II. Приезд в Персию первых русских священников

Как уже говорилось выше, в конце XVI столетия шах Мохаммед Султан Ходабендэ (1578–1587 гг.) из Сефевидской династии предлагал Российскому государству заключить военный союз против Турции. Его сын шах Аббас I (1587–1629 гг.) в начале своего правления продолжал политику своего отца, поэтому в 1597 году царь Феодор Иоаннович направил в Персию посольство с предложением подписать военный договор против турок. Предыдущему посольству Звенигородского (1594–1595 гг.) добиться этого не удалось. Шах Аббас I фактически уклонился от переговоров на эту тему. Для того, чтобы положить конец неопределённости и двусмысленной политике шахского двора в данном вопросе, было решено отправить в Персию новое посольство. Возглавил посольство представитель родовитой семьи князь Василий Васильевич Тюфякин. Вторым послом был назначен дьяк Семён Емельянов. Посольство насчитывало 75 человек: подьячий, толмачи, стрельцы, кречетники (в подарок шаху везли ловчих птиц – кречетов, соколов, ястребов, до которых шах был большой охотник). Впервые в составе посольства был священник – иеромонах Никифор¹⁵. Таким образом, уже в третье русское посольство, направляемое в Персию, был включён православный священнослужитель. Это решение оказалось предусмотрительным, потому что судьба данного посольства была трагична: из 75 человек живыми вернулось в Астрахань лишь 30.

Посольство из Москвы выехало во второй половине мая. Маршрут проходил через Нижний Новгород, Казань, Астрахань. Пятого августа посольство вышло на судне в Каспийское море, но уже восьмого августа, в 150 вёрстах от Астрахани неожиданно умер князь Тюфякин. Его тело отправили в Астрахань, а посольство возглавил дьяк Емельянов¹⁶. Седьмого сентября, после месячного блуждания по морю, судно подошло к гилянскому берегу. На севере Персии в то время свирепствовало моровое поветрие. В городе Лахиджане всё русское посольство слегло из-за болезни и не могло продолжать путь. Персидские власти, ссылаясь на приказ шаха, повезли больных людей насильно дальше, невзирая на страшную жару. Это было ужасное зрелище: «Который не может на лошади сидети и тех привязывали к лошади, чтоб не свалился, а иной, сваляся с лошади, тут и умрет; а иново на стан мертвого привезут, привязана к лошади...»¹⁷.Отъехав от Лахиджана десять вёрст, скончались дьяк Семён Емельянов и его слуга Иван Кузьмин. Иеромонах Никифор совершил церковное отпевание. Руководство посольством перешло к подьячему Дубровскому. При переходе в Дильман в дороге умерло трое, а в самом городе ещё семеро, в том числе и Иван Дубровский. Перед смертью он передал документы посольства священнику Никифору и толмачу Дербышеву, давая наставление: «...государевы грамоты – помрите, а не могите шаху отдати; хороните и берегите накрепко, так, как вам Бог по сердцу положит»¹⁸. Посольство возглавил переводчик Дербышев, но и он вскоре по прибытии в Казвин умер. Главой посольства фактически стал иеромонах Никифор, как единственный грамотный человек из всей оставшейся дипломатической миссии. За месяц пребывания в Персии посольство потеряло половину своего состава – 38 человек из 75. Всё это было результатом слепого выполнения жестокого приказа шаха Аббаса. Бездушные исполнители приказа предпочли погубить несколько десятков человек, нежели ослушаться своего властелина. О дальнейшей судьбе русского посольства мы узнаём из статейного списка, который вёл священник Никифор.

Прибыв в Казвин, шах Аббас потребовал к себе иеромонаха Никифора и кречетника Чернцова. Несмотря на отговорки священника, утверждавшего, что он «богомолец черньчишко, прислан для душ крестьянских, а не для посольсково дела...»¹⁹, ему пришлось идти к шаху. Шах встретил пришедших ласково, принял подарки, усадил на почётное место выше других послов, угощал вином до глубокой ночи. Так как оставшиеся члены русского посольства не имели полномочий на ведение переговоров, шах, продержав некоторое время посольство при себе, 14 апреля 1598 года дал прощальную аудиенцию. При отъезде посольских людей одарили шахскими подарками. Священник Никифор получил заячью шубу бархатную «по колено». Пятого июня оставшиеся в живых 30 человек отправились на корабле в обратный путь по Каспию. В море их потрепал шторм, кроме того, два раза они подвергались нападению разбойников – неизвестных людей в районе Талыша и турок под Баку. Последнее нападение едва не закончилось трагически. Из-за полного штиля русское судно стояло неподвижно. Воспользовавшись этим, турки на многих лодках попытались взять посольский корабль на абордаж. Иеромонах Никифор писал, что государевы люди отбивались два дня и две ночи, пока «...пришла сила Божия, буря сильная та, которою нас Бог из рук злодеев отняв унёс»²⁰. Лишь к 15 августа 1598 года посольство прибыло в Астрахань, проблуждав по Каспийскому морю 70 дней. Двадцать третьего сентября семь человек – священник, кречетники и слуги отправились в Москву, куда и прибыли (по не уточнённым данным) в конце 1598 – начале 1599 года.

