Посольство Ю. А. Головкина и 9-я Российская Духовная Миссия в Китае

И. Т. Мороз

В свете российско-китайских отношений в начале XIX в. известный интерес представляют обстоятельства отправления в Пекин 9-й Российской Духовной Миссии. Имеющиеся в Центральном государственном историческом архиве Монголии материалы маньчжурского фонда, относящиеся к Миссии, позволяют не только более подробно и аргументированно изложить историю посылки самой Миссии, но и помогают понять характер российско-китайских отношений в начале XIX в.

20 марта 1805 г. император Александр I утвердил проект рескрипта сибирскому генерал-губернатору И. О. Селифонтову, предписывающий известить цинскую пограничную администрацию о назначении послом в Цинскую империю Ю. А. Головкина, о сроке прибытия русского посольства на границу и об отправке с посольством в Пекин очередной смены Российской Духовной Миссии³¹⁹. Численность посольства была необычно велика – более 200 человек.

9-я Духовная Миссия, которой предстояло сменить 8-ю Миссию, находившуюся в Пекине с 1794 г., в соответствии с рескриптом Александра I должна была отправиться в 1805 г. вместе с посольством Ю. А. Головкина. 27 апреля 1805 г. иркутский вице-губернатор А. А. Шитиков послал письмо в Ургу вану Юндендоржу и амбаню Юйхину с извещением о назначении чрезвычайным и полномочным послом Ю. А. Головкина и отправлении вместе с ним 9-й смены Духовной Миссии³²⁰.

12 мая 1805 г. ургинские пограничные правители представили императору Юн Яню доклад, в котором сообщили о предстоящем прибытии российского посольства. Мы считаем интересным процитировать этот документ, передающий стиль эпохи и характер взаимоотношений китайского императора и ургинских пограничных правителей. В докладе говорится: «Мы, ваши ничтожные слуги, распечатали и просмотрели весьма путанного содержания письмо, которое 4 луны 23 дня (12 мая. – И. М.) доставил нам командированный русским губернатором курьер – капитан Санжихаев. В этом письме губернатор Шишков (имеется в виду гражданский губернатор Иркутска. – И. М), очевидно по поручению их Сената, сообщил, что для доказательства высочайшего почтения к великому и премудрому императору, в подтверждение существующего между нашими государствами доверия и для представления дани главой посольства назначен вельможа из числа приближенных их хана в чине сенатора...» Затем в письме говорится, что, воспользовавшись благоприятным случаем, они захватили с собой русских учеников, приводятся имена и сан священников, едущих на смену прежним, и сообщается, что уведомление об этом из Сената в великое Министерство (то есть в Лифаньюань или Трибунал. – И. М.) везет сам посол³²¹. В том же докладе сообщается о том, сколько посольству потребуется лошадей, юрт, когда примерно прибудет оно на границу; далее следуют и другие практические сведения. Ургинские правители доложили также, что в письме «не говорится, из каких предметов состоит дань. К тому же русские, воспользовавшись представлением дани, захватили с собой учеников. Совершенно очевидно, что, без конца напоминая об отправлении в Министерство просьбы по этому вопросу, они хотят добиться особой милости императора и получить для себя выгоду»³²².

10 июня 1805 г. в Урге было получено предписание Военного совета (Цзюньцзичу), содержащее указ императора Юн Яня в связи с предполагавшимся приездом посольства из России. В этом указе среди прочего говорится, что «в годы Шуньчжи и Канси русские присылали ко двору послов для представления дани, однако в каждом из этих посольств число людей не было очень большим. В пятый год Юнчжэн число вышеназванных послов было очень велико, поэтому русским дали указание его сократить, и после того, как посольство было намного уменьшено, его доставили ко двору.

На сей раз русские отправили ко двору в качестве послов чиновников высокого звания, что свидетельствует об их почтительности и покорности, поэтому их просьбу можно было бы повелеть исполнить, однако число присылаемых людей весьма велико, и совершенно справедливо его намного уменьшить, как это делалось прежде. Очень правильно, что Юндендорж и прочие пришли к этой мысли.

