Кронштадтский светильник
«Чесо изыдосте в пустыню видети?»
(Мф.9:7)
«Покайтесь!» раздался когда-то на заре христианства голос проповедника в бесплодной пустыне Иордана. «Покайтесь, ибо приблизилось царствие Божие» (Мф.3:2). Так начал свою проповедь великий проповедник, «денница Солнца» – Предтеча Христов, Иоанн. И многовековая тишина безлюдной пустыни, которая оглашалась лишь ревом зверей, нарушилась. Голос пророка пронесся по градам и весям, и народ, блуждающий во тьме, не имущий пастыря, толпами устремился к Иоанну в пустыню. Гордые фарисеи, богачи саддукеи, презираемый мытарь, воины и другие устремляются в пустыню, исповедуют грехи свои и крестятся в Иордане.
Как многое тут пробудилось!
Все тайны раскрылись сердец:
То мытарь бледнел и молился,
То в латах смирялся боец.
И слезы текли по ланитам,
И вздохи кипели в устах;
И все торопились омыться
В купельных Иорданских волнах.
О. Иоанн Сергиев
Пламенная, жгучая, как зной пустыни, грозная речь проповедника, необыкновенный его вид и одежда, смуглое запаленное солнцем его лицо, проницательные глаза поражали народ. «Что нам делать?» вопрошали дивного пророка... Не он ли Христос? вопрошали иные... Многое благовествовал Предтеча народу, поучая его (Лк.3:10–18).
Исполнились пророческие слова Исайи: «Радуйся пустыня жаждущая, да веселится пустыня и да цветёт яко крин. И процветёт и возвеселится пустыня Иорданова... яко проторжеся вода в пустыни и дебрь в земли жаждущей» (Ис.35:1–6). И в настоящее время просятся на уста приведённые слова Исайи пророка.
И ныне в 30 верстах от славного Петрограда, в прежде безвестном и как бы пустынном Кронштадте «проторжеся вода», – слышится голос проповедника покаяния и пастыря Христова о. Иоанна. «Кайтесь, кайтесь» и теперь как бы я слышу его резкий, громкий голос в Андреевском соборе перед 5000 толпой, призывающий народ к покаянию. «Кайтесь, царствие Христово и Христос с нами. Он присутствует невидимо с верующими и видимо в Пречистых и Животворящих Тайнах... Идете к Нему все трудящиеся и обремененные»...
Этот звонкий, ободряющий, как свежий ветерок моря, голос не грозный, а любящий, страждущий за братию, голос пастыря зовет и собирает к нему народ. Кто близко знает о. Иоанна, тому хорошо известны следующие картины.
Серый октябрьский день. Серое небо, с утра задернутое сплошь облаками, серый цвет воды залива, которую бороздит и пенит своими колесами кронштадтский пароход. Пароход переполнен пассажирами. Это – паломники, едущие в Кронштадт к о. Иоанну Кронштадтскому.
Вот смуглое лицо терского казака, вот типичный белорус с вялыми нерешительными движениями, вот умное выразительное лицо жителя средней полосы России, рядом с ним типичный сибиряк и т. д. Разговоры среди паломников сосредоточиваются либо на личности о. Иоанна, или же передаются подробности путешествия к нему.
– На восьмой десяток мне, – рассказывает окружающим маленькая старушка с темным сморщенным лицом. – Седьмой раз Господь приводит к кронштадтскому батюшке побывать. Уж трудно нынче было к нему идти, года-то мои старые, а ничего дошла.
– Неужто, бабушка, пешком все?
– Больше пешком. От самой Перми иду. Случалось, что и подвезут по пути меня, старуху, добрые люди, а больше пешком. Не люблю я чугунов этих нынешних, да и денег-то нет, чтобы на них ездить. Вот пешком и идешь.
– И ничего, в дороге-то не страшно?
– Как ничего, милый человек. Всего боишься: и зверя-люта, и злого человека. Да слава Богу, сохранил Господь. Вот теперь к самым именинам батюшки как раз в Кронштадт попаду...
– ... Выдали это меня замуж, – слышится молодой женский голос из другой группы паломников, – молоду-молодешеньку, глупая я была, ничего в жизни не понимала. И муж-то у меня тихий да ласковый, любил он меня во-как. А противен он мне казался. «Сбегу, думаю, либо еще хуже, убью его, а то сама на себя руки наложу. Что ни день настанет, только об этом и думаю, просто места не нахожу себе, сохну вся, а думы эти худые с ума нейдут. Немило мне кажется жить на белом свете. Вот и надоумили меня съездить к кронштадтскому батюшке. Не хотела я сначала ехать. Что, думаю, никакого толку не будет.
Однако уговорили – поехала. Три дня в Кронштадте жила, все никак не могла добраться до батюшки, наконец добралась. Страшно мне стало, как увидала его, просто глаз не смею поднять и внутри дрожь какая-то. А он стоит передо мной, лицо ласковое такое, глаза добрые, добрые. «Ну, говорит, рассказывай, что у тебя». Рассказала я ему все, все, что у меня на душе, не знаю просто, как и смелости хватило. Утешал он меня. Долго это со мною говорил. Он говорил, а слова его, словно мне в душу впиваются, и чувствую я, что мне все легче и легче делается... Вернулась я домой совсем другая, словно переродилась, и пошло у нас с тех пор с мужем мир да согласье. И теперь мы каждый год к о. Иоанну ездим. Муж в прошлом месяце был, а теперь вот я еду.
