Глава третья. Поход на Антиохию

Тягости крестовых походов только еще начинались. План предводителей указывал воинам на Сирию и Палестину, а на этом пути надо было овладеть несколькими хорошо укрепленными городами и крепостями, чтобы добраться до столицы Сирии, Антиохии.

Перед крестоносцами развертывалась в дикой мощи и суровой, своеобразной красоте в то время почти неизвестная Малая Азия. Неровная поверхность на каждом шагу представляла тяжелые массивы гор, глубокие провалы, каменистые долины и водомоины, где скрывались небольшие племена малоазийских полудиких обитателей.

От природы местность пустынная, безводная, лишенная растительности, была теперь в некоторых плодоносных частях своих, к тому же, еще намеренно опустошена мусульманами. Люди и животные терпели страшные мучения голода и жажды по целым суткам; жаркий горный климат днем, ночью сменялся резким холодом. Но все тягости этого похода были мужественно и бодро перенесены крестоносцами; страждущих людей поддерживала мысль, что они идут на великое дело во имя Бога.

Простые люди разных стран, языков и национальностей поддерживали братское отношение друг к другу. Сохранилось выражение одного крестоносца: «Мы не понимали друг друга, но мы были единодушны в любви, как братья, потому что это подобает праведникам, которые идут к Святым местам"…

Крестоносцы перед походом разделились на две армии; это было важно потому, что, проходя разными путями, люди меньше терпели от жажды и голода, так как продовольствия хватало на каждую армию; не приходилось спорить, сориться из-за каждого лишнего куска, из-за каждого глотка воды.

Первая армия, под начальством Готфрида, Раймонда, Гуга и графа Фландрийского, двинулась направо; вторая армия Боэмунда, Танкреда и герцога Нормандского – налево; но обе части держались невдалеке друг от друга.

А сарацины не дремали и зорко следили за передвижением крестоносных громад. Султан Килидж-Арслан решил жестоко отплатить крестоносцам за разорение своей столицы Никеи.

Три дня идет со своими крестоносцами Боэмунд и 1-го июля 1097 года достигает долины Горгон, вблизи города Дорилеума…

Сарацины вблизи!.. Да, это знают все; знают, что султан идет следом за ними и ждет только случая, чтобы напасть на христиан. Быстро ставит Боэмунд в долине палатки, где помещает небольшую, слабейшую часть своего войска, а сильные отряды отводит в засаду.

Страшной лавиной обрушился султан с горных высот на лагерь крестоносцев. Численность его воинов значительно превосходила христиан, и никакие чудеса храбрости не могли удержать эту лавину. Сарацины с редкой единодушной злобой обрушились на итальянцев и стали буквально избивать неприятелей, щадя женщин и забирая их в плен…

Но Боэмунд из своей засады не упускает из виду ничего и вдруг, совершенно неожиданно ударяет на упоенных неистовством сарацин.

С другой стороны надвигается сила герцога Нормандского, который, внезапно вырвав у знаменосца белое знамя, расшитое золотом, сам бросается на неприятеля…

– За мною, нормандцы!.. – громовым голосом гремит он и опустошительным ураганом врезается в толпу неприятелей.

Танкред ослабевал в неравной борьбе, но помощь Боэмунда подоспела вовремя. И все-таки не одолеть бы крестоносцам войска сарацин, если бы Боэмунд заранее не догадался послать гонца к армии Готфрида, которая шла всего в нескольких верстах от них. И армия Готфрида подоспела вовремя, и с помощью ее измученные рыцари креста сломили вражью силу и долго гнали ее перед собой. Верстах в четырнадцати от битвы находился лагерь сарацин, которым крестоносцы и завладели к ночи. Более двадцати тысяч неприятелей легло в этой битве, получившей название Дорилейской битвы; крестоносцы потеряли одну пятую часть их жертв. После этого случая крестоносцы решили не разбиваться на две партии, а идти всем вместе.

