Лионские мученики
Эти мученики, почитаемые и нашей православной церковью, не помещения в наших месяцесловах. В западной церкви память их совершается 2 июня.
У Евсевия, в его церковной Истории (кн. V. гл. 1. 39), сохранилось послание церквей в Виене и Лионе к нашим братьям в Азии и Фригии, соблюдающим одну с нами веру и надежду1. Послание это, написанное в Апостольском духе, имеет весьма важный интерес для истории мученичества христиан. Оно написано свидетелями очевидцами. Жестокое гонение христиан Гальской церкви, описанное в этом послании, было при императоре Марке Аврелие в 177 году.
Преследование началось сильным обнаружением народной ярости против христиан. «Великость здешних бедствий, пишет св. Ириней в означенном послании, чрезвычайное озлобление язычников против святых и то, что претерпели блаженные мученики, – ни пересказать подробно, ни описать мы не в состоянии».– Христиане нигде не могли показаться без опасения за свою жизнь. «Для нас были закрыты дома, бани, народные площади, – каждому из нас запрещено было вообще показываться в каком бы то ни было месте». Христиан злословили всячески, били, влачили по улицам, бросали в них камни, заключали в темницы, и дома их грабили. Несколько рабов язычников, живших у христиан, взято было под стражу, потому что проконсул приказывал отыскивать всех, живущих с христианами. Эти то слуги, страшась мучений, которые пред их глазами терпели мученики, обвиняли христиан в безнравственной жизни, в тиэстовских пиршествах;2 «взводили, говорит св. Ириней, на нас много такого, чего нельзя ни выговорить, ни помыслить, и что невообразимо даже между какими бы то ни было людьми». По поводу подобных рассказов все рассвирепели против вас и ожесточились на христиан. (Там же стр. 230).
Правитель города разделяет с народов слепую ярость против христиан и начал жестоко мучить их. На его судилище подвергались тяжким пыткам не только св. исповедники, мужественные в вере и получившие мученический венец, но и те, которые, удрученные сильной печалью, отрекались от имени Христа, потому что мучили не столько за то, что они были христианами, сколько за то, что подозревали в развратной жизни и ядении человеческого тела.3 Пристрастный суд проконсула. жестокие и несправедливые казни, коим предавали судьи христиан, вызвали благородное негодование в одном молодом христианине Веттие Епагафе. Он попросил у проконсула дозволение сказать в защиту христиан и доказать, что у них нет ничего безбожного, и нечестивого. Проконсул, не терпевший подобных заявлений, особенно во время судопроизводства, спросил Веттия: не христианин ли он сам? и когда тот публично исповедал себя христианином, приказал схватить его и затем казнить.
Открылось тогда, по словам очевидцев, чудное зрелище. Мужественные исповедники за имя Христа, которых было сравнительно большинство, с веселыми лицами шли па мучения, в их лицах выражалось сочетание достоинства с приятностью, даже самые оковы были для них почетным украшением как невесте – испещренные золотыми бахрамами одежды; какое-то приятное ароматическое благоухание исходило от их тела так что они казались намащенными обыкновенным миром. Что же касается до отступников, то они были печальны, унылы, неблаговидны и исполнены всякого безобразия; к тому же и сами язычники поносили их, как людей низких и малодушных, смеялись над ними (стр. 236). Вся ярость и толпы, и проконсула, и воинов излилась преимущественно на вьенского диакона Санкта, на новообращенного христианина, епископа Пофина, Матура, на Аттила, который по словам послания, был столпом и утверждением Пергамских4 христиан, и на Бландину (стр. 230). Санкт переносил с необыкновенным и вышечеловеческим терпением все мучения, какие только могут изобрести люди. На все вопросы: откуда он, из какого города, раб или свободный – отвечал по латыни: я христианин; других слов не слыхали от него язычники, что весьма ожесточило против него и проконсула, и мучителей, так что не зная уже, что бы еще с ним сделать, они разжигали медные доски и прилагали их к разным членам его тела. Эти члены горели, но сам он оставался беспреклонен, непоколебим и тверд в исповедании. Его тело свидетельствовало о его тяжких страданиях: оно все сделалось раной и язвой, все отянулось и потеряло человеческий образ. Чрез несколько дней мучители снова начали терзать мученика Санкта, и при всем том они не услышали ничего, кроме слов; я христианин – бросили его на съедение зверям.
