Завоевание Галлии. Походы в Британию и Германию

Прошло то время, когда кипение кельтских народов грозило всей Европе. Их недолговременный порыв утих. Не утратили они, без сомнения, личной храбрости, как видно из их частых возмущений (хотя по пословице двое Галлов едва стоили одного Лигурца); но они утратили всю связь общинную и силу народную. Римляне и Карфагеняне проходили почти без сопротивления по южной Галлии; Рим уже основал в ней свои колонии и свою провинцию; проснувшиеся от векового бездействия Германцы, некогда трепетавшие перед Кельтами, стали переходить через Рейн целыми полчищами и громить своих прежних победителей. Меч римских легионов решил судьбу Галлии, но она пала не без славы. Десять лет боролись вольнолюбивые племена против неотразимого превосходства войск и полководца, не имеющих равных себе в целом мире по искусству и мужеству; десять лет терпели они все бедствия войны и жестокости расчётливо неумолимых победителей; наконец, утомившись, утратив от меча, болезней, голода значительную часть своих воинов, они покорились, и покорились навсегда. Галлия уже не отрывалась и не пыталась оторваться от Рима.

Частные и мелкие восстания, о которых летописи упоминают только вскользь, ни разу не угрожали римскому владычеству. Испания и даже Лигурия не так скоро отказались от всех надежд на независимость: очевидно Галлия уже не имела никакой внутренней силы, никакого живого начала общественного. Рассказ Кесаря о своих походах показывает (несмотря на вероятное преувеличение встреченного им сопротивления) состояние Галлии в довольно ясном виде. Она разделена была на многие семьи, и эти семьи, вероятно, по ближайшему сродству религиозному или племенному, были способны смыкаться во временные союзы для совокупной обороны или совокупного нападения; но общий галльский союз был невозможен, очевидно, по разнородности стихий и быта. Южная, т. е. юго-восточная, Галлия была давно покорена не столько римской силой, сколько римскими нравами и общественностью, и таким образом оторвана от остальной страны. В средней, северной и юго-западной Галлии племенное начало кажется одинаковым, нравы разные. Аквитания и средняя Галлия не чужды градостроительства и какого-то искусственного государственного устройства, между тем как север не представляет никаких следов развившегося просвещения.

С другой стороны, север в своей дикой и воинственной простоте не представляет той двойственности в народном составе (аристократии и народа), которая очень резко выдаётся в средней полосе и отчасти заметна в юго-западной. Кесарь, как и все древние, в благородном своём презрении к людям, не умевшим отстоять свои гражданские права, видит везде только властвующую касту; властвующая же каста была везде кельто-кумрийская. Но разница нравов, устройства гражданского и просвещения указывает на существование подпочвы, народа покорённого, древних старожилов не кельтского происхождения, а единокровных Лигурцам (в их прежней чисто вендской народности) и Вендам при-океанским. Эта подпочва сохранилась отдельно в средней и южной Галлии в политическом разделе общества, утратив вероятно большую часть языков, религиозных и бытовых признаков, смешалась с Иберцами и позднейшими победителями, Кельтами в Аквитании, и составляла единственное население приморской Вендии (Венетии, теперешней Вандеи), отличающейся от всей остальной Галлии во всех отношениях, а особенно своей торговой и мореплавательной деятельностью, о которой Кельты не имели нигде ни малейшего понятия. Вероятно, многовековое соседство Кельтов не осталось без влияния и на Вендию (особенно в отношении религиозном), но имена племен и слова, сохранившиеся из вендского наречия (например, море, вран, Белен) показывают ещё замечательную чистоту восточно-иранского начала. Эти старожилы Галлии, несмотря на свою малочисленность и быт очевидно не военный, едва ли не всех упорнее сражались против Кесаря и, кажется, всех жесточе были наказаны. В самой стихии кельто-кумрийской, по всей вероятности кельтские семьи, т. е. первого переселения, преобладали в средней Галлии и на северо-западе, а беолго-кумрийские, т. е. второго переселения, на северо-востоке и, может быть, на завоёванном юге; ибо от второго переселения зависело и отчасти под его предводительством должно было совершаться всё завоевательное движение кельтского племени.

Покорив Галлию, Кесарь перенёс римские орлы в Британию, которую впоследствии Рим покорил, но не вполне, и в Германию, из которой должны были выйти через несколько веков дружины, сокрушившие римскую державу. Кесарю нужна была победа за Рейном, чтобы устрашить пробуждающуюся Германию и обеспечить новую римскую провинцию, Галлию; нужна была победа за океаном, чтобы приобрести славу почти баснословную и помрачить все подвиги Помпея. Победа везде сопровождала его. Германцы отступили от Рейна и забыли на время о завоеваниях. Устрашённая Британия, населённая теми же Кельто-Кумрийцами, которых Кесарь покорил в Галлии, стала ожидать нового нашествия и не могла уже служить надёжной опорой для Галлов, если бы в них проснулись вольнолюбивые замыслы.

Впрочем, кроме Кельтов, очевидно, были в Южной Британии и выходцы из Испании, Силуры (таково мнение древних) и, может быть, уже выходцы из Германии, а без сомнения, судя по именам урочищ, выходцы от устья Рейна, колонии Моринов, Менапиев и Вендов, т. е. семьи восточно-иранские. Впрочем, для историка уже мало занимательности в народах, исчезнувших навсегда и без следа.