Германцы – завоеватели Запада. Феодорик. Царство Готов и Лонгобардов в Италии

Германцы не хотели областей пустопорожних, которых было множество на западе Европы, утратившей значительную часть своего народонаселения: они искали земель обитаемых народов, над которыми можно бы было властвовать, людей, которых можно бы было обратить в орудие и рабов¹. История прежних веков осудила их быть аристократами².

В конце V столетия пала империя западная. Завоеватели Италии, дикие выходцы из лесов Литвы, Герулы были вскоре побеждены Остготами, основателями государства временно сильного, но недолговечного. Различие между Вестготами и другими племенами, нахлынувшими на римский мир, очень разительно; ещё разительнее превосходство Остготов³. Вождь их Феодорик, в молодости поочерёдно слуга и враг византийской империи, потом победитель Герулов и Ругиев, спаситель вестготского царства в Галлии от напора Франков, покровитель и почти владетель южной Германии, представляет утешительное явление в веке глубоко развратном и диком. Кротость нравов, любовь к просвещению и правде, снисходительность к побеждённым и уважение к заслугам на поприще мысли и знания, ставят его в резкую противоположность с бездушным Франком – Хлодовиком и со свирепым Лонгобардом-Альбоином. Победа венчала его воинские предприятия; современные народы видели в нём миротворца и праведного решителя их судеб. Гордая Византия почтила поневоле его силу именем и венцом царским; летопись назвала его великим; и народное предание, которого суд часто бывает вернее суда современников и летописцев, окружило его память негаснущими лучами поэзии.

До́лжно, однако же, заметить, что восточная, полу-славянская Германия выражает в своих преданиях чувство, враждебное Феодорику⁴podpis (Дитриху бернскому). Во многих местностях она называет его именем полуночного страшилища, дикого ловца, духа бури разрушения. Летописец новгородский, очевидно свободный от византийского влияния и посредник России с Западом, также к нему не благоволит. Такое враждебное чувство, кажется, должно приписать Ругиям⁵ и другим полу-славянским семьям, или побеждённым или изгнанным Остготами из областей южных.

Таков был первый царь Остготов в Италии, и его сподвижники были во многих отношениях достойны своего вождя. В них видна готовность принять обычай жизни образованной, подчинить закону свой личный произвол, сострадать туземцам, отказаться от дикости быта военного и водворить мир не только в своей стране, но и в странах соседних. Благородная смелость, прямодушие и славолюбие являются в характере многих царей слишком краткой династии Феодорика. Нравственное превосходство Готов объясняется довольно ранним христианством и долгим пребыванием в странах просвещённого Востока; превосходство их восточной ветви не объясняется ничем, кроме долгого жития в земле народа оседлого, кроткого и торгового, приднепровских Полян.

Вестготы владели дикой областью древлянской⁶podpis.

Захваченные разливом Гуннов, увлечённые их неодолимой силой и подчинённые внутренней, ненадолго проснувшейся жизни славянского мира, Остготы не одичали: они облагородились, возвысились духом и мыслью и утратили резкую суровость чисто-германского племени.

В самом изменении Остготов, прежде всех покорившихся Гуннам, долее всех остававшихся в подчинённости и участвовавших во всей борьбе славянского освобождения, от берегов Днепра до берегов Луары, виден характер гуннского союза. Не таково было бы влияние среднеазиатских дикарей.

Мы имеем свидетельство Иорнанда о принятии Остготами имён гуннских⁷; и разумная критика не может предполагать, чтобы заем ограничился именами и не отозвался в обычаях и языке. Действительно, характер славянский отзывается в переводе Ульфилы почти столько же, сколько германский, и показывает в наречии готском наречие переходное между ветвями восточно- и западно-иранской. Но сходство готского языка со славянским⁸ не может считаться вполне коренным: оно происходило от влияния Славян на Готов, своих победителей, а потом подручников. Это явно изо всех остальных фактов и согласно с доводами априористическими. Такое же влияние было бы по всей вероятности заметно и в наречиях других семей, некогда владевших славянскою землёй, если бы у нас сохранились памятники тогдашнего слова. Оно объясняет быстрое распространение арианства⁹ от Готов на всю систему восточных (т. е. смешанных) Германцев, между тем как оно остановилось, как скоро дошло до областей чисто-германских или не ославянившихся племён, следовательно, говорящих другим наречием. Точно то же влияние заметно и во многих подробностях законодательства и едва ли не в самом свидетельстве Иорнанда, что древние законы готские были законами Гетов и назывались в старину Belagines (едва ли не славянское слово белег т. е. запись)¹⁰.

