Глава X

Мы подошли к очень решительному моменту в истории воссоединения Белорусских униатов. Пр.Антоний Зубко свидетельствовал, что очень многие униатские священники считали принятие служебников актом присоединения к православию и что при отбирании письменных согласий на присоединение было меньше препятствий, чем при введении служебников⁶²⁸. Преосвященный писал о Литовской епархии: в Белорусской епархии дело обстояло таким же образом. Подписки, отбиравшиеся еп.Лужинским от священников, как мы видели, давались сравнительно легко. Одни выдавали их из боязни лишиться места за ослушание, другие, как асессор консистории Игнатович и иные, не придавали подпискам большого значения, находя не лишним выдачей подписки усыпить бдительность властей, а затем, считая себя в праве, когда потребуется, отказаться от данного в подписке обещания. Наконец, для всех было ясно, что пока подписки не меняли положения униатского дела, а лишь обязывали выдавших к чему-то в будущем, но Белорусские униаты еще не верили в силу и прочность унии. Даже запрещение некоторых, заведенных в униатских церквях, католических обрядов не вызвало ни резких протестов, ни сильного движения в белорусском униатском духовенстве. Когда, по приказанию пр.Василия, консисторией издавались распоряжения о преобразовании на православный лад колокольного звона, изъятии из употребления при богослужении колокольчиков, о введении православных церковных одежд и т.п., или когда сам пp.Василий при ревизии церквей на месте запрещал разные нововведения католического духа, духовенство относилось двояко к таким распоряжениям: в лучшем случае – оно безмолвно подчинялось велению власти, не видя в изменении некоторых обрядов большой опасности для унии, в худшем – также безмолвно, не обращая внимания на приказание, продолжало хранить эти католические формы церковной обрядности. Протесты в роде резкой выходки кс.Андрушевича, усмотревшего за подобным приказанием стремление властей извести унию, были совсем единичными фактами. Большинство белорусского униатского духовенства смотрело на дело преобразования церквей и обрядов так же, как и его владыка м.Булгак. Последний в 1836 году разъяснял прихожанам Св.Ильинской, Духовской и Воздвиженской велижских униатских церквей: 1) что нынешняя перемена в устройстве церквей не есть введение новых обрядов, а восстановление старых, по преданию св.греческих отцов от самого начала веры введенных; 2) что уничтожение заимствованных от римской церкви обрядов не уничтожает единства с костелом римским, что вера остается ненарушимой, папа в церквях по-прежнему воспоминается на богослужениях, – следовательно, в догматах веры не произошло никакой перемены⁶²⁹.

Совсем иначе обстояло дело со введением в богослужебное употребление при униатских церквях служебников и других книг московской печати. В служебниках была проведена не только обрядность, но и догматика православной церкви, признать их значило согласиться во всем с православной церковью и отказаться от Рима и унии. Положим, от униатских священников пока не требовалось с принятием служебников оставить поминовение папы и исключить из Символа веры слова «и от Сына», – и то, и другое считалось основами унии; но предписание оставить прежние служебники, где поминался папа и где было выражение «и от Сына», и принять новые, где ни того, ни другого не было, – такое предписание разве не говорило униатам: сейчас не требуют от вас исключения ваших догматов, но скоро потребуют. К этому и клонилось дело.

Хотя униаты и угадали такой расчет воссоединителей, но, может быть, они отнеслись бы спокойнее к введению новых книг, если бы неумевшие хранить тайн сторонники воссоединения преждевременно не начали торжествовать свою победу. Дворяне и прихожане Пустынского прихода в феврале 1835 года жаловались митрополиту, что настоятель Косиковский публично с амвона объявил, что обряд р.-католический прекращается, а начинается греческий, что литургия будет совершаться без колокольного во время оной звона, с запертыми царскими дверями, что уничтожается орган и амвон, прекратится поминовение папы римского⁶³⁰. Известие это чрезвычайно обеспокоило не только прихожан, но и митрополита. Судя по тому, что пр.Василий отнесся к этому делу чрезвычайно спокойно и постарался совершенно оправдать Косиковского в переступлении границ, надо заключить, что говорить открыто обо всем, сказанном Косиковским, было делом довольно обычным в Белорусской епархии. А между тем, это чрезвычайно разжигало фанатизм истых униатов и возбуждало в них решимость постоять за веру.

Вследствие указанных обстоятельств дело приняло такой оборот. Сторонники воссоединения рассчитывали, что введение в униатское богослужение православного служебника будет самым сильным ударом для унии, и решили, во что бы то ни стало, ввести его; униаты поняли, чем грозит им принятие новых служебников, и решили всеми силами бороться против них. Каждая из сторон приложила все усилия, чтобы разрешить этот вопрос в выгодном для себя смысле. Помещики, Белорусская консистория, униатские священники выступили на защиту старых служебников и действовали необыкновенно решительно и дружно. Пр.Василий, которого не раз, по поводу искоренения из униатского богослужения разных латинских нововведений, упрекали православные власти в бездействии, равнодушии, а иногда и в поддержке унии, здесь действовал так смело и круто, что те же власти должны были останавливать его⁶³¹.

