Религия

Косвенные свидетельства. – «Бесполезные» орудия. – Не так всё просто.

Мы зашли в такую тьму неведения, что нам уже кажется неудобопостижимым то, о чём древние люди явно разумели.

Преподобный Серафим Саровский (†1833г.)

В 20-е годы XX века каждый советский школьник совершенно точно знал, что религия «произошла от слабости людей перед силами природы». И однажды, «испугавшись грома и молнии», волосатые дикари вдруг обрели веру и стали поклоняться идолам.

Многие наши современники даже не могут предположить, что первые люди на земле вполне могли знать Бога лучше, чем некоторые из их потомков.

В одной из своих книг по проблеме ранней истории человечества уже упоминавшийся советский идеолог пишет, что на самых начальных этапах истории первобытного общества уровень развития производительных сил был столь низок, что интересы людей не выходили за пределы непосредственного труда по добыванию пищи, по обеспечению своего существования в данный момент». И что «религия в человеческой истории неизначальна. Если труд, изготовление орудий отмечает собой появление человеческого общества, то к религии это не имеет никакого отношения»¹¹⁸.

Если перевести цитаты на более простой язык, то получится так: в древности всегда так сильно хотелось кушать, что было не до Бога.

Аргумент мощный, особенно для наших постоянно что-то жующих телезрителей.

Религиозность человека «должна» была, как полагают материалисты, появиться относительно поздно, как результат эволюции человека. А если в научной среде обнаруживались какие-то иные мнения, то это, как тогда говорили, давало «лазейку реакционерам и клерикалам». Чего допустить, конечно, было никак нельзя.

В реальности проблема крайне сложна. Обнаружить материализованные следы бытования атеистического мировоззрения, равно как и факты проявления религиозных чувств человека, жившего десятки и сотни тысяч лет назад, совсем не просто.

Вероятнее всего, нам удастся найти только непрямые, косвенные свидетельства душевных переживаний наших предков. А в таких случаях наши исследования должны носить очень деликатный, далёкий от идеологии характер.

В археологии прямым доказательством религиозности человека обычно принято считать факты погребения умерших. Это убедительно.

Явные следы таких ритуальных действий в период позднего палеолита хорошо известны. Есть захоронения, датированные средним палеолитом. Более древних могил пока не найдено. И обнаружить их крайне трудно. Людей было немного, Земля большая. Мало чего сохранилось для нас с того времени¹¹⁹.

Но прежде чем приступить к поиску косвенных свидетельств, проследим, какие ещё находки (кроме погребений) позволяют археологам говорить о религиозности человека, жившего в более позднее время, например в эпоху («нового каменного века»).

В первую очередь, к числу таковых можно отнести артефакты, традиционно интерпретируемые как «предметы культа».

В материалах археологических коллекций финала палеолита и неолита находок такого рода обнаруживается немало. Обычно это скульптурные изображения людей или животных, сложные для современного понимания, символические наскальные рисунки, гравировки на роговых или костяных пластинах и т.п.

Кроме перечисленных артефактов, к категории «культовых» можно отнести и так называемее «бесполезные орудия»…

При изучении находок позднего палеолита Дальнего Востока России была отмечена необычайная выразительность форм здешних каменных орудий¹²⁰. Практически каждый тип инструмента выделялся свое «внешностью». Причём иногда достаточно разительно. Это значит, например, что древний нож для мяса отличался по своей форме от ножа для обработки рыбы и уж никак не походил на нож для строгания дерева. Как показали эксперименты, форма каждого из типов орудий в то время оптимально подходила для выполнения именно «своей» работы.

Совершенство орудий проявлялось не только в подборе удачных форм ― древние мастера с большим вниманием относились и к материалу, из которого они изготавливали свои инструменты¹²¹. Использовался не просто камень, не просто удобный для расщепления и производства изделия, ― во главу угла ставились ещё и такие его свойства, которые должны были проявиться после изготовления из него орудия. Учитывались особенности будущего взаимодействия инструмента и того сырья, которое им придётся обрабатывать.

