Письмо Димитрию Кидону
В корпус эпистолярных сочинений прав. Николая Кавасилы входит письмо, написанное им своему другу и известному византийскому ученому Димитрию Кидону (Кидонису) в 1363 г. из Фессалоники в Константинополь.
В письме автор делится личными переживаниями и страданиями, обрушившимися на него после возвращения домой. Он описывает тяжелое и опасное путешествие, по прибытии узнает о кончине отца, борется с изнурительной болезнью, оставившей его физически истощенным, и сталкивается с серьезными юридическими проблемами, связанными с попытками родственников присвоить имущество, спасенное от сербов.
Праведный Николай выражает свое отчаяние, неспособность радоваться жизни и сетует на несправедливость и продажность судебной системы того времени. Он просит Димитрия словесно поддержать и утешить его.
Необходимо добавить, что Димитрий Кидонис был видным византийским государственным деятелем и ученым XIV в. Он происходил из аристократической семьи, долгое время служил месазоном (фактически премьер-министром) при нескольких императорах, критиковал двор и выступал против исихазма. Изучая латинский язык и переводы Фомы Аквинского, Кидонис около 1357 г. тайно перешел в католичество из-за своих богословских убеждений и неприятия паламизма. Он поддерживал заблуждения Варлаама Калабрийского и Григория Акиндина, отрицал учение о нетварном Фаворском свете, возводил хулу на Отцов Церкви. Кидонис активно выступал за союз с Западом против турок, участвуя в дипломатических миссиях, но его пролатинские взгляды привели к сильной оппозиции православной партии и изгнанию из Константинополя в 1396 г. Умер на Крите в конце 1397 г.
Димитрий Кидонис был посмертно анафематствован Православной Церковью за свои ереси, противодействие паламизму и постановлениям паламитских соборов.
Написано в Фессалонике в 1363 г. Направлено в Константинополь
Обратившиеся от себя с приветствием, мы вас расстроили – все тягостное встретилось мне: прежде всего само плавание, какого зла хуже? Затем пришлось идти пешком, все полно страха, и в том числе суша нисколько не более учтива к нам, чем море. Поэтому я думал, что несчастья последуют за нами до дома: тогда-то возможно и отдохнуть. Было же наоборот. Дело в том, что дома обнаружились несчастья, оказавшиеся худшими. Ибо о том несчастье, что многими днями раньше умер отец, я узнал в это самое время. И вот измерь ужас. Сверх того страшная болезнь, и долгое время она душила. И вот теперь, изгнанная с трудом посредством многих выдумок врачей, она оставила мне такое именно тело, что я не радуюсь ничему из пищи, так как бездействую; лучшие части тела у меня словно связанные, хотя ни одна не повреждена небывалым увяданием. Завершение же несчастий – домашние заботы, а именно толпа, окружавшая нескольких знатных родственников, пытавшихся грабить имущество, которое ускользнуло от сербов. И я несчастлив настолько, что меня занимают с этих пор даже законы, именно те самые, которые применяются ныне, и дело доходит вплоть до суда. Плохо то, что мне недоставало судебных защитников, и я думаю, достойно сожаления, что, проходя когда-то и случайно встретив, я поприветствовал их. Ибо я боялся, что, сам выступив на суде, я пробужу в теле успокоившуюся с трудом ныне желчь. Главное же ты знаешь, суды, судопроизводство, судей и за сколько они продаются: ведь очень же за немного. Таким образом, все настоящее удручает, невозможно однако ничто, вследствие чего я бы считал утешение страданием. Я горячо жажду твоего голоса, который, словно какое-нибудь лекарство, спасет словом. Совершенно ведь невозможно внимать только происходящему. Поэтому говори и сделай добро относящемуся к тебе исключительно по-дружески.