А дальше начались новые пытки голода, жажды и других лишений; потому что турки сжигали пастбища; засыпали родники, грабили селения христиан в тех местах, через которые лежал путь крестоносцев.

Путь крестоносцев пересекал Синиаду, Малую Антиохию, Иконию и Гераклею. Небольшую поддержку воинам оказывали попутные города, которые в страхе открывали ворота и давали им продовольствие и безопасное место для отдыха.

Но до сих пор еще главных бедствий крестоносцы не испытывали; пришлось им зато испытать их теперь, и вот почему.

До сих пор вожди отдельных частей жили в полном согласии, энергично и охотно помогая в беде друг другу. Но теперь начинаются ссоры, несогласия, – и сколько горя принесло это людям, того и пересказать невозможно.

В Мессопотамии, Каппадокии, Киликии и Северной Сирии существовали значительные армянские княжества. Турки сильно теснили и тревожили их в течение целого ряда лет и восстановили их против себя. Лучших союзников крестоносцы не могли себе добыть; вот потому-то они и решили близко и тесно сойтись с ними.

Ближайший путь крестоносцев в Сирию шел через Киликию, но они решили задать лучше крюку, на север, чтобы только заключить прочный союз с армянами, а через Киликию отправили Танкреда и Бальдуина (брата Готфрида).

Танкред давно уже мечтал основать в Палестине нормандское государство, для чего теперь он и занял г. Тарс; но Балдуин воспротивился этому и выгнал его из города, утвердившись в нем со своим отрядом.

Танкред двинулся дальше и занял крепость Мальмистру, но Балдуин отправился следом за ним, и оба крестоносных войска сошлись в отчаянной, междоусобной битве. Людей у Танкреда было меньше, и ему пришлось отступить. Впрочем, противник его сообразил, что зашел слишком далеко, и вожди помирились.

А главная армия шла между тем через Иконию и Ираклию, на Марезию, и здесь она соединилась с Балдуином; но последний вскоре снова отделился от крестоносцев и с тысячным отрядом двинулся на берега реки Евфрата, в Мессопотамию. С помощью армян он разбил турецкие отряды, захватил город Эдессу и укрепился там прочно и надежно со своими крестоносцами.

Антиохия была уже недалеко. Оставалось одолеть только одну значительную крепость Халкиду. Мусульмане мужественно защищали ее, но вскоре покинули стены и отступили к реке Оронту, к последней преграде, защищавшей Антиохию. Неприятели густо усеяли левый берег реки, решив защищать до последней капли крови железный оронтский мост.

Но победы христиан дают воинам все большую и большую уверенность; приближающаяся цель похода дает все новые и новые силы. Невольно всей армией овладевает несокрушимый энтузиазм, и железный мост вскоре перейден, несмотря на гибель людей, несмотря на многочисленные препятствия турок, которые в конце концов в ужасе бросились спасаться в Антиохию под ударами крестоносцев…

Еще несколько часов пути, и величественная, могущественная столица Сирии – откроется перед взорами пилигримов.

Крепка эта столица стенами, башнями, сложенными из цельных каменных глыб, но сила-то, – живая сила человеческого духа, – могуча; она сильнее этих каменных, бездушных глыб…

Да, это чувствовали все. И от берегов Оронта шествие крестоносцев по долине к Антиохии напоминало собою торжественную процессию.

Ярко сверкающие пурпуровые и золотые хоругви жаром горели над крестоносной армией; кольчуги, панцири, копья, шлемы, забрала сверкали на солнце, отражая его лучи, и казалось издали, что сверкающая, червонная щетина неведомого создания неумолимо, тяжело надвигается на горделиво поднимающиеся мрачные стены «города Божия» (Теополь – по-гречески; теос – бог, полис – город).

По современным описаниям летописцев Антиохия в то время была одним из самых больших и красивых городов побережья Средиземного моря. Она была расположена в расстоянии одного дня пути от моря, на южном берегу реки Оронта, частью по роскошной долине, частью на возвышенностях и на крутых скатах гор.

