Пространное житие святого Амвросия Медиоланского в древнеславянской литературной традиции

Древнеславянская агиография является одним из самых распространенных жанров средневековых славянских литератур. Жития святых воспринимались не только как дидактическое религиозное чтение, но и как увлекательные рассказы о подвигах и деяниях избранных Богом людей, с помощью которых каждый христианин выбирал для себя путь к спасению и образ жизни, достойный подражания. В православной культуре агиографический текст был инструментом не только морально-этического воздействия, но прежде всего – идеологического влияния, распространяющего и утверждающего идеи, важные для развития общества в целом. Поэтому не удивляет факт многочисленности житийных текстов, их разные редакции, переделки и контаминации в рамках разных агиографических списков. Прежде всего необходимо подчеркнуть, что славянские книжники переняли агиографические тексты и способы их составления из византийской литературы. Первые жития святых были переводными и стали образцами для целого ряда самостоятельных произведений, составивших непереводной пласт древнеславянской агиографии.

Возникновение христианской литературы в славяноязычном окружении восходит к деятельности первых учеников славянских просветителей свв. Кирилла и Мефодия, которые после смерти первого славянского архиепископа Моравии, св. Мефодия (6 апреля 885 г.), и провала моравской миссии переехали в Болгарию, где их с большими почестями принял болгарский князь Борис-Михаил, за несколько десятилетий до этого (863/4 г.) крестивший болгар. В итоге в столице Первого Болгарского царства, в Плиске, была создана первая литературная школа на древнеболгарском языке, где начали трудиться книжники – основатели болгарской христианской литературы и создатели болгарского художественного языка. В центре их интересов, разумеется, стояли прежде всего тексты литургического предназначения и тексты, связанные с монастырской жизнью¹. Из житий первоначально были переведены Житие св. Антония Великого и Житие св. Панкратия Тавроменийского, которые, очевидно, были предназначены для первых иноков, поселившихся в монастырях в окрестностях столицы². Позднее появляется и систематизируется в месячных сборниках агиографический материал на весь год. Раскрывая динамическую картину возрастающей популярности агиографических сочинений в древнеболгарской литературе, необходимо подчеркнуть, что этот процесс затрагивал как переводные, так и оригинальные сочинения³.

Первые славянские книжники в Плиске, а позже и в Преславе (куда сын князя Бориса-Михаила, царь Симеон Великий, перенес столицу Первого Болгарского царства) переводили прежде всего устойчивые агиографические составы, содержащие жития дометафрастовского типа. Этот период охватывает последние десятилетия IX в. и первую половину X в. До наших дней сохранилось немного сборников этого типа, но и те, которые дошли до нас в поздних списках, отражают практику древнеболгарских книжников переводить не отдельное сочинение или произведение определенного автора по своему личному предпочтению, а, наоборот, переводить весь сборник для каждого месяца и таким образом сохранить древние редакции агиографических составов, которые иногда выходили из употребления в самой Византии и считались потерянными навсегда в греческой традиции. Таким примером может быть известная Супрасльская рукопись (сер. XI в.), которая содержит четью-минею на март и проповеди свт. Иоанна Златоуста. Рукопись эта сохраняется в трех библиотеках и является самой древней и крупнейшей старославянской рукописью, представляя образец, который возник во время правления болгарского царя Симеона. Содержание ее уникальное, для составления сборника использованы по крайней мере три греческих источника⁴. Среди остальных кодексов древнего происхождения можно указать на рукопись № 1039 (XIV в.) из Национальной библиотеки в Софии (минея-четья на сентябрь–ноябрь)⁵, на так называемый Германов сборник 1358/9 г. из собрания Патриаршей библиотеки в Румынии (ПБР I)⁶, сборник из собрания А. Хлудова № 195 (XIV в.)⁷ и др. Общей чертой всех рукописей этого типа является их содержание – прежде всего жития дометафрастовского типа, которые отличаются своей древностью.

В XIV в. в Болгарии, во время Второго Болгарского царства, появляются уже переводы метафрастовских пространных житий, которые входят в новые списки, иногда рядом со старыми дометафрастовскими текстами. Это касается прежде всего тех произведений, которые являются важными по своему содержанию, или же их переводы считались достаточно авторитетными. Они не нуждались в редактировании или сверке текста с греческими оригиналами. К такому типу текстов относится и пространное Житие свт. Амвросия Медиоланского.