Так, например, при изготовлении скребковых орудий мастер использовал в качестве сырья камни различных пород. Если инструмент требовался, скажем, для обработки шкурки зайца, скребок делали из мелкозернистого липарита. Если для выделки шкуры оленя, то орудие готовили из крупнозернистых, рыхловатых, не очень прочных песчаников. Рабочий край такого скребка постепенно выкрашивался и оставлял на поверхности обрабатываемой шкуры абразивный порошок, необходимый для качественной и эффективной работы. При выделке шкур крупных животных это заметно повышало производительность труда. Скребки, обладающие свойствами такого запланированного саморазрушения, являлись фактически идеальными специализированными инструментами.

Коллекция дальневосточных археологических памятников демонстрирует и удивительно удачные результаты расщепления такого минерала, как халцедон. Структура этого камня делает правильный процесс его раскалывания чрезвычайно сложным. Мало того, что в природе халцедон обычно попадается с внутренними трещинами, в нём ещё множество пустот и посторонних включений. Отколоть от такого камня отщеп правильной формы очень непросто. Тем более трудно сделать орудие из цельного желвака.

И всё же из халцедона орудия делали, и делали внешне очень даже неплохие.

Всё это свидетельствует о высоком уровне развития технологии производства, о большом опыте и мастерстве жителей региона в период позднего палеолита.

В связи с этим особенно странными кажутся отдельные факты изготовления этими же людьми орудий… заведомо малопроизводительных.

Казалось бы, вы области производства инструментария всё должно быть подчинено принципу рациональности. Но некоторые из орудий того времени не просто удивительно неэффективны, они ещё и неудобны, ими почти невозможно работать…

Экспериментальные исследования показали, что халцедоновые скребки слишком долго сохраняли чересчур острые «зубцы» на своём рабочем крае, ― оттого часто прорезали, рвали, фактически портили обрабатываемую шкуру. Истирания (саморазрушения) таких орудий не происходило, ― не вырабатывался необходимый абразив. Для орудий по обработке шкур это ― неподходящий материал. Такой камень разумно использовать для изготовления ножей, например, но никак не для скребков.

На изготовление подобных орудий требовалось много сил и времени.

Зачем они?

Кроме того, выяснилось, что такие уникальные артефакты соседствуют в инструментарии с огромным числом обычных орудий, функционально аналогичных, но изготовленных из более простых и более подходящих для реальной работы материалов. Использование простых орудий во много раз эффективнее, чем возня с малопригодными для дела сияющими на солнце красавцами.

Чем можно объяснить такие странности?

В качестве ещё одного примера странной для инструментария нерациональности, теперь уже в формах инструментов, можно упомянуть о «лавролистных клинках», широко распространённых в позднем палеолите и неолите Дальнего Востока.

Артефакты представляют собой сравнительно плоские в сечении, бифасиальные (т.е. двусторонне обработанные) изделия различных размеров и пропорций. Орудия, как правило, тщательно выделаны и являют собой очередной образец совершенства в технике расщепления камня.

Установлено, что относительно массивные артефакты этого типа использовались, в основном, в качестве разделочных ножей для обработки мяса животных и рыбы. Эти сравнительно прочные и износоустойчивые инструменты были очень удобны. Делали их в большом количестве, и у людей, несомненно, был большой опыт их производства.

Но в археологических коллекциях можно обнаружить и внешне как уменьшенные копии упомянутых выше лавролистных клинков. Размер обычно не более мизинца. Отделка их не менее тщательна, а форма скорее напоминает лист ивы, а не лавра. Таких находок сравнительно немного.

Трасологический анализ показал, что «иволистные клинки» были «мясными ножами»¹²². Но весьма необычными… Их использовали при непосредственном употреблении мяса в пищу. Эти орудия можно условно именовать «столовыми ножами»¹²³.

Иволистные микроножи ― инструмент, в такой работе очень эффективный.

Но некоторые изделия такого рода из дальневосточных коллекций имеют интересную особенность. Они изящно обработаны специальной ретушью, и их форма особенно совершенна. Очевидно, что их изготовление потребовало от мастера больших знаний, навыков, времени и терпения в работе.

Удивительны были результаты экспериментов по определению сравнительной эффективности этих микроножей и ножей, в качестве которых использовались обычные отщепы или пластинки.

Выяснилось: наши красивые бифасиальные микроножи «в деле» не особенно-то и удобны… Вдобавок, они оказались ещё и недостаточно остры. Простой, обычный отщеп режет мясо лучше¹²⁴.

Наверное, поэтому бифасиальные иволистные «столовые микроножи» ― сравнительная редкость.

