Памяти А. С. Павлова

(Читано в аудитории Церковного Права перед началом лекции 2 сент.)

Священный долг и тяжелая необходимость побуждают нас предварить в настоящий раз курс нашей науки грустным предисловием: 16 августа не стало А. С. Павлова, 40 лет самоотверженно работавшего науке Церковного Права. Как ни естественною представляется стороннему наблюдателю человеческих жизней смерть в его годы, притом годы тяжелого труда и борьбы со всевозможными невзгодами: тем не менее, лицам, близко знавшим покойного и понимающим значение его ученых трудов эта смерть представляется жесточайшим врагом науки, который нечаянным нападением своим произвел разгром в ней, причинивший утраты, едва ли вознаградимые по крайней мере в скором времени. Еще не далее, как в феврале текущего года покойный, чувствовавший себя, по-видимому, прекрасно, может быть под влиянием только что оконченного не легкого труда издания своего последнего произведения (Номоканон при большом требнике. М. 1897. Вновь переработанное издание), в дружеской с нами беседе сообщал нам о следующих ближайших своих намерениях: во время пребывания своего в Петербурге, куда он приглашен был в качестве председателя экзаменационной комиссии, между прочим проверить в тамошних библиотеках окончательно свою копию со списка Стоглава и заняться новым изданием последнего и других неизданных еще памятников русского церковного права XVI, XVII вв., а затем приняться и за издание своего курса церковного права. Тяжкий недуг и так нечаянная смерть разрушили это предначертание: кто и когда восстановит это разрушение?!

Довольно значительная масса изданных ученых трудов покойного содержит сравнительно ничтожную часть того необыкновенно обширного запаса знания, который он собирал в течение всей своей профессорской службы. Какой природный талант и какая мощная энергия требовались для накопления этого обширного ученого богатства! И кто теперь откроет для науки это сокровище, доступ к которому смерть замкнула как бы своим таинственным ключом! Да, наука православно-церковного права должна теперь признать, что она в лице покойного преждевременно лишилась такого же видного представителя своего, какого еще недавно лишилась она и в лице западноевропейского ученого юриста византолога Цахария фон Лингенталя. Сопоставляя это имя с именем покойного А. С. Павлова мы ни мало не опасаемся упрека в каком-либо преувеличении относительно ученого значения последнего по сравнении с первым. Совершенно наоборот. Мы не знаем, и надеемся нам не укажут, другого имени в области науки православно-церковного права, которое бы по характеру, методу ученых работ, энергии и таланту подходило ближе к имени нашего византолога канониста А. С. Павлова.

Сходство и так сказать равносилие в научном отношении обоих ученых, связанных некогда личной ученой дружбой, обнаруживается из следующего сопоставления.

Тот и другой работали по преимуществу в исторической области права: Ц. фон-Лингенталь в области византийского гражданского и церковного права, А. С. Павлов в области византийско-славяно-русского церковного права.

Строго-научное критическое издание богато-комментированного текста дотоле неизданных или плохо прежде изданных памятников византийского и славяно-русского права – вот истинно великая и вечная заслуга того и другого!

В какой мере наука обязана Ц. фон-Лингенталю такими классическими изданиями, как „Εκλογη“ Πρόχειρος Νομος и целое издание Collectio librorum juris graecoromani ineditorum; в такой же мере она обязана и такими классическими изданиями А. С. Павлову, как Номоканон при большом требнике (старое и новое издания), „Книги законныя“ (с параллелью их: Земледельческим Уставом Льва Исавра), „Памятники русского каноническаго права XII-ХVI вв. и др. В какой мере наука обязана Ц. фон-Лингенталю освещением истории византийского церковно-гражданского права, до него весьма темной и запутанной; в такой же мере наука обязана А. С. Павлову освещением истории славяно-русского номоканона (общего и епитимийного) дотоле настолько темной и запутанной, что нашему ученому приходилось решать вопросы, которых – по отзыву его предшественников – „решить нельзя»¹).

Насколько наука обязана Ц. фон-Лингенталю выяснением догмы гражданского византийского права в его знаменитой „Истории греко-римского гражданского права (изд. 1864, 1877 и 1892 гг.), настолько же она обязана А. С, Павлову выяснением догмы русского брачного права в замечательном исследовании под заглавием: Пятидесятая глава Кормчей книги, как источник брачного права».

Совершенно однородны ученые работы этих ученых друзей и по методу. Это метод – сравнительно-критико-библиографический. Применение его к научным работам требует необходимо и прежде всего: а) широкого знакомства с изданными и в особенности рукописными памятниками права и б) тщательного историко-критического изучения их в разнообразии отдельных редакций и вариантов, не говоря уже о комментировании их содержания.

