Глава восьмая. Второй Крестовый поход

Уже сорок пять лет прошло со времени освобождения Иерусалима; много воды утекло за эти годы, много народу умерло, много подросло нового, а общее настроение и взгляды на крестовые походы мало изменились.

Изменились они вот в чем.

В 1095 году, при папе Урбане II, Римская Церковь занимала высокое положение, так как государственные власти были побеждены властью духовной. Этому способствовали проявляемые со стороны духовенства энергия, сила воли, дальновидность и непреклонное стремление во что бы то ни стало добиться своей цели – овладеть всем христианским миром.

Но прошло почти полвека, и все круто изменилось. В папы избирались за это время люди слабовольные, недальновидные; вследствие разных интриг они сменялись часто, и, в конце концов, это значительно поколебало достоинство папы. Отдельные же государства между тем крепли, развивались, и каждое настоятельно стремилось создать свое положение на крепком фундаменте.

Со времени первого похода жизнь народов приняла новое направление. В XI веке преобладали мистические и аскетические взгляды, т.е. люди верили в одно, что земная жизнь есть только средство достичь загробной жизни, поэтому страдания, лишения в этой жизни и проповедовались духовенством ради будущей жизни; изнурять себя, мучить себя считалось единственно только угодным Богу…

После завоевания Иерусалима взгляды эти резко изменились; христиане Запада ознакомились с развитием греков, с могуществом Востока, и это все произвело в них крутой переворот. Люди как бы очнулись от сна; они увидели, что в то время, как они всячески изнуряли себя и пренебрегали жизнью и ее радостями, – другие народы безнаказанно жили полной жизнью, беря от нее все радости; и им захотелось жить, захотелось воспользоваться дарами жизни. И тогда началось возрождение заглохшей, было, жизни; раздались веселые песни, музыка; короли и рыцари наслаждались пиршествами, празднествами, турнирами. До той поры ум человека был направлен на изучение богословских вопросов; все старались приурочить к религии, которая одна давала ответы на запросы жизни. Но теперь человеческому уму дана была свобода мыслить, и это не считалось грехом. Изучение философии, законодательств прежних времен, развитие наук захватили своим водоворотом умнейших, вдумчивых людей того времени.

Но духовная, религиозная мысль, которая владела умами полвека назад, не потухла нисколько. Она стала только более обдуманной и избрала себе иной путь для достижения цели.

Руководительство папы духом народа уступило место черному духовенству – монашеству, так как в те времена развитие наук сосредоточивалось среди монахов: за монастырской стеной свободнее было заниматься отвлеченными предметами в тишине и уединении.

Св. Бернард происходил из богатого, знатного рода. Рано поступил он в монастырь Ситю, но оттуда вскоре был переведен в монастырь Клерво аббатом. Св. Бернард отрицал господство духовенства над народом, управление подданными и воинами силой и угрозами; он хотел действовать не силой, но словом убеждения. И, благодаря своему ораторскому дару, ему удавалось силою слова переламывать взгляды и убеждения людей, которые соглашались бросить все и принять монашество с целью служить народу, помогая ему в нужде и образовывая его.

Много занимался св. Бенард вначале и с большой выдержкой образовал свой ум. Он обладал увлекательным красноречием и в свое время в спорах почти всегда побеждал самых сильных противников.

Церковь имела в нем наиболее сильного защитника. Говорят, что когда он начинал свою проповедь среди народа, прямо на площади, то сначала его старались заставить замолчать, смеялись над ним. Но мало-помалу сильная, живая, вдохновенная речь его охватывала всю толпу, и многие склонялись на его убеждения, отказывались от прежней своей жизни и шли за ним, как за своим учителем.

Депутация сирийских паломников прибыла в Европу и принесла с собою печальные вести. И снова взволновались западные христиане, как только прослышали о тяжелом положении Иерусалимского королевства и о падении Эдессы и всего Месопотамского графства.

В это время в Англии и Германии шли междоусобные войны, и внимание обеих стран было сосредоточено в центре государств. Зато Франция в то время была спокойна. Король Людовик VII облек безграничным доверием умного, образованного и даровитого приближенного, аббата Сугерия, который внес порядок во внутреннее управление страной и поднял народное благосостояние.

Очень естественно, что французы откликнулись охотнее всех на призыв далеких братьев-крестоносцев, имея возможность глубже вникнуть в их тяжелое положение, а самое главное потому, что в Палестине крестоносные королевства стали за последнее время преимущественно французскими колониями; от этого понятно, что западных французов естественно влекло идти на помощь к своим. К этому деятельно побуждал народ и сам молодой король Людовик VII.

