Книга 20

Предисловие

Завершающая книга «Иудейских древностей» охватывает период с 44 по 66 г. Основная ее сюжетная линия – описание нарастания недовольства в Иудее, которое в итоге вылилось в Иудейскую войну. По мнению Иосифа Флавия, главной причиной смут и войны явилось безудержное самоуправство римских прокураторов, особенно Гессия Флора, а также действия «разбойников», под которыми он подразумевает различные движения, в разных формах (мессианские учения, восстания, индивидуальный террор, грабежи имущества знати) выступавшие против римского владычества и засилья местной аристократии. В книге также приведен интересный материал по истории Рима, Парфии и особенно Адиабены, правитель которой, Изат, принял иудаизм. В этой книге много ценных сведений по истории первоначального христианства. Здесь помещен уникальный рассказ о казни Иакова, брата Иисуса, содержатся более обширные данные о ряде мессианских движений, упоминаемых в Новом Завете. Из книги можно почерпнуть много интересного о личностях, которые фигурируют в Деяниях святых апостолов (прокураторы Иудеи Феликс, Порций Фест, его жена Друзилла, царь Агриппа II, пророк Февда, Иуда Галилеянин и др.). В конце книги Иосиф Флавий излагает краткую историю института иудейских первосвященников.

1. Когда умер царь Агриппа, император Клавдий послал, как мы рассказали в предшествующей книге, преемником Марсу Кассия Лонгина¹²¹⁵. Это Клавдий сделал в угоду памяти покойного царя, так как Агриппа неоднократно при жизни своей обращался к императору с просьбой не оставлять Марса во главе Сирии. Когда же в Иудею прибыл новый наместник, Фад¹²¹⁶, то нашел здесь распрю между перейскими иудеями и жителями Филадельфии¹²¹⁷ из-за границ области Мии, причем население уже взялось за оружие. Между тем жители Переи, помимо ведома своих начальников, успели перебить множество филадельфийцев. Узнав об этом, Фад очень рассердился, что они не предоставили ему разрешения своего спора, если считали себя обиженными со стороны филадельфийцев, но немедленно приступили к военным действиям. Поэтому он велел схватить трех начальников их и заковать в кандалы как виновников всей этой смуты. Одного из них, Аннибала, он затем приказал казнить, а двух других, Амарама и Элеазара, приговорил к изгнанию. Немного спустя к нему привели также схваченного атамана разбойников, некоего Фоломея, который причинил много вреда Идумее и арабам. Фад распорядился казнить его. Таким образом, благодаря заботливости и усердию Фада, вся Иудея и Аравия были избавлены от разбойников. Затем он, сообразно предписанию императора, призвал первосвященника и наиболее именитых иерусалимских граждан и предложил им доставить, как то практиковалось прежде, головной убор и священную ризу, которую мог надевать на себя один лишь первосвященник, в крепость Антонию, чтобы они там находились под наблюдением римлян. Собравшиеся, правда, не осмелились противоречить требованию наместника. Но вместе с тем они просили Фада и Лонгина, также явившегося в Иерусалим во главе значительного войска из боязни, чтобы требования Фада не вызвали волнений среди иудейского простонародья, сперва разрешить им отправить послов к императору с просьбой оставить священную одежду в их распоряжении. При этом они умоляли Фада подождать с исполнением своего требования, пока не будет получен ответ Клавдия на их ходатайство. Римляне отвечали, что они готовы разрешить иудеям отправку депутации при условии выдачи ими детей в качестве заложников. На это иудеи охотно согласились и, выдав заложников, отправили своих послов. Когда последние прибыли в Рим и Агриппа Младший, сын умершего царя, узнал о причине их приезда (Агриппа, как мы уже раньше упоминали, жил при дворе императора), он стал просить Клавдия исполнить просьбу иудеев относительно священного облачения и написать в этом смысле письмо Фаду.

2. Призвав затем депутатов, Клавдий сообщил им, что исполняет их просьбу, и велел им благодарить за это Агриппу (по ходатайству которого он, император, это делает). При этом он вручил им в виде письменного ответа бумагу следующего содержания: «Император Клавдий Германик, в пятый раз облеченный властью народного трибуна, в четвертый раз консул¹²¹⁸ и в десятый раз главный военачальник, отец своего отечества, сим посылает привет начальникам, членам совета, населению иерусалимскому и всему вообще иудейскому народу. Так как мой любезный Агриппа, которого я воспитал и который так предан мне, представил мне ваших послов, поблагодаривших меня за мою заботливость о вашем народе и усердно и почтительно просивших меня представить в ваше собственное распоряжение священную одежду и головной убор первосвященника, я сим выражаю свое на это согласие, подобно доблестному и любезнейшему мне Вителлию¹²¹⁹. На эту вашу просьбу я согласился, во-первых, как вследствие своего благочестия, так и желания, чтобы каждый мог исполнять по-своему требования религии; а во-вторых, я согласился на это потому, что знаю, что этим я доставлю удовольствие царю Ироду и младшему Аристобулу, преданность которых ко мне и заботливость которых о вас мне одинаково известны. К тому же я особенно расположен к этим отличным и милым людям. Вместе с тем я послал своему наместнику Куспию Фаду соответственное распоряжение. Это письмо вручено Корнелию, сыну Керона, Трифону, сыну Фейдиона, Дорофею, сыну Иоанна. Составлено оно за четыре дня до июльских календ¹²²⁰, в консульство Юлия Руфа и Помпея Сильвана¹²²¹».

3. Тогда же Ирод, брат покойного Агриппы, управлявший в это время Халкидою, обратился к императору Клавдию с просьбой предоставить ему право заведования [Иерусалимским] храмом, его суммами и назначением первосвященников. Клавдий согласился на это. С того времени право это оставалось за всеми его потомками вплоть до конца [Иудейской войны]. Между прочим, Ирод сместил первосвященника, прозванного Канферой, и предоставил его сан Иосифу, сыну Камея.

1. Около того же времени адиабенская царица Елена и ее сын Изат приняли иудаизм. Поводом к этому послужило следующее обстоятельство:

Царь Адиабены¹²²², Монобаз, известный также под именем Базея, влюбился в свою сестру Елену и стал жить с ней. Затем она забеременела. Когда он однажды спал с нею, то случайно во сне прикоснулся рукой к ее животу. Тут ему показалось, будто он слышит голос, требующий, чтобы он отнял руку и не повредил бы младенца в утробе жены своей, так как это дитя зачалось по особенному желанию Господа Бога и будет всю свою жизнь счастливо. Голос поразил царя, который тотчас же проснулся и сообщил обо всем жене. Когда у них родился сын, царь назвал его Изатом. У Монобаза был еще другой, старший сын от Елены, равно как были другие сыновья от других жен. Однако всю свою любовь он очевидно сосредоточил на Изате, как будто бы он был единственным его сыном.

2. В результате получилось то, что другие братья стали завидовать Изату. Вскоре это чувство зависти перешло в ненависть, так как все были огорчены явным предпочтением, которое Изату оказывал отец его. Хотя Монобаз и отлично замечал это, однако он простил других сыновей своих, зная, что они поступают так не по злобе, а потому, что каждый из них считал и себя достойным такой же любви со стороны отца. Однако, опасаясь, как бы ненавидевшие его братья не устроили Изату какой-нибудь неприятности, Монобаз отправил его с большими подарками к Авеннеригу, царю Спасинхараксы¹²²³, и поручил ему позаботиться о безопасности юноши. Авеннериг любезно принял последнего, очень полюбил его и выдал за него замуж свою дочь Симахо, причем подарил ему область, из которой Изат мог извлекать значительные доходы.

3. Состарившись и видя, что ему уже немного остается жить, Монобаз перед смертью захотел повидаться с сыном. Поэтому он послал за ним. Когда Изат прибыл, он сердечнейшим образом приветствовал его и подарил ему область, носящую название Карры. Эта местность отличается обилием смолы амома. Тут же сохраняются и остатки ковчега, в котором, по преданию, Ной спасся во время потопа; эти остатки по сей день показываются всем желающим.