Славянский перевод данного жития – это компиляция на основе вводной части латинского жития, написанного Павлином Медиоланским, и анонимного греческого жития⁸. Отрывок из жития Павлина в славянских списках переведен с греческого языка, и это подтверждает гипотезу о наличии такого контаминированного греческого списка, которым пользовались древнеболгарские переводчики⁹. К этому выводу приводят нас и наблюдения над переводческими принципами древнеславянских книжников, которые, как мы уже подчеркивали, переводили агиографические списки в целом, на каждый месяц или на весь год.

Житие свт. Амвросия Медиоланского сохранилось в небольшом числе списков, но в двух редакциях, и его судьба показательна для развития так называемых староизводных текстов (этим термином обозначаются переводы раннего периода, прежде всего дометафрастовских житий) и их соотношения с новоизводными, возникшими в XIV в. Покажем некоторые интересные наблюдения над соотношением греческого оригинала и перевода, а также между славянскими редакциями жития.

Показательно, что старшие списки обеих редакций восходят к XIV в., а самые поздние – к XVII в. Этот факт показывает их параллельное возникновение и длительное употребление в Средние века.

Первый список так называемой пространной редакции идентифицирован в рукописи Хлуд. 195 (староизводная четья-минея XIV в.), в которой обнаружены переводы, возникшие в Преславе к концу IX–началу X в. Следовательно, можно с большой уверенностью допустить, что и Житие свт. Амвросия является частью этого древнеболгарского переводного агиографического репертуара. Второй пространный список относится к XIV в. (находится в Национальной библиотеке в Вене), WS1 33, это тоже староизводная четья-минея. И эта рукопись связана с древними агиографическими списками, так как недавно А. Турилов идентифицировал ее как продолжение рукописи Деч. 94 XIV в., из собрания монастыря Дечаны. Она тоже отличается архаичным характером включенных в неё житий. Первый из двух списков в рукописях XVII в. – Хиландарский (Хил. 442, XVII в., так называемый Аверкиев панегирик) – обнаруживает тесную связь с древними списками XIV в., тогда как другой – Рс 59 из Народной библиотеки в Белграде – является компилятивным поздним вариантом, который содержит индивидуальные разночтения. Они появились в результате сверки с более правильной рукописью, но отличаются от сохранившихся до наших дней.

Ко второй половинe XIV в. восходит старший список краткой версии – это рукопись № 94 из собрания болгарского Зографского монастыря на Афоне, которая представляет собой переходный тип четьи-минеи, включающей старо- и новоизводные переводы. Старые переводы отредактированы. Согласно мнению К. Ивановой, эта рукопись «уникальна с точки зрения попытки включить агиографический материал практически для каждого дня декабря»¹⁰. По всей вероятности, как мы попытаемся показать дальше, редакция житий свт. Амвросия сделана без сверки с греческим текстом. Зографская рукопись находится в тесной связи с остальными двумя рукописями, содержащими краткую версию, – рукопись из собрания Рыльского монастыря в Болгарии (PM4/5, XV в.) и рукопись № 706, XV в. из собрания монастыря Драгомирна в Румынии.

Обе редакции перевода демонстрируют относительно самостоятельное развитие, если рассмотреть их разночтения. С другой стороны, по содержанию и объему они мало отличаются. Это обстоятельство побудило нас рассмотреть прежде всего основные сюжетные мотивы и их изменения, чтобы затем проследить эволюцию агиографического текста. Поэтому здесь мы представим результаты анализа текста, которые хорошо видны в публикации текстов, а не сугубо текстологический анализ.

Вначале мы постараемся показать некоторые особенности связи перевода в двух версиях с греческим текстом.

С палеографической точки зрения все списки демонстрируют идентичное членение текста, маркируя каждую часть (параграф) главной буквой красного цвета (киноварь) или цветом чернил основного текста. Сличение с греческим текстом по критическому изданию, где деление по нумерованным параграфам отражает состояние в рукописной традиции, показывает полное совпадение количества параграфов (т.е. количество главных киноварных или увеличенных букв). Графическое оформление греческого оригинала точно сохранено во всех славянских списках, в отличие от точности воспроизведения текста. В порядке исключения надо отметить только § 6 краткой версии, к которому прибавлено одно предложение из следующего параграфа.

