Священномученик Онуфрий
«Святой владыка» – так еще при жизни называли старооскольцы архиепископа Старооскольского Онуфрия. «Недостойный архиепископ Онуфрий» – так он завершал свои письма.
Всегда был скромен, тих и благодушен. От детских лет сохранил в себе душевную и телесную чистоту. Жизнь вел самую аскетическую, суровую, не допускал ни в чем никакого излишества. Ежедневной пищей его служили корка хлеба, кусочек рыбы, жаренной в постном масле, картошка и картофельный суп. Только при болезненном состоянии употреблял молоко. Строго соблюдал посты. Никогда не ел мяса и не пил спиртных напитков. Его черные глаза всегда были овеяны нежностью и грустью. Весь его облик излучал доброту и ласку. И вместе с тем чувствовались твердость и решительность.
Таким он был. Таким его запомнили многочисленные духовные чада в Елисаветграде, Харькове, Кудымкаре, Сургуте, Тобольске, Старом Осколе, Курске, Дальнем Востоке. Словом, во всех городах и весях, через которые пролег крестный путь святителя, расстрелянного (где – неизвестно) в первый день лета 1938 года.
В маленьком домике на опушке большого леса в семи верстах от ближайшей деревни жила семья лесника: Максим Гагалюк (отставной ефрейтор крепостной артиллерии), его жена Екатерина (из бедных мещан) и их шестеро детей (мальчиков и девочек поровну). Самого младшего сына, появившегося на свет 2 апреля 1889 года, родители назвали Антоном. Когда ему было всего пять лет, семья лишилась кормильца.
Однажды зимним вечером лесник делал обход и наткнулся на четверых мужиков, самовольно валивших лес. Разойтись полюбовно не удалось. Максим не пошел ни на какие компромиссы, оставшийся верным своему долгу. Он, будучи неробкого десятка, заставил порубщиков отступить. Но сам в схватке получил тяжелые ранения руки и головы (у порубщиков ведь были топоры). Домой Максим воротился едва живым. Екатерина промыла раны, перевязала и уложила мужа. А сама (может быть, от страха) поярче сделала огонь. Тем временем четверо злоумышленников замыслили новое зло. Испугавшись, что лесник поправится и сможет их опознать, они вернулись и подожгли его дом. Преступники надеялись таким образом избавиться и от пострадавшего, и от семи свидетелей, знавших о случившемся. Обитатели лесной сторожки не сразу поняли, что их жилище горит. А когда поняли, бороться со всепоядающим пламенем было уже бесполезно. Стена огня отрезала дорогу к выходу. Всей семье вместе с детьми пришлось спасаться через выбитое окно.
Дом сгорел дотла. Прибывшие из соседней деревушки крестьяне главу семьи отвезли в больницу, а маму с детьми приютили у себя. Глядя на своих бездомных детишек, матушка не смогла сдержать слез. Дети окружили ее и принялись, кто как мог, утешать. А пятилетний Антоша, взобравшись на колени к родительнице, крепко обнял ее и сказал: «Мама, ты не плачь. Когда я стану епископом, я возьму тебя к себе!»
– Я была так поражена этими словами, что не поняла их значения, – вспоминала Екатерина Осиповна. – Откуда он услышал это слово? Но мальчик повторил уверенно и серьезно: «Мама, я буду епископом. Я сам это знаю…»
Через 19 лет студент Санкт-Петербургской Духовной академии Антон Максимович Гагалюк стал иеромонахом Онуфрием. В феврале 1923 года состоялось его рукоположение во епископа. А спустя еще десять лет сама Екатерина Осиповна стала монахиней Натальей. Постриг матери совершил ее сын архиепископ Онуфрий.
После смерти отца Антон Гагалюк был определен в сиротский приют. Туда же устроилась поварихой его мама. По окончании церковно-приходской школы мальчика как одного из самых способных учеников на средства приюта отправили в духовное училище города Холм. (Ныне находится на территории Польши, переименован в Хельм). Училище Антон закончил с отличием и поступил в знаменитую Холмскую духовную семинарию, в которой до 1898 года немало потрудился будущий Патриарх Российский Тихон. Мечтал семинарист Гагалюк стать врачом или учителем. Однако за месяц до выпускных экзаменов случилось событие, заставившее его пересмотреть свои мечты. Он слег в больницу с тяжелейшим воспалением легких. В семинарии опасались за его жизнь и служили молебны об исцелении.