В стороне от других, прислонившись к борту, стоит высокий худощавый юноша. Его бледное лицо окаймлено темною, только что пробивающейся растительностью, задумчивые глаза устремлены вдаль к еле выделяющемуся в тумане берегу залива. Брызги волн, всплескивающих у носа парохода, летят ему в лицо, но юноша не обращает на это внимания, мысли его, по-видимому, далеко от всего окружающего, и в задумчивых глазах порою блестит какой то загадочный огонек. Он тоже едет к о. Иоанну, влекомый каким-то особенным желанием. Спутники богомольцы пытались было заговорить с ним, но или отделывался молчанием, или же отвечал нехотя односложными словами.
Ветер усилился, пароход начало слегка покачивать, всплески волн долетали на палубу и обдавали расположившихся на ней пассажиров, кое-где послышались женские взвизгивания... Часть публики поспешила уйти в нижнюю каюту, но кучка богомольцев в носовой части не расходится, окружив какого-то странника в полумонашеском одеянии, рассказывающего о своих странствованиях.
– В Киеве нынче у святых угодников побывал, в Соловки Господь сподобил, на Валааме был, сейчас от Саровского угодника Серафима возвращаюсь. Вот теперь в Кронштадт еду. Хожу, пока ноги носят, да Господь грехам терпит.
Но перейдем в каюту для избранных, кого тут нет. Две монахини... Группа купцов, разговаривавших о каком-то случае во время служения о. Иоанна на Сенной.
Профессор химии горного института, крупный ученый, известный даже за границей. «На чело его усталость» – усталость не физическая, а духовная, та, какая родится от сомнений в прежних основах жизни – усталость переломила.
Группа студентов академий. Несколько видимо великосветских дам. Английский говор. Недалеко от них купцы.
Недалеко от этой дамы сидел известный богатый купец. И он ехал к о. Иоанну. Богатство сделало его маленьким князьком. Пред ним преклонялись сотни людей, восхваляли его в речах, газетах, исполняли каждое его малейшее желание. Его сила и влияние, кажется, не знали границ. Он был всюду принят. Не было ни одного удовольствия, которое было бы ему недоступно. Он не знает конца своим владениям. Все испытал в своей жизни. Это – новый Соломон, Соломон конца 19 века. И к чему же пришел он своим опытом?
– Много денег у меня, говорил он, много лесов, земли, лугов и всяких владений, ни на что мне не хочется теперь смотреть. Тяжело мне... Днем и ночью гложет меня какая-то тоска. Я не знаю, что сейчас предпринять и куда деваться. Я заблудился и не знаю для себя никакого выхода. Заблудился среди белого дня... Да, среди белого дня, повторил он. И это говорит не сумасшедший, а человек, находящийся в полном разуме и здоровье. Мне сказали, что там помогают многим. Вот и я еду к нему, не поможет ли он и мне»?
Что же влечет народ в пустынный для верующих Кронштадт? «Что значит такое многочисленное торжествующее собрание?» вопрошает сам о. Иоанн в своем поучении. «Что подвигло сердца и стопы ваши в этот город, ничем особенным не отличающийся от других?.. Многим, многим из вас, как простым, смиренным богомольцам, кажется и на ум не приходило, что вы шли и двигались по волнам в укреплённый, военный город. Что вам до наших грозных крепостей и кораблей с пушками? Все вы простые, добрые христиане и мирные граждане, и пришли не укрепления посмотреть, а именно в этот храм первозванного Апостола – помолиться усердно вместе с нами, да кого-то с днем Ангела поздравить... Знаю, что вы, дорогие отцы, братья и сестры, ради меня недостойного пастыря и сопастыря собрались здесь почтить в лице моем служителя Христова и посильного вашего сомолитвенника, совершителя спасительных Тайн Христовых и споспешника вашему спасению и христианскому богоугодному житию»... (Поуч. 1898 г, стр. 60).
Итак, народ идет в Кронштадт, чтобы повидать батюшку, принять от него благословение, укрепиться его молитвою в немощной и скорбной жизни, спросить совета, указаний. Здесь в некотором смысле более Иордана: там омывались во образ будущего крещения, а здесь, омытые слезами покаяния, крещаются Духом Святым, возрождаются, укрепляются в духовной жизни, соединяются со Христом в Пречистых Тайнах.
Смиренный вид о. Иоанна, открытое его мирное лицо, ласковые, голубые глаза, сильное слово, задевающее струны сердечные и вызывающее слезы сокрушения – благодать Божия, действующая чрез него, влекут к нему народ, умиляют и поражают народ.
На вопрос: «что нам делать», получают здесь ответ из Слова Божия, из опыта подвижника – пастыря, получают в таинствах и его молитве благодатную силу для борьбы с грехом, видят в нем живой пример истинного христианского пастыря.
Иностранцы и инородцы, и те знают о. Иоанна. В его лице осуществляется и торжествует истина всей верующей Православной Церкви: «приди и виждь», можно сказать всякому вопрошающему об истине, посмотри на служение верного Христова последователя, сына Православной Церкви, достойного пастыря и скажи: откуда эти необычные явления силы Божией: «с небес, или от человек», и не осуществляется ли в его необычном служении истины Евангелия?
Приходит как-то в Кронштадт какой-то босоногий, убогий странник; разговаривая с другими, вдруг он среди разговора поднялся и поспешно, как бы на какой зов, пошел прямо навстречу о. Иоанну. Они встретились, как будто лица родные и давно знакомые друг другу, хотя ранее и не встречались. Этому страннику о. Иоанн сказал: «Господь открыл мне сердца людей и дал мне книгу скорби».
Да, воистину Господь открывает о. Иоанну сердца людей, и эти люди, послушные зову пастыря оставляют «пажити греха» и делаются работниками в винограднике Христовом. В Кронштадте всем известна история одного «возрождённого» почитателя о. Иоанна. Фамилии его называть не будем. Имя его – Петр Иванович.
