Обозрение трудов по изучению Библии в России с XV века до настоящего времени

Для отечественной богословской науки наступает пора самостоятельных библиологических трудов. Нет сомнения, что для твердой постановки богословского изучения по отношению к Библии, как первоисточнику христианского вероучения, имеет свою важность обозрение отечественных трудов по переводу, исправлению и толкованию библейского текста.

Первые славянские переводы священных книг, принятые нами от юго- восточных славян, были плодом трудов первоучителей славянских святых Кирилла и Мефодия. Употребление библейских книг на народном языке и приспособление их к народному пониманию, с самых первых времен русской церкви, осталось у нас верным духу и преданию просветителей славянского Mиpa. Любовь русского народа к священным книгам, которые долгое время служили исключительным источником его образования, была причиной скорого распространения славянских переводов большей части библейских книг. Потребность разумения Слова Божия вызвала значительное количество толкований, особенно на некоторые наиболее любимые народом книги. В период монгольского владычества развитие русского народа испытало сильное стеснение, но не остановилось и тогда дело перевода и приспособления к народному разумению священных книг; даже положено было начало библейских переводов на инородческие наречия. В дальнейшем течении русской жизни открылись новые неблагоприятные обстоятельства к развитию духовного просвещения, которое задержано было на довольно долгое время. За то по миновании этих обстоятельств, представители духовного просвещения мало-помалу собираются с силами и приступают уже к изучению Библии на более строгих началах¹.

В XV веке падение Константинополя имело весьма чувствительное влияние на упадок просвещения в России. Оно прервало или по крайней мере весьма затруднило бывшие у нас прежде живые сношения с греческой церковью и теми обителями, в которых приготовлялись и воспитывались книжные люди наделявшие древнюю Русь переводными сочинениями, поддерживавшими связь нашего образования с древней греческой письменностью. Вместе с этим дарование права русской церкви избирать и поставлять митрополитов независимо от Константинополя, прекратило посещения последнего нашими высшими иepapxaми, не редко привозившими с собою лучшие правленные списки священного текста библейских книг. Наши же pyccкиe деятели, предоставленные себе, не были еще в состоянии поддержать у нас образование и заняться правильным научным изучением книг св. Писания. Известна картина, изображающая печальное состояние нашего просвещения в это время, представленная Геннадием, apxиепископом новгородской епархии, находившейся сравнительно в лучшем положении. Такое печальное состояние просвещения продолжалось целое столетие. В тех красках, в каких изображает его Геннадий, в тех самых рисует его и стоглавый собор, бывший в 1551 году, с тем только различием, что необходимость более серьёзного образования здесь заявляется не одним лицом, а целым собором². Между тем время заявляло свои требования. Списывание, распространение и исправление библейских книг сделалось уже такой потребностью, которая настоятельно требовала удовлетворения. Рассмотрим письменные памятники этого времени, чтобы видеть, насколько была удовлетворена эта потребность.

В библейских списках XV века до нас сохранилось Пятикнижие, правленное по еврейскому тексту; в тех же списках находится перевод Есфири, сделанный с еврейского текста³. Описывая первое, известный наш палеограф Востоков замечал, что в нем изменены некоторые собственные имена по еврейскому произношению, что в нем встречаются русские обороты и слова XV века и лишние слова, вставленные в текст, по его предположению, русскими списчиками. При сличении с еврейским текстом оказалось, что лишние слова суть дополнения, сделанные по еврейскому тексту, поставленные в замену славянских речений; слова XV века суть исправления по тому-же тексту; изменения в названиях собственных имен и местностей заимствованы из того же текста⁴. Исследователи нашей старины затрудняются определить, к какому времени приурочить эти труды и кому их приписать⁵. Принимая во внимание одинаковые отличия языка правленного Пятикнижия и перевода книги Есфири с еврейского⁶, зная поручение митрополита Филиппа I (1464–1473) новокрещенному Феодору переводить книгу псалмов с еврейского⁷, можем полагать, что правленное Пятикнижие по еврейскому тексту и перевод книги Есфирь с еврейского относятся к одному и тому же времени и принадлежать заботливой попечительности митрополита Филиппа I. Ревнуя об исправлении древнего перевода, подвергавшегося различным видоизменениям в руках списчиков, о приспособлении его речи к народному пониманию, и не находя у себя людей, способных к этому занятию, он поручил обратившемуся из евреев Феодору править Пятикнижие по еврейскому тексту, для него знакомому, вновь переводить книгу Есфирь с того же текста, древний перевод которой, по всей вероятности, затеряли к этому времени. Ему же он поручил перевести книгу псалмов с еврейского, древний перевод которой мог быть не совсем понятен для современников. К пособиям такого человека должен был обратиться святитель, вынужденный обстоятельствами времени. Исправление Пятикнижия было совершено не под ряд, а по местам; исправитель обращал внимание на некоторые особенно важные места и отделы, на которых большей частью останавливались раввинские толковники. Те места, которые или привлекали к себе особенное внимание по многоразличию высказанных на них объяснений, или были темно переведены, исправитель правил по еврейскому тексту. Таким образом в книге Бытия он остановился на повествовании о сынах Божиих (Быт.6:2), которое с давних пор служило предметом разноречивого объяснения⁸, на богоявлениях Иакову (Быт.32:29–30) и другим патриархам, на 49 главе более трудной для понимания и темно переведенной у LXX; в книгах Исход и Левит большей частью заменял слова, вышедшие из употребления другими более современными, в книгах Числ и Второзакония восполнял пропуски, изменял смысл текста, прибавлял свои замечания⁹. В исправлениях не видно никакой предзанятой мысли; они большей частью согласны с еврейским текстом. Перевод книги Есфири также отличается близостью к еврейскому подлиннику и верностью ему¹⁰; текст Псалтири только представляет странное соединение еврейских молитв, похожих по своему содержанию на Псалмы¹¹. Чем объяснить это явление, – неимением ли подлинного еврейского текста Псалтири, или особенною целью поручения, трудно решить.

Между тем в это время печального состояния просвещения в северной Руси, в Новгороде возникло еретическое движение жидовствующих, которое требовало не только полного собрания библейских книг, но и всестороннего знакомства с их учением. Еретики свое ложное учение старались утвердить на учении книги св. Писания. Трудно было бороться Руси, при тогдашних скудных средствах образования, с жидовствующими. Просвещённый архиепископ новгородский Геннадий, готовя духовное орудие для еретиков, считал первым долгом собрать библейские книги в одно целое¹². Но свое намерение он не так легко мог исполнить в это время; книги были рассеяны по разным местам и в разных монастырях. Обратившись к монастырям с посланиями, он собрал те библейские книги, которые находились в них в это время; но между ними не доставало не только неканонических книг, но не было и всех канонических, именно: полного текста пророческих книг, двух книг Паралипоменон, 1-й и 2-й Ездры, Неемии. Ревнуя о приведении в исполнение предпринятого дела, Геннадий, подобно святителю Филиппу, решился воспользоваться услугами проживавшего в Новгороде «некоего мужа, честного пресвитера паче же мниха обители святого Домника, именем Вениамина, родом словенина, ведуща латинский язык и грамматику, ведуща отчасти и греческого языка и фряжска»¹³. «Повелением господина преосвященного apxиeпископа Геннадия» этот славянин должен был заняться переводом с Вульгаты недостающих библейских книг и приведением в целость и более исправный вид всей библии по Вульгате и немецкой библии¹⁴. Ему пособлял, по всей вероятности, Димитрий Герасимов, участвовавший в посольствах, знавший латинский язык и переводивший, как увидим ниже, толковую Псалтирь с латинского языка и надписи на Псалмы немецкого¹⁵. Каким образом славянин западного вероисповедания с латинской и немецкой библиями в руках мог явиться к нам в это время на помощь, – это объясняется частью еще не вполне прекратившимися сношениями Новгорода с торговыми городами Европы, частью установившимися около этих политических сношений Новгорода с королем польским Казимиром IV. Печатные немецкая и латинская библии были значительно распространены в западной Европе во второй половине ХV века¹⁶; путем торговых и общественных сношений они легко могли достигнуть и в наше отечество. По этим библиям, с помощью упомянутых лиц, Геннадий решился восполнить недостающее в славянской библии и составить полный список библейских книг.

Нельзя слишком строго относиться к труду Геннадия. Дело это, как видно из сказанного, было предпринято не вследствие сознательного стремления иметь полный список библейских книг на родном языке, а по обстоятельствам времени вследствие еретического движения жидовствующих. Предпринятое по такому побуждению и делаемое на скорую руку, это собрание далеко не может удовлетворять требованиям критики; тем не менее как первый опыт собрания библейских книг в нашем отечестве, послуживший прототипом для дальнейших трудов в этом роде, оно должно остановить наше внимание на себе.

Само собою разумеется, что собиратели главным образом собирали те книги, которые были в употреблении, и в таком виде, в каком они находились, не делая между ними строгого разбора и оценки по тексту и не сличая их с древними рукописными списками. Таким образом в состав Геннадиевского списка вошло Пятикнижие в древнейшем переводе, но с позднейшими исправлениями древних оборотов и выражений, с пояснениями мест темно переведенных, с опущением отделов, не вошедших, по всей вероятности, в первоначальный перевод, с разделениями текста на параши или субботние еврейские чтения, заимствованные из Пятикнижия, правленного по еврейскому тексту¹⁷. В таком же древнем переводе, но с позднейшими исправлениями, вошли в Геннадиевский список и следующие исторические книги включительно до книг Паралипоменон; из них только текст книг Царств имеет менее признаков глубокой древности и представляет больше произвольных уклонений от греческого текста, показывающих в переводчике не одно лицо с переводившим предшествующие книги¹⁸. Все остальные исторические книги, начиная с книг Паралипоменон и оканчивая книгой Иудифи, целиком переведены с Вульгаты. Перевод этих книг значительно уступает достоинству перевода книг предшествующих. Не говоря о том, что по самому переводу с Вульгаты, переведенной с еврейского, эти книги отличаются от предшествующих исторических книг, переведенных с LXX, в тексте их оставлено много слов не переведенными¹⁹. Чем объяснить происхождение такого обилия латинских слов, оставленных без перевода, – тем ли, что переводчик плохо знал латинский язык, или тем, что, следуя вкусу своего времени, любил пестрить свою речь иностранными словами для придачи занимательности своему труду²⁰, трудно решить.²¹ Во всяком случаи ограниченность знания латинского языка видна из того, что тем словам, которые он приводит, часто придает не то значение, которое они имеют²², неправильно переводит творительные самостоятельные падежи, смешивает падежи одного окончания²³. Такими недостатками страдают все книги, переведённые с Вульгаты. Пред каждой из них помещено предисловие блаженного Герасима пресвитера, так называемого здесь Иеронима, в котором часто указывается место, занимаемое ею в еврейской библии, её происхождение, её значение, достоинство перевода. Следующая за этими книгами книга Есфирь помещена в переводе с еврейского в числе десяти глав, находящихся в еврейском тексте, – остальные шесть глав, находящиеся только в греческом и латинском текстах, переведены с латинского. Перевод с еврейской большей частью отличается, как было замечено, близостью к еврейскому подлиннику, – удерживает все обороты еврейского языка и коренные значения слов, еврейское чтение собственных имен; перевод с латинского страдает теми же недостатками, какие имеют и вышеупомянутые книги, переведенный с Вульгаты. Из учительных книг, книга Иова извлечена из краткого толкования Олимпиодора Александрийского с некоторыми прибавлениями из толкования и разделениями текста по отделам толкования. Книга Псалмов помещена в переводе, имеющем признаки глубокой древности, с немногими позднейшими исправлениями и заменою слов греческих, оставленных без перевода, древнерусскими. В таком же виде помещен текст в книги Притчей и книги Екклесиаст с некоторыми изменениями последних глав по Вульгате²⁴. Книга Песнь Песней также извлечена из толкового списка Филона Карпафийского, хотя текст её, как видно из позднейших списков, существовал и в отдельном древнем переводе²⁵. Книга Премудрости Соломоновой вся переведена с Вульгаты, не исключая и паремий, бывших в древнем переводе. Перевод книги Премудрости Иисуса сына Сирахова, древний с немногими позднейшими исправлениями и сличениями с Вульгатой. Текст книг пророческих извлечен из толкового списка, писанного попом Упырем Лихим, с теми же сказаниями о пророках и пропусками по местам слов пророческих, с какими писан первоначальный список; из Вульгаты восполнены только значительные пропуски в книгах пр. Исаии и Иеремии²⁶. Из книг Маккавейских только две помещены в переводе с Вульгаты, третьей нет; по всей вероятности, этой книги не доставало в том латинском списке, из которого переведены все остальные²⁷. Таков текст ветхозаветных книг, вошедших в состав Геннадиевского списка. По нему можно заключать, что составители по возможности старались удержать наследие предков; но оно не все им досталось в целости: часть из него была утрачена, часть сохранилась в измененном виде²⁸, из остального не всё могли отыскать при тогдашнем разрозненном состоянии книг²⁹. Что касается новозаветных книг, помещенных в Геннадиевском списке, то текст их более близок к первоначальному переводу; текст Евангельский, подвергшийся произвольным изменениям и исправлениям в XIII и XIV веках, был исправлен в конце XIV века по лучшим спискам, правленым с греческого текста, с введением только некоторых чтений, отличных от чтений, удержанных древними списками, и в этом виде вошел в список Геннадия; текст Апостольский удержал почти в неизменном виде все древние чтения первоначального перевода, отличные от чтений настоящего славянского текста³⁰; Апокалипсис извлечен из древнего толкового списка Андрея Кесарийского. При всех новозаветных книгах помещены и те древние статьи, которые помещались в первоначальных списках новозаветного текста, и еще умножено число их позднейшими, переведенными из толкования Феофилакта Болгарского и западных библий³¹. После Евангельского текста следуют статьи, определяющие порядок чтений и употребление евангелий в течение года; такие же статьи помещены и после Апостольского текста. В начале списка помещены предварительные статьи, заимствованные из Вульгаты и немецкой библии, в которых показаны порядок, в каком следуют книги, оглавление ветхозаветных и новозаветных книг с общим предисловием к ним, разделение всех книг на ветхозаветные и новозаветные с частнейшим подразделением их на «законные, исторические, премудростные и пророческие»; в конце списка помещены месяцеслов с Пасхалией и изложение содержания всех библейских книг, за исключением Псалтири, по главам, заимствованным из Вульгаты. Таков весь состав Геннадиевского списка библейских книг. Составители старались включить в него всё лучшее, найденное ими в тогдашних западных печатных библиях. Текст библейских книг разделён на главы, заимствованные с Вульгаты; книги расположены в том самом порядке, в каком находятся они в Вульгате³². Вообще составители Геннадиевского списка в образец себе взяли печатные западные библии.

Несмотря на такие заимствования из западных библий, несмотря на исправление некоторых книг по Вульгате, Геннадиевский список библейских книг, за неимением лучшего, был многими списываем в древней Руси. В синодальной библиотеке до нас сохранились два его экземпляра, одни писанный повелением царя Ивана Васильевича в 1558 г. пострижеником Спасо-Евфимиевского суздальского монастыря, иноком Иоакимом, другой – составлявший собственность рязанского епископа и отданный им в церковь на «память своей душе и своим родителям» в 1570 году³³. Известен еще и третий такой же список, принадлежавший библиотеке г. Погодина³⁴. Один из таких списков царь Иван Васильевич посылал Константину Острожскому. Впрочем, помимо этого списка, списывались и распространялись и другие, заключавшие в себе собрания отдельных книг в древнем переводе, иногда отличном от перевода, помещённого в Геннадиевском списке³⁵, но во всех этих списках не видно таких исправлений, которые говорили бы о внимательном изучении текста священных книг; исправления большей частью ограничивались заменою слов, вышедших из употребления новыми³⁶.