Изат оставался тут вплоть до смерти отца своего. В самый день кончины Монобаза царица Елена послала за всеми высшими начальниками, за сатрапами и теми, кому были вверены ответственные должности. Когда все они явились к ней, она сказала им: «Я полагаю, что вам небезызвестно, что мой покойный муж признал Изата достойным себе преемником на престоле; впрочем, я ожидаю теперь и вашего на этот счет решения; счастлив может быть лишь тот правитель, которому вручается власть не одним человеком, но который получает ее добровольно от многих». Царица сказала все это, чтобы испытать настроение созванных ею лиц. Последние, лишь только услышали слова царицы, преклонились перед нею, по обычаю своей страны, а затем выразили полное сочувствие решению покойного царя и сказали, что охотно повинуются ему, так как Монобаз вполне справедливо предпочел, по их мнению, Изата всем его братьям. Затем они предложили умертвить всех прочих братьев и родственников, дабы Изат был гарантирован в безопасности и прочности своей власти. Они указывали на то, что, когда эти будут умерщвлены, исчезнет всякий страх из-за ненависти их к Изату. На это Елена выразила им свою признательность за их преданность ей и Изату, но вместе с тем советовала удержаться от умерщвления остальных братьев, хотя бы до тех пор, пока не прибудет Изат и не даст им на то свое разрешение. Не убедив таким образом царицы в необходимости избавиться от соперников, придворные стали уговаривать ее по крайней мере арестовать братьев и держать их, для своей же безопасности, в заключении, пока не приедет Изат. Вместе с тем они советовали ей временно вручить бразды правления человеку, которому она наиболее доверяет. Елена согласилась с этим и назначила временно исполняющим обязанности царя старшего сына своего Монобаза. Она сама возложила на него диадему, вручила ему именной перстень отца (у них это называется сампсерою) и велела ему управлять государством до прибытия брата. Последний скоро приехал, узнав о смерти отца. Затем он сменил своего брата Монобаза, который передал ему правление.

4. В то время как Изат жил в Спасинхараксе, некий иудей-купец, по имени Анания, вошел в сношения с женами [покойного] царя и познакомил их с сущностью иудейской религии. Таким образом, Анания при посредстве женщин стал известен также Изату, которого ему тоже удалось склонить на свою сторону, и когда Изат был призван отцом своим в Адиабену, Анания сопровождал его по настоятельной просьбе Изата. Тем временем и Елена, которую просветил другой иудей, приняла иудаизм.

Когда Изат, став царем, прибыл в Адиабену и увидал тут своих братьев и прочих родственников в оковах, он был очень недоволен этим. Считая безбожным не только умерщвлять их, но и томить в темнице, а с другой стороны, не считая безопасным держать их при себе, когда они могли быть злопамятны, он отправил часть их вместе с их семьями в Рим к императору Клавдию, а прочих послал в качестве заложников к парфянскому царю Артабану. Узнав затем, насколько его матери нравятся положения иудейской религии, он поспешил и сам принять эту веру, а так как не мог считать себя настоящим иудеем, пока не принял обрезания, то выразил готовность подвергнуться и этому.

5. Когда же его мать узнала об этом, она пыталась отговорить его и указывала ему на опасность, связанную с таким переходом: ведь он царь и может навлечь на себя неудовольствие своих подданных, которые, узнав о его расположении к иноземцам и их обычаям, смогут не пожелать повиноваться царю-иудею. Так рассуждала Елена и всячески старалась отговорить сына от его намерения; последний, между тем, передал все ее речи Анании. Анания вполне согласился со взглядами царицы и стал грозить Изату покинуть его и уехать, если он будет настаивать на своем. При этом Анания указывал на то, что он сам, если все это дело станет известным, должен опасаться и за себя, так как все будут считать именно его виновником такого перехода и наставником царя в столь недостойном деле. Анания присовокуплял, что Изат может поклоняться Господу Богу и не принимая обрезания, если уже он непременно желает примкнуть к иудейству. Такое поклонение, по его мнению, будет гораздо важнее принятия обрезания. Когда же Анания указал еще на то, что Предвечный простит ему это упущение, так как он согласился на него по необходимости и из соображений политического свойства, царь наконец склонился в пользу мнения Анании. Однако Изат не мог вполне подавить в себе желание подвергнуться обрезанию. После этого к нему однажды прибыл некий Элеазар, галилейский иудей, пользовавшийся славою большого знатока закона. Этот-то человек и склонил Изата подвергнуться обрезанию. Войдя к царю и приветствовав его, Элеазар застал его за чтением Моисеева Пятикнижия и воскликнул: «о, царь, ты не исполняешь главного закона и этим грешишь против Господа Бога. Тебе следует не только читать эти законы, но раньше всего исполнять их. Доколь же ты хочешь оставаться необрезанным? Если тебе до сих пор неизвестны законоположения на этот счет и ты не знаешь, в чем заключается настоящее благочестие, то познакомься теперь с этим». При этих словах царь перестал откладывать дело, но перешел в другую комнату, позвал врача и велел ему совершить операцию. Затем он послал за своею матерью и за своим наставником Ананиею и сообщил им о случившемся. Последние были поражены и очень испуганы этим, боясь, как бы при распространении известия о поступке царя Изат не подвергся опасности потерять царство, так как подданные не захотят повиноваться человеку, который предался чужим обычаям; вместе с тем они боялись и за себя, так как их могли признать виновниками всего этого дела. Однако Господь Бог оградил их от осуществления их боязни. Когда Изату и его детям пришлось действительно подвергнуться серьезным опасностям, Он выручал их всегда из затруднительного положения и тем показывал, что люди, уповающие на Него и доверяющиеся Ему одному, постоянно получают награду за свое благочестие.

6. Впрочем, об этом мы поговорим впоследствии. Тем временем мать царя, Елена, видя, что мир в стране не нарушается, что ее сын счастлив, всеми любим и благодаря заступничеству Предвечного заслужил расположение даже иноземных народов, возымела желание поехать в город Иерусалим, поклониться пользовавшемуся знаменитостью храму Господа Бога и принести там благодарственные жертвы. Поэтому она просила сына дать ей на то разрешение. Изат весьма охотно исполнил просьбу матери, распорядился приготовить все нужное для поездки, снабдил ее очень крупною суммою денег и проводил ее довольно далеко, когда она отправилась в Иерусалим. Приезд царицы был весьма полезен и кстати для жителей, потому что в это время город страдал от голода и многие жители умирали от недостатка в съестных припасах. Тогда царица Елена послала нескольких лиц своей свиты с крупными суммами в Александрию для закупки хлеба, а других приближенных на Кипр за сушеными финиками. Поручения ее были быстро исполнены, и когда посланные вернулись, она стала раздавать пищу нуждавшимся. Этим благодеянием она навсегда оставила среди нашего народа добрую о себе память. Когда же ее сын Изат узнал об этом голоде, то и он послал значительные деньги иерусалимским начальникам. Распределенные среди нуждающихся, эти суммы спасли многих от жестоких мучений голода. Эта династия вообще оказала нашему городу большие услуги; как мы за то выручали ее, мы расскажем впоследствии.

1. Между тем парфянский царь Артабан узнал, что его сатрапы устроили против него заговор. Не считая себя безопасным среди них, он решил уехать к Изату, чтобы просить его о помощи и о восстановлении своем в царской власти, если это будет возможно. Таким образом, он поехал к нему в сопровождении своих родственников и слуг и встретился на пути с Изатом, которого он сам прекрасно знал, но который не знал его вовсе. Подъехав ближе, Артабан начал с того, что, по обычаю своей страны, пал ниц, а затем уже обратился к нему со следующими словами: «о, царь! Не отвращай от меня, явившегося к тебе просителем, взора своего и не относись безучастно к моей просьбе. Меня постигло несчастье, я превратился из царя в частное лицо и теперь прибегаю к твоему заступничеству. Подумай о том, сколь непостоянна судьба, вспомни, что всех нас может постигнуть несчастье, и подумай о моей любви к тебе. Ведь если я буду покинут тобою без помощи, то могут явиться и другие, более смелые злоумышленники, которые восстанут против других царей». Эти слова Артабан произнес со слезами на глазах и низко склонив голову.

Когда Изат узнал имя просителя и увидел его в таком жалком и измученном положении, то немедленно соскочил с коня и воскликнул: «Мужайся, царь, и пусть теперешнее несчастье не сокрушает тебя. Настоящая печаль твоя скоро сменится радостью. Во мне ты найдешь друга и товарища, который будет лучше, чем ты сам рассчитывал: или я верну тебе обратно твой парфянский трон, или предоставлю тебе свой собственный».