Привлекли на судилище и блаженного епископа Пофина, Пофин был ученик св. Поликарпа, епископа Смирнского и им из Малой Азии послан был в Галлию для распространения христианской веры. (Ему в 177 г. было более 90 лет). Телом он был весьма слаб, и, по причине телесной слабости, едва мог дышать; но его укрепляла бодрость духа, стремившегося к предлежащему мученичеству. От дряхлости он не мог ходить, поэтому его принесли на судилище на носилках. Христиане с особенным уважением относились к достопочтенному старцу, епископу своей церкви, что подало языческой черни повод при появлении Пофина на суд кричать, что это сам Христос, христианский Бог. Когда же проконсул спросил св. Пофина: кто Бог христианский· Он отвечал: «узнаешь, если будешь достоин». За это стали без пощады влачить его и нанесли ему множество ран. Находившиеся вблизи били его всячески руками и ногами, имея уважения даже к его старости; а стоящие вдали бросали него всем, что было в руках. Наконец, св. Пофин едва живой был брошен в темницу, где и умер чрез два дня (Евсев. Ц. ист. кн. V. гл. стр. 234).
Бландина, молодая и слабого здоровья девушка, была служанкою у одной христианки. «Все мы, говорится в послании о Лионских мучениках, боялись за Бландину, да и сама госпожа ея по плоти, бывшая также в числе мучеников одной „из подвижниц, опасалась, что, по телесной своей немощи, Бландина не найдет в себе довольно смелости для произнесения исповедания; но она исполнилась такой силы, что самые мучители ее, сменявшие друг друга и всячески мучившие ее с утра до вечера, наконец утомились и признали себя побежденными, потому что не знали уже, что более делать с ней. Они дивились, что в ней осталось еще дыхание, тогда как все тело ее было истерзано и исколото, и свидетельствовали, что и одного рода пытки достаточно было бы для изведения души ее из тела. Но блаженная, подобно Санкту, мужественному подвижнику, обновляла свои силы исповеданием. При всех пытках она повторяла: «я христианка за нами нет ничего дурного». (Евс. стр. 231). Мучители надеялись долговременными пытками принудить св. Бландину к отречению от Христа и с этой целью ежедневно заставляли ее прежде смотреть на мучения других, приносили и расставляли на судилище всевозможные орудия пыток, которыми хотели запугать исповедников христианской веры. Когда же угрозы не действовали на них, то снова прибегали к истязанию св. мучеников. Так Бландина повешена была на дереве и отдана на съедение выпущенным зверям». Вися в виде креста, она пламенной своею молитвой вдохнула в подвижников великое мужество, потому что среди своего подвига они, даже телесными очами, в сестре (т. е. Бландине) созерцали Того, Который распят за них, чтобы убедить верующих, что всякий страждущий за славу Христову, имеет вечное общение с Богом живым. Hи один зверь в это время не прикоснулся к св. мученице в потому она снята была с дерева и заключена в темницу. При виде такой твердости в страданиях и отрекшиеся от Христа снова воспламенялись ревностью к публичному исповеданию христианской веры и удостаивались мученического венца. Так в числе отрекшихся находилась некоторая женщина, по имени Вивлия. Не вынесши пыток за исповедание веры во Христа, она отреклась от христианской веры. Проконсул, видя в ней слабую и малодушную женщину, требовал от ней, чтобы она подтвердила ложные обвинения взнесенные на христиан язычниками, в разных преступлениях, как то: в развратной жизни и ядении человеческого тела. Вивлия отрицала виновность христиан в возводимых на них преступлениях и за то подвергнута была новым пыткам. Но среди пыток она, по замечанию послания, образумилась и как бы пробудилась от глубокого сна. Временные страдания привели ее к мысли о вечном мучении в геенне и она, вопреки клеветникам, начала говорить так: «могут ли эти люди (христиане) есть детей, когда им не позволено употреблять в пищу даже кровь бессловесных животных?» После сего она исповедала себя христианкой и удостоилась мученического венца.
