№ 17. Апреля 26-го

Благослове́н Бог и Оте́ц Го́спода на́шего Иису́са Христа́, И́же по мно́зей Свое́й ми́лости порожде́й нас во упова́ние жи́во воскресе́нием Иису́с Христо́вым от ме́ртвых (1Пет.1:3).

Для жизни всего страшнее смерть; следственно ничего не может быть радостнее для живущих, как весть о победе над смертью. Вот от чего восстание Христово – основание воскресения умирающих, по уверению св. Церкви, возбуждает к веселию небеса, исполняет радостью землю и для всей твари, ожидающей свободы от работы истления в свободу славы чад Божиих (Рим.8:19, 21), составляет светлый и всерадостный праздник. Вот почему наше сердце согревается радостью, и всё существо наше исполняется веселием, когда мы слышим победную песнь о воскресении Христовом из мерхвых.

Празднуя Воскресение Христово, мы празднуем смерти умерщвление и иного жития вечного начало. Ибо воскресение Христово есть твёрдое и незыблемое основание веры в наше бессмертие, и верное утверждение несомненной надежды нашего воскресения.

Все доказательства бессмертия, приводимые разумом, не имеют столько силы и убедительности, сколько заключает оной в себе одно воскресение Иисуса Христа. Верить воскресению из мертвых Спасителя нашего, и сомневаться в нашем воскресении, по учению апостольскому, есть совершенное противоречие. А́ще Христо́с воста́, писал некогда св. Павел к коринфянам, ка́ко глаго́лют не́цыи в вас, я́ко воскресе́ния ме́ртвых не́сть; а́ще воскресе́ния ме́ртвых не́сть, то и Христо́с не воста́ (1Кор.15:13–14). Подлинно: Христос – глава верующих; если воскресла глава, могут ли оставаться мёртвыми прочие члены одного тела? Христос есть царь; над кем же Он царствовал бы, если подданные остались во гробах? Христос – вечный Первосвященник; но для чего вечное священство, если не будет во веки освящаемых? Если Христос называется и есть первенец из умерших, то должны быть другие умирающие и воскресающие. Следовательно, верующие во Христа потому необходимо должны воскреснуть, что имеют первенца в порядке воскресения. Сам Господь Иисус Христос сказал: Аз есмь воскресе́ние и живо́т; посему ве́руяй в Мя, а́ще и у́мрет, оживе́т (Ин.11:25), ве́руяй в Мя и́мать живо́т ве́чный, и воскрешу́ его́ Аз в после́дний день (Ин.6:40). Возможно ли и нужно ли желать и искать, после сих слов Самого Воскресшего, других уверений в нашем бессмертии? – Наше тело, в воплощении, Сын Божий воспринял на Себя; оно омыто от греха – причины смерти, банею пакибытия и обновления Духа Святаго; оно верою нашею в Сына Божия соделалось храмом Духа Святаго и орудием правды Божией; оно питается в жизнь вечную Божественным Телом, и напояется пречистою Кровию Спасителя нашего... Можно ли думать, что сие тело, так возвеличенное и снабжённое такими дивно высокими дарами Божиими, сойдёт в могилу для того, чтобы рассыпаться в прах и уничтожиться до конца и навсегда? Твари низших степеней разрушаются для воссоздания, умирают для явления в новой жизни. Итак, если целый мир земных прозябений, умирающий осенью, опять оживает весною; если из семени, тлеющего в земле, возрастает дерево или трава по роду своему; если пресмыкающийся червь по смерти воскресает крылатою бабочкою; то неужели один человек, созданный по образу Божию и для уподобления Богу, венец творения Божия на земле, – ужели один человек умрёт и погибнет навсегда?.. О! верую с Иовом, что присносущен мой Искупитель, который имеет воскресить плоть мою (Иов.19:25). И я́коже во Ада́ме вси умира́ют, та́кожде и о Христе́ вси оживу́т. Ки́йждо же во свое́м чину́, т. е. в порядке; первенец Христо́с, пото́м же верующий во Христа́ в прише́ствии Его́ (1Кор.15:22–23). Ибо в последний день мира вострубит ангел Господень, и ме́ртвии воста́нут нетле́нни, и мы измени́мся (1Kop.15:52). Благослове́н убо Бог и Оте́ц Го́спода на́шего Иису́са Христа́, И́же по мно́зей Свое́й ми́лости порожде́й нас во упова́ние жи́во воскресе́нием Иису́с Христо́вым от ме́ртвых, в насле́дие нетле́нно и нескве́рно и неувяда́емо, соблюде́но на небесе́х нас ра́ди, и́же си́лою Бо́жиею соблюда́еми есми́ чрез ве́ру, во спасе́ние гото́вое яви́тися во вре́мя после́днее (1Пет.1:3–4).

Но как восстанут мертвые, коим же телом приидут?