Не до́лжно забывать вечного педантства полу-учёного Иорнанда, не позволяющего себе ни простоты, ни даже правильной передачи слов и имён из наречий варварских.

Наконец, то же самое влияние народа певучего и дорожащего словом видно в возвышении героев остготских да значения эпических героев. Эта слава принадлежит только двум семьям германским (Остготам и Бургундцам), жившим между лучшими представителями славянства, в земле прибалтийских горожан и приэвксинских землепашцев. Вожди Бургундцев и готские Эрманарих и Дитрих одни сохранились сладкозвучной песнью для памяти народной, давно забывшей всю славу и все имена западно-германских завоевателей.

Очевидно, что в этом явлении, при соприкосновении двух миров, славянского и германского, повторился факт, уже замеченный в духовной истории Эллады, которой поэты и поэтические предания связаны с Троей или областью фракийской. Вообще до́лжно заметить, что наука, принимающая язык готский за первобытную форму германского, отправляется от предложения совершенно произвольного и ложного. Чем далее отступаем мы к древности в веках исторических, тем разнороднее являются наречия и тем резче их зависимость от личности отдельных семей. Общегерманская форма принадлежит к эпохе несравненно древнейшей. Наречия славянские представляют ход обратный. Чем древнее, тем ближе друг к другу и к формам, преобладающим в языке великорусском, менее других принявшем примеси чужой.

Блистательно было выступление на поприще историческое племени остготского, первого изо всех племён германских, принявшего начала человеческой образованности; но не продолжителен был его подвиг. Земля Италии хранила ещё слишком много воспоминаний старины, чтобы покориться полу-варварам без ропота. Арианство (христианство, искажённое в своих основах) слишком резко отделяло пришельца-победителя от побеждённого туземца и содержало в себе слишком мало сил и зародышей логического развития; наконец, слишком близка была Византия, ещё не вполне утратившая свои силы и сохранившая свои притязания на римское наследство. Не прошло ста лет, и Остготы, также как и Вандалы в Африке, были уничтожены византийскими ополчениями. Германцы сражались с мужеством, достойным их воинственного племени; цари не помрачали славы, завещанной основателем царства, Феодориком Великим; но нелюбовь народа к северным завоевателям, искусство Византийцев и военные доблести Велисария и Нарсеса одержали победу. Славное имя Остготов и грозные Вандалы исчезли без следа.

Ещё короче было торжество древнего просвещения над силой диких народов, приливающих с севера. Едва погибли Готы, и северная Италия снова была вырвана из рук Византии свирепыми Лонгобардами. Новые завоеватели были во всех отношениях хуже своих предшественников, но они были счастливее. История их начинается отвратительною смесью убийств и разврата, мало чем уступающею летописям меровингским, и не представляет ни одной блистательной страницы; но нравы их вскоре покорились благому влиянию земли, некогда просвещённой, и Византия, ослабевшая в страшных сражениях с Аваро-Славянами, Персией и Исламом, уже не могла нанести сильного удара новым завоевателям западным. За всем тем внутренняя слабость арианства, духовный раздор между правителями и подданными, сила папского престола, представляющего учение никейского собора, и непокорное упрямство земли итальянской приготовили падение Лонгобардов. Прошло с небольшим два века, и царство их погибло под ударами Франков, возведённых на высшую ступень могущества умом Пипина и мечом Карла Великого. Готская ветвь Германцев, сломившая западную империю в бегстве своём перед Гуннами и увлёкшая за собой всё германское племя, исчезла везде, кроме далёкого пиренейского полуострова.