Гнев

Гнев питай на одного только змия, через которого ты пал (1).

* * *

Кто боится тяжб, тот избежит и гнева, потому что тяжбы часто воспламеняют сердце гневом (2).

* * *

Гнев – небезопасный для всякого советник: что предпринято в гневе, то никогда не бывает благоразумно (2).

* * *

Погиб для меня вчерашний день, Христе! Нашел и мгновенно овладел мною гнев. О, если бы нынешний день стал для меня днем Света (2)!

* * *

Сержусь на домашнего беса, на гневливость… положил уже я словом преграды клятве и совершенно знаю, что из многих корней, от которых прозябает это зло – клятва, самый дикий и черный есть гнев, то при помощи Божией постараюсь истребить и его, подрезав, насколько можно, острием слова… Для меня немаловажно и это, то есть и малое ослабление великого зла, как немаловажно это и для всякого, обремененного тяжкой болезнью.

Вникнем же в недуг этот несколько глубже: что он такое? от чего бывает? и как от него оберегаться? Заглянем в рассуждения древних мужей, которые углублялись в природу вещей.

Одни называют исступление воскипением крови около сердца. Это те, которые болезнь эту приписывают телу, как от тела же производят другие и большую часть страстей. А иные называли гневливость желанием мщения, приписывая порок этот душе, а не телу; и желание это, если устремляется наружу, есть гнев, а если остается внутри и строит зло, есть злопамятство. Признававшие же болезнь эту чем-то сложным и потому слагавшие и само понятие ее, говорили, что она есть воскипание крови, но имеет причину в пожелании. Теперь не место входить в рассуждение, справедливо ли это, впрочем, хорошо известно, что ум – всему властелин. Его Господь и дал нам поборником против страстей. Как дом укрывает от града, как в стенах находят убежище спасающиеся с битвы и кустарник служит опорою на крутизнах и над пропастями, так рассудок спасает нас во время раздражения.

Как скоро покажется только дым того, что разжигает твои мысли, то, прежде нежели возгорится огонь и раздуется пламень, едва почувствуешь в себе движение духа, прибегни немедленно к Богу и, помыслив, что Он – твой покровитель и свидетель твоих движений, стыдом и страхом сдерживай стремительность недуга, пока болезнь внимает еще увещеваниям. Воззови тотчас словами учеников: «Наставник, меня окружает страшное волнение; отряси сон» (см. Лк. 8, 24)! И ты отразишь от себя раздражительность, пока владеешь еще рассудком и мыслями (ибо их прежде всего подавит в тебе эта болезнь); пока она, как не терпящий узды конь, не перегрызла удил и не помчалась быстро, оставляя за собой дорогу, холмы и овраги, гневливостью омрачив путеводные очи. Разуму легче управлять тем, кто не выступил из подчинения, нежели удержать насилием того, кто восхитил над ним власть. Такой, разгорячая сам себя, не остановится, пока не низринет всадника с высоты рассудка (2).

* * *

Рассмотри, в какой стыд приводит гнев жестоко им поражаемого. Болезни другого рода тайны; таковы: любовь, зависть, скорбь, злая ненависть. Некоторые из этих недугов или вовсе не обнаруживаются, или обнаруживаются мало, и болезнь остается скрытой внутри. Иногда сама скорее изноет в глубине сердца, нежели сделается заметной для посторонних. А и то уже выгода, если беда скрыта в тайне. Но гневливость – явное и совершенно обнаженное зло, это вывеска, которая против воли тела сама себя показывает. Если видал ты уловленных этой страстью, то вполне знаешь, что говорю и что хочет изобразить мое слово. Перед рассерженными надлежало бы ставить зеркало, чтобы, смотря в него и смиряясь мыслью перед безмолвным обвинителем их страсти, сколько-нибудь сокращали свою наглость. Или пусть будет для тебя этим зеркалом сам оскорбитель твой. В нем, если достанет охоты посмотреть, увидишь ты сам себя; ибо у страждущих одной болезнью и припадки одинаковы. Глаза налиты кровью и искошены, волосы ощетинились, борода мокра, щеки у одного бледны, как у мертвого, у другого багровы, а у иного как свинцовые (и это, думаю, оттого, что так бывает угодно расписать человека этому неистовому и злому живописцу), шея напружена, жилы напряжены, речь прерывистая и вместе скорая, дыхание, как у беснующегося, скрежет зубов отвратителен, нос расширен и выражает совершенное презорство, всплескивания рук, топот ног, наклонения головы, быстрые повороты тела, смех, пот, утомление (кто ж утомляет? никто, кроме беса), киванья вверх и вниз не сопровождаются словом, скулы раздуты и издают какой-то звук, как гумно, рука, стуча пальцами, грозит. И это только начало тревоги. Какое же слово изобразит, что бывает после того? Оскорбления, толчки, неблагоприличия, лживые клятвы, щедрые излияния языка клокочущего, подобно морю, когда оно покрывает пеною утесы. Одно называет худым, другого желает, иным обременяется, и все это тотчас забывает. Негодует на присутствующих, если они спокойны, требует, чтобы все с ним было в волнении. Просит себе громов, бросает молнии, недоволен самим небом за то, что оно неподвижно. Одно злое дело приводит уже в исполнение, другим насыщает свои мысли, потому что представляет сделанным все то, чего хочется. Мысленно убивает, преследует, предает сожжению, но что из этого сделает? Так слепа и суетна его горячность! У него – безгласен, бессилен, погонщик волов, кто у нас недавно был витией, Милоном⁴³, царем. Сам ты безродный и нищий, а того, кто благодарен и богат, называешь не имеющим рода и бедняком. Сам ты – поругание человечества, а тому, кто цвет красоты, приписываешь рабский вид. Сам о себе не можешь сказать, кто ты и откуда, а человека прославленного именуешь бесславным.