Людовик VII в то время был в ссоре с папой Евгением III. И вдруг он случайно узнает, что ссорит их не кто иной, как его вассал, граф Шампаньский Теобальд. Не разобрав даже дела, король вышел из себя и напал на владения своего вассала. Он опустошил всю Шампань, избивая на своем пути беззащитных жителей, а спасшихся в церкви тысячу с лишком человек сжег вместе с церковью.

Ужас охватил всю Францию после такого поступка короля. Св. Бернард отважился написать королю суровый упрек по поводу его преступлений.

Первый пыл прошел, король одумался, и совесть стала мучить его, не давая покоя. В это-то время у него и возникла мысль предпринять крестовый поход, чтобы сложить с себя тягость своего преступления. К тому же, его младший брат, Филипп, принял на себя обет идти в Святую Землю, но умер, не исполнив обета, и Людовик считал себя обязанным исполнить этот обет за брата.

В 1145 году Людовик на Рождестве созвал своих вассалов и духовных лиц в Бурже, спрашивая совета относительно крестового похода. Мнения были разные. Людовик рвался в поход; умный, дальновидный аббат Сугерий советовал раньше обдумать все дело и, главное, не торопиться. Св. Бернард Клервосский сказал, что он не берет на себя ответственности советовать крестовый поход, и предложил обратиться за благословением к папе Евгению III.

Папа знал о трудном положении французов на Востоке и охотно дал согласие на крестовый поход, проповедовать который поручил Бернарду Клервосскому; сам отправил воззвание к французскому народу, где заклинал его идти на защиту Гроба Господня, обещая, что принявший крест получит отпущение грехов не только сам, но и вся семья его, и что ему будет дана свобода от налогов и проч.

В следующем году на Пасху снова был назначен съезд для окончательного решения в Бургундии, в г. Везеле. Народу съехалось и сошлось великое множество. На открытом лугу была выстроена особая эстрада, на которую поднялись Бернард и король. На груди короля был уже крест. Св. Бернард сообщил собравшемуся народу послание папы и сам начал речь о необходимости крестового похода.

«Горе, горе тому, кто не обагрит меча своего кровью в защиту Христа!..» – воскликнул он в конце своей речи, и голос его был покрыт гулом голосов:

« Богу это угодно!.. Бог того хочет!..»

Толпа теснилась к эстраде, и св. Бернард едва успевал раздавать кресты будущим воинам. Повторялось почти то, что было некогда в Клермоне, после речи папы Урбана II.

После этого св. Бернард объездил всю Францию, и всюду по его вдохновенному слову люди оставляли дома и имущества и следовали за ним.

«Замки и города стоят пустыми», – писал св. Бернард папе в письме о результате своей проповеди. И не только мужчины, но и женщины стремились в поход, и многие из них были из знатных, богатых фамилий.

Воодушевление крестоносцев перешло и на рейнские земли; но тут оно обратилось в гнусное преследование и избиение вообще много пострадавшего за свою жизнь еврейского народа. Архиепископ Майнцский умолял св. Бернарда приехать к ним, усмирить мятеж. И только проповеди Бернарда и самый вид его могли сразу подавить мятеж. Этот успех дал мысль Бернарду привлечь к участию в крестовых походах и немцев.

И действительно, св. Бернарду удалось добиться согласия на то от короля Конрада III, хотя и с большим трудом. Король долго отказывался от своего участия, ссылаясь на возникшие недавно в Германской империи смуты, которые надо было немедленно разобрать и подавить.

Но на сейме в городе Шпейере он тоже не мог устоять перед силой красноречия Бернарда Клервосского. Во время торжественного богослужения св. Бернард внезапно прервал службу и начал трогательную, возбужденную речь о крестовых походах. Он живо изобразил картину страшного суда; он изобразил фигуру Христа, несущего крест за грехи человека, и тут же обрушился горькими упреками на Конрада III, обвиняя его в неблагодарности, в холодности к слову Спасителя, для Которого он не хочет сделать даже малейшего.

Этим он тронул Конрада и всех присутствовавших владетельных князей.

Все устраивалось так, как св. Бернард и не ожидал на самом деле. Но теперь он не хотел уже удовольствоваться этим и решил побудить к крестовому походу еще большее число людей. Он посетил все города на Рейне, везде поднимая народ на святое дело; затем одним своим «посланием» он поднял воодушевление в Баварии, в Богемии и Моравии.