Насколько велик был сам город, можно судить по длине опоясывавших Антиохию городских стен, которые шли на протяжении 30 верст. Западная и южная части города были расположены на высоких горах, которые уже сами по себе ограждали город: северную и восточную части защищали в низменной части стены, такие широкие и крепкие, что по ним свободно проезжала четверка лошадей. Вдоль стены шли 450 высоких башен, а стены были увенчаны бесчисленными зубцами, из-за которых осажденные могли свободно и безопасно отстреливаться.

Стены эти по тому времени буквально не поддавались осадным орудиям, и недаром более года безуспешно крестоносцы держали осаду, прежде чем надломили упорство мусульман.

Антиохия тогда уже четырнадцатый год находилась в руках мусульман, которые отняли ее у Византии. За стенами города заперлось много народу, потому что при первых слухах о приближении крестоносцев, сарацины стали сбегаться сюда со своими семействами и со всем добром.

Правителем Антиохии был в то время туркменский эмир Баги-Зиан. Это был умный, энергичный и предприимчивый воин, но как человек – грубый, свирепый, крайне необузданный. Он собрал под своим начальством семитысячную конницу и двадцатитысячную пехоту, при этом каждый воин буквально трепетал перед своим вождем, жестокость которого ужасала всех даже в то военное, суровое время. Благодаря этому, в войске были строжайшая дисциплина и порядок.

В то время в самой Сирии шли междоусобия между начальниками эмиратов (известный округ, на которые была разделена вся Сирия). Но мало этого, весь магометанский мир распался на два правительства, т.е. на два халифата: Багдадский – в г. Дамаске и Фатимидский – в Египте. Одни эмираты держались одного правления, другие – другого. Сам Баги-Зиан, видя сильную опасность, перешел на сторону Багдадского халифата.

Но и крестоносцы вели свои дела спустя рукава. Они сами были виноваты в неудачах осады Антиохии; уж очень небрежно и вяло принялись они за это дело. Заняли они роскошную долину реки Оронта, – нормандцы и французы стали на востоке, лотарингцы, провансальцы и фландрцы на севере, – и только; с других сторон они даже сторожевых постов не поставили, – и так, мол, безопасно.

Погода стояла хорошая, продовольствия людям и корму коням было много. И после целого ряда лишений, страданий от жажды и голода это показалось крестоносцам просто земным раем. Ни о каких запасах, заготовках на будущее время никто не позаботился. Вскоре эта беспечность стала грозить жестокой нуждой.

Баги-Зиан давно ждал уже этого. Чаще и чаще стал он высылать небольшие отряды, с тем, чтобы они беспокоили и тревожили крестоносцев да задерживали бы подвоз провианта со стороны.

Теперь уже христианам начинал грозить настоящий голод. А тут еще наступила зима с сильными бурями и непрерывными дождями. В войске появилось множество больных; и совсем упали духом крестоносцы.

Спасибо, что дружественные крестоносцам армяне вскоре стали подвозить провиант; это сильно поддержало несчастных. Тогда рыцари, чтобы избавиться от частых нападений неприятеля, решили правильно обложить Антиохию со всех сторон и запереть вражье войско за стенами Антиохии. Живое кольцо воинов облегло весь город, и насколько страшен и величественен был вид этой осады, можно судить уже по тому, что всего народу было свыше шестисот тысяч.

Кроме того устроили плавучий мост через Оронт, чтобы препятствовать сарацинам делать вылазки; а ворота завалили огромными глыбами гранита и стволами вековых деревьев; на востоке заняли возвышенность и на ней возвели сторожевую башню, также и на севере против моста, и, наконец, на западе рыцарь Танкред засел со своим отрядом на монастырских развалинах против ворот Св. Георгия, через которые осажденные получали подкрепления и делали вылазки.

