Ответ г. Матченко на статью «Спорные вопросы по истории крещения Руси»

В июнь-июльской книжке «Странника», 1891 года, напечатана небольшая заметка г. Матченко: «Спорные вопросы по истории крещения Руси». Заглавие мало соответствует содержанию заметки, в которой г. Матченко заявляет о своем несогласии с моими замечаниями на его статьи и объясняется с другими рецензентами его книги. Заметка рекомендуется читателям «Странника», как «Ответ на статью г. Левитского», между тем, вторая половина ее написана по адресу г. Клитина, а начало ее, в котором г. Матченко указывает, что некоторые похвалили его книгу и в котором объясняется с г. Голубовским, вовсе и не может касаться Левитского. Последнему в заметке уделено не более одной трети и не ясно, зачем же вся заметка значится «Ответом на статью г. Левитского»?

Коснувшись моей статьи, г. Матченко прежде всего отвечает, что я «не делаю разбора всей его книги, а касаюсь одного лишь частного, но самого спорного вопроса – о времени и месте крещения св. Владимира» (371 стр.). He трудно понять, что в своей статье, я не мог и не должен был делать разбора всей книги г. Матченко; ведь я писал не рецензию на эту книгу. Притом же, г. Матченко, хотя и помещал в журнале «Странник» свои статьи под заглавием: «Св. равноапостольный князь Владимир – просветитель Руси», но начал свое исследование уж слишком издалека; зачем же бы я стал следить за всеми его суждениями о христианстве на Руси до Владимира, когда моей целью было ознакомиться (хотя с некоторыми) доводами защитников летописи в пользу достоверности последней в рассказе о крещении св. Владимира и Руси? А что статьей г. Матченко я воспользовался в пределах нужного по целям моей статьи, – этого не отрицает и автор статьи в «Страннике».

От рассмотрения «спорных вопросов по истории крещения Руси, г. Матченко совершенно уклоняется (зачем же и давал он такое заглавие своей заметке?), заявив, что «не будет входить со мной в полемику по существу». Делает он это будто бы по таким соображениям: «Во-первых, говорит г. Матченко, г. Левитский выступает в настоящих статьях не с самостоятельными воззрениями, а в качестве защитника чужих взглядов, а именно – взглядов профессора Голубинского и особенно г. Завитневича» (371 стр.). Это – «во-первых», смею думать, не служит основательной причиной для того, чтобы совершенно уклоняться от доказательств несправедливости моего мнения, как то делает г. Матченко. И «самостоятельные воззрения» легко могут оказаться менее справедливыми, чем «чужие взгляды», и даже хуже их. А в «спорных вопросах по истории крещения Руси» прежде всего и больше всего, полагаю и нужно обращать внимание на справедливость мнения и основательность доказательств, и даже предпочтительно пред оригинальностью и «самостоятельностью» воззрения. Затем, я не вижу ничего предосудительного и нехорошего в том, что разделяю мнение не г. Матченко, а профессора Голубинского и пожалуй, даже г. Завитневича, хотя последнему, по мнению того же г. Матченко, так же иногда не достает «самостоятельности». Выбор мнения – дело свободное. С своей стороны, я имею дерзость не только думать, но и высказать печатно, что профессора Голубинского а считаю более авторитетным и серьезным ученым, нежели г. Матченко. Мало этого. Я по своему разумению нахожу мнение профессора Голубинского, о времени крещения св. Владимира и Руси, более справедливым (хотя бы и не во всех частностях и подробностях), чем мнение о том же предмете г. Матченко.