Как Христос, первенец из мертвых, воскрес в том самом теле, которое распято, умерло и было погребено; ибо на божественном теле Его и после воскресения были язвы гвоздинные: так и все спящие, по слову пророка, в земней персти (Дан.12:2) восстанут в том самом теле, в котором живут, умирают и во гроб полагаются, – одни, приобщившиеся жизни Христовой, оживотворятся духом жизни, живущим в них (Рим.8:11), другие, чуждые сей жизни, восстанут силою всемогущества Божия. По изъяснению отцов Церкви, самое слово воскресение показывает, что воскреснет то, что умирает, что воскресение есть восстановление падшего, оживление умершего (Амвросий). Иов верует, что Господь воскресит кожу его, которая терпела болезни; пророк уверяет, что Господь хранит кости праведных, и ни едина от них сокрушится; и Сам Господь говорит св. апостолам: и влас главы вашея не погибнет, хотя и умертвят некоторых от вас. Неизменная вечная правда Божия требует, чтобы в воздаянии в вечной жизни и в прославлении души участвовало то самое тело, которое разделяло с душою нужды и лишения, труды и страдания. Без воскресения тела, по словам св. Златоуста, и душа наша, хотя бы она тысячу раз была бессмертна, останется неувенчанною, чуждою полного блаженства на небесех и не получит оных нескончаемых блаѻБес. на (1Кор.15:19). Если мы всегда мертвость Господа Иисуса носим на теле своём, то и живот Иисусов в теле нашем явится. Присно бо мы́ живи́и в смерть предае́мся Иису́са ра́ди, да и живо́т Иису́сов яви́тся в ме́ртвенней пло́ти на́шей (2Кор.4:11). Всем яви́тися нам подоба́ет пред суди́щем Христо́вым, да прии́мет ки́йждо, я́же с те́лом соде́ла, или́ бла́га, или́ зла́ (2Кор.5:10).

Итак, в воскресение мертвых в последний день воскреснет то самое тело, которое живёт на земле и нисходит во утробу земли; но – не таким, каково оно теперь. Люди не знают иной телесности, кроме той, которую мы ныне носим и видим; но св. апостол сказывает, что воскресшие тела могут быть и будут иного, высшего достоинства пред нашими телами настоящими. Плоть и кровь не могут наследовать Царствия Божия, и тление не наследует нетления; посему тленному сему, нашему телу, предопределённому вместе с душою вечно царствовать со Христом, – надлежит облечься в нетление, и смертному сему облечься в бессмертие. И потому наше тело сеется, т. е. полагается во гроб тленным, презренным и немощным, чтобы восстало из гроба нетленным, славным и сильным; сеется тело душевное, но восстанет тело духовное; ибо есть тело душевное, могущее жить только при условиях земной жизни, и есть тело духовное, которому не нужны ни воздух наш, ни пища, ни питие, которое не подлежит условиям здешней, настоящей жизни, ни рождению, ни смерти, ни браку и размножению. Там, на живой земле, ни женятся, не посягают, но живут, как Ангелы Божии на небесах. Как теперь мы носим образ земного Адама, и, подобно ему, в сей жизни земны, тленны, душевны; так, во воскресении, будем носить образ небесного, т. е. подобно Христу, воскресшему к жизни будущей, по самому телу, будем нетленны, небесны, духовны. В воскресение мертвых Господь преобразит тело смирения нашего, во еже быти ему сообразну телу славы Его (Флп.3:21); т. е. наше тело будет подобно Его телу прославленному... Благослове́н у́бо Бог и Отец Го́спода на́шего Иису́са Христа́, И́же по мно́зей Свое́й ми́лости порожде́й нас во упова́ние жи́во воскресе́нием Иису́с Христо́вым от ме́ртвых (1Пет.1:3).

Итак, победа над смертью нашею так же несомненна, как несомненно воскресение Христово. Если бы не было сей победы, то не было бы и Христова воскресения; но Христос воскрес, и смерть умерщвлена, и мы воскреснем. Да не ослабит нашей уверенности в торжестве над смертью то, что люди умирают и по воскресении Христовом, как умирали и до воскресения Его. И Самому Иисусу Христу надлежало умереть, дабы в самом теле Его смерть приразилась Его жизни, и в сем же теле жизнь одержала полную победу над смертью. Иначе, как и в чём могла произойти действительная борьба жизни со смертью, и столько же действительная победа жизни над смертью? Поэтому же должны умирать и христиане, да мертвенность в их теле умертвится смертью тела, и живот Иисусов явится в мертвенней и умершей их плоти, новым оживотворением её. После воскресения Христова приговор смерти не отменен; поскольку грех – жало смерти – проник самую природу человека и живёт в человеке до смерти; но уже проникновен Божиим милосердием, дарующим жизнь самому грешнику. Тело христианина возвращается в землю, из которой взято, но не просто как земля, а как зерно будущего тела, которое не возродилось бы, если бы теперешнее наше тело не умирало и не полагалось в могилу, подобно тому, как зерно, брошенное в землю, не ожило бы, если бы не подверглось тлению. Как растение получает жизнь чрез разрушение семени, так и человек получит новую, вечную жизнь чрез смерть тела. Егда́ тле́нное сие́ облече́тся в нетле́ние и сме́ртное сие́ облече́тся в безсме́ртие, тогда́ бу́дет сло́во напи́санное: поже́рта бы́сть сме́рть побе́дою. (1Кор.15:54).