2. С этими словами он предложил Артабану сесть на коня, а сам пошел пешком рядом с ним, чтобы оказать ему тем высокую честь. Артабан не мог равнодушно отнестись к этому, стал отказываться от предложенной ему чести и сказал, что положительно сойдет с коня, если Изат, в свою очередь, не сядет на лошадь и не поедет вперед. Изат наконец уступил его настояниям и также поехал верхом. Привезя затем гостя во дворец, он стал оказывать ему всевозможный почет, сажая его во время заседаний и обедов на первое место. При этом он не взирал на теперешнее его положение, но делал все это из уважения к его прежнему сану, отлично сознавая, что всякого человека могут постигнуть превратности судьбы. Вместе с тем Изат написал парфянам письмо, убеждая их вновь принять к себе своего царя Артабана, причем ручался им клятвенно и своим царским словом, что всем им будет дарована амнистия. Хотя парфяне и не отказывались вновь принять к себе Артабана, однако они ответили, что это им теперь невозможно потому, что они уже доверили власть другому лицу (его звали Киннамоном) и теперь опасаются, как бы среди них из-за этого не произошли волнения. Когда Киннамон узнал об этом ответе парфян, он немедленно сам написал Артабану (воспитанником которого он был; Киннамон отличался добрым и благородным сердцем), чтобы тот доверился ему и приехал назад получить от него обратно бразды правления. Артабан доверился ему и поехал. Киннамон же выехал ему навстречу, преклонился перед ним, как перед царем, и, сняв со своей головы диадему, возложил ее на главу Артабана.

3. Таким образом, Артабан при содействии Изата вернул себе трон, которого раньше лишился благодаря своим сановникам. Он не забывал оказанных ему Изатом благодеяний, но старался воздать ему за это тем, что у парфян считается особенно почетным, а именно он разрешил ему носить прямую тиару¹²²⁴ и спать на золотой кровати.

Эти привилегии принадлежат одним только парфянским царям. Вместе с тем он предоставил Изату также обширную и плодородную область, которую отнял у армянского царя. Имя этой области – Низибис; тут когда-то македоняне основали город Антиохию, прозванную Епимигдонийскою.

4. Таким почетом парфянский царь отличил Изата. Вскоре затем, однако, Артабан умер¹²²⁵ и оставил царство сыну своему, Вардану. Прибыв к Изату и намереваясь начать войну с римлянами¹²²⁶, этот Вардан просил его о помощи и предложил примкнуть к нему. Однако Изат не согласился, потому что знал силу и удаль римлян и не считал возможным померяться с ними. Вместе с тем Изат послал своих пятерых сыновей, находившихся еще в юном возрасте, в Иерусалим, чтобы они там научились нашему языку и законам и получили законченное образование. Он очень охотно, как я уже упомянул выше, отпускал свою мать на поклонение храму. Тем временем постоянными рассказами о могуществе и подвигах римлян он старался удержать Вардана от его намерения, рассчитывая таким образом запугать его и подавить в нем желание воевать с римлянами. В конце концов парфянин на все это рассердился и объявил войну самому Изату; однако он не привел своей угрозы в исполнение, потому что Предвечный расстроил все его планы. Дело в том, что парфяне, узнав характер Вардана и его решение вступить в борьбу с римлянами, умертвили его, а царство передали его брату Готарзу. Впрочем, и этот немного времени спустя пал жертвою заговора¹²²⁷, и преемником ему стал его брат Вологез¹²²⁸, который, в свою очередь, доверил две большие части своих владений двум братьям своим, а именно отдал область мидийскую старшему брату Пакору, а Армению младшему, Тиридату.

1. Тем временем брат Изата, Монобаз, и его родственники видели благочестие царя, его душевную чистоту и то, насколько он любим всеми. Поэтому они и сами пожелали отказаться от своей религии и принять иудаизм. Действительно, это свое намерение они и привели в исполнение. Между тем их поступок стал известен среди подданных; сановники очень рассердились на это, но, впрочем, не выказывали гнева, имея в виду выбрать удобный момент и расправиться с ними. Поэтому они написали Авии, царю арабскому, письмо, в котором обещали ему крупную сумму денег, если он согласится начать поход против их царя. При этом они заявили ему, что в первом же сражении покинут Изата, ибо желают наказать его за его вероотступничество. Они готовы были связать себя с Авиею клятвенным договором и просили его явиться поскорее. Арабский царь согласился на это и, не откладывая, во главе большой рати двинулся против Изата. В первой же стычке, даже еще до начала настоящего рукопашного боя, все заговорщики по данному знаку покинули Изата и, будто охваченные паническим ужасом, повернули тыл и бросились бежать. Впрочем, Изат не испугался этого; он понял, что начальствующие лица совершили измену. Поэтому он сам пока отступил к своему лагерю и стал расследовать дело. Когда же он узнал, что действительно было заключено соглашение с царем арабским, он казнил виновных. На следующий день он вновь сразился с врагами, перебил множество их, а всех остальных обратил в бегство. При этом, преследуя самого арабского царя, он добрался до крепости Арсама; он стал упорно осаждать ее и в конце концов взял ее силою. Захватив там крупную добычу, он возвратился в Адиабену. Авию же ему не удалось поймать живьем, так как он, находясь в таком стесненном положении, раньше чем попасть в руки Изата, сам покончил с собою.

2. Потерпев таким образом неудачу в своем первом предприятии, так как Предвечный выдал их царю с головою, влиятельные адиабенцы, однако, не успокоились на этом, но написали новое письмо, теперь уже к парфянскому царю Вологезу, с предложением умертвить Изата и дать им какого-нибудь другого правителя, хотя бы парфянина; они ссылались при этом на свою ненависть к Изату, который изменил их древней вере и ревностно предан чужим обычаям. При этом известии царь парфянский приготовился к войне; но так как у него не было достаточного повода к ней, то он послал Изату требование отказаться от предоставленных ему его отцом (Артабаном) почетных преимуществ. В противном случае он угрожал войною. Изат очень смутился при этом известии; однако отречение от раз дарованных ему прав он считал позорным и боялся этим навлечь на себя обвинение в трусости. С другой же стороны, он также понимал, что даже в случае его отречения парфянский царь не успокоится. Поэтому Изат в такой опасности решил обратиться к всемилосердному Богу. Видя в Нем своего могущественнейшего заступника, он распорядился отвезти детей и женщин в наиболее безопасную крепость, собрать туда весь хлеб и сжечь все сено и подножный корм. Сделав эти приготовления, он стал ожидать врагов. Тем временем парфянский царь, совершая непрерывные переходы, прибыл раньше, чем его ожидали, во главе огромного пешего и конного войска, и расположился станом вблизи реки, отделяющей Адиабену от Мидия. Невдалеке от него и Изат стал лагерем, имея в своем распоряжении около шести тысяч всадников. В это время к Изату явился посланный парфянским царем вестник, который объявил, как велико могущество парфянского царя и что его владения простираются от реки Евфрата до границ Бактрии¹²²⁹. При этом он также перечислил всех царей, находившихся у него в зависимости. Посланный грозил, что парфянский царь накажет Изата за его неблагодарность, и говорил, что от власти врага не сможет избавить его даже столь почитаемый им Бог его. Когда вестник кончил, Изат ответил ему, что он знает, насколько могущество парфян больше его собственной власти, однако он знает также и то, что Предвечный могущественнее всех в мире. Дав такой ответ, он обратился с молитвою к Богу, пал ниц, посыпал главу пеплом и стал с женами и детьми своими поститься.

Затем он обратился к Господу Богу со следующею мольбою: «Всевышний! Если я не напрасно уповал на Твою милость, считая Тебя главным заступником и владыкою, яви мне теперь свою помощь и отрази врагов не столько ради меня, сколько потому, что они дерзко отзывались о Твоем могуществе и не сдержали своего нахального языка». Так, со слезами и стенаниями, молил Изат Предвечного, и Господь услышал его: еще в ту же ночь, пока царь молился, Вологез получил письмо с извещением, что дай и саки собрали огромное войско, воспользовались его отсутствием и предают страну парфянскую разграблению. Поэтому Вологез тотчас вернулся назад, не причинив Изату ни малейшего вреда. Таким образом, Изат, благодаря заступничеству Предвечного, счастливо избавился от грозного парфянского царя.

3. Немного времени спустя Изат умер пятидесяти пяти лет от роду, на двадцать четвертом году своего правления. Он оставил после себя 24 сына и столько же дочерей. Преемником он назначил своего брата Монобаза в благодарность за то, что он во время его отсутствия, после смерти отца их, так верно сохранил ему престол. Когда Елена узнала о смерти сына, то очень опечалилась, как и подобало матери, лишившейся столь благочестивого сына. Вместе с тем ей послужило утешением известие, что преемником ему стал старший брат его. Она немедленно поспешила к Монобазу. По прибытии своем в Адиабену Елена недолго пережила сына своего Изата, но вскоре умерла от старости и от тоски по нему. Монобаз отправил останки ее и брата в Иерусалим, где распорядился похоронить их в тех трех пирамидах, которые на расстоянии трех стадий от города воздвигла Елена. О деянии же царя Монобаза во время его царствования мы расскажем впоследствии.