В это время на ряду с другими выходцами в северной Руси книжным делом занимался Максим Грек. В одном жизнеописании его, хранящемся между рукописями новгородской софийской библиотеки, говорится, что великий князь Василий Иванович, вступивши на великокняжеский престол († 1505 г.) и разбирая царские сокровища своих предков, нашел в некоторых палатах бесчисленное множество греческих книг, которых в России тогда никто не мог разобрать, и потому послал в Константинополь просить себе такого человека, который мог бы описать сии книги. Константинопольский патриарх после долгого искания нашел на Афонской горе двух способных монахов Даниила и Максима, и последнего послал в Россию. Между другими учеными трудами в нашем отечестве Максим посвятил часть их занятиям, относившимся к книгам св. Писания. По разобрании библиотеки, ему поручено было переводить «толковую Псалтирь седьми толковников.» Выбор этой книги для перевода отчасти обусловливался тогдашними историческими обстоятельствами. Жидовствуюшие, еще не вполне прекратившие свои происки, в особенности злоупотребляли превратным толкованием Псалтири, больше других библейских книг пользовавшейся известностью в древней Руси. Ревностный обличитель жидовствующих, Геннадий, в послании к Иосафу, епископу ростовскому, писал, что жидовствующие «псалмы Давида или пророчества испревращали, как им еретицы передали Акгила, Симмах и Феодотион³⁷. Защитники православия, несмотря на то, что у нас уже было две толковых Псалтири, считали весьма уместным появление такой книги, которая, соединяя в себе труды важнейших толковников, могла служить крепкою опорою в борьбе с ересью. Так как Максим тогда еще не знал церковнославянского языка, то в помощь ему были даны два латинских толмача Димитрий Герасимов и Василий, участвовавшие в посольствах и знавшие латинский язык, которым он переводил это толкование на латинский, а они уже на славянский язык; для переписки перевода писцами назначены были монах «Сильван» и Михаил Медоварцев. Через год и пять месяцев поручение было исполнено; Максим исполнил его с умением и знанием дела. По окончании своего труда он написал послание к великому князю, которое должно было служить введением к самой Псалтири, знакомящим читателей с теми способами толкования, которым следовали толкователи. Всех толкователей Псалтири он разделил на три класса, –на толкователей «иносказательне изъявивших» (аллегорически) смысл речи, на толкователей «изводительне и примерне» (аналогически и духовно), и «по писмени просте» (буквально) изложивших смысл речи, так что «вкупе мощно быти концу чтущему и изложением, еже по письмени, сладости исполнится духовныя и изъявлением иносказательным и нравоучительным получение и уклонение на лучшее довольне прияти, светосиянием же возводительным на преднебесная же премирная зрения опасне восходити и от сея же оттуду уму облистатися.»³⁸ К толкователям первого рода он относит: Василия Великого, Иоанна Златоуста, Афанасия и Кирилла Александрийских и Исихия; к толкователям, аналогически (по возвышению сиречь по высокому и богодухновенному зрению) изъясняющим св. Писание, причисляет: Оригена, Дидима, Аполлинария, Астерия и Евсевия; к разряду толкователей, следовавших буквальному историческому объяснению, он относит: Феодорита, двух Феодоров и Диодора. При этом о каждом из них он сообщает такого рода сведения и суждения – об Оригене, например, говорит: «иже и Адамант наречеся, ради трудов непрестанных в писаниих, прочитаних и толкованих, его же слава велика бысть прежде о премудрости и догмат правоте, толика по сих мерзость и ненависть в отметании правых догмат бысть; но да не смутится о семь разум наш, ни губительна душам нашим толкования его вознепщуем; прежде бо уклонения ко злейшим cия от него сбышася...» о Дидиме: «Дидим откуда бе и каков достоинством бе, и когда цветяше, известне не имам глаголати, яко разве православием всяческим и премудростию высокою муж есть пресветел и зловерных еретиков везде обличает....» О Феодорите Максим замечает, что он иногда уклоняется от буквального изъяснения и «о иносказании многажды прилежание творит и пристоящих к нравоучительной пользе...» о Феодоре, епископе антиохийском, Максим говорит, что он не упускает и пророческого значения псалмов; другой же Феодор следует исключительно буквальному изъяснению «к иудеом вся приносит и по грамоти и словеси пророчества испытывает... рещи не имам, отдуда бе.» Это быль Феодор, епископ Мопсуэтский. Об Иоанне Златоусте Максим так отзывается: «реченная историйски от пророка ко иудеом или о иудеох премудрейше предлагая, наказует везде слушатели случившимися их злыми, или благими сделанными некогда, уклонятися от злобы советуя, ея же ради сопротивная смотрительне наводятся иногда же к добродетели и к подобному ревностию паощряя воздвизает.»³⁹ Так Максим распределял и характеризовал толкователей, не имея точных исторических сведений, а основываясь единственно на изучении способов толкования Псалтири. Нужно, впрочем, заметить, что его отзывы и суждения большею частью соответствуют направлению означенных толкователей⁴⁰. Мнения толковников в этом сводном толковании иногда приводятся раздельно, иногда смешанно без означения имен толковников; часто на один и тот же псалом приводится несколько толкований толковников разных направлений⁴¹. Вообще эта толковая Псалтирь, как хорошо заметил Максим, доставляла возможность читающему совместно исполниться духовной сладости буквальным толкованием и получить достаточное назидание и убеждение к лучшему иносказательным – нравоучительным толкованием, и восходить к созерцанию высшего небесного аналогическим изъяснением⁴². Это был один из лучших сводов древних толкований на книгу Псалмов⁴³. При переводе толкования, Максим, пользуясь общепринятым текстом славянского перевода псалмов, по местам исправлял его, где этого требовала неточность или неясность прежнего перевода⁴⁴. Пользуясь пособием знающих латинский язык, но еще незнакомый с церковнославянским, он допускал в своих исправлениях слова и обороты народной речи⁴⁵. Так исполнил Максим порученный ему перевод толковой Псалтири. Еще не окончил он этого труда, как митрополит Варлаам, правившей русскою церковью при великом князе московском Василие Иоанновиче, просил его дополнить толкование на кн. Деяний переводом с греческого. Сводное толкование разных отцов и учителей церкви на кн. Деяний было доведено только до 13 главы; желая иметь полный толковый список этой книги, святитель просил восполнить его. Но между греческими рукописями, хранившимися в Москве, не нашлось, как видно, продолжения того сводного толкования, с которого можно было бы докончить перевод. Поэтому Максим, при помощи одного из данных ему толмачей, восполнил его из толкования, неизвестно кем составленного, в виде замечаний от одного лица⁴⁶. Этот труд Максим окончил еще прежде перевода толковой Псалтири. По окончании перевода толковой Псалтири, Максим, испрашивая приличного вознаграждения за свои труды, просил отпустить его на Афон, дабы по обещанию своему кончить жизнь там, где принял обет монашества. Но его уговорили еще остаться для перевода других книг. В это время он успел приготовить учеников, способных разделять его труды. С одним из них, именно Силуаном, он стал переводить беседы св. Иоанна Златоуста на евангелия Матфея и Иоанна «благословением, радением и тщанием Даниила митрополита.» В 1524 году перевод был совершён с пропуском нескольких бесед, не достававших, по всей вероятности, в греческих списках, которые в последствии времени были восполнены из старинного латинского перевода князем Андреем Курбским, учеником Максима. В этом самом переводе с незначительными переменами, касавшимися более грамматических форм и правописания, эти беседы на евангелия были изданы в Москве в 1664 и 65 гг.⁴⁷. По окончании перевода бесед св. Иоанна Златоуста на евангелия, удержанный для сличения с греческим подлинником церковно-богослужебных книг, Максим, понуждаемый совопросниками века, частью сам занимался изъяснением некоторых мест из книг Св. Писания, частью переводил их из отеческих писаний в отрывках. То было время, когда с одной стороны, вследствие ереси жидовствующих, «в домех и на торжищах, иноцы и мирстии, и вси сомнятся, вси о вере пытают»⁴⁸, с другой, когда за отсутствием правильного, научного образования, способного удовлетворить любознательности пробудившегося народного сознания, апокрифическая литература, занимавшаяся разрешением пытливых вопросов, получила важное значение в деле народного образования⁴⁹. Книги с такими заглавиями: «вопросы Варфоломеевы» к Богородице о том, как она родила Христа «о смерти Адама», «исповедание Евы», «хождение Павла по мукам», об «иерействе Иисуса Христа», «вопросы Иоанна Богослова Господу на горе Фаворской», «о 12 пятницах» и им подобные, пользовались большой известностью в массе народной. Наши доморощенные грамотники безбоязненно присоединяли к библейским повествованиям апокрифические сказания, частью уцелевшие из первых времен распространения христианства, частью вновь перешедшие с запада или ими самими составленные⁵⁰. Встречаясь с сказаниями и повествованиями подобного рода, Максим не мог обойти их молчанием; он старался изобличить их объяснением и изложением истинного смысла тех библейских мест, на основании которых творческая фантазия создала их. Таких отрывочных мест из книг Св. Писания, частью изъясненных самим Максимом, частью переведенных из отеческих толкований, много сохранилось между писаниями Максима⁵¹. Изъяснение их большей частью направлено против тех неправых толков, которые на основании их составились. Такова экзегетическая деятельность Максима. Когда Максим вполне ознакомился с русской речью, один из учеников его – монах Нил Курлятев упросил его перевесть Псалтирь буквально с греческого на русский язык; Максим перевел ее для него в 1552 году без всякого толкования: «иногда сказывая ему русский сей перевод, а иногда сам писавши на тетради противу написанного греческого подлинника в ряд.» Нил от себя при этом замечает, что другие переводчики с греческого языка многое переводили более сербскими словами, а не чистыми славянскими и русскими, и что митрополит Киприан, поправляя перевод славянской Псалтири, сделал его непонятнее, вмешавши в него большей частью сербское наречие, ибо-де по-гречески и по-русски знал он несовершенно; Максим же в то время, когда переводил, совершенно знал русский язык и хорошо знал диалекты сербский, болгарский и славянский⁵². Кроме того, в новгородской софийской библиотеке хранится собственноручный греческий список Максимовой Псалтири, писанный киноварью, с подписью, указывающею время и место написания. Таковы были труды Максима, посвященные Библии.

Толмач Максимов, Димитрий Герасимов учившийся в Ливонии, знавший латинский и немецкий языки, благословением и повелением архиепископа Макария великого Новгорода и Пскова, избрал для перевода толковую Псалтирь, составленную на западе Брюноном, епископом вюрцбургским в XI веке, по лучшим западным толковникам, Иерониму, Августину, Григорию Великому, Беде пресвитеру и Кассиодору. Это толкование снабжено предисловиями, заимствованными, по всей вероятности, из той же Псалтири, в которых изложены общие сведения о Псалтири и псалмах, их надписях, краткие сказания о тех толковниках, которыми пользовался Брюнон, сказание о переводчиках Ветхого Завета с еврейского на греческий язык, о способах толкования, употреблявшихся в западной церкви в средних веках, историческом, тропологическом, аллегорическом, анагогическом. Кроме толкования на Псалтирь, помещено также толкование на те песни, которые обыкновенно помещаются при Псалтири. Вслед за толкованием изложены в переводе с латинского символ апостольский, с предварительным сообщением сведений о четырех символах: Апостольском, Никейском, Афанасиевом и помещенном у Исидора Испалийского, изъяснение «исповедания православныя веры св. Афанасия Александрийского», краткая хронология Исидора Испаленского, славословие св. Амвросия Медиоланского в переводе с латинского⁵³. Таков состав толковой Псалтири, избранной Димитрием толмачём для перевода по повелению новгородского архиепископа Mакария. Этот второй экземпляр толковой Псалтири был избран, по всей вероятности, по тому же побуждению, «зане жидовствующие псалмы Давидовы или пророчества испревращали, как им еретицы предали Акила, и Симмах и Феодотион ⁵⁴. Макарий, правивший новгородскою епархией, в первой половине XVI века, должен был позаботиться об окончательном истреблении плевел жидовствующей ереси, принявшей там широкое развитие в конце XV века. В этих видах он должен был распространить правильное толкование той книги, которою более других злоупотребляли жидовствующие. Толковая Псалтирь, переведенная Максимом, вместе с аллегорическим или иносказательным толкованием, представлявшим пророческое изъяснение содержания псалмов, излагала буквальное, историческое их содержание; эта же Псалтирь, составленная по толковникам, главным образом, державшимся аллегорического способа толкования, по преимуществу излагала пророческое содержание псалмов. Таким образом она была самым пригодным орудием для ниспровержения превратного толкования Псалтири, основанного на букве текста. Выбор некоторых статей, помещенных при этой Псалтири, также зависел от обстоятельств времени. Таков, по крайней мере, перевод изъяснения исповедания св. Афанасия Александрийского; это исповедание было повреждено в это время нашими неграмотными списчиками и служило опорою для неправых толков, здесь же оно представлено в правильном чтении; уклонения западных толковников от православного учения переводчик исправил; перевод статей, относящихся к Библии, был сделан в видах ознакомления соотечественников с теми предметами, о которых в них говорилось. Нужно только заметить, что перевод не везде точен и ясен; переводчик в послесловии сам себя называет «много неведущим и своего уроженого языка, а чуждого зело мало»; этот же перевод он предпринял «повенувшеся послушанием повелевшу государю своему, вышереченному архиепископу Макарию». В речи его замечается грамматическая неправильность, латинская расстановка слов, неточная передача латинских слов. Этот же самый Димитрий Герасимов перевел с немецкого в 1502 году надписи псалмов, вошедшие в некоторые из позднейших списков⁵⁵. Максим Грек, его ученики, Димитрий Герасимов и немногие московские и новгородские святители были единственными учеными представителями книжного дела во второй половине XV и первой половине XVI веков в северной Руси; им то собственно мы и обязаны исчисленными трудами, относившимся к книгам Св. Писания, в течение этого времени⁵⁶.

В ином положении было состояние образования и просвещения в южной и юго-западной России в рассматриваемую эпоху. Со времени образования великого княжества литовского потомки Гедимина и Ягелло, постепенно овладевшие южною и юго-западною Россией, отодвинув северную Русь от участия в общем движении жизни западных народов, сами сочувственно относились к ней. Они покровительствовали торговле, промышленности и разным промыслам, возникавшим под влиянием западным. С другой стороны, в это время еще поддерживались частные сношения между южнорусскими и западными славянами. В Кракове, Львове и Праге, не смотря на все усилия латинян, были православные храмы, в которых совершалось православное славянское богослужение⁵⁷; в краковской академии, Праге и других местах довершали свое образование дети южнорусских дворян. При таком общем единении южнорусских и западных славян, при участии в движении жизни западных народов, следы влияния западного образования весьма рано обнаружились в юго-западных русских землях. Все открытия и усовершенствования, делавшиеся известными в землях западных народов, были известны в южной и юго-западной Руси. Все движения, совершавшиеся в жизни западных народов, находили свое сочувствие и в этих землях. Таким образам в конце XV и начале XVI веков здесь были устроены типографии и в значительном количестве распространены печатные книги. В начале XVI века, в то самое время, когда готовилось знаменитое комплютенское издание Библии в Испании (1517–1519), когда в Чехии явились переводы Библии на чешское наречие, в Праге по частям выходил славянский перевод Библии доктора Скорины, полоцкого уроженца, сделанный с латинской Вульгаты⁵⁸; немного позже в Львове были переведены все ветхозаветные книги с еврейского (1570 г.) на русско-славянский язык; в это же время были уже напечатаны многие чешские библии на народном наречии⁵⁹. В связи с этими печатными изданиями, предпринимаемыми для удовлетворения нужд народных (в 1556–61 г.), на юге России было сделано переложение Четвероевангелия с болгарского на простой русский язык перссоницким архимандритом Григорием; переложение Псалтири с славянского на польско-русский язык неизвестным⁶⁰. Все эти переводы, отчасти известные нашим древним книжным людям, не имели значительного влияния на судьбу нашего древнеславянского текста⁶¹. Но во второй половине XVI века на юге России было предпринято печатное издание славянской Библии, которое соединило свою судьбу с судьбой нашего отечественного славянского текста.

