Нестерова Е. В. Российская Духовная Миссия в Пекине и начало русско-китайских контактов в сфере изобразительного искусства (новые архивные материалы)

В XVIII в. Россия, вслед за Европой, пережила довольно бурное увлечение «китайщиной», которое оформилось в своеобразное стилистическое направление в искусстве, получившее название «шинуазери». Стремление следовать восточным мотивам, а также попытки имитировать некоторые творческие приемы китайских ремесленников сказывались в архитектуре и убранстве дворцовых интерьеров Петродворца и Ораниенбаума, в работах декоративно-прикладного характера и даже в живописи. Однако такого рода увлечение Китаем в России шло не непосредственно с Востока, а как бы через вторые руки – через Голландию, а затем Францию.

Возможность установить прямые регулярные контакты между двумя странами появилась в 1728 г., после чего постепенно стали налаживаться и культурные взаимоотношения нового типа, основанные на опыте общения и серьезного изучения русскими различных сфер жизни и быта китайцев. Одной из недостаточно изученных сторон этих взаимоотношений является изобразительное искусство. Результаты общения здесь не были особенно значительны, становление и развитие контактов в этой области обязано успехам одиночек. Их деятельность, осуществлявшаяся благодаря Российской Духовной Миссии в Пекине, и будет предметом нашего рассмотрения.

Можно выделить два основных направления, по которым шло развитие контактов между Россией и Китаем в сфере изобразительного искусства. Первое носило просветительский характер и предполагало ознакомление миссионеров с художественными ремеслами Китая, а затем популяризацию полученных сведений у себя на родине; создание рисунков, набросков, этюдов, правдиво рассказывающих о далекой и малоизвестной стране. Это направление во многом смыкалось с областью науки и немало способствовало развитию представлений о географии и этнографии Китая. Не случайно Е. Ф. Тимковский, побывавший там в 1820 г., писал: «Прошло уже то время (к истинной пользе наук и художеств), когда, как то бывало прежде, путешественник, возвратясь в Европу, заставлял неискусного иногда художника рисовать на память, по своим рассказам то, что он видел любопытного в дальних странах света. Художник, по сим изустным или письменным сказкам, составлял свои рисунки – и вот как издавались все почти путешествия до половины прошедшего века! Ныне же необходимо требуют, чтобы сам путешественник или путешествующий с ним художник вернейшим образом срисовывал предметы на месте, с самой натуры; или, привезя с собой подлинники, выдавал бы с них исправные рисунки или гравировки»³³⁸.

Развитие первого направления происходило не только благодаря художникам-профессионалам, но и во многом благодаря талантливым дилетантам. Некоторые миссионеры, интересуясь живописным искусством еще в Отечестве, оказавшись в Китае, не забыли о своем увлечении и употребили его с пользой для науки и искусства.

Второе направление формирования контактов в сфере изобразительного искусства было связано исключительно с деятельностью профессионалов. Правда, и здесь можно говорить о наличии требований, нацеливающих творчество художников на определенные задачи и выводящих их деятельность за ограниченные рамки сферы изобразительного искусства. Это направление было связано с привлечением внимания китайцев к русским художникам в Пекине и предполагало работу последних над заказными портретами китайской знати, картинами для подарков высокопоставленным особам, что помогало укреплять политические и экономические связи между государствами.

Таким образом, несмотря на то, что нельзя говорить о серьезном взаимовлиянии искусства двух стран, контакты в этой области способствовали улучшению представлений друг о друге и развитию дружественных отношений.

В пробуждении интереса к Китаю в России участвовали своими деяниями многие, но в первую очередь следует назвать о. Иакинфа (Бичурина), возглавившего 9-ю Духовную миссию в Пекине (1807–1821). Обладая широкими интересами в сфере науки и культуры, он не был чужд и искусству живописи. Свидетельством тому является сделанный в Китае и ныне хранящийся в ЛОИВ АН СССР автопортрет Н. Я. Бичурина в китайском костюме. Написанный на бумаге в смешанной технике, портрет соединяет приемы европейского и восточного письма и представляет интерес как со стороны иконографии известного ученого, так и с исторической и художественной точек зрения³³⁹.

Возвращаясь на родину, Бичурин вывез из Китая не только китайские книги и собственные рукописи, но и альбомы с рисунками китайских ремесленников, а также ящик с китайскими красками. Среди опубликованных статей Н. Я. Бичурина есть одна под названием «О происхождении красок в Китае»³⁴⁰. Автор обращает внимание читателя на вызывающие удивление яркость и прозрачность красок китайских художников. Он объясняет это тем, что китайцы особыми способами очищают и промывают пигменты, и в статье дается подробное описание главного из этих способов.

