Как понимать скорбь Господа в Гефсиманском саду пред крестными страданиями

(Мф. 26:38)

Филарет, митр. Киевский

И поем Петра и оба сына Зеведеова, начат скорбети и тужити. Тогда глагола им Иисус: прискорбна есть душа Моя до смерти (Мф. 26:37–38). Что за скорбь, которою скорбит Помазанный елеем радости паче причастник Своих?

Какая непостижимая сила страданий могла объять и проникнуть всю душу Спасителя Христа, теснейшим союзом соединенную с Божеством, беспредельно блаженным, или паче самым блаженством, никогда неизменяемою радостию и вечно текущими источником чистой и святой радости для Ангелов и человеков? Что за смерть, приведшая Начальника жизни в содрогание и ужас? История Церкви открывает нам многих святых мужей, и даже жен и юных детей, бестрепетно и с радостью сретавших мученическую за Иисуса Христа кончину; а пред сею смертию видим мы Носящего всяческая глаголом силы Своея в страхе, в скорби, в смятении!

Здесь сокрыта тайна внутреннего креста Искупителя нашего, который долженствовал предварить, сопровождать и совершить наружные страдания и крест Его. Иисус Христос, Ходатай спасения нашего, прияв на Себя бремя грехов всего рода человеческого, приял вкупе всю тяжесть мстительной правды Божией за оные, все скорби и страдания телесные и душевные, даже до болезней адовых: все смерти, даже до вечной. Почему, представляя Себя в жертву за спасение мира, святейшая душа Его была вся погружена в беспредельное море скорбей, которое приготовили и долженствовали испить потомки законопреступного Адама? Бездна грехов всего человечества погружала сердце Его в бездну болезней. Бог Отец зрел в возлюбленном Сыне Своем заветную главу грешников, всего мира грехами обложенную: не Ведевшаго бо греха по нас грех сотвори, да мы будем правда Божия о Нем (2Кор. 5:21). Вместо сладостных ощущений действий любви Отчей сердце Его было растерзано стрелами мщения Праведного Судии. Он долженствовал испить до последней капли всю чашу гнева Божия за грехи всех человеков. Яко Вождю Церкви Своей, Ему надлежало сражаться со всем адом; и Бог Отец в сей борьбе оставил Его беспомощным. Оставление от Бога, Источника жизни, есть истинная ужасная смерть. До сей-то смерти скорбел Иисус Христос; и в ужасной борьбе человеческого естества Его с сею смертию, могло одержать победу точию Божественное Его естество.

Самое совершенство святости Иисуса Христа умножало Его скорби и страдания. Грешники, в омрачении ума своего, не видят всей гнусности и мерзости грехов. Окаменелые сердца их не чувствуют тех мучений, которые уготованы им в вечности. Они обольщают себя призраками счастия и еще находят удовольствие в самом источнике мучений – в грехах. Бог, не хотяй смерти грешника, но во мнозе долготерпении ведя нас на покаяние, скрывает от нас бездну зол, изрытую беззакониями нашими. А ежели бы грех открылся человеку вдруг во всей наготе своей, со всеми последствиями своими, то ни о дно сердце человеческое не могло бы не умереть от стыда и ужаса.

Совершенно святая душа Иисуса Христа, не терпящая никакой скверны, зрела все грехи всех человеков во всей наготе их. Беспредельно нежное сердце Его ощущало всю силу мучений, неизбежных следствий грехов: сколь убо была велика и беспредельна Его скорбь! Она непостижима. Дух Святой устами пророка Давида изображает ее живыми, но, впрочем, приспособленными к понятию человеческому чертами: Одержаша мя болезни смертныя, и потоцы беззакония смятоша мя, болезни адовы обыдоша мя, предвариша мя сети смертныя (Пс. 17:5–6). Яко вода излияхся, и рассыпашася вся кости моя: бысть сердце мое яко воск таяй посреди чрева моего. Изсше яко скудель крепость моя, и язык мой прильпе к гортани моему (Пс. 21:15–16). Сердце мое смятеся, остави мя сила моя, и свет очию моею несть со мною (Пс. 37:11).

И вот причина троекратного моления Иисуса Христа ко Отцу, да мимоидет от Него чаша сия (Мф. 26:39) – моления с воплем крепким и со слезами (Евр. 5:7), моления горячайшего, сильнейшего, болезнейшего, какового никогда не было во времени и во всю вечность не будет! Вот слабое изображение того подвига всей души и всех членов священнейшего тела Христова, от которого бысть пот Его, яко капле крове, каплющие на землю (Лк. 22:44). Вот почему Всемогущий имел нужду в помощи ангела с небеси, укрепляющего Его (ст. 43).