Не знаю, плакать или смеяться над тем, что делается. Гнев все, даже и небывалое, обращает себе в оружие. Это – обезьяна, и делается Тифием⁴⁴, вертит рукой, ломает пальцы, ищет холма или вершины Этны, чтобы силой руки своей издали метнуть в неприятеля одновременно и стрелу, и гроб. Какой огонь или какой град остановит продерзость? Если пращи слов истощились, то приводятся в действие руки, начинаются рукопашный бой, драки, насилие. Тот одерживает верх над противником, кто наиболее несчастен и побежден, потому что одержать верх в худом называю поражением. Не бес ли это? Даже и больше беса, если исключить одно падение, но случалось видеть и падения возмущенных гневом, когда они увлекаются порывом духа. Не явное ли это отчуждение от Бога? Да и что же иное? Потому что Бог кроток и снисходителен; нехорошо предавать поруганию Божий образ, а на место его ставить неизвестного кумира!

Не так страшно для нас расстройство ума, не так страшны телесные болезни. Эти недуги, хоть и жестоки и мучат меня, пока продолжаются, потому что всякая настоящая болезнь страждущему кажется тягостнее всех других болезней, но делают нас несчастными не по собственному нашему изволению; они более достойны сожаления, нежели проклятия. Из зол явное зло менее опасно, вреднее же то, которого не признают злом… Скажи, какое другое зло хуже преступившей меру гневливости? И есть ли от этого какое-нибудь врачевство?

В иных болезнях прекрасное врачевство – мысль о Боге. А гневливость, как скоро однажды преступила меру, прежде всего заграждает двери Богу. Самое воспоминание о Боге увеличивает зло, потому что разгневанный готов оскорбить и Бога. Видал я иногда: и камни, и прах, и укоризненное слово (какое ужасное умоисступление!) были бросаемы и в Того, Которого нигде, никто и никак не может уловить; законы отлагались в сторону; друг не узнан; и враг, и отец, и жена, и сродники – все уравнено одним стремлением одного потока. А если кто станет напротив, то на себя привлечет гнев, как зверя, выманиваемого шумом. И защитник других сам имеет уже нужду в защитниках.

Такими рассуждениями всего боле преодолевай свой гнев; и если ты благоразумен, то не потребуется для тебя большего. А если для умягчения твоего сердца нужна продолжительнейшая песнь, то посмотри на жизнь тех, которые и в древние, и в последние времена своими добрыми нравами приобрели дерзновение перед Богом (2).

* * *

Стагирский философ⁴⁵ хотел ударить одного человека, которого он застал в постыдном и худом деле, но как скоро почувствовал, что в него самого вступил гнев, борясь со страстью как с врагом, остановился и, помолчав недолго, сказал (подлинно мудрое слово!): «Необыкновенное твое счастье, что защищает тебя мой гнев. А если бы не он, ты пошел бы от меня битым. Теперь же стыдно было бы мне, худому, ударить худого и, когда сам я побежден страстью, взять верх над рабом». Так рассудил он (2).

