерноморье отмечалось для разных варварских народов и в гораздо более раннее время (Hdt. IV. 17; Plin. N.h. XVIII. 100; Ael. Var. hist. III.39; Dio Cass. 49.36.3), известны и археологические находки проса в Причерноморье. Поэтому упоминание проса у Пр. никак не может расцениваться как указание на специфически славянские обычаи местного населения.

17. ό μέδος – «мед, медовый хмельной напиток». Также используется как один из основных аргументов в пользу славянской атрибуции варваров, о которых пишет Пр. Слово восходит к и.-е. корню *medhu-, засвидетельствованному в значении «мед, напиток из меда» почти во всех индоевропейских языках (Pokorny. Wörterbuch, 707). Однако передача производного от этого корня в виде μέδος; по формальным соображениям возможна только как фиксация кельтского или славянского, с меньшей степенью вероятия – готского (вообще германского) слова (Niederle. Starožitnosti, II, d. 1, 138, Баришић. Приск, 59; Popović. Strava, 198; Гиндин. К хронологии и характеру славянизации 82–83; Гиндин. К вопросу о хронологии, 29–31). По историческим соображениям мало вероятно, чтобы в конце V в. н.э. в этом районе сохранялось нероманизированное кельтское население, жившее к тому же не в городах, а κατὰ κῶμας, «по деревням». Готская принадлежность слова невероятна главным образом по формальным признакам (наиболее возможна передача в греч. *μίδος, *μίθος, < гот. *miđus, впрочем, Клюге (Kluge. Ethymologisches Wörterbuch, 476) производит праслав. *medъ, лит. Medùs из гот. *miđus, что совершенно необъяснимо. Убедительность примера М. Фасмера – отражение прагерм. е через ĭ > ь в ст.-слав. ШЛЬМЪ «шлем» из вост.-герм. helm, но при гот. (т.е. зап.-герм.) hilms – снижается тем, что слово *šеlmъ заимствовано из восточногерманского в праславянскую эпоху. Итак, целесообразно рассматривать μέδος как греческую фиксацию слав, medъ – названия хмельного напитка (см.: Гиндин. К хронологии и характеру славянизации, 81–83 и литература, ср.: Дёрфер. О языке гуннов, 84).

18. τὸ κάμον – название хмельного напитка из ячменя, видимо, вроде браги или пива. Род и окончание восстанавливаются на осноновании сопоставления с латинскими фиксациями термина: camum (Iust. Dig. XXXIII.6.9; Edict. Diocletiani II.11). Напиток явно неславянского происхождения, упомянут автором начала III в. н.э Юлием Африканом: πίνουσι γοῦν ζύθον Αίγύπτιοι, κάμον Παίονες, Κέλτοι κερβησίαν – «ведь египтяне пьют дзютон, пеоны – камон, кельты – кербесию» (Thompson. Notes, 64; Баришић. Приск, 60). Встречавшиеся в старой литературе (см., например: Дестунис. Сказания, 46) попытки сблизить κάμον с тюрк, qïmïz «кумыс» должны быть отвергнуты (ср.: Дёрфер. О языке гуннов, 85). Более правдоподобное с формальной точки зрения сближение с с.-хорв. комина «виноградные выжимки» и другими производными праслав. *komъ (см.: ЭССЯ, X, 173, 179; Дёрфер. О языке гуннов, 85–86) также следует отвергнуть, так как упомянутые свидетельства Юлия Африкана и диоклетиановского эдикта делают славянскую этимологию невозможной.

19. Для обозначения северных варваров Пр., в соответствии с архаизирующей традицией, использует устаревший термин «скифы» (примеры см.: Moravcsik. ВТ, II, 279 и сл.). Как видно из данного места, этим этнонимом обозначаются не только кочевники (Bury. History, I, 223; Thompson. History, 10–11), но и оседлые подвластные гуннам варвары.

20. Правление жены Бледы селением, видимо, близко институту кормлений, существовавшему в варварских королевствах (Корсунский, Гюнтер. Упадок, 111), и, конечно, не означает вотчинного характера владения (так: Harmatta. Dissolution, 288, 298–300).

21. Бледа (Βλήδας, Βλίδας, Bleda; Moravcsik. ВТ, II, 91–92 племянник гуннских вождей Руги и Октара, в 435–445 гг. – правитель гуннов совместно с Аттилой, в 445 г. убит им (см. коммент. 3). Имя имеет германскую этимологию, это краткая форма имен типа Bladarus, Blatgildus, Blatgisus (Schödnfeld. Wörterbuch, 51).

22. Ставка Аттилы находилась, видимо, в северной Венгрии, между Тисой и Дунаем (Bury. History, I, 276; Thompson. History, 221–222). Подробно о внутреннем устройстве лагеря и архитектуре находившихся в нем жилищ, в том числе дворца Аттилы, см.: Steph. Byz. 173–190; Vámos. Hauptlager, 131–148.

