Слово, произнесенное по случаю пострижения монахинь
He любите мира, ни яже в мире. Аще кто любит мир, несть любве Отчи в кем. (1Ин. 2:15).
Так увещевал первенствующих Христиан возлюбленный ученик Христов. В первые веки Христианства последователи Иисуса Христа миром называли преимущественно неверных и вообще язычников: потому что тогда только вне Христианских обществ люди, будучи помрачены смыслом, были отчуждены от жизни по Богу, поступали в суете ума своего (Еф. 4:17, 18), и жили в похотех плоти своей, творяще волю плоти и помышлений развращенного сердца своего (Еф. 2, 3). A Христиане сияли добродетелями как светила в мире, как чада Божии непорочные посреди строптивых и развращенных языческих народов (Фил. 2, 18); сияли такой святостью жизни, что язычники удивлялись, от чего происходит: что кто только из них вступить в общество Христиан: тот вдруг переменяет образ жизни и не участвует уже с ними в распутстве по-прежнему (1Пет. 4:4). Но с течением времени, мало-по-малу языческие обычаи проникли и в жизнь Христиан, и наименование мира перестало принадлежать исключительно неверным народам: потому что часть мира составляли уже и именующееся Христианами. В сии времена люди, проникнутые страхом суда Божия и учением Евангелия, приметили, что между Христианами приобретение спасения сделалось трудным: ибо растление нравов и их увлекло бы на путь неизбежной гибели, и потому удалились в пустыни, лучше захотели жить с дикими зверьми, нежели с людьми распутными. Вскоре пример их жизни нашел последователей, а таким образом возникли и устроились наши монашеские общества. К одному из таковых обществах и вы сопричислились, Боголюбивые сестры, изрекшие ныне обет иночества. Вы оставили мир, и тем избрали самую благую часть на земле: потому- что мир старается помрачить Евангельское учение; полагает бесчисленные препятствия ко спасению, и беспрестанно тревожить ищущих царствия Божия.
Учение и правила Евангелия всегда одни и те же. Но посреди мира люди ищут предлогов уклониться от исполнения заповедей Евангельских, хотя они даны для всякого Христианина. Кому неизвестно, что всякий преступник Христианских обязанностей не может приобрести вечного спасения без строгого покаяния во грехах своих? Но непрерывное покаяние и строгий образ жизни в мире почитается обязанностью одних отшельников. Уединение, как духовное, по которому дух наш, отрешаясь от мира, устремляется к Богу, так и телесное, по которому человек удаляется от соблазняющих его предметов, – в мире почитается такой строгой добродетелью, коей исполнение будто бы не возможно. Молитву, – столь необходимую для укрепления наших немощей, что Спаситель заповедал молиться беспрестанно, – мир предоставляет тем, коим, по его мнению, нечего делать. А роскошь и временные удовольствия, коих Святые боялись, как величайшего бедствия, миролюбцы почитают высочайшим блаженством. Желания превознесения над собратьями, столь противные духу Христианства, считают побуждением к великим подвигам. Рассеянность и кружение в вихре суетных забав и позорищ, столь опасные для спасения, в мире почитают невинным препровождением времени. Даже чувственные вожделения именуются слабостью, неразлучной от человеческой природы. Злословия и осуждения ближнего сделались как бы потребностью общежития. Особенно высокие Христианские добродетели, коим самые язычники не могли отказать в уважении, в Христианском мире потеряли свою цену, так что их обыкновенно приписывают или странности характера, или желанию казаться необыкновенным. Правда и посреди мира есть истинно благочестивые; Господь еще имеет сущих своих и посреди этого Вавилона; но они столь редки, как класы на ниве земледельца по собрании жатвы; их голос так слаб, что его невозможно расслышать посреди громких восклицаний и шума бесчисленного множества людей, живущих по правилам мира; свет добродетелей их такой окружен тьмой, что его едва можно приметить во мраке мира сего. По сим причинам предрассудки и нечестие помрачают в мире свет Евангельского учения и люди увлекаются потоком всеобщего растления нравов. Именитые и худородные, старые и молодые, просвещенные и необразованные следуют общему ослеплению. He очевидно ли из сего, что посреди мира весьма легко забыть обязанности истинного Христианина, увлечься всеобщим потоком нечестия и пребыть равнодушным к голосу Евангелия. Посему блаженна ваша участь, Боголюбивые сестры, изрекшие ныне обет иночества: ибо оставив мир, вы сопричислялись к такому обществу, в коем не только ежедневно будете внимать учению Иисуса Христа и Апостолов в его истинной силе; ежедневно можете назидаться чтением жизнеописания Святых, угодивших Богу: но сверх того будете укрепляться в подвигах своего звания наставлениями начальствующих и душеспасительной беседой сестер, имеющих общей целью исполнение заповедей Евангельских.