В какой мере А. С. Павлов обладал знанием рукописных источников своей науки т. е. памятников права византийского, славянского, древнерусского и новорусского (Синодальный Архив) об этом отчасти, хотя и довольно таки ясно дают знать уже изданные труды его: устные же беседы с ним поэтому предмету приводили нас к убеждению, что знание его в этом отношении было едва ли не всеобъемлюще. Близко знакомый с сокровищами этого рода отечественных библиотек, музеев и архивов А. С. Павлов отлично знал и иноземные сокровища этого рода. Свое путешествие по Западной Европе (в 1867 году) он посвятил исключительно изучению рукописей канонического права, самостоятельно дополнять существовавшие каталоги и описания непосредственным ознакомлением с подлинниками, завязывал знакомство и сношения с администрациями посещаемых библиотек и благодаря этому, после – во все время службы своей в Московском Университете вел с ними сношения. И нередко, не выезжая из Москвы, он получал из-за границы справки, копии, даже подлинные рукописи, необходимые для его ученых работ. В виду этого, не будет с нашей стороны ошибки сказать, что такого многосведущего и глубокого знатока источников православного права доселе еще не бывало.

Здесь и кроется основание ученой дружбы А. С. Павлова с Ц. фон-Лингенталем: последний глубоко интересовался вопросом о судьбах и значении византийского права среди славян: но самостоятельно он не имел возможности удовлетворить этому интересу, – по незнанию славянского и русского языков; между тем этот вопрос был главною задачей ученых работ А.С.Павлова, и вот в нем то знаменитый западноевропейский ученый византолог нашел себе такого компетентного ученого друга, какого не мог найти нигде более.

В своих издательских и авторских трудах по истории права А. С. Павлов, как и Ц. фон-Липгенталь, был неуклонно верен сравнительно-историко-критическому методу. Превосходное знание языков, не говоря о классических, византийского и новогреческого и западноевропейских, обширный навык в палеографии славянской, глубокое знание византийской и древнерусской истории давали ему возможность ориентироваться и разрешать самые трудные вопросы церковного права, в массах греческих рукописей, самого разнохарактерного смешанного состава, находить подлинники не только славянских, но даже латинских переводов-памятников (дотоле почитавшихся оригиналами), устанавливать историко-литературную зависимость и преемственность редакций памятника, указывать варианты текста, освещать его содержание глубоко научными комментариями. Да, из-под пера А. С. Павлова выходили такие издания и такие исследования, которые непременно запечатлены были характером не только классической учености, но и характером свежести, новизны: каждый ученый труд его по истории права был в свое время научным открытием.

Характерной чертой ученых трудов покойного было стремление к всесторонности исследования предмета и законченности: не в духе его было возбудить только вопрос, или осветить его с некоторых сторон, предоставляя другим, или отлагая до более благоприятных обстоятельств дальнейшее исследование: он стремился исчерпать вопрос сполна, до конца. Здесь причина – почему в печать проникла сравнительно небольшая часть его работ. Масса заготовляемого к печати постоянно оставалась в ожидании увидеть свет потому только, что нужно было навести некоторые справки в той или другой рукописи, которой в данный момент не было под руками и издание отлагалось. На вопрос-почему не выпустить и в таком виде сделав приличную оговорку и пригласив читателя дополнить недостающее, покойный отвечал: „я довольно таки стар для того, чтобы меня поправляли другие“.

Эта черта в характере покойного не благоприятно отражавшаяся на количестве его трудов, благотворно влияла на их качество: из печати выходили творения, вполне законченные. В этом классическое, вечное их значение: они будут переиздаваться, потому что в них всегда будет потребность, но переиздаваться в том виде, как вышли из под пера его: переисследование того, что им исследовано, не даст в результате ничего нового, если только необыкновенно счастливый случай не подарит исследователю находку дотоле скрытого свежего материала.

Понятно отсюда, как преждевременна была в интересах науки смерть А. С. Павлова: как много лет еще нужно было прожить ему единственно для того, чтобы докончить уже заготовленные произведения!

По как бы ни было достойно сожаления лишение для науки, причиненное преждевременною смертью А. С. Павлова, как бы ни было горько чувство этой как бы жестоко-несправедливой утраты, оно однако же не должно и не может заслонять возникающего из глубины души некоторого возвышенно-отрадного настроения, примиряющего даже с разрушительною силою самой смерти. Нравственная личность его и перед лицом смерти выступает настолько могучей и определенно окрепшей, что изгладить и вынести ее из среды живых, по-видимому, бессильна и самая смерть.