Как же вводились в униатских церквах Белорусской епархии новые богослужебные книги?

Снабжение униатских церквей служебниками, евангелиями, апостолами, молебными пениями и другими богослужебными книгами, равно как и устройство в униатских церквах иконостасов, началось после известного постановления 7-го февраля 1834 г., которым было определено: «Первое: принять для руководства служебник, напечатанный в Москве 1831 года в четверть листа, так как оный заключает все обыкновенные церковные службы с точным изъяснением обрядов, гр.-восточной церкви свойственных. Второе: служебника сего приобресть для епархии Белорусской шестьсот, а для Литовской семьсот экземпляров и разослать оные ко всем приходским церквям, при коих считается более пятисот обоего пола прихожан, с тем, что первоклассные и второклассные приходы должны будут возвратить ценность доставляемых им служебников. Третье: на сем же основании и для такого же употребления приобресть тысячу пятьсот экземпляров последования молебных пений, напечатанного в Москве в 1826 г. Четвертое: кроме того, приобресть некоторое число и других богослужебных книг, особенно священного евангелия, и препроводить оные в ведение епархиального начальства, для доставления удобства местному духовенству приобретать сии книги для церквей, имеющих в оных нужду». Св.Синод, «приемля в уважение действительные нужды гр.-униатских церквей и желая споспешествовать к восстановлению в оных порядка богослужения гр.-восточной церкви», определил отпустить безденежно из московской синодальной типографии все требуемое для сих церквей количество показанных книг»⁶³².

В мае 1834 г. в Полоцк для церквей Белорусской епархии был выслан транспорт богослужебных книг: 416 служебников, 602 книги молебных пений, 15 евангелий, 15 апостолов, 3 ирмология, 3 минеи праздничных, миней общих: 1 – в лист и 2 – в 8-ю долю листа; 2 октоиха, псалтирей следованных: 1 – в лист и 3 – в 8-ю долю листа; требников: 1 – в лист и 3 – в 8 долю листа: чин литургии И.Златоуста – 5 экземпляров и 3 часослова⁶³³. М.Булгак предписывал при этом раздать служебники во все церкви монастырские и в те приходские, где прихожан более 500 чел., молебные же пения – во все церкви; остальные же книги митрополит отдавал в распоряжение пр.Василия, чтобы тот отпускал их за установленную плату, а беднейшим церквям – безденежно. Духовенству же митрополит внушал, чтобы оно постаралось обзавестись всеми богослужебнымн книгами, изучило бы по новым книгам обряды гр.– восточной церкви и всегда соблюдало бы их. Духовенству объявлялось, что впредь никто не будет определяем без предварительного удостоверения в знании обрядов и постановлении гр.-восточной церкви, для чего при Полоцком кафедральном соборе имеют быть назначены особые экзаменаторы, и что все священники и церковнослужители будут по очереди вызываться в Полоцк для удостоверения в их рачительности и знаниях по этому предмету. Благочинным поручалось наблюсти за исполнением священниками предписания митрополита⁶³⁴.

«Московские служебники уже прибыли из синодальной типографии», – писал 25-го ноября 1834 г. пр.Смарагд кн.Хованскому. – «Впрочем, они (униатские власти) располагаются вводить их в церковное употребление не ранее нового года»⁶³⁵. Через год после этого, в ноябре 1835 г. Хованский обвинял белорусское епархиальное гр.-униатское начальство, что оно, промедлив 1,5 года, сразу приступило к снабжению униатских церквей служебниками, употребляя при этом меры крутые и невместные», тогда как следовало вводить новые книги постепенно⁶³⁶.

Из обвинительного свидетельства кн.Хованского можно заключить, что белорусские униатские власти почти до конца 1835 г. ничего не сделали для распространения новых служебников. Но такое заключение было бы очень неверно. Рассылка служебников по церквям начата была Белорусской консисторией не через 1,5 года после получения их, а в декабре 1834 г. Так, при предписании консистории от 22-го декабря этого года были высланы служебники и молебные пения для церквей Себежского деканата⁶³⁷. Нам также известны предписания пр.Василия от 30-го апреля, 27-го июня и 3-го октября 1835 г., которыми он приглашал белорусское духовенство принять служебники и другие богослужебные книги⁶³⁸, a 5-го марта 1835 г. он предлагал консистории вызывать в Полоцк поочередно всех благочинных «в самоскорейшем времени, для изучения обрядов и вящщего удостоверения в их рачительности, приверженности и знаниях по изъясненному предмету, без чего ни один не может быть достойным своего звания и даже занимаемого им прихода»⁶³⁹. Несомненно, что благочинные вызывались, главным образом, для того, чтобы ознакомиться с новым служебником.