С точки зрения точности при передаче содержания перевод свидетельствует о характерной для преславских переводчиков манере вольно относиться к оригиналу. Она выражается в изменениях на синтаксическом уровне, в сокращении отдельных предложений или в описательном сокращенном переводе отдельных эпизодов. Можно сказать, что самым точным по отношению к греческому тексту является перевод в § 1–7 (события в связи с рукоположением Амвросия в епископы), 20–22 (драматические конфликты епископа Амвросия и императора Феодосия, запрет императору входить в церковь, а позже и в алтарь), тогда как в остальных параграфах можно установить пропуски в тексте или сокращенный пересказ отдельных частей из каждого эпизода.

Самые большие сокращения можно обнаружить в следующих параграфах: § 10 (события после смерти императора Грациана); § 15 (в нем нет механических сокращений, так как весь эпизод переделан в дидактическом духе); § 17 (не упомянуты имена и, соответственно, деяния двух императоров, сокращен финал эпизода, описывающий правление императора Валента, когда были возобновлены языческие праздники); § 19 (сокращено в целом описание города Фессалоники); § 28–30 (сокращен рассказ о благочестии и милосердии супруги Феодосия, о ее смерти и уничтожении ее медной статуи). В § 28 только в рукописи Рс 59 есть прибавление, которое сближает ее с греческим оригиналом.

В славянском переводе иногда прибавлены отдельные слова или выражения-антропонимы, которые, как правило, объясняют оригинальный текст (7, 9, 12, 20, 24), но не меняют его смысла. Только в § 20 представлено более подробное описание события, чем в греческом тексте.

Сокращения в краткой версии охватывают больше параграфов, исключая упомянутые уже 20–22 (конфликт между Феодосием и Амвросием). В двух версиях жития длинная риторическая тирада, изобличающая злодеяние императора, сохранена без перемен. Вероятно, она была воспринята как своеобразный прием при создании образа агиографического персонажа как блюстителя неприкосновенности Церкви. С другой стороны, отдельные части или выражения, которые могли бы быть затруднительными для восприятия смысла или породить двусмысленность, во второй, сокращенной, версии опускаются.

Единственным примером значительного сокращения сюжетного мотива в целом является конец § 29 и начало § 30, где пропущен эпизод об уничтожении медного изображения императрицы Флакиллы, ставший поводом для расправы со стороны Феодосия, несмотря на принятый по настоянию свт. Амвросия закон. В результате сокращения в краткой версии смысл событий стал неясным для переписчика. У него не было другого, правильного, списка для проверки содержания, как, вероятно, не было и греческого текста. Поэтому была сделана следующая замена: вместо объяснения в конце § 30, что монахи молитвами заступаются за невинных, пострадавших при новых репрессиях императора, книжник рассказывает нам о молитве монахов за мир, представляя, таким образом, все события как результат военных действий со стороны Феодосия.

Недоразумение продолжается и в следующем эпизоде §31, где вестники императорской воли названы «старцами», тогда как в пространной версии они правильно названы своими греческими титулами – «магистр» и «кесарь». Поздний, Рыльский, список вносит свое новое толкование, называя их «старейшинами» и, таким образом, еще более отдаляет перевод от оригинала, где они названы «архонтами» – перевод в пространной версии «боляри». Процесс «прояснения» темного смысла заканчивается лишь в конце § 31. В сокращенной версии из него удалено последнее предложение, поскольку оно уже не имело отношения к описываемым событиям.

Состояние рукописной традиции не позволяет нам дать исчерпывающий ответ о причинах, обусловивших подобное смысловое затемнение текста. Возможно, это является результатом отсутствия листа в протографе, непонятного места в рукописи и т.д., но, во всяком случае, можно принять гипотезу о том, что отсутствовал правильный текст для сверки не только со славянским, но и с греческим списком.

Несмотря на приведенные нами примеры, славянский перевод в обеих своих версиях точно передает основные моменты в греческом тексте. Небольшие отклонения обнаружены в эпизодах, посвященных прежде всего историческим событиям или лицам, не связанным с образом свт. Амвросия. Краткая версия не отличается существенно по смыслу, а, вероятнее, сделана с целью прояснить некоторые места, трудные для понимания. Остается впечатление о внимательной переделке текста, которая не затрагивает образ центрального агиографического персонажа, а стремится подчеркнуть прежде всего его достоинства и его деяния в защиту Церкви.