1. Во время наместничества Фада в Иудее некий Февда, обманщик, уговорил большую массу народа забрать с собою все имущество и пойти за ним, Февдою, к реке Иордану. Он выдавал себя за пророка и уверял, что прикажет реке расступиться и без труда пропустить их. Этими словами он многих ввел в заблуждение. Однако Фад не допустил их безумия. Он выслал против них отряд конницы, которая неожиданно нагрянула на них, многих из них перебила и многих захватила живьем, истервенев, воины отрубили самому Февде голову и повезли ее в Иерусалим¹²³⁰. Это было все, что случилось выдающегося у иудеев во времена наместничества Куспия Фада.

2. Преемником Фада стал Тиберий Александр, сын александрийского алабарха Александра, который выдавался среди своих сограждан как знатностью происхождения, так и богатством. Вместе с тем алабарх отличался также благочестием, тогда как сын его не оставался верен древним традициям. В это же самое время случился в Иудее и тот большой голод, когда, как я рассказал выше, царица Елена на большие деньги закупила хлеба в Египте и раздала его нуждавшимся. Тогда же были казнены и сыновья галилеянина Иуды, Иаков и Симон, которые, как мы упомянули выше, во время переписи Квирина возбудили народ к отпадению от римлян¹²³¹. Александр велел их пригвоздить ко кресту. Тогда же и халкидский царь Ирод сместил первосвященника Иосифа, сына Кемея, и передал эту должность Анании, сыну Недевея.

Преемником Тиберия Александра стал Куман¹²³². При нем умер Ирод, брат царя Агриппы Великого, на восьмом году правления императора Клавдия. Он оставил после себя троих сыновей: Аристобула, которого родила ему его первая жена, Береникиана, и Гиркана от дочери своего брата, Береники. Царство Ирода¹²³³ император Клавдий передал Агриппе Младшему.

3. Во времена наместничества Кумана в Иудее в Иерусалиме произошли волнения, причем погибли многие из иудеев. Но сперва я расскажу о причине этого волнения. Когда наступил праздник Пасхи, в который у нас принято есть опресноки, и когда отовсюду в город стеклось большое количество народа, Куман стал опасаться, как бы не произошли беспорядки. Поэтому он приказал одному отряду солдат с оружием в руках занять галереи храма и подавлять, в случае необходимости, всякий беспорядок. Так обыкновенно поступали во время празднеств и прежние наместники.

На четвертый день праздника какой-то солдат позволил себе непристойную выходку в храме пред народом, который при виде этого рассвирепел, говоря, что солдат оскорбил не их, но самого Господа Бога. Некоторые из более смелых иудеев стали даже поносить Кумана, указывая на то, что он разрешил это солдату. Когда Куман узнал об этом, он сам крайне рассердился и стал увещевать народ успокоиться, не волноваться и избегать смут и волнений. Но он не мог убедить их; они еще более поносили его. Тогда он собрал все войска и повел их в полном вооружении в замок Антонию, который, как мы уже раньше упоминали, примыкал к самому храму. При виде солдат толпа испугалась и бросилась бежать. Но улицы были узки, и народ, предполагая погоню врагов, стал тесниться и толкаться, и таким образом на улицах были задавлены во время этого бегства многие; число человеческих жертв тут было исчислено в двадцать тысяч¹²³⁴. Таким образом, праздник обратился в печаль. Народ оставил свои молитвы и жертвоприношения, плакал и предавался горю. Вот какое бедствие навлек на народ святотатственный поступок одного солдата.

4. Еще не успели люди успокоиться от постигшего их горя, как произошло новое бедствие. Дело в том, что несколько людей, искавших повода к смутам, напали на большой дороге на расстоянии ста стадий от города на ехавшего там императорского чиновника Стефана и окончательно ограбили его. Узнав о том, Куман немедленно выслал воинов с приказанием разграбить ближайшие местности и, схватив наиболее видных представителей населения, доставить их в оковах к нему, чтобы он мог привлечь их к ответу за содеянное. В то время как воины предавали местность разграблению, какой-то безрассудный молодой солдат нашел в одной деревне хранившийся там экземпляр Моисеева законодательства. Вытащив этот свиток, солдат бессовестно разодрал его на глазах у всех, причем глумился, ругался и всячески издевался над ним. Узнав об этом, иудеи собрались в большом числе и отправились в Кесарию, где находился тогда Куман. Тут они просили отомстить не за них, но за Предвечного, законы которого подверглись поруганию. Они при этом указывали на то, что не могут оставаться долее в живых, если их старинные установления попираются таким образом. В свою очередь, Куман опасался новых народных волнений. Поэтому он, по совету друзей своих, велел отрубить виновному солдату голову и тем подавил уже готовое вспыхнуть восстание.

1. Между самарянами и иудеями произошла распря по следующей причине: галилеяне, которые отправлялись во время праздников в священный город, имели обыкновение проходить через пределы Самарии. И вот, когда они однажды держали таким образом путь свой, из деревни Гинеи, лежавшей между Самариею и Великою равниною, на галилеян напало несколько человек и перебило множество их. Узнав об этом происшествии, именитые галилеяне явились к Куману и просили его отомстить за смерть невинно погибших. Однако Куман дал себя подкупить крупною суммою денег, полученных от самаритян, принял их сторону и отказался от наказания виновных. На это галилеяне рассердились и стали уговаривать народ иудейский взяться за оружие, перебить врагов и тем отстоять свою свободу, потому что, как говорили они, рабство само по себе уже тяжело и становится совершенно нестерпимым, если связано с глумлением. Хотя начальники и пытались умиротворить их и положить предел волнениям и обещали склонить Кумана к наказанию убийц, однако они ничего не добились: иудеи взялись за оружие, призвали к себе на помощь Элеазара, сына Диная (то был разбойник, уже много лет хозяйничавший в горах), подожгли несколько самарянских деревень и предали их разграблению.

Когда весть об этом деле дошла до Кумана, он взял себастийский отряд и четыре роты пехоты, вооружил также самарян и двинулся против иудеев. Сойдясь с ними, он многих из них перебил, а еще большее количество их взял в плен. Видя, до какого ужасного бедствия дожил народ, наиболее почитаемые и родовитые граждане облеклись в мешки, посыпали головы пеплом и все вместе стали уговаривать возмутившихся успокоиться. Они наглядно представляли «толпе, как погибнет от этого родина, как будет предан пламени храм, как их жены и дети попадут в рабство, и убеждали их опомниться, бросить оружие, успокоиться на будущее время и разойтись по домам. Эти увещания имели успех. Народ разошелся, а разбойники вновь удалились в свои неприступные убежища. С той поры вся Иудея наполнилась разбойниками.

2. В это время главные представители самарян отправились к сирийскому наместнику Уммидию Квадрату¹²³⁵, который тогда жил в Тире, с жалобою на то, что иудеи сожгли и разграбили их деревни. При этом самаряне заявляли не столько о своем личном неудовольствии, сколько указывали на то, что иудеи отнеслись презрительно к римлянам; им бы следовало обратиться к их суду, если они почувствовали себя обиженными, вместо того чтобы самостоятельно совершать набеги, как будто бы римляне не были хозяевами страны. Ввиду всего этого они, самаряне, и явились к нему с просьбою взыскать с виновных. Так формулировали обвинение самаряне, иудеи же, со своей стороны, говорили, что виновниками всей смуты и военных действий являются самаряне, уже потому что они задобрили Кумана дарами, так что тот не дал хода делу об умерщвлении [галилеян]. Когда Квадрат узнал об этом, он отложил постановление своего решения, сказав, что сделает это, когда приедет в Иудею, в точности расследует все дело и узнает истину. Таким образом, те уехали ни с чем.

Немного погодя Квадрат прибыл в Самарию, где предполагал найти виновных в смутах самарян. Когда же он узнал, что и некоторые иудеи находились в числе бунтовщиков, он распорядился пригвоздить ко кресту тех, которых забрал Куман. Отсюда он поехал в деревню Лидду, которая, впрочем, по величине своей «не уступала целому городу. Здесь он вторично стал публично творить суд над самарянами. Тут ему сообщил один самарянин, что некий влиятельный иудей по имени Дорт и вместе с ним четыре бунтовщика уговаривали народ отложиться от римлян.

Квадрат распорядился казнить виновных, первосвященника же Ананию и военачальника Анана велел заковать в цепи и отправить в Рим, чтобы они там дали ответ императору Клавдию обо всем случившемся. Вместе с тем он предписал наиболее влиятельным самарянам и иудеям, равно как наместнику Куману и трибуну Целеру, отправиться в Италию к императору, который-де разберет их жалобы друг на друга. Сам же он, опасаясь новых волнений со стороны иудеев, поехал в Иерусалим. Однако он нашел город спокойным и занятым отправлением праздника в честь Предвечного.