Острожское печатное издание Библии было предпринято в числе мер, которыми ревнители православия старались противодействовать католической пропаганде в южной России. Когда после соединения Литвы с Польшей (в 1569 году) польские магнаты для окончательного слития народностей задумали в весть единоверие в юго-западной России и для достижения своих целей открывали, при помощи иезуитов, свои коллегии для воспитания юношества, распространяли церковно-богослужебные и другие книги па польском языке, – ревнители православия для охранения интересов православной церкви старались противодействовать теми же мерами. Они заводили свои православные школы, открывали и увеличивали число братств, устрояли типографии, распространяли книги на своем родном наречии. В этих видах ревностным поборником православия Константином Острожским было предпринято печатное издание славянской Библии. В предисловии к этой Библии говорится: «внегда бо видех церковь Христову честною Его кровию искупленную от клятвы законныя, отвсюду враги противящимися попираему, и нещадными волки, пришедшими в мир, без милосердия пожираему; тем же поминах словеса пророческия, яже некогда и Господь наш Иисус Христос рече: жалость дому Твоего снесть мя. (Пс.68:10) Кто бо есть от благоверных и благоразумных его же не подвиже жалость, зряще ветхость церкви Христовы на падение клонящуся? Или кто не смирится и не смутится, видя виноград Богом насажденный, его же объимают вси мимоходящии путем разорения ради оплотов Его…; или кто не умилится сердца своего, и не плачется, зряще разорение церкве Христовы и испровержену хвалу Его, и яко волцы тяжцы нещадно расхищают и распужают овчее стадо Христово... Сего ради не аз раб Бога моего сотворих се, но всесильная десница Его состави.» Вызванный такими обстоятельствами к изданию славянской Библии, Константин Острожский хотел иметь перевод LXX, принятый в греко-восточной церкви. После поисков во всех странах «роду словенского языка», он ни в одной не нашел полного списка библейских книг, «токмо от благочестива и в православии изрядно сиятельна государя и великого князя Иоанна Васильевича московского с прилежным молением испрошенную получил полную Библию, с греческого языка семьдесят и двема переводники, множае пяти сот лет на славянский переведенную еще за великого Владимира, крестившего землю русскую».⁶² При этом были приобретены и многие другие библейские списки на разных языках. Получив такого рода пособие, князь велел «следованием испытати, аще вси согласуются во всем божественном писании», и к великому своему удивлению узнал не только «о разнствиях, но и развращениях библейских списков.» Великое смущение овладело князем; он уже терял веру в возможность приведения в исполнение предпринятого дела, но, возложив упование на Бога, решился искать новых пособий. «Посланьми и писаньми своими па острова кандийские, в монастыри греческие, сербские и болгарские, к патриарху Иеремии», он просил прислать верные списки Библии и людей способных. По получении новых пособий, дело было начато и приведено к концу при жизни князя. Передавая Библию народному употреблению, составитель предисловия, говорящий от лица князя, показывает в нем важность и значение изучения Слова Божия в деле христианской религии. Он приводит все ветхозаветные и новозаветные свидетельства, в которых говорится о пользе, и важности знания Слова Божия, и в заключение длинного увещания говорит: «кратко же рещи, яков господин, такова и строения его; не требует многа похваления, се бо само все благое хвалит; разгни книги предлежащая и воззри со страхом Божиим, и со смиренною мудростию, и испытай божественная писания со вниманием и не нерадиво, и обрящеши в коемждо листе величие и похвалу божественного писания, пользу же и путь прав своего спасения, и многоразлично вечно благ восприятие воздаяния, сама бо правда являет истину, и обличает известно противящаяся ей; токмо чтуще разумей.»

Но предпринятое и исполненное с таким усердием острожское издание Библии далеко не могло быть совершенным. Вызванное потребностями времени и с поспешностью совершаемое, оно могло удовлетворять только нуждам времени и было первым опытом печатного славянского текста в нашем отечестве, который с течением времени должен был совершенствоваться. Нужно было владеть большим запасом сведений, как относящихся к состоянию того славянского текста, который полагался в основу печатного издания, так относящихся к греческим спискам вновь привезенным, и к библейским текстам, добытым в других странах, чтобы сделать из них надлежащее приложение. Между тем благочестивый князь говорит в предисловии, что у него не было людей, достаточно подготовленных к исполнению начатого дела, а один из помощников откровенно сознается: «аз составих, елико возмогох умелением си смысла, ибо училища николиже видех.» При таких условиях трудно было надлежащим образом вести дело исправления Библии, требовавшее многостороннего образования. Приняв список библейских книг, присланный великим князем Иоанном Васильевичем, за перевод, совершенный при великом князе Владимире, острожские издатели сличали его с теми греческими списками, которые имели под руками, и по ним правили.⁶³ Таким образом в Пятикнижии они исправили многие места неправильно и неточно переведённые,⁶⁴ восполнили значительные пропуски, сделанные в Геннадиевском списке,⁶⁵ исключили лишнее, внесенное списчиками из толковых списков, приводили в порядок разделение глав, исправляли летосчисление, чтение собственных имен, лиц и мест, заменяли слова устаревшие употребительными; но многое оставили и неисправленным, – не все пропущенное восполнили,⁶⁶ удержали многие ошибки списчиков, производили исправление не всегда точно и согласно с греческим текстом.⁶⁷ Таким же точно образом они правили и остальные исторические книги, переведённые с греческого. Книги, переведённые из Вульгаты, одне – именно две книги Паралипоменон, первую и вторую книгу Ездры, книгу Heeмии, правили по греческому тексту, оставляя только по местам чтения, вошедшие из Вульгаты; книгу Товии, Юдифи и третью книгу Ездры правили по Вульгате, изменяя по местам слова, вышедшие из употребления и заменяя слова латинские, оставленные без перевода в Геннадиевском списке, славяно-русскими. Книгу Есфири, помещенную в Геннадиевском списке в переводе частью с еврейского, частью с латинского, острожские издатели поместили в переводе с греческого. Из учительных книг – книгу Иова, Притчей, Екклесиаста и Премудрости Иисуса сына Сирахова острожские издатели поместили в том древнем переводе, в котором oни помещены в Геннадиевском списке с теми особенностями и часто ошибками списчиков, с которыми они вошли в состав Геннадиевского списка, исправляя их по греческому тексту в немногих местах; книгу Псалмов оставили почти в неизменном виде; книгу Песнь Песней, извлеченную в Геннадиевском собрании из толкового списка Филона Карпафийского, поместили в переводе с греческого, весьма близком к нынешнему тексту, и, по всей вероятности, заимствованном из древних списков,⁶⁸ книгу Премудрости Соломона, в Геннадиевском собрании переведенную из Вульгаты, поместили в переводе с греческого, сличив его с текстом Геннадиевского списка и по местам удержав чтения Вульгаты.⁶⁹ Из пророческих книг – книгу пророка Иеремии, большей частью переведенную в Геннадиевском списке из Вульгаты, острожские издатели правили по Вульгате, изредка обращаясь к греческому тексту и часто удерживая явные ошибки перевода и писцов;⁷⁰ остальные пророческие книги правили по греческому тексту и Вульгате с удержанием прибавлений, опущений и не точно переведенных мест.⁷¹ Следовавшие за ними две книги Маккавейские, помещённые в переводе из Вульгаты в Геннадиевском собрании, острожские издатели правили по греческому тексту; кроме того, они поместили в переводе с греческого третью книгу Маккавейскую, которой не было в Геннадиевском собрании.⁷² Из новозаветных книг острожские издатели значительно исправили перевод книги Деяний Апостольских, Посланий и Апокалипсиса; текст этих книг, подвергшийся большим изменениям в XIII и XIV веках, не был исправлен пред включением в Геннадиевское собрание; исправления, совершённые острожскими издателями, большей частью согласны с ныне принятыми чтениями в славянском тексте;⁷³ текст Евангельский они оставили почти в неизменном виде, удержав по местам ошибки списчиков и не восполнив слов, опущенных в некоторых местах.⁷⁴ Таков был первый экземпляр печатной Библии в нашем отечестве. Острожкие издатели, согласно духу православной церкви, старались восстановит перевод греческого текста, принятого в греко-восточной церкви и одобренного всеми важнейшими древними толковниками.⁷⁵ Но они не могли этого достигнуть. Принятый ими в основание список библейских книг, присланный великим князем Иоанном Васильевичем IV, в составе своем уже заключал значительные исправления, пополнения и целые переводные книги из Вульгаты. Вследствие этого для согласия с этим текстом, считаемым переводом с греческого LXX толковников, они должны были нередко обращаться к Вульгате и другим библейским текстам с нею сродным, преимущественно западным славянским, весьма рано подвергшимся влиянию латинского текста.⁷⁶ Таким образом наряду с исправлениями по греческому тексту у них встречаются исправления, чтения и целые книги, заимствованные из переводов западно-славянских, преимущественно чешских.⁷⁷ Пользуясь такими пособиями, они не всегда внимательно совершали исправление; одно оставляли в прежнем неправильном виде, другое правили не всегда согласно с греческим текстом.⁷⁸ При всем этом острожское издание Библии было значительно совершеннее Геннадиевского собрания. Между собранными древними рукописными библейскими списками и печатными библейскими текстами острожские издатели прежде всего старались отыскать перевод библейских книг с греческого; таким образом они нашли между древнерусскими библейскими списками отдельный перевод книги Песнь Песней и, по всей вероятности, книги Премудрости Соломоновой; из чешской библии они заимствовали перевод третьей книги Маккавейской. Из книг, помещенных в переводе с латинской Вульгаты в Геннадиевском собрании, две книги Паралипоменон, две книги Ездры и Неемии острожские издатели сличали с греческим текстом и по нему правили; остальные три – третью Ездры, Юдифи и Товита, хотя правили по Вульгате, но не опускали из виду и греческого текста. Книгу Есфири, помещенную в Геннадиевском собрании в переводе частью с еврейского, частью с латинского, они тоже поместили в переводе с греческого. В правленых и переводных книгах острожские издатели избегали слов иностранных и употребляли исключительно церковно-славянское наречие. Таким образом при всех недостатках острожское издание было годным для народного употребления; и оно было в общем употреблении в южной и северной России до самого Елизаветинского издания, последовавшего в 1751 году. В 1663 году при Алексее Михайловиче острожское издание было только перепечатано с небольшими изменениями. По внешнему виду острожское издание было также весьма удовлетворительно; в нем было сделано разделение библейского текста на главы, по бокам означены места параллельные, при новозаветных книгах помещены церковные зачала⁷⁹.

Время упадка образования в северной России было началом её возрождения. Страдания просвещённого и образованного Максима Грека не остались без следа в истории нашего развития. По его, вероятно, совету царь Иоанн Васильевич Грозный вознамерился основать типографию для введения книгопечатания в России.⁸⁰ В 1550 году он просил датского короля прислать в Москву типографщиков, а в 1564 году в устроенной в Москве типографии была напечатана первая в России книга – богослужебный апостол. Главными деятелями при печатании были природные русские, гостунский диакон Иоанн Федоров и Петр Тимофеев Мстиславец. Как первый печатный опыт, апостол имел еще много несовершенств; в нем слова еще не отделялись от слов, а ставились вместе, слитно; нет надлежащей расстановки между главами; из знаков препинания употреблены только точка и запятая, и то часто не у места. Самый текст не сличен с греческим текстом, не поверен даже с славянским по лучшим спискам, и назван текстом LXX толковников⁸¹. Несмотря на это, в послесловии, напечатанном при этом апостоле, уже произносится грозный суд о прежде бывших в употреблении рукописных книгах. В нем говорится: «царь и великий князь Иван Васильевич всея России повеле святыя книги на торжищах куповати и в святых церквах полагати псалтири, евангелия и апостолы и прочая святыя книги, в них же мали обретошася потребни, прочии же вси растлени от преписующих ненаученых сущих и неискусных в разуме, ово же и неисправлением пишущих⁸².» И самое книгопечатание, по сказанию этого послесловия, вводится «ко очищению и ко исправлению ненаученых и неискусных в разуме кпигописцев.» Это признание было весьма важно в это время, отличавшееся большею привязанностью к старине. Другим важным делом этого времени было признание необходимости введения и распространения более правильного школьного образования. Ясно была сознана недостаточность одного домашнего обучения, издавна уже сделавшегося в России единственным средством для доставления образования древним книжным людям.⁸³ На стоглавом соборе, бывшем в 1551 году, говорили: «отцы и мастера (руководители и наставники ставленников) сами мало умеют, и силы в божественном Писании не знают, а инде-де учиться им (ставленникам) негде»⁸⁴, и потому просили Государя завесть училища для обучения желающих принять сан священства. Вследствие этого в 1565 году были открыты при некоторых церквах первоначальные школы, а в Москве была даже основана школа для обучения латинскому языку⁸⁵. То и другое предприятие не имело, впрочем, успеха на первых порах; нашлись люди, которым казались новые меры для распространения образования опасными и вредными, могущими привесть к ереси; явились также поборники древнего рукописного искусства, которые с недоброжелательством смотрели на введение нового печатного искусства, лишавшего их куска хлеба. Вследствие волнений и смут, поднятых этими людьми, новооткрытое латинское училище было закрыто, типография была сожжена. Но несмотря на такие первоначальные неудачи, мысль о распространении более правильного и более серьёзного образования и о средствах, облегчающих путь к нему, не переставала занимать людей, понимающих нужды церкви и отечества. Усилиями же Иоанна Грозного в скором времени типография была восстановлена и вновь было начато печатание книг⁸⁶. Борис Годунов, овладевший престолом после недолго правившего Феодора Иоанновича, хотел было устроить высшее училище (университет) по примеру западных для доставления правильного образования русскому юношеству. Домашние смуты и неурядицы помешали осуществиться этому доброму намерению. Но с восстановлением порядка после внутренних смут, с вступлением на престол новой династии, основание училищ и более правильное устройство типографий для распространения печатных книг в России, стало первою заботою царя Михаила и патриарха Филарета. При них была открыта греко-латинская школа, которая была вверена надзору и управлению Арсения Грека; по образцу её думали было открыть школы и в других местах. В это время уже и в среде русских вельмож нашлись люди, которые хотели покровительствовать науке и помогать её успехам. Не знали только, куда обратить свои взоры, где искать помощи; западные соседи не хотели оказывать услуг без задних целей⁸⁷; восток в это время был крайне слаб для оказания помощи в образовательных и просветительных средствах. Оставалось обратить внимание на юг России, где, после преобразования киево-братской школы Могилою, наука, перенесенная с запада, очистилась в борьбе с латинскою церковью, окрепла на почве православия, и сделала значительные успехи. Сюда-то обратились взоры лучших поборников и покровителей образования северной России в первой половине XVII века.

Около 1648 года образованный боярин Федор Ртищев устроил близ Москвы Преображенскую пустынь для киевских монахов и составил из тридцати братий, призванных из разных киевских и других малороссийских монастырей, ученое братство для перевода разных полезных книг. В скором времени Алексей Михайлович и друг его Никон приняли это братство под свое покровительство. В 1649 году царскою гранатою были вызваны из киевского Братского монастыря ученые старцы Епифаний Славинецкий, знавший латинский и греческий языки, Арсений Сатановский и Дамаскин Птицкий. Под руководством Епифания Славинецкого ученое братство занялось переводом отеческих писаний и других полезных книг. Когда Никон взошел на патриарший престол, он увеличил число братии и дал ей более прочное устройство. Он вызвал из Соловецкого заточения Арсения Грека, и поместил его и Епифания в Чудовом монастыре, а Сатановского в Богоявленнском. Епифаний Славинецкий был назван начальником патриаршего Чудовского училища и главным справщиком книг. Первое внимание и первые заботы учёного братства теперь были обращены на исправление богослужебных книг, больше других пострадавших от частной переписки и более других требовавших исправления. Доселе печатавшиеся богослужебные книги не только не были сличены с греческим текстом, но не были даже правлены по лучшим древним славянским спискам. Вследствие этого они мало чем отличались от неисправных рукописных книг. Теперь по предложению Никона, собравшего на востоке древние греческие списки богослужебных книг, и с благословения собора, ученое братство должно было заняться сличением церковно-славянских книг с греческим подлинником. Среди занятий исправлением богослужебных книг по греческому тексту ученое братство находило время для перевода отеческих толкований и на книги св. Писания. Епифаний Славинецкий перевел одиннадцать бесед св. Василия Великого на Шестоднев, толкования Феофилакта Болгарского на послание к римлянам и первое послание к коринфянам; из них одиннадцать бесед св. Василия на Шестоднев напечатаны в числе других отеческих писаний, переведенных Епифанием Славинецким⁸⁸; толкования па послания остаются в рукописи в синодальной библиотеке⁸⁹. В это же время неизвестный ученый малороссиянин, может быть, принадлежавший к числу братии учёного общества⁹⁰, составил обширное толкование на все апостольские послания и книгу Деяний, в котором древнее отеческое толкование пополнил выписями из многих отеческих толкований, не упоминаемых в древнем толковании, толкованиями из позднейших западных толковников, целыми трактатами о некоторых догматических предметах, заимствованными из древних отеческих писаний и из писаний позднейших западных писателей. По обилию собственных толкований это одно из лучших древних толкований на послания апостольские. Оно хранится между рукописями синодальной библиотеки⁹¹. К числу истолковательных пособий можно отнесть филологический лексикон, составленный Епифанием Славинецким по образцу древних глоссариев, в котором на основании отеческих толкований определялся смысл слов и выражений, встречающихся в Св. Писании. Кроме того, в это время в исправленном переводе напечатаны толкования Феофилакта Болгарского на все четыре евангелия, под именем Благовестника⁹²; беседа св. Иоанна Златоуста на евангелия Матфея и Иоанна⁹³.

