Речь, произнесенная в актовом зале С.-Петербургской духовной академии в день столетнего юбилея со дня рождения покойного прот. Г.П. Павского

ученая деятельность протоиерея Герасима Петровича Павского

Преосвященнейшие Архипастыри и Милостивые Государи!

Сегодня исполнилось сто лет со дня рождения покойного протоиерея Г. А. Павского, профессора петербургской духовной академии и действительного члена Императорской академии наук. Память о нем весьма тесно связана с историей нашей академии, Г. П. был студентом 1-го академического курса, 1-м магистром и 1-м доктором богословия из воспитанников петербургской академии, в течение долгого времени, с 1814–1835 г. состоял

в ней наставником еврейского языка, причем положил прочное основание переводу св. Писания на русский язык, в котором наша академия впоследствии принимала особенно большое участие и наконец в своей ученой личности представил как бы фокус, в котором сосредоточиваются черты научного направления нашей академии вообще; так что академия имеет основание, частью в уважение памяти своего славного деятеля, частью в интересах собственного самопознания, вспомнить о деятельности своего достойнейшего питомца и наставника. Но если когда, то именно в этот день, в день столетия со дня рождения Г. П., академии прилично вспомнить о его деятельности, подвести итог его уже угасшей жизни, указать на ту сумму добра, которую внесла его жизнь в общую сокровищницу русского прогресса и на те сферы, где она преимущественно себя проявила; ибо, по прошествии целого столетия, уже значительно успели выясниться характер и значение этой деятельности. Но потребовалось бы очень много времени, если бы я или кто другой стал раскрывать характер и значение деятельности Г. П. во всех сферах и за все время ее проявления, – так она разнообразна и продолжительна. Всякому, кто пожелал бы с ней познакомиться, можно указать на биографические очерки Г. П., составленные прот. С. В. Протопоповым («Странник» 1876, т. 1-й) и проф. Н. И. Барсовым («Русская Старина», 1880 г., т. 27, 28 и 29), а также на ряд статей, написанных о Павском и его трудах, и указанных нашим почтенным библиотекарем А. Ст. Родосским в № 4 «Церковного Вестника» за 1887 г. Из всей многосторонней деятельности Г. П., я обращу ваше просвещенное внимание только на его ученую деятельность и из нее главным образом на его труды в области науки св. Писания. В последнем отношении Г. П., можно сказать, является русским Гезениусом, с которым он был почти сверстник и столетие со дня рождения которого галльский университет праздновал в феврале 1885 года; как тот, так и другой положил прочное основание для историко-филологического метода изучения св. Писания в своем отечестве; но Г. П. превосходил своего немецкого сверстника широтой своего научного кругозора и глубиной знания отечественного языка.

Сын благочестивого русского диакона с. Пав, Лугского уезда, Петербургской губернии, Г. П. еще в малолетстве, под влиянием своего отца, любил чтение св. Писания, особенно Псалтири. Такая любовь сопровождала его и в бытность в петербургской семинарии. После поступления его в академию, благодаря академическим лекциям, талантливого преподавателя по св. Писанию, архимандрита Филарета, впоследствии знаменитого митрополита Московского, эта любовь Г. П., превратилась в ученое любопытство, располагавшее основательно изучить и понять св. Писание. Но, «любя ясность и доказательность, как говорит сам о себе Г. П. в одной из своих объяснительных записок Св. Синоду и желая верить только тому, что твердо стоит на своих началах», Г. П., при занятии св. Писанием, скоро должен был почувствовать необходимость в основательном ознакомлении с оригинальным языком библии. Желание удовлетворить этой необходимости в Г. П. сказалось весьма рано. Как говорят его биографы, он уже в семинарии довольно хорошо изучил языки – еврейский, греческий, латинский, а также французский и немецкий. Поступив в академию, он продолжал свое лингвистическое образование и вчастности изучение еврейского языка под руководством проф. Фесслера. Впрочем, судя по отзывам самого Г. П., от Фесслера он научился немногому, а большую часть своих знаний приобрел путем самостоятельного изучения. Стремление достигнуть точного и совершенного познания в области семитской филологии вынуждало Г. П. иногда жертвовать для занятий этого рода занятиями по другим предметам. Но эти жертвы не остались не вознагражденными; результатом его усиленных занятий было то, что, – говорит о себе Г. П., – он «узнал язык наилучшим образом, как никто не знал из его соотечественников и даже из чужеземцев»; кроме еврейского языка, он изучил также арамейские наречия, язык арабский, а из европейских – английский. Такие познания скоро были замечены и по достоинству оценены бывшим в то время ректором петербургской академии, архим. Филаретом, который и оставил Г. П. бакалавром еврейского языка при академии (1814 г.) и который, нужно сказать, и впоследствии всегда высоко чтил филологические познания своего ученика.

