Культурная роль Иверии в истории Руси
Предисловие
В начале 1902 года я был перемещен в Каменец-Подольскую епархию на Балтскую викариатскую кафедру и на новом месте своего служения стал изучать русскую историю по первоисточникам, с которыми нас Мало познакомили в духовно-учебных заведениях. Мне были доставлены моим сотоварищем по Киевской академии В. И. Корниенко из библиотеки местной духовной семинарии многочисленные списки русских летописей разной печати, между которыми были издания даже XVIII века (1767 г.). Я приступил к их изучению, не имея определенных руководительных указаний и не зная, какой из вариантов заслуживал больше доверия. Приходилось читать все подряд. Много нужно было употребить труда, чтобы осилить эти источники.
В самом начале я был приятно поражен новым открытием. Чем больше я углублялся в эти летописи, тем сильнее слагалось у меня убеждение, что «Повесть временных лет» как принято называть древнейшую русскую летопись, есть неудачный сколок с обширной грузинской летописи Картлис Цховреба. Продолжая сличение грузинской летописи с русской, я отмечал параллельная места. При дальнейших своих занятиях я почувствовал необходимость перечитать по возможности всю литературу о русской летописи, т. е. все, что было написано ценного касательно указанного предмета, начиная с знаменитого ученого академика Зигфрида Байера (1694–1738) до современного глубокого исследователя русской летописи академика А. А. Шахматова, выпустившего в конце истекающего года капитальный свой труд под заглавием: «Разыскания о древнейших русских летописных сводах». С этого собственно и следовало начать изучение русской летописи, если бы автор предлагаемого труда начал свои занятия при благоприятных условиях. Но ни Каменец-Подольск, ни Херсон, ни Орел, ни Сухум, ни Ковно, куда меня перемещали, не представляли из себя научно-литературного центра. Только с перемещением меня в Куряжский монастырь, не далеко от г. Харькова, я получил возможность пользоваться довольно богатой университетской библиотекой.
Время шло, работа подвигалась вперед и задача значительно разрасталась. Новое неожиданное перемещение в захолустную Санаксарскую пустынь, Тамбовской губернии, совершенно расстроило мои планы и, прервав регулярность моих занятий, заставило преждевременно опубликовать накопившийся и уцелевший у меня материал. Во время своих частых переездок с места на место я лишился многих заметок. Особенно чувствительна для меня утрата двух эскизов, предназначенных для включения в настоящее сочинение: 1) о зависимости русского храмоздательства в известных частях (узкие окна, появившиеся в Грузии вследствие знойного климата и обильного света вообще, двери с полусферическим верхом и с боковыми стенками, скошенными кнаружи, уставленные колонками и трех угольными выступами, соединенными соответственной формы арками, фасад с барельефными и горельефными украшениями и т. п.) от грузинского церковного зодчества и 2) о влиянии грузинской церковно-богослужебной книги, так называемой Жамн-Гулани (соединение псалтыри с часословом, появившейся в нашей отечественной церкви около X века) на происхождение следованной псалтыри, обследованности-русской церкви, но неизвестной греческой. По необходимости приходится довольствоваться печатанием того материала, какой остался у меня в наличности.
Вопрос, затронутый мною, совершенно новый в церковно-исторической науке. Предшественника в своих занятиях я не имел, приходилось мне идти по непротоптанной еще никем дороге, и поэтому моя работа является первым опытом в этом деле. Само собою понятно, что подобный кропотливый и непомерный труд, при малой обследованности грузинских письменных памятников, в громадном большинстве не видевших еще печатного станка, превышает силы одного труженика и требует многих работников. Впрочем, мы и не ставили себе задачей детальное сравнение Картлис Цховреба с русским временником. Сознавая сложность и трудность выдвинутого мною вопроса, я далек от мысли, что все стороны вопроса в предлагаемом сочинении исследованы окончательно. Напротив, в некоторых местах намечены у меня лишь пункты, следовательно, труд мой далеко еще не окончен. Что у меня недосказано или недостаточно твердо обосновано, то, надеюсь, сделают другие мои соотечественники, которым дальнейший труд значительно облегчен настоящей работой, ибо гораздо легче продолжать начатое дело, чем начинать его сызнова.
Мы желали внести посильную свою лепту в дело выяснения темного до сих пор вопроса о настоящем первоисточнике временных лет, который тщетно разыскивается русскими учеными более двух веков. Если поставленная задача нами не вполне исполнена, как мы того хотели и предполагали, то благосклонные читатели, на суд которых представляется это сочинение, благоволят принять в соображение новость и трудность дела. Главным побуждением к его обнародовании, не смотря на его неполноту, послужило желание поделиться добытыми мною новыми результатами, которые несомненно заинтересуют исследователей русской старины. Наша скромная цель будет вполне достигнута, если предлагаемый труд – Вениамин моих писаний – внесет луч света в темный лабиринт русской летописи и возбудит в ученых интерес к грузинским письменным церковно-историческим памятникам.
Настоящее сочинение мною было написано по-грузински, но по желанию и совету моих друзей я перевёл его на русский язык, на котором скорее может распространится оно среди лиц интересующихся этим новым вопросом. Две первые служат как бы общим введением. Третья глава, заключая в себе выводы исследователей русской летописи, составляет естественный переход к четвёртой главе – самой главной части исследования Пятая глава названа нами дополнительной, так как в неё, по некоторым соображениям, включены вопросы, предназначенные первоначально для помещения в качестве отдельных приложений.
Считаю своим долгом выразить глубокую признательность академику А. А. Шахматову за его советы и сочинения, которыми он меня снабдил. Также приношу искреннюю благодарность Пану Ивану Прохоренко, кандидату Харьковского Университета, доставлявшему мне необходимые источники и А. Ф. Кипшидзе, принявшему на себя не малый труд по проверке и изданию сего сочинения в г. Тифлисе.
Епископ Кирион
Куряж-Саенаксар.
1909 29.XII
В своей работе автор сообщает об одном открытии, которое он сделал, изучая древние рукописи: «Чем больше я углублялся в эти летописи, – пишет он. – Тем сильнее слагалось у меня убеждение, что Повесть временных лет, как принято называть древнейшую русскую летопись, есть неудачный сколок с обширной грузинской летописи Картлис – Цховреба». Для всех интересующихся историей Церкви.