Какова же была цель изготовления столь необычных, геометрически совершенных по форме, но малоэффективных в работе инструментов?

Прямое утилитарное назначение подобных изделий представляется весьма сомнительным. Вероятно, наиболее важной характеристикой орудий этого типа должны были быть красота материала, и яркая, запоминающаяся форма изделий (рис. 59).

Рис. 59. Обычные и «бесполезные» ножи из археологических коллекций позднего палеолита и раннего неолита Дальнего Востока

Наиболее традиционным объяснением существования в одной коллекции орудий «различного качества и степени обработки» считается тезис о различной квалификации людей, их изготовлявших. Работа опытного человека давала якобы высокохудожественные результаты, а продукция ученика резко отличалась по уровню мастерства.

Конечно, такое объяснение по-своему рационально. Но результаты сравнительных исследований производственной деятельности людей, живущих «в этнографическое», т.е. ещё более близкое к нам время, показывают, что доля продукции «учеников» в общей массе применявшихся в обиходе изделий крайне мала. Попросту говоря, продукция с признаками деятельности неумелых работников всегда составляет значительно меньшую часть общего числа используемых изделий. В наших же археологических коллекциях меньшую часть инструментария составляют напротив, морфологически «совершенные» микроножи.

Существование особо «красивых» изделий в инструментарии можно объяснить и, конечно, всегда присущим человеку стремлением окружать себя по возможности изящными вещами. Но на общем фоне малопонятных стимулов в поведении человека желание изготовить малопроизводительный рабочий инструмент только ради его красоты выглядит уж совсем чрезмерным излишеством.

Вполне вероятно, что среди артефактов, именуемых археологами инструментарием, существовали орудия, предназначенные для периодического выполнения поистине необычных операций. Это могла быть особая иррациональная деятельность, к каковой можно отнести действия культовые, т.е. стимулированные не утилитарным, а особым, религиозным, чувством. Исходя из такого предположения, можно объяснить и желание человека изготовить для неординарной цели и специальный, не похожий на другие инструмент.

Красота орудия в таких случаях, вероятно, компенсировала его не столь высокие «рабочие» характеристики. Отсюда вполне объяснимо и обращение к ярким, внешне эффектным сырьевым материалам.

Представьте себе нож из прозрачного, кровавого цвета сарда или полосатого жёлто-туманного агата…

Если за обычным завтраком человек мог с успехом пользоваться «столовым ножом» из отщепа, то для совершения аналогичного, но уже ритуального действия требовался, конечно, неординарный по красоте инструмент. Иволистный нож вполне мог быть тем самым ритуальным орудием, которое требовалось человеку в сакральных трапезах. Ведь в данном случае для инструмента существенна уже не его производительность, а именно яркий, запоминающийся, отличительный внешний вид.

Для периода позднего палеолита всё сказанное выше звучит более-менее естественно. И если к уже известному набору «традиционно культовых артефактов» добавятся ещё и «культовые орудия», то в археологии сенсации это не вызовет, а в нашем представлении о жизни человека в финале древнекаменного века ничего радикально не изменит.

Но есть ли что-нибудь подобное среди материалов раннего палеолита? Не был ли человек религиозен изначально?

Нет ли культовых орудий среди древнейших находок?

Если так, то ― какими же свойствами должно обладать каменное орудие раннего палеолита, чтобы его можно было охарактеризовать как культовое?

Как показывает опыт исследования поздних (верхнепалеолитических) коллекций, искомое орудие должно:

― иметь яркую, легко отличимую от обычного утилитарного инструмента форму или быть изготовленным из неординарного материала;

― быть монофункциональным, т.е. не использоваться в других, более повседневных работах;

― нести на себе следы использования в действиях, которые могут быть интерпретированы как культовые.

Есть ли артефакты, соответствующие перечисленным требованиям, в коллекциях древнейших археологических памятников?

Не вызывающими сомнений и наиболее ранними в истории орудиями человека считаются изделия ашельской культуры¹²⁵.

Исследования материалов этого периода показывают, что люди использовали в это время функционально очень разнообразный каменный инструментарий. Абсолютное большинство орудий в это время было полифункциональным. Это означает, что, например, один и тот же нож мог применяться и для резания овощей, и для работы по дереву, и, при необходимости, для скобления кости.