Вылазки осаждаемых прекратились, но у крестоносцев дела шли не лучше. Продовольствия не было вовсе; непрерывные дожди наводнили палатки, и весь лагерь представлял из себя ужасное зрелище. Кое-как дотянули до Рождества, а после праздников два отряда отправились искать по соседству продовольствие; но и его хватило ненадолго. Холод и голод гигантскими массами рушили крестоносную армию, так что священники не успевали отпевать умерших страдальцев, и места не хватало для общих «братских» могил.

Рыцари в изнеможении бродили по пустынным полям, в лохмотьях, в рубище и оружием выкапывали корни растений и диких трав, чтобы хоть немного утишить страдания голода. О боевых конях и говорить нечего: от семидесяти тысяч лошадей не насчитывали и двух тысяч.

Панику крестоносцев усиливали и частые побеги товарищей и начальников – герцога Нормандского, Петра Пустынника; все понимали неисходность своего положения; всем невольно вспоминалась страшная Долина Смерти, на которой легли передовые отряды крестоносцев, и по которой с ужасом проходили они несколько времени тому назад.

Но тяжелое время проходило, приближалась весна, и вместе с нею ожили упавшие, было, надежды крестоносцев. С теплом и прекращением дождей уменьшились болезни; в лагерь постепенно прибывали продовольственные обозы от герцога Эдесского, от армянских князей и монахов. Боэмунд, Роберт Фландрский одержали ряд блестящих побед над мусульманскими отрядами, которые выступили из Алеппо, Дамаска на помощь Антиохии. Наконец, прибыли послы от египетского халифа для переговоров о мире; все это утешало и ободряло измученных, усталых крестоносцев.

К тому же крестоносное войско пополнялось новыми пришельцами – пилигримами с далекого севера: тут были и воины, и разные бездомные бродяги, искатели приключений, разорившиеся морские разбойники.

Раз как-то на такой отряд и напал Баги-Зиан, но сделал только хуже себе; против него поднялся сразу весь христианский лагерь, и сарацины были жестоко побиты.

После этой битвы крестоносцы стали более строго охранять все городские ворота, так что мусульмане были окончательно заперты в Антиохии.

Но в это время дошла до крестоносцев страшная весть, что на защиту Антиохии поднялся и спешно идет к ним самый могущественный сельджукский эмир Кербога Моссульский со своими несметными силами.

Надо было торопиться с осадой Антиохии; это поняли все рыцари: иначе осада могла окончиться очень печально для них; свежая армия Кербоги с одной стороны, обнадеженные антиохийцы с другой, как тисками, легко сжали бы рыцарей и стерли их с лица земли.

Крестоносцев спасла от верной гибели ошибка Кербоги, который прежде всего пошел в Мессопотамию и осадил крепость Эдессу, где засел, как вы помните граф Балдуин. Кербога ошибочно думал, что в Эдессе находились главные силы крестоносцев.

Но Балдуин крайне мужественно оказал ему такое храброе и искусное сопротивление, что Кербога только даром потерял под крепостью около трех недель. Это-то и помогло крестоносцам.

Что же происходило под Антиохией? Уже семь месяцев безуспешно осаждали ее крестоносцы, и сами видели, что толку никакого не выходит. А что дальше будет, неизвестно: придет Кербога Моссульский и перебьет их всех до единого. Это вернее всего.

И тогда назрел у Боэмунда смелый, хотя коварный и хитрый план. Боэмунд пошел в поход не ради благочестивых побуждений; вовсе нет, ему просто хотелось владычествовать на востоке, устроить свое собственное могущественное государство в Святой Земле и угрожать целой Византийской империи своею силой. Успех графа Балдуина, который уже владычествовал в Эдессе, только еще более разжигал Боэмунда. Боэмунд не дремал. Он предложил рыцарям-вождям отдать ему Антиохию в собственность, и тогда-де он живо покорит ее; а не то он бросит все и уедет домой. Рыцари согласились, и тогда Боэмунд приступил к делу. К счастью для себя он нашел изменника в Антиохии, который готов был предать крепость. Таким образом, в руках Боэмунда сосредоточилась могучая власть.