– Я находился в забытьи и передо мной появился чудесный старец, – рассказывал матери владыка впоследствии, – обросший большой бородой до ступней ног и седыми волосами, закрывавшими его голое тело до пят. Старец ласково посмотрел на меня и сказал: «Обещай служить Церкви Христовой, Господу Богу, и будешь здоров». Эти слова посеяли во мне страх, и я воскликнул: «Обещаю». Старец удалился, и с того момента я начал поправляться. Всматриваясь затем в иконы угодников Божиих, я заметил черты явившегося мне старца в изображении преподобного Онуфрия Великого.
(Преподобный прожил в пустыне 60 лет и не раз был близок к смерти от лишений и страданий. Может быть, поэтому к молитвенной помощи этого святого прибегают чаще всего, чувствуя опасность скоропостижной смерти).
Выпускные экзамены поправившийся Антоний выдержал с отличием и по благословению ректора семинарии епископа Дионисия поступил в Санкт-Петербургскую Духовную академию. Через два года второкурсник Гагалюк отправился в Холмскую Русь в Яблочинский Онуфриевский монастырь читать лекции по богословию на курсах, организованных для группы учителей. Выполнив свою миссию, Антоний собрался обратно в Петербург, но внезапно снова заболел. Врачи признали его состояние почти безнадежным. И вновь в сонном видении больному явился тот же старец.
– Ты не выполнил своего обещания, – сказал он, посмотрев с укоризной на будущего монаха.– Сделай это теперь. Господь благословляет.
– Когда я открыл потом глаза, – вспоминал владыка, – то увидел, что в келье служат молебен о моем выздоровлении перед чудотворным образом святого Онуфрия, поставленным возле кровати. Я прослезился от умиления и заявил присутствовавшему тут архимандриту Серафиму, что по приезде в академию приму иноческий постриг. Постриг состоялся 5 октября 1913 года.
По окончании академии в 1915 году иеромонах Онуфрий с ученой степенью кандидата богословия получил назначение преподавать в Миссионерской семинарии при Григорие-Бизюковском монастыре Херсонской епархии. В годы гражданской войны на Украине свирепствовали банды. В поисках наживы они не щадили ничего и никого. Монастырь не раз подвергался их налетам. Однажды напала банда батьки Махно. Махновцы в одночасье разграбили тихую обитель. Многих монахов постреляли и порубили. Прочих (в том числе и иеромонаха Онуфрия) сильно избили. Оставшуюся в живых монастырскую братию у бандитов отбили вооружившиеся крестьяне. По просьбе жителей города Бориславль отец Онуфрий был назначен настоятелем городского собора и возведен в сан архимандрита. Затем из Бориславля его перевели в Кривой Рог настоятелем Николаевского храма.
В Киеве в августе 1922 года собор православных епископов избрал архимандрита Онуфрия кандидатом во епископа Елисаветградского, викария Херсоно-Одесской епархии.
Архиерейская хиротония состоялась полгода спустя в Киево-Печерской лавре. Совершили ее митрополит Михаил, арестованный на следующий же день, и епископ Димитрий. Свою первую архиерейскую литургию епископ совершил в Успенском соборе в Елисаветграде при громадном стечении молящихся. Сохранилась замечательная речь владыки, произнесенная им в этот день.
А через шесть дней епископ Онуфрий был арестован. Несколько месяцев его гоняли из одного города в другой. Наконец, в Харькове святителя выпустили на свободу, но возвращаться в Елисаветград не велели. С февраля 1923 по декабрь 1926 года он управлял двумя своими епархиями, не покидая Харькова. В декабре 1926 года владыку отправили в ссылку на Урал (в село Кудымкар), где он также познакомился с тюрьмами Тобольска и Сургута.
Владыка Онуфрий только за первые два года своего епископского служения совершил около пятисот богослужений, произнес четыре сотни проповедей, написал полторы тысячи писем. Кроме сего, в этот период им было написано не менее сорока обширных статей и пастырских посланий. Труд титанический, если учесть стесненность обстоятельств, в которых оказался владыка. Фактически из этих двух лет шесть месяцев он провел в тюрьмах пяти городов: Елисаветграда, Одессы, Кривого Рога, Екатеринослава и Харькова. А впереди были еще Кудымкар, Тобольск, Сургут, Старый Оскол, Воронеж, Курск, Орел, совхоз НКВД на станции Средне-Белая в Амурской области… И везде святитель оставался верен своему пастырскому долгу.
