Введение

Текст «Слова о полку Игореве» (далее «Слово») дошел до нас в двух неточных (отредактированных) копиях со списка начала XVI в. и нескольких выписках из него. Наслоения, привнесенные переписчиком нач. XVI в. (или несколькими старовеликорусскими переписчиками), – редактура в русле 2-го южнославянского влияния и поздние диалектизмы – непоследовательны (§ 9.3.1) и не настолько исказили стихотворный текст рубежа XII/XIII вв., чтобы сделать невозможной его реконструкцию. «Слово» по своему жанру (светская поэзия) не принадлежит к текстам, которые регулярно переписывались в монастырских скрипториях. По-видимому, рукопись XV/XVI в. является хотя и небрежной, но одной из первых по счету копией древнерусского оригинала¹.

Судя по многократному цитированию текстов XII в. – древнерусских переводов «Истории Иудейской войны» Иосифа Флавия и «Девгениева деяния» (§ 6.1), а также Киевской летописи – автор «Слова» был светским книжником. Кажется вероятным, что он сам записал свое сочинение, а до нас дошла измененная в результате нескольких переписываний копия автографа.

Практически исключена запись текста, в течение XIII–XIV вв. бытовавшего в устной традиции, – в этом случае язык «Слова» соответствовал бы времени фиксации, а раннедревнерусская стихотворная структура была бы разрушена из-за выпадения слабых редуцированных и развития категориального ударения. Устный вариант «Слова», возможно, представлен в виде искаженных квазицитат в «Задонщине» и «Сказании о Мамаевом побоище».

«Слово» могло звучать приблизительно так, как я предлагаю в своей реконструкции, морфология и акцентология языка его автора могли быть устроены так, как я предполагаю, и оно могло быть создано в реконструируемой мною системе стихосложения. Однако в действительности многое могло быть устроено иначе. Реконструкция акцентологической системы и две другие гипотезы (о неравносложной силлаботонике и об опциональном прояснении слабых редуцированных) замкнуты друг на друге и образуют circulus in probando. Реконструируемая для «Слова» акцентологическая система выводится из праславянской реконструкции и подтверждается данными современных диалектов, однако она не засвидетельствована в древнерусских памятниках. Слабым местом моей реконструкции является прояснение слабых редуцированных в позициях, где оно нужно исключительно из метрических соображений. В работе, подобной этой, невозможно избежать домыслов и рискованных допущений, ряд выдвинутых гипотез находится «на грани фола», однако в целом моя реконструкция построена на фактах и их интерпретациях, являясь, таким образом, научным исследованием.

В работе используются результаты смежных наук – в первую очередь стиховедения. Представленная в настоящей книге реконструкция «Слова» является первым опытом системного моделирования стихотворного текста на гипотетическом древнерусском диалекте XII–XIII в., существование которого весьма вероятно. Реконструкция стихотворного текста «Слова» показывает, как он мог быть устроен, а не то, каким он был в действительности, хотя есть некоторые основания полагать, что она не так уж и далека от реальности. Мне хотелось бы надеяться, что моя работа внесет свою скромную лепту в изучение великого памятника древнерусской литературы².

Настоящая книга – плод моих многолетних, но нерегулярных занятий «Словом о полку Игореве». Начались они в начале 80-х годов с просьбы А. Ю. Чернова проставить в нем ударение. Я убеждал его, что это занятие не имеет смысла: мы достоверно не знаем, каков возраст памятника, насколько он сохранен и на каком древнерусском диалекте сочинен. Более или менее достоверные ударения можно расставить, лишь только если система стихосложения в памятнике является силлаботонической.

В связи с этим весьма заманчиво выглядела разрабатываемая А. Ю. Черновым гипотеза о звучании в «Слове о полку Игореве» слабых редуцированных: он видит подтверждение этому в многочисленных рифмоидах и ассонансах, когда о и е (ѣ) соответственно рифмуются с такими ъ и ь, которые в зависимости от позиции произносились факультативно или вовсе не произносились в древнерусском языке после XI в. А. В. Дыбо предположила, что в поэтическом языке XII в. редуцированные могли трактоваться как «немые» или «звучащие» опционально, наподобие e caduc (e muet) в современной французской поэзии.

Перечитывая текст «Слова», я обратил внимание, что если принять предложенное А. Ю. Черновым деление текста на относительно короткие строки (стихи³), учесть возможность прояснения слабых редуцированных и расставить ударение в словоформах, которые имеют стабильное ударение в современных восточнославянских диалектах и в памятниках письменности, то эти стихи становятся подозрительно похожими на силлаботонические: ударные и безударные слоги в них регулярно чередуются. В «Слове» не менее 90% строк оказываются силлаботоническими. Опциональное прояснение редуцированных, учет «пропусков слогов» и спондеев делает текст «Слова» полностью силлаботоническим.