Среди занятий исправлением богослужебных книг, переводом и изданием толковых отеческих писаний возникла мысль и об лучшем издании самого библейского текста. Виновником её был, по всей вероятности, Никон, хорошо понимавший потребности времени. Он знал, с каким трудом и в каком виде могли распространяться рукописные Библии в народе, знал также, что печатные острожские Библии были в это время весьма редки, и также требовали пересмотра и исправления. Поэтому еще в то время, когда звали из Киева ученых старцев, писали, что они приглашаются для справки Библии⁹⁴. Само собою разумеется, что дело исправления и издания Библии потребовало бы таких же приготовлений, каких потребовало и исправление богослужебных книг; нужно было достать лучшие издания и лучшие списки греческой Библии; нужно было иметь людей, хорошо подготовленных к делу исправления. Но Никон, умевший найти средства для исправления богослужебных книг, не остановился бы пред этими препятствиями; при своем характере, любя преодолевать трудности, он сумел бы привесть дело к желаемому концу. Нашлись другого рода препятствия, которые остановили дело. В скором времени патриарх Никон потерял доверие и любовь царскую; он удалился в уединение и приостановил свою прежнюю живую деятельность. Между тем крики недовольных против всяких нововведений и новых исправлений церковных книг стали раздаваться громче и громче. Следствием этого было то, что печатное издание Библии в предполагаемом виде было остановлено. Для нужд же церкви и народа, по желанно царя и определению собора, в 1663 году была напечатана острожская Библия с немногими исправлениями, касавшимися правописания и некоторых устаревших слов и выражений. Издатели этой Библии, прося извинения у читателей в том, что изданная Библия исправлена только в нескольких нужнейших местах, представлявших явственное уклонение в именах и выражениях, «во множайших же с греческою не согласна есть», – из числа многих причин, помешавших сличить прежнюю славянскую Библию с греческим текстом и издать в исправнейшем виде, указывали только на важнейшие, именно, на неимение под руками нужных пособий для надлежащего сличения славянской Библии с греческим подлинником⁹⁵, на смуты и волнения людей недовольных исправлением церковных книг⁹⁶, на «неудобоносимое бремя, настоятельство брани» и проч. Вследствие этих причин и Алексей Михайлович «видя, яко всячески без сих совершитися невозможно, и вскоре обрестися неудобно, за безвестное искомых приличествующих ея делу вещей, ревностию же зельною распаляем, к тому же видя и велий недостаток сих божественных книг в державе царствия своего, ниже бо рукописныя отнюдь обретахуся, вмале же и едва где уже печатных острожским обрестися, им же от многа времени оскудети, остави ныне исправити ю в прочее время, егда вся споспешатся, вкупе в благое ищущим и желающим всякаго блага. Советом же и благословением преосвященных митрополитов и архиепископов, и епископов и всего освященнаго собора, скудости ради велия сих божественных книг, зде в велицей Poccии ищущих же и хотящих имети я, повеле скоро издати с готоваго перевода князя Константина Острожскаго печати неизменно, кроме орфографии и неких вмале имен и речений нужнейших, явственных погрешений, яже где сей книге исправися.» Таким образом печатное издание Библии, задуманное патриархом Никоном в ряду исправляемых церковных книг, не было исполнено соответственно его планам и намерениям; издатели при исправлении острожской Библии пользовались одними списками Геннадиевской Библии и ограничились весьма незначительными исправлениями. Вследствие этого патриарх Никон, уже не занимавшийся делами управления церковного, критиковал это издание и упрекал Алексея Михайловича за спешность дела⁹⁷. Тем не менее забота о лучшем и исправнейшем издании Библии не могла не занимать умы лучших представителей русской церкви.

Когда собор патриархов в 1667 году одобрил исправления церковно-богослужебных книг, совершенные патриархом Никоном, когда он оправдал его деятельность и во многих других отношениях; тогда крики недовольных стали меньше уважаться, тогда мнения людей, преданных делу Никона, получили больше силы и значения. В это время голос Епифани Славинецкого, некогда покровительствуемого патриархом Никоном, о необходимости исправления славянской Библии – возъимел свою силу. Занимаясь сличением текста славянской Библии, изданной в Остроге и напечатанной в Москве, с греческим подлинником «испытуя и толкования св. отцев на некая речения и разумения, Епифаний глаголаше во многих слухи, наипаче честных и властелей мужей благоумных и доброразсудных, яко грех величайший есть нам славянам православным христианом и укоризна и безчестие крайнейшее от иностранных народов совершенно добре знающих еллинский и отчасти славенский и укоряющих ны, яко не имамы Библии добре преведенныя, паче же в священном Евангелии премногая суть погрешения»... «Словеса мудраго и православнаго сего Епифания доидоша в слухи и самого благочестивейшаго Государя царя и великаго князя Алексея Михайловича, что в славянской Библии премногая суть погрешения в речениях и разумении, не от хитрости, но от простоты и неведения, и несогласие величайшее с еллинскою семьдесятых преводников..» «И лета 1674 в месяц сентемврии, великий князь и великий государь Алексей Михайлович своим благоразсудительным разсмотрением, познав истинное от неправаго указал, а священный собор, преосвященные митрополиты, архиепископы и епископы всея великия Poccии разных епархий благословил преводити Библию всю вново, ветхий и новый завет ему иеромонаху Епифанию Славинецкому с книг греческих самых LXX преведения, в Франкфорте печатных в 1597 г., и с других в Лондинии печатных лета 1600, и иныя издания 1587 лета. Назирати же богодухновенное дело cиe преведения, и трудящихся в нем снабдевати и питати по подобающему довольству указал великий Государь преосвященному Павлу митрополиту сарскому п подонскому. Той бо тогда правяше престолом патриаршества всероссийскаго». «Помощниками для своего дела Епифаний избрал чтецов греческих и латинских книг и писцов добре знающих по граматице славенстей правописание – Сергия, бывшего игумена из Путивля града, Евфимия монаха Чудова монастыря, Никифора иерея, справщика книг печатного дела, Моисея иеродиакона и монаха Чудова монастыря, Михала Родостамова и Флора Герасимова, книгописцев печатного дела. Симеону же Полотскому не изволи отец Епифаний у дела сего быти того ради, зане аще и учен бе и знаяше нечто, но латински точию; гречески же ниже малейши что-либо знаяше.» Таков был состав общества, предназначенного, по выбору Епифания, для занятия сличением славянской Библии с греческим подлинником и вспомоществованием ему в работах. Павел митрополит позаботился о помещении этого общества в месте приличном для занятия. «Преосвященный же Павел митрополит, яко Филадельф оный семдесятным преводником устрои домы вне града Египта в месте глаголемем Фара, тако и сей устрои в дому своем архиерейском, сущем вне града Мосвы, именуемом Крутицы, на горах высоких и крутых над рекою Москвою, тихом сущем месте и безмолвном, приличном делу сему, храмины приличны содела, и вертоград разных видов древ и цветов и зелий всяких насади, и источники ископа тещи сладководныя за утешение и от труда преставшим за упокоение, и оградою огради ради прохождения, яко он некий рай, и по труде вкусити хотящим пищу и питие подобающее, и служащия оному приуготови»⁹⁸.

В так приготовленном жилище Епифаний при участии избранных помощников прежде всего занялся сличением Нового Завета с греческим подлинником, как более потребного для церкви и чаще употребляемого христианами. Как можно заключать по тем пособиям, которыми Епифаний руководился при сличении новозаветного текста, дело исправления было совершаемо с большим вниманием. Кроме вышеупомянутых печатных изданий греческого текста, Епифаний пользовался еще пергаменным списком, писанным будто в 551 году по Р. Хр., переводом святителя Алексия, сделанным в 1355 г., переводом, сделанным в Константинополе в 1382 году, беседами св. Иоанна Златоуста на евангелия Матфея и Иоанна, переведенными Максимом Греком, его же беседами на послания ап. Павла, изданными в Киеве в 1623 году, словами Григория Богослова, Афанасия Александрийского и богословием Иоанна Дамаскина, переведенными самим Епифанием. Кроме того, для этой же, по всей вероятности, цели Епифаний составил выше упоминаемый филологический лексикон, в котором объяснялись слова и выражения Св. Писания. С такими пособиями Епифаний приступил к исправлению библейского новозаветного текста. Но едва кончил исправление Нового Завета⁹⁹, и еще не успел пересмотреть своих работ, как митрополит Павел «занемоществова на много время, и общий долг отдаде, в вечную преселился жизнь» в 1676 году; спустя два месяца после смерти Павла и Епифаний Славинецкий, «муж мудрости внешния и духовныя исполнен сый, от миpa сего преставися в вечное блаженство.» Таким образом дело исправления библейского текста, начатое с таким вниманием и такими приготовлениями, остановилось.

С смертью митрополита Павла, покровительствовавшего южнорусским ученым, киевские ученые выходцы потеряли свое прежнее влияние и значение в северной России. Царь Феодор Алексеевич и патриарх Иоаким открыли в 1679 году в Москве училище, в котором учителями назначили исключительно греков. Царь Феодор Алексеевич хотел было основать в Москве академию, которую патриарх Иоаким старался главным образом вверить надзору восточных выходцев, несмотря на то, что южнорусские ученые сами предлагали свои услуги¹⁰⁰. Такая перемена во взгляде на южнорусских ученых объясняется частью желанием Феодора Алексеевича и патриарха Иоакима оказать пособие восточной церкви открытием у себя греческого училища¹⁰¹, частью боязнью патриарха Иоакима за чистоту учения греко-восточной церкви, которое стали было возмущать некоторые неосторожные ученики западных выходцев. Но восточная церковь, сама скудная в средствах образования, не могла оказать нам в деле научного образования таких пособий, какие могли сделать южнорусские ученые. Греческие выходцы сами с большим трудом добывали образование на западе и по прибытии в Россию должны были еще учиться русскому языку. Кроме того, число их время от времени уменьшалось. После Лихудов, присланных иерусалимским патриархом Досифеем, место их не нашли кем заменить¹⁰². Таким образом до нового призыва южнорусских ученых, возобновлённого только со времени вступления на престол Петра I, учёные занятия переводом отеческих писаний и исправлением текста священных книг прекратились в северной России. В этот промежуток времени был сделан только перевод Псалтири Авраамием Фирсовым, переводчиком посольского приказа. Перевод был сделан, по всей вероятности, с немецкой Библии Лютерова издания; в нем только по местам удерживается древний перевод; в большей же части мест древний текст исправлен по еврейскому тексту или переводам с него сделанным. В предисловии к переводу переводчик старается оправдать свой труд, называя его исправленным по древним изданиям, хотя не указывает каким. Это оправдание он делает в виду грубых и необразованных людей, с подозрением относящихся ко всяким ново-исправленным церковным книгам и оглашающих их еретическими. Кроме этого общего предисловия, переводчик помещает еще частное предисловие, посвященное читателю, в котором говоря о пользе разумного чтения книг Св. Писания, указывает на то, что Псалтирь в древнем своем переводе не всем может быть доступна по множеству встречающихся в ней речений, взятых из других языков. Затем помещает частное указание содержания псалмов, говорит о надписях псалмов и их происхождении от различных лиц. При самом тексте по бокам указывает параллельные места, помещает исторические, археологические и догматические объяснения. Впрочем, этот перевод не был напечатан и хранится между рукописями синодальной библиотеки¹⁰³.

Таковы были труды, посвященные облегчению изучения книг Св. Писания людьми, ставшими во главе русского просвещения в XVII веке. Они вызывались настоятельными потребностями времени, неисправностью библейского текста, недостатком хороших вспомогательных пособий к пониманию Библии, частью устаревших, частью пострадавших от частой неисправной переписки. Несмотря на это, немногие умели ценить труды и занятия этих людей. Народ по-прежнему любил Слово Божие, по-прежнему искал в нем назидательного и утешительного слова¹⁰⁴; но он не мог оценить тех услуг, какие могла оказать ему наука при чтении Слова Божия и знакомстве с ним; он не сознавал важности и значения научного занятия книгами Св. Писания и критического рассмотрения, и исправления библейского текста. Стоявшие же во главе его доморощенные грамотники пользовались его неведением и простотой; частью из видов корыстных, частью из неразумного уважения к старине, они оглашали новоисправленные библейские и церковные книги еретическими¹⁰⁵, внушали подозрение и недоверие ко всем новым изданиям отеческих писаний и церковных книг. Тем не менее начатое дело введения и распространения новоисправленных церковных и библейских книг, издания в лучшем переводе отеческих писаний, улучшения средств к доставлению научного образования, не могло остановиться. Плоды научного образования сами за себя ясно говорили; неудовлетворительное состояние старопечатных и рукописных книг вызывало более серьёзной заботы о них людей просвещенных.

То и другое нашло своего ревностного исполнителя в Петре Великом. Со вступлением на престол Петра Великого, было дано новое движение научным занятиям; Петр Великий прежде всего старался учредить училища в важнейших местах империи для распространения образования в народе; затем – восстановить павшее уважение к южнорусским ученым. Желая сблизить Россию с западной Европой, Петр Великий только на юге России мог найти людей, способных к перенесению западного образования на почву России. Здесь он мог найти людей способных к переводу важнейших сочинений западных писателей по разным отраслям; здесь он мог найти деятельных распространителей образования среди народа. Таким образом со вступлением на престол Петра Великого южнорусские ученые опять получают важное влияние и значение на севере России, занимают важнейшие иерархические места, принимают участие в служебном направлении разных других государственных дел. С допущением же и вызовом южнорусских ученых на важнейшие иерархические места образование стало распространяться в самых отдаленных местах России. Южнорусские ученые иерархи, занимая епископские кафедры, старались устроять при них школы для обучения детей грамматике, пиитике и другим наукам. К таким занятиям не мало поощряли и побуждали постановления и распоряжения Петра Великого. Высочайшими указами 1714 и 1716 годов повелено было учредить при архиерейских домах и в знатных монастырях цифирные школы и обучать в них цифири и геометрии протопопских, поповских, диаконских и причетнических детей. Постановлениями Регламента цифирные школы были отменены, а вместо их повеляно «всякому епископу иметь при доме своем школу для детей священнических и прочих, в надежду священства определенных¹⁰⁶. Таким образом в первой четверти XVIII столетия были открыты училища во всех важнейших тогдашних епархиях, в которых сообщали не только элементарные сведения, но учили грамматике, риторике, пиитике и нередко греческому и латинскому языкам. Преемники Петра Великого, и в особенности Екатерина II, старались поддержать меры, предпринятые Петром Великим для распространения образования в среде духовенства. Своим вниманием они старались поощрять тех иерархов, которые заботились об устройстве училищ и введении в них правильного способа преподавания¹⁰⁷. Императрица Екатерина II готовила особый проект для устройства духовно-учебных заведений; проект не был введен, но поднятый вопрос об образовании духовенства побуждал иерархов открывать училища в тех епархиях, в которых они еще не были открыты. Следствием забот правительства и духовенства было то, что к 1764 году в северной России было 26 учебных заведений, открытых собственно для образования желающих принять священный сан, и в них обучалось до 6000; а в 1784 году число учащихся в духовно-учебных заведениях возросло вдвое. Круг предметов, преподаваемых в духовных заведениях, не был еще строго определен. Правилами духовного Регламента предполагалось знакомить учеников духовных заведений не только с грамматикой, риторикой, логикой и другими общеобразовательными науками, но также с богословием догматическим и нравственным, с Св. Писанием, с писаниями отеческими. При этом само собою предполагалось основательное изучение латинского языка, при помощи которого и читались эти науки. В царствование Екатерины II в духовных заведениях преподавали не только богословие догматическое и нравственное, церковную историю, географию и математику, и другие предметы, указанные в духовном Регламенте, но также французский и немецкий языки. В некоторых семинариях вводили преподавание Священ. Писания с изъяснением непонятных и более трудных мест. Но особенное внимание обращали на изучение греческого языка. Императрица Екатерина II именным указом 27 августа 1784 года предписала «предпочтительнее других языков» преподавать в семинариях греческий язык, «как в разсуждении, что книги и учителей православной нашей греко-восточной церкви на нем писаны, так и потому, что знание сего языка многим другим наукам пособствует.» Для большего побуждения к изучению греческого языка императрица предписала Синоду, «впредь, по истечении трех лет, наблюдать за правило, чтоб на убылыя места, от избрания сего зависящия, представлены были преимущественно такие, кои в греческом языке совершенное приобрели знание»¹⁰⁸. Вследствие этого указа св. Синод предписал: «в самом скором времени ввесть непременно во всех семинариях преподавание греческого языка, и обучать с тем, чтобы обучившиеся приобрели знание не только читать, но писать, говорить и переводить совершенно, для чего и учителей определять достойных и знающих»¹⁰⁹. Предписания и распоряжения эти не остались только на бумаге; в московской академии при митрополите Платоне до того усилено было изучение греческого языка, что многие из студентов могли правильно писать на древнем греческом языке и свободно говорить на новогреческом. Главными распространителями языкознания в северной России были те же выходцы из киевской академии. Варлаам Лящевский и Иаков Блоницкий, воспитанники киевской академии, будучи наставниками в московской академии, приготовили здесь хороших знатоков греческого языка. С образованием духовной ученой общины при Петре Великом, с увеличением и распространением образования в среде духовенства, в особенности с усилением языкознания, главное внимание просвещенных людей опять было обращено на лучшее издание Библии, на приготовление хороших вспомогательных пособий к её пониманию.