Русское посольство в Персию 1597–1599 годов, если бы не его трагическая судьба, могло бы стать одним из самых интересных посольств в истории российско-персидских отношений. Весь состав посольства с честью и мужеством выполнил свой долг и, вероятно, впервые православный священник выступил в должности русского посла в иностранном государстве.

Шах Аббас I, ведя вооружённую борьбу с турецким султаном в конце XVI века, был заинтересован в безопасности своих северных границ. Особенно опасался он закрепления Турции на западном побережье Каспийского моря, что изолировало бы Персию от остального мира. Чтобы предотвратить возможную изоляцию, шах стремился заручиться союзом с Москвой против Турции и пообещал русскому царю денежную помощь. В первой четверти XVII века политическая обстановка на Среднем Востоке изменилась. Персия не нуждалась больше в союзнике для борьбы с Турцией. Русское же государство, ослабленное Смутным временем и войной с Польшей и Швецией, отчаянно нуждавшееся в средствах, вспомнило о денежных обещаниях Персии и понадеялось получить таковые от шаха в виде займа. Первая попытка получить финансовую помощь – посольство Феодора Леонтьева и Богдана Тимофеева (1616–1617 гг.) в Исфаган – не увенчалась успехом²¹. Не удовлетворённое результатом московское правительство решает послать в Персию повторное посольство с аналогичной просьбой о денежном займе. Это посольство было более тщательно подготовлено, чем «лёгкое посольство Леонтьева», как по количественному составу, так и по представительству. Во главе посольства был поставлен Волховский наместник князь Михайло Петрович Барятинский, в помощь ему был определён дворянин Иван Чичерин (предок первого советского министра иностранных дел). Посольство было одним из самых больших; при отправлении из Москвы оно насчитывало 158 человек: толмачи-переводчики, охрана (стрельцы), купцы, слуги, кречетники. В состав посольства был включён и православный священник²². Причины, по которым духовное лицо вошло в посольство, это: высокий представительский уровень руководства посольства, его большой количественный состав, значительная продолжительность и дальность намеченного путешествия, а также связанные с этим опасности и непредвиденные обстоятельства. Как мы убедимся ниже, все опасения впоследствии подтвердились, наличие православного священника в столь важной миссии явилось оправданным и необходимым. Посольство выехало из Москвы 23 мая 1618 года по маршруту Кострома – Нижний Новгород – Казань – Астрахань, затем морем до Низовой пристани²³ и далее по сухопутью: Шемаха – Ардебиль – Казвин, где 4 ноября 1618 года впервые встретилось с шахом Аббасом I. Шах принял привезённые посольством дары, но при этом уклонялся от ответа на главную просьбу посольства об оказании Москве денежной помощи, одновременно удерживая русское посольство при своём дворе. Видимо, такое неопределённое и тягостное ожидание и послужило причиной смерти главы посольства князя Барятинского. «И после шаха вскоре князь Михайло разболелся, и декабря в 15 день князь Михайло не стало. А отходя от сего света, князь Михайло приказал, чтоб тело его вывести на Русь»²⁴. Несомненно, напутствие православного священника облегчило последние часы жизни князя Барятинского вдали от родных, в чужой стране, и сделало его кончину «христианской и мирной». Выполняя волю покойного, его тело впоследствии с большими трудностями доставили на родину. Это был уже третий случай смерти русских послов в Персии²⁵.

Из сохранившихся документов видно, как ревностно члены осиротевшего посольства относились к своей вере – отмечали христианские праздники и строго соблюдали установленные Церковью посты²⁶. Есть свидетельства о проведении при посольстве церковных служб. Так, узнав о замирении с Речью Посполитой²⁷ «...обрадовались и велели пети молебны, а, отпев молебны, велели на радости стрельцом и своим людем из ружья стрелять»²⁸. О значимости роли православного священнослужителя в посольстве говорит тот факт, что когда шах поехал в г. Исфаган (столица персидского государства с 1597 г.), то, пригласив с собой русское посольство, он лично определил, кто именно и сколько человек из посольства должны явиться к нему в Исфаган. В это «малое посольство», состоящее из 25 человек, был включён и православный священник.

Пробыв при шахском дворе более 15 месяцев, русское посольство так и не смогло выполнить возложенное на него поручение – добиться от Персии денежной помощи – и вынуждено было возвратиться в Москву, куда оно и прибыло 22 октября 1620 года²⁹.

Посольство Барятинского – Чичерина было одним из самых длительных: со дня его отъезда из Москвы и до возвращения в столицу прошло два года пять месяцев. Тем не менее, визит посольства нельзя считать безрезультатным. Шах, чувствуя за собой вину за голословные обещания, компенсировал их другим образом – послал в дар русскому царю золотой ковчег с Ризой Господа нашего Иисуса Христа.