Однако, просмотрев составленный ими проект письма губернатору, мы убедились, что его содержание, как всегда, слабоумно. Поэтому здесь вместо Юндендоржа и прочих был составлен черновик ответа губернатору и послан в Курэнь (то есть в Ургу. – И. М.)»³²³. В указе императора причины требования сократить численность посольства объяснены следующим образом: «Как бы то ни было, русские – люди иностранного государства и не знают обычаев нашего Срединного государства. И только в том случае, если число прибывших послов будет совсем небольшим, их будет нетрудно держать всех в одном месте под охраной»³²⁴. Далее дается указание Юндендоржу «и прочим» разъяснить русским, что путь до столицы далек и труден и «мы не приглашаем так много ваших людей только из милосердных помыслов великого и премудрого императора, который опасается, как бы люди из иностранного государства не претерпели в дороге лишения и беспокойства и не заболели от непривычного климата»³²⁵.

В этом же документе даются указания о том, как поступить с предполагавшимся приездом вместе с посольством 9-й Российской Духовной Миссии. После ссылки на то, что «раньше подобного обычая не было» (то есть посылки духовной миссии с посольством. – И. М.) в указе говорится: «...поэтому только решительным отказом можно будет пресечь намерение людей иностранного государства постепенно выведать наши дела»³²⁶.

Уже в этом указе проявляются подозрительность по отношению ко всему, что хотя бы в какой-то мере нарушает прежде принятый порядок и традиции.

В то же время, категорически отказав в принятии Российской Духовной Миссии вместе с посольством, император Юн Янь предписывал провести необходимые приготовления к прибытию российского посольства.

Намерение посылки в Пекин 9-й Российской Духовной Миссии становится одним из главных предметов разногласия и, следовательно, переписки. 26 мая 1805 г. Лифаньюань отправил в Сенат лист с отказом принять эту очередную смену миссии вместе с посольством. Лист имел 3 текста: на русском языке, содержащем вследствие несовершенства перевода, сделанного в Пекине, ряд неясных мест; второй текст на маньчжурском языке (перевод сделан в Иркутске переводчиком А. Парышевым); третий текст – на латинском языке.

В листе говорится, что «по введенному до сего обыкновению Российское государство как священников, так и учеников в столичный город Пекин доставляло на своем кочте (коште. – И. М.) и что при отправлении их предварительно сообщаемо было великому Трибуналу». И далее: «...И когда оне прибыли на своем кочте под охранением нашим в столичный город Пекин, то в Посольском дворе (Русском подворье. – И. М.) им определено жительство иметь, равным образом давано было по обыкновению и кормовое жалованье. Но того никогда не бывало, чтоб по почтовым станкам они доставляемы были»³²⁷. И далее: «А посему наше великое Дайцинское государство обще с вашим Российским государством на нынешних годах все дела исправляют с наблюдением прежде утвержденного мирнаго договора, то и неудобно российских священников и учеников ныне с послом отправить. Но если угодно будет переменить священников и учеников, то поступает таким же образом, как и прежде переменяли»³²⁸. Заканчивается лист словами: «Но ныне с вашим послом отправление чинить остановитесь»³²⁹.

Этот лист был получен в Санкт-Петербурге 24 июня 1805 г. Но еще до этого, 18 июня Сенатом был отправлен в Лифаньюань лист с извещением о назначении в Пекин очередной смены Российской Духовной Миссии и об отправлении ее вместе с посольством К). А. Головкина. В нем говорилось об отзыве из Пекина начальника 8-й Миссии архимандрита Софрония и некоторых других лиц духовного звания и посылке нового состава Духовной Миссии, в которую были включены начальник 9-й Миссии архимандрит Аполлос, два младших священника Серафим и Аркадий, иеродиакон Нектарий, два церковнослужителя Василий Яфицкий и Константин Пальмовский и для обучения китайскому и маньчжурскому языкам четыре ученика³³⁰.

24 июня Александром I был подписан рескрипт Ю. А. Головкину об очередной смене Российской Духовной Миссии и выплате жалованья и прогонных денег до границы ее предыдущему составу.³³¹