Как ни незначительна масса изданных его трудов по сравнению с той, которая могла бы быть издана: однако же, и она настолько велика и главное – цельна, что в состоянии надолго обеспечить его общение с нами, общение самыми дорогими чертами нравственного характера этого мужа. Своими произведениями он будет жить с нами в самые лучшие моменты нашей жизни,– в моменты погружения в научные занятия. Правда, мы не увидим уже его величественно прекрасного облика, достойного быть запечатленным резцом художника, не услышим его громкого голоса, живой энергической речи; но встретимся лицом к лицу с этим пламенным энтузиастом науки, забывающим все ради ее чистых интересов; не встретим уже этого горячего поборника пауки и смелого обличителя профанации ее; не будем наслаждаться беседою с этим крайне простым, гуманнейшим в обращении человеком, чуждым всякой напыщенности, тщеславия, лести и лжи: все это смерть отняла у нас! Но она бессильна для того, чтобы отнять у нас его творения; а они неотразимо влекут к себе, потому что они столько же совершенны, сколько для нас и необходимы и помимо научного своего содержания невольно восстановляют перед нами симпатичный образ ученого великана, который, не выходя из своего ученого кабинета дает самые обстоятельные, детальные сообщения относительно древних памятников права Греции, Италии, древней Руси, Грузии, балканских и придунайских славян! Они невольно восстановляют в нашем сознании величавый образ мужа, который исключительно своим личным трудом и талантом создал себе положение человека, пред которым каждый, уважающий свое человеческое достоинство, чувствует себя обязанным преклониться с уважением. И сколько возвышающего, утешающего и укрепляющего в этом образе человека, поставившего себе целью идти до конца путем честного ученого труда, чтобы снискать в среде ближних право на уважение и симпатии и со спокойной совестью, прощаясь с жизнью, сказать Творцу и Зиждителю: „Господи, пять талантов ми еси предал: се другия пять талант прибретох ими.“ (Mф. 25:20). – С другой стороны, сколько в этом величавом образе сдерживающего, умеряющего порывы тщеславия, искания скороспелой ученой известности, поспешных научных обобщений, легкомысленных суждений, шумящего или трескучего много-и-пустословия!!...

В настоящее время в большом ходу мнение, что наука, как и прогресс вообще, движется не отдельными учеными авторитетами, а совокупною массою единиц, что и пигмеи и карлики своей муравьиной работой движут науку и жизнь вперед, как и личности выдающиеся. Правда это – и пусть здравствуют ученые пигмеи и карлики! Но несчастье для них, если хотя по временам в их кропотливую работу не будут влагать своего труда великаны: слишком затянется их поступательное движение и вверх и вширь, и слишком много накопится мусора в их строительных материалах. Не достанет у них силы поднимать камни для возвышения и расширения фундамента; не достанет глубины и широты взора, равно как и нравственного мужества, чтобы отделять и выбрасывать не нужный балласт: тут потребны великаны.

К числу немногих великанов нашей науки принадлежим А. С. Павлов. Да будет ему вечная память! Его величавый образ да будет всегда служить для нас возбуждением и предохранителем в наших трудах направленных к познанию света истины и правды.

Есть обычай, не давно, но кажется уже с большим успехом привившийся к нашему общественному быту – оказывать честь умершему вставанием. Я не нахожу удобным последовать этому обычаю в настоящем случае. Как выражение оффицально-холодной вежливости, он слишком скуден и малосмыслен для памяти Л. С. Павлова. Он был глубоко убежденный христианин и ничего так не желал в отношении к ближним как христиански-братского общения с ними. В особенности такого именно общения искал он с нашей Академией и дорожил им. С глубокой радостью констатирую факт, что и Академия со своей стороны отвечает на это взаимностью и ныне, как отвечала прежде: вчерашняя панихида, совершенная по нем в академическом храме, в вашем, м. г., многочисленном присутствии, несомненно свидетельствует что это христиански братское общение с усопшим не порвано его смертью. Надеюсь, что оно будет и далее существовать, особенно на почве науки, надеюсь потому, что оно необходимо: ибо без изучения творений Павлова не может идти успешно изучение православно-церковного нрава в его современном состоянии. Так глубоко врезал он свое имя в скрижали нашей науки, что непрерывающееся общение с ним неотделимо даже от наших собственных научных интересов. Поэтому вместо вставания лучше засядем покрепче (конечно в свое время) за творения А. С. Павлова.

2 Сент. 1898 г.