Прежде всего старались напомнить императору Петру I, обращавшему особенное внимание, по отзыву одного иностранца, на «очищение теологических знаний,» о более исправном издании библейского текста. Новгородский митрополит Иов писал царю: «Ветхий Завет на славянском диалекте злопогрешно претолковася и вся Poссия желает сей видети по всему испорченный, подобный греческому древнему завету. Повели великий государь сущим при мне Иоанникию и Софронию Лихудовым, сему быти желающим и им по нашему желанию cиe благоугодное дело совершити»¹¹⁰. Еще прежде его лифляндский пастор Эрнест Глик, при взятии Нарвы взятый в плен и привезенный в Москву, советовал Петру I перевесть Библию с самого подлинника на русский язык, и сам готовил перевод Нового Завета с греческого языка¹¹¹. Желая удовлетворить потребности иметь Библию в лучшем и исправленном переводе, давно сознаваемой нашей церковью, Петр Великий высочайшим указом от 14 ноября 1712 года повелел: «издать печатным тиснением Св. Библию на славянском языке; а прежде тиснения прочесть ту славянскую Библию и согласить во всем с греческою седмидесяти переводчиков Библиею». Не будем долго останавливаться на этом исправлении Библии, обстоятельно описанном г. Чистовичем¹¹². Скажем, что оно было предпринято с надлежащим вниманием. Исправление было поручено людям опытным и сведущим: архимандриту Лопатинскому, получившему образование в западных училищах и в киевской академии, и учителю эллино-греческих школ иеромонаху Софронию Лихуду; помощниками им были назначены ученики Лихудов: Феодор Поликарпов, Николай Семенов, монах Феолог и монах Иосиф. В пособие им предоставлялись древние греческие списки библейского текста, хранившиеся в патриаршей библиотеке и печатные западные издания еврейского, греческого текстов и переводов с них сделанных¹¹³. Кроме того, исправители могли пользоваться и пользовались лучшими западными толкованиями на книги Св. Писания и писаниями отеческими¹¹⁴. Исправители по возможности добросовестно старались исполнить возложенное на них поручение. Они старались главным образом править текст по греческому подлиннику, не различая строго различных редакций греческого подлинника. Но так как при одном следовании подлиннику, пришлось бы сделать значительные изменения в древнем славянском тексте, соединявшем в себе, как мы видели, не только переводы различных редакций греческого текста, но и переводы с Вульгаты и частью еврейского текста; то исправители для сохранения целости древнего текста пользовались и другими текстами, бывшими у них под руками и близкими к древнему славянскому переводу. Иные места они правили по Вульгате, где мысль текста в Вульгате выражалась яснее, другие по еврейскому тексту, некоторые же сличали с древними переводами, сделанными с еврейского текста и помещенными в лондонской полиглотте. В местах трудных обращались к толкованиям западных писателей и отеческим писаниям. Словом, исправители хотели быть более верными духу Библии, чем её букве. Пользуясь всеми пособиями, какие находились в их распоряжении, они предположили сообщить принятому тексту славянской Библии такой вид, который, сохраняя связь своего происхождения от греческого текста LXX толковников, по возможности был бы очищен от искажений и ошибок, накопившихся в течение времени. На места тёмные и неясные исправители составляли схолии, заимствуя их большей частью из отеческих толкований. Пред каждой главой поместили показание её содержания, переведенное с Вульгаты¹¹⁵; во многих книгах указали параллельные места. С такою заботливостью делаемое исправление древнеславянского библейского текста исправители окончили в 1723 году. В 1724 году последовало высочайшее разрешение приступить к печатанию новоисправленной Библии после предварительного её пересмотра Феофилактом Лопатийским, тогда уже архиепископом тверским, и архимандритом Спасо-Ярославского монастыря Афанасием Кондоиди, ученым греком. Но в этот год не могло быть начато печатание новоисправленной, Библии, потому что синодальная типография была занята печатанием церковно-богослужебных книг: в следующем году с кончиною Петра I дело было остановлено¹¹⁶.

Во второй раз дело о напечатании Библии было возобновлено в 1725 году, в царствование Екатерины I. Вторичное предварительное освидетельствование новоисправленной Библии было поручено тем же лицам, которые и в первый раз ее поверяли; но скоро последовавшею смертью императрицы Екатерины I печатание опять было остановлено. В третий раз дело о печатании Библии было возобновлено в царствование Анны Иоанновны в 1735 г.; но на этот раз пересмотр новоисправленной Библии был поручен уже не тем лицам, которые участвовали при первом исправлении. Не зная истории прежнего исправления, незнакомые с характером текста бывшей в употреблении славянской Библии, новые пересмотрщики новоисправленной Библии, встретили затруднения, которые надолго остановили печатание новоисправленой Библии. Новые пересмотрщики нашли, что в правленой Библии не все исправлено по тексту LXX, но иное правлено по еврейскому подлиннику, иное по латинскому и другим переводам. Такое отступление казалось новым пересмотрщикам несогласным с духом православной церкви и прямым нарушением воли императора Петра I, указавшего править Библию по тексту LXX. Старший член св. Синода преосвященный Феофан поставил в вину прежним исправителям это отступление от воли царской¹¹⁷ и представил свой проект исправления Библии, в котором значилось: «все сделанныя уже поправки вновь переверить с греческою Библиею, не весьма веруя исправительским примечаниям.» Но поднятые подозрения Феофаном привели к новым затруднениям, которые только задержали ход дела, но не содействовали его улучшению. Председатель четвертой комиссии, составленной для пересмотра Библии по проекту Феофана, Александро-Невский архимандрит Стефан Калиновский доносил св. Синоду, «что ему, по силе высочайших указов, повелено снесть славянскую Библию с греческою, но в определениях св. Синода не показано, из каких Библий свидетельствовать новоисправленныя речи и на каких утверждатися: ибо хотя у справщиков и имеется Библия разных диалектов, нарицаемая полиглотта, печатанная в Англии 1657 г. в 6-ти томах, которая по мнению и разсуждению издателя ея содержит в себе, между прочими переводами, и перевод греческий LXX переводчиков; однакож перевода онаго, ежели он и подлинно есть LXX, разные кодексы и экземпляры також показуются, в которых немалыя разности и несогласия находятся.» Изложив потом данные ему указы, которыми запрещалось обращаться к другим переводам от греческого, и между прочим к Вульгате, но только то печатать, что разное от перевода славянского в греческом усмотрели исправители, он указывает на трудность выполнения этого требования: «но и тут не меньшая трудность заходит. Понеже исправители книгу, например, Товии правили с Вульгаты, понеже с Вульгаты она и сначала переведена; а греческий перевод с Вульгатою почти во всем не сходен и знатно, что они разсуждали, ежели с греческаго текста править, то чтоб не показалась иная сочиненная, и вместо старой подставленная, а не старая правленная книга, что, может быть, не без смуты народной было бы.» Taкия же затруднения он указывал и при исправлении других книг по одному греческому тексту¹¹⁸. Вследствие этого, касательно тех книг, которых древний славянский перевод не согласен с греческим текстом, он предлагал свое мнение напечатать их в два столбца, и «в одной полустранице листа напечатать старое, под которым сносить исправления исправительския, а в другой полустранице печатать новый перевод с греческаго»; касательно же тех книг, которых древний славянский перевод более или менее был согласен с греческим текстом, спрашивал: «из каких Библий производить оное освидетельствование? Ежели из древних рукописных, понеже тогда еще типографий не бывало: то из каких именно? ежели из печатных: то також из каких именно, где и когда печатанных? И буде в тех печатных разные кодексы или экземпляры воспоминатися будут; то из какого именно кодекса или экземпляра? И одного ли какого только держаться, или и других, ежели из одного тое, а из другаго другое с старым словенским переводом сходнее, покажется, употреблять.» Такие недоумения были возбуждены проектом Феофана Прокоповича! И конечно, они не могли быть удачно разрешены при тогдашнем знании особенностей нашего древнего славянского перевода и особенностей древних греческих текстов. Положено было собрать сведения: по каким текстам и на каком основании производимо было исправление Библии при Стефане Яворском, Феофилакте и Лихудие. Но сведения оказались скудными. Справщики Андрей Иванов и Иван Григорьев указали на полиглотту в 6-ти томах, на две книги Библии на греко-латинском диалекте, па письменный греко-славяно-латинский лексикон Епифания Славинецкого. После многих недоумений и предположений на счет печатания новоисправленной Библии, высказываемых исправителями еще в течении нескольких лет, наконец в царствование императрицы Елизаветы положено было: «старую печатную Библию и исправленную под смотрением преосвящен. рязанскаго (Стефана) снесть с печатными различных греческих кодексов Библиями и с учиненными из тех кодексов выписками», и в таком виде исправленную Библию представить на предварительное рассмотрение св. Синода для сдания в печать. «Книги же Товита и Юдифи целыя превести вновь с александрийскаго состава; понеже оныя в словенской с латинской Вульгаты проведены. Третью книгу Ездры, яко на греческом диалекте нигде не обретающуюся, в первопечатной же с Вульгаты преведенную, с той же Вульгаты исправив положити на конце священныя Библии во книгах Маккавейских. Книгу Псалмов подобным же образом сносити с греческими составами, и в чем несогласие с оными обрящется, исправити противу греческаго диалекта; точию первопечатныя речения в составе оставляти, а новоисправленныя на брезе противу их полагати, якоже повелевает указ Государя императора Петра Великаго. Слово св. Афанасия Александрийскаго о Псалмех, положенное пред Псалмами, исправити во всем противу греческаго текста. Такожде и синопсисы книг ветхаго завета и новаго на св. Евангелие и Апокалипсис тогожде св. Афанасия превести с греческаго и положити напреди. Собственныя имена со всея священныя Библии мужей знатнейших и к хронологии надлежащих, и градов, рек, гор, месть приметных, и несобственныя греческия и еврейския оставленная, выписав в каталог по алфавиту, истолковати, и при конце Библии положити, а на брезех толку их сего ради не полагати, дабы не мешали параллельных мест»¹¹⁹. Таким образом после многих продолжительных недоумений и колебаний, при новом пересмотре Библии, признали лучшим следовать тем началам, которым следовали петровские исправители при сличении древнеславянской Библии, – править Библию по различным изданиям греческого текста, не чуждаясь пособия и других текстов. Для нового пересмотра Библии в указанном виде были вызваны из киевской академии учители богословия – иеромонах Варлаам Лящевский и философии Гедеон Сломинский.

Варлаам Лящевский и Гедеон Сломинский хорошо были подготовлены к поручаемому им делу; оба они учёным образом знали еврейский, греческий и славянский языки; оба были проникнуты сознанием важности возлагаемого на них поручения. По указанным началам они исправляли ветхий завет и свои исправления представляли на рассмотрение св. Синоду. Все главные исправления, сделанные петровскими исправителями по греческому и еврейскому текстам, а также и Вульгате, были ими приняты¹²⁰, сличены, сверены и дополнены своими собственными, сделанными по различным изданиям греческого текста. Не были также оставлены без внимания и те схолии, которые составили петровские исправители на неудобопонятные слова¹²¹. Словом, последнее исправление Ветхого Завета было завершением первого, сделанного при Петре Великом.

Когда по рассмотрении Ветхого Завета исправители для испытания, «нет ли чего и в новом примечания достойнаго и ко исправлению следующаго», взяли для прочтения и едину и другую книгу св. евангелий; и в оных кроме погрешностей грамматических, нашли места против греческих составов несогласные¹²²: то св. Синод всеподданнейше вошел с таким предложением к императрице Елизавете Петровне: «не соизволит ли Ея императорское Величество повелети и новый завет исправити, и не повелит ли оное исправление учинити таковым порядком, каковым по указанию императора Петра Великаго была исправлена Псалтирь?» На это предложение св. Синода последовало Высочайшее соизволение, и в силу его был исправлен и Новый Завет таким образом: текст, напечатанный при Библии 1663 года и текст, печатаемый особо для церковного употребления, был снесен «с множайшими греческими и различными свидетельствованными составами, и отцев св. толкованиями, и что обретеся несогласное в разуме с греческими, или против тех недостаточное, онаго на ряд в состав не вношено, но на брезе исправленное положено; погрешности же грамматическия исправлены на ряду, а излишняя против греческих речения, которая к объяснению разума подлежали, оставлены во вместительных». Таким образом к 1751 году была исправлена вся Библия и приготовлена к печати. К печатному изданию Варлаам Лящевский составил предисловие, в котором изложил краткую историю исправления Библии, поместил сведения из синопсиса Aфaнaсия Александрийского о древних греческих переводах и их достоинстве, указал важность и значение при изучении Св. Писания мест параллельных, которые были введены в новоисправленную Библию, исчислил по книгам те исправления, которые были сделаны в ветхом и новом завете против древней печатной Библии. После предисловия поместил указатель библейских книг, с кратким обозначением их содержания, и синопсис св. Афанасия Александрийского на все книги Ветхого и Нового Завета, исправленный по греческому тексту. В конце Библии был приложен каталог слов – еврейских, греческих и несобственных, без перевода оставленных во всей Библии, по алфавиту избранных и истолкованных.

В таком виде была издана Библия в 1751 году. Текст её сравнительно с текстом прежней Библии, изданной в 1663 году, был далеко совершеннее. Он был ближе поставлен к тексту LXX переводчиков, с удержанием некоторых мест, яснее выраженных в переводе с еврейского; в нем были пополнены пропуски некоторых стихов, исправлены грамматические ошибки и уклонения от текста LXX переводчиков, введено новое разделение на стихи, поновлен язык. Словом, текст новоисправленной Библии был сделан доступнее для народного понимания и удобнее для употребления. Но нельзя сказать, чтобы все было сделано в отношении к нему, чтобы последующим испытателям и исследователям священного текста ничего более не оставалось делать, а только изучать один исправленный славянский перевод. Скажем словами покойного московского святителя, глубоко изучавшего исправленный славянский текст и хорошо его узнавшего, «что он не во всех частях очищен от чтений сомнительных, требующих исследования и исправления, что для сего необходимо сличение славянского текста по ветхому завету с еврейским и греческим семидесяти толковников, а по новому с оригинальным греческим текстом», что в нем не все места, приводимые из Ветхого Завета в Новом, соглашены между собою, не все места, темно и не ясно переведённые в прежнем переводе, переданы удобопонятно¹²³. Труд нового сличения исправленного перевода с еврейским и греческим текстами остался необходимым для каждого внимательно изучающего священный текст. Тем не менее издание Библии в исправленном переводе было дорогим явлением в жизни русской церкви. Старопечатные Библии стали редки в это время и не вполне были понятны не только простым, но и книжным людям. В них еще не был введен новый способ разделения Библии на стихи, не везде были указаны параллельные места. Более совершенное издание Библии вызывалось настоятельными потребностями времени. Как велик был запрос на новые издания Библии, можно заключить из того, что, начиная с 1756 года, года второго издания исправленной Библии, по 1800 г., почти каждый год были издаваемы Библии в Москве и Петербурге¹²⁴. И нужно сказать, что новые издания Библий не были одним механическим повторением новоисправленной Библии. Пред вторым изданием новоисправленная Библия была вновь пересмотрена и сличена с греческим текстом; в ней были сделаны некоторые исправления по греческому тексту, исправлены типографские погрешности и грамматические неправильности. В некоторых из последующих изданий помещались лицевые изображения при начале каждой книги и указывалось содержание глав¹²⁵. Такие издания в настоящее время сделались, к сожалению, библиографическою редкостью.