Китайская тушь и краски издавна пользовались мировой славой. В том чтобы достать их и по возможности проникнуть в секреты их приготовления, были заинтересованы как частные лица, так и государственные учреждения. Еще в инструкции казачьему сотнику Щукину, сопровождавшему в Китай Миссию, которую возглавлял Н. Я. Бичурин, говорилось о необходимости отыскать хорошие китайские краски для покупки, понаблюдать за тем, как китайский художник разводит краски и работает, а также сделать зарисовки всего того, что ему покажется интересным.

Благодаря посредничеству Миссии Петербургская Академия художеств пользовалась возможностью получать из Китая краски, а также предметы быта, которые употреблялись учениками академии при работе над учебными постановками и картинами. Когда готовилась к отправлению в Китай очередная,. 10-я миссия, президент Академии художеств А. Н. Оленин обратился к возглавившему ее архимандриту Петру (Каменскому) с просьбой привезти разные костюмы, всевозможное оружие и другие предметы жизни и быта китайцев, «дабы художники могли иметь перед глазами те самые вещи, которые они желают или имеют надобность изобразить в своих произведениях»³⁴¹. Отпуская на это 1000 рублей ассигнациями, половину суммы он просил употребить на покупку туши, киновари и «красок лучшей доброты».

Среди студентов 10-й миссии (1821–1830) с разных сторон выделялся 3. Ф. Леонтьевский, которому поручалось заняться географией и статистикой, «и по особенной при том склонности своей... вникнуть в художества рисования и живописи»³⁴². До наших дней дошел написанный в Китае акварельный автопортрет Леонтьевского в китайском костюме, хранящийся в ГПБ им. М. Е. Салтыкова-Щедрина.

Имя 3. Ф. Леонтьевского заслуживает особого упоминания и потому еще, что он собрал в Пекине замечательную коллекцию и в 1830-е гг. открыл в Петербурге первый частный музей китайской культуры и быта. В коллекции содержалось более полутораста экспонатов. Ее описание помещено в газете «Северная пчела», № 191, за 1832 г. Как сообщал корреспондент газеты, «кабинет китайских редкостей Леонтьевского» состоял из портретов царствующей китайской фамилии и особ, приближенных ко двору, картин с изображением видов, «обыкновений», «положений частной жизни», произведений искусства и прочего. Там были также представлены несколько «занимательных» чертежей, планов и географических карт, значительное количество разных манускриптов и напечатанных в Китае книг, разного рода «вещицы, принадлежащие к столу, кабинету, туалету, препровождению времени порядочного человека в китайском вкусе», платья, головные уборы, обувь, украшения китайцев. В настоящее время часть коллекции, включающая материалы изобразительного характера, хранится в ГПБ.

Еще более значительную роль в налаживании контактов в сфере изобразительного искусства сыграла 11-я миссия (1830–1840). В ее составе впервые оказался профессиональный художник – окончивший Академию художеств по классу портретной живописи А. М. Легашов. Его присутствие было продиктовано желанием русского правительства не столько иметь разного рода информацию о Китае, его природе, нравах, обычаях, сколько использовать талант живописца, дабы завоевать расположение китайских вельмож и таким образом укрепить политические взаимосвязи. За пять лет до отправления 11-й миссии директор Азиатского департамента МИД К. Ф. Родофиникин писал президенту Академии художеств А. Н. Оленину: «Азиатские народы оказывают великое внимание к европейским художникам. Самые китайцы при всей холодности своей к иностранцам неравнодушно смотрят на произведения изящных художеств, а посему нельзя не пожелать, чтобы наша пекинская миссия и в сем отношении явила им доказательства цветущего состояния искусства в России и таким преимуществом заслужила сугубое уважение китайцев и маньчжуров»³⁴³. Это пожелание учтено и в «Списке вещей, которые полезно иметь при миссии на случай подарков пекинским вельможам и чиновникам», составленном М. В. Ладыженским, приставом 11-й миссии. Под номером первым здесь названы «писаные масляными красками, равно как и печатные – но только иллюминованные картины, преимущественно перспективы и ландшафты, а также и разные русские костюмы», которые, по мнению автора списка, «составляют между подарками весьма важную статью»³⁴⁴.

Академия художеств имела свои виды на деятельность посылаемого с миссией живописца. Президент Академии составил специальные наставления, которыми пользовались впоследствии все художники, отправлявшиеся с миссией в Пекин. В числе первых указаний было: «Должны вы все ваше старание приложить к изучению составлять и употреблять китайские настоящие водяные и другого всякого приготовления краски». Инструкция также гласила о необходимости «неослабно заниматься рисованием с натуры всякого рода необыкновенного одеяния или костюмов, домашнего скарба, орудий, употребляемых в разных ремеслах, музыкальных инструментов, оружий, конской сбруи для верховой езды и для извоза, строений, разного рода домашних или диких животных..., дерев, цветов, плодов и проч., и проч...» Большое внимание уделялось тому, чтобы «все видимое и рисуемое было представлено точно так, как оно в натуре находится, не украшая ничего... воображением»³⁴⁵. Таким образом, на долю отправлявшегося в Китай художника ложилась двойная ответственность: представлять в чужой стране отечественное искусство и свое мастерство, используя последнее для укрепления политических контактов, а также наглядно ознакомить русское общество с Китаем и его культурой и даже суметь проникнуть в профессиональные секреты китайских мастеров, используя полученные знания на благо Отечества.