Убедившись таким образом, что ему нечего бояться волнений, он покинул иудеев и вернулся в Антиохию.

3. Когда Куман и влиятельнейшие самаряне прибыли в Рим, император назначил день для разбора их взаимных жалоб друг на друга. Императорские вольноотпущенники и приближенные тем временем усердно хлопотали за Кумана и самарян, и те, наверное, одержали бы верх над иудеями, если бы случайно находившийся в Риме Агриппа Младший, видя интриги против иудеев, не обратился к императрице Агриппине¹²³⁶ с настоятельною просьбою уговорить мужа внимательно и беспристрастно отнестись ко всему делу и уже тогда наказать настоящих виновников смуты. Подготовленный этим путем, Клавдий выслушал дело, признал самарян главными зачинщиками и приказал казнить тех из них, которые явились к нему. Кумана он приговорил к ссылке, трибуна же Целера велел отвезти в Иерусалим, позорно провезти по всему городу, чтобы все видели его, и затем подвергнуть казни¹²³⁷.

1. После этого Клавдий послал в качестве правителя в Иудею Феликса, брата Палланта¹²³⁸. На тринадцатом году своего правления император отдал Агриппе тетрархию Филиппа, а также Батанею и Трахонею с Авилою (входившие некогда в состав тетрархии Лизания). Вместе с тем, однако, он отнял у него Халкиду, после того как Агриппа правил ею в течение четырех лет. Получив эти области в удел от императора, Агриппа выдал свою сестру Друзиллу замуж за эмесского царя Азиза, пожелавшего принять обрезание. Дело в том, что Эпифан, сын царя Антиоха¹²³⁹, отклонил брак с нею, не желая принимать иудаизм, хотя он раньше и обещал ее отцу сделать это. Мариамму Агриппа выдал за Архелая, сына Хелкия; она уже раньше еще отцом Агриппы была объявлена невестою Архелая. От этого брака родилась дочь Береника.

2. Впрочем, немного спустя расстроился брак Друзиллы с Азизом. Поводом к этому послужило следующее обстоятельство:

В то время наместником Иудеи был Феликс. Когда он увидал Друзиллу, отличавшуюся необыкновенною красотою, он захотел сблизиться с этою женщиною. Поэтому он подослал к ней некоего Симона, иудея, происходившего с острова Кипра и выдававшего себя за мага, и стал уговаривать ее бросить мужа и выйти замуж за него, Феликса. При этом он, в случае ее согласия, обещал сделать все для ее счастья. Друзилла была настолько испорчена, что дала себя уговорить преступить закон и выйти замуж за Феликса¹²⁴⁰. К этому ее, между прочим, побудило также желание избавиться от постоянного выражения зависти со стороны своей сестры Береники, которая немало досаждала ей ее красотою. Она родила затем Феликсу сына, которого назвала Агриппою. О том, каким образом этот юноша погиб вместе со своею матерью при извержении горы Везувия во времена императора Тита, я расскажу впоследствии.

3. После смерти своего мужа и дяди Ирода Береника долго оставалась вдовою. Но затем, когда стали носиться слухи, будто она живет со своим братом, она уговорила Полемона, царя киликийского, принять обрезание и жениться на ней. Таким путем она рассчитывала покончить со всеми сплетнями. Полемон согласился на это, особенно ввиду ее богатства. Впрочем, этот брак продолжался недолго: Береника, как говорят, вследствие своей невоздержанности, вскоре покинула Полемона, который при этом отказался от иудаизма. Около этого же самого времени и Мариамма бросила Архелая и вышла замуж за Деметрия, родовитого и богатого александрийского иудея, который тогда был там алабархом. Родившегося от этого брака сына она назвала Агриппином. Впрочем, о каждом из них мы впоследствии расскажем подробно.

1. Около этого времени умер император Клавдий, процарствовав тринадцать лет, восемь месяцев и двадцать дней¹²⁴¹. Между некоторыми лицами распространился слух, что он был отравлен женою своею Агриппиною. Отцом последней был Германик, брат Клавдия. Сперва она была замужем за Домицием Агенобарбом, одним из выдающихся римских граждан. После его смерти она долго вдовела, а затем вышла за Клавдия; у нее тогда был уже сын от первого брака, Домиций. Перед этою женитьбой на Агриппине Клавдий из ревности развелся с женою своею Мессалиною¹²⁴², от которой у него было двое детей, Британник и Октавия. Кроме того, у него была еще дочь, Антония, которую родила ему его первая жена, Петина. Октавию он выдал за Нерона, как Клавдий впоследствии, после усыновления, назвал Домиция¹²⁴³.

2. Агриппина, опасаясь, как бы достигший зрелого возраста Британник не стал преемником отца своего, и желая гарантировать своему собственному сыну (Нерону) престол, отравила, как говорят, Клавдия. Затем она немедленно послала за военачальником Бурром¹²⁴⁴, равно как за трибунами и наиболее влиятельными вольноотпущенниками, чтобы они представили Нерона войскам и провозгласили его императором.

Таким образом власть перешла к Нерону. Он тайно распорядился отравить Британника, а затем недолго спустя уже открыто умертвил родную мать¹²⁴⁵, отплатив ей таким образом не только за то, что она даровала ему жизнь, но и за то, что благодаря ее стараниям он стал римским императором. Вместе с тем он велел убить также жену свою Октавию¹²⁴⁶, равно как целый ряд выдающихся лиц под предлогом, будто они составили заговор против него¹²⁴⁷.

3. Однако довольно об этом! Многие писатели повествовали о Нероне; одни из них, которым он оказывал благодеяния, из признательности к нему извращали истину, другие из ненависти и вражды настолько налгали на него, что не заслуживают никакого извинения. Впрочем, мне не приходится удивляться тем, кто сообщил о Нероне столь лживые данные, так как эти люди не говорили истины даже относительно предшественников его, несмотря на то, что они не имели никакого повода относиться неприязненно к ним и жили гораздо позже их. Однако пусть те, кто не дорожит истиною, пишет о нем, как ему угодно, если это доставляет ему такое удовольствие. Мы же на первом плане ставили истину и потому коснулись лишь вскользь всего того, что не относится прямо к нашему предмету; касательно же иудейских дел мы распространяемся подробно, не останавливаясь ни перед постигшими иудеев бедствиями, ни перед их ошибками. Итак, я возвращаюсь к своему повествованию о наших внутренних делах.

4. В первый же год правления Нерона умер эмесский царь Азиз, и преемником его стал его брат Соем. Управление Малою Армениею Нерон поручил Аристобулу, сыну халкидского царя Ирода. Агриппе он отдал часть Галилеи, Тивериаду и Тарихею, равно как перейский город Юлиаду и двадцать четыре окрестные деревни.

5. Между тем дела Иудеи приходили со дня на день все в больший упадок. Страна вновь наполнилась разбойниками и обманщиками, которые вводили простонародье в заблуждение. Тем временем Феликс ежедневно ловил и казнил как тех, так и других. Так, например, он хитростью захватил Элеазара, сына Диная, собравшего вокруг себя огромную шайку разбойников: уверениями полнейшей безопасности он заманил его к себе, затем велел заковать в оковы и отправил его в Рим. Особенную неприязнь Феликс питал к первосвященнику Ионатану за то, что тот часто напоминал ему о необходимости лучшего управления иудейскими делами, дабы Феликс, которого император по просьбе Ионатана же послал наместником в Иудею, не навлекал на себя ненависти народа. Поэтому Феликс стал придумывать предлог, под которым он мог бы избавиться от столь тягостного ему Ионатана, потому что постоянные увещевания тяжелы тем, кто имеет в виду поступать противозаконно. По этой причине Феликс за огромную сумму денег подкупил одного из преданнейших друзей Ионатана, иерусалимского жителя Дораса, и уговорил его подослать к Ионатану наемных убийц. Дорас согласился и следующим образом решил привести, при помощи убийц, в исполнение свой замысел: несколько человек отправились в город под предлогом поклониться Господу Богу; при этом у них под платьем были спрятаны ножи. Затем они приблизились к Ионатану, обступили его и покончили с ним. Так как это убийство прошло безнаказанным, то разбойники впоследствии стали совершенно безбоязненно являться во время праздников в город, держа под платьем ножи наготове. Затем они смешивались с народною толпою и убивали тут как своих личных врагов, так и тех, против которых их нанимали за деньги. Это они делали не только в пределах города, но и в самом храме, так как не стеснялись осквернять святилище столь святотатственными убийствами¹²⁴⁸. Поэтому, полагаю я, и Господь Бог, в гневе на такое кощунство, лишил нас нашего города и напустил на нас римлян, не видя более в своем храме прежней его чистоты и незапятнанности, предал город всеочищающему пламени и дал увести нас с женами и детьми в рабство, желая, чтобы мы образумились при таких бедствиях.