Совершалось нечто громадное, выходило то, чего никто и в виду не имел. Почти все Западное христианство поднималось против восточных народов. Аббат Клервосский творил прямо-таки чудеса: перед словом и взором его сердца смирялись и подчинялись его воле, как по волшебству.

Около Конрада III собралось свыше 70.000 ополченцев, и подобное же войско поднялось вместе с Людовиком VII. Папа Евгений III прислал от себя особого посла крестового похода, кардинала-епископа Дитвина, к королю Конраду III, а к Людовику – кардинала-пресвитера Гвидо.

Папа мечтал о крестовом походе, как о средстве к соединению Западной Церкви с Восточной.

Аббат Клервосский действовал, конечно, от чистого сердца, поднимая крестоносцев. Но в слепом увлечении идеей он впал в ошибку. Участие в крестовом походе немцев должно было повредить французскому ополчению. Конрад был нераспорядителен и слаб, у него из года в год шли внутренние междоусобные войны, которых он не мог потушить окончательно, потому что надменные вассалы его ясно чувствовали слабую руку Конрада и не думали в полной мере подчиниться ему.

Затем, немецкие войска только отчасти состояли из образцового рыцарства; но большая часть их была набрана из всякого сброда.

Кроме всего этого, французы дружили с итальянскими норманнами, которые были в вековой ссоре с греками. А немцы дружили с императором византийским Мануилом, женатым на родственнице императора Конрада. Все это грозило в дальнейшем немалыми ссорами и пререканиями, и многие дальновидные люди видели это отлично. И так оно и вышло, в конце концов.

Французское ополчение собиралось в Меце, немецкое – в Регенсбурге. Задолго до срока все дороги в этих городах были буквально запружены народом. Сбор воинов и передвижение их совершались в полном порядке намного искуснее и осмотрительнее, чем прежде.

Но пока что, а денежные средства были скудны. Добровольных пожертвований было далеко не достаточно. Людовик VII прибегнул к займам, к налогам. Ремесленники, земледельцы – все были обложены новыми поборами, и это возбудило во всех глубокий ропот, потому что жить трудящемуся люду было и так тяжело. Больше всех во втором крестовом походе поплатились духовенство и евреи.

Когда настало время выступать в поход, Людовик VII отправился в Сень-Дени получить орифламму – хоругв, и папа Евгений III сам передал королю знаки паломничества: посох и котомку.

Во Франции, за отсутствием короля, правление оставлено было на попечение аббата Сугерия, в Германии – аббату Корбейскому.

Стотысячная армия французов выступила из Меца и пошла через Германию к Константинополю, где должны были с ними соединиться ополчения немцев.

Путь был выбран Карла Великого и Готфрида Бульонского, потому что он считался теперь традиционным путем для передвижения крестоносных ополчений.

Немцы выступили в крестовый поход первыми, летом 1147 года; несколько недель спустя, тронулись в путь и французы Людовика VII. Византийцы заранее уговорились с немцами, чтобы те не тревожили и не опустошали их владений, за что они обязались помогать им продовольствием; но с французами с первых шагов император Мануил не поладил. Он потребовал от них обещания передать ему все прежние области Византии, которые будут завоеваны в будущем французами. Конечно, последние восстали против этого, и отношения между ними и греками сразу обострились.

На Востоке же в то время в среде крестоносцев происходило вот что. За три года перед тем византийцы одержали ряд побед над магометанами. Если бы крестоносцы в то время поддержали их, – магометане были бы, в конце концов, разбиты совершенно.

Но тут-то и началась невообразимая путаница в отношениях христиан к сельджукам и между собою.

Антиохия в то время задумала, по заветной давнишней мысли Боэмунда I, сломить Византию, для чего заключила мир с сарацинами, желая обратить все свои силы против гордой Византии. Но тогда и Византия заключила перемирие на двенадцать лет с сарацинами, чтобы дать отпор антиохийцам.

Выходило что-то ужасное. Людовик и Конрад шли воевать с магометанами, а Византия и Антиохия заключали с ними перемирие, чтобы начать войну между собою.

Конечно, от этого должны были произойти страшные бедствия.

Бедствия начались очень скоро. Конрад со своими крестоносцами сначала шел мирно, согласно уговору с императором Мануилом. За это чиновники императора оказывали им всяческую помощь продовольствием и указанием пути.