«Лет 10 тому назад Пётр Иванович занимал на службе видный пост, носил блестящий мундир и жил, как подобает жить особе V-го класса, получающей 6000 руб. годового содержания. К религии П. И. относился вполне равнодушно: не то чтобы он был атеистом, а просто обходил вопросы веры молчанием, находя, что и так прожить век можно, а «умирать буду, подумаю»... Для окружающих он был человек сухой и почти злой, помощи и добра он никому не оказывал, а если приходилось покарать – пощады или сострадания – ни-ни!
– Живым в гроб уложу, – говорил он сам.
«Характер» ли такой суровый был у П. И. или воспитание, служба закалили его, но только человек – кремень был, и любовью окружающих он не пользовался.
В 1882 году у П. И. скоропостижно умерла жена – единственное существо, нежно им любимое. Перед смертью, когда доктора отказались уже лечить больную, П. И. послал за о. Иоанном.
– Пусть помолится, все равно умирает, а если выздоровеет – уверую!
Отец Иоанн отвечал досланному:
– Мне у вас делать нечего!
И не поехал... Больная умерла... П. И. пришел в отчаяние... Он сидел уже с револьвером в руке, когда ему точно молния ударила в голову: «А ведь о. Иоанн не поехал: у вас говорит, мне делать нечего... Отчего не поехал? Что это за о. Иоанн?!.. К Вино-ву поехал, и там ребенок умирающий поправился».
Петр Иванович погрузился в думы и просидел более часа неподвижно. Когда он очнулся, в его мозгу созрел ясный и определённый план действий...
На другой же день он отправился к о. Иоанну и просил исповеди. Здесь вылилась, так сказать, вся наболевшая душа его.
«Со смертью жены, – рассказывал после Петр Иванович, – предо мною открылась какая-то пропасть, бездна, мрачная пустота... Я почувствовал холод смерти и бессилие всех наших знаний, которыми человечество гордится, суетность всех забот, хлопот... Если человек со всей наукой так бессилен и ничтожен перед природой, если все существование, вся цель жизни только ограничивается смертным часом, только для того мы живем, чтобы при первой случайности обратиться в гниющий прах, то стоит ли жить Чего ради мы живем? Нет, этого не может быть! Тайна и отрицание не синонимы. Если мы не знаем природы, даже зародышных клеточек и не можем уяснить себе своего существования, как выражается профессор Тарханов, то из этого не следует, что все таинственное духовное невидимое не существует».
«Отец Иоанн не дал П. И. отпущения грехов и ограничился только молитвою. В первый раз в жизни П. И. испытал какое-то непонятное чувство, неизвестное ему раньше, но хорошее благотворное чувство. С первых слов молитвы он забыл все земное, что раньше исключительно занимало его мысли; перед его духовными глазами раскрылся новый прекрасный мир. И странно, в этом мире он не чужой и ему там есть место!
– Хотелось бы мне остаться там навсегда, никогда не разлучаться с этим миром, но молитва была кончена, и батюшка пригласил меня помолиться... Почти с ужасом спросил я: неужели мне нельзя больше никогда придти еще? Но батюшка кротко так смотрел на меня и ласково произнес: «можешь каждый день приходить».
Петр Иванович действительно стал ходить каждый день и, случалось ловил батюшку с утра до вечера, чтобы помолиться вместе несколько минут. Через неделю или полторы он получил святое причащение. Первым результатом его «новой» жизни было совершенно другое отношение ко всем людям, начиная с прислуги, солдат и др. простолюдинов. У него было страстное желание помочь, услужить каждому, вызывать удовольствие на лице, улыбку, доставить всякому что-нибудь приятное. «Так бы вот всех обнял и расцеловал всех без исключения и изъятия»...
Суровый характер П. И. преобразился до такой степени, что он потерял всякую способность сердиться; напротив, какую бы неприятность ему ни причинили, он жалел только провинившегося и старался всеми силами убедить его, что так поступать не следовало. Когда ему приходилось слышать о враждующих или о ком-нибудь обиженном, он страшно волновался и принимал все меры, чтобы как-нибудь ослабить неприятные последствия. Само собою разумеется, что все свободное время он проводил в чтении библии и молитве.
В домашней жизни П. И. также многое изменилось. Он бросил курить, совершенно перестал пить, упростил стол до минимума, удалил все предметы роскоши, и выйдя в отставку, посвятил себя всецело воспитанию детей: сына и двух дочерей. Главным врагом П. И. за его «перерождение» сделался его родной брат, называвший его «юродивым».
– Похоронил жену и бросился в ханжество. Это показывает только твое малодушие или, еще хуже, слабоумие... Ты малость рехнулся, – говорил П. И. его брат.
– Скажи кому же я причинил вред своим «юродством»? Я совершенно счастлив: дети, полагаю, не проиграют от того, что я больше посвящаю им времени и внимания... Окружающим, ты сам знаешь, я многим принес существенную пользу, а не вред.
– Да ты ведь сделался нетерпим в приличном обществе; ты потерял карьеру, ведешь такой образ жизни, что у тебя никого не бывает...
– Постой. Я потерял карьеру – это верно, но скажи по совести – потеряла ли служба от того, что я вышел в отставку? Ведь, нет? Ты сам это хорошо знаешь. Служба была мне нужна, а не я службе! Затем относительно того, что нашим знакомым нельзя у меня пьянствовать или повинтитъ, то согласись, не обязан же я ради такой глупости отказываться от своих взглядов, убеждений и ломать собственную жизнь. И без меня все наши приятели найдут где напиться.
Изба, в которой родился о. Иоанн.