Воскрес Христос, первенец из мертвых, воскреснем и мы, ученики Христовы. Итак, прежде всего принесём Богу благодарение, давшему нам победу над смертью Господом нашим Иисусом Христом, и возлюбим всею душою и всею крепостью существа нашего Господа Иисуса Христа, смертию Своею умертвившего нашу смерть, и воскресением Своим даровавшего нам живот вечный. И сия есть любовь к Богу, да ходим по заповедем Его (2Ин.1:6).

Воскрес Христос, воскреснем и мы. Не страшись же, христианин, смерти и не терзайся страхом смерти, при мысли о ней. После воскресения Христова, смерть – не уничтожение нашего бытия, но только переход от земли на небо, из худого состояния в блаженное, от тления к бессмертию; она теперь раба, трудящаяся над умерщвлением мертвенности в нашем теле, доколе оно созреет для жизни новой, бессмертной. Не рыдай слезами горького отчаяния, видя во гробе близких и возлюбленных твоему сердцу; после того, как гроб Христов не удержал своего Мертвеца и соделался живоносным, гроб и могила не поглощают нас навсегда, безвозвратно, – они только сокрывают наше тело от бед и напастей, от страданий и горя. от болезни и смерти, дабы во утробе земли оно освободилось от тления и мертвости, и возросло для жизни вечной, блаженной, небесной. Наши погребения – сеяние, наши кладбища – нивы Божия; теперь там тление и разрушение, но некогда там же возрастёт жизнь и бессмертие. Будет время, когда земля и море, смерть и ад дадут своих мертвецов. Будет время, когда воздействует Дух животворящий – и совокупятся кости наши, кость к кости, каждая к составу своему, и плоть возрастёт на них и будут в них жилы, и протяжется по них кожа вверху, и внидет в них дух жизни, и оживут.

Воскрес Христос, и вси сущии во гробех востанут в последний день; но не всех участь, по воскресении, будет одинакова. Одни воскреснут и внидут в радость Господа своего, и просветятся, как солнце, в славном Царствии Отца Небесного; а для других бессмертие будет хуже смерти, ибо они пойдут в муку вечную, где плач и скрежет зубов. Тогда многие скажут о себе: лучше бы нам не родиться на свет, тогда многие пожелают смерти, но смерть убежит от них. Чтобы после воскресения приобщиться блаженного и славного бессмертия, для сего необходимо умертвить в себе нечистоту, страсти, похоть злую и лихоимание, и всякий грех, и умереть о Христе, или – с верою во Христа; для· сего необходимо в сей жизни пробудиться от духовной беспечности, оставить путь пороков и начать ходить в обновлении жизни; для сего нужно жить не для себя и не для своего удовольствия, но для Того, Кто умер за нас и воскрес для нас; для сего руководителем нашим в жизни должны быть не желания нечистого сердца и многострастной плоти нашей, но закон Христов, умерщвляющий в нас ветхого человека и возращающий, укрепляющий и совершающий человека нового, для новой, вечной, небесной жизни.

Итак нужно соблюдать себя от всякого греха не только великого, но и малого, и непрестанно всё более и более стремиться к святости и преуспевать в жизни богоугодной; и тогда, – и только тогда – смерть не только первая, состоящая в разлучении души нашей от тела, но и оная вторая, состоящая в вечном удалении от блаженного лицезрения блаженного Бога и в вечном отчуждении от жизни Божией, – не будет страшна нам. Тогда мы истинно насладимся плодами воскресения Христова. Тогда и здесь, на земле будем всегда радоваться, и радости нашей никто и ничто не возьмёт от нас. Тогда у нас будет вечная всерадостная Пасха, которая, начинаясь на земле, во временной нашей жизни, будет продолжаться и на небе, в бесконечные веки, в невечернем дни Царствия Христова. Аминь.

Священник М. Богданов

Православное духовенство Юго-Западной и Западной России, с открытием польского мятежа в 1863 году, очутившись вблизи самого, так сказать, поля действий мятежников, ясно понимало цель их замыслов и потому не могло не предвидеть тех бедствий, какие имели обрушиться, в случае их успеха, на всех русских, православных, и прежде всего на православное духовенство. И оно действительно не оставалось холодным, безучастным зрителем этих событий. Воодушевлённое преданностью Всероссийскому Монарху и Церкви православной, оно постоянно, с энергиею и самоотвержением, противодействовало крамольникам, сообразно своему званию и положению в приходах.

Затеяв мятеж в областях русских, даже по большинству народонаселения русского, где народ любит свою местность за то, что она – Россия, и предан царю и православной вере, коноводы восстания старались и здесь, подобно как в Польше, подготовить почву для своих действий и сыскать себе в местном народонаселении союзников и сторонников, и чрез них поставить весь народ в такое положение, в котором он не мог бы или не хотел противодействовать замыслам и действиям крамольников. Для достижения этой цели они усиливались, если не подавить, то, по крайней мере, ослабить русскую народность в этих областях, – по возможности, ополячить русский народ.