В числе мучеников, пострадавших с Eп. Пофином, был Аттал из Пергама. Его, как знаменитого родом, толпа громко требовала на казнь, и Аттал с готовностью явился на подвиг, потому что, наставленные в христианском учении «основательно» и быв у нас, замечает писатель послания, всегда свидетелем истины, он хорошо сознавал справедливость своего подвига», (там. стр. 238). По требованию черни, Аттала обвели по амфитеатру, неся пред ним дощечку, на которой было написано: это Аттал христианин. Чернь сильно рассвирепела против него и требовала немедленной казни, но проконсул, узнав что Аттал римский гражданин, (а потому провинциальные судьи не могли таких людей предавать казни без дозволения императора), приказал держать его в темнице вместе с другими там бывшими и, написав об них кесарю, ожидал его решения. «Этот промежуток времени, замечается в послании, исповедники провели не в праздности и не без пользы. Именно, чрез мучеников, весьма многие отрекшиеся снова были приняты в матернее лоно св. церкви, снова научились исповедовать (Христа) и уже сильными предстали пред судилище, ко вторичному допросу в присутствии консула» (там. стр. 239). Во время своего заключения Аттал удостаивался явлений свыше. Об одном из таких видений рассказывается следующее достойное памяти, которое Евсевий не излишним счел поместить в своей церковной истории для сведения читателей:5 «Один из мучеников, некто Алкивиад вел жизнь самую строгую и прежде не употреблял в пищу ничего, кроме хлеба и воды. Когда же он старался продолжать такую жизнь и в темнице, то Атталу, после первого выдержанного в амфитеатре подвиге, было открыто, что Алкивиад поступает нехорошо, не употребляя в пищу творений Божиих и чрез то подаст повод другим к соблазну. Алкивиад повиновался, стал вкушать без разбора всякую пищу и благодарил Бога (Ц. Ист. Евс. кн. 5 гл. 5 стр. 246). – От императора Марка Аврелия получено было предписание – исповедникам, и имеющим право римского гражданина и всем, которые не отрекутся от Христа, отсечь головы, а отрекшихся oт христианской веры освободить. Получивши этот указ, проконсул., по случаю наступающей в городе ярмарка, отложил казнь мучеников. «Ярмарка, замечает писатель послания, от стекающегося сюда из всех стран народа бывает весьма многолюдна» (стр. 239). Проконсул, тщеславясь пред толпою и желая казнью мучеников, устрашить последователей Христа, приказал привести исповедников на судилище с театральной пышностью и снова начал допрашивать их, а потом оказавшихся римскими гражданами обезглавил, прочих же бросил на съедение зверям. При этих допросах присутствовал некто Александр, по происхождению Фригианин, а по науке врач. Стоя у судейской кафедры и мановением возбуждая других к исповеданию христианской веры, он внушил окружающим кафедру людям мысль о себе, как о человеке, страждущем болезнью. Толпа, досадуя, что и те, которые прежде отреклись, теперь снова исповедали себя христианами, начала кричать, что причиной этому Александр. Тогда проконсул, обратившись к нему, спросил: кто он? – и узнавши, что он христианин, разгневался и осудил его на съедение зверям. В следующий день Александр введен был в амфитеатре вместе с Атталом, потому что проконсул, в угождение толпе, и Аттала опять отдал па съедение зверям. Александр, испытав на себе все изобретенные для казни орудия и выдержав величайшую борьбу, не испустил ни звука, ни вздоха. Аттал же, когда положили его на железную скамью и разжигали ее, и когда от его тела начал уже подниматься смрад, сказал народу по латыни: «вот это то, что делаете с нами вы, называется людоедством; между тем как мы и людей не едим, и не совершаем никакого другого зла». На вопрос, предложенный ему: как имя его Бога? Аттал отвечал: «Бог не имеет имени, подобно человеку». (Ц. Ист. Евс. стр. 241).