Внутренний вид избы, где родился о. Иоанн.
– Да с чего же ты себя-то изводишь?
– Клянусь тебе памятью моей жены, что я никогда не был так счастлив, как теперь. Ничто не может мне доставить такого удовольствия, как глава прочитанной библии... Я счастлив совершенно в своем «юродстве», и оно никому не приносит вреда, скорее пользу; почему же мне не «юродствовать»?.. Ты говоришь, что застрелился бы, если бы потерял свое положение, а я легко могу все потерять, потому что то, без чего я не мог бы теперь жить, т. е. вера и молитва, у меня никто не в состоянии отнять. Ты, значить, зависишь от тысяч случайностей, а я ни от кого. Ты должен бояться всего: болезни, падения курса, нерасположения своего «общества», смерти близких людей и т. д., а я ничего, потому что мое «юродство» заменяет и поглощает для меня все. Ты не можешь жить без теперешнего положения, значит, сколько же людей и случаев могут приговорить тебя к смертной казни?! Ты дрожишь при мысли о гробовой доске, потому что не уверен в последующем, а я с радостным трепетом жду этого момента, хотя и жизнь дает мне много радостей. Кто же из нас счастливее»?
– Эти рассуждения напоминают мне бред больных в доме умалишенных. Ты замечал, что идиоты всегда смеются? Вероятно, у них такое же радостное настроение, как и твое.
– Софизм и парадокс – не доказательства. Ты знаешь, что умалишенные и идиоты страшно страдают физически, а я так здоров, что ты сам завидуешь моему здоровью. Умалишенные теряют рассудок и не могут мыслить логично, а я еще вчера сделал за тебя три докладных записки, и ведь никто не нашел их бредом умалишённого. Зачем ты меня напрасно оскорбляешь?
Петр Иванович живет со своими «новыми взглядами» седьмой уже год. Он каждый месяц причащается у о. Иоанна, каждый праздник посещает церковь и живет тихою, счастливою жизнью. Все те, которые считают его за «юродивого», не брезгают обращаться к нему за помощью и пользуются, как его занятиями, опытностью, так и деньгами. Отказа нет никому: у П. И. нет удовольствия выше, как помочь врагу своему.
И это не единственный случай. Крестьянин-писатель В. И. Савихин передавал другому писателю о тех чудесах, которые творил о. Иоанн над душами приходящих к нему. Трудно передать словами (говорил он) ту перемену, которая происходит в деревенских жителях, побывавших у о. Иоанна. Там, где прежде стоял гвалт от брани и ссор, он заменялся дружественными, торжественными отношениями: женщины сходятся вместе, вспоминают высокие настроения, пережитые ими в Кронштадте, читают или слушают книжки, данные им, собирают между собой яйца, полотна и деньги, чтобы раздать бедным.
Обаятельное и благотворное влияние доброго пастыря заметно и не на одном простом народе... Десятки интеллигентных лиц изменились под влиянием слова о. Иоанна. Сотни развитых, образованных людей передают с восторгом о своих впечатлениях, о своих беседах с о. Сергиевым. «Труждающиеся и обремененные» идут к этому духовному светочу, к этому представителю правды небесной на земле, – идут к нему со своим горем и нуждой, со своей неумолкаемой злобой и с безумным сомнением. И речь доброго пастыря, полная христианской любви, утешает печальных, дает силы для борьбы, окрыляет терпением, смягчает злобу, несет покой мятущейся душе.
О. Иоанн – ангел хранитель земли Русской. Он ей нужен, нужен особенно теперь, нужен своей молитвой, своим пастырским трудом, но больше всего тем, что он есть. Он вносит новую жизнь в мир уже тем, что живет.
О. Иоанн тем силен, что живет со Христом и во Христе.
О. Иоанн может сказать вместе с ап. Павлом, что теперь «не я уже живу, но живет во мне Христос». «Живет Христос», не как отвлеченное начало, не как сумма известных правил, не как простое, историческое воспоминание, а как живая личность, как Богочеловек (Ин.14:21–23; Откр.3:20). О. Иоанн как бы утратил свое индивидуальное бытие, свою душу. Его душа как бы погрузилась в дух Христа и перестала существовать отдельно. Его жизнь стала с этого времени не его жизнью, а жизнью во Христе, как он и сам ее называет. На все он стал смотреть иначе. Весь мир видимых и невидимых явлений для него распался на два мира: мир Христа и мир антихриста, мир добра и зла. В его жизни не стало ни одной минуты, когда бы можно было служить кому-либо другому, кроме Христа. Вся его жизнь проходит пред лицом Бога. Каждое свое желание, каждую мысль, каждое свое движение, о. Иоанн старается осветить небесным светом, Все для Бога и в Боге, ничего без Бога и не для Бога.
«Ходи всегда, говорит о. Иоанн, в живом сознании и чувстве присутствия Божия и Богоматери и как бы в виду всего Неба, всех святых ангелов, святых человеков, которые с неба взирают на нас, на все входы и исходы наши, на все помышления, намерения, предприятия наши и суть свидетели нашей жизни неподкупные».
Для о. Иоанна царство Божие не где-то в недозримой дали от него, а здесь на земле. «Спаситель с нами невидимо и всегда готов спасать нас быстро, по вере нашей и призванию нами святого чудного и спасительного имени. Ибо сказано: «всяк, иже призовёт имя Господне, спасется». И в другом месте он пишет: «разве нет у нас Спасителя? разве не ближе Он к нам, чем грех, разве Он не благопослушлив? Разве он дремлет, спит? Разве не бодрствует над нами беспрестанно, милуя нас, заступая, просвещая, избавляя нас от всякого греха, от всякой скорби, гнева, нужды, тесноты и злого обстояния, когда мы прибегаем к Нему с верою? Но мы маловерны, неверны, не умеем призывать Его усердно, с верою, с покаянием. От того мы и бедствуем, бедствуем часто и погибаем ужасно, как мухи, как черви, как свиньи в воде». О. Иоанн говорит и большее: «Господь так постоянно близок к нам, что ближе окружающего нас кругом воздуха, ближе нашей одежды, ближе, наконец самого нашего тела. Он в нашей душе».