19 июля 1805 г. Головкин, который уже находился в пути, прислал из Владимира депешу товарищу министра иностранных дел А. А. Чарторыйскому, в которой он, получив копии листов Лифаньюаня в Сенат и письма ургинских пограничных правителей, высказал свои соображения по поводу китайских претензий. Он предложил, чтобы Сенат пошел навстречу притязаниям маньчжурского правительства. Что же касается письма амбаней иркутскому губернатору, то Головкин предложил предоставить ему самому ответить на их письмо³³². К депеше была приложена его записка с предложениями по составлению ответа цинской стороне³³³. После этого последовал рескрипт императора Александра I Ю. А. Головкину от 2 августа 1805 г³³⁴. с приложением листа от Правительствующего Сената в китайский Трибунал, в котором содержатся объяснения посылки Духовной Миссии с посольством и предложение принять Российскую Духовную Миссию на обычных основаниях отдельно от посольства К). А. Головкина³³⁵. После рескрипта Головкин уже из Иркутска 13 сентября отослал пограничным правителям Юндендоржу и Фухаю письмо, в котором в числе прочих вопросов сообщалось о Духовной Миссии следующее: «...император высочайше повелеть мне соизволил остановить отправление Духовной Миссии, доколе учинены будут от Трибунала вашего надлежащия предписания о пропуске оной, почему при мне будут находиться только три священнослужителя для отправления в пути службы Божией»³³⁶.

По существу вопрос о 9-й Российской Духовной Миссии был урегулирован. Однако, как показывают документы, посольству чинились препятствия не в последнюю очередь урганскими пограничными правителями. Но вернемся к Духовной Миссии.

17 октября Головкин отправил обер-прокурору Синода князю А. Н. Голицыну письмо с рекомендацией назначить главой Российской Духовной Миссии в Пекине вместо Аполлоса архимандрита иркутского Вознесенского монастыря Иакинфа «как человека достойнаго дарованиями своими, коих в Аполлосе я не заметил»³³⁷.

Значительно позже, 12 апреля 1807 г., когда Ю. А. Головкин уже возвратился в Санкт-Петербург, последовало повеление Синода Государственной Коллегии иностранных дел со ссылкой на указ императора Александра I, о назначении главой 9-й Российской Духовной Миссии архимандрита Иакинфа вместо ранее назначенного архимандрита Аполлоса. В качестве обоснования этой замены указаны неоднократные донесения графа Головкина, а также «принесенная жалоба монашествующих». Архимандриту Аполлосу было велено в Иркутской епархии оставаться «на жительство в том монастыре, в котором святейший Синод найдет удобнее до исправления в поведении», а «находящегося на жительстве в Тобольском Знаменском монастыре и исправляющего должность по семинарии учителя красноречия архимандрита Иакинфа отправить с Пекинской Духовной Миссией для занятия там вакансии архимандрита»³³⁸.

Несмотря на, казалось бы, урегулирование вопроса о посылке Духовной Миссии, цинская сторона выдвигала различные предлога для затягивания прибытия посольства. Так, в указе цинского императора от 17 октября, посланном ургинским пограничным правителям, говорилось: «В листе, недавно присланном русскими, мой титул и слово «указ» расположены в тексте ниже титулатуры их хана». Кроме того, говорится, что якобы «в листе Сената совершенно определенно не сообщается, поедут ли на сей раз вместе с их посольством священники и ученики в Пекин для замены. Из опасения, что русские имеют какие-то тайные намерения, я повелел Лифаньюаню данный лист отправить обратно»³³⁹.

2 ноября урганские пограничные правители отправили в Иркутск лист Лифаньюаня в Сенат с сообщением о возвращении листа Сената о смене Российской Духовной Миссии под предлогом нарушения принятого написания титулатуры в тексте листа на маньчжурском языке³⁴⁰. Одновременно был возвращен лист Сената. В ходе переписки Сената с Лифаньюанем относительно несоблюдения формы титулатуры богдыхана, в которой вина за это возлагалась на переводчика, уделялось внимание и смене состава Российской Духовной Миссии.

20 декабря 1805 г. посольство Ю. А. Головкина пересекло границу Цинской империи. В Ургу оно прибыло 2 января 1806 г. Однако ввиду отказа Головкина совершить уже в Урге церемонию «коутоу» перед столом с тремя зажженными благовонными свечами, символизирующими императора на троне, посольство бьло вынуждено прервать свой путь и возвратиться в Россию. 11 февраля 1806 г. Головкин с частью своей свиты прибыл в Троицкосавск.

Тем временем продолжалась переписка между Сенатом и Лифаньюанем в связи с предстоящей сменой состава Российской Духовной Миссии. 28 сентября 1806 г. в соответствии с указом Юн Яня от 11 г. Цзяцин 8 луны 29 дня (28 сентября 1806 г.)³⁴¹ был послан лист в Сенат, в котором выражалось недовольство по поводу якобы содержащихся в предыдущем листе Сената таких неясностей, как место ожидания Миссии перед отправлением в Китай, на чьем коште Миссия будет находиться, а также в связи с тем, что в листе своем «не упомянули вы о том, что ваших священников и учеников наступило время переменить и не просили великого и премудрого государя, чтоб, оказав милость, позволил переменить» и поэтому «к вам в Сенат обратно сей лист послали»³⁴².

