О брани от бесов
Если бы не связал я молчанием говорливого языка и уст, когда собирал воедино ум для общения с Богом, чтобы самыми чистыми помышлениями почтить чистого Царя (ибо одна умная жертва прекрасна); то никак не постиг бы ухищрений пресмыкающегося зверя, или, конечно, не огласил и не признал бы их ухищрениями. Часто и прежде приходил он ко мне, то уподобляясь ночи, то опять под обманчивою личиною света; ибо чем не захочет, всем делается измыслитель смерти, этот в похищении чужих образов настоящий Протей, только бы, тайно или явно, осилить человека; потому что грехопадения людей – для него наслаждение. Но доселе никогда еще не видал я его таким, каким пришел он ко мне ныне, во время моих подвигов. Видя больше благоговения в душе моей, он воспылал сильнейшим пламенем гнева. Как тайная болезнь, скрывающаяся внутри неисцельной плоти, остановленная на время не вполне благопотребными врачевствами, и питаемая в невидимых полостях тела, не прекратившись еще в одном месте, прорывается в другом, и снова угрожает больному опасностью, или как поток, в одном месте прегражденный твердыми плотинами, напирает и вдруг проторгается в другом месте: так жестока и брань завистника. Если не страдал у меня от него язык; то вред приливал к чему-нибудь другому. Однако же не овладел он мною; потому что пришел Христос – моя помощь, Который спасал учеников от бури; Который многих, даровав благодать их хотению, освобождал от страстей и от демонских уз. Между тем искушал меня завистник, как и прежде человекоубийственною хитростью уловил родоначальника нашего. Но ты, Блаженный, удержи брань, и повели мне, по утишении бури, всегда приносить Тебе бескровные жертвы!