Но на первых порах пр.Василий был далеко не так настойчив в снабжении церквей служебниками и не так решителен в мерах взыскания по отношению к не желавшим принять их, как это было во второй половине 1835 года, к какой поре и относится обвинение кн.Хованского. Причин этому у пр.Василия было несколько. Во-первых, он сознавал трудность, даже невозможность для большинства униатских церквей применить на практике новый служебник. Ведь, еще многие униатские церкви не имели иконостасов. Сам пр.Смарагд находил основательной отговорку униатских ксендзов, что московские служебники без иконостасов не имеют приложения на практике, так как «шептаной мши в них не положено, спеваная же мша без иконостаса, что за мша?»⁶⁴⁰. Где же и были иконостасы, там недоставало богослужебных книг, необходимых при совершении по новому служебнику церковных служб. Как нуждались белорусские церкви в разных богослужебных книгах, можно судить по тому факту, что в мае 1837 г, при ревизии 36 церквей Себежского, Кляссицкого и Дриссенского благочиний было найдено всего восемь евангелий и столько же апостолов⁶⁴¹. Вследствие повсеместного недостатка богослужебных книг Коллегия была вынуждена сделать 31-го марта 1837 года распоряжение, чтобы старые служебники отбирались лишь там, где это можно сделать. Белорусская консистория после этого приостановила требование от униатских церквей старых служебников до снабжения их (церквей) евангелиями и апостолами⁶⁴². Наконец, пр.Василий не мог не считать введение московских служебников слишком новой, важной и решительной мерой. Надо было постепенно подготовить умы униатов и спокойным на первых порах отношением к ней усыпить их внимание, успокоить страхи и опасения. Потом, когда духовенство резко и достаточно дружно выразило свой протест против опасного для унии нововведения, пр.Василий изменил тактику, решив, что цель может быть достигнута только путем крутых и решительных мер.

Применение новых служебников к делу велось таким образом: а) московский служебник был введен в богослужебное употребление в Полоцкой гр.-униатской кафедральной церкви; б) такие же служебники были разосланы при предписаниях консистории благочинным для раздачи всем униатским священникам; последние обязывались руководиться новыми служебниками при богослужении, а старые униатские служебники выслать в консисторию.

При униатской Полоцкой кафедре новые служебники были встречены не особенно дружелюбно. 18-го мая 1835 года Полоцкий военно-уездный начальник Агатонов сообщал губернатору Шредеру, что «хотя униатские церкви и получили книги церковного служебника московской печати, но служат и теперь не только в приходских церквах, но и в самой кафедре в Полоцке и тоже учат ставленников по книгам прежнего издания виленской и почаевской печати». Последнее обстоятельство Агатонов объяснял приверженностью к католическим обрядам священнослужителей кафедральной церкви: прот.Конюшевского, священников Томковида, Сченсновича и Игнатовича⁶⁴³. Бывшие в ноябре 1835 г. на исправлении при униатской Полоцкой кафедре униатские священники: Стрелковской церкви И.Моравский и Юховицкой Петр Маковецкий, наблюдавшие за применением нового служебника, писали, что при кафедре новые служебники «служат только некоторым руководством», что там все исполняется «по свойственным правилам гр.-униатской церкви в иконостасе двери закрываются только по «вонмем, святая святым», до «со страхом Божиим». Превозносится, где следует, вселенский архиерей, папа римский; в символе веры исповедуется происхождение Св.Духа и от Сына, а теплота в потир не вливается»⁶⁴⁴. Известно также, что в Полоцком Софийском соборе до ноября 1837 г. совершались шептанные мши и ни в праздничные, ни в воскресные дни почти никогда не бывало ранней соборной литургии. Только в этом месяце пр.Василием было предложено консистории вменить ключарю собора Копецкому в непременную обязанность строго наблюдать, чтобы никто из священников напред не служил в соборе шептаной мши и чтобы в воскресные и праздничные дни в 6 часов утра вместо тихой совершаема была петая литургия, с соблюдением во всей точности обрядов гр.-восточной церкви⁶⁴⁵. Из сравнения приведенных свидетельств надо заключить, что в кафедральной Полоцкой церкви введение нового служебника не искоренило прежних обрядов; там получилось какое-то смешанное богослужение, совершавшееся, впрочем, более по-старому, чем по новому служебнику⁶⁴⁶.