Взявшиеся за это преступное дело располагали огромными средствами. На их стороне были: сила богатства и власти, искусство лжи и обмана, и опытность, доставшаяся им от предков, в интригах всякого рода. Решившись на мятеж, агитаторы его ничем не стеснялись: то унижали народ до степени безответных животных, мучили, терзали его, чтобы сделать его послушным своим орудием, то сами унижались пред народом, – ласкали его, угождали ему, братались с ним, соблазняли его льстивыми словами, подкупом, щедрыми общениями. Но несмотря на всё это, когда открылся мятеж, – русский народ не только не сочувствовал и не оказал никакого содействия крамольникам; но всеми средствами смело и с самоотвержением противодействовал их преступным замыслам и варварским действиям.

Отчего же в самом деле, вопреки ожиданиям польских мятежников, простой, тёмный народ русский оказал им такое энергическое противодействие? Главною причиною совершенной неудачи польской пропаганды в этом деле, по сознанию самих же поляков, было православное духовенство. Попы схизматицкие (т. е. православные священники), – говорят и пишут поляки, – несмотря на то, что народовый жонд употреблял все усилия, во чтобы-то ни стало, склонить их на свою сторону, – ожесточили и подняли против Польши всё сельское населениѻ№ 6 Pracy na Podolu. «День» 51-й № 1863 г..

Огромная услуга России православного Юго-Западного и Западного духовенства, во время польского мятежа, состояла, во-первых, в том, что оно, и почти оно одно, сохранило, поддержало и укрепило русскую народность в сельском русском населении этого края, имеющем несчастие жить среди поляков, зависеть от них во многом, и непрестанно, на каждом шагу подвергаться напору польско-католической пропаганды, стремящейся ополячить русский народ; во-вторых – в том, что духовенство вовремя успело и сумело объяснить народу хитрые действия агитаторов мятежа и показать цель их замыслов.

Верные своему призванию, православные священники и примером жизни, и словом убеждения в домашних разговорах и в беседах с церковной кафедры возбуждали в народе любовь к родной православной России, с которою он соединён единством крови, обычаев, языка и веры, и отвращение к неправославной, католической Польше, которая на страницах истории русской записала свою жестокую вражду против всего русского, православного. Они, раскрытием исторических событий, укрепляли в народе убеждение, что его счастье и благоденствие – в силе и могуществе родной России, а в отделении от неё ожидают народ те бедствия и страдания, которые терпели его отцы и деды. Раскрывая учение веры о помазанниках Божиих, они внушали неизменную верность верноподданнической присяге и преданность предержащей власти, учинённой от Бога. Они воспоминали благодеяния, изливавшиеся на народ от престола царского, особенно же часто и с увлечением благодарной любви говорили о беспримерной милости благосердого Государя, которую он сделал народу, манифестом от 19-го февраля 1861 года. Таким образом православные священники возбуждали в облагодетельствованном народе живейшую благодарность к Царю – Освободителю, ненависть к его врагам, и готовность охотно, по одному его слову, умереть в борьбе с этими врагами. Понимая, что просвещение народа в духе русской народности и православия есть одно из верных средств отдалить народ навсегда от Польши и судьбу его связать с судьбами России неразрывными узами, православное духовенство всегда заботилось о просвещении народа, какое для него возможно и необходимо; особенно же оно занялось этим делом тогда, когда панский произвол не мог запретить народу учиться грамоте. Деятельность духовенства в обучении народа доказывается огромным числом приходских школ, им устроенных в весьма короткое время, и тысячами обучающихся в них детей мужеского и женского пола, а усердие духовенства в сем деле – теми жертвами, которые оно добровольно приносило и приносит образованию народа. Оно отдавало этому делу не только труд свой и время, но и часть своего скудного достояния. Оно помещало школы в своих бедных, тесных жилищах, покупало необходимые для обучения предметы: книги, бумагу, карандаши и пр., нанимало иногда на собственные деньги помощников себе по школе.

Такими и подобными действиями, внушёнными сознанием своих святых обязанностей и горячею любовью к отечеству, к царю и Православной церкви, духовенство наше успело сохранить, поддержать и укрепить в сельском населении Западного и Юго-Западного края России русскую народность, или те коренные свойства нашего народного духа, которые миллионы русского народа соединяют узами братства в одну родную семью, и служат крепким основанием несокрушимой силы и величия России.

Агитаторы мятежа вели дела свои хитро, и тщательно скрывали от народа подлинную цель своих замыслов. Они прикидывались друзьями своих бывших рабов и радетелями их благосостояния, и в будущем сулили народу золотые горы, – неприкосновенность языка и веры, совершенную свободу от всех государственных повинностей, надел землёю без всякого вознаграждения, права шляхетские и прочие блага. Но народ не поддался обману, не прельстился великолепными обещаниями, потому что предостережён был православными священниками. Они помогли народу узнать хищных волков в овечьей коже и злых делателей во образе ангелов светлых. Они доказали, что все слова, дела и обещания польских агитаторов – ложь и обман. Они доказали, что русский православный народ, если только попадётся он в руки фанатической Польши, ожидает безысходное рабство, лишение имущества, бесчестие жён и дочерей, варварские истязания, преследование родного языка и веры православной и прочие самые тяжкие бедствия. Простой народ Западного и Юго-Западного края России «привык видеть в священниках не только духовных отцов, но и разумных советников и помощников, которые всегда жили жизнью меньших братий и разделяли добрые и худые стороны его бытаû«День» № 50-й 1863 г.. И потому открытым и доверчивым сердцем внимал своим отцам духовным, верил словам их и убеждениям и разгорался непримиримою ненавистью к бывшим своим мучителям.

