К Александру Алексеевичу Муханову²⁸

Любезный Александр Алексеевич

Не знаю, исполнил ли ваш брат своё обещание уведомить вас о скором моём приезде и о похвальном моём намерении присутствовать при великих подвигах, воспевать их, разделять их и пр. и пр. Я бы теперь уже имел удовольствие с вами видеться, поговорить, вспомнить про Васильевский остров и Лондонский трактир и многие (по крайней мере, для меня) весёлые часы, когда мы были вместе всякий день; но, не имея вида, я убоялся главной квартиры и близости всех великих лиц и предметов, остановился в Болграде, откуда слышал с плачем и скрежетом зубов пальбу и перестрелку, при которой присутствовать не удалось. Если Н.Алексеевич²⁹ не писал к вам обо мне (за что, впрочем, я и сердиться не могу, потому что его одолжениям несть конца), то я вам расскажу обстоятельства, в которых нахожусь.

Киселёв³⁰ дал в Инспекторский Департамент бумагу, по которой он меня приглашает и обещает место при себе. Словесно же сказал он, что хотя он всячески меня принять готов, но желал бы лучше в военном мундире³¹.

Вот по какому поводу я приехал. К Киселёву писал я. Письмо моё к нему обещался доставить полковник Фридрихс, который и это писание с собой везёт. Я надеюсь на вашу дружбу. Узнайте, если возможно, как и в какой должности Киселёв хочет меня принять. Я бы более желал быть военным; но, впрочем, на всё согласен кроме 12-го класса, потому что Гамба³² уверяет que c’est la vermine qui ronge la Russie et qu’ils sont placés si bas sur l’echelle de la societé que rien ne peut les déshonorer; а как это напечатано, то поневоле надобно этому верить.

Уведомьте меня о себе, где вы, что̀ вы и перешли ли через старый Дунай, и здоровы ли и пр. С Фридрихсом мой человек, который вероятно вам это письмо отдаст. Так как он сюда вернётся, то вы с ним можете откликнуться хоть словечком. Я надеюсь, что вы теперь помирились с судьбой, которой ни вы, ни Александр Толстой³³ещё ни разу доброго слова не сказали, как я видел из ваших писем к Н.Алексеевичу. Прощайте, любезный Александр Алексеевич; обнимаю вас от души и прошу извинить моё маранье. Я сейчас только узнал, что вы в Сатунове, а Фридрихс спешит ехать. Ещё раз прощайте. Обрадуйте меня известием, что я вас скоро могу видеть там

Где воды льёт Дунай глубокий,

Трубою бранной оглашён;

Где Русских белые палатки

Покрыли скат крутых холмов,

И жажда битв и близкой схватки

Волнует дух младых бойцов.

Tout à vous Alexis Хомяков.

27 мая, Болград (1828).

* * *