В докладной записке товарища министра иностранных дел А. Я. Будберга, представленной в декабре 1806 г. Александру I, освещены возникшие осложнения в связи с посылкой Миссии. В конце записки Будберг делает такой вьвод: «Хотя трудно определить истинную причину затруднений, оказываемых со стороны китайского правительства, в деле столь мало подверженном сомнению или ложным толкованиям, но, входя в разсмотрение неприятных обстоятельств, встретившихся при въезде посольства нашего в китайския границы, я побуждаюсь заключить, что взаимныя сии неприятности произвели некоторое охлаждение и недоверчивость, весьма свойственную китайцам, усугубили чрез опасение разрыва со стороны России.

А потому я почитаю нужным стараться благовидным образом прекратить сию недоверчивость китайцев чрез откровенное с нашей стороны с ними обхождение. Удовлетворив в полной мере любопытство пекинского Трибунала на все присланные от него вопросы, наконец, может быть узнаем мы точныя к нам расположения китайского двора»³⁴³.

Не позднее 24 января 1807 г. был отправлен лист Сената в Лифаньюань, в котором, идя навстречу вышеупомянутым претензиям цинского правительства, были скрупулезно разъяснены все вопросы, поставленные Китаем, начиная со статей заключенного в 1727 г. Кяхтанского договора и кончая возвращением 8-й и прибытием в Пекин 9-й Российской Духовной Миссии³⁴⁴.

С тою же почтой было послано письмо Будберга сибирскому генерал-губернатору И. Б. Пестелю, посвященное выяснению причин проволочек с отправлением 9-й Миссии.

В конце письма Будберг пишет: «В таком случае желательно было бы прекратить все причины и обстоятельства, могущия продлить взаимную недоверчивость, толико невыгодную для обеих держав. Я уже имел честь неоднократно сообщить вам, милостивому государю моему, что в сем единственно состоит высочайшее желание его величества...»³⁴⁵

Следует подчеркнуть, что и китайская сторона, по-видимому, не желая осложнения отношений с Россией, предприняла ряд шагов для сглаживания обострений в связи с возвратом из Урги посольства Головкина и волокитой со сменой состава Российской Духовной Миссии в Пекине. Об этом, например, свидетельствует секретный рапорт курьера титулярного советника и переводчика монгольского языка Ф. Санжихаева, обычно отвозившего ургинским пограничным правителям листы Сената, письма и другие документы по приказанию иркутского начальства и посла (курьер прибыл в Ургу 9 апреля, 11 выехал и в Кяхту вернулся 14 апреля). В рапорте говорится, что, начиная от китайского кяхтинского цзаргучи, который курьеру сверх обыкновения для следования в Ургу дал коляску, и включая ургинских вана и амбаня, был принят «очень ласково». При вручении курьеру ответного письма ван и амбань «приказали свидетельствовать господину губернатору свое почтение и что они очень довольны, что господин губернатор соответственно существующему между обеими империями доброму согласию письмом своим извещает их о содержании сенатского листа, что принимают они знаком доброй дружбы»³⁴⁶. Далее в рапорте говорится о недовольстве китайской стороны срывом посольства Головкина и что «ежели бы российский двор вздумал и еще повторить посольство, то уже китайцы примут, не делавши принуждения к национальным их обрядам, что многократно ими было повторено»³⁴⁷.

Что касается Духовной Миссии, то курьер пишет: «Предпринимают они прежния положения, говорят, что уже дело сие обыкновенное, а не новое, продолжение же время по сему было единственно от расстройства посольства»³⁴⁸. Переписка между российскими и цинскими ведомствами приняла более оживленный и деловой характер. Тон отправляемых обеими сторонами писем становится все более теплым и дружественным.

Уже 25 апреля 1807 г. Лифаньюань отправил в Сенат лист с согласием принять очередную смену Духовной Миссии³⁴⁹. Согласие последовало в соответствии с указом цинского императора, разрешившего смену Миссии³⁵⁰.

В конце апреля 1807 г. последовал ряд предписаний ургинским пограничным правителям, направленньгх в связи с решением Пекина принять Российскую Духовную Миссию³⁵¹.