Так действовало православное духовенство в Юго-Западной и Западной России в то время, когда агитаторы восстания подготовляли мятеж в этих странах. Результатом этой деятельности было то, что всё сельское население ожесточилось и поднялось против Польши, когда она сама открыто осмелилась поднять знамя бунта против России на русской земле, открылся мятеж, сопровождавшийся насилиями всякого рода, варварскими истязаниями и мучительною смертью тех, кто сочувствовал России и не хотел быть сторонником Польши. Такими же муками и смертью грозили мятежники и священникам православным, если они осмелятся противодействовать им и возбуждать народ против них. И над некоторыми достойными служителями алтаря исполнили действительно свои угрозы, в предостережение прочих. Так приняли мученическую смерть от рук бесчеловечных варваров: о. Прокопович, о. Конопасевич, о. Рапацкий, дьячок Иозефович... Но верное своему высокому призванию, православное духовенство, в это время, как и всегда, свято исполняло обязанности, возложенные на него пастырским саном, отечеством и верноподданническою присягою к православному Императору русскому. Оно явилось готовым положить душу свою за пасомых своих, по слову и по примеру своего Пастыреначальника. Православное духовенство сообщало начальству полезные сведения о мятежниках; доносило о их сборищах, указывало местности, где проходили и куда укрывались мятежные банды, средства, которыми они располагали, их намерения и планы, – словом, чем могло, способствовало правительству открывать, преследовать и истреблять возмутителей. Хорошо зная сельских администраторов, оно доносило начальству о ненадёжных и злонамеренных, и таким образом лишало этих господ возможности действовать в пользу Польши, находясь в русской службе, и отнимало у мятежа рьяных и полезных для него слуг. И для народа в это несчастное время православные священники были почти единственными руководителями и настовиками, как быть в что ему делать. К ним обращались за советами и получали от них наставления не одни православные, но и католические поселянѻК одному православному священнику в Ковенской губернии, пишут «Литов. Епарх. Ведомости», приходили крестьяне католики смежных с его приходом селений просить совета, как поступать им. На вопрос священника – почему они не обращаются к своему ксёндзу, крестьяне ответили: «наши ксёндзы за одно с панами играют в карты и бунтуются. Мы им не хочем служить. Просим вас, духовный отче, научить нас».. Священники убеждали своих прихожан не внимать льстивым обещаниям искусителей и не поддаваться их насилиям, – вооружаться кто чем может, умирать, если то неизбежно, но не поддаваться врагам; содействовать войскам в преследовании и поражении банд, отыскивать по лесам бунтовщиков, учреждать караулы по сёлам, брать людей подозрительных и пр. Таким образом во многих сёлах, по совету священников, учреждены были караулы прежде, нежели правительство образовало сельскую стражу.

Открыто противодействуя мятежу, во главе народа, православные священники во многих случаях высказали истинное величие христианского духа и геройскую неустрашимость. Когда мятежники заставляли священников читать народу золотые грамоты, тогда – иные решительно отказывались от сего и не хотели брать в руки эти мятежнические бумаги, иные же читали, но тут же объявляли народу, что этим грамотам верить не до́лжно, что всё, написанное в них, ложь и обман, или же разрывали их в мелкие куски и бросали на землю с презрением; и всё это делали в виду вооружённых крамольников, грозивших истязанием и смертью непокорным. К одному священнику мятежники принесли польское воззвание к народу, чтобы он прочитал это мятежное воззвание в своей приходской церкви в первое воскресение, и при этом объявили, что они сами придут в церковь, чтобы видеть, как будет исполнено их требование. И действительно, в воскресенье паны пришли в церковь слушать, как православный священник в православной церкви будет читать польскую прокламацию русскому народу. По окончании обедни, священник вышел на амвон. «Знаете ли, христиане, – сказал он, – какой у нас сегодня особенный праздник? К нам пришли в церковь паны, прежде не ходившие к нам никогда. А знаете, чем ещё замечателен этот день? Мне приказано объявить вам, чтобы вы изменили нашему Царю... Мне приказали вот эти паны, что пришли в церковь смотреть, буду ли я читать вам их грамоту...». Панов, разумеется, тут же перевязали и отправили куда следуеһ«День» № 31-й 1863 г.. К одному священнику пришли мятежники с намерением повесить его. Узнавши об этом, он вышел к ним на крыльцо с крестом в руках, и, указывая на крест, сказал: «вот моё оружие против вашего! Если желаете невинной жертвы, то делайте, что хотите! Господи, прости им, неведят бо что творят». Такой поступок и слова до того поразили инсургентов, что они не посмели исполнить своего намерения и ушли торопливѻТам же.. Ещё один случай. К одному священнику, пишут в Литовских Епархиальных Ведомостях, ворвался однажды вооружённый повстанец. Священник в это время молился, приготовляясь к священнодействию. Вошедший приблизился к молящемуся и грозил убить его, жену, малолетнего сына и сжечь церковь. «Не трать заряда, – спокойно и кротко отвечал на угрозу служитель Божий, – убей кулаком беззащитного, но помни, что кровь, пролитая невинно, будет взывать к Богу об отмщенииûВест. Юго-Зап. и Зап. Рос. за октяб. 1863 г.. Преступник остолбенел. Совесть в нём пробудилась, он схватил руку неустрашимого священника, поцеловал её и заплакал. Подобного рода примеры неустрашимости и геройства православных священников, во время польского мятежа, – а их было немало, – свидетельствуют о том, как духовенство наше безгранично предано отечеству, с каким самоотвержением противодействовало и будет всегда противодействовать польско-католической пропаганде.