А. М. Легашов с честью справился со всеми возложенными на него поручениями. Гордость за успехи соотечественника ощущается в официальном донесении в Азиатский департамент от заведующего делами Миссии: «Составленные им (Легашовым – Е. Н.) по китайскому способу краски всех возможных цветов в колерах ничем не уступают самым лучшим китайским, а тонкостью несомненно превосходят все те, которые г. Легашову удавалось когда-нибудь испытывать. Но что едва ли покажется и вероятным, г. Легашов, подстрекаемый своими удачливыми успехами по многим предметам, решился произвести химические опыты возгонки киновари из ртути и серы и не более как в продолжение одного месяца сделал столько, сколько мы никак не ожидали... Самая лучшая киноварь, находящаяся здесь в продаже, не имеет той чистоты, какую своей сообщил г. Легашов. Что касается туши, составленной художником, то, говоря о ее достоинствах, отмечается, что он изготовление сей краски довел до такой степени совершенства, что даже сами китайцы удивляются отличному достоинству оной»³⁴⁶. Таким образом, требования инструкции в этой части были выполнены, хотя, по неизвестным причинам, Академия художеств не сочла нужным воспользоваться технологическими открытиями А. М. Легашова.

Портреты и картины, которые Легашов писал в подарок китайским чиновникам по их «неотступным просьбам», остались в Пекине. В настоящее время их судьба неизвестна. Известно, однако, что популярность русского художника в Китае была велика. В периодике того времени можно прочитать, что «слава Легашова в Пекине сравнилась со славою Тициана в Италии и, без сомнения, превзошла последнюю»³⁴⁷.

Главным в деятельности живописца в Китае явилось то, что его искусство привлекало к русскому подворью самых высокопоставленных китайских вельмож и способствовало тем самым установлению дружеских отношений с императорским двором. В письме одного из миссионеров говорится: «Нынешней зимою первый здешний министр Чан-Линь раза три приезжал... к нашему живописцу Легашову для снятия портрета. Согласись, что этой чести для русской миссии так много, как нельзя более...»³⁴⁸.

В течение десяти лет русский художник выполнил более сорока заказных портретов масляными красками и шестнадцать картин в качестве подарков китайцам. Он сделал для представления в Азиатский департамент рисунки, изображающие костюмы, земледельческие орудия, музыкальные инструменты, виды Пекина, интерьеры китайских жилых помещений и т. п. Легашову принадлежала и монументальная работа по созданию иконостаса для Успенского храма, который был отстроен в 1828 г. на месте пришедшей в ветхость церкви на территории русского подворья в Пекине. Художник исполнил шестнадцать образов. Сначала для этой работы были приглашены китайские мастера, однако их попытки не смогли удовлетворить миссионеров, воспитанных на традиционной, канонической церковной живописи. Как сообщал начальник Миссии, «наняты были лучшие китайские маляры, которых здесь без зазрения совести титулуют живописцами, но которые по справедливости не заслуживают другого названия, кроме мазильщиков. ...Ни один из маляров не имеет понятия ни о составлении красок, ни о расположении цветов. .. .Это побудило г. Легашова принять на себя труд и заготовления красок, и постоянного надзора за всеми работами. ...Китайские маляры следовали за ним, как слепые за вожатым»³⁴⁹.

После возвращения в Россию А. М. Легашов продолжал создавать живописные полотна, навеянные воспоминаниями о жизни в Китае. Они находили своих ценителей и охотно раскупались частными коллекционерами.

Вслед за Легашовым в Китай были посланы художники К. И. Корсалин (в составе 12-й миссии), И. И. Чмутов (13-я миссия), Л. С. Игорев (14-я миссия). Для всех них действовала та же инструкция, что и для Легашова. Художники продолжали писать портреты китайских чиновников, своими средствами способствуя укреплению взаимных контактов двух стран. Кроме того, для представления в Азиатский департамент МИД России выполнялись рисунки и акварели, изображающие местные достопримечательности и типы в национальных костюмах. Таким образом, начиная с 1830-х гг. вплоть до произошедшего в 1860-х гг. отделения духовных и светских членов Миссии, последняя имела в своем составе штатного художника.

Деятельность упомянутых людей, как и других членов Миссии, на долгий срок оторванных от отечества, от родных и близких, достойна всяческого уважения. Дальнейшее укрепление добрососедских отношений между Россией и Китаем стало возможно в немалой степени благодаря им: искусство сближало представителей разных народов.