Но мало-помалу слухи о междоусобицах стали доходить до новых крестоносцев, да и воспоминания прежней коварной и хитрой политики Византии подливали масла в огонь; и когда воины вступили в богатейшие области Оракии, они забыли всякие договоры, стали позволять себе грабежи и насилия над греками.

Император Мануил выслал против них войска; произошло несколько стычек, а под Адрианополем – даже кровопролитная война, и тогда крестоносцы окончательно восстали против византийцев и подступили к воротам Константинополя. Император Мануил с ужасом смотрел на буйство немцев и одного страшился более всего, – как бы к ним не присоединились французы.

Угрозами, лестью и военной силой Мануил сурово стеснил Конрада до того, что тот сам испугался дальнейших событий и поспешил переправиться на азиатские берега.

Беспутное начало немцев привело их к неминуемой гибели. Вообще все войско было сплочено далеко не дружно, тем более, что сам Конрад уже горько раскаивался в том, что послушался св. Бернарда и предпринял этот поход.

Он мечтал только об одном – кончить как можно скорее этот поход так или иначе и вернуться домой. Понятно, что при подобном образе мыслей и постоянном колебании и неуверенности ожидать успехов было трудно. Он задумал отправиться через Малую Азию и напасть на сарацин только со своими рыцарями, а народ отправить по безопасному пути в Сирию.

Но не тут-то было. Народ возмутился, все ополчение разбилось на две партии; 15.000 крестоносцев отделились и пошли действительно в Сирию. А весь обоз остался на Конраде и его войске. Обеим партиям было плохо, но делать уже было нечего.

Конрад двинулся по дороге Готфрида Бульонского во Фригию. С трудом, путаясь в дороге, дошли воины до Дорилеума. Внезапно навстречу им показались конные сельджуки. Сгоряча, не рассудив всего дела, рыцари помчались за ними, гнались долго и только и сделали, что страшно утомили своих коней. Сельджуки только того и ждали, напали на них, смяли их и бросились на толпы пилигримов…

Сдержать их было невозможно, и Конрад решил отступить к морю и ждать подкрепления от французов.

Это отступление совершалось под градом стрел неприятеля, который плотным кольцом наступал на христиан. И христиане не выдержали этого натиска и обратились в беспорядочное бегство.

Конрад и оставшиеся рыцари дрались отчаянно, прикрывая собою отступление; но сделать было ничего невозможно. Даже когда сарацины скрылись, более 30.000 человек погибло от голода, болезней и жажды.

Уцелевшие вернулись частью в Константинополь, частью на родину, потому что священный пыл к крестовому походу иссяк у них совершенно.

Между тем французское войско достигло Константинополя, и это крайне растревожило императора Мануила. Дело в том, что большинство крестоносцев терпеть не могло Византии и требовало сначала взять Константинополь, а затем уже идти дальше. По мнению их, только этим можно было обезопасить сирийских христиан.

Мануилу пришлось пустить в ход всю свою хитрость и изобретательность. И вот усиленно начинает он распускать разные слухи и мнимых победах немцев, о добыче, захваченной ими. Ожидания его оправдались: эти вести до того охватили всех крестоносцев, что они настоятельно начали требовать выступления в поход.

В середине октября войско перешло пролив Босфор; но вскоре хитрость византийского императора обнаружилась, – Людовик нашел остатки разбитой немецкой армии и встретил Конрада, который был в отчаянном положении. Оба короля со слезами обнялись и заключили дружественный союз вести дальше борьбу совместными усилиями.

Но и соединенные силы немцев и французов привели крестоносное войско к печальным результатам.

Ошибка была сделана по вине немцев. Если бы французы двинулись по их пути прямо на неприятеля, – они свежими силами и бодрым духом разбили бы его; но немцы, напуганные недавним поражением, убедили идти в Сирию окольными путями, – по западу и югу Малой Азии. Тяжелый путь, постоянное уклонение от стычек с неприятелем разбивали последние силы у немцев и удручающе действовали на всех воинов. Около Рождества император Конрад серьезно захворал и вернулся со своими латниками в Константинополь, а Людовик между тем продолжал свой поход.

Сначала – долгий, утомительный путь; потом – несколько блестящих сражений с мусульманами с переменным счастьем. Наконец, измученные, обнищавшие, наголодавшиеся, достигли они византийского города Атталии, на Пампилийском побережье (см. карту). Отсюда идти уже сухопутьем и ожидать новых стычек с сельджуками они не отваживались; по их просьбам греки прислали небольшой флот, чтобы переправить войско в Сирию морем. Но на флоте могли разместиться только начальники и знатные рыцари. Крестоносцы были покинуты на произвол судьбы одни в чуждой стране, где все до единого были в скором времени перебиты.