– Нужно работать Богу и людям в тех условиях, в каких Господь определил мне жить, – писал он в одном из писем. – Служитель Христов должен нести свет Христов и в темнице, как это делали апостолы. Сказать слово веры своему случайному собеседнику, приголубить ребенка, открыто исповедовать и защитить свою веру, несмотря на насмешки и гонения неверующих, – все это значит нести свет Христов в окружающую жизнь.
После уральской ссылки владыку Онуфрия вызвали в ОГПУ и предложили по карте СССР выбрать место своего нового проживания. По сути, новой ссылки. Ибо Москва, Ленинград, Ростов-на-Дону и вся Украина исключались. Святитель выбрал Старый Оскол. И митрополит Сергий в ноябре 1929 года специально для него образовал Старооскольскую епархию. Борцы с «религиозным мракобесием» обрадовались, что горячего проповедника Слова Божьего удалось вновь упечь в глухую провинцию, где его никто не увидит и не услышит. Однако, как показало время, радость их была преждевременной.
Трудно переоценить то благотворное влияние, которое оказал (и своими святыми молитвами продолжает оказывать) на духовную жизнь нашего города владыка Онуфрий. За три с небольшим года его святительского служения на старооскольской кафедре почти полностью было побеждено обновленчество (церковный раскол, инициированный советской властью с целью уничтожения Православия). В декабре 1929 года, когда владыка приехал в Старый Оскол, новообразованная епархия насчитывала всего два десятка православных приходов. Но уже к Светлому Христову Воскресению 1930 года в лоно Русской Православной Церкви из обновленческого соблазна вернулся 141 храм. Само появление в наших краях епископа дало мощный импульс к духовному пробуждению после десятилетия смут, расколов и агрессивной антирелигиозной пропаганды. К слову, уже приносившей свои гнилые плоды. Епископу разрешили служить лишь в Богоявленском соборе и строго-настрого запретили куда-либо выезжать из города. И тем не менее он вполне успешно управлял своей епархией. Не имея епархиальной канцелярии, всех посетителей принимал в маленькой комнатке на улице Пролетарской, в которой жил. Домик, где квартировал священномученик Онуфрий, уцелел. До недавнего времени хранились там и вещи, которые помнили тепло рук святителя. Но поскольку хозяйка дома большую часть года жила в другом городе, однажды туда проникли искатели приключений и цветных металлов.
Возникшая в середине 90-х идея создать музей святого владыки так и осталась идеей. Между тем потенциальные экспонаты уже порядком растащили. Все меньше остается старушек, которым посчастливилось побывать на богослужениях епископа Онуфрия и услышать его проповедь. Многие приходили на архиерейские богослужения за десятки километров: из-под Корочи, Горшечного и других сел и поселков. Получали они не только святительское благословение, но и слова утешения, в которых так нуждались верующие в канун «безбожной пятилетки». Владыка использовал любую возможность для обращения к своей пастве. Его поучения звучали не только за Божественной Литургией, но и во время вечерних богослужений.
«Долг святителя и пастыря Церкви – благовествовать день от дня спасения Бога нашего: и в дни мира, и в дни бурь церковных в храме, в доме, в темнице», – писал святитель своему другу священнослужителю, который решил прекратить дело проповеди, опасаясь, что будет оклеветан и арестован. Владыка признавался, что и сам проповедует «не без смущения, волнений и страхов. Но Господь Милосердный хранил меня, и верю: сохранит и впредь. А если угодно будет Господу, – приму и скорби за слово истины. Если мы умолкнем, то кто будет говорить?»