Сделавшись наставников еврейского языка при академии, Г. П. со всей пылкостью молодой и энергичной души устремился к посвящению молодых адептов богословской науки в тайны еврейской филологии. Но на первых же порах своей преподавательской деятельности он почувствовал недостаток в руководствах для изучения еврейского языка студентами академии. В качестве учебных руководств по еврейской грамматике в то время употреблялись еврейские грамматики: Иог. Буксторфия (1660 г.), Тростия (1638 г.), Данция (1706 г.), Михаэлиса (1748 г.), Рэйнекция (1756 г.). С одной стороны они, как написанные на латинском языке, не могли служить общедоступными руководствами; с другой стороны по самому своему характеру они являлись до известной степени устарелыми; труды Шультенса и Шредера, явившиеся во 2-й половине 18 века, в которых изучение еврейского языка освещалось данными арабской филологии, в значительной степени расширяли кругозор гебраистов и заставляли иначе смотреть на многие явления в области еврейской грамматики. Таким образом, как нужды студентов академии, а с ними любителей Св. Писания вообще, так и положение самого ученого дела располагали дать учебник еврейской грамматики, который был бы изложен на русском языке и в тоже время более удовлетворял современному состоянию данной науки. Г. П. не преминул откликнуться на удовлетворение этой потребности. Спустя три года, после того, как он сделался наставником еврейского языка, в ноябре 1817 года, мы видим, священник и магистр богословия Г. Павский представляет в петерб. дух. цензурный комитет свою грамматику еврейского языка, которая по одобрении и была напечатана в 1818 году. Эта грамматика представляет в русской литературе первое произведение в своем роде. Как предназначавшаяся для учебного руководства в духовных школах, она отличается краткостью и ясностью изложения и в этом отношении может служить образцом для современных школьных руководств, которые, к сожалению, не всегда отличаются такими свойствами. После краткого предисловия, она содержит объяснение правил еврейской транскрипции, фонетики и этимологии; синтаксиса и просодии нет. Наибольшей основательностью и полнотой в ней отличаются главы, в которых излагаются правила транскрипции и фонетики, а наименьшей – главы, в которых излагаются правила о слабых глаголах. В расположении правил замечаем строгую систему и стремление подвести частные правила под общие законы, что делалось с той целью, поясняет в предисловии Г. П., «чтобы учащиеся правила древнего языка не столько принимали верой, сколько понимали собственным убеждением» При составлении грамматики, Г. П. пользовался трудами западно-европейских ученых, вчастности – Михаэлиса, Яна, Шультенса и Шредера. Не видно, чтобы у него в это время была под руками еврейская грамматика В. Гезениуса, 1-е издание которой вышло в 1813 году, ни тем более его Ausführliches grammatischkritisches Lehrgebàude der hebrâischen Sprache, – вышедшее в 1817 году. Хотя то и другое произведение немецкого сверстника Павского явилось раньше грамматики Г. П., но при тогдашних сношениях с иностранными книготорговцами, они могли быть известны и доставлены Г. П. не скоро, – с ними он познакомился уже впоследствии. До 1874 г., когда по благословению Св. Синода, была издана грамматика В. Гезениуса, в русском переводе проф. К. Коссовича, грамматика Г. П. оставалась единственным русским печатным руководством по изучению еврейской грамматики в духовно-учебных заведениях. Да и в настоящее время, при излишней полноте грамматики Гезениуса, дурном и иногда даже неверном ее переводе, грамматика Павского далеко не потеряла своего значения, как учебное руководство, хотя со стороны своего содержания и языка во многих местах является устарелой. Вскоре после издания грамматики, Г. П. издал еврейскую хрестоматию, где со вкусом знатока сделал выбор статей, имеющих филологический и вместе с тем догматический интерес. До 1875 г. его хрестоматия, как и грамматика, оставалась единственным руководством подобного рода в духовных школах. В 1875 г., на смену ей, явилась хрестоматия К. Коссовича, которая превосходит ее только богатством опечаток и ссылками на немецкие руководства. Кроме грамматики и хрестоматии, Гер. П., в бытность свою наставником академии, составил также еврейский и халдейский словарь к книгам ветхого завета. Десять рукописных тетрадей этого словаря, приобретенные от проф. Н. И. Барсова, хранятся в нашем академическом книгохранилище и благодаря любезности библиотекаря А. Ст. Родосского, я имел возможность получить их для рассмотрения. Они содержат еврейско-халдейский лексикон на буквы א – ת включительно. По образцу древних лексиконов, слова здесь расположены в алфавитном порядке. После каждого слова указано его значение, в каком оно употребляется в В. Завете; редко указываются те места Библии, где встречается известное слово в данном значении. Что касается фразеологии, то она здесь совсем отсутствует. Не находим также сравнения еврейских слов со словами других семитских языков, а равно со словами языков арийских. Равным образом, упущен из виду корневой анализ слов и подведение их под общие корни, как это принято в новейших словарях. Судя по такому характеру словаря Г. П., следует предполагать, что он предназначался для школьного употребления, откуда и объясняется его краткость. Неизвестно, почему этот труд остался не напечатанным, хотя, как ясно из надписи на обороте 1-го листа, он уже был одобрен цензурой к напечатанию; напечатанный в свое время, он был бы далеко небесполезен. Этими тремя трудами исчерпывается деятельность Г. П. Павского, собственно как гебраиста. Как видно из них, он с своей стороны сделал все необходимое для изучения еврейского языка Библии. Но, говорит Г. П. о цели изучения этого языка, «не язык (еврейский) был мне дорог, а св. Писание, чистое, не искаженное толкованиями; посредством знания языка я хотел дойти до верного толкования св. Писания. А известно, что верное понимание еврейского языка ведет к пониманию богословия». Как ясно из этих слов, Г. П. смотрел на изучение еврейского языка, как на подготовительную работу для изучения св. Писания и богословия вообще. Свой взгляд он оправдал самим делом.