События показали, что православные священники, главные представители русской народности в Западной и Юго-Западной России, были и суть главные поборники духовного и политического единства этого края с остальною Россиею, и «единственная быть может поддержка русской народностиûС.-Петер. Вед. 1863 г. № 285.; что «в этих странах держалась и держится русская стихия только Православною церковью и её служителямиûПис. миров. поср. Вилейского уезд. в 48 № «Дня».; что здесь «единственным стоятелем за интересы народа и за русскую народность было духовенство, неизменный товарищ народа в течение долгих веков угнетения, позора и всевозможных страданий»; что оно же и теперь служит главным орудием возрождения народа к гражданкой жизни и укрепления в нём сознания народности и единства со всею Россиеһ«День» № 49 за 1863 г.. Так, само в себе православное духовенство имеет все условия служить возрождению народа Западного и Юго-Западного края России к гражданской жизни и к укреплению в нём сознания народности и единства со всею Россиею. Для того, чтобы православное духовенство с успехом и продолжало служить в этих областях делу русской народности, и приносило отечеству ту пользу, какую оно может и усиливается приносить, необходимо, во-первых, дать ему достойное и почётное положение в обществе, которое оно может и должно занимать и по своему сану, и по нравственным качествам, и по своему образованию, чтобы избавить его от того тягостного и незаслуженного унижения, от того неестественного и вредного контроля всякого чина, со включением сельского писаря, который парализирует деятельность священников, убивает их энергию, ослабляет их влияние на народ. Для этой цели, во-вторых, необходимо оставить ту «несчастную мысль», по которой до сих пор отстраняли православное духовенство от участия в общественной и гражданской жизни народа. Отделять детей от их духовных отцов – дело неестественное и чрезвычайно вредное, как показал опыт. В видах пользы для общества и государства, если не будут ограничивать отношений священников к народу только требоисправлением и религиозным его воспитанием, если введут их в общую народную жизнь, дадут право и вменят в обязанность быть общниками, советниками и наставниками народа во всём, что касается его общественной и гражданской жизни, и защитниками его прав, в случае нужды; то они ещё более приблизятся к народной жизни, и своим влиянием на народ, принесут, без сомнения, чрезвычайную пользу обществу и государству. Это может быть опасно только для тех, которые обманывают, притеняют народ, пользуясь его незнанием гражданских прав, его запуганностью, его беззащитностью пред сильными мира.

Свящ. М. Б-в

В последнее время много наделала шуму во Фракции и католическом мире книга, которой самое заглавие даёт чувствовать её содержание и направление. «Отлучённый или проклятый» (Le Maudit) – так называется сочинение неизвестного аббата, – несмотря на то, что имеет форму романа, а не серьёзного обличения на современную жизнь, и отличается мягким примирительным духом, – вызвало громадное движение против себя именно, может быть, потому что в общедоступной форме затронуло самые животрепещущие вопросы. Французский сенат, среди важных вопросов современной дипломатии, обратил внимание на эту книгу ещё до выхода её в свет. Кардинал Донне, епископ бордосский, в заседании сената, вместе с некоторыми членами, публично восстал против усиливающегося наплыва безнравственных и антирелигиозных книг, в особенности против «Maudit», последней черты развращения нравов. Эта книга, говорил он, – «ужасный скандал для нашей эпохи, для нашего общества»; она бесславит священство, может возбудить ненависть масс против духовенства и произвести опасные брожения в обществе. Такой успех книги не ограничится только этим протестом и запрещением, а вызовет конечно ещё многое...