В епархии московские служебники были встречены враждебно. Себежский декан Афанасий Хруцкий, которому при предписании консистории от 22-го декабря 1834 г. были присланы служебники для раздачи подведомым ему священникам, доносил 9-го июля, что разосланные им служебники и молебные пения московской печати были возвращены ему обратно священниками без ответов на его предписание. Потом, 4-го июля 1835 г. в с.Галузине Себежского уезда, при раздаче «Великого мира», он снова предлагал священникам принять новые книги, но и в этот раз они решительно отказались и даже составили журнал, в котором объясняли, что принять присланные книги им не позволяют: 1) долг присяги на поминовение папе и церкви, обязывающий их пользоваться богослужебными книгами своей церкви, тесно соединенной с римской, 2) опущение в новых служебниках исповедания об исхождении Св.Духа «и от Сына» и поминовения папы; 3) отсутствие на присланных книгах надписи «с дозволения униатского начальства для употребления по униатским церквям» и 4) привычка набожных униатов к прежним обрядам, считающих всякие изменения формы, вида за действительную перемену веры. Изложив эти доводы, себежские священники просили своего благочинного ходатайствовать пред м.Булгаком об освобождении их от принятия новых книг. Под журналом подписалось 18 священников, в том числе и благочинный Хруцкий⁶⁴⁷. По примеру себежских и 18 лепельских священников подали на имя своего декана, Чашницкого настоятеля Марковского, заявление о нежелании принять московские служебники. Заправилами в этом деле пр.Смарагд считал самого декана Марковского и бешенковичских «попов» Перебилло и Лаппо⁶⁴⁸. Дриссенские священники с деканом своим, свящ.Плещинским, собравшись в июле 1835 г. на соборик в Тоболковскую церковь, якобы для получения Св.мира, также составили журнал об отказе принять новые служебники⁶⁴⁹. Себежские и дриссенские священники действовали так под сильным давлением влиятельных в Себежском и Дриссенском уездах помещиков Беликовича и Шадурского, которые обнадеживали их своим покровительством и уверениями, что скоро обстоятельства изменятся⁶⁵⁰. Представляя составленные священниками журналы, благочинные, по просьбе подписавших, требовали у епархиального начальства копий для хранения в архивах благочиний. Протествовали и отдельные лица. Воронечской церкви свящ.Фома Арматович во многих местах похвалялся, что, хотя он по настоянию благочинного Сченсновича, в угоду пр.Василию, и принял служебник московского издания, но служить по нему не станет, а спрячет его в сундук и не боится своего епархиального начальства, которое не в праве ни судить его за это, ни подвергать наказанию⁶⁵¹. Священник Королевичской церкви Давидович наотрез отказался принять служебник⁶⁵². Свящ.Ксаверий Квятковский в начале 1835 г. говорил Сеннинскому благочинному Иоанну Котовичу, что состоящие в благочинии его отца, Соржицкого декана Вас.Квятковского, униатские священники присланных книг не приняли. «В этом случае», – добавил он, – «не только книг не послушаем, но и Царя»⁶⁵³. При ревизии Соржицкой церкви пр.Василий нашел присланный служебник совершенно испорченным, а свидетели уличили в этой порче самого благочинного В.Квятковского⁶⁵⁴. Униатский священник Довгялло, при присоединении в сентябре 1835 года к православию Стаецкой, Невельского уезда, церкви, откровенно заявил, что «высланные в униатские церкви для служения московские книги многими священниками с почты не принимаются, а другими если и получены, то с небрежением брошены в неприличные места»⁶⁵⁵. При ревизии церквей Подисненского благочиния пр.Василий ни в одной из них не нашел московского служебника. Свящ.Манцевич на вопрос пр.Василия, «где московский служебник?», отвечал «я его здесь не держу»⁶⁵⁶. В феврале 1836 г. и пр.Смарагд жаловался, что некоторые униатские священники не приняли служебников, другие хоть и приняли, но не служат по ним⁶⁵⁷.

Таким образом, одна часть белорусских униатских священников выказала пренебрежение к распоряжению епархиальной власти о немедленном введении в богослужебную практику нового служебника, другая – выступила с открытым протестом. И те, и другие, осмеливаясь идти против велений власти, решались на отчаянное дело. Может быть, они не отважились бы на такой шаг, если бы за их спиной не стояли властные руководители, которые натравляли их на борьбу с опасным нововведением и сулили им всякую поддержку в этой борьбе. Такими руководителями, по мнению пр.Смарагда, Василия и гражданских белорусских властей, были: а) помещики, б) Белорусская духовная консистория и, особенно, некоторые члены ее.

«С великим вниманием соображал я все обстоятельства, все слухи и все идеи некоторых из неопытных и недальновидных туземцев, коим вскружены головы, и насыщенных гордостью своего остроумия некоторых помещиков», – писал 12-го ноября 1835 г. кн.Хованскому пр.Василий, по случаю волнений из-за служебников, – «и вынес заключение, что тут должно укрываться льстивое обнадеживание священников-журналистов, хитроплетенное врагами отечества и гр.-восточной церковной веры. К сей мысли ведет меня и то, что многие помещики из римско-католиков повсюду, где можно, злословят и повелителей, и исполнителей по части нынешнего устройства униатской церкви, иные, а паче по Минской губернии, сильно скрытным образом, a некоторые и явно действуют в совращении униатов в латинский обряд»⁶⁵⁸. Тот же пр.Василий словесно жаловался пр.Смарагду, что в заговоре ксендзов против постановлений начальства участвуют местные помещики, при чем сообщал, что 31-го октября 1835 г. к нему приезжали Витебский губернский предводитель дворянства Шадурский с Полоцким уездным предводителем дворянства Беликовичем и настоятельно просили, чтобы он не подвергал епитимии священников, кои не приняли служебников⁶⁵⁹.

Заодно с помещиками в этом деле иногда действовали и полицейские чиновники. Безместный священник Антоний Довгялло сообщал пр.Смарагду, что отвергнуть московские служебники уговорил ксендзов Чашницкого деканата Лепельский исправник Стефановский⁶⁶⁰.

Что касается Белорусской униатской консистории, то она в данном деле введения новых служебников, как ни в одном другом, явно обнаружила, какого духа были ее члены.

Пр.Смарагд писал ген.-губернатору кн.Хованскому 13-го ноября 1835 г., что «пр.Василий подозревает, что консисторцы тайно наущают ксендзов, чтобы сии последние не принимали служебников, ибо де и рапорты таковых ксендзов в консисторию написаны одним слогами, и с одними выражениями; затем же консистория поблажает упорству ксендзов, что он, епископ, заключает из того, что хотя ксендзы давно уже обнаружили свое преступное упорство, но консистория до сих пор их не судит»⁶⁶¹. Преосвященный Могилевский Гавриил жестоко обвинял консисторию за ее указ от 4-го июля 1835 года на имя Островского декана Квятковского, где, в разрешение недоумений духовенства относительно служебников, она пояснила, что «означенные служебники предназначены только для руководства в отношении соблюдения обрядов и не относятся к самому молитвословию». «Вследствие этого указа», – писал пр.Гавриил, – «гр.-униатское духовенство ни мало не заботится о соблюдении обрядов православной церкви, отправляет службы по старым книгам, а присланные служебники имеет для одного вида, перенося только их по римскому обряду на подушке с левой на правую сторону и обратно»⁶⁶².

О вице-председателе консистории, прот.И.Конюшевском пр.Василий сообщал, что тот кое-где отзывался, «что если все священники служебников не примут, то всем за то голов не поснимают, а консистория тогда будет иметь основание поддерживать унию»⁶⁶³.

Но особенно много сделал для возбуждения униатского духовенства против новых служебников асессор консистории, свящ.И.Игнатович.

Пр.Василий отзывался о нем, как о человеке «умном, усовершенствованном в науках», «с дарованиями»⁶⁶⁴ Скрипицын⁶⁶⁵ считал его образованным, но весьма упрямым, самолюбивым и честолюбивым. По словам Скрипицына, Игнатович, благодаря своему уму, характеру и связям с католиками помещиками, имел большое влияние на униатское духовенство, был душой униатской партии, противодействовавшей воссоединительным видам правительства. Верными помощниками Игнатовича в этом деле были священники: двоюродный брат его Иоанн Игнатович, Андрей Никонович и Игн.Малишевский.

По частным слухам, дошедшим, однако, до обер-прокурора Св.Синода, Игнатович с Малишевским, при самом начале введения в униатских церквах богослужебных книг московской печати, разъезжали по епархии для возбуждения духовенства к непринятию таких книг и тогда-то составили прочную партию противодействующих. Внушения лиц иной партии не могли остановить их. Малишевский убеждавшему его оставить упорство, родственнику своему Фоме Малишевскому, потом ставшему инспектором Белорусской семинарии, однажды сказал, что «если бы они не стояли за унию, давно бы не было и имени ея»⁶⁶⁶.