Применяя комбинаторный метод, я проставил «недостающие» ударения и окончательно удостоверился, что системой стихосложения «Слова» является силлаботоника в непривычном – «неравносложном» – варианте (гл. IV). Силлаботоническая система стиха, в свою очередь, помогла мне реконструировать внутренне непротиворечивую акцентологическую систему «Слова», которая находит свое место на восточнославянской лингвогеографической карте (гл. III, VIII и X, § 10.4).

Гипотеза о факультативном прояснении редуцированных придала импульс акцентологическим штудиям, поскольку она высвобождает текст из жесткого силлабического каркаса: добавление слогов с проясненными редуцированными превращает аморфные строки в силлаботонические стихи. Произвольное (не регулируемое правилами) прояснение редуцированных могло бы свести на нет достоверность реконструкции «Слова», однако выяснилось, что прояснение более чем в половине случаев позиционно обусловлено, причем количество непроясненных слабых редуцированных в разы превышает количество проясненных по метрическим соображениям (гл. II). Поэтому прояснение слабых редуцированных не может служить решающим аргументом против реконструкции в «Слове» регулярного метра.

В процессе работы над расстановкой ударения в «Слове о полку Игореве» мне пришлось решить множество «уравнений» с несколькими неизвестными: доказать силлаботоническую систему стихосложения невозможно, не расставив ударения, однако расстановка ударения в каждой из стихотворных строк нередко зависит от того, какой из силлаботонических вариантов в нем представлен и какой из слабых редуцированных позволительно «прояснить». Изложение на бумаге всей «кухни» исследования заняло бы слишком много места, поэтому ниже выводы о прояснении редуцированных, акцентологической системе и стихотворном метре будут излагаться уже «от доказанного».

А. Ю. Чернов показал, что текст «Слова» содержит многочисленные звуковые повторы (рифмоиды, аллитерации, ассонансы), и не будет преувеличением сказать, что он сплошь зарифмован, прошит созвучиями по вертикали и горизонтали. В звуковых повторах принимают участие проясненные слабые редуцированные. В добавление к этому я обнаружил в «Слове» по всей видимости регламентируемые звуковые повторы, с помощью которых осуществляется рифмовка между смежными строками (гл. V и табл. 6⁴).

Стих «Слова» обладает особой структурой, которая характеризуется двумя основными признаками: регулярными звуковыми повторами («хендингами»), скрепляющими смежные строки, и силлаботонической организацией каждой строки. При этом строки могут быть разной длины и неэквиритмичными.

Статья Николаев 2014а, посвященная в первую очередь лексической стратификации текста «Слова», содержит также предварительную реконструкцию текста «Слова», включающую акцентологический аспект. В статье высказана гипотеза о силлаботонике в «Слове». Идеи, выводы и материалы статьи включены в настоящую книгу, которая отчасти выросла из Николаев 2014а, поэтому отсылки на нее даются только в необходимых случаях.

Настоящая работа, как и предыдущая моя статья на тему «Слова о полку Игореве», не были бы написаны без неустанной заботы со стороны Андрея Юрьевича Чернова – выдающегося исследователя «Слова» и энтузиаста его изучения. Обнаружение метра и регулярных звуковых повторов в «Слове» было бы невозможно без предложенного Черновым деления текста на короткие стихотворные строки (стихи). Андрей Чернов плодотворно занимается звукописью «Слова». Его основанное на фактах убеждение, что слабые редуцированные в памятнике хотя бы факультативно произносились, пробудило мой интерес к стихотворной структуре «Слова». Если «Слово» – стихотворное произведение, то наверное в нем должны обнаружиться «технические» приемы стихосложения, практически необходимые для запоминания и адекватного восприятия текста современниками. Гипотеза Андрея Чернова о «звучании» слабых редуцированных также явилась и решающим моментом установления силлаботонической системы стихосложения. Мы многократно обсудили с Андреем реконструкцию буквально каждого слова в великом произведении и построчные комментарии к нему. Наблюдения Чернова над звуковыми повторами в «Слове» явились базой для установления регламентированной рифмовки. Когда я выдвинул гипотезу о регулярных «лестничных» хендингах, Андрей Чернов немедленно приступил к гигантской работе по их максимальному выявлению, поэтому он по праву является соавтором главы «Звуковые повторы и рифмовка в “Слове”» и в особенности сводной табл. 6. Андрей Чернов – вдохновитель и ведущий соавтор нового прозаического перевода «Слова», публикующегося в настоящей книге.

Я спешу выразить глубокую признательность Марфе Толстой, которая взяла на себя трудоемкое редактирование и верстку настоящего издания. Мы плодотворно обсуждали множество вопросов, связанных с содержанием и оформлением книги. Также я благодарю Сергея Тарасова (за кропотливую выверку акцентологической составляющей книги и помощь в решении ряда проблем), Д. С. Алексеева (за обстоятельную критику и ценные советы из области звуковых повторов и рифмовки), Александра Боброва, Татьяну Вилкул, Алексея Гиппиуса, Анну Дыбо, Максима Жиха, Вячеслава Кулешова, Алексея Макаревича, Савву Михеева, Михаила Ослона, Анну Пичхадзе, Марию Суханову, Константина Рахно, Антона Циммерлинга, Кирилла Чернышова и других моих коллег, принявших участие в обсуждении настоящей книги. Их ценные замечания и дельные советы я учел при окончательной доработке текста.