Что же особенного в этой книге, что она навлекла на себя такие страшные обвинения? Она идёт против усилившегося в последнее время влияния ультрамонтанских идей крайней партии католицизма и возрастающего преобладания ордена иезуитов, – и обнаруживает, до какого печального состояния может привести общественную жизнь какой-нибудь страны преобладание этой крайней партии и ордена иезуитов. Она с откровенностью и искренностью вторгается в сокровенную внутреннюю область церковной и нравственной жизни Западного общества, и смело рисует картину нравов современного католического духовенства. Следовательно она особенно страшна для той части и партии католического Запада, которая стремится восстановить средневековый католицизм во всей его силе, с удушающим царством иезуитства, с инквизиторским взглядом на жизнь и развитие человечества, и пр. Для этой партии «Maudit» – действительно опасная книга; она наносит ей смелый удар, обнажая те сокровенные пружины и мотивы её, которые обыкновенно старательно маскируются пред обществом совершенно другими оттенками и чертами. При заметном движении ультрамонтанских идей в Западом мире, отражающемся во Франции нередко фальшивым направлением религиозного сознания и чувства, «Maudit» есть явление важное именно по своему современному отношению к действительности. Книгу эту можно назвать биографией французского священника и вместе с тем картиною церковной жизни католического общества XIX века. Героем её, а, кажется, и автором, является личность из низшего белого духовенства, страдающая под влиянием высших лиц католического духовенства, которые «ценою своих рабских отношений к Риму покупают себе право жизни и смерти над подчинённым им низшим духовенством». Борьба этой личности – внутренняя с самим собою, и затем преследования и страдания её от деспотических отношений лиц высшего духовенства и ордена иезуитов – вот содержание всей книги. Она раскрывает всю уродливость тех форм и направлений, которыми католицизм уклоняется от истины православия и с которыми он ни за что не хочет расстаться, полагая в этих временных и внешних формах всю сущность и истину христианской религии. – Постараемся в возможно кратком очерке представить всё содержание книги, чтобы потом увидеть, какое зло для католичества ультрамонтанская партия и орден иезуитов.

Молодой священник – Джулио Лаклавьер – получил воспитание в католической иезуитской семинарии и вышел оттуда с редкими качествами для священного сана. С искренней, благородной душой, с безукоризненной нравственной чистотой, с пылким сердцем он соединял прекрасное образование. Научная современная образованность не была для него опасна; односторонности и крайности очищались и сглаживались в его простой и глубоко верующей душе. Он искренно и глубоко верил в божественность христианства и священную высоту и значение пастырского служения для общества. На толки и возражения о злоупотреблениях и отступлениях от идеи – он кротко и твёрдо отвечал, что всё это – дело человеческое, нисколько не подрывающее святого величия божественных истин. Вместе с тем он развил в себе самостоятельность мысли, соединяя с глубокою верою в независимость убеждения. С такими качествами он везде мог быть на своём месте: на церковной кафедре он мог быть красноречивым и смелым проповедником, стремящимся оживить общество глубокою простотою веры первых веков христианства; на простом приходе он готов был приносить всё возможное добро своим пасомым, – быть всем вся; в трудные минуты он мог явиться добрым пастырем, готовым положить душу за овцы своя. Но он был также слишком чист, слишком полон нравственной правоты и благородного увлечения истиною и добром, чтобы хранить молчание при виде тех иногда тёмных сторон церковной жизни, какою она на Западе является в действительности, а не в идеале. Он был воспитан иезуитами; он вынес из школы звание их, а им оставил сведения о себе. Он давно уже был отмечаем своими начальниками человеком, обладающим «опасною умеренностью», так как его несогласие с иезуитскими правилами не было открытым возмущением, а послушание им не было также нравственным рабством. Понятно потому, как смотрел на него орден иезуитов, особенно когда сюда привмешалось дело о наследстве Джулио после старухи-тётки, близкой к смерти, на которое рассчитывали в свою очередь иезуиты. В том месте (в Тулузе) орден иезуитов был довольно силен. Связь с Римом давала ему влияние на местную церковную администрацию; проповедь, воспитание и исповедь открывали доступ в семейные тайны и власть над душами многих личностей. Так в доме богатой тётки Джулио иезуитский патер Брифор заправляет посредством исповеди поступками всех, начиная с госпожи до служанки; ему известны потому все поступки, речи и занятия Джулио. Он чернит молодого человека пред его начальством, стараясь внушить, что его опасно допускать к священству, как человека «сочувствующего новым идеям, столь гибельным». К счастью, сторону Джулио держит местный кардинал архиепископ Фламаран – образованный старик, ревностный христианин, убеждённый в том, что Рим, упорствуя в поддержании своей светской власти, идёт путём опасным для истинного духа христианства, но в то же время сознающий трудность восстания против существующего порядка. Он чувствует вред присутствия иезуитов в своей епархии, испытывает даже на себе их гнёт; но довольствуется тем, что ведёт с ними скрытную борьбу, предугадывая и разрушая многие их замыслы. Джулио ему понравился своею юношескою смелостью и энергиею, своею чистою и глубокою верою, – и он делает его своим секретарём; при нём Джулио является красноречивым проповедником, приобретает любовь и популярность. При смерти своей архиепископ завещает Джулио обнародовать свою исповедь в убеждениях и епископской жизни. Смерть Фламарана и его поручение были опасны для Джулио. На завещание архиепископа иезуиты и их партия могли смотреть как на нечестивую подделку ненавистного им молодого безумца, как называли они Джулио Новый архиепископ Пьер-Франсуа-Поль Лекрик был человек сухой и суровый в управлении епархией. Правда, иезуитов он не любил, но зато боялся и льстил им, чтобы быть приятным в Риме и в Париже. Ещё до приезда, ему постарались описать Джулио человеком «опасным, с пылким воображением, самонадеянным и самомечтательным, неуважительным к слову Божию, профанирующим церковную кафедру проповеданием новых преступных идей, читающим без должного разбора журналы и книги», далее – священником, «за которым нужно наблюдать, которого нужно вести железною рукою и всегда держать на низших ступенях иерархии – для того, чтобы постоянный гнёт, изолированность и отсутствие возможности высказываться удерживали его в спасительной неизвестности, тогда как малейшие почести и повышения могут погубить его»... Подобные аттестации и происки сделали своё дело. Джулио был понижаем дотоле, пока не очутился бедным приходским священником (кюре) сент-авентинским в глухом, заброшенном месте около Пиренеев.