Одновременно с мыслью об издании библейского текста в более совершенном виде возникла забота и об издании лучших истолковательных пособий к его изучению и ознакомлению с его содержанием. В начале восемнадцатого века были предприняты новые издания некоторых отеческих толкований на книги Св. Писания. В 1703 году был издан «Благовестник» или толкование на четыре евангелиста, Феофилакта, архиепископа болгарского, в древнем, но исправленном переводе¹²⁶. В 1709 г. были изданы беседы св. Иоанна Златоуста на послания ап. Павла в переводе, сделанном в Kиeвe Захарием Копыстенским, но теперь исправленном Стефаном Яворским, митрополитом рязанским¹²⁷. В 1712 г. были изданы беседы св. Иоанна Златоуста на книгу Деяний, в переводе, сделанном обществом киевских ученых, но теперь вновь исправленном; к ним присоединено толкование на Апокалипсис св. Андрея Кесарийского в переводе, тоже сделанном в Киеве, но теперь исправленном¹²⁸. Спустя несколько времени было положено начало составлению симфоний на книги Св. Писания. Первый опыт в этом роде сделал князь Антиох Кантемир¹²⁹; он составил симфонию на книгу Псалмов, чаще других употребляемую при богослужении. Труд этот, как выражается составитель в обращении к императрице Екатерине Алексеевне, «сочинися аки бы сам собою, за частое в священных псалмопениях упражнение». Цель этого труда облегчить «приискание в коей-либо книзе содержащихся вещей алфавитным указанием». Он был предпринят Кантемиром в подражание «рачителям» Слова Божия, составившим симфонии на священные книги на других языках¹³⁰. В скором времени его труд нашел подражателей и в России. Переводчики петербургской академии наук Иван Ильинский и Андрей Богданов составили такие же симфонии на весь Новый Завет¹³¹.

По мере того, как распространение образования в среде духовенства более и более принимало правильный вид, знакомство с книгами Св. Писания не ограничивалось одними механическими приемами. Старались научно знакомиться с содержанием священных книг. Руководителями на этом пути первоначально были южнорусские ученые. Святитель ростовский Димитрий († 1709 г.) «зане редко кто из духовнаго чина ведает порядок истории библейных, что когда происходило, хотел было, аще бы поспешил Господь, вкратце библейскую историю преподать таковым для ведения книжицею не зело великою и умеренною, чтобы мог всяк недорого купити и удобно о всех, яже в Библияx, уведати историях, каковым идут порядком». В этой истории, названной им келейною летописью, кроме библейской истории, он поместил много богословских, экзегетических и хронологических исследований, касающихся Священного Писания¹³². Составитель проекта о распространении образования в духовенстве, Феофан Прокопович († 1736 г.) оставил в рукописи апостольскую географию или описание мест, упоминаемых в путешествиях апостолов в книге Деяний, писал толкование на книгу пророка Исаии¹³³, «на проповеди Христовы о блаженствах»¹³⁴, составил апологию, или рассуждение о книге Соломоновой Песни Песней, что она не человеческою волею, но Духа Св. вдохновением написана»¹³⁵.

С увеличением и распространением языкознания, с введением более правильных методов преподавания в духовно-учебные заведения, во второй половине восемнадцатого века, явились целые экзегетические толкования на книги Св. Писания, обнаруживавшие в авторах уже некоторую долю самостоятельного труда. Главными тружениками на этом поприще были наставники и преподаватели московской академии, занявшей место киевской в распространении образования в северной России со второй половины восемнадцатого века. Ректоры н наставники московской академии, постепенно сменявшие друг друга, писали толкования на целые книги Св. Писания, то для публичного преподавания по заведенному обычаю в этой академии, то в назидание читающих Слово Божие, то в пособие к научному пониманию смысла и речи священных писателей. Из них можем упомянуть здесь о Феофилакте Горском († 1788 г.), Аполлосе Байбакове († 1801 г.). Мефодие Смирнове († 1815 г.), Афанасие Иванове, († 1805 г.), Августине Виноградском († 1819 г.). Иринее Клементьевском († 1818 г.), Амвросие Подобедове († 1818 г.). Феофилакт Горский, воспитанник и ректор московской академии, составил «гармонию и толкование на все Св. Писание, которые хранятся между рукописями московской и петербургской академий. Аполлос Байбаков, воспитанник московской академии и московского университета, будучи ректором академии составил для публичного объяснения Слова Божия толкование на послания ап. Павла к Ефесянам, Галатам, Филиппийцам, Колоссянам, первое и второе послание Фессаллоникийцам¹³⁶. В толкованиях на эти послания, как назначенных для публичного произношения, Аполлос Байбаков не вдается в учёные филологические исследования, нигде не ссылается на греческий текст посланий апостола, но по тексту славянскому старается удобопонятно изложить учение апостола Павла. Ясность и удобопонятность изложения ап. Павла по славянскому тексту составляют главную задачу толкования. Для этого он избрал самую простую форму, – каждое слово стиха он передает в нескольких удобопонятных выражениях и предложениях¹³⁷. Пред началом посланий помещает самые общие замечания о писателе послания, времени его написания п проч., большею частью заимствованные из сказаний, помещаемых в старинных печатных и рукописных изданиях. В конце посланий по главам указывает свидетельства, приводимые ап. Павлом из других книг Св. Писания¹³⁸. При объяснении посланий главным образом следует св. Златоусту. Гавриил Петров воспитанник московской академии, а в последствии времени митрополит новгородский и петербургский, будучи ректором московской академии, составил толкование на все соборные послания, за исключением первого послания апостола Петра, изъяснённого Тихоном воронежским¹³⁹. Это толкование составлено по примеру предшествующего; мысль каждого стиха передается в более обширном виде, при пояснении другими местами Священного Писания и толкованиями отеческими; к некоторым стихам присоединяются нравственные назидательные размышления¹⁴⁰. Meфодий Смирнов, архиепископ псковский († 1815), будучи ректором московской академии, составил толкование на послание к Римлянам. Это толкование отличается от предшествующих тем, что в нем на ряду с славянским текстом помещается русский перевод в некоторых местах буквальный, в других свободный; в подстрочных примечаниях под текстом приводятся мнения отеческие на некоторые места; к концу толкования приложена карта всех географических мест, упоминаемых в Новом Завете¹⁴¹. Афанасий Иванов воспитанник и ректор московской академии, а в последствии времени архиепископ екатеринославский, оставил в рукописи записки на Св. Писание, в которых сличает славянский перевод с греческим и еврейским текстом. Августин, архиепископ московский, также в рукописи оставил толкования на послания апостольские. Но более всех их потрудился Ириней Клементьевский, воспитанник и наставник московской академии, а в последствии времени архиепископ псковский. Будучи назначен ректором ростовской семинарии, он и здесь открыл публичные изъяснения Слова Божия, по примеру московской академии, и приготовил для них толкования на послания ап. Павла к Римлянам и к Евреям. Толкования на эти послания, как приготовленные для публичного преподавания, подобно прежним, не имеют строго научного характера; толковник, по примеру предшественников, заботился только об ясной передаче мыслей священного текста и популярном их изложении; но он отличается от предшественников логическим и последовательным изложением содержания послания Ап. Павла и более подробным изъяснением самого текста. Толковник любит находить в священном тексте кроме буквального иносказательный и таинственные смыслы¹⁴². Большей научностью отличаются его толкования на ветхозаветные книги: Двенадцать «малых» пророков, книгу Псалмов, книгу пророка Даниила. В толкованиях на эти книги толковник часто на основании филологических исследований старается уяснить мысль текста, иногда сличает греческий текст с еврейским, пользуется лучшими западными толковниками¹⁴³. Таково в особенности его толкование на книгу Псалмов, при первом издании которого он пользовался западным толковником Беллярмином, при втором еврейским текстом, изданным в Вене с приложением латинского парафраза, перевода LXX толковников и с подстрочными примечаниями¹⁴⁴. Нужно, впрочем, заметить, что толкования его на ветхозаветные книги составлены спешно; в них иногда встречаются погрешности против правил герменевтики и библейских сказаний. Тем не менее заслуга этого учёного архипастыря нашей церкви в отношении к библейской экзегетике велика. Владея хорошо греческим языком, он сам частью исправлял по греческому подлиннику прежние переводы отеческих толкований на книги Св. Писания, частью других поощрял к занятиям подобного рода. Так им вновь сличены с греческим текстом и по нему исправлены Беседы св. Иоанна Златоуста на послания к Римлянам, Коринфянам, Филиппийцам и на Евангелие Иоанна¹⁴⁵. Кроме того, здесь же в московской академии в это время было положено начало составлению научных руководств к изучению книг Св. Писания. Амвросий Подобедов митрополит новгородский и петербургский, будучи ректором московской академии, составил по западному руководству Гоффмана введение в книги Св. Писания Ветхого и Нового Завета. Как первый опыт в нашей отечественной литературе, это введение было весьма достаточным для своего времени. Кроме общих библиографических сведений о каждой книге, он указывает при каждой книге места, достойные особенного внимания, разделение по содержанию не только целых книг, но и самых глав¹⁴⁶.

В конце XVIII века внимание к занятию книгами Св. Писания было возбуждено и в других духовно-учебных заведениях. С преобразованием петербургской и казанской семинарий в академии, в 1797 г., положениями определялось читать Св. Писание в этих заведениях с объяснением труднейших мест, толковать публично по воскресным дням, пред литургией, апостольские послания по правилам герменевтики с присоединением нравоучений¹⁴⁷. Вследствие этих распоряжений наставники академий должны были озаботиться составлением научных руководств к знакомству с книгами Св. Писания. Из них были напечатаны: Герменевтика (Compendium hermeneuticae sacrae), составленная по западным руководствам Виттенбаха и Рамбахия Антонием Знаменским. ректором петербургской академии, «Опыт священной географии с картами для употребления в духовных училищах», составленный наставником петербургской академии П. Б. Вигилянским¹⁴⁸. Под влиянием новых требований были составлены толкования на все апостольские послания и в киевской академии ректором киевской академии Иринеем Фальковским († 1823 г.). Из них были напечатаны толкования только на два послания: к Римлянам и Галатам¹⁴⁹. По методу и способу изложения они не отличаются от предшествующих толкований на эти послания. Толковник ограничивается простым изложением смысла славянского текста, следуя главным образом западному толковнику Корнелию Аляпиде¹⁵⁰. В казанской академии в это время было переведено с греческого толкование воскресных Евангелий с нравоучительными беседами, составленное Никифором Феотоки, архиепископом славянским по лучшим толковникам восточной церкви¹⁵¹. Здесь же составлен так названный Приточник Евангельский Сильвестром Лебединским († 1808 г.), ректором казанской академии, а в последствии времени архиепископом астраханским. Он представляет свод лучших отеческих толкований на притчи Христовы, помещённые в Евангелиях¹⁵². В это же время стали было уже составлять и для семинарий научные пособия для знакомства со способами объяснения Слова Божия. Такова была «Драхма от сокровища божественных писаний Ветхого и Нового Завета», т. е., сокращение правил при чтении Св. Писания к знанию потребных, в пользу священно и церковно-служительских детей курской семинарии в высших классах, составленное Феоктистом Мочульским († 1818 г.), архиепископом курским и белоградским¹⁵³. Это сокращение правил состоит из сбора самых общих и элементарных сведений о тех смыслах, которые находятся в книгах Св. Писания, и о тех правилах, которыми нужно руководиться при открытии этих смыслов.

Впрочем, в это время уже не одни наставники и преподаватели духовно-учебных заведений и лица, непосредственно заинтересованные их судьбой, исключительно занимались Словом Божиим. Лучшие воспитанники этих заведений, занимая различные служебные должности, старались содействовать разумному пониманию Слова Божия, частью своими собственными посильными трудами, частью вновь переводимыми и вновь поновляемыми в переводе отеческими толкованиями на книги Св. Писания. Во второй половине XVIII века были сделаны переводы некоторых отеческих толкований, до этого времени еще не переведенных, а из прежних многие исправлены и вновь изданы. Синодальный переводчик Стефан Писарев перевел с греческого часть бесед св. Иоанна Златоуста на книгу Псалмов¹⁵⁴; священник петербургского Воскресенского девичьего монастыря Иоанн Сидоровский († 1795г.), воспитанник костромской семинарии, перевел остальные беседы св. Иоанна Златоуста на книгу Псалмов, толкование на восемь глав книги пророка Исаии¹⁵⁵. Он же стал было переводить толкование на двенадцать малых пророков св. Кирилла Александрийского, но этого перевода не окончил. В это же время изданы и другие толкования этого святителя в новом исправленном переводе¹⁵⁶, толкования Феофилакта Болгарского на четыре Евангелия, беседы св. Василия Великого на Шестоднев¹⁵⁷. Из трудов более или менее самостоятельных, посвященных изъяснению Слова Божия воспитанниками духовно-учебных заведений, не состоявшими на училищной духовной службе, можем здесь упомянуть об «Изъяснении воскресных и праздничных Евангелий», составленном священником Иоанном Сидоровским, об «Опыте соглашения всех четырех евангелистов во всех повествованиях о Господе нашем Иисусе Христе», составленном протоиереем придворной церкви Иоанном Красовским († 1811 г.), о кратком изъяснении послания к Римлянам, составленном протопресвитером Сергием Краснопевковым. Изъяснение воскресных и праздничных Евангелий Сидоровского в кратком виде представляет сущность содержания этих Евангелий; с одобрения св. Синода оно было издано для употребления в народных училищах, в которых долгое время оставалось классическою книгою; краткое объяснение послания к Римлянам Краснопевкова, излагает сущность содержания этого послания с объяснением мест неудобопонятных в славянском тексте¹⁵⁸. У некоторых в это время уже пробуждалось стремление к филологическим сочинениям и изъяснениям библейского текста. Священник Алексей Булгаков составил свод славянской острожской Библии с латинским переводом «первоначальной Библии еврейского диалекта»¹⁵⁹. Священник Петр Алексеев († 1801 г.) составил церковный словарь, в котором поместил объяснение многих слов, встречающихся в Библии. Таковы были занятия книгами Св. Писания в течение XVIII века, в который уровень образования в северной России значительно повысился. Многие из толкований, составленных нашими иерархами в это время, не изданы и хранятся между рукописями¹⁶⁰. Главным условием, благоприятствовавшим такому обильному появлению у нас во второй половине XVIII века переводных и частью самостоятельных экзегетических произведений, было распространение более правильного школьного образования в среде духовенства. Домашнее самоучительство прежних времен, ограничивавшееся умением чтения одних церковно-богослужебных книг, теперь считалось недостаточным для получения иерейского сана. Нужно было довершить домашнее образование в школах первоначально устрояемых при архиерейских домах, потом постепенно преобразуемых в епархиальные семинарии, в которых при систематическом преподавании грамматики, риторики и пиитики главное внимание обращали на изучение древних языков. Лучшие воспитанники этих и высших духовно-учебных заведений хорошо владели древними греческим и латинским языками. Филологическому образованию их мы обязаны тем обилием экзегетических произведений, которые явились у нас во второй половине XVIII и начале XIX веков¹⁶¹.

Новое движение образованию в среде духовенства было дано реформами, совершёнными в нашем духовно-учебном ведомстве в, начале настоящего столетия. Среди забот о распространении образования в гражданском ведомстве император Александр I «отеческим сердцем обратился и к смиренным обителям духовного просвещения, в которых люди, пожертвовавшие небесной мудрости блеском земного счастья и выгодами общежития, посеяли первые семена полезных знаний не токмо для церкви, но и для отечества»¹⁶². Комитет, составленный по Высочайшему повелению в 1807 году для обсуждения мер к поднятию образования в духовно-учебных заведениях, рассматривая различные изменения, произведённые в разные времена в образе учения и управления в духовных училищах, нашел, что духовные училища, устрояемыя отдельно и без общих правил, не имеют ни общего систематического образования, ни полного устава, ни полной связи их управления с академиями, хотя все это давно признавалось для них нужным¹⁶³. Вследствие этого комитет главною задачею своего труда поставил дать надлежащее устройство административной и учебной части. Обращая внимание на последнюю, комитет признал нужным отделить главные науки от второстепенных и установить между ними надлежащую связь. Сообразно с главною целью учреждения духовных училищ, «которая состоит в основательном и твердом обучении предметам, к духовному званию принадлежащим», комитет нашел, что все науки, «в училищах сих преподаваемые, должны относиться к сему роду учения и открывать во всем пространстве истинные его источники.» Таким образом «изучение древних языков и наипаче греческого, и латинского, основательное познание языков славянского и славяно-российского, познание древней истории и особливо церковной и священной, познание лучших образцов духовной словесности, и наконец учение богословское во всех его отделениях, должны занимать преимущественно сии училища». К второстепенным наукам комитет относил общеобразовательные науки – исторические, философские и математические. Устанавливая связь между теми и другими, комитет главное место давал общеобразовательным наукам в низших классах; в высших же классах он признавал первенство за богословскими науками. Таким образом в первых двух классах семинарий главными науками считались словесные и философские науки, в последнем – главное место давалось наукам богословским; в низшем курсе академий главными науками также считались науки философские и словесные, в высшем курсе первое место давалось наукам богословским. Система духовного образования, построенная на таких началах не могла не дать хороших результатов. Богословское образование было поставлено на первом плане; но при нем считалось необходимым основательное изучение общеобразовательных наук, философских и исторических; основанием богословского образования полагалось основательное изучение классических древних языков. Таким образом богословское образование должно было быть вполне научного характера. Таким оно в скором времени оказалось.