2-го января 1835 г. Витебский гражданский губернатор доносил кн.Хованскому, что «Игнатович не только не следует примеру бывших сотоварищей своих в принятии православия, но отговаривает от сего и других униатских священников; сверх того, по присоединении жителей г.Лепеля к православию, он скрытно действовал к обращению по-прежнему в унию»⁶⁶⁷. Пр.Василий еще в начале 1835 г. подозревал Игнатовича в сильном противодействии видам правительства в отношения унии и, в частности, в возбуждении униатских священников против принятия новых служебников, а Хованский, которому Лужинский поведал свои подозрения, даже поднял было вопрос об отстранении Игнатовича от должности асессора консистории. И Игнатович, несомненно, был бы отстранен, если бы пр.Василий не отозвался, что оставление его на некоторое время в должности заседателя консистории никакой опасности и вреда не представляет, что «в кругу прочих благонамеренных членов он не помыслит о произнесении и одного противного предполагаемой цели слова», в других же местах он может быть гораздо более вредным, «к чему побуждали бы его и обида с огорчением от лишения консисторской должности»⁶⁶⁸. Игнатович, вследствие заступничества пр.Василия, остался в консистории, но чувств своих не изменил. 16-го сентября 1835 г., в отсутствие пр.Василия, он совершил в Полоцком Софийском соборе крестный ход по латинскому обряду, не с крестом, а с дароносицей⁶⁶⁹. Надо думать, что Игнатович в это время, не покладая рук, работал над возбуждением униатского духовенства против принятия вводившихся теперь московских служебников, потому что кн.Хованский 23-го ноября 1835 г. просил Блудова оказать содействие «к избавлению Белоруссии от сего вредного духовного», при чем указывал на скрытное поддерживание им непокорных священников, на «связь его с некоторыми явно не расположенными к православию р.-католиками и сильное влияние его на других членов консистории и униатское духовенство, которого он достиг своими дарованиями и дерзновенным противодействием православию»⁶⁷⁰. Пр.Василий также подозревал его в это время в содействии священникам, не принявшим служебников. Однако, Игнатович и после всего этого оставался в консистории к великому вреду для униатского дела. Авторитет его, как бесстрашного защитника унии, в глазах униатского духовенства быстро вырос. Противодействующая униатская партия смотрела на него, как на своего главу. В конце 1836 или в начале 1837 года у него был тайный съезд многих униатских священников для получения наставлений: помогать ли правительству или препятствовать. С более влиятельными в среде униатского духовенства и фанатичными униатскими священниками, как с Смолянским благочинным гр.Голынцем и Залесским, Дисненского уезда, священником Игн.Малишевским он вел переписку, которая была направлена к одной цели: к возбуждению униатского духовенства против воссоединителей, к уверению его, что воссоединение затеяно Семашкой, Лужинским и Булгаком, и что все помещики готовы поддержать и защитить верных унии священников⁶⁷¹. Приезжавшие в Полоцк униатские священники считали долгом побывать у Игнатовича и часто случалось так, что только что изъявившие пр.Василию готовность содействовать видам правительства, поговорив с Игнатовичем, выходили от него убежденными сторонниками унии, готовыми на всякую борьбу и на всякие лишения из-за нее⁶⁷². Обстоятельства в данном случае благоприятствовали Игнатовичу, в Полоцке в это время всегда бывало много униатских священников, приезжавших по своим делам, и еще более – вызывавшихся пр.Василием для исправления или для изучения при кафедре обрядов православной церкви. Игнатович, при помощи ректора семинарии Шелепина, инспектора Томковида и профессора иером.Копецкого, собирал этих священников по ночам в доме купца – виноторговца, еврея Гели. Тут произносилиеь пламенные речи в защиту унии. Агитаторы с чарами в руках возглашали проклятие воссоединителям, здоровье и долгоденствие твердо стоящим за унию. С этих собраний все расходились озлобленными против воссоединителей. В виду этого пр.Василий счел за лучшее не вызывать более в Полоцк провинившихся священников, а отдавать их под присмотр благочинных⁶⁷³.

Но Игнатович не довольствовался представлявшейся ему возможностью в Полоцке оказывать влияние на возбуждение упорства в униатских священниках. О целью пропаганды он несколько раз выезжал в епархию, в уезды Себежский, Дриссенский. Когда в последних числах января 1837 г. пр.Василием был командирован в Себежский уезд Полоцкий благочинный И.Сченснович для обозрения тамошних церквей и расположения священников к готовности воссоединится с православной церковью, Игнатович, чтобы воспрепятствовать успеху Сченсновича, также поспешил туда, объехал весь уезд, повиделся со всеми священниками, возбуждал их против православия и всячески поносил епископов, действовавших в пользу воссоединения. В другой раз в 1837 же году он самовольно на шесть дней отлучился на Освейскую ярмарку. Дворяне, возвращавшиеся с этой ярмарки, останавливаясь на постоялых дворах, «с адскою ядовитостью и зверским остервенением» поносили пр.Иосифа, ревизовавшего пред тем. Белорусские епархию и семинарию, и пр.Василия, «как недостойных пастырей», как «волков, пожирающх униатское стадо». Пр.Василий сообщал обер-прокурору Св.Синода, что дворяне были возбуждены и настроены против православия и епископов свящ.Игнатовичем и его единомышленниками, влиятельными в среде сельского духовенства униатскими священниками⁶⁷⁴.