Джулио послушно принимает обречение своё на спасительную неизвестность и с любовью приступает в высоким для него пастырским трудам. Он застаёт в своём приходе бедных невежественных людей, которых душат грубые суеверия и которые почти не имеют понятия о простых началах нравственности. Он начинает проповедовать этим беднякам религию мира и любви, беседует с ними как с детьми, которых нужно ещё учить самым простым истинам, воспитывает молодёжь в школе и радуется пробуждению и развитию в своём приходе нравственного сознания и жизни. В свободное время он занимается сам естественными науками, изучает богатую местную флору. Он чувствует себя здесь даже покойнее и замечает в себе просветление и укрепление внутреннего религиозного чувства. Впрочем, и здесь он сталкивается с тёмными сторонами действительности. Он подчинён надзору старшего священника Люшона, и тот нередко даёт ему чувствовать это подчинение. Его окружает среда низшего духовенства, правда, доброго и простого, но в то же время довольно невежественного и имеющего свои слабые стороны. При своём развитии Джулио мало встречает сочувствия и понимания в окружающей среде. На местных церковных собраниях он видит себя предметом нескромного любопытства и худо скрытого подозрения; для одних он – жертва интриг, для других он – подозрительная личность, сосланная в заточение. Сам архиепископ Лекрик начинает смотреть на него невыгодно. Когда он, разъезжая по епархии, посещает сент-авентийский приход, то Джулио встречает его просто, без всякой пышности и церемоний, среди обучаемых им детей. Прелат обижается этой простотой и подозревает в ней желание эффекта, вольнодумство, – и уезжает, не удостаивая своим посещением его хижины. Раз в приход Джулио прибыл один хвастливый капуцин-проповедник. В короткое время он привёл в брожение сент авентинский приход, так что Джулио наконец не мог переносить подобного посягательства на нравственное здоровье своих пасомых. «Мой уважаемый отец, – сказал он ему, – я верю, что вы пришли с желанием делать добро; но, к сожалению, я должен сказать вам, что до сих пор вы делаете одно только зло»... Кончилось тем, что Джулио был растревожен в своих попечениях о приходе, а о. Василий вскоре оставил Сент-Авентин, рассказывая о совершённых им подвигах и обвиняя в вольнодумстве молодого приходского священника.

Среди подобных грустных обстоятельств Джулио испытывает ещё другие невзгоды. Старая тётка его умирает, сделав завещание в пользу иезуитского ордена и оставив Джулио и его сестре Луизе маленький пожизненный доход. Молодому священнику дают чувствовать бесполезность и опасность протеста против завещания. Несмотря на то, Джулио доверяет другу своему завести процесс с иезуитами. Тогда они прибегают к другому средству и выбирают другое орудие. Таким орудием является типическая личность одной графини, женщины с холодным сердцем, пятнадцати лет выданной замуж за богатого титулованного старика и знакомой только с горечью супружеской жизни; молодая вдова, разочарованная первым браком, добродетельная по своей холодной натуре и фарисейски гордая своею добродетелью, снедаемая жаждою какой-нибудь деятельности, всецело подчиняется влиянию иезуитов и становится для них прекрасным орудием и агентом. Её-то орден иезуитов подсылает действовать на Луизу, сестру Джулио, не будучи в состоянии сломить упорства его самого. Она ловко подделывается к Луизе, сначала стращает её рассказами о том, что её брата ожидает ужасная участь, что духовная власть подвергнет его интердикту и отлучению даже в таком случае, когда светский суд оправдает его и пр. Потом она вкрадывается в её доверие, узнаёт её сердечные тайны, поражает её в самых нежных привязанностях и доводит до того, что та, устрашённая, разочарованная и убитая, тайно бежит и скрывается в один римский монастырь. Джулио, после тщетных поисков нежно любимой сестры в своём округе, бросает всё, берёт у своего епископа позволение свободного пропуска во все приходы епархии и отправляется искать её. Здесь автор, пользуясь случаем, рисует современную жизнь Рима и его учреждений и пр. Наконец Джулио находит в Риме свою сестру и отправляется с нею в Париж, как бы желая удалиться из мест грустных для него своими тяжёлыми воспоминаниями.

Жизнь в Париже тоже не улыбнулась Джулио. Ему предшествовала молва о нём, о его направлении, о процессе его с иезуитами и о его приключениях. Если одни смотрели на него, как на благородного священника, зато другие считают его бунтовщиком, врагом церкви, полу-отлучённым. Сам он, несмотря на свой билет от местного епископа, находится в двусмