Инок-справщик Арсений Глухой

Личность преп. Дионисия¹ невольно вызывает в памяти некое небезизвестное лицо, вышедшее из Тверской епархии и вместе с ним потрудившееся. Мы имеем в виду инока Арсения Глухого, – усердного сотрудника Дионисия в деле исправления богослужебных книг. Замечательно, что два главнейшие деятеля, произведшие первый опыт исправления старопечатных книг, сделавшие по тому времени очень смелый шаг вперед, – были тверяки. К сожалению, биографические сведения об Арсении Глухом весьма скудны, поэтому мы сообщим здесь только то, что в силах были узнать.

О происхождении и первоначальной жизни инока Арсения мы знаем очень мало и именно только почти то, что он сам сказал о себе в послании к протопопу Ивану Лукьяновичу. В этом послании Арсений называет себя Селижаровцем или потому, что он родился в Селижаровке – слободе, находящейся около Троицкого Селижарова монастыря (Осташков), или потому, что был монахом этого монастыря. Впрочем, так как известно, что прежде поступления в Троицкий Сергиев монастырь Арсений был во многих других монастырях, то вполне вероятно, что происходя из Селижаровки, он был прежде всего монахом соседнего со слободой монастыря Троицкого Селижарова. Г. Аристов в краткой биографии Арсения, помещенной в Энциклопедическом Словаре, составленном русскими учеными и литераторами (стр. 455), говорит, что сначала Арсений жил в Ниловой пустыни, которая называлась Селижаровской по озеру Селигеру. Может быть, это и так, но нам кажется вероятнее, что Селижаровец – от Селижаровки. Известно далее, что отца Арсения в иноках звали Саватием, а мать Маврою, и что они умерли не позднее 1636 года. Год рождения Арсения неизвестен, но в 1595 году он уже был „старцем“, т. е. монахом монастыря. (Опис. лавр. рукописей No 182). Свое первоначальное обучение грамоте и образование Арсений, по собственному признанию его, получил в „месте ненарочите и сельском и учителей, ведущих словесную мудрость, во училищи не бывал“². Но это первоначальное обучение не могло удовлетворить Арсения, а потому постригшись въ монахи и переходя потом из одного монастыря в другой, он стал обогащать себя сведениями путем чтения священных книг и святоотеческих творений, складом которых были тогда обители. „И в них (монастырях), говорит Арсений, многи священныя книги обретах, в них же обретох и прелюбезнейшую мне паче инех книгу св. Ивана Дамаскина“³. С большим трудом, или, как он сам выражается, „в мысленных трудех и потовех“ он осилил „о осмих частех слово“, т. е. усвоил грамматику. Обогащаясь знанием из разных книг, Арсений с тою же целию старался сблизиться с более знающими и разумными монахами обители. Так, в Троицком монастыре он сошелся с книгохранителем Антонием Крыловым, назначенным вместе с ним в помощники Дионисию. Об этом Антонии Арсений отзывается с большой похвалой. „Бе бо в велицей обители, говорит он, сей инок именем Антоний, православен, божественныя писания чтый и мысленне потяся к разумению сих и по премногу тщателен к сих исправлению, ему же поручена служба многостяжательная, божественных книг хранительница“⁴. Известно, что по поручению преп. Дионисия, Арсений исправлял книгу каноник; в исполнении этого поручения много помог ему упомянутый Антоний Крылов, потому что доставлял из библиотеки нужные списки каноника, из которых некоторые они вместе вдвоем просматривали: „люботрудне купно с ним смотряхом, да обрящем правое и Богу угодное“, говорит относительно этого Арсений. К исправленному канонику и им самим переписанному, Арсений присовокупил небезинтересное предисловие, из которого видим, что каноник этот был исправляем им в 1616 году „повелением и замышлением“ архимандрита Дионисия, и что Арсений не мало потрудился в деле исправления книг: „не мало потрудихся в сих (книгах)“, и что, наконец, он сверял каноник с разных переводов, в которых нашел много неправильностей, особенно в вышедших из рук русских невежественных писцов, которые „не искусны грамотическому учению“⁵. Усилия Арсения образовать себя и обогатить сведениями не остались бесплодны. Из речи его к боярину Борису Михайловичу Салтыкову усматривается его способность владеть пером, его начитанность и близкое знакомство с правилами грамматики. Затем, с большею возможностью можно приписать Арсению составление „краткой грамматики и словотолковника», появившихся в нач. XVII в. Утверждать это дает право то обстоятельство, что Арсений и в своей защитительной речи к Салтыкову нередко вдается в грамматические изыскания, след. с одной стороны, как сейчас упомянуто, он имел сведения в грамматике, – а с другой сознавал важность и необходимость подобных сведений. А это и могло побудить его к составлению грамматики. На подобном же основании и другое сочинение XVII в., имеющее предметом своим грамматику же, можно приписать Арсению. Сочинение это – „Алфавиты, како речь говорити или писати» (напеч. в ХІV прил. к Иоанну Экзарху Калайдовича). В нем мы находим, между прочим, рассуждение о множественном и двойственном числе – весьма сходное с рассуждением о том же предмете Арсения в речи к Салтыкову. (Ср. послание к Салтыкову по рук. лавр. Библ. No 700, л. 805. и „Иоанн Экзарх» стр. 205–206).

Наконец, среди Троицкой лавр. Библ. есть одна под No 684, заключающая жития святых ХVІ в., написание которой принадлежит, вероятно, Арсению же. Утверждать это можно на том основании, что рукопись эта имеет предисловие – буквально сходное с предисловием к каноннику, написанным Арсением, Если эта рукопись писана не Арсением, то, может быть, правлена им, потому что она носит следы исправления, – и потому что он (Арсений) присоединил к ней упомянутое свое предисловие.

Но самым видным делом Арсения, которое поставило его в ряду исторических личностей, несомненно, было его участие в исправлении старопечатных книг. Нам нет надобности повторять здесь всю историю исправления книг Дионисием: это сделано нами в предыдущем очерке о преп. Дионисии Зобниновском. Здесь мы постараемся только оттенить, выдвинуть на более видное место те стороны или факты этой истории, где действующим является по преимуществу Арсений Глухой. 24 октября 1615 года Авраамий Палицын писал из Москвы в Троицкий монастырь „государевым словом», чтобы в Москву явились для исправления книг старцы Арсений Глухой и Антоний Крылов; но последний был тогда болен, – и потому вместо него архим. Дионисий отправил в Москву с Арсением подмонастырского свящ. Ивана Наседку. Явившись в Москву, Арсений начал пред боярином Борисом Мих. Салтыковым отказываться от дела исправления потребника, говоря, что дело это ему будет не под силу, потому что он „ни поп, ни диакон, а в книге той все потребы поповския»⁶. Дело, как известно, кончилось тем, что исправление книг было поручено самому преп. Дионисию, а в сотрудники ему назначены были Арсений Глухой, Антоний Крылов и Иван Наседка. Неизвестно собственно, какая часть труда пала на Арсения при исправлении книг, но несомненно, что он

был одним из самых деятельных сотрудников преп. в этом деле. Это мы видим и из соборных деяний 1618 г., в которых Арсений на ряду с Дионисием назван „пущим (особенным) развратником». Затем, на этом соборе у Арсения был жестокий спор с чудовским архимандритом Авраамием, который особенно нападал на Арсения за исправление похвального канона Богородице, но Арсений оправдывался главным образом тем, что он исправил согласно с переводом преподобного Максима Грека. Но как бы то ни было, собор кончился полнымъ осуждением всех исправителей – в том числе и Арсения. По соборному суду Арсений был заключен за еретичество на Кирилловом подворье – в Москве, – и здесь в тесной келье томился более 9 месяцев. Положение его здесь было крайне тяжелое: он, по собственным словам его, сидел здесь в железах и в продолжение всех 9 месяцев в „одной свитке», которая от времени на столько изорвалась, что и с плеч свалилась, а теплой одежи ему и вовсе не давали. Исстрадавшись физически и нравственно, Арсений решается наконец просить себе милости и заступления пред дух. властями у людей влиятельных. С этою целию он пишет две речи – одну к боярину Борису Михайловичу Салтыкову, другую – к протопопу Ивану Лукьяновичу⁷. Эти два сочинения Арсения весьма ценны в церковно-историческом отношении по обилию заключающегося в них материала для истории исправления богослужебных книг. Нам нет надобности подробно излагать содержание их, потому что они уже достаточно известны. В общих же чертах первая из речей Арсения содержит – во 1-х, изложение тех обстоятельств, при которых началось дело исправления, во 2-х, указание поправок, которые исправители делали в книгах, и в 3-х, наконец, дает много для характеристики образования тогдашнего Московского духовенства. Мы обратим внимание здесь только на ту особенность речей Арсения, что в них он стремится умалить свое значение в деле исправления книг и униженно испрашивает у Салтыкова помилования. Сваливая главную вину на Дионисия и Наседку, он просит себе пощады. Причиной своих бед он считает именно этих двух лиц а Наседку называет прямо лукавой лисицей: „и мне ся мнит, что я нищий чернец стражду от попа Ивана да от архимарита, потому что архимарит меня не послушал, дела не отказал, а поп Иван сам на государево дело набился и выпросил дело себя для в монастырь, смутил, что враг лукавый, но и в правду лукав есть: у дела был большой, нас же в беду вваля, а сам вывернулся, аки лукавая лисица козла бедного великобрадого заведши в пропасть неисходну, а сама по нем же выскочила». Однако, желая на сколько возможно ослабить свое значение в деле, Арсений ничуть не признает не справедливым самого дела; напротив, он утверждает, что их исправления верны, что никакой ереси в них нет. „Бог свидетель, пишет он, страждем, государь, без вины; аще я нищий чернец и всех человек грешнее, но несть во мне ереси никакия». – В таком же духе и направлении написана и речь Арсения к протопопу Ивану Лукьяновичу.