От должности асессора консистории Игнатович был уволен, по прошению, в июне 1837 г.⁶⁷⁵. Свою просьбу он мотивировал тем, что полученное наследство не позволяет ему дольше оставаться в Полоцке. По увольнении из Полоцка, ему было предоставлено место священника Головчицкой, Полоцкого уезда, церкви. Там, как мы видим, находясь вдали от надзиравших за ним властей, он еще решительнее и шире развил свою агитационную для поддержки унии деятельность.

Таким образом, возбуждение белорусских униатских священников против принятия служебников шло с двух сторон: и от помещиков, и от Белорусской консистории, и с той, и с другой стороны им обещалась поддержка.

Что толкало Игнатовича и других членов консистории на опасный путь противодействия своему епископу и видам правительства – фанатизм ли только или, вместе с фанатизмом, и надежда на чье-то мощное сочувствие и поддержку, – с несомненностью ответить на этот вопрос трудно. Ликовский сообщает, что непринятие ксендзами служебников имело своим основанием выданное консистории распоряжение Булгака, чтобы не допускать никаких нововведений в богослужении (innowacji w Babozenstwie)⁶⁷⁶. Издавать распоряжения против привития служебников Булгак едва ли мог, – ведь, им издано было несколько предписаний, обязывавших духовенство к принятию их. Одно возможно предположить, что какое-либо распоряжение Булгака было превратно понято духовенством и истолковано в смысле выгодном для протестовавших.

На упорство и протесты униатских священников пр.Василий ответил крутыми и строгими мерами взыскания. На себежских⁶⁷⁷, левельских и дриссевских священников, с их деканами была наложена двухнедельная епитимия. Деканы, кроме того, были лишены своих благочиннических должностей, а всем священникам было обещано еще новое наказание, если они не раскаятся во время епитимии⁶⁷⁸. Над Арматовичем был учрежден тайный надзор. Полиция обязывалась немедленно доставить в Полоцк всех епитимийных. Если бы все епитимийные были разом доставлены в Полоцк, город оказался бы переполненным бунтующими униатскими священниками.

Предпринятые пр.Василием меры были так круты и неожиданны, что Хованский увидел в них серьезную опасность и для униатского дела и для общественного спокойствия. Опасаясь, чтобы высылка множества священников через земский суд не послужила к унижению священнического сана, а скопление в Полоцке множества неблагонадежных униатских духовных не вызвало в униатском населении волнения, он просил пр.Василия соблюсти «в оном, как не подлежащем обыкновенному порядку, деле» особенную осторожность и не требовать высылки в один раз более 2–3 священников. Губернатору же Шредеру Хованский приказал принять все меры, чтобы при отправлении священников в Полоцк, «под благовидным предлогом и с должным их сану приличием, учреждено было за ними строгое наблюдение, дабы своими внушениями, жалобами и примером они не произвели вредного влияния на поселян униатов»⁶⁷⁹. Одновременно с этим гражданские власти усилили надзор за помещиками, оказывавшими поддержку протестовавшим священникам⁶⁸⁰.

Блудов писал Хованскому 7-го декабря 1835 г., что эти и другие, благоразумно принятые местным главным гражданским и духовным начальствами, меры «долженствуют положить конец беспорядкам, возникшим в небольшом кругу гр.-униатских духовных лиц в Белоруссии»⁶⁸¹.

Принятые меры действительно «успокоили» волновавших. Вызванные на епитимию священники убедились, что с ними не станут церемониться. Это сразу ослабило у них охоту к сопротивлению. А тут, отбывая епитимию, некоторые еще заметили, что «назначение служебников в гр.-униатской церкви малейше не стесняет свободного исповедания догматов гр.-униатской церкви.... разница же состоит только в некоторых наружных обрядах, не изменяющих существо самого священнодействия»⁶⁸². И они раскаялись... Дольше других упорствовали уже известные нам священники Дриссенского уезда Моравский и Маковецкий, но и они после того, как за свое упорство были лишены мест и низведены в дьячки: первый к Друйской Спасской, Дисненского уезда, церкви, а второй – к Новозамшанской – Дриссенского уезда, принесли раскаяние в августе 1836 года и были возвращены на места⁶⁸³.

Принятые, таким образом, меры восстановили покой. Но этот покой напоминал сон дремлющего человека, которого может разбудить малейший шорох. Обе стороны остановились на перепутье. Воссоединители не ввели еще в богослужебное употребление новых служебников и даже не убедили униатских священников принять их, униатское духовенство продолжало питать недоверие к новым служебникам и сторониться их. Борьба поэтому не прекратилась, миновал лишь самый острый период ее. Пр.Василий продолжал вводить в униатские церкви новые служебники, а униатские священники кое-когда продолжали, иногда в очень резких формах, оказывать сопротивление.