Изменник у мусульман, предатель Фируз, был родом армянин, сын оружейника, человек хитрый, лукавый, действовавший во всех случаях жизни исключительно ради выгоды. Из расчета он принял магометанство и в скором времени заручился доверием Баги-Зиана. Потакая, угождая ему, Фируз легко добился того, что его назначили в военный совет и отдали под его команду три башни на западной ограде Антиохии с гарнизонными отрядами. Он обманулся, думая, что такое положение будет ему выгодно; но, убедившись в бесплодности своей службы, он решил ради выгоды предать ее неприятелю, тем более, что он ненавидел и презирал Баги-Зиана за его грубость и неограниченную власть…

Кстати, около этого времени за незначительную оплошность Фируз подвергся жестокому насилию со стороны Баги-Зиана. Это страшно раздражило Фируза, и после того он деятельно начал искать случая предать эмира и весь город крестоносцам.

Случайно совершенно Фируз в своих исканиях напал на Боэмунда, и с первых же слов эти два хитрых, коварных человека сразу поняли друг друга. Давно замыслив план предательства, Фируз деятельно стал разузнавать у крестоносцев, кто из них был самым главным вождем. Ему указали на Боэмунда, потому что с другими рыцарями было сладить труднее. И Фируз сразу понял, что глава крестоносного войска – именно Боэмунд, который не остановится ни перед чем и пойдет на всякие сделки. С радостью принял Боэмунд предложение Фируза и обещал за измену и выдачу города большую награду и повышение по службе.

Сначала Боэмунд сомневался, не хитрость ли это Баги-Зиана. Кто поручится в том, что это все правда? Чем может быть подтверждена преданность Фируза? Но тот предусмотрел это и пишет, что он не изменник и предает Антиохию не ради корыстных целей. Почему же? О, это – великая тайна! Фируз пишет, что видел сон: ему явился Божественный Учитель и повелел предать Антиохию христианам в руки…

Как ярко сказалась вся низость души вероотступника, для которого не могло быть ничего заветного, ничего святого, не могло быть дорого никакое убеждение!.. И этот факт окончательно успокоил Боэмунда: он понял, что ради выгоды Фируз пойдет на все.

Спешно наутро собрал Боэмунд вождей крестоносцев, горячо убеждает их минуты не медлить и захватить Антиохию хитростью и изменой. Он говорил горячо, убедительно, – и все поняли, что Боэмунд собственно хлопочет только о себе самом.

Рыцари и стали снова перечить ему: почему же он один воспользуется всем? Они бросили на родине все; они рисковали собой и жизнью своей семьи и отвечали за жизнь доверившихся им рядовых крестоносцев. К тому же рыцарский долг – служить истине, биться в честной битве, а здесь какие-то тайные, коварные приемы!..

«Однако, – говорил Боэмунд, – слухи день ото дня становятся все тревожнее. Кербога Моссульский собрал свыше трехсот тысяч воинов и идет сюда, на освобождение Антиохии. Он может быть здесь не нынче, так завтра!.. Время не терпит… Надо торопиться действовать… Завтра, может быть, будет уже поздно"…

И в доказательство он показывает письма Фируза, который согласен пропустить их во все три настенные башни. Только одно условие: он имеет сношение с одним Боэмундом, и только тогда откроет войскам свободный доступ, если вожди обещают предоставить Антиохию власти Боэмунда.

Рыцари колеблются, и снова Боэмунд говорит им, что с каждым днем опасность увеличивается, военачальники сами ведут крестоносцев на верную гибель; отступать теперь – позорно и грешно, а выступить грудью против свежих сил сарацин – и совсем безрассудно.