Вообще в речах Арсения слышен голос человека исстрадавшегося, которому не под силу стало переносить физические и нравственные мучения.

Как известно из предыдущего очерка, дело исправителей кончилось их оправданием на соборе 1619 года, который был созван патр. Филаретом Никитичем по возвращении его из плена.

О дальнейшей судьбе и деятельности Арсения Глухого известно то, что он некоторое время стоял во главе справщиков в Москве, как это видно из расходных книг печатного двора 133 г. (т. е. 1625 г.). Понятно, что Арсению потому было предоставлено главное место при справе,

что он зарекомендовал себя со стороны грамматических и других знаний, как составитель упомянутых нами сочинений. Симон Азарьин говорит, что Арсений с товарищами „поработаша на печатном дворе у справы книг много лет“. (Жит. преп. Дионисия, стр. 45), но нужно думать, что справщиком Арсений был не далее, как до 1635 г., потому что в этом году он является уже головщиком в Троицком Богоявленском монастыре, что в Кремле, куда был принят за вклад 10 рублей. Некоторыми историками высказывалось мнение, что Арсений Глухой был даже основателем в Москве школы греко-латинской, каковое мнение обосновывается на свидетельстве Олеария, который, будучи в России в 1633 г., говорит, что тогда была учреждена в Москве „подле патриаршего двора греко-латинская школа, состоящая под управлением и надзором ученого грека по имени Арсения“⁸. Но мнение это несправедливо. Во-первых, знание Арсением греческого и латинского языков – и притом на столько основательное, чтобы быть во главе греко-латинской школы, более, чем сомнительно.

Во-вторых, название Арсения греком только потому, что он знал греческий язык странно слышать от Олеария. Наконец, что самое главное, теперь доказано, что никакой греко-латинской школы при патр. Филарете в Москве и не существовало, а греко-латинская школа, о которой говорит Олеарий во втором издании описания своего путешествия, открыта при патр. Никоне в промежуток времени 1653–1655 г.г., – вероятнее всего в 1653 году. – Когда и где скончался Арсений Глухой – неизвестно; имя же его записано в синодике Кирилло-Белоозерского монастыря.

***

Уместно здесь познакомиться с грамматическими познаниями Арсения. По Арсению, грамматика имеет весьма важное значение, так что без нее „невозможно всякому хитрецу удобрити хитрость свою»: подобно как портной без ножниц и иглы не может „устроити благолепотно ризы», так точно и без знания словесной хитрости невозможно понимание Божественных писаний. Для этого необходимо знание восьми частей слова, вне которых „ничто же есть» – суть же сия: имя, речь, причастие, различие, союз, и имущая их в себе разделения и др. Кроме главных 8 частей слова, Арсений признавал еще так называемые им „малыя дроби по граматики, иже суть.... роды и числа, времена, и лица, и залози и в них же воля души содержится пяти словех, рекше в повеленном, в молитвенном, в вопросном, возвательном, в повестном». А вот и образец склонения Арсением местоимений: аз и сам. Он, разделяя местоимения на простые и сложные, говорит: „простое убо аз, сложное же ты сам, яко и аз сам, той сам или он сам, во множественном же числе начертание сложное: вы сами, мы сами, тии сами или они сами“⁹.

Д. Скворцов

Перепечатано из № 22 Твер. Епар. Вед. 1890 г.

Дозволено цензурою 15 ноября 1890 г. Тверь. Тип. Губ. Правления.