Как хорошо известно, анонимное греческое житие свт. Амвросия Медиоланского находится в тесной зависимости от «Церковной истории» Феодорита Кирского. В греческом житии обнаружены и определены прямые цитаты из сочинения историка, которые охватывают приблизительно 80 % текста.

Анонимный греческий автор постарался сократить собственно историческое повествование и провел последовательную идеализацию образа свт. Амвросия. Это типичный агиографический прием, особенно для второй половины IX в., когда предположительно возникло это произведение: оно объединило историческое повествование с агиографическим и создало доступный и однозначный образ. Такой способ несет в себе идейное послание об отношениях между светской и духовной властью. В славянском переводе эти смысловые уровни текста точно разграничены и подчеркнуты с помощью сокращений в тексте и его «тонким» редактированием.

Приведем несколько примеров: в § 8 греческого текста о молодом Феодосии рассказывается, что он был славен своим благородным происхождением и своей смелостью. В переводе второе обстоятельство пропущено. Прилагательное onomastotatos переводчик передал как доблестный, подчеркивая положительную оценку персонажа. Эпизод о том, как Грациан назначил Феодосия полководцем, снова подвергнут сокращениям. Но в эпизоде, в котором описывается, как Феодосий пошел в бой, к оригинальному греческому тексту в переводе добавлено новое выражение: кроме верою опоясался он также на Бога уповался. Это прибавление соответствует и другому изменению в тексте эпизода: последнее предложение описывает, как варвары погибали не только от римского меча, но и убивали друг друга от испуга: в переводе написано, что варваров погубили иные, невидимые силы, ошибочно переведено как други (иные) греческое слово allîlôn, оно было истолковано в богословском контексте. В сокращенной версии этот неправильный перевод сохранился, но с объяснением, что не все враги погибли.

В § 13 молодой Валентиниан не прислушивается к наставлениям Амвросия, находясь под влиянием своей матери Юстины, которая была арианкой. Эпизод сокращен, и всё сказано в одном предложении: епископ воспринимал своенравие молодого человека как игры младенца. Но слова Амвросия в эпизоде, когда он сопротивляется решению Валентиниана выгнать его из церкви, переданы абсолютно буквально. Оба старших списка, как и Хиландарский, точно переводят греческие слова: Не передам волкам дом овец, а поздний, Белградский, объясняет это выражение как храм отца. В краткой версии это место переведено как божий храм.

Очевидна редакторская переделка в § 15. Император Максим вынудил Валентиниана, упорствующего в арианской ереси, бежать в Иллирию. Параграф начинается с вмешательства Феодосия. Коротко процитированы только наставления к молодому императору, без описания конкретных событий: Тебе не хватает благочестия, и ты бежишь побежденным, тогда как тот, кто в благочестие оделся, преуспевает и побеждает каждого нечестивого мучителя. В краткой версии рассказ еще лаконичнее. Другое серьезное изменение текста мы обнаружили в § 18, где сказано, что Феодосию не удалось избежать дьявольских сетей, и он, спасшись от одних, попался в другие.

Еще один пример серьезных сокращений – § 17. Он содержит краткое описание императоров – отступников от христианства. В нем пропущено имя императора Иовиана, и его действия приписаны Юлиану. При описании правления императора Валента в греческом тексте подробно рассказывается о восстановлении языческих традиций и приведен их перечень: публичные банкеты на форуме, шествия с собаками, дионисийские и вакхические оргии. В переводе сообщается только о восстановлении языческих капищ, а обо всех остальных деяниях, описание которых занимает большую часть эпизода, говорится обще: и иные плохие и гнусные дела творили.

Примеры можно продолжать, но и приведенных здесь достаточно, чтобы убедиться в стремлении переводчика сделать житие более конкретным. Об этом свидетельствуют еще некоторые детали в тексте: в греческом оригинале арианская ересь всегда называется по имени Ария, а в переводе говорится о ереси в целом, о зловерии или злочестии. Враги христианских императоров – погани, а сами императоры – ревностные христиане, всегда благочестивые, благоверные и великие, при этом в ряде случаев эти определения добавлены в переводе и не обнаруживаются в греческом тексте.