* * *

Столько имеешь у себя врачебных средств от этого недуга (гневливости), во всех важнее, как сказано, заповедь, которая не позволяет тебе отвечать обидой даже и тому, кто ударил тебя. Ибо ветхозаветным предписано: не убий – но тебе велено даже и не гневаться, а не только не бить и не отваживаться на убийство. Кто запрещает первое, тот не дозволяет и последнего. Кто истребил семя, тот воспрепятствовал прозябнуть⁴⁶ ему в колос. И не смотреть с худым пожеланием – значит отсечь любодеяние. Не клясться – вот предохранительное средство от ложной клятвы. Так и не гневаться – значит поставить себя в безопасность от покушения на убийство. Ибо рассуди так: гневливость доводит до слова, слово – до удара, от удара бывают раны, а за ранами, как знаем, следует и убийство; и, таким образом, гневливость делается матерью жестокого убийства.

Кто получил когда-нибудь награду за то, что он не убил? Но не гневаться – есть одно из похваляемых дел. Воздаянием за первое служит то, что избегаешь опасности, а вознаграждением за последнее обещан тебе участок земли драгоценной (2).

* * *

Всего более желай, чтобы тебе вовсе не гневаться, потому что это всего безопаснее. А если не так, старайся, чтобы исступление твое прекращалось прежде вечера и не давай во гневе твоем заходить солнцу (см. Еф. 4, 26), как тому, которое извне твоим очам посылает лучи свои, так и тому, которое сияет внутри мудрых; а последнее солнце заходит для тех, у кого ум уязвлен, озаряет же совершенных и добрых и видящим дает большую силу озарять (2).

* * *

Скажешь: «Что ж? Не сама ли природа дала нам гнев?» – Но она дала также и силу владеть гневом. Кто дал нам слово, зрение, руки и ноги, способные ходить? Все это даровали Бог и природа, но даровали на добро, и не похвалю тебя, который употребляешь их во зло. То же надо сказать и о других душевных движениях. Это Божии дары – под руководством и управлением разума. Раздражительность, когда не преступает меры, служит оружием соревнованию. Без сильного желания неудобопостижим Бог. Но знаю и наставника в добре; это – рассудок. Если же все это обращено будет на худшее, то раздражительность произведет оскорбления и злодеяния, пожелание распалит нас к гнусному сластолюбию, а рассудок не только не подавит этого, но еще поможет своими ухищрениями. Так добрые дарования отдаются во власть нашему растлителю! Но нехорошо Божий дар мешать со злом (2).

* * *

Если ты читал что-нибудь о гневе мужей благочестивых, то найдешь, что гнев их всегда был справедлив. И я думаю даже, что это был не гнев, а наказание, справедливо положенное на злых. И это наказание не было для них злом, напротив, удары были весьма полезны для требовавших многого очищения в жизни, потому что иглистая ветвь сама призывает на себя острие железа, – полезны, говорю, были как до закона, так и при законе, пока он не приобрел надлежащей силы, как не совершенно еще укоренившийся в людях (2).

* * *

Какое существо по преимуществу кротко? – Бог. А у кого природа самая раздражительная? – У человекоубийцы, который (да будет тебе известно!) сверх других наименований, выражающих его лукавство, называется и гневом. Какую же часть намерен ты избрать? А избрать ту и другую невозможно. Рассуди и то, кто будет осмеян и кто похвален. Ибо и это немаловажно для рассудительного. Что еще сказать? Заклинаю тебя, гнев – друг пороков, неприязненный мой защитник и покровитель, надмевающий меня и предающий во врата адовы, покорись ныне Богу и слову. Покорись, гневливость, – это воскипение, эта полнота человекоубийцы, это очевидное безобразие лица, это обуревание мыслей, это упоение, эти борцы, понуждающие низринуться в тартар, этот легион бесов, это многосложное зло, расторгающее узы и путы на ногах, покорись; ибо Христос, Kоторого не вмещает вселенная и Который Своим кормилом непогрешительно движет целую вселенную, уделяя жизнь и человекам, и Ангелам, а призывающим Его усердно дарует разрешение и от лукавых духов, и от страстей, Христос хочет, чтобы ты немедленно бежала отсюда и, войдя в свиней, скрылась в бездну! Готово принять тебя это стадо, низвергающееся в глубину. Но не касайся нас, о которых имеет попечение Сам Бог (2)!

* * *

Обуздывай гнев, чтобы не выступать из ума (2).