6. Итак, деяния убийц преисполнили весь город ужасом. Тем временем разные проходимцы и обманщики старались побудить народ последовать за ними в пустыню, где обещали ему явить всякие чудеса и необыкновенные вещи, которые будто бы должны случиться по желанию Предвечного. Многие поверили этому и [жестоко] поплатились за свое безумие, потому что Феликс возвращал их обратно и наказывал. Около того же времени в Иерусалим явился некий египтянин, выдававший себя за пророка; он уговорил простой народ отправиться вместе с ним к Елеонской горе, отстоящей от города на расстоянии пяти стадий. Тут он обещал легковерным иудеям показать, как по его мановению падут иерусалимские стены, так что, по его словам, они будто бы свободно пройдут в город. Когда Феликс узнал об этом, он приказал войскам вооружиться; затем он во главе большого конного и пешего отряда выступил из Иерусалима и нагрянул на приверженцев египтянина. При этом он умертвил четыреста человек, а двести захватил живьем. Между тем египтянину удалось бежать из битвы и исчезнуть¹²⁴⁹. Впрочем, разбойники вновь стали побуждать народ к войне против римлян, говоря, что не следует повиноваться. При этом они грабили и сжигали деревни тех, кто не примыкал к ним.

7. Около того же времени возникли разногласия и между иудейским населением Кесарии и ее сирийскими жителями из-за вопроса о политической равноправности. Дело в том, что иудеи требовали себе первенства вследствие того, что основатель Кесарии, царь Ирод, был иудейского происхождения. Сирийцы с этим хотя и соглашались, но вместе с тем указывали на то, что Кесария первоначально называлась Стратоновой башней и тогда в городе не было ни одного жителя из иудеев. Когда римские чиновники узнали об этом, они распорядились арестовать зачинщиков всей смуты как с той, так и с другой стороны, велели наказать их палочными ударами и таким образом ненадолго подавили волнение. Однако вскоре иудейские жители города, кичась своим богатством и потому презрительно относясь к сирийцам, вновь стали глумиться над последними, имея в виду вызвать их неудовольствие. Сирийцы, правда, уступали иудеям в зажиточности, но зато полагались на то обстоятельство, что большинство римских легионеров, там квартировавших, состояло из кесарийцев и себастийцев. Поэтому и они, в свою очередь, некоторое время глумились над иудеями. Впоследствии, однако, дело дошло до того, что они стали кидать друг в друга каменьями, пока много человек с обеих сторон не было ранено и пало. В конце концов, впрочем, победителями остались иудеи.

Когда Феликс заметил, что эта распря переходит в открытую войну, он поспешил уговорить иудеев прекратить ее. Но так как те не повиновались ему, он выпустил на них вооруженных солдат, многих иудеев перебил, а еще большее количество их захватил живьем, причем разрешил солдатам разграбить несколько особенно богатых домов. Более сдержанные и влиятельные иудеи, между тем, испугались за свою личную безопасность и просили Феликса велеть трубить отбой, вообще пощадить их сограждан и дать им возможность загладить проступок. Феликс внял их просьбам.

8. Около этого времени царь Агриппа передал первосвященство Измаилу, сыну Фаба. Тогда же возникли ссоры и смуты между первосвященниками, священниками и наиболее влиятельными иерусалимскими гражданами. Каждый из враждующих собирал вокруг себя толпу крайне отчаянных и беспокойных приверженцев, становился во главе их и вел их в бой. При столкновениях эти отряды осыпали друг друга сперва бранью, а затем и каменьями. Между тем не было никого, кто бы мог их припугнуть и тем положить предел смуте; напротив, все эти злоупотребления происходили, как будто бы в городе не было начальства. Первосвященники настолько потеряли всякий стыд и дошли до такой дерзости, что решались отправлять своих слуг к гумнам, чтобы забирать там десятину, предназначавшуюся для простых священнослужителей. Таким образом случилось, что несколько бедных священников умерло от голода. Насилия бунтовщиков подавили всякое понятие о справедливости.

9. Когда Нерон назначил Феликсу преемником Порция Феста¹²⁵⁰, наиболее влиятельные из кесарийских иудеев отправились в Рим и там выступили с обвинениями против Феликса. Последний, вероятно, поплатился бы за совершенные над иудеями притеснения, если бы брат Нерона, Паллант¹²⁵¹, которого император тогда особенно ценил, не заступился за него. Тогда же главные сирийцы Кесарии путем огромной суммы денег склонили Бурра, бывшего воспитателя Нерона¹²⁵² и теперь его греческого секретаря, выхлопотать для них у императора указ, которым бы у иудеев отнималась всякая равноправность. Буру действительно удалось склонить императора к изданию такого указа, который впоследствии подал повод к разным бедствиям для нашего народа. Дело в том, что, когда жившие в Кесарии иудеи узнали об этом указе Нерона в пользу сирийцев, они стали еще более предаваться смутам, пока не дошли до открытой войны.

10. Когда Фест прибыл в Иудею, он нашел страну бедствующею от разбойников, которые предавали грабежу и пожарам все селения. Эти разбойники носили название сикариев. Их расплодилось тогда очень много, и они пускали в ход ножи, по величине своей схожие с персидскими акинаками¹²⁵³, а по изогнутости с римскими sicae¹²⁵⁴; от этих-то ножей убийцы, умерщлявшие много народа, и получили название сикариев.

Как мы упоминали выше, они смешивались во время праздников с народною толпою, отовсюду стекавшеюся в город для отправления своих религиозных обязанностей, и без труда резали тех, кого желали. Нередко они появлялись также в полном вооружении во враждебных им деревнях, грабили и сжигали их¹²⁵⁵. Фест, между прочим, выслал конный и пеший отряды против людей, введенных в заблуждение неким проходимцем, который обещал им спасение и избавление от всех бедствий, если они пожелают последовать за ним в пустыню. Высланные против них воины перебили как самого обманщика, так и его жертвы.

11. Около этого времени царь Агриппа воздвиг огромное здание вблизи царского дворца в Иерусалиме, у гимнасия. Сам же дворец возник еще при Хасмонеях. Так как этот дворец был расположен на возвышенности, то отсюда открывался прелестнейший вид на город. Лежа там на своем ложе, царь мог оттуда видеть все, что происходило в храме. Когда иудейские главари заметили это, то страшно рассердились, потому что никогда законом не было дозволено глядеть на происходившее в святилище, особенно во время службы. Поэтому они построили у галереи с западной стороны храма высокую стену, которая не только скрывала вид из царской столовой, но и замыкала вид на западную галерею, тянувшуюся вдоль храма; там римляне ставили караулы во время религиозных иудейских праздников.

Агриппа рассердился на это, но еще более был недоволен наместник Фест, приказавший иудеям снести стену. Те, однако, просили его разрешить им отправить относительно этого дела посольство к Нерону, говоря, что они предпочитают умереть, чем снести какую-либо из построек храма. Фест разрешил им это, и тогда иудеи отправили к Нерону десять наиболее влиятельных лиц из своей среды, равно как первосвященника Измаила и храмового казначея Хелкию.

Выслушав их, Нерон не только простил им их поступок, но и согласился оставить стену; это он сделал в угоду жене своей Поппее (она отличалась истинным благочестием)¹²⁵⁶, которая просила его за иудеев. Императрица затем отпустила десять депутатов¹²⁵⁷, Хелкию же и Измаила оставила у себя в качестве заложников. Когда царь [Агриппа] узнал о том, он сделал первосвященником сына первосвященника же Симона Иосифа, прозванного Кавием.

1. Узнав о смерти Феста, император послал в Иудею наместником Альбина. Около того же времени царь [Агриппа] лишил Иосифа первосвященнического сана и назначил преемником ему Анана, сына Анана же. Последний, именно Анан старший, был очень счастлив: у него было пять сыновей, которые все стали первосвященниками после того, как он сам очень продолжительное время занимал это почетное место.

Такое счастье не выпадало на долю ни одного из наших первосвященников. Анан же младший, о назначении которого мы только что упомянули, имел крутой и весьма неспокойный характер; он принадлежал к партии саддукеев, которые, как мы уже говорили, отличались в судах особенною жестокостью. Будучи таким человеком, Анан полагал, что вследствие смерти Феста и неприбытия пока еще Альбина наступил удобный момент (для удовлетворения своей суровости). Поэтому он собрал синедрион и представил ему Иакова, брата Иисуса, именуемого Христом, равно как нескольких других лиц, обвинил их в нарушении законов и приговорил к побитию камнями¹²⁵⁸. Однако все усерднейшие и лучшие законоведы, бывшие [тогда] в городе, отнеслись к этому постановлению неприязненно. Они тайно послали к царю с просьбою запретить Анану подобные мероприятия на будущее время и указали на то, что и теперь он поступил неправильно. Некоторые из них даже выехали навстречу Альбину, ехавшему из Александрии, и объяснили ему, что Анан не имел права, помимо его разрешения, созывать синедрион. Альбин разделил их мнение на этот счет и написал Анану гневное письмо с угрозою наказать его. Ввиду этого царь Агриппа лишил Анана первосвященства уже три месяца спустя после его назначения и поставил на его место Иисуса, сына Дамнея.