Опасность была слишком очевидна, и она заставила всех забыть свои личные интересы и согласиться на предложения Боэмунда: делать, действительно, больше нечего было…

Боэмунд уведомил Фируза и немедленно приступил к делу. Это было в ночь 2-го июня 1098 года. Задолго до наступления ночи часть крестоносцев была правильно выстроена отрядом и двинулась от Антиохии по дороге как будто бы навстречу Кербогу Моссульскому; ночью же дальними обходами крестоносцы отправились обратно к крепости.

Мрак царил кругом, до зари было далеко; обманутый гарнизон спал глубоким сном… К ночи поднялась непогода, налетел резкий, порывистый ветер, тучи заволокли небесный купол; глухо загрохотал гром, молния пугливо вспыхивала и на миг озаряла дорогу и вдали – неясные очертания антиохийских стен и башен.

Гроза приближалась. Под напором ветра деревья и кусты беспомощно гнулись и тревожно шуршали своими ветвями. Гроза еще более возбуждала крестоносцев; Боэмунд ясно чувствовал, что смелый, рискованный план его осуществится.

Крестоносцы бесшумно крались к антиохийским стенам с запада и собрались под башней Трех Сестер, которой командовал Фируз.

По условному знаку Фируз опустил из окна башни кожаную лестницу; по ней поднялся сначала простой воин-крестоносец, а за ним – Боэмунд. Мало-помалу воин за воином стали подниматься на башню, и вскоре несколько отрядов рассыпалось по антиохийским улицам, и тут началось страшное избиение сонных антиохийцев; их погибло в одну эту ночь более десяти тысяч. Сам Баги-Зиан тайком бросился через малые ворота на северо-восток, но его узнали, и страшный вождь был убит новыми властителями Антиохии.

Утренняя заря осветила развевающееся знамя Боэмунда на одной из самых высоких башен.

Но победа была неполная. Сын Баги-Зиана собрал около тысячи человек, пробился в цитадель (кремль) Антиохии, в южной части города, и заперся за ее стенами; несмотря на все попытки Боэмунда выбить оттуда турок, последние удержали-таки за собою эту засаду…

Опасность такого положения понимали только старейшие рыцари; что касается до остальных, то никто не придавал этому никакого значения, и все на радостях буйствовали на развалинах Антиохии.

Через трое суток стенам Антиохии подошла трехсоттысячная армия Кербоги и живым кольцом обложила всю крепость, так что христианам ниоткуда нельзя было ждать ни помощи, ни продовольствия. Запасы крестоносцев живо пришли к концу, и снова на них обрушился весь гнет насущной нужды.

9-го июля эмир начал нападение и сразу ударил на крестоносцев с двух сторон: одна часть сарацин двинулась из цитадели на улицы Антиохии, другая ударила на восточную часть города.

Отчаянность положения мгновенно преобразила крестоносцев. Строгая дисциплина, близость смерти дали им возможность оказать чудеса храбрости. С обеих сторон наступавший неприятель встретил живые стены латников, ощетинившиеся мечами, с плотно сомкнутыми щитами; наконец, одна часть крестоносцев неожиданно смелым натиском прорвала кольцо неприятеля, смешала его и заставила отступить.

Еще много силы и мужества было в рыцарях креста, и это сразу понял эмир Кербога и тотчас же переменил план своих действий. Отступив, он решил извести христиан голодом, ужасом и беспрерывными нападениями небольших, но свежих отрядов со стороны цитадели.

Безошибочно был задуман этот страшный план. И сначала казалось, что гибель всей крестоносной армии уже недалека. Нужда дошла до последней крайности. Утомленный, наголодавшийся народ с жадностью набрасывался на отбросы, на траву, деревянную кору, на подошвы сандалий и ремни и все это поедал с невероятною жадностью; падаль считалась редким лакомством.

И все-таки эти люди стойко выносили все лишения. Воины падали не от ран, но обессилев от голода и бессонницы, и тут же крепко засыпали.

Никогда еще за все время походов пилигримам не приходилось выносить подобных страданий, и тайком многие переходили на сторону неприятеля целыми отрядами, с начальниками во главе.