Отсюда и нужен миру о. Иоанн, как человек, отражающий хотя и слабо, по человечески Невечерний Свет – Господа Иисуса.
Один иностранец писатель, описывая наружность о. Иоанна восторгается его выразительными, северно-русскими глазами. Они ясно говорят каждому, что, несмотря на поразительную внешнюю скромность, в лице о. Иоанна мы имеем дело не с заурядною натурой, что его глаза, по выражению Спинозы, «смотрят на людей и на вещи не для того, чтобы осмеять, не для того, чтобы оплакивать, не за тем, что бы презирать, но затем, чтобы понять».
Этот писатель только не умел выразить, что увидел в действительности: это глаза человека, который только что всматривался в Лик Христов и унес в своих глазах воспоминание о том, что открыла ему молитва и богослужение. Слово и воля о. Иоанна сильны именно потому, что заимствованы от Христа. Он живет воздухом Евангелия, Божьей благодатью.
О. Иоанн подъезжает на пароходе к Кронштадту.
Домик, где живёт о. Иоанн.
Рассказывая о больных, о несчастьях людей, передавая события христианской истории, о Иоанн переносит слушателей к тем временам и событиям и заставляет испытывать впечатление непосредственной близости этих событий. Еще с большею силою действуют на зрителя проявляемые о. Иоанном чувства благоговения и порывы любви к человечеству. В этом случае его влияние на людей велико и благотворно. Ему невольно поддаются даже холодные люди. Являясь живым, увлекательным и обаятельным примером необыкновенной человечности и возвышенных чувств, о. Иоанн тем самым стал величайшей нравственной ценностью для общества.
Значение этой ценности мы яснее можем представить себе, если вспомним слова Карлейля, что благоговению необходимо учиться и что он, Карлейль, обучившись в детстве этому высокому чувству, счастлив, что может всякий раз пред величием нравственных идеалов испытывать это чувство с новой силой. В душе о. Иоанна, наряду с другими чувствами, никогда не меркнет чувство благоговения, оно у него так живо, так напряжённо, что в его присутствии диапазон нравственной жизни людей сразу повышается. Все в этом человеке носит особенный отпечаток. Все проявления чувства у него отличаются необыкновенной глубиной и полнотой, превосходящей обыкновенные пределы. Его проницательность и тонкость, с которыми он распознает психическое состояние человека, совершенно исключительны.
Да, вся жизнь о. Иоанна – есть жизнь во Христе, на знамени его можно начертать слова Псалмопевца, кои были написаны о. Иоанном в письме к одному пастырю: «что ми есть на небеси и от Тебе что восхотев на земли? Исчезе сердце мое и плоть моя, Боже сердца моего и часть моя, Боже во век (Пс.72:25–26); вся ко благоугождению Твоему и мудрствующе и деюще». Все для меня Господь. Он моя вера, мое упование, моя любовь, моя крепость, моя сила, мой мир, моя радость, мое богатство, моя пища, мое одеяние, моя жизнь, словом все мое. Так, человече, все для тебя Господь, и ты будь всем для Господа» (т. 4 стр. 307).
Нет у о. Иоанна своей личной жизни; она всецело отдана на служение Богу и народу. Любовь его до готовности положения души за други своя проявляется во всем его служении. Сколько на самом деле надо самоотверженной любви к братии, чтобы о них непрестанно вопиять – молиться Богу, посвятить им свою жизнь до самозабвения, болеть их болезнями, нести их немощи, одним словом сколько надо решимости и подвига, чтобы нести на себе подобное великое служение?!
«Ах, какими трудами, потом и слезами достигается приближение сердца нашего к Богу», говорит он в одном месте (4 т. 22). Боже мой, как трудно надлежащим образом исповедовать! Сколько от врага препятствий! Как тяжко согрешаешь пред Богом, исповедуя не надлежащим образом... О спасении других молись так, как о своем собственном» (5 т. стр. 154; т. 4, 45). Не жалей себя для сердечной молитвы даже тогда, когда ты весь день провел в трудах – она дело Божие. Выше Бога плоти своей не ставь, и пренебреги для Него покоем телесным (4 т. 21 стр.).
Пастырь, по взгляду о. Иоанна, – ангел земной, друг человечества, орган Утешителя Духа, носитель любви евангельской, печальник о всем мире, уста всех, утешитель печальных и скорбящих, заступник гонимых, врач духовный и телесный, отец, молитвенник. Но чтобы быть врачом, нужно самому быть свободным от страстей: «врачу, исцелись сам» (Лк.4:23). Чтобы быть печальником и носителем любви евангельской, нужно ее взгреть в себе: добра, света и любви столько вносится в жизнь, сколько мы их имеем в себе – только чистый и обильный источник может источать и напаять обильно чистою водою. У о. Иоанна слова тожественны с делом: он учит и говорит и молится с собственного опыта. И легко ли, спрашивается, осуществлять ему в своей жизни высокое Христоподражательное звание? легко ли нести многотрудный «до крови» и самоотверженный до самозабвения подвиг доброго Пастыря?