После всех этих мучеников, снова привели Бландину с ее братом, пятнадцатилетним мальчиком Понтиком. «Приводили их и каждый день, замечается в послании, – но только смотреть на мучение прочих, и принуждали клясться идолами; но они пребыли непоколебимы и идолов вменяли ни во что, отчего народ так рассвирепел, что не чувствовал пи жалости к возрасту дитяти, ни уважения к полу женщины; их подвергали всякого рода страданиям, заставляли испытывать одно за другим все мучения и беспрестанно принуждали клясться (богами), но никак не могли принудить». (Евс. стр. 241). Понтик, воодушевляемый сестрой, не перенес мужественно всякое мучение и предал Богу дух свой. Св. Бландина «как благородная мать» оставалась последней. Она с радостью и весельем спешила к мученикам, как будто была приглашена на брачную вечерю, а на жертву зверям. Пострадав под ударами бичей, от челюстей зверей, на разженной сковороде, она, наконец, опутана была сетью и брошена (разъяренному) волу. Вол долго кидал ее вверх и – таким образом св. Бландина скончалась.
Сами язычники сознавались, что никогда у них ни одна еще женщина не перенесла столь многих и столь жестоких мучений (Евс. ц. ист. стр. 242).
Язычники не хотели оставить в покое и мертвые тела мучеников. Они не постыдились выказать своего неистовства и жестокости и пали мертвыми. Тех, которые задохнулись в темнице, они бросили псам на съедение и тщательно стерегли днем и ночью, чтобы христиане не погребли их; потом выставили на показ части мучеников, оставшиеся от зверей и от огня, – то истерзанные, то обуглившиеся, и головы прочих с отделенными от них трупами, которые так же под военной стражей держали без погребения в продолжение нескольких дней. «Итак, заканчивается послание, тела мучеников, различным образом поруганные и остававшиеся на открытом воздухе в продолжение шести дней, наконец безбожниками были сожжены, превращены в пепел и высыпаны в близь текущую реку Родан (Рону), чтобы на земле не оставалось от них и следа. И это делали они (как будто в состоянии были победить Бога и лишить мучеников воскресения) для того, чтобы мученики, как говорили они, не имели надежды воскресения, на которое надеясь, вводят между нами какую-то странную и новую веру и, презирая мучения, охотно и с радостью идут на смерть. Теперь посмотришь, воскреснут ли они и возможет ли Бог их помочь им и избавит их из наших рук». (Ц. Ист. Евс. стр. 243).
* * *
«Рабы Христовы, жители Виенны и Лугдуна (Лиона) в Галлии – братьям в Азии и Фригии, имеющим одинаковую с нами веру и надежду искупления, – желаем мира и благодати и славы от Бога Отца и Христа Иисуса Господа нашего». Так начинается это послание (цер. ист. кн. V гл. 1. стр. 226).
Фиест, древний Микенский царь, по греч. преданию, имел преступную связь с женой своего брата, который, в отмщение за то, кормил Фиеста телом собственного его дитяти. Христиан в первое время язычники обвиняли в кровосмешение в ядении человеческого тела, так превратно они понимали христианскую вечерю любви и таинство евхаристии-причащения Тела в Крови Иисуса Христа!...
«Взятые под стражу при начале гонения и отрекшиеся от Христа были так же заключаемы в темницы и претерпевали мучения: в те днип отречение не приносило им никакой пользы. Исповедовавшие себя христианами заключаемы были как христиане, без обвинения их в какой-либо вине; напротив отрекшиеся содержались, как человекоубийцы и беззаконники, а потому претерпевали вдвое более мучений, чем прочие». Евс. Ц. ист. кн. V. гл. 1 стр. 235.
Муч. Аттила был родом из г. Пергама.
Не был ли упоминаемый здесь исповедник Алкивиад последователем Монтана, которого учение начало распространяться с 128 года и нашло себе много приверженцев? Монтан заповедовал своим последователям строжайший аскетизм, удаление от брака, соблюдение особых постов, кроме положенных св. церковью и т. п. В соблюдении внешних обрядов монтанисты полагали сущность христианской жизни и нравственности, и так. обр. из-за формального фарисейского соблюдения внешней церковной дисциплины упускать из виду высшие духовные требования Евангельского закона – любовь к ближним.