2. Когда Альбин приехал в Иерусалим, он приложил всяческое старание и усердие, чтобы умиротворить страну. При этом он умертвил множество сикариев. Тем временем влияние первосвященника Анана росло со дня на день и он пользовался любовью и почетом среди своих сограждан. Дело в том, что он давал взаймы деньги и постоянно умел склонять подарками Альбина и другого первосвященника (Иисуса). При этом у него были крайне испорченные слуги, которые в обществе подонков народа отправлялись на гумна и там насильно овладевали предназначавшеюся для простых священнослужителей десятиною; в случае же сопротивления они прибегали к побоям. Так как никто не мог препятствовать этому, то и другие первосвященники делали то же, что и слуги Анана. Тогда-то многим из священников, для которых раньше десятина представляла источник существования, пришлось умереть от голода.

3. Когда во время наступившего праздника сикариям удалось ночью пробраться в город, они схватили письмоводителя храмового смотрителя Элеазара, который был сыном первосвященника Анана, связали его и увели с собою. Затем они послали к Анану, обещая, что отпустят к нему письмоводителя, если Анан уговорит Альбина освободить захваченных им десять сикариев. Анан был принужден уговорить Альбина, и тот исполнил его просьбу. Между тем этот случай подал повод к большим бедствиям. Теперь разбойники всячески старались захватить кого-нибудь из членов семьи или близких Анана и систематически держать их у себя до тех пор, пока не получат в обмен несколько сикариев. Тем временем число последних вновь увеличилось, и они с неслыханною дотоле дерзостью опустошали всю страну.

4. Около этого времени царь Агриппа расширил город Кесарию Филиппову и назвал ее в честь Нерона Нерониадою. Равным образом он с большими издержками воздвиг в Берите театр, в котором ежегодно устраивал на свой счет представления. На это он тратил огромные суммы. Вместе с тем он раздавал народу хлеб и масло. Весь город он украсил статуями и картинами древних мастеров и вообще почти весь блеск своего двора он перенес именно в этот город. Впрочем, это-то обстоятельство и усилило нерасположение к нему его подданных, потому что он отнимал у них многое для украшения чужого города.

Потом Иисус, сын Гамалиила, был назначен в преемники первосвященнику Иисусу, сыну Дамнея. Результатом этого была ссора, возникшая между ними обоими. Каждый из них собрал вокруг себя толпу отчаянных приверженцев, которые нередко от ругательств переходили к закидыванию друг друга камнями. Тем временем Анан, благодаря своему богатству, пользовался огромным влиянием, так как с помощью денег склонял людей на свою сторону. Также и Костобар и Саул, происходившие из царского рода и пользовавшиеся большою популярностью благодаря своему родству с Агриппой, набрали себе каждый по толпе негодяев, совершали во главе которых всякие насилия и были всегда готовы отнять имущество более слабых. С этого времени для нашего города начались особенно тяжкие бедствия, так как все дела стали клониться к окончательному упадку.

5. Когда Альбин узнал, что прибыл его преемник, Гессий Флор¹²⁵⁹, он пожелал оставить какие-нибудь результаты своего пребывания среди иерусалимцев. Поэтому он велел предать казни всех арестантов, которые заслужили смерть, тех же лиц, которые сидели в тюрьме по каким-либо незначительным и маловажным причинам, он освободил за известную сумму денег. Таким образом, тюрьма, правда, опустела, зато страна наполнилась разбойниками.

6. Те представители левитов, которые исправляли обязанности певчих, обратились к царю с просьбою созвать синедрион и внести предложение о разрешении всем левитам носить такую же льняную одежду, какую носили священники¹²⁶⁰. При этом они говорили, что он таким достойным его правления нововведением сможет снискать себе вечную славу. Просьба их была уважена, и царь, по постановлению членов синедриона, разрешил певчим заменить прежние одежды льняными, как они того желали. Так как одна часть левитов участвовала в храмовом богослужении, то он, по просьбе их, разрешил и им также изучить псалмы. Все это, однако, находилось в противоречии с древними законоположениями, нарушение которых не могло не повлечь за собою наказания.

7. В то время была вполне закончена постройка храма. Когда же народ увидел рабочих, которых было свыше восемнадцати тысяч человек, без дела и понял, что теперь они, по окончании работ, останутся без хлеба, а с другой стороны, из страха перед римлянами не желал копить храмовые деньги, то он, думая о рабочих и имея в виду употребить эти деньги на них (всякий рабочий, который поработал хотя бы один час в день, немедленно получал свой заработок), обратился к царю с просьбою о перестройке восточной галереи храма. Эта галерея тянулась вне храма и была воздвигнута над глубоким обрывом. Она покоилась на стенах, имевших в длину четыреста локтей. Эти стены были сооружены из белого мрамора, каждая глыба которого имела в длину двадцать, а в вышину шесть локтей, и представляли дело царя Соломона; он первый отстроил весь храм. Однако Агриппа, которому император Клавдий поручил заведование делами храма, полагая, что разрушение всякой вещи нетрудно, тогда как тяжело ее создание, особенно же в применении к такой галерее, которая потребует много времени и громадных денежных затрат, отказал населению в этой просьбе. Зато он ничего не имел против того, чтобы весь город был вымощен белым мрамором.

Вместе с тем царь лишил первосвященнического сана Иисуса, сына Гамалиила, и поставил на его место сына Феофила Матфия, при котором началась война иудеев с римлянами.

Теперь я считаю необходимым и полезным в видах полноты исторического повествования остановиться на первосвященниках, рассказать о возникновении их, кто удостоился этой высокой чести и сколько их было всего до окончания [Иудейской] войны. По преданию, первым первосвященником был Аарон, брат Моисея; после его смерти преемниками ему немедленно становились сыновья и потомки его, среди которых это звание оставалось наследственным. Поэтому-то и вошло в обычай не назначать никого на эту должность, кто не происходил бы из рода Ааронова. Лицо, принадлежащее к другой семье, даже к царской, не имеет права на первосвященство. И вот всех первосвященников, от упомянутого нами родоначальника их, Аарона, до Финееса, который бунтовщиками был провозглашен первосвященником во время войны, было восемьдесят три. Из них с того времени, как Моисей в пустыне воздвиг скинию в честь Предвечного, до прибытия [народа] в Иудею, когда царь Соломон построил Господу Богу храм, первосвященствовало тринадцать человек. Сначала они были несменяемы до самой смерти, а затем смещались. Эти тринадцать первосвященников, которые являлись потомками двух сыновей Аарона, последовательно друг за другом удостаивались своего высокого сана. При них государственное устройство иудеев первоначально носило аристократическую, потом единодержавную, а затем царскую (с известными ограничениями) форму. Указанные тринадцать лиц первосвященствовали с того дня, когда предки наши под предводительством Моисея покинули Египет, вплоть до сооружения в Иерусалиме Соломонова храма, т.е. в течение шестисот двенадцати лет. После указанных тринадцати лиц звание это принадлежало восемнадцати первосвященникам, а именно в течение периода от иерусалимского царя Соломона и до нападения Навуходоносора, царя вавилонского, который при этом сжег храм, увел народ в рабство в Вавилонию и захватил в плен первосвященника Иосадака. Эти лица занимали свои должности в течение четырехсот шестидесяти шести лет, шести месяцев и десяти дней.

В это время иудеи управлялись царями. Спустя семьдесят лет после вавилонского пленения персидский царь Кир вновь отпустил живших в Вавилонии иудеев назад на родину и разрешил им воздвигнуть храм. Первосвященническое звание перешло тогда к одному из возвратившихся из плена, именно к Иисусу, сыну Иосадака. Он и его потомки, всего пятнадцать человек, управляли получившим демократический строй государством в течение трехсот четырнадцати лет, вплоть до царя Антиоха Эвпатора. Этот-то упомянутый Антиох вместе со своим военачальником Лисием решили сместить первосвященника Хония и умертвить его в Берее; при этом они обошли его сына и назначили первосвященником Иакима, происходившего, правда, из рода Ааронова, но не принадлежавшего к семье Хония. Поэтому-то другой Хоний, двоюродный брат вышеупомянутого, называвшийся так же, как и отец его, отправился в Египет, снискал дружбу Птолемея Филометора и его жены Клеопатры и уговорил их построить в Гелиополитанском номе Предвечному храм наподобие Иерусалимского и назначить его, Хония, первосвященником. Впрочем, об этом египетском храме мы говорили уже неоднократно.