Знакомясь (насколько было для меня возможно) с «спорными вопросами по истории крещения Руси» по доступным мне исследованиям, определяя по своему разумению степень относительной справедливости различных мнений по этим вопросам, проверяя такие мнения по источникам, я и остановился на мнении профессора Голубинского, как более, сравнительно с другими, приближающимся к истине. Таково мое мнение. Отсюда, естественно, что призвав за взглядом профессора Голубинского по упомянутым спорным вопросам большую справедливость сравнительно с другими мнениями, я и сам стал в общем разделять этот взгляд, который, таким образом, стал и моим взглядом. Читателям моих статей и без г. Матченко известно, к чьим воззрениям по вопросу о времени крещения Руси я примыкаю и я указывал ясно, что в решении этого вопроса, не я первый начал опираться на показания мниха Иакова. Во всяком случае, не вижу достаточной причины для того, чтобы считать взгляд профессора Голубинского, по упомянутым «спорным вопросам», «чужим» для себя. Вот взгляд г. Матченко, по тем же вопросам, для меня действительно чужой; но уж и защитником его я быть не могу опять, потому что этот взгляд для меня чужой и я разделять его пока не могу. Но если бы г. Матченко убедил меня согласиться с ним, то естественно, его взгляд сделался бы и моим взглядом.

А о себе то, г. Матченко ужели думает, что в своих статьях он является вполне самостоятельным исследователем, «с самостоятельными воззрениями», ни мало не заимствованными у предшествовавших ему защитников летописи?! Он сам авторитетно заявляет о них: «наши мнения» (371 стр.); но эти мнения иногда таковы, что по словам г. Голубовского, «положительно противоречат современному состоянию русской исторической науки» (см. Стран., 1891 г., II, 370), а иногда могут быть объяснены «простым неумением извлекать исторический материал из литературных памятников» (Тр. К. Д. Ак., 1888 г., II, 661 стр.). Не велико же достоинство такого рода взглядов, хотя бы они были и вполне самостоятельными!…

Впрочем, г. Матченко выставляет меня «в качестве защитника чужих взглядов» с тем именно, чтобы «не входить со мной в полемику по существу». Он и теперь считает «сохранившими свою силу» «прежние возражения», которые «в свое время», он высказал в полемике с г. Завитневичем, ограничившись простым заявлением несогласия со мной.

Заканчивая свои статьи, я заявлял, что пока не могу согласиться с защитниками летописи не по нежеланию сделать это, а в виду недостаточной убедительности их доводов, в виду немалых несогласий защитников между собой, чем неизбежно подрывается авторитетность самих доказательств. И вот, вместо убеждения меня в справедливости своих «самостоятельных воззрений» (это и нужно вместо полемики), защитники летописи ограничиваются заявлением несогласия со мной. Достаточно ли этого?…

Что г. Матченко и «после моих статей» остается при своих прежних воззрениях, – это естественно; я и не рассчитывал убедить его вполне отказаться от своих взглядов, да и цель моих статей была более скромная – ознакомиться с теми мнениями защитников летописи, которые высказывались в юбилейной литературе. Конечно, я не мог оставить некоторых из этих мнений без замечаний. He моя вина, что защитники летописи доходили иногда даже до противоречий между собой, – этого не мог я не отметить.

Неповинен я и в том, что у г. Матченко встречаются некоторые несогласия с собой и промахи в вычислениях. Действительное же существование такого рода погрешностей отвергнуть нельзя. Г. Матченко отказывается признать неточности в своих вычислениях; а я предлагало читателям «Странника» пересмотреть указанные мной страницы этого журнала и они найдут именно то, что я сказал.

Во всяком случае, я желал бы, наприм., знать, почему для определения девятого года, по крещении Владимира, г. Матченко к 988 прибавляет 8 и получает искомый год; а для определения десятого года от вступления Владимира на престол (г. Матченко вопреки летописи полагает, что Владимир занял киевский престол в 978 г., как указывает мних Иаков), тот же г. Матченко к 978 прибавляет не 9 (как следовало бы ожидать), a 10. Вот г. Матченко и объяснил бы мне свой способ вычисления лет…

He буду приводить других примеров вычислений подобного рода. И в своих статьях, я не стал бы останавливаться на неправильных вычислениях г. Матченко, если бы он не подкреплял ими свои положения, выдаваемые им за правильные.