В Старом Осколе преосвященный Онуфрий встретил десятилетний юбилей своего архиерейского служения (4 февраля 1933 года). Месяц спустя умер иеросхимонах Анатолий (Хлебников), весь старооскольский период бывший духовником владыки. О жизни этого подвижника, 38 лет подвизавшегося в Соловецкой обители и за 10 лет до блаженной кончины вернувшегося в родной город, нам известно благодаря слову владыки, сказанному им при погребении старца. (Могилка иеросхимонаха Анатолия сохранилась и по сей день. Ее нетрудно отыскать в ряду прочих за алтарем Свято-Троицкого храма в Стрелецкой слободе). Сохранилась и фотография отца Анатолия. Правда, только Соловецкого периода. На ней он – еще иеромонах Августин.
Речь на погребение своего духовника была едва ли не последней проповедью святителя, сказанной им в Старом Осколе, так как в том же марте преосвященный Онуфрий был арестован. Уполномоченный ОГПУ обвинял его в том, что «он всегда окружал себя антисоветским монашествующим элементом и стремился в глазах наиболее фанатичных крестьян из числа верующих показать себя как мученика за православную веру и гонимого за это советской властью». Однако поскольку никаких данных об активной контрреволюционной борьбе владыки не выявилось, его продержали под арестом (сначала в Осколе, затем в Воронеже) всего три месяца. В июне 1933 года он вышел из заключения, получил новую кафедру – Курскую и был возведен митрополитом Сергием в сан архиепископа. Из Курска через два года начался путь архиепископа Онуфрия на Голгофу. Инкриминировали ему слишком частое обращение к верующим со словом проповеди, совершение нескольких монашеских постригов и оказание материальной помощи нуждающимся.
Весну 1936 года святитель встретил на Дальнем Востоке в совхозе НКВД. Первое время родным и духовным чадам удавалось вести с ним переписку. Шли в Хабаровский край письма и из нашего города.
«Получил письмо от А.Н. из Старого Оскола, передайте ей от меня привет и благословение,– писал владыка своей матери монахине Наталье, оставшейся в Курске. – Очень ей благодарен и всем другим старооскольцам за то, что молятся о мне, грешном, и помнят».
О себе он говорил в этом же послании следующее:
«Пока я отдыхаю, не работаю, как и другие старички-инвалиды…»
«Старичку-инвалиду» в тот момент едва исполнилось 47 лет…
В роковом 1937 году нарком внутренних дел СССР отдал приказ об уничтожении священства, находящегося в лагерях и тюрьмах. Вскоре архиепископ Онуфрий перестал отвечать на письма. Долгое время его дальнейшая судьба оставалась неизвестной. Лишь в 1990 году удалось выяснить, что заключенный Антон Максимович Гагалюк вместе с епископом Белгородским Антонием (Панкеевым) и пятнадцатью священно- и церковнослужителями был расстрелян 1 июня 1938 года.
Ныне священномученик Онуфрий светскими властями реабилитирован, а властями церковными причислен к лику святых. Во имя его освящены престолы в Знаменском кафедральном соборе Курска, в Спасо-Преображенском соборе Губкина и в Александроневском кафедральном соборе Старого Оскола. Ему посвящена большая статья в четвертом томе книги игумена Дамаскина (Орловского) «Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви ХХ столетия». Митрополитом Никодимом Харьковским и Богодуховским составлено его житие. Упоминания о нем можно встретить в различных календарях и сборниках. Сохранившиеся проповеди владыки, к сожалению, до сих пор существуют только в машинописных (самиздатовских) вариантах. Впрочем, в одном московском издательстве, как нам стало известно, заинтересовались литературным наследием святителя. И если на то будет Божья воля, в недалеком будущем слова его, за семь десятков лет не утерявшие своей силы и актуальности, отзовутся благодатным и спасительным эхом в сердцах нового поколения христиан.
Некоторыми исследователями жизни архиепископа Онуфрия дата его расстрела (да и сам расстрел) ставится под сомнение. Одни придерживаются версии, что в последний момент «высшую меру» владыке заменили каторжными работами. Это предположение одинаково трудно как оспорить, так и подкрепить конкретными фактами. С одной стороны – нет могильного холмика, с другой – документов, подтверждающих то, что святитель пережил день назначенного расстрела.
Духовные чада не знали, как молиться за владыку: о здравии или о упокоении. В 60-е годы кто-то из духовных дочерей архиепископа обратился за советом к небезызвестному старцу Тавриону. На вопрос: «Жив ли владыка Онуфрий?» старец улыбнулся и ответил: «У Бога все живы…».