Основательное знакомство с семитскими и европейскими языками подготовило Г. П. к работе более сложной и вместе полезной для общества, – к переводу св. Писания на русский язык. К такого рода труду его расположили частью классные занятия со студентами, а главным образом, деятельное участие в делах библейского общества, к чести которого нужно сказать, что оно первое положило инициативу великого в истории русской церкви дела – перевода св. Писания на русский язык. Основанное в 1812 году, это общество, при самом же начале своего существования, нуждалось в лицах, знакомых с оригинальным языком Библии; и Г. П., в то время молодой бакалавр академии, скоро обратил на себя его внимание, так что уже в 1815 году, на второй год своей службы при академии, он был избран в директоры общества и ему было поручено сделать перевод Евангелия от Матфея на русский язык, который и был напечатан вместе с переводами других евангелистов в 1817 году. После этого Г. П. было поручено сделать перевод Псалтири с еврейского языка, который, по рассмотрении его членами библейского общества, был отпечатан в январе 1822 года. По печатании Псалтири, общество приступило к печатанию русского перевода на Пятокнижие, которое и началось в ноябре 1823 года, причем надзор за окончательным исправлением корректур был поручен тому же Г. П. Павскому. Как известно, библейское общество, частью благодаря неприятностям, произошедшим между его членами, частью благодаря нареканиям на мистическое направление некоторых его членов, в 1826 году, спустя 14 лет после своего открытия, должно было прекратить свое существование. Но на всеподданнейшем докладе князя Мещерского, относительно конченных и неоконченных переводов св. Писания, в этом обществе 9 января 1827 года последовала такая резолюция императора Николая Павловича: «Не доконченное докончить»¹. В исполнение этой Высочайшей воли, а равно из сознания пользы начатого дела, Г. П. и по закрытии библейского общества, как профессор еврейского языка, в классных занятиях со студентами продолжал перевод св. книг ветхого завета на русский язык и постепенно, в течение нескольких лет, сделал перевод книг пророков больших и малых, кроме кн. Иезекииля, и агиографов, кроме кн. Песнь Песней, другими словами, перевел почти все книги исторические, пророческие и учительные, находящиеся в еврейском тексте. Студенты записывали переводы наставника, какие то записи в конце года исправлялись самим Г. П. и передавались из курса в курс. По выходе Г. П. из академии в 1835 г., студенты XIII и XIV курсов (1838–1841) издали эти переводы в литографированном виде, в количестве 450 экземпляров, причем в издание был включен перевод кн. Иезекииля и Песнь Песней, сделанный Г. П. уже по оставлении академии. Литографированные экземпляры перевода Г. П. быстро разошлись между духовными и светскими лицами, как столицы, так и провинциальных городов, но благодаря нижеуказанному обстоятельству, вскоре в своей большей части были изъяты из употребления. Когда же в 1857 году состоялось определение Св. Синода об изготовлении перевода Библии на русский язык и в виде подготовительных работ было разрешено печатать переводы частных лиц, то в журнале «Дух Христианина» (1862–1863 г.) был напечатан перевод Г. П. на книги: И. Навина, Судей, Руфь, 1 и 2 кн. Царств, 1 и 2 кн. Паралипоменон, кн. Ездры, Неемии, Есфирь и Притчи Соломона. Перевод остальных книг, за последовавшим прекращением журнала, не был напечатан; уже позднее в «Русской Старине» был напечатан перевод кн. Песнь Песней. Дальнейшее печатание его можно было бы продолжить частью, на основании сохранившихся у некоторых лиц, литографированных экземпляров, из которых один удалось читать и рассматривать и мне, а частью на основании хранящихся в здешнем академическом книгохранилище рукописных тетрадей перевода на книги малых пророков, Притчи Соломона и Екклезиаст.