В ряду других богословских наук изучению книг Св. Писания также назначалось важное место. В продолжение академического курса полагалось прочитывать все Св. Писание – Ветхий и Новый Завет; Ветхий Завет в первую половину курса, Новый – в последнюю, или наоборот. При вступлении в чтение нужно было излагать общее предварительное обозрение книг Ветхого Завета и историю библейского текста. В обозрении каждой книги нужно было изъяснять: 1) её расположение; 2) буквальный и таинственный смысл текста; 3) главнейшие места богословских истин; 4) места трудные, преимущественно знаменательные и спорные. Кроме того, полагалось различие в чтении разных книг и мест Св. Писания. В ряду исторических книг Ветхого Завета особенное внимание наставников было обращаемо на книгу Бытия, которая должна быть истолкована во всем пространстве, из учительных – на книги Екклесиаста и Песнь Песней, из пророческих – на книгу Исаии. Псалтирь заключает чтение книг Ветхого Завета, потому что она есть как бы некоторое сокращение Ветхого Завета: в ней есть история, поучения и пророчества: она относится ко всем временам Ветхого Завета: ибо содержит песни Моисея, Давида, Соломона и прочих священных писателей, живших как прежде, так и после пленения вавилонского, когда полагается печать на писания Ветхого Завета. Её особенному употреблению в церкви христианской соответствует особенное внимание к её изъяснению. Из новозаветных книг исторических особенное внимание наставников обращается на Евангелие Иоанна, из учительных – на послания ап. Павла к римлянам, к коринфянам и к евреям¹⁶⁴. Кроме того, уставом 1808 г. полагалось ввесть чтение о книгах Св. Писания и в семинарские курсы, в которых оно доселе не считалось обязательным. Таким образом в связи с другими богословскими предметами изучение книг Св. Писания должно было также принять научное направление в преобразованных духовно-учебных заведениях.

В каком виде стало изучаться Слово Божие в преобразованных академиях, показали Записки на книгу Бытия, составленные в первый курс петербургской академии ректором этой же академии архимандритом Филаретом. Научные филологические исследования, сличённые с мнениями отцов, лучших древних и позднейших толковников, служили главными данными, на основании которых определялся истинный смысл Слова Божия. Толкователь сличает перевод, сделанный по тексту LXX толковников с еврейским текстом и в местах, требующих пояснения, пополняет его. В местах, трудных для понимания, он обращается к древним переводам Акилы, Симмаха, Феодотиона, пользуется мнениями древних парафрастов, толкованиями отеческими¹⁶⁵. При буквальном изъяснении текста указывает иносказательный и пророческий смыслы в тех местах, в которых такие находятся. Таков был первый опыт толкования книги Бытия, преподанный в петербургской академии¹⁶⁶. В нем еще не были введены критические исследования, оправдывающие содержание книги и важнейших догматических мест, направленные против экзегетов рационалистов; не были сообщены строго-критически проверенные библиографические сведения о самой книге, но положительная сторона книги была изъяснена хорошо. И в этом отношении Записки на книгу Бытия не потеряли еще и в настоящее время своего значения.

Плодом такого серьёзного отношения к изучению книг Св. Писания было приготовление воспитанников, получавших основательное филологическое образование и особенную расположенность к занятию Словом Божиим¹⁶⁷. Известный наш филолог и любитель Слова Божия Герасим Петрович Павский († 1862) был воспитанником первого курса петербургской академии. Историко-филологическое обозрение книги Псалмов, избранное им для получения академической степени магистра богословия, вполне характеризует то направление, которое Г. П. Павский получил в академии¹⁶⁸. Строгие критические приемы, основанные на филологических исследованиях, отличают его труд. Такими результатами должно было сопровождаться введение нового устава и в других академиях, а по следам их и в семинариях, так как по новому уставу семинарии были поставлены в тесную зависимость от академий¹⁶⁹. По крайней мере в петербургской академии ряд филологов не оскудевал. Известный наш переводчик Ветхого Завета с еврейского языка архимандрит Макарий Глухарев († 1847), был воспитанником второго курса петербургской академии.

Судя по началу, можно было ожидать большого развития экзегетики книг Св. Писания в наших духовно-учебных заведениях. Все данные к занятиям подобного рода были подготовлены; но обстоятельства обратили внимание на другой предмет.

В 1812 г. у нас в России было открыто библейское общество по примеру других библейских обществ, открытых в западной Европе¹⁷⁰.

Целью своею на первых порах это общество поставило доставить каждому человеку в России Библию, или Слово Божие, без всяких от себя пояснений, дабы он читал, поучался, управлялся и был благополучен в сей жизни и блажен в будущей¹⁷¹. Для достижения этой цели общество предоставляло себе только печатание Библий на иностранных языках; славянские же, издание которых находилось в ведении Синода, приобретало покупкой. Такова скромная задача, которую библейское общество преследовало на первых порах. В 1814 г., тотчас после возвращения из кампании императора Александра I, библейское общество поднесло ему по одному экземпляру Библий, отпечатанных на различных языках и наречиях¹⁷². Приняв благосклонно дар приносителей, император выразил при этом желание, дабы Слово Божие, доступное почти всем народам на их родном языке, было переложено и на русское наречие. Это желание чрез президента библейского общества князя А. Н. Голицына было предложено св. Синоду, который, сочувствуя воле Государя, поручил для этого дела комиссии духовных училищ – выбрать из членов духовной академии способных к этому лиц и поручить им перевод св. книг под наблюдением ректора петербургской академии Филарета¹⁷³. Поэтому поводу, 23 Февраля 1816 г. состоялся указ св. Синода, в котором между прочим значилось следующее: «Его Императорское Величество с прискорбием усматривает, что многие из россиян, быв удалены от древняго славянскаго наречия, не без крайняго затруднения могут употреблять на сем единственном наречии священныя книги...; и как в церкви греческой патриаршею грамотою одобрено народу чтение Св. Писания Новаго Завета на новейшем греческом наречии, то Его Императорское Величество находит соответственным с обстоятельствами, чтобы и для российскаго народа сделано было переложение Новаго Завета на новое российское наречие»¹⁷⁴. В силу этих распоряжений лучшие подготовленные силы академий были употреблены на дело перевода Библии.

Мысль о переводе Библии на русский язык не нова и не исключительно принадлежит этому времени. Скоро после издания славянской Библии в лучшем и исправленном переводе, архиепископ московский Амвросий Зертис-Каменский († 1771 г.) вместе с Варлаамом Лящевским, в то время Донским архимандритом, занимался переводом Псалтири с еврейского языка на русский. Перевод был окончен и уже приготовлен для поднесения императрице Екатерине II, но за смертью его не был тотчас издан¹⁷⁵. Спустя несколько времени св. Тихон Воронежский († 1783), пребывая на покое, считал нужным и решился сам перевесть книгу Псалмов с еврейского и Новый Завет с греческого на русский язык¹⁷⁶. В начале настоящего столетия поднятый вопрос о переводе Библии на русский язык был встречен с большим сочувствием. Некоторые из современников так отзывались об этом деле: «по истине можно сказать, что дело перевода сего есть величайшее благодеяние для русского народа; совершение этого труда пребудет всегда драгоценным перлом в венце императора Александра I, которому Бог первому вложил в ум дать народу облегчительное средство к уразумению Слова Божия»¹⁷⁷. Таким образом в 1816 г. русская церковь уже с своими собственными возращенными силами приступила к переводу Библии на русский язык с оригинальных еврейского и греческого текстов.

Начатый перевод производился, однако не спешно, поскольку, по словам отчета за 1816 год, «как cиe дело есть великой и особенной важности, то оно и производилось с надлежащею осторожностию и всем вниманием». Полный перевод новозаветных книг был окончен только в 1820 году. Главное участие в нем принимали наставники академий, знавшиe древние языки, которым поручалась одна какая-нибудь книга для перевода¹⁷⁸. Для пересмотра и приведения в единство разных переводов составлен был особый комитет из членов св. Синода, преимущественно из тех, которые знали древние языки, также из ректоров академий и семинарий¹⁷⁹. К концу марта 1819 года окончательно были пересмотрены и напечатаны четыре Евангелия. Из членов комитета главное участие в пересмотре четвероевангелия принимал бывший ректор петербургской академии, в это время уже архиепископ тверской, Филарет. Он же составил предисловие к печатному четвероевангелию, в котором указав не только на необходимость перевода библейского текста на удобопонятные языки, но и потребность постоянного его возобновления для приспособления к народному пониманию, представил образчик подобного исправления в нашей церкви в лице святителя Алексия, занимавшегося исправлением новозаветного текста по греческому подлиннику. Эта-то потребность возобновления перевода книг Св. Писания чувствовалась и в это время. «Ныне находящееся в употреблении русское наречие столько уже удалилось от славянского, употреблённого в переводе Св. Писания, что дабы облегчить народу разумение оного, уже недостаточна была бы перемена нескольких древних неупотребительных слов на новые употребительные, но требуется возобновление всего перевода, сообразно с настоящим состоянием русского наречия». В силу этих требований по указанию императора Александра I, был начат перевод священных книг на русский язык. Предисловие оканчивается воззванием к читателям благосклонно принять «переведенное доныне Евангелие четырех евангелистов». Скоро по напечатании четвероевангелия приступили к изданию остальных новозаветных книг. Главным пересмотршиком и исправителем всех частных переводов этих книг был уже Герасим Петрович Павский, приглашённый в комитет на место выбывшего из Петербурга Филарета. К каждому собранию комитета он приготовлял пересмотренный текст для окончательного одобрения. В 1821 году был издан перевод всего Нового Завета на церковно-славянском и русском наречии вместе. Этот перевод, как отзывались современники, «служил для многих кратким, но достаточным толкованием»¹⁸⁰. Действительно в нем речь славянская уяснялась и священный текст становился удобопонятнее для народа, но за то он не был уже так близок к греческому подлиннику, как славянский перевод. В нем были допущены некоторые незначительные уклонения¹⁸¹, сделанные прибавления для полноты и ясности речи нередко видоизменяли смысл греческого текста¹⁸², самый греческий текст, избранный для перевода, не вполне был близок к древнему славянскому переводу¹⁸³. Тем не менее, как первый опыт, который с течением времени должен был совершенствоваться, перевод этот заслуживает полное внимание и уважение.

По окончании перевода новозаветных книг, занялись переводом книг ветхозаветных, который также был поручен наставникам академии. Из членов комитета главное участие в пересмотре частных переводов принимал Павский; под его редакцией был приготовлен перевод Пятикнижия Моисеева, книги Иисуса Навина, Судей, Руфи и первой книги Царств. Из них в 1825 году были напечатаны: Пятикнижие Моисеево, книга Иисуса Навина, Судей и Руфь. Перевод этих книг отличается большою аккуратностью; он сделан собственно по еврейскому тексту, но слова прибавочные, находящиеся в тексте LXX переводчиков и вошедшие в наш славянский перевод, внесены также и в этом переводе и поставлены в скобках. Таким образом этот перевод в некотором отношении составляет соединение двух текстов современного еврейского и древнего греческого. В отношении к еврейскому тексту переводчики не следовали рабски его букве, но наблюдали ясность выражения мысли¹⁸⁴. Еще прежде окончания перевода новозаветных книг Павский, примечая много темных мест в знакомой ему из детства Псалтири, перевел ее по собственной охоте с еврейского. И этот перевод также был пересмотрен в особенном комитете, одобрен членами св. Синода и издан в свет в 1822 году, с предисловием, в котором указывались причины отступления нового перевода от древнего славянского в местах неудобопонятных или переведенных несогласно с ныне принятыми чтениями еврейского текста. Впрочем, перевод Псалтири не может быть назван столь совершенным переводом, как перевод предшествующих ветхозаветных книг. Многие места в ней переведены на основании тех филологических исследований, которые были сделаны в восемнадцатом веке Михаэлисом и Ейхгорном, и которые в настоящее время потеряли свое значение и силу¹⁸⁵; в других местах переводчик, не желая совершенно уклоняться от первоначального славянского перевода, избирал средину между тем и другим¹⁸⁶.

В скором времени после напечатания вышеупомянутых ветхозаветных книг, библейское общество было закрыто. Перенесенное к нам с запада, созданное под влиянием чуждых нам и сторонних деятелей, общество это не нашло у нас сродной почвы для своего развития. Тем большее противодействие это общество встретило в нашей среде, когда в состав его членов вошли непризванные учители и от его имени стали распространять свои идеи и свои книги¹⁸⁷. В тридцатых годах настоящего столетия библейское общество доживало свои последние дни¹⁸⁸. С закрытием библейского общества остановилось печатное издание Библии в русском переводе; но потребность облегчительных средств к чтению и разумению Слова Божия, вышедшая из исторических причин, не могла уже уничтожиться. В тиши кабинетов люди, подготовленные и чувствовавшие себя способными занимались переводом священных книг. Будучи профессором еврейского языка и литературы в петербургской академии, Павский переводил с еврейского на русский язык Библию, книгу за книгою. Студенты интересовались этим переводом и записывали его за профессором. Когда составилась полная Библия, студенты, воспользовавшись данным им правом литографировать лекции, налитографировали русский перевод Библии (собственно учительных и пророческих ветхозаветных книг). Налитографированные экземпляры посланы были в подарок в Москву и Киев и отсюда быстро распространялись и в других местах империи. Это было в сороковых годах настоящего столетия. К сожалению, примечания, присоединённые к этому переводу, дали повод к нареканиям на дело, – и распространение перевода было остановлено. Еще ранее этого времени в 1834 г. другой воспитанник петербургской академии Макарий Глухарев, бывший в это время начальником алтайской духовной миссии, писал к московскому митрополиту Филарету: «вечная память и благодарность государю Александру I, российская церковь имеет Новый Завет и книгу Хвалений на российском языке. Между тем благодать за благодатию, казалось, готова была изливаться на Россию; как слышно, Пятокнижие Моисеево уже предано было тиснению; уже готов был и сей светильник возсиять в Божией скинии... Где же ныне сей дар Божий? без сомнения вопрошают многие, для которых Слово Божие вожделеннее сребра и злата. Ужели поток благословений Божиих, открывшийся для Poccии, сокрылся в землю и не явится паки? И когда для сего великаго благодеяния Божия снова откроется удобный путь, дабы оно достигло целости и полноты своей?» Доказывая затем настоятельную потребность появления в русском переводе остальных ветхозаветных книг, опровергнув мнения тех, которые считали преждевременным или даже совершенно излишним перевод книг Св. Писания на русское наречие¹⁸⁹, Макарий, для приведения в исполнение этого доброго дела, от себя предлагал такой проект: «при петербургской духовной академии можно издавать особый журнал под названием: «Опыты в переводе с еврейского и греческого», и в сем журнале который без всяких предварительных объявлений, был бы рассылаем не по церквам, а по всем лицам учащим в академиях и семинариях, если бы, например, в четыре месяца выходила книга такой меры как весь Новый Завет на российском наречии, то можно было бы в продолжение двух лет поместить весь Ветхий Завет, начиная с пророческих книг, продолжая агиографами и апокрифами и заключив cиe издание книгами каноническими исторического содержания. Сия мера еще спокойнейшим путем вела бы к цели, если бы к тексту были прилагаемы избранные параллели и самые краткие примечания, между прочим, в изъяснение пророчеств. Тогда мы стали бы спокойно ожидать времени, какое правители церкви получили бы для рассмотрения, исправления, усовершения, одобрения и усвоения церкви российской сего приготовительного труда. Не знаем, почему в свое время не было обращено внимания на это предложение архимандрита Макария и не было дано ему хода. Но Макарий, глубоко сознавший потребность издания Библии на русском языке, сам занялся переводом книг Св. Писания и перевел с еврейского на русский язык все ветхозаветные книги, писанные на еврейском языке¹⁹⁰. В это же время в духовных академиях были и другие ревнители, которые занимались переводом книг Св. Писания с еврейского и греческого языков.