Признавая себя совершенно неповинным в неправильных вычислениях, Матченко обвиняет в них меня. «Там, где приходится иметь дело с массой разнообразных хронологических данных, говорит он, всегда можно, соответственно известной точке зрения, выискивать и подтасовывать бесконечный ряд всякого рода противоречий» (372 стр.). Хотя эти слова сказаны по поводу моей статьи; но принять их на свой счет не могу, а думаю, что их можно приложить к автору их, если несколько изменить последнее слово приведенного места. Действительно, г. Матченко, «соответственно известной точке зрения», подбирает данные, а там, где данные не подходят под его взгляд, «подтасовывает» их, подгоняет для доказательства своих «самостоятельных воззрений». Вот такие-то примеры и указывались мной. Во всяком случае, г. Матченко, если сам имеет привычку «подтасовывать, то не должен усвоять ее другим.

В передаче чужих мнений, я всегда старался быть точным, да мне нет и цели передавать неправильно такие мнения. Доказательства исследователей приводились мной добросовестно, – не указывались только слабейшие, не умалчивались сильнейшие. Но вот, что наприм., нахожу я в статье г. Матченко. Беру пример, раньше нигде мной нерассмотренный. Г. Матченко признает, что Аскольд и Дир сделали нападение на Константинополь в 866, закончившееся крещением киевских руссов. Профессор Голубинский, как известно, не находит возможным согласиться с этим мнением и годом. Г. Матченко выступает против профессора Голубинского с своими возражениями, но как же он полемизирует с ученым профессором? У профессора Голубинского, в числе других доказательств (отсутствие в летописи упоминания о крещении киевлян при Аскольде и Дире и проч. См I, т. I пол. 19 стр. и след.), находится одно, смею думать, очень веское, так сказать, хронологическое доказательство того, что нападение руссов на Царьград было ранее 866 г. Опираясь на показание непосредственного современника указанного события, Никиты Пафлагонского, подкрепляемое притом и другими свидетельствами, профессор Голубинский утверждает, что нашествие руссов на Константинополь было не позднее начала 861 г., т. е. тогда, когда Аскольд и Дир не приходили еще и в саму Россию (см. I, т. I пол. 21–22 стр. и прим. к ним). Как же относится к этому доказательству г. Матченко? Он и не упоминает о нем, как-будто такого аргумента и не существует, хотя рассматривает другие положения Голубинского по вопросу о нападении Аскольда и Дира на Константинополь (см. Стран., 1888 г., II, 241–244). Зачем же такое замалчивание доводов своего противника? По бессилию опровергнуть их? Или, может быть, это своего рода «подтасовка» доказательств, «соответственно известной точке зрения»?

«Во-вторых, продолжает г. Матченко, точки зрения полемизирующих сторон настолько противоположны, что на данной почве полемика вряд ли может привести к какому-либо соглашению» (372 стр.). Конечно, если соглашение между полемизирующими сторонами почти недостижимо, то нет цели и вдаваться в полемику, и не ясно, зачем же г. Матченко вступал в пререкания с профессором Голубинским; ведь и в этом случае, «точки зрения полемизирующих сторон» были настолько несогласны, что соглашения трудно было и ждать.

С своей стороны, г. Матченко объясняет, почему он «за точку отправления принимает летописный 988 г.». «Летописная дата, говорит он, имеет то преимущество пред всеми другими показаниями, что она выражена без всяких колебаний и в ней мы имеем самую точную, положительную и определенную из всех дат» (372 стр.). В летописи находится, указанная «без всяких колебаний», точная дата воцарения св, Владимира в Киеве – 980 г. и однако, г. Матченко не признает эту «положительную и определенную» дату верной, а исправляет ее по мниху Иакова, который говорит, что Владимир «седе» в Киеве «в лето 6486», т. е. 978, чему, однако, не особенно доверяют другие защитники летописи. Оказывается, что не каждая «выраженная без всяких колебаний» летописная дата заслуживает полного доверия; но, спрашивается, по каким же признакам отличить в летописи дату вполне надежную от сомнительной и маловероятной? Где кончается авторитет Иакова и начинается авторитет летописи?