Все эти разнообразные по функциям ашельские инструменты не имели ярких специализированных форм. То есть в качестве орудий в основном употреблялись слабо обработанные или вовсе неподправленные отщепы или сколы камня.

И в то же время, наряду с орудиями для различных функций и для непродолжительной работы, систематически изготавливались орудия, совершенно не похожие на другие.

Неординарны все три основных показателя:

― технология производства;

― форма;

― назначение.

Эти орудия не были полифункциональны, как все прочие.

Эти орудия не изготавливались из случайных осколков.

Говоря об этих необычных для всего прочего ашельского инструментария изделиях, один из крупнейших специалистов в функциональном и технологическом анализе В.Е.Щелинский отмечает, что производство такого рода изделий происходило по несомненно неординарной, особенно сложной, не имеющей в то время аналогов технологии.

Исследования В.Е.Щелинского привели к очень важному экспертному заключению: все интересующие нас орудия оказались «мясными разделочными ножами для длительного пользования». Роль этих тщательно отделанных, морфологически ярко выделяющихся из общего набора более примитивных орудий ещё и «как бы оттенена тем, что на стоянках, начиная с олдувайской эпохи, они встречаются с массой простых, недифференцированных в функциональном отношении орудий»¹²⁶.

«Ашельские рубила» («бифас», иногда ― «handaxe») это, пожалуй, наиболее знаменитые и уже знакомые нам изделия раннего палеолита (рис. 60).

Рис. 60. Бифасиальные орудия (ашельские рубила). Палестина. Пещера Табун. (Палеолит Ближнего и Среднего Востока. Л.: Наука, Ленингр. отд-е,1978. С.48 (Палеолит мира))

Технология их производства действительно очень сложна. В период развитого ашеля эти изделия были уже столь совершенны, что дальнейшая история, пожалуй, не знает примеров достижения столь выдающихся успехов в обработке камня.

Итак, мы видим, что в эпоху ашеля:

1. Тщательная отделка орудий из камня производилась лишь при изготовлении только одного типа инструмента. Материал для него подбирался особенно качественный. Эти листовидные, бифасиально обработанные артефакты имеют необычайно выразительную и законченно-красивую форму, разительно отличающую их от всех других изделий инструментария того времени.

2. Только это орудие в ашельский период истории было моно-функциональным, т.е. узкоспециализированным, и не использовалось в каких-либо других, повседневных работах.

3. Отношение людей к этим инструментам было явно необычным. Но, пожалуй, наиболее важным для нас является функциональная специализация «ашельских бифасов» ― «разделка туш животных».

Нетрудно заметить, что эти артефакты обладают практически всеми признаками, которые можно считать обязательными для характеристики культовых орудий. Изделия подчеркнуто неординарны в инструментарии эпохи. Это, несомненно, самый яркий тип орудий человека на заре его истории.

Если предположить, что для совершения первых в истории жертвоприношений человеку реально необходим только один инструмент ― жертвенный нож, то этим орудием вполне могли быть описанные выше листовидные бифасы, явно находящиеся вне ряда обычных, бытовых, повседневно используемых предметов.

Современная математика сравнительно недавно пережила воистину революционную ситуацию. Пользуясь своими методами, она пришла к ряду удивительных заключений. Среди них есть и такие, что имеют непосредственное отношение и к гуманитарным наукам. Так, одно из следствий знаменитой теоремы Курта Гёделя «О неполноте» можно сформулировать следующим образом: «Количество потенциально доказуемых истин значительно меньше количества истин существующих, но принципиально недоказуемых».

Конечно, это никак не освобождает нас от ответственности и не является поводом для безудержного фантазирования. И вместе с тем для ряда интуитивно ощущаемых предположений мы, вероятно, никогда не сможем обнаружить достаточно убедительных прямых доказательств. В нашем распоряжении после долгого и добросовестного поиска всё же могут оказаться доставшиеся нелёгким трудом, долгожданные, но принципиально только косвенные свидетельства.

Даже если предлагаемое в настоящей работе истолкование ряда древнейших в истории человечества каменных орудий как изделий, предназначенных для совершения религиозных обрядов, прозвучало не очень убедительно, тем не менее опыт и интуиция подсказывают, что «религиозность» следует отнести к изначальным, определяющим свойствам человека, резко выделяющим наших предков из окружающего их мира животных.