Дальнейшее распространение и применение на практике новых служебников шло очень медленно. Неимение еще во многих церквях иконостасов и недостаток богослужебных книг делали невозможным пользование в униатских церквях одними новыми служебниками и вынуждали до времени терпеть старые. Как мы уже знаем, Коллегия 31-го марта 1837 г. определила выводить из употребления старые служебники только там, где их можно было изъять. Почти вслед за этим, 22-го мая того же года м.Булгак, возгоревшись почему-то ревностью о восстановлении гр.-восточного чина, предписывал отбирать употребляющиеся еще в униатских церквях старые служебники почаевской, виленской и супрасльской печати. Пр.Василий, вызвав надежнейших благочинных и настоятелей церквей, поручил им исполнить предписание митрополита. Только немногие из них сразу исполнили поручение⁶⁸⁴. И пр.Василий не настаивал на точном исполнении его, очевидно сознавая, по известным уже нам причинам, полную невозможность исполнения митрополичьей воли. Но где можно было изъять старый и ввести новый служебник, там это делалось с настойчивостью и решительностью. Оправдывая прот.Васютовича, который, чтобы изъять из употребления в Соржицкой, Сеннинского уезда, церкви старый служебник, вырвал из него в церкви 48 листов, содержание которых не согласовалось с вероучением православной церкви⁶⁸⁵, пр.Василий писал, что и он «сам так же поступает при обозрении церквей, в тех месгах, где священники, закоренелые враги православия, не хотят совершать божественной литургии по служебникам московской печати, и как повелевает делать благонадежным благочинным, дабы через это однажды и навсегда отнять у священников фанатиков средства совершать литургии не по обрядам восточной церкви»⁶⁸⁶. Значит, пр.Василий не стеснялся в мерах, чиобы водворить православные служебники в униатских церквях.

Дело с заменой старых униатских служебников новыми очень затянулось. Старые служебники и другие униатские книги еще долго существовали как в белорусских, так и в находящихся в других епархиях униатских церквях, и униатские священники же пользовались. 17-го января 1843 г. пр.Василий предписывал духовенству служить непременно по новым служебникам, с соблюдением всех частностей, а чтобы священники не отговаривались незнанием, приказал взять от них подписки⁶⁸⁷. Из записки же Киевского, Подольского и Волынского генерал-губернатора, поданной в Синод в 1852 г., видно, что и тогда во всех трех означенных губерниях в бывших униатских церквях поминали и папу римского, и короля польского⁶⁸⁸, служа по старым книгам. Синод после этого предписал изъять из употребления все старые униатские богослужебные книги. Вследствие этого указа пр.Василий командировал для отобрания старых униатских книг в разные уезды нескольких духовных лиц, а в Дриссенский, Городецкий и Витебский направился сам. Старые книги затем от всех униатских церквей были отобраны и отосланы в канцелярию Св.Синода⁶⁸⁹.

Одновременно со служебниками, согласно тому же постановлениио от 7-го февраля 1834 г., вводились в униатских церквах Белорусской епархии другие богослужебные книги московской печати: евангелия, апостолы, требники, минеи, молебные пения и пр. Распространение этих книг шло очень медленно, но это зависело гораздо менее от нежелания униатов принять новые книги, чем от распорядительности властей, слишком медленно и в недостаточном количестве снабжавших ими Белорусскую епархию. Мы уже видели, в каком незначительном количестве были присланы в 1834 г. в Полоцк евангелия, апостолы и другие книги⁶⁹⁰. Несмотря на просьбы пр.Василия, консистории и даже не смотря на ходатайство генерал-губернатора пред Пратасовым⁶⁹¹, дальнейшая присылка книг шла очень тихо. 16-го декабря 1836 г. пр.Василий писал обер-прокурору, что им разослано по епархии 100 книг евангелия и апостола, требуется же 274 экземпляра евангелий и 329 книг апостола: со включением же в число нуждающихся церквей двенадцати монастырских и множества филиальных церквей, из которых около сотни были устроены по гр.-восточному обряду, число нужных книг увеличивалось: евангелий до 412 экземпляров, апостолов до 466 экз., проскомидийных листов 699 (для 561 приходской церкви, 126 филиальных и 12 монастырских)⁶⁹². В других богослужебных книгах в зто время ощущался, конечно, не меньший недостаток. Таким образом, и в 1837 году униатские церкви еще очень недостаточно были снабжены необходимыми для совершения преобразованнаго богослужения книгами.