Г. Матченко находит, что «если, проверенная по показаниям других источников, дата эта (988 г.) подтверждается хотя некоторыми из них (для достоверности полного совпадения с ней всех других показаний вовсе не требуется), то это сообщает уже ей полное историческое вероятие». Такое подтверждение г. Матченко и находит в указании Иакова на даровании десятины Владимиром, – в указании, «оставленном, однако, г. Левитским без внимания», по словам того же автора (372 стр.).

Таким образом, г. Матченко признает, что для доказательства правильности летописного года крещения св. Владимира и Руси достаточно хотя бы одного показания других источников, совпадающего с летописной датой; другие же показания тех же источников могут и не совпадать с этой датой, – этого от них «вовсе и не требуется»; читатель статей г. Матченко не должен ими смущаться, а должен в след за автором придавать полное вероятие (только вероятие?) дате летописи. Можно подумать, что г. Матченко рекомендует «выискивать» в исторических памятниках показания, согласные с летописной датой и не придавать значения показаниям иного характера.

Вот почему, в глазах г. Матченко «имеет чрезвычайно важное значение совершенное согласие со всеми летописями показания Иакова о даровании десятины Владимиром», – это показание сообщает летописной дате полное вероятие. Вот почему, с другой стороны, г. Матченко не удостаивает внимания показание Иакова, что св. Владимир занял киевский престол, по смерти Ярополка, в июне 978 года, а на десятом году после этого события, т. е. в 987 г., принял крещение. Это показание, конечно, не может сообщить летописной дате и вероятие… Если к сейчас отмеченному показанию Иакова присоединить другое, – то именно, что Владимир взял Корсунь на третьем году после своего крещения, то мы и получим нечто отличное от летописной хронологии. Такого то рода показания, как не подтверждающие летописную дату и нужно признавать не заслуживающими доверия. В таком случае, смею сказать, не лучше ли совсем не искать (чем выбирать одни и обходить другие) подтверждений летописного года крещения св. Владимира, а признать его единственно правильным, потому что он указан в летописи, как это и делает профессор Соболевский (сомневающийся, впрочем, в справедливости летописного года крещения Руси)?

Мне остается остановиться на том замечании г. Матченко, что я «оставил без внимания» «совершенно согласное со всеми летописями показание Иакова о даровании десятины Владимиром», имеющее «чрезвычайно важное значение». Показание это г. Матченко признает, кажется, непререкаемым доказательством достоверности летописного года крещения св. Владимира (не единственное ли это показание, имеющее «чрезвычайно важное значение?»).

Во-первых, замечу, что Иаков не указывает года дарования Владимиром десятины. Он говорит лишь, что это было в девятое лето по крещении св. князя, следовательно, нужно определить еще сам год крещения Владимира и для такого определения у Иакова имеются указания, несходные с летописью (приведенные выше).

Во-вторых, я и говорил, что нужно прежде всего попытаться определить год крещения св. Князя, как исходный пункт для дальнейших событий. «Иаков и летопись, говорил я, могут полагать принятие Владимиром христианства под разными годами, но исчислять отсюда до другого события прошедшие года могут одинаково; какое же отсюда будет вытекать заключение?» (Хр. Чт., 1890 г., II, 169). Вот почему я не делал сопоставления показаний Иакова с показаниями летописи относительно событий, следовавших за крещением Владимира, хотя и г. Матченко, и г. Завитневич, и профессор Соболевский, и отчасти, профессор Голубинский употребляли такой способ для проверки, но чего? – сказать затруднительно – Иакова ли летописью или летописи Иаковом. Как прежде я считал, так я теперь считаю сопоставление показаний Иакова в летописи делом не ведущим ни к каким определенным результатам и способным возбуждать одни разве споры.

Но довольно. Ответ мой вышел уже несколько длинен. Надеюсь не возвращаться более к «спорным вопросам по истории крещения Руси». Но, если г. Матченко, не увлекаясь полемикой, ясно докажет справедливость своих воззрений, я охотно соглашусь с ним; а пока и после его «ответа» на мою статью, не могу сделать этого.

Н. Левитский