Положение сирийских крестоносцев в это время тоже значительно ухудшилось. В 1146 году страшный для христиан Имаддедин Ценги умер. Старший сын его, Зейфеддин-Гази, владычествовал в Моссуле и восточной Месопотамии, а младший, Нуреддин (Нур ад-Дин), утвердился в Галебе и сирийских областях. Он отнял богатую, прекрасную Эдессу у Иосцелина, разрушил ее до основания, а жителей частью перебил, а частью продал в рабство.

Вы помните, что иерусалимский король Фулько, Раймунд Антиохийский и визирь Дамаска Анар заключили между собой союз против Ценги и его сыновей.

Союз этот был одинаково важен для христиан и для мусульман, потому что и тем, и другим равно угрожала сила Ценги.

В это же время эмир двух городов, Босры и Сархада, поссорился с властителем Дамаска Анаром и предложил Иерусалиму сдать эти два города с тем, чтобы христиане поддержали его против Анара.

Держа слово, данное Анару, надо было бы отказаться от этой измены; но христианами овладела жадность какая-то, и они двинулись на Босру и Сархаду. Анар обратился к сыну Ценги, Нуреддину, за помощью и в то же время и сам дал решительный отпор христианам.

19 марта 1148 года прибыл в Сирию из Атталии со своими рыцарями Людовик, а в половине апреля – Конрад.

План был такой, чтобы восстановить Эдесское княжество, но иерусалимский король, Бальдуин III, предложил им лучше идти на Дамаск, против Анара.

Собрали 50.000 войска и тронулись в поход; сначала в битве перед Дамаском христиане одержали победу, но уже на следующий день перевес остался на стороне Анара. А в это время пришло известие, что Нуреддин спешит уже на защиту Дамаска.

Властолюбие сыновей Ценги пугало одинаково и Анара, и христиан. И это известие сразу кончило страшную войну. Иерусалимцы, французы, немцы смотрели как-то недоверчиво на все свои подвиги, и поэтому решено было отступить от Дамаска и вернуться восвояси; 28 июля Конрад и Людовик начали отступление.

Негодуя, раскаиваясь в своих поступках, с горечью отбыл из Святой Земли Конрад в 1148 году, 8 сентября, в Германию; Людовик пробыл в Святой земле до Пасхи 1149 года и в том же году вернулся во Францию.

Второй крестовый поход не оказал помощи сирийским христианам, которой они ожидали. Эдесса упала очень низко за пятидесятилетнее свое существование; в Иерусалимском королевстве тоже не чувствовалось какой-либо основательной устойчивости и прочности. Всем им угрожало одновременно с нескольких сторон оружие магометан. А помощи от Запада теперь вскоре ждать было трудно. Неудачи Людовика и Конрада надолго охладили пыл западных христиан к новым крестоносным ополчениям.

Современники обвиняли Бернарда, папу Евгения, именуя их ложными пророками, предвозвестителями пришествия антихриста, которые только смущали людей, порождая между ними расстройство и горе.

Бернард был виноват тем, что, не обращая внимания на условия жизни того времени, на состояние политики, он слишком отдался самому делу своей проповеди, увлекаясь своим красноречием и умением овладевать душой целой толпы. Он заставил сойтись вместе на одном деле французов, немцев, греков и сирийских христиан, не представляя себе, что может произойти из насильственного соединения враждующих партий воедино.

Теперь Антиохия, Иерусалим, священные ордена тщетно умоляли о помощи, – Запад упорно молчал в ответ на это. Большую вину в неудачах приписывали также и грекам, которые вовремя не помогли крестоносцам, да еще кроме того вели интриги против своих духовных братьев, вступая в тайные сношения с магометанами.

Французское оружие было посрамлено; св. Бернард, слыша порицания себе, мучился неудачным исходом крестового похода французов. Положение Франции среди европейских держав было угнетенное. Страдая за это и желая поправить все дело, вдруг совершенно неожиданно семидесятилетний аббат Сугерий задумал новый поход в Святую Землю, – он, который несколько лет назад был более всех против этого. И когда на соборе в Шартре предложение его было встречено отказом, он сам энергично взялся организовать крестоносное войско за свои средства. Это происходило в 1150 году, а через год Сугерий умер, и дело нового крестового похода расстроилось.