Таким образом, когда в 1856 году, в благословенные дни священного коронования Благочестивейшего Государя Императора Александра Николаевича (когда в Москву с членами св. Синода имели случай собраться и другие иерархи русской церкви), священный собор входил в рассуждение о доставлении православному народу способа читать Св. Писание, для домашнего назидания, с удобнейшим по возможности разумением, и потом с Высочайшего соизволения принял для сего деятельные меры: воспитанники и наставники духовных академий оказались достаточно готовыми содействовать скорейшему осуществлению этого доброго дела. В скором времени, после издания достопамятного манифеста 18 Февраля 1856 года о религиозно-нравственном образовании народа и высказанного желания св. Синодом содействовать ему доставлением способа читать Св. Писание на дому, бывшие наставники и воспитанники академии спешили пособить этому доброму делу изданием своих заготовленных трудов по переводу священных книг. Таким образом в 1859 году была издана в русском переводе книга премудрости Иисуса сына Сирахова, в 1860 году книга Иова, в 1861 году книга Екклесиаста. Обе первые книги изданы с краткими подстрочными объяснениями текста, с историко-филологическими замечаниями; пред книгою Иова помещено предисловие, в котором говорится о времени написания книги и её писатель¹⁹¹.

Наконец по благословению св. Синода в 1860 году было издано в русском переводе святое Евангелие Господа нашего Иисуса Христа, а в следующем году были изданы все остальные новозаветные книги. Новое издание Нового Завета в русском переводе не было одним повторением перевода, изданного библейским обществом в 1821 году. При новом издании прежний перевод вновь был сличен с греческим текстом, и некоторые места в нем были приведены в большее согласие с греческим подлинником¹⁹², другие переведены чище и правильнее¹⁹³, наконец язык поновлен и исправлен. Текст нового издания таким образом стал ближе к греческому подлиннику и древнему славянскому переводу, но при всем том новоизданный текст все-таки еще не может заменять древнеславянского перевода в точном воспроизведении мысли греческого текста¹⁹⁴.

Новое издание четвероевангелия в русском переводе составляло только начало перевода всего Св. Писания не одного Нового, но и Ветхого Завета. По распоряжению св. Синода духовные академии и служащие при них, призванные к участию в деле переложения священных книг на русский язык, с 1860–61 годов стали помещать в периодических духовных изданиях опыты переводов священных книг с еврейского на русский язык. Таким образом в Православном Обозрении с 1860 года был помещаем перевод почти всех ветхозаветных книг – канонических архимандрита Макария, начиная с книги пророка Исаии, и не канонических свящ. А. Сергиевского, – в Христианском Чтении перевод исторических книг, начиная с книги Бытия, в Трудах киевской духовной академии перевод книг Царств и следующих за ними, в Духе Христианина перевод книги Притчей Соломоновых, третьей книги Царств и др. Павского.

Еще не наступило время произнести окончательно суд о внутреннем достоинстве и характере этих переводов; но при сличении их между собою и с еврейским подлинником не трудно заметить между ними разницу. В то время, когда перевод арх. Макария, следуя еврейскому тексту, не строго держится его буквы и остается более верным духу библейского текста, перевод, помещаемый в Христианском Чтении, более придерживается буквы еврейского текста и его идиотизмом. Перевод Павского близок к переводу арх. Макария¹⁹⁵; перевод исторических книг, помещенный в Трудах киевской духовной академии, за исключением первых (18 гл.) глав первой книги Царств, свободно передает мысль библейского текста.

Из этих переводов, помещенных в периодических духовных изданиях, отдельным выпуском еще изданы девять исторических книг в русском переводе, сделанном профессором киевской академии Гуляевым, с подстрочными филологическими, археологическими и историческими замечаниями¹⁹⁶. Перевод ветхозаветных книг, помещаемый в Православном Обозрении, уже приходит к концу. Можно надеяться, что по распоряжению св. Синода скоро будет издан на русском языке полный перевод Ветхозаветной Библии; в настоящее время вышла уже вторая часть синодального перевода, содержащая в себе 15 книг от книги Иисуса Навина до Иова. Но издание такого общего перевода не помешает появлению в то же время других отдельных и частных переводов. «Bсе cии столь различные переводы единой Библии, как хорошо замечал архимандрит Макарий, если совершаются благонамеренно и с благоговением, суть испытания Писания, по заповеди Иисуса Христа, усилия и стремления слова человеческого к подражанию и соответствованию Слову Божию, усилия и стремления, в которых слово человеческое испытывает немощь свою, и Слова Божия непостижимый разум и силу; однако получает благословение»¹⁹⁷. В особенности чувствуется у нас нужда в таком издании библейского текста, в котором указывались бы разности и причины разностей между чтениями, принятым в современном еврейском тексте и древнем переводе LXX переводчиков, которому главным образом следует наш славянский текст. Таким образом в непродолжительном времени, при настоящем состоянии образования, у нас могут явиться многие переводы библейского текста, имеющие в виду содействовать разумному пониманию Слова Божия¹⁹⁸.

Введение более правильного и систематического образования в духовно-учебные заведения в начале настоящего столетия сопровождалось, как мы видели, изданием ученых записок на книгу Бытия. Такое начало могло предвещать счастливую будущность для развития библейской экзегетики в наших духовно-учебных заведениях. Но на деле вышло не совсем так. Воспитанники преобразованных духовно-учебных заведений оставили нам меньше цельных толкований на книги Св. Писания, чем воспитанники прежних духовно- учебных заведений. Со времени издания записок на книгу Бытия, спустя целых двадцать пять лет, были изданы только одни записки на послание к Ефесянам протоиереем Сквориевым. Записки эти составлены в строг научном духе. После предварительных сведений, излагая которые, автор критически относится к мнениям других толковников, он в общих чертах прежде представляет содержание послания и затем переходит к частному объяснению содержания послания, при котором весьма часто изъясняет значение слов греческих, сличает текст славянский с греческим, указывает греческие чтения, отличные от тех, которым следовал наш славянский текст. Содержание послания разделено на отделы, между которыми установлена строгая логическая последовательность. Это единственное в собственном смысле толкование, изданное в это время.¹⁹⁹ Изданные ранее (1819–1820 гг.) «Мысли при чтении посланий ап. Павла к Солунянам, Галатам, Колоссянам и Ефесянам» протоиерея и ректора харьковского коллегиума, воспитанника не преобразованных духовно-учебных заведений, Андрея Прокоповича, принадлежат к прекрасным назидательным размышлениям; но в них не объясняется текст речи апостольской исторически и филологически. К такого же рода толкованиям принадлежат беседы на евангелиста Матфея, говорённые Филаретом, архиепископом рязанским²⁰⁰, и его же беседы на Евангелие Иоанна, изданные в 1832 году; в них преобладает нравственный назидательный элемент.

Такое незначительное число толкований, изданных в первой половине настоящего столетия не может, однако служить доказательством упадка самых занятий изучением Св. Писания. Лучшие силы наших преобразованных духовно-учебных заведений в первое время были заняты переводом книг Св. Писания. Затем сознание более серьезных требований относительно библейской экзегетики не располагало к спешному печатному изданию цельных экзегетических трудов. Отдельные же места книг Св. Писания, изъяснённые по правилам библейской герменевтики, появлялись и тогда. Известен опыт толкования на 67-й псалом ректора петербургской академии Филарета (см. «Правосл. Обозр.»1869 г. №3). Известны толкования на первый и второй псалмы Иннокентия, епископа пензенского.²⁰¹ Со времени открытия периодических изданий при высших духовно-учебных заведениях²⁰² опыты отдельно изъясненных мест печатались в этих изданиях. В «Христианском Чтении», в первые годы его издания, было помещено много прекрасно объясненных мест из ветхозаветных пророческих книг,²⁰³ в «Воскресном Чтении» изъяснены многие важнейшие и труднейшие места из новозаветных книг.²⁰⁴ В тех же изданиях не редко помешались отдельные библиографические исследования о книгах Св. Писания.

С пятидесятых годов настоящего столетия число печатных толкований на книги Св. Писания стало увеличиваться. В 1854 году было издано объяснение послания св. ап. Павла к Галатам, составленное архимандритом Агафангелом. В 1856 году был издан второй выпуск сочинения Феодора Яковлева: «Апостолы – очерк жизни и учения св. апостола и евангелиста Иоанна Богослова в Евангелии, трех посланиях и Апокалипсисе».²⁰⁵ В 1858 году было издано краткое изъяснение первого соборного послания св. апостола и евангелиста Иоанна Богослова, составленное протоиереем Ильею Соколовым. В 1859 году был издан «Подробный сравнительный обзор четвероевангелия в хронологическом порядке с картою Палестины и другими приложениями, составленный священником Гречулевичем».²⁰⁶ В 1863 году было издано толкование на послание ап. Павла к Галатам, составленное Филаретом, архиепископом черниговским. В прошедшем году изданы беседы на воскресные и праздничные чтения из Апостола Евсевия, архиепископа могилевского, служащие продолжением его бесед на воскресные и праздничные евангелия, изданных в 1855 году. В эти же годы (50–68) издано несколько отдельных исследований о книгах Ветхого и Нового завета,²⁰⁷ несколько отдельно изложенных библиографических сведений о книгах ветхозаветных.²⁰⁸ Кроме того, в современных периодических духовных изданиях продолжают помещаться не только отдельные исследования о книгах Св. Писания²⁰⁹, но и толкования изредка целых книг.²¹⁰ В некоторых из этих толкований и исследований заметно не только знакомство с лучшими западными толковниками, но и желание критически относиться к их трудам.²¹¹ Из толкований достойными внимания могут быть признаны толкования на послания ап. Павла к Галатам. арх. Агафангела и архиепископа Филарета, изъяснение учения евангелиста Иоанна, Яковлева, изложенное в очерках жизни и учения апостолов, беседы на воскресные и праздничные евангелия и апостолы Евсевия apxиеп. могилевского. В толкованиях на послание к Галатам соединены труды лучших западных толковников с мнениями отеческими, преимущественно Златоуста и Феофилакта Болгарского; текст славянский сверяется с греческим, указываются отличные чтения греческие от тех, которым следовал текст славянский.²¹² Яковлев в изъяснении учения апостолов, преимущественно евангелиста Иоанна, на котором он главным образом останавливается во втором выпуске своих очерков, старается представить содержание учения так наглядно и картинно, чтобы после предложенного им изъяснения по возможности ничего не оставалось неясным. Он главным образом пользуется толкованиями отеческими, но располагает их так, что они кажутся пополняющими друг друга. При этом самое толкование он излагает с искренним и неподдельным чувством.²¹³ В беседах на воскресные и праздничные Евангелия и Апостолы, главным образом назначенных для церковного назидания, Евсевий, apxиеп. могилевский, соединяет с назиданием точное изложение учения евангельского и апостольского. При изучении евангельской истории обзор четвероевангелия, в хронологическом порядке составленный священником Гречулевичем, может служить весьма важным пособием. Расположение евангельских событий в хронологическом порядке составлено по лучшим католическим толковникам, занимавшимся евангельскою хронологией; экзегетические замечания, изложенные во втором томе, могут значительно облегчать разрешение тех недоумений, которые встречаются при сличении евангельских событий между собою.

Несмотря на увеличившееся число толкований на книги Св. Писания в последнее время, на издание некоторых отдельных библиографических исследований, надлежащего научного руководства к изучению книг Св. Писания мы еще не имеем по настоящее время. После руководства к чтению книг Св. Писания, изданного Амвросием Подобедовым в конце восемнадцатого века, которое, как мы замечали, было переведено из Гофманова введения в книги Св. Писания, изданное в 1860 году «введение в книги Священного Писания Нового Завета» наставником вологодской духовной семинарии Алексеем Хергозерским, представляет сухой сборник библиографических сведений без критической поверки их исторической достоверности, без обращения внимания на знакомство с внутренним содержанием книг Св. Писания.²¹⁴ Рекомендованное для семинарий учебным комитетом «Пособие к доброму чтению и слушанию Слова Божия священника, магистра богословия, Василия Смарагдова» указано конечно за недостатком лучшего пособия. В нем собраны самые разнообразные сведения, относящиеся к чтению Слова Божия: в нем помещены священная география, иудейские времена и праздники, географический указатель, библейское летосчисление для всего Священного Писания, изъяснения монет, весов, мер и суточного счисления времени, упоминаемых в Св. Писании, указатель, служащий к изъяснению иносказательных слов и выражений в Св. Писании, правила герменевтические к изъяснению Слова Божия; к концу приложен краткий библейско-русский словарь, служащий к изъяснению несобственных слов и речений древне-славянских, также еврейских, греческих и других, оставленных без перевода в нашей Библии. Все эти сведения полезны и знание их необходимо при изучении Слова Божия; за собрание их в одно целое автора можно благодарить; но в руководстве, назначаемом учебником для средних духовно-учебных заведений, едва ли следует наполнять большую половину книги собранием этих сведений. Наставник средних духовно-учебных заведений не станет заставлять воспитанника заучивать географический указатель, библейский словарь, библейскую хронологию и т. п. Эти сведения полезны для него самого как справочные, и больше уместны при отдельном издании книг Св. Писания, или в отдельном археологическом сборнике. Учебник же должен вводить учащегося в более существенное знакомство с самыми книгами Св. Писания, их особенностями, их внутренним содержанием. Существенных же сведений о книгах Св. Писания в пособии священника Василия Смарагдова немного. В предварительных, понятиях о книгах Св. Писания ничего не сказано о каноне книг Св. Писания и его истории, не сообщено никаких сведений о библейском тексте, об особенностях и отличиях библейского языка. Во второй части, в обозрении книг, после самых общих библиографических сведений, содержание книг изложено по одним общим рубрикам без показания внутреннего отношения между ними. Чтение об исторических книгах Ветхого Завета, изданное наставником тверской семинарии Павлом Лебедевым, состоит из общих библиографических сведений об этих книгах с объяснением некоторых мест Пятикнижия, извлеченным, из отеческих толкователей²¹⁵. Выше перечисленных нами руководств стоит только что вышедшее «Введение в Новозаветные книги Свящ. Писания» перевод или даже переделка известного руководства Герике, – книга, изданная под редакцией инспектора моск. академии архим. Михаила. Этой книги вышла пока только первая половина, – вторая обещана в скором времени; по выходе всего сочинения, мы надеемся сказать о нем особо в последствии.

Немного также сделано у нас для библейской экзегетики книг Св. Писания, как науки. После латинского герменевтического руководства, изданного в начале настоящего столетия (Compendium Hermeneuticae sacrae), в 1828 году было издано такое же руководство на латинском языке архимандритом Иоанном, ректором петербургской духовной семинарии (Delineatio Hermeneuticae sacrae generalis). Затем на русском языке были изданы: Библейская герменевтика, или толковательное богословие, профессором петербургской семинарии Павлом Савваитовым и примечания к чтению и толкованию Св. Писания и толкований святоотеческих, составленные Игнатием, архиепископом воронежским и задонским. Оба эти герменевтические руководства состоят из изложения одних формальных внешних правил, касающихся библейской экзегетики. Толковательное богословие Савваитова излагает общие понятия о буквальном и таинственном смысле Св. Писания, о средствах к уразумению этих смыслов, – обращении внимания на словоупотребление, состав речи, исторические обстоятельства книги, – показывает необходимость знания грамматики, риторики, логики, естествоведения и др. наук; но не знакомит с характером библейской речи вообще и в частности каждого писателя, не указывает начал таинственного и буквального понимания книг Св. Писания, не знакомит с новейшими способами толкования книг Св. Писания историко-филологическим, историко-психологическим, и др., ограничивается изложением одной внешней стороны предмета. Важная, впрочем, услуга этого руководства состоит в том, что в нем исчислены и поименованы важнейшие экзегетические пособия и толкования на книги Св. Писания, изданные древними и позднейшими западными толковниками. Примечания к чтению и толкованию Св. Писания, составленные Игнатием, apxиеп. воронежским и задонским, состоят из практических советов к облегчению понимания Св. Писания, составленных по указанию отеческих толкований и самого Писания.

Более основательного изучения книг Св. Писания и составления надлежащих научных руководств к знакомству с ними можем ожидать с введением новых уставов в наши духовно-учебные заведения. По положениям устава для наших средних духовно-учебных заведений первое место в ряду других предметов отведено чтению Св. Писания, и притом главным образом его толкованию, так как чтение самой библейской истории соединяется с объяснением содержания библейских книг. Изучению древних языков греческого и латинского, главных вспомогательных средств к знакомству с книгами Св. Писания – назначено также важное место. Можно надеяться, что и в высших духовно-учебных заведениях чтение Св. Писания займет соответственное место.²¹⁶ Таким образом для успешного хода занятий книгами Св. Писания и самостоятельного развития у нас науки по Св. Писанию остается позаботиться об издании в исправном виде оригинальных библейских текстов еврейского и греческого,²¹⁷ и об издании древних и позднейших (III–ХII вв.) толковников, по крайней мере восточной церкви²¹⁸.

С. Сольский