23. ξύγκλυδες – букв, «намытые волнами», употребляется только метафорически в выражении ξύγκλυδες ἃνθρωποι «смешанные люди, сброд», начиная с Фукидида (L.-S., 1665). Интересна форма приставки. Несмотря на то что приставка συν- употреблена в 8-м фрагменте 33 раза, староаттическую форму ξυν- она имеет только здесь (вообще говоря, у византийских аттикистов, например Прокопия, эта форма употребляется часто). Возможно, что такое маркированное употребление формы приставки у Пр. указывает на цитацию староаттического автора, скорее всего Фукидида. Для полного понимания смысла данного отрывка необходимо иметь в виду цитируемый источник (ср.: Воrnтапп. Osservazioni, 110) – для просвещенного читателя, знакомого с классическими авторами (неважно, в подлиннике или различных извлечениях и хрестоматиях), как и для самого Пр., эта связь была очевидной. По-видимому, Пр. использовал Фукидида в подлиннике, о чем свидетельствуют заимствования из него не только отдельных слов, но и целых сцен и описаний (коммент. 6). У Фукидида слово ξύγκλυδες встречается всего один раз: Ἰώνων καὶ νησιωτῶν καὶ ξυγκλύδων άνθρώπων κρατήσαντες – «одолев ионийцев, островитян и [прочий] сброд» (Thuc. VІІ.5.4). Это место – пересказ слов Гилиппа, стремившегося ободрить сиракузян и их союзников и принизить врагов, т.е. рассматриваемый эпитет, кроме значения разнородности и пестроты, несет оттенок пренебрежения и враждебности. Агафий, также использовавший классических авторов в подлиннике (см. наст, изд., с. 292) употребил это редкое слово в сходном контексте (Agath. Hist. I.6.3.).

24. Эти слова использовались в качестве одного из аргументов в пользу того, что Пр. встречал славян на территории державы Аттилы (Баришић. Приск, 60 и сл.; Гиндин. К хронологии и характеру славянизации, 83 и сл.; Гиндин. К вопросу о хронологии, 31). При этом предполагалось, что он имеет в виду некий этнос, язык которого отличался от языка гуннов, готов и римлян. Его определили как славянский, поскольку считали, что остальные группы населения этого района были сильно романизированы и обитали в городах (дако-фракийцы, кельты и т.д.). Это рассуждение весьма уязвимо. Во-первых, приведенные выше свидетельства о предполагаемой славянизации (а только вместе с ними данный тезис приобретает значение) относятся к совершенно иной территории, далеко отстоявшей от ставки Аттилы. Во-вторых, кроме славян безымянными подданными Аттилы могут оказаться самые разные народы, как местные, так и пришлые (например, иранцы). Ничто не заставляет отдать здесь предпочтение именно славянам. Наконец, текст допускает и несколько иное толкование, возможность которого до сих пор не принимали во внимание. Учитывая, что логическое ударение во фразе лежит на слове σφετέρᾳ и речь идет специально о миксоглоттии, смысл ее можно передать так: смешанные многоязычные варвары не ограничиваются каждый знанием своего языка, но стремятся изучить и другие языки (престижные по их понятиям), причем гунны учат готский, а готы – гуннский; и те и другие иногда знают латынь.

25. Пр. употребляет этот архаизирующий термин (ср.: Воrnтапп. Fragmenta, 23, 42, 44, 54) для обозначения римлян – жителей Италии. При этом, видимо, данное слово в отличие от обычного обозначения западных римлян как οὶ ὲσπέριοι ‘Ρωμαῖοι (Воrnтапп. Fragmenta, 33, 42, 70, 75, 87, 89, 91) или οὶ ὲν τῇ ὲσπέρᾳ (Bornmann. Fragmenta, 91, 93, 109) употребляется для указания на коренных носителей латинского языка. Под римлянами (‘Ρωμαῖοι) подразумеваются вообще все подданные римского императора, так как у жителей восточной части империи, как и западной, официальным языком оставался латинский.

26. Употребленная здесь форма топонима является, видимо калькой лат. Thracia (греч. форма – Θρᾴκη) и иногда встречается у византийсхих авторов (см. подробно, с обоснованием: Черняк Византийские свидетельства). Видимо, ή Θρᾴρη, ή Ἰλλυρίς использованы здесь в узком административно-географическом значении – диоцез Фракия и префектура Иллирик, причем говорится о прибрежных провинциях Иллирика – Превалитании (диоцез Дакия) и Новом Эпире (диоцез Македония). Грамматически возможны два варианта перевода: τῆς Θρᾳκίας, «Фракии» и τῆς Θρᾳκίας παράλου (γῆς) «побережья Фракии» (параллельно τῆς Ἰλλυρίδος παράλου (γῆς) «побережья Иллирика»). Первый вариант предпочтительнее по историческим соображениям: трудно предположить, что в диоцезе Фракия греческий язык знали только жители побережья.