11 мая ургинские пограничные правители отправили иркутскому губернатору Н. И. Трескину для пересылки в Сенат лист Лифаньюаня, который содержал согласие принять очередную смену Российской Духовной Миссии, в котором также содержалась просьба сообщить состав новой Миссии, кто ее сопровождает и время прибытия на границу³⁵². Из Урги также был представлен доклад Юн Яню о препровождении листа в Сенат и копия письма Н. И. Трескину³⁵³.

24 мая 1807 г. Трескин послал ответное письмо с теми же цинскими нарочными чиновниками, которые доставили в Иркутск лист Лифаньюаня. В своем письме он указывает поименно состав новой Духовной Миссии, насчитывающей 10 человек. Сообщаются и другие сведения, связанные с отправлением Миссии: о рекомендательном листе от имени Сената, о снабжении Миссии деньгами на путевые расходы³⁵⁴.

Примерно через месяц, 27 июня Трескин посылает в Ургу еще одно письмо, в котором сообщаются некоторые дополнительные и новые сведения, связанные с посылкой Духовной Миссии. А именно: о составе сопровождающей Миссию группы чиновников и «нижних служителей и работных», о количестве лошадей и рогатого скота, следующих вместе с Миссией. Трескин сообщает также о замене главы Миссии Аполлоса старшим священником Иакинфом под предлогом «жестокой неизлечимой болезни» Аполлоса. Срок вступления Миссии в пределы Цинской империи был определен «не прежде как в течение августа»³⁵⁵.

Мы пропускаем переписку, в которой рассматривались технические вопросы. Следует упомянуть лист Сената в Лифаньюань об отправлении очередной смены Духовной Миссии с рекомендацией ее главы Иакинфа³⁵⁶.

Приставу С. Первушину, назначенному сопровождать Миссию вместе с подчиненными ему людьми, сибирским генерал-губернатором И. В. Пестелем была дана секретная инструкция, которая предписывала ему «сколько возможно входить в тонкое, но неприметное тамошнему жительству изведывание относительно вышеупомянутым предметам». Далее следовал подробный перечень того, на что надо обращать особое внимание. В него входили такие вопросы, как отношение к русским местного населения, состоявшего из людей разных национальностей, деятельность в Пекине купцов «других наций», особенно английских, наличие в Китае «каких прилипчивых болезней или заразительных поветрий, какого они рода». Первушину также поручалось «познакомиться и жить в дружественном сношении с иезуитами..., но не вверяться оным», а также узнать, каково положение оставшихся «для жительства в Пекине» некоторых лиц от посольства 1792 года. Мы не имеем возможности подробно изложить содержание этого весьма интересного документа. Ограничимся лишь тем, что он касается также перечня и качества ввозимых в Китай английских товаров, связей англичан с иезуитами в Пекине, положения на китайском рынке российских текстильных изделий, положения в Монголии, пребывания посольства Головкина в Урге, откликов на проблему посольства в Пекине³⁵⁷.

17 сентября 1807 г. Российская Духовная Миссия вступила на территорию Цинской империи, 29 сентября прибыла в Ургу, а 5 октября отправилась в дальнейший путь. По распоряжению ургинских пограничных правителей по всей дороге от Урги до Калгана были выставлены чиновники и солдаты для охраны и сопровождения Миссии через все почтовые станции. Кроме того, ее охраняли и при проезде через калганские земли³⁵⁸.

С прибытием 10 января 1808 г. в Пекин началась деятельность 9-й Российской Духовной Миссии, которую возглавил выдающийся российский китаевед – архимандрит Иакинф (Н. Я. Бичурин).

История прибытия 9-й Духовной Миссии в Китай может быть закончена ссылкой на письмо иркутского гражданского губернатора Н. И. Трескина ургинским пограничным правителям вану Юндендоржу и амбаню Фухаю, где первый благодарит их за помощь в благополучном прибытии 9-й Миссии в Пекин и возвращении в Россию 8-й Духовной Миссии³⁵⁹.

В заключение считаем нужным подчеркнуть, что стиль, например, докладов императору Китая ургинских пограничных правителей, цитаты из которых приведены в статье, часто не отражают характер отношений между Россией и Китаем в рассматриваемое время. Эти отношения, как показывают архивные материалы, были дружественными. Осторожность и подозрительность (последнее особенно с цинской стороны) свидетельствуют больше об особенности эпохи, этикета, обычаях и характере делопроизводства в Цинском Китае.