Относительно характера и достоинств самого перевода Г. П., считаем нужным сказать следующее. Он сделан исключительно с еврейско-масоретского текста в его общепринятом виде и обличает в своем виновнике прекрасного мастера своего дела. Будучи тонким знатоком семитских языков, Г. П., с одной стороны, выдержал при переводе не только грамматический и лексический смысл еврейского текста, а также и просодический строй библейской речи, вследствие чего при чтении перевода осязательно ощущается движение мысли писателя или пророка, спокойный или неспокойный тон его речи, ее повествовательный, нравоучительный или обличительный характер. С другой стороны, обладая обширным знанием русского языка, Г. П. извлек из его богатых недр запас таких слов, которые ближе подходят для передачи звуков богодохновенной лиры библейских писателей и поэтов, чем дает возможность читателю чувствовать прелесть риторических фигур и поэтических образов библейской речи. Впрочем, этими внешними чертами еще не исчерпывается достоинство перевода Г. П.. Будучи глубоко религиозным человеком, достойным носителем священного сана и вместе человеком с поэтической душой, Г. П. в своем переводе до некоторой степени приобщается тому божественному вдохновению, которым проникнуты библейские писатели и эхо божественного глагола, отразившееся в их еврейской речи, передает в формах речи св. Руси православной; так что подобно тому, как о переводе Гнедича Илиады и Одиссеи, Пушкин сказал:

Слышу умолкнувший звук божественной эллинской речи,

Старца великого тень чую смущенной душой,

подобно этому и о переводе Г. П. можно сказать, что в нем слышны звуки действительно божественной речи и ощущается присутствие теней – но не языческих рапсодов, а священных ветхозаветных писателей.

Таков характер и таковы достоинства перевода Г. П. При всем том некоторые его отделы, именно перевод пророческих книг, а также книги Иова и Песнь Песней, в том виде, как находился в литографированных студентами экземплярах, вскоре после своего появления в обращении, возбудили подозрение со стороны своей тенденции. Причиной этого послужило следующее обстоятельство. Нужно заметить, что в литографированных студентами экземплярах перевода был издан не один перевод библейского текста, а также сопровождающие его краткие прилагательные сведения о времени жизни того или иного пророка или писателя, времени и повода произнесения известных речей или пророчеств, анализ содержания таких и наконец некоторые примечания, поясняющие такое содержание. Далее, нужно заметить, что некоторые из этих примечаний являются недостаточно точными, другие же, как – хронологическое определение произнесение речей в XII, XIV, XXI, XXIV–XXVII, XXXIV–XXXV, XL–LXVI гл. книги пр. Исаии, относимых ко времени после вавилонского плена, примечание относительно времени исполнения седмин Даниловых, каким считается время Антиоха Епифана, как равно и сам перевод этого пророчества, устраняющий его мессианский смысл, – ясно расходятся с пониманием православных толкователей св. Писания. Эти-то примечания и некоторые неточности в переводе и подали повод усомниться в пригодности переводов Г. П., – в том виде, как они находятся в литографированных экземплярах, – для православных читателей; так что св. Синод указом 13/18 февраля 1842 года приказал изъять из употребления экземпляры этого перевода. Вина за появление примечаний такого рода, равно как и за встречающиеся в тексте перевода неточности, падала частью на издателей перевода, действовавших без ведома Г. П., а частью и на него самого, в чем он сам сознается в своих объяснениях св. Синоду. Дело в том, что начав свои работы по переводу и экзегезу св. Писания, Г. П. не находил для них в русской литературе основательных руководств и должен был пользоваться трудами немецких ученых, из которых некоторые, как труды Михаэлиса, Ейхгорна, Розенмюллера и Гезениуса, были проникнуты не только протестантскими, но и рационалистическими тенденциями. Пользуясь ими, Г. П., незаметно для себя, усвоял их воззрения по экзегетическим вопросам, что и повлекло за собой до некоторой степени уклонение от общепринятых взглядов по этим вопросам. Но такое теоретическое уклонение от взглядов православных богословов еще не говорит об уклонении Г. П. от догматов и уставов православной церкви, послушным и верным сыном которой он всегда был, как по своей жизни, так и по убеждениям. И подобно тому, как оригинальные мнения по некоторым догматическим вопросам Оригена, Феодорита и Августина не мешали им стать великими учителями церкви, так и оригинальные мнения по некоторым экзегетическим вопросам Г. П. нисколько не препятствуют нам признавать его крупной величиной среди русских православных богословов.