В основе моего исследования лежат следующие гипотезы:

– «Слово о полку Игореве» – памятник рубежа XII/XIII вв.⁵

– «Слово» – стихотворное произведение.

– Текст «Слова» состоит из стихотворных строк, состоящих из разного количества слогов.

Многие исследователи и поэты, начиная с Н. М. Карамзина, А. С. Пушкина и М. А. Максимовича, придерживались мнения о «Слове» как об изначально стихотворном тексте. К признанию стихотворного характера «Слова» склонялся Д. С. Лихачев, который ожидал от исследователей обнаружения в памятнике формальной стихотворной техники (Лихачев 1978; 1985). Ф. И. Буслаев обратил внимание на то, что в «Слове» часто встречаются «дактилические окончания периодов» (Буслаев 1867:428). А. Х. Востоков (1817:160, примечание) счел с осторожностью, что стих «Слова» подобен библейскому. А. В. Позднеев (1965) предположил, что ритмика «Слова» сходна с ритмикой кондакарного (молитвословного) стиха.

Ф. Е. Корш справедливо считал, что «господствующим и, так сказать, образцовым стихом в Слове является былинный стих» (Корш 1909: IX). Того же мнения придерживались А. И. Никифоров (1940) и Л. И. Тимофеев (1963). Л. И. Тимофеев, считая, что стих «Слова» непосредственно связан с былинным, предполагал в «Слове» неравносложный стих с «определенным порядком расположения ударений внутри строки» (Тимофеев 1963:96–98). Л. И. Тимофеев был близок к открытию в «Слове» регулярной неравносложной силлаботоники (§ 4.1). Однако в 1960-е годы было мало что известно о древнерусской акцентуации (§ 3.1–2) и не учитывалась возможность опционального прояснения слабых редуцированных (§ 2.1). Поэтому, чтобы доказать существование «былинного» стиха в «Слове», Л. И. Тимофееву пришлось переставлять имеющиеся слова и добавлять «пропущенные», и его попытка установить размер стиха в «Слове» не привела к успеху. В. В. Колесов (1976; 1983 – см. § 3.2) расставил по списку «Слова» нач. XVI в. гипотетическое древнерусское ударение. Для поддержания метра исследователь вынужден нарушать принципы единства парадигматической и лексической акцентуации (§ 3.3) и подобно Л. И. Тимофееву вносить в текст произвольные изменения.

В. М. Стеллецкий усматривает в тексте памятника три ритмических компонента: слаборитмическую прозу, ритмическую прозу «с напевной риторической интонацией» и «вкрапленные в ткань ритмической прозы» фрагменты стихоподобной речи, представляющей собой стихи «хотя бы генетически (припевки, величания, вариации причитаний и т. п.)» (Стеллецкий 1962). Также и Д. II. Святополк-Мирский считает, что в «Слове» отсутствует стихотворный метр, а текст представляет собой ритмическую прозу (Святополк-Мирский 2005:48).

Р. Абихт (Abicht 1907) считал, что в «Слове» чередуются полустишия с двумя и тремя ударениями. По его мнению, в отличие от скальдики, аллитерация в «Слове» является украшающим (случайным) элементом, в то время как у скальдов она связывала между собой полустишия. II. II. Вяземский (1877:29) и вслед за ним В. Ф. Ржига (1926, 1927) рассматривали аллитерацию в «Слове» как средство эвфонической организации текста – см. подробности в ЭСПИ sub Аллитерация в «Слове». Также ряд звуковых повторов продемонстрирован в работе М. Л. Гринберга (Greenberg 1999). Р. Лауэр отмечает наличие стихотворных структур в «Слове» (Lauer 2019:107–108).

А. Ю. Чернов (2006:104), обнаруживший в «Слове» многочисленные неслучайные звуковые повторы, разработал гипотезу о звучании слабых редуцированных в «Слове». Он подтверждает ее примерами на рифмоиды и ассонансы «немых» еров с гласными полного образования (Чернов 2010:281–294). См. о звуковых повторах и рифмовке в «Слове» в гл. V.

В. Ф. Ржига, М. II. Штокмар, И. II. Еремин, Л. А. Дмитриев, О. В. Творогов рассматривают «Слово» как прозаическое (ораторское) произведение. Обзор литературы по данному вопросу см. в Пильщиков, Трунин 2015. В этой же работе опубликована статья Ю. М. Лотмана о проблемах, связанных с ритмикой «Слова».