И вдруг пронесся ужасный слух, что все князья-военачальники собираются бежать тоже. Тут уже началось поголовное восстание, и насилу-то епископ Адемар и Боэмунд образумили обезумевших людей и восстановили порядок между ними. Голод, отчаяние от безвыходности положения как бы переродили крестоносцев. Они как-то сроднились с мыслью о неизбежной смерти и готовились к переходу к лучшей жизни. Воины проводили целые ночи в горячей молитве; напряженные нервы, утомленный ожиданием гибели мозг создавали им во сне чудные видения; им снились отверстые небеса, святые угодники, Божия Матерь, Христос. И, просыпаясь, они чувствовали некоторое облегчение от сознания, что они не забыты Богом.

Наконец, пронеслась весть, что один из воинов во сне получил откровение от св. Андрея, будто в одной церкви зарыто копье, которым было прободено тело Спасителя. И точно, когда стали рыть пол в церкви, то нашли действительно копье, один вид которого оживил гаснущую надежду…

От Боэмунда ничто не ускользало. Он видел нравственный подъем крестоносцев; видел, что отчаяние довело их до решительной храбрости, – и он понял, что этим надо воспользоваться; надо перейти в наступление и разбить войско Кербоги.

Боэмунд был избран на 14 дней главным начальником над всей армией самими князьями, которые видели ясно, что только он один сохранил твердость и непоколебимость духа и веру в силы крестоносцев. Власть Боэмунду была дана неограниченная, и поэтому ему не трудно было быстро обуздать неповиновение войска.

Прежде начала боя, однако, Боэмунд предложил Кербоге отступить миролюбиво; но ответ получился отрицательный: или смерть, или переход в ислам…

Значит, надо было идти навстречу смерти напролом. Воинов было всего 150.000, часть которых надо было оставить для осады цитадели. У Кербоги же войско было сильнее в несколько раз.

Но делать было нечего, – выбора иного не предвиделось!..

Кербога был уверен в самом себе и высокомерно смотрел на измученных крестоносцев. Но именно это и помешало ему видеть недостатки своей армии, а главное – то, что между союзниками-эмирами шли в это время крупные ссоры.

Кербога дал христианам свободно выйти из ворот по мосту и выстроиться для битвы широким фронтом, разбившись на двадцать корпусов.

Раздался сигнал труб, и крестоносцы, те самые люди, которые накануне изнемогали от голода, усталости и упавшего духа, – внезапно как-то все вместе одушевились одной твердой решимостью во что бы то ни стало одолеть неприятеля и единодушно устремились на бесчисленные массы сарацин Кербога Моссульского.

Конный сельджукский отряд, главная сила армии турок, бросается обогнуть фланг крестоносцев, чтобы ударить на них с тыла, но Боэмунд твердо встречает его здесь и неимоверными усилиями опрокидывает его и гонит впереди себя…

Эта первая удача удесятерила силы отчаявшихся христиан, и они буквально смяли передовые силы стотысячного отряда, и Кербога сразу понял, что перевес на их стороне и отступил.

Но христиане не дают сарацинам опомниться и гонят их, рассеивают страшную силу, которая бежит, – бежит, спотыкаясь, падая, и губит в паническом ужасе сама же себя. Сам Кербога спасся только тем, что чудный конь унес его с поля битвы с поразительной быстротой.

Сами крестоносцы не ожидали даже такой удачи. Страшная гроза рассеялась так легко, так неожиданно для них, и после тяжкой осады они почувствовали необычайное облегчение. К тому же им достался весь лагерь в добычу, которую они переносили в Антиохию в течение нескольких дней.

Всюду пели молитвенные гимны, украшали церкви, которые были битком набиты народом.

Несколько времени спустя, антиохийский патриарх и князья снарядили на родину, на Запад, послов с особыми грамотами, в которых были пространно описаны все трудные подвиги крестоносцев, все их страдания, битвы и, наконец, долго ожидаемая победа над сирийской столицей…