О. Иоанн в ранние годы жизни
Любовь одухотворяет вообще всю деятельность о. Иоанна. Эта любовь отражается и в его внешнем виде, в его светлых глазах, на его лице и во всем обращении. Когда весь человек, говорит И. Лествичник, как бы срастворен Божьею любовью, тогда и наружность его в теле, как бы в зеркале каком, показывает светлость души.
О. Иоанн Сергиев
Так прославен боговидец оный Моисей (сл. 30). Поэт такими чертами рисует одного избранника:
И вот в толпе, шумящей праздно,
Подходит муж благообразный;
Его чудесные черты,
Осанка, поступь и движенья,
Во блеске юной красоты,
Полны огня и вдохновенья;
Его величественный вид
Неотразимой дышит властью;
К земным утехам нет участья,
И взор в грядущее глядит.
То муж на смертных непохожий,
Печать избранника на нем,
Он светел, как архангел Божий...
«Добродетельный невольно привлекает на себя взоры всех. Отчего? Оттого, что благоухание невольно заставляет остановить на себе внимание и подышать им. Посмотрите на самую наружность добродетельного, на его лицо. Что это за лицо? Это ангельский лик. Кротость и смирение разлиты по нему и пленяют невольно всех своею красотою. Обратите внимание на речь его; от нее еще больше благоухания; тут вы как бы лицом к лицу с его душою – и таете от его сладкой беседы. Эти слова о. Иоанна (4 т. стр. 32) приложимы к нему самому.
В любви и самоотверженном, истинно пастырском подвиге о. Иоанна находится объяснение всего его великого, властного и славного служения. «С терновника не собирают винограда и с репейника смокв». (Мф.8:16).
Силу и утешение в своем трудном пастырском служении о. Иоанн находит в самом своем служении: в благодати Божией, в нем и чрез него действующей. Как книжный свиток, на котором было написано: рыдание и жалость и горе, съеденный, по повелению Божию, пророком, оказался в устах его, как мед, сладок (Иез.2:3), так и для о. Иоанна «книга скорби» служит источником утешения и радости.
Награды нет для добрых дел
Любовь и скорбь одно и то же,
Но этой скорбью кто скорбел,
Тому всех благ она дороже...
Посылая апостолов своих на проповедь, на трудное служение, где ожидают их гонения и бедствия, Христос Спаситель указал им на два источника их силы и утешения. Утешение они должны иметь прежде всего в Нем Самом; имея Его в памяти и представляя Его крест, ученики могут легко переносить бедствия «блаженны есть, аще творите я» (Ин.14:17). Самое исполнение заповедей Христовых, соответствие их духовной стороне человека дает сердечную отраду их исполнителю.
Второй род утешения для учеников Христовых, как плод от их трудов, заключается, указан в усердии, любви и услугах тех самых лиц, с коими ученики входят в соприкосновение.
О. Иоанн Сергиев и его родные сестры.
«Приемляй вас, т. е. того, кого я пошлю, говорит Христос, Меня приемлет, а приемляй Мене, приемлет Пославшего Мя». (Мф.10:40).
И что может сравняться с радостью принятия Христа и Его Отца? И разве мало это утешение для учеников Христа, когда их принимают, как посланников Христовых, и оказывают им услуги как Христу? И Св. Апостол Павел, упоминая о своем таком утешении, говорит, что его приняли как Ангела и готовы были ему отдать свои глаза (Гал.4:14–15).
Этих обоего рода утешений не лишен и о. Иоанн. Об утешении Господнем при подвиге о. Иоанн говорит, например, следующее: «иго Мое благо и бремя Мое легко есть» (Мф.11:30). Сколько сладостно работать Господу искренним сердцем! Какой мир, какая сладость, легкость, простор на душе при сердечной молитве, чтении слова Божия, делании добрых дел! Сколько духовной нетленной сладости, покоя и блаженства находится в исполнении воли Божией, благой, святой, премудрой, нетленной, вечной, блаженной! Столь много, что из-за этого блаженства любомудрые христиане и христианки претерпевали с радостью всякие мучения, изнурения плоти, денно-ночные молитвенные стояния, всякие насмешки, огорчения и озлобления, и гонения от людей и от бесов, и всякие иные злострадания, и не обманулись в своей надежде – получили вечные блага и вечное блаженство» (Христ. философ. стр. 206, 188).
Не трудно бывает, говорит один писатель, самое многотрудное шествие чрез пустыню жизни в обетованную страну небесную, когда и горькие воды Мерры услаждены погружением целебного древа Креста (Письма о должн. свящ. сана стр. 219).
О. Иоанн в Суре.
Стоя у источника благодати, черпая из этого кладезя живую воду для других, о. Иоанн и сам обильно пьёт ее. «Не думайте, говорит он, что вера наша не животворна для нас пастырей, что мы лицемерно служим Богу. Нет: мы первые больше всех пользуемся милостями Божьими и знаем по опыту, что для нас Господь с его таинствами, что Его Матерь Пречистая и Его Святые... мы часто, часто испытывали на себе их животворность, небесные дары мира и радости о Духе Святом... Говорим это искренно, с сознанием всей истины и сил своих» (т. 4 стр. 8, 9)
В этом неиссякаемом источнике благодати он и почерпает для себя силу. «Я исполнен немощей, и знаю мои немощи, но сила Божия в немощи совершается (2Кор.12:9). Какой ангельский, многообъемлющий ум изочтет все тайные дары Божии душе моей, благодатные дары милости, очищения, освящения, мира, умиления, свободы и простора душевного, радости в Духе Святом, дерзновения и силы и многоразличной помощи, коих я невидимо сподоблялся во все дни моего священствования». Слава Спасителю нашему Богу! Он видит, что я неложно воссылаю Ему славу. Только Им и о имени Его я славен, а без Него – бесчестен; только Им силен, а без Него немощен; с Ним свят, без Него исполнен грехов; с Ним дерзаю, без Него малодушествую; с Ним кроток и смирен, без Него раздражителен и не благ. Возвеличите же Господа со мною и вознесем имя Его вкупе» (Пс.33:4: Том. 3-й стр. 358).