Существенной переработке подвергся и образ святого Амвросия. В оригинале к его имени часто прилагается эпитет божественный. В переводе перед нами широкая синонимия: кроме точного перевода божественный, используется доблестный, праведный, великий, блаженный. В сокращенной версии употребляются только два прилагательных: божественный и великий. Здесь мы бы хотели обратить внимание еще на одну особенность. В обеих версиях жития греческое слово иерей регулярно переводится словом чиститель. Эта практика засвидетельствована нами в древнеболгарскую эпоху в текстах Супрасльской рукописи и является надежным лексическим показателем раннего болгарского происхождения представленного здесь перевода. Сохранено и редко употребляемое слово угонезнавъ, которое тоже присутствует в преславской лексике конца IX–начала X в. Сохранение этих лексических архаизмов во всех списках перевода подкрепляет гипотезу об общем первоисточнике, из которого рано развились две самостоятельные редакции.

Как воспринимается Житие свт. Амвросия Медиоланского в славянском окружении? Значение этого произведения в его греческом варианте, взятом из «Истории» Феодорита Кирского и модифицированном, как неоднократно подчеркивали исследователи, состоит в освещении проблемы взаимоотношений между светской и духовной властью в Византии. Особое внимание уделяется конфликту между императором Феодосием и свт. Амвросием: он представлен здесь, согласно единодушному мнению специалистов, как классический образец соотношения силы и авторитета в этой сфере. Для болгарских правителей конца IX–начала X веков – особенно для царя Симеона – эта проблема тоже встала в процессе христианизации государства и формирования государственных институций.

До нынешнего времени сохранился один очень показательный в этом отношении памятник, известный как «Златоструй»: он содержит тексты, имеющие параллель с поставленными в житии вопросами. Известно, что «Златоструй» – компилятивный сборник, составленный по заказу и при личном участии болгарского царя. Сам царь является автором Пролога, а в состав сборника включены произведения, написанные свт. Иоанном Златоустом. В одной гомилии затронута тема ярости и воли царя: «Истинный царь только тот, который владеет яростью, завистью и сладострастием, и всё подчиняет закону Божию, и ум свой сохраняет свободным». Это утверждение очень схоже с идеями свт. Амвросия о законе, который требовал от императора ждать 30 дней, прежде чем выносить смертный приговор. Тот же мотив мы видим и в «Поучительных главах» диакона Агапита: «Царь, поистине называю, тебя, который владеет своими страстями и воздерживается. Потому что ты увенчал себя венцом целомудрия и оделся в багряницу правды». Достаточно вспомнить § 15 из жития свт. Амвросия, где сказано, что только облечённый в благочестие царь побеждает врагов своих, чтобы понять набор мотивов, актуальных для образа христианского князя. Категорически выраженная позиция свт. Иоанна Златоуста о превосходстве духовной власти над светской мы находим и в другом «Слове» «Златоструя»: «Верно, что власть священства выше царской власти, так как царю вверены тела, а священнику – души». Те же самые мысли приписаны императору Валентиниану, когда он распорядился рукоположить Амвросия в епископы.

Еще одна цитата из «Златоструя» напоминает укоризненные слова свт. Амвросия, отказавшего императору в доступе в алтарь: «А кто считает, что он может властвовать над людьми, служа ярости, властолюбию и страстям, тот первым будет насмешкой для всех..., и тело его сияет в багрянице, а душа его не украшена».

Такие примеры можно обнаружить еще в «Изборнике» болгарского царя Симеона/Святослава 1073 г., а также в «Огласительных беседах» свт. Кирилла Иерусалимского. Они являются частью общего идейного фона, в котором Житие свт. Амвросия расставляет своеобразные акценты, так как оно является повествованием и располагает определенным набором художественных приемов, недоступных другим текстам.

Житие свт. Амвросия воспринято переводчиком как важный текст, имеющий большое значение, и переводчик попытался уточнить образ, приспособляя его к потребностям своей аудитории. Перевод не только убирает ненужную информацию, но и с легкостью моделирует образы своих персонажей как идеальных правителей: он выводит на передний план идеализированный образ дерзновенного священнослужителя; ставит на свое место в иерархии властей каждое из действующих лиц. Таким образом, житие вписывается в свое новое культурное окружение, чтобы остаться актуальным на протяжении столетий, иными словами, до тех пор, пока ставился вопрос о том, где граница власти автократора, и в то же время не подвергалась сомнению независимость дома Вседержителя – Церкви.