Между тем Иаким пробыл первосвященником всего три года и затем умер. Ему не тотчас же был назначен преемник, но город в течение семи лет обходился без первосвященника. Затем уже Хасмонеи, которым было доверено управление народом, по окончании войны с македонянами назначили первосвященником Ионатана, занимавшего эту должность семь лет. Когда же он пал жертвою интриг и заговора Трифона, как мы в свое время рассказали, то первосвященство перешло к брату его, Симону. Но и этот, пробыв в своей должности годом дольше брата, был во время обеда коварно умерщвлен своим зятем.

Преемником ему стал его сын Гиркан. Последний был первосвященником в течение тридцати одного года и умер в преклонных летах, оставив сан свой Иуде, прозванному также Аристобулом. Ему наследовал его брат, царь Александр, когда Иуда умер от болезни; этот Иуда был одновременно царем и первосвященником, так как он за год до своей смерти воздел на главу свою царский венец. Александр умер, пробыв царем и первосвященником в течение двадцати семи лет, и поручил жене своей Александре назначить первосвященника по собственному усмотрению. Александра поручила эту должность Гиркану, сама же в течение десяти лет, вплоть до своей смерти, была царицею. Столько же времени был первосвященником и сын ее Гиркан. Дело в том, что после ее смерти брат Гиркана, Аристобул, вступил в борьбу с ним, победил его и отнял у него власть, которую присвоил себе как царь и как первосвященник. Однако по истечении трех лет и стольких же месяцев его правления [в Иудею] явился Помпей, силою взял Иерусалим и затем отправил Аристобула с детьми его пленными в Рим. При этом Помпей вернул Гиркану первосвященнический сан и поручил ему управление народом, но в то же время запретил носить диадему. Таким образом, Гиркан был еще двадцать четыре года правителем. После того парфянские князья Барцафарн и Пакор перешли через Евфрат, объявили войну Гиркану, взяли последнего в плен и провозгласили царем сына Аристобула, Антигона. Он успел процарствовать [лишь] три года и три месяца, как Сосий и Ирод осадили его. Затем Антоний повез его в Антиохию и казнил там. После этого царская власть была передана римлянами Ироду [Великому], который не стал более назначать первосвященников из рода Хасмонеев, но, за исключением одного только Аристобула, передавал этот почетный сан некоторым ничем не выдававшимся, простым священникам. Если же он назначил первосвященником Аристобула, внука взятого парфянами в плен Гиркана и брата жены своей Мариаммы, то он сделал это лишь в угоду простонародью, которое высоко чтило память Гиркана. Но так как он впоследствии стал опасаться слишком большой популярности Аристобула, то он, как мы уже рассказали, решил избавиться от него, утопив его во время купания в Иерихоне. После него Ирод уже более не поручал первосвященства потомкам Хасмонеев. Подобно Ироду поступили в деле назначения первосвященников также его сын Архелай и римляне, к которым впоследствии перешло управление Иудеею. И вот со времен Ирода вплоть до того дня, когда Тит взял город и сжег храм, было всего двадцать восемь первосвященников в течение ста семи лет. Некоторые из них правили еще при жизни царя Ирода и его сына Архелая. После же смерти их форма правления стала опять аристократическою, причем, однако, управление народом было доверено первосвященникам. Однако этого достаточно о первосвященниках.

1. Между тем Гессий Флор, которого Нерон назначил преемником Альбина, навлек на иудеев большие бедствия. Сам он происходил из города Клазомен и привез с собою свою жену Клеопатру, бывшую в дружбе с женой Нерона, Поппеею. Клеопатра нисколько не отличалась от последней своею испорченностью. Благодаря Поппее Гессий Флор и достиг своего назначения. Флор настолько злоупотреблял своей властью и позволял себе такие насилия, что иудеи в своем крайнем горе вспоминали об Альбине как о благодетеле. Последний, по крайней мере, старался скрывать свою гнусность и заботился о том, чтобы не уронить себя окончательно; Гессий же Флор кичился своими беззакониями относительно нашего народа, как будто бы он был прислан лишь для выказания своей испорченности: он не упустил ни одного случая, где он мог грабить или обижать людей. Чувство жалости было недоступно ему, и его любостяжание было прямо ненасытно, так что он не делал различия между большим и малым, но делил свою добычу с разбойниками.

Большинство последних действовало смело, потому что могло быть уверено в безнаказанности со стороны наместника, которому за это уделялась часть награбленного. Однако это было еще не все. Так как несчастные иудеи не могли дольше сносить грабежей разбойников, то они видели себя принужденными отказаться от своих привычек и массою выселяться, думая найти убежище где бы то ни было среди иноземцев. Чего же еще больше? Флор был тем, кто принудил нас начать войну с римлянами¹²⁶¹, так как он держался того мнения, что лучше гибнуть многим зараз, чем умерщвлять немногих отдельных лиц. Эта война началась во втором году наместничества Флора и на двенадцатом году правления Нерона.

К чему мы тогда были вынуждены и что нам пришлось перенести, об этом подробно может узнать всякий желающий из моих книг об Иудейской войне.

Здесь я закончу свое сочинение «Древности», продолжением которых служит моя книга «Иудейская война». Содержание его обнимает рассказ от возникновения первого человека до двенадцатого года правления Нерона¹²⁶². Тут повествуется о судьбе нашей в Египте, Сирии и Палестине, как мы страдали от ассирийцев и вавилонян, что с нами сделали персы и македоняне и впоследствии римляне. Надеюсь, что все это передано мною с возможною точностью. Вместе с тем я попытался также установить преемство первосвященников за двухтысячелетний период их существования. Равным образом я в точности передал, как я и обещал в начале своего повествования, последовательно историю царей, их деяний и образа правления, равно как пределы их власти сообразно с тем, что имеется об этом в Писании.

В заключение своего сочинения позволю себе смело сказать, что передать все это настолько подробно по-гречески не смог бы, при всем своем желании, никто другой, будь то иудей или иноземец. Мои соотечественники все согласны с тем, что я являюсь одним из лучших знатоков истории страны нашей. Я старался с большим усердием преодолеть трудности в изучении греческого языка и литературы, основательно усвоив его грамматику. Впрочем, свободно говорить по-гречески мешает мне мое иудейское происхождение. Дело в том, что у нас не уважаются те, кто изучил много языков или умеет украшать речь свою красивыми оборотами. Это уменье считается принадлежностью не только свободнорожденных людей, но и рабов. Лишь те, которые в точности знают закон и отличаются уменьем толковать Св. Писание, признаются истинно образованными людьми. Поэтому-то, хотя многие и трудились над приобретением таких познаний, однако едва двое или трое вполне преуспели в том. Впрочем, за то они и вкусили от плодов трудов своих.

Вероятно, большинству не покажется неуместным и неудобным, если я здесь вкратце упомяну о своем происхождении и о своих деяниях в жизни. Пока живы еще люди, которые могли бы либо изобличить, либо поддержать меня.

На этом я и покончу свои «Древности», которые распадаются на двадцать книг и состоят из шестидесяти тысяч строк. Если Господу Богу будет угодно, я впоследствии кратко расскажу об [Иудейской] войне и историю нашей иудейской жизни до сегодняшнего дня, т.е. до тринадцатого года правления императора Домициана и до пятидесятишестилетнего года моей жизни¹²⁶³. Я имею также в виду изложить в четырех книгах наше иудейское вероучение о Господе Боге и Его существе, равно как поговорить о законах и о причинах, почему одно нам разрешено, а другое запрещено.

Во дни Шамгара, сына Анат, в дни Иаили пути были пусты, А идущие тропой проходили окольными путями, Пусты были села в Израиле, пусты – Пока не восстала я, Дебора, не восстала матерью народа. (Кн. Суд 5.6–7, перевод И.М. Дьяконова)

В этом отрывке упоминаются богиня Анат Иаиль, у Иосифа Флавия – Иала.

Вообще рассказ Иосифа Флавия о посещении Александром Иерусалима выглядит крайне сомнительным.

Всадники являлись вторым высшим сословием Рима. При Октавиане Августе для них был установлен имущественный ценз в 400 тыс. сестерциев. В основном это была финансово-торговая верхушка общества, хотя многие всадники являлись землевладельцами. Уже Октавиан Август возводил всадников в сенаторское сословие, в эпоху принципата они играли важную роль в аппарате управления.