Без благодати Божией и немыслим такой великий многотрудный молитвенный пастырский подвиг, как подвиг о. Иоанна. «По мере того, говорит Апостол, как избыточествуют страдания Христовы в нас, умножается Христом утешение наше» (2Кор.1:5). По мере трудов Господь услаждает горькую чашу пастыря. Господь не оставляет трудящихся для Него и долго предстоящих Ему, в нюже меру они мерят, возмеривает и Он, и, соответственно обилию истинных слов их молитвы, посылает в душу их обилие духовного света, теплоты духовной, мира и радости» (т. 4 стр. 168). Чем более о. Иоанн трудится и изнуряет себя, тем более у него появляется силы и крепости.
О. Иоанн получает уверение в силе своей молитвы. «Мне, призванному Господом на широкое молитвенное служение людям, говорит о. Иоанн, приходилось быть личным свидетелем множества чудесных исцелений верующих от самых разнообразных болезней, скорого или даже мгновенного исцеления хромых, слепых, глухих, одержимых разными долговременными недугами. Свидетельствуюсь в том Богом, не лгу. (Поуч. 1898 г. 95 стр.).
«Сколько раз я ни молился с верою, Бог всегда слушал меня и исполнял молитвы мои» (5 том стр.321.)
«Священнику, дает он совет, нужно самому испытать и силу веры, и сладость молитвы, и оставление грехов и то, когда она бывает безуспешна, и скорби душевные, когда они постигают, и утешения благодатные, чтобы в молитве к Богу о верующих говорит так: даруй им такое же благо, как даруешь Ты его всегда мне, недостойному, чтобы обо всем просить с собственного опыта... Познан буди, молит он сам, и прочими людьми Твоими так, яко же мне явился еси, Человеколюбче, да ведают Тебя, Отца всех» (4 т, стр. 76, 234).
О. Иоанн Сергиев в ранние годы жизни.
Обильное утешение получает о. Иоанн от принимающих его, от самого многочисленного народа, который несет к нему свою скорбь, доставляет ему и утешение. Его пастырская любовь и молитва, обнимающая всех, тесно соединяют, роднят его со всеми. «Какая чудная, говорит он, объединяющая сила молитвы церковной за всех, сродняющая все души! Вот я, благодатью Божьею, молюсь во время литургии особенно сердечно за всех, за весь освященный собор братии, за Царя, Царицу и весь царствующий дом, за Палату, все воинство и все сословия – и Господь всех приблизил ко мне духом, всех сроднил со мною – взрослых и детей, все сословие учащегося юношества. Все ко мне, исключая неверующих, душевно расположены, любят, чтут меня, ничтожного грешного человека (Хр. фил. 126 стр.). Боже мой, говорит он в другом месте, как любовь и искреннее сочувствие к нам ближнего услаждают наше сердце! Кто опишет это блаженство сердца, проникнутого чувством любви ко мне других и моей любви к другим? Это неописанно... О, какую сладость сокрыл Ты, Владыко, Любовь наша беспредельная, в духовной, согретой любовью, беседе духовного отца со своими духовными чадами, какое блаженство! И как мне не подвизаться на земле всеми силами за такое блаженство?» (5 т. 145 и 146 стр.).
Любовь народная является ответом и наградою за его жизненный подвиг. Вот как он сам говорит о народной любви к нему: «Везде прославило меня Имя Твое, Господи: и у трона царей, и у всех важных и сильных мира сего, и у богатых и небогатых, образованных и простых людей; всюду принесло оно и приносит непрестанно отраду, мир, избавление, спасение, здравие, утешение, облегчение, победу над кознями вражьими. Сколь чудно Имя Твое, Господи! Как чудно, державно, властно, сильно влечет всех ко мне, убогому, благодать Твоя, во мне живущая и пребывающая чрез частое причащение Св. Таин Твоих, пречистого Тела и Крови Твоей!»
О. Иоанн Сергиев в типографии
«Господи! благодарю Тебя за чудеса Св. Таин, совершающиеся во мне и в народе Русском ежедневно: Ты влечешь меня и его к Тебе чудною, всемогущею, непобедимою силою, вся Россия православная влечется к Тебе! Влеки, влеки, влеки Слове Божий, Творче наш, Избавителю наш, Спасителю наш, влеки к себе всех и вся» (Правда о Бог, мир. и челов. стр. 80).
«Благодарение Богу! я сам вижу плоды своих пастырских трудов. В Андреевском соборе, а он большой, народу бывает тысяч до пяти, и все это множество слушает меня, как один человек, никакого шума, толкотни, глаза всех устремлены на меня. Когда я выхожу из храма, меня с любовью окружает народ, все с сияющими лицами, у всех видно благодатно-радостное настроение.
Все это плоды моей молитвы и проповеди. Извините меня, досточтимые пастыри, что я говорю так о себе, Боже, сохрани меня, чтобы я говорил это для самохваления. Боже, упаси! Нет, не я все это делаю, а благодать Божия, почивающая на мне – священнике. О, братия, нам много дано от Господа Бога благодати, и если мы сохраним этот дар Божий, то мы непобедимы...» (Речь Нижегор. паст.) Что народ любит своего пастыря, это истина у всех на виду. В предсмертные минуты Царь-Миротворец Александр III, 20 октября 1894 года, счел нужным сказать о. Иоанну: «Вас любит народ».
