Глава XXXIV. Иордан

Рано утром я отправился на Иордан.

Тропинка шла между пышными, густолиственными зарослями, от которых веяло свежестью утра. Капли росы сверкали на солнце, вспыхивали красными, синенькими, золотыми огнями, и вся заросль казалась обсыпанной бриллиантами.

Иордана не видно. Священная река скромно прячется в зелени. Если смотреть с горы, спускаясь в долину, вы видите только среди зелени темную, извилистую аллею деревьев. Это и есть Иордан.

Он бежит и вьется среди густой аллеи плакучих ив, нависших над ним и глядящихся в его мутные, белые воды.

Иордан недавно вступил в берега после весеннего разлива, и приходилось идти по вязкой, топкой, покрытой илом земле.

Из зарослей я вышел в маленькую прогалинку и увидел священную реку.

По преданию, это то место, где происходило крещение.

Иордан здесь делает излучину.

Он выбегает из-за поворота, разливается среди нависших над ним деревьев, плещется об отлогий берег и вновь убегает, скрываясь в темной, густой зелени.

Он производит впечатление глухой, маленькой речки, каких много в средней полосе России.

В первую минуту кажется, что вода совсем не движется. Он весь мутный и молочно-белый, состоит из маленьких омутов. Всюду, куда ни поглядишь, вертятся маленькие воронки. От них тихо разбегаются струйки, бегут и с тихим плеском скрываются у корней нависших над рекой, печальных, задумчивых ив. Солнце, ярко сияющее, глядит в мутные воды священной реки, и они вспыхивают яркими, золотыми блестками.

Тишина. Только тихий плеск и журчанье воды у корней береговых деревьев, – словно сотни маленьких ручейков, журчат там. Да птицы звонко перекликаются в густых зарослях.

Глядишь, слушаешь эту тихую музыку журчанье и плеск воды и свист перекликающихся птиц, и кажется, что стоишь где-то на родине, в средней полосе России, на берегу маленькой лесной речки.

Родным, близким и дорогим веет от этого пейзажа. Иордан производит сильное впечатление на паломников. От этой реки на них веет родным, близким сердцу пейзажем, и священная река кажется им еще более дорогой и бесконечно милой.

На прогалинке какой-то предприимчивый араб наскоро сколотил палатку, продает бутылки, в которые паломники берут иорданскую воду, и варит турецкое кофе.

– Карош вода! Карош вода! – рекомендует он, предлагая чашечки душистого, ароматного кофе.

Налитая в бутылку, мутная вода быстро, в несколько минут, отстаивается и превращается в кристально-светлую, прозрачную, чистую.

– Никогда не портится! – объясняет араб.

В зарослях слышится молитвенное пение. Ближе и ближе, и на полянку вереницей выходят паломники в длинных, белых рубахах, повязанных цветными поясками, с зелеными пальмовыми ветвями в руках.

Они крестятся при виде священной реки и с пением тропарей входят в воду.

Суетливый араб указывает им место, где можно купаться.

Каждый из паломников трижды окунается в воду с головой, и, среди всплесков воды, это пение среди реки звучит так странно, так красиво.

Такая оригинальная картина, – эти люди в белых рубашках, по пояс стоящие в воде с поднятыми над головой зелеными ветвями.

А вода кругом вспыхивает, блещет, горит золотыми искрами под лучами солнца. Тихо плещется и журчит под длинными ветвями нависших ив. В зарослях тихим свистом перекликаются птицы. Где-то в зелени заливается малиновка.

И эти голоса птиц и тихий плеск воды, и золотые искры, и пение молитв, и голубое безоблачное небо, – все это сливается в тихий, стройный, благоговейный гимн.