Из других работ Г. П. по св. Писанию нам известны: «Обозрение книги псалмов», – его магистерская диссертация, напечатанная в 1814 году и «Примечания на книгу Иова» находящаяся в рукописях. Первая книга содержит в себе положительные сведения о происхождении и времени написания псалмов, причем Г. П. первый из русских ученых высказал взгляд, что значительная часть псалмов Псалтири не принадлежит Давиду. Примечания на книгу Иова содержат объяснение первых глав этой книги, которое имеет строго филологический характер. Автор, идя стих за стихом, последовательно выясняет прямой и буквальный смысл текста, объясняя встречающиеся при этом непонятные или почему-либо более важныя слова и выражения чрез анализ их в еврейском тексте и чрез снесение с параллельными местами Библии, а там, где следует, прибегает к данным археологии и истории. Выяснив, таким образом, смысл известного стиха, автор показывает его логическую связь с последующим содержанием главы. Свое объяснение Г. П. ведет по масоретскому тексту и оно отличается ясностью и краткостью изложения, хотя может быть вполне доступно только для лиц, знакомых с еврейским языком. По своему характеру и тону, оно напоминает толкование Розенмюллера.

Трудами по св. Писанию далеко не исчерпывается ученая деятельность Г. П. Основательно изучив св. Писание, как первоисточник христианского учения, Г. П., подобно всем цельным натурам, стремившийся выработать полное мировоззрение и как христианин, – мировоззрение, нормируемое христианским учением, после Библии приступил к изучению святоотеческой литературы и истории церкви. Большая часть изысканий его в этой области напечатана в «Христианском Чтении», в издании которого он принимал весьма большое участие со времени самого его основания. По свидетельству проф. И. И. Барсова, разбиравшего бумаги Г. П. и составлявшего также систематический указатель к «Христианскому Чтению» от 1821–1872 гг., перевод почти всех святоотеческих творений, напечатанных в «Христианском Чтении» за время 1821–1839 г., принадлежит Г. П. Из статей петрологического содержания, за это время, ему принадлежат шесть статей о богословии Григория Богослова, напечатанные в «Хр. Чт.» за 1828 г. Познакомившись со святоотеческой литературой и церковными писателями, Г. П., как говорят его биографы, имел намерение писать церковную историю, но работы другого характера отвлекли его от этого. Тем не менее после него остались труды, имеющие отношение к церковной истории. Из таких известны: «Начертание Церковной Истории», «О таинственной вечери И. Христа у христиан при апостолах и после апостолов» (Хр. Чт., 1830), «О состоянии российской церкви под управлением патриархов (Летопись факульт., 1835). Из его трудов по систематическому богословию известны: «Чтения о религии», читанные им студентам петербургского университета, в бытность профессором богословия и изложенные сравнительным методом (Хр. Чт., 1821 г.), «Христианское учение в краткой системе» и мелкие трактаты на различные темы евангельского учения. В своих трудах по патрологии, церковной истории и богословию Г. П. является последовательным применителем строго исторического метода исследования; обсуждаемые им явления в области церковной жизни и учения ставятся в связь с общим ходом развития церковной жизни и сознания, отчего становятся понятными условия их возникновения, и выясняется сам характер и значение данных явлений.

Наша характеристика ученой деятельности Г. П. была бы далеко неполна, если бы мы не упомянули также о его трудах в области русского языкознания. Оставив по некоторым обстоятельствам еще в 1827 г. службу при университете, а в 1835 – также при академии и по законоучительству Наследника Престола, покойного императора Александра 2-го, Г. П. остался лишь при должности протоиерея церкви Таврического дворца, эта должность не требовала усиленных занятий. Располагая в достаточном количестве свободным временем, Г. П. снова обратился к своему любимому занятию, – изучению языков, причем основательно познакомился с языком санскритским, зендским, с славянскими наречиями и с наречиями некоторых финских племен. Конечную цель таких работ составляло исследование относительно грамматического и лексического состава русского языка. Здесь, в области этого языка, который по своим корням и формам, так же широк и богат, как сама русская земля и в научном отношении так же мало разработан, как русская природа, – было, где разгуляться богатым филологическим силам Г. П. И действительно, наше отечественное языкознание обязано Г. П. трудами, которые имеют мало себе подобных в этой области. Разумеем прежде всего его «Филологические наблюдения над составом русского языка² « (1841–1842 г.), – труд, который можно назвать аналитикой русского языка и который, по выражению его ученого критика составил эпоху в истории русской грамматики. Наш знаменитый критик В. Белинский о значении его писал следующее: «Павский один стоит целой академии. Им положено прочное основание филологическому изучению русского языка, показан истинный метод для этого изучения. Журналы не оценили великий труд Павского как следует и не оценили, потому что для него, как сочинения совершенно самобытного и оригинального, которое полагает основание русской филологии, не нашлось ценителей. Но придет время, когда сочинение Павского сделается классической и настольной книгой для всякого ученого, который посвятит себя изучению русского языка» 1). Из других трудов Г. П. по русской филологии известна его «Записка о новом издании русского словаря» (Изв. 2 отд. ак. н., 1852) и два больших, найденных в его бумагах, рукописных тома (около 1500 стр., в полулист мелкого письма руки самого Г. П.), озаглавленных: «Материалы для объяснения русских коренных слов посредством иноплеменных» (т. 1-й А. Н.; т. 2-й: О.-Ф.). Эти тома представляют продолжение филологических наблюдений и по программе Г. П., должны были составить V-ю часть его трудов. Они содержат список коренных русских слов, с выяснением их значения из сродных им слов в индоевропейских, семитских и отчасти урало-алтайских языках. Проявляющиеся в филологических трудах Г. П. широта филологического кругозора, полнота анализа и масса знаний, приводят читателя в невольное изумление пред высоким талантом и громадной эрудицией автора, и дают право ставить его имя на ряду с именами Боппа, Сильвестра де-Саси, Гримма и Гумбольдта, первоклассных европейских лингвистов. Свои знания в русском языке Г. П. между прочим применил в переводе славного памятника древне-русской поэзии «Слово о полку Игореве», какой перевод считается лучшим между другими. Императорская академия наук по достоинству оценила значение филологических трудов Г. П. и в 1859 г., за четыре года до его смерти, избрала его своим действительным членом.

Такова ученая деятельность протоиерея Г. П. Павского! Своими трудами по еврейскому языку он дал духовно-учебным школам и любителям св. Писания вообще орудие для ознакомления с оригинальным языком Библии; своим переводом по св. Писанию дал первый и прекрасный опыт перевода св. Писания на русский язык; в своих объяснениях положил прочное основание для историко-филологического метода изучения св. Писания; в трудах по святоотеческой литературе дал образцы для построения богословских наук историческим методом и наконец, в трудах по русскому языкознанию – капитальное руководство для изучения отечественного языка. В своей ученой деятельности Г. П. наметил те пути, по которым должна идти академическая наука, для того, чтобы быть знанием, прочным по своим основам и плодотворным по своим выводам. Верные заветам своих учителей, преемники Г. П. до последнего времени шли более или менее неуклонно по пути своего первого учителя в разработке тех отраслей науки, в которых отразилась его деятельность. Пожелаем, чтобы и на будущее время они не уклонялись от этого пути, к чести русской богословской науки, пользе общества и к славе памяти достойного питомца и наставника петербургской академии Герасима Павского.