И смиренный пастырь, сознавая всю важность минуты, кротко ответил: «да, Ваше Величество, Ваш народ любит меня».
«Он знает, кто Вы и что Вы», добавил Государь.
Эта любовь влечет неудержимо тысячную толпу в Кронштадт. Дни – 19 октября – день Ангела о. Иоанна, юбилей его священнослужения – двадцатипятилетний, тридцатипятилетний, сорокалетний, сорокапятилетний, отправляются с редкою поразительною торжественностью.
Можно сказать, эти дни – торжество всей православной Руси. Любовь не знает границ и ничего не жалеет для любимого человека: и можно ли исчислить все проявления глубокой любви народа к о. Иоанну? Любовь сделала его как бы мучеником, ему приходится скрываться и бегать от народа. Иногда эта любовь к нему обнаруживается страстно, болезненно: известно, что раза два кусали пальцы о. Иоанну с намерением откусить совершенно на память или как святыню; разрывали части его одежды и тому подобное. К нему сносятся постоянно различные вещественные дары, делают крупные пожертвования, чрез его руки, можно сказать, проходят миллионы рублей. По любви к нему готовы за ним следовать всюду. Одно воспоминание имени о. Иоанна у людей, не видавших его, вызывает отрадные слезы умиления.
О. Иоанн Сергиев.
А сколько святой радости, восторга, счастливых слез в его присутствии?! «Солнышко ты наше красное, отец ты наш родненький, батюшка – голубчик, батюшка дорогой, золотой» и другие подобные сердечно-нежные восклицания слышатся в народной толпе по адресу любимого пастыря. По любви к нему, истинному пастырю, как живому носителю святости и правды, по его зову, как говорили мы, изменяют многие свою жизнь к лучшему; повидав его, многие дали обет исправиться и исправили свою греховную жизнь. «Больше сия не имам радости, говорит Апостол Иоанн Богослов, да слышу моя чада во истине ходяща» (3Ин.1:4).
Славное имя отца Иоанна
Для скорбных сияет лучом упованья...
О, пастырь наш добрый, в скорбях утешитель!
Для родины милой будь Ангел Хранитель
На долгие годы! И нас вдохнови
С грехом и соблазном на трудную битву,
Творя пред престолом святую молитву,
Великий подвижник Христовой любви!
Несмотря на свои 70 лет, о. Иоанн выглядит человеком, имеющим не более 30 лет. Он постоянно добр, свеж, неутомим. Он подкрепляет свои силы сном при возможном притоке свежего воздуха, при открытых в смежной комнате окнах, даже зимой. Крайнее напряжение сил, которого требует его миссия, не только не оказывает вредного влияния на его здоровье, но по-видимому только укрепляет и закаляет его на новые подвиги.
Нет сомнения, что о. Иоанн обладает особенной способностью читать в душах и даже прозревать в области иной жизни. Одна моя добрая знакомая, в присутствии о. Иоанна задумалась о загробной участи своей матери и потом спросила о Иоанна. Как он думает об этом, о. Иоанн не ответил. Он по-видимому молился. Так прошло несколько минут... «Она помилована», – вдруг неожиданно для вопрошавшей, сказал о Иоанн. Та даже не поняла сразу о ком он говорит, так как решила, что батюшка не слышал вопроса. Полагаю, что об этом он не мог сказать без удостоверения, говорила вопрошавшая. Конечно так.
Были и еще случаи в том же роде, которые мне не позволено опубликовать. Но конечно, при таких условиях он должен оздоравливать людей и мир. В этом стремлении и ищет народ видеть этого исключительного, истинного человека, видеть и научиться.
Не толпа ищет его, говорит проф. Сикорский, но люди всякого образования и всех возрастов. Вы увидите образованного человека и чернорабочего, учителя, профессора и студента, вы увидите взрослых и детей, господ и их прислугу, скромных тружениц и падших женщин; увидите больных, испорченных и преступных людей. Вы встретите здесь различные религии, различные национальности. Всех приводит к о. Иоанну одно и тоже чувство. Оно заставляет людей, приехавших в каретах, выйти из экипажа и стать рядом с обыкновенным, серым человеком; оно поднимает падшую женщину из грязи и делает ее человеком. В присутствии о. Иоанна у самого дурного, одичалого человека пробуждается совесть, и у всех испорченных людей освещаются и оживляются лучшие идеальные стороны их характера. Он спасает тем, что зовет к другому миру своим обликом.
О. Иоанн Сергиев.
Его труды записаны не в книгах, не на полотне, но в миллионах сердец; записаны и запечатаны так прочно, как не всегда запечатлевается в нашем уме то, что мы видим, слышим, читаем.
Он словом, делом, примером, а более всего своею личностью, воспитывает общество. Он преподает науку жизни. По-видимому такой науки нет. Конечно нет! Уменье жить – это не наука, но философия. Древние греческие мыслители были правы, утверждая, что прожить жизнь есть великое искусство и что только мудрец сумеет правильно осуществить эту задачу.
И о. Иоанн умеет. И это больше всякого другого его делания
Не в них его великое значенье.
Он тем велик, что к нам приблизил небеса,
В дни сомненья, лжи и святотатства,
Когда безумный мир купается в крови,
Он проповедует разноплеменным братство,
И речь его полна Евангельской любви.
Не склонный к прениям тщеславным и ненужным,
Идет он – ученик Распятого Христа
Ко всем надломленным, скорбящим и недужным
Ко всем слабеющим под тяжестью Креста,
И проникая вглубь пытливым оком
Скорбит с печальными, спешит больным помочь
И светит, как маяк, в глухую эту ночь!