Но не в вертограде Гефсиманском окончились сии Божественного Ходатая нашего скорби. Обремененный беспредельными болезнями за нас постепенно умножающимися, шествовал Он из вертограда в Иерусалим, из Иерусалима на Голгофу. И какое страдательное шествие! Душа Его обременена всею тяжестью мстительной правды Божией за грехи всего рода человеческого; сердце Его пронзено печалью о рассеянных учениках Своих и о страдающей Матери Своей; рамена Его отягчены древом крестным; глава Его вся пронзена терновым венцом. И где оканчивает путь светоносной жизни Своей Спаситель мира! На лобном месте, на месте казни злодеев! Чем платит мир Пришедшему спасти его? Воины совлекают последние Его одежды и мучительным образом пригвождают Его ко кресту. Жаждущему спасения всего мира отказывают в единой капле воды для утоления смертной жажды Его (Ин. 21:19–20). Какой преступник умирал когда-либо столь болезненною смертью?

Премудрый царь Израильский Соломон из сострадания к человечеству несчастным, осужденным на смерть, повелел давать пить сладкое, нарочно для сего приготовленное вино, дабы они могли смягчить болезнь свою и забыть свое несчастие (Притч. 31:6–7). Но злоба иудеев, вопреки сему обычаю, жаждущему Спасителю поднесла оцет, с желчью смешанный. Видите, аще есть болезнь, якоже болезнь сего Мужа болезней? (Плач. 1:12). От преизбытка сей болезни, проникнувшей всю душу и тело Спасителя нашего, вися на древе крестном, воззвал Он гласом велиим: Боже Мой, Боже Мой! векую Мя еси оставил? (Мф. 27:46).

Свт. Филарет, митр. Московский. Из Слова в Великий Пяток

Прискорбна есть душа Моя даже до смерти (Мф. 26:38). И молитвенное беседование с единосущным Отцом не освобождает Его, а удерживает под тяжестью страдания. Отче Мой, аще возможно есть, да мимоидет от Мене чаша сия: обаче не якоже Аз хощу, но якоже Ты (Мф. 26:39). Носящий всяческая глаголом силы Своея имеет теперь нужду в укреплении от ангела (Лк. 22:43).

Может быть, смертная скорбь Иисуса представляется некоторым из нас недостойною Бесстрастного. Да ведают они, что сия скорбь не есть действие нетерпения человеческого, но Божеского правосудия. Мог ли Агнец, заколенный от сложения мира (Откр. 13:8), убегать Своего жертвенника? Тот, Егоже Отец святи́ и посла в мир (Ин. 10:36), Тот, Который от века приял на Себя служение примирения человеков с Богом, мог ли поколебаться в деле сего служения единою мыслию о страдании? Если Он мог иметь какую нетерпеливость – то разве нетерпеливость совершить наше спасение, поблаженствовать нас. Крещением имам креститися, говорит Он, и како удержуся, Дóндеже скончаются? (Лк. 12:50). Итак, если Он скорбит, то скорбит не собственною, но нашею скорбью; если мы видим Его быти в труде и в язве от Бога, и в озлоблении, то Он грехи наша носит и о нас болезнует (Ис. 53:3–4); чаша, которую подает Ему Отец Его, есть чаша беззаконий, нами содеянных, и всех казней, нам уготованных, которая потопила бы весь мир, если бы Он един не восприял, удержал, иссушил ее. Она растворена, во-первых, преслушанием Адама, потом растлением перваго мира (Быт. 6:12; 2Петр. 2:5), гордостью и нечестием Вавилона, ожесточением и нераскаянностью Египта, изменами Иерусалима, избившаго пророки и камением побившаго посланныя к нему (Мф. 23:37), злостью синагоги, суевериями язычества, буйством мудрецов, и, наконец, (поскольку Искупитель понес на Себе и будущие грехи мира) соблазнами в самом христианстве; разделениями единого стада Единого Пастыря, дерзновенными мудрованиями лжеучителей, оскудением веры и любви в Царстве веры и любви, возрождением безбожия в недрах самого благочестия. Присовокупим к сему все то, что мы находим в себе и окрест себя достойным отвращения и гнева Божия, а также все, что стараемся сокрыть от своей совести под ухищренным наименованием слабостей – легкомыслие и законопреступления, утехи юности, закоснение старости, забвение Промысла в счастии, ропот в несчастиях, тщеславие в благотворении, корыстолюбие в трудолюбии, медленность в исправлении, многократные падения после восстания, беспечность и бездействие, свойственные владычеству роскоши, своеволие века, надменного мечтою просвещения: все сии потоки беззакония сливались для Иисуса в единую чашу скорби и страдания; весь ад устремился на сию небесную душу, и дивно ли, что она была прискорбна даже до смерти.