Но хотя бы правила Евангелия и не были помрачаемы, все, однако ж, приобретение спасения посреди мира не совсем надежно, по причине преткновений, везде встречающихся в мире для спасения. Так, например, последователь Иисуса Христа должен действовать подобно Апостолу Павлу, который говорил: аще бых человеком угождал, Христов раб не бых убо был (Гал. 1:15): а в мире положено правилом всячески угождать и нравиться людям. Евангелие требует от нас нелицемерной истины, обличения неправды, постоянного боренья со страстями и похотями: а мир ласкательство, потворство страстям и льстивое извинение пороков считает необходимыми правилами для жизни. От сего происходит, что в мире кто умеет скрывать свои пороки, так что они не сделались еще явными: тот думает, что он праведник и что самому Богу не за что уже судить его. Таким образом, один вид добродетели в мире почитают самой добродетелью и таким подвигом, каких требует Евангелие. Даже истинное благочестие не может посреди мира избежать потрясения в самом основании своем: особенно когда мир, всегда равнодушный и даже жестокий к последователям Христовым, вдруг вздумает превозносить похвалами их добродетели. От сего происходит, что подвизавшиеся сперва из одной любви к Богу, в последствии подвизаются для суетной славы мира сего, перестают быть истинно благочестивыми и делаются лицемерами. Таковы пути мира сего. Кто посреди его избегнет одного преткновения: тот подвергается другим, опаснейшими. Успевший истребит в себе корыстолюбие, порабощается сладострастием; победивший самые свирепые страсти своего сердца, падает при малейшем соблазне; равнодушный к стяжаниям, собственно, для себя, вдруг начинает мучиться жаждой сокровищ для своего семейства; неимущий случаев ко греху не в состоянии устоять против нечаянного искушения. Правда, по действию благодати Божией, и миролюбцы часто ощущают в себе сильную жажду спасения. Но сия жажда, по большей части, остается одним бесплодным желанием; потому что они хотели бы быть святыми на свой образец: желали бы приобрести вечное блаженство, но не лишиться и временных удовольствий; быть наследниками царствия Божия, не переставая работать суете и тлению. От всех подобных преткновений, полагаемых миром последователям Христовым в деле спасения, вы, Боголюбивые сестры, свободны будете в сей обители. Вам не только ничто не воспрепятствует здесь в подвигах благочестия; но даже все будет содействовать исполнению оных: и совокупное славословие Господа, и взаимное духовное общение, и примеры опытных в иноческих подвигах, – словом: и в храме и в келейном уединении вам ничто не помешает размышлять о Боге и трудиться для спасения души своей.
Наконец, кроме препятствий, полагаемых истинному благочестию, в мире не надежно приобретение спасения, по причине тех опасений и беспокойств, коим ежечасно подвергаются миролюбцы. Ибо хотя они, по-видимому, обладают счастьем и весельем: но в самом деле не знают ни счастья, ни радости истинной: потому что сих потребностей сердца человеческого миролюбцы ищут в суете и тлении. A кроме Бога, какое благо мира мажет облаженствовать сердце человеческое? По сей причине, полагая свое счастье в удовлетворении нечистым желаниям своего сердца, миролюбцы за одну каплю мгновенно исчезающей сладости часто на всегда теряют спокойствие своей совести. Живя и действуя для настоящего мгновения, они беспрерывно мучатся горькими последствиями мнимого счастья, которое от них улетает: потому что, по определению Божию, без Heгo мы не можем быть счастливыми ни на одно мгновение; что без Heгo наши желания делаются нашими мучителями. Кроме сего взгляните, какими опасениями беспрерывно терзаются миролюбцы, и вы удостоверитесь, что обольстительное на взгляд счастье мира только поверхностно. Например, супружества в мире редко бывают соединены истинным согласием; но без согласия супружество есть не что иное, как временный ад. А в иных, по-видимому, согласных супружествах, супруги постоянно мучатся опасением потерять друг друга: ибо сколько беспомощных вдовиц, скитающихся в безотрадной горести; сколько супругов, навсегда расстроивших домашнее благосостояние преждевременной смертью жен своих. Поистине нельзя не содрогнуться от страха, рассматривая скорби мира сего. Там дети, потерявшие родителей, в нищете несут горькую участь сиротства; тут родные ненавидят и преследуют друг друга; здесь друзья мучатся подозрениями обоюдной измены; там злоба открывает слабости, за тайну ей сообщенные; здесь явно разрушают благосостояние ближнего; а там насилие низводит во гроб беззащитного. Часто видны пронырство, ненависть, зависть, клеветы, вражда, ухищрения, неправды... Посему, может ли быть благонадежным спасение души посреди такого мира, и жалко ли оставить мир этот, враждебный и мятежный? Нет, Боголюбивые души, мир весь во зле лежит, и вы счастливы, оставить его: потому что если вы решились оставить мнимые блага, привязывавшие вас к миру: то в настоящем состоянии вам ничего терять не остается; теперь никакая потеря устрашить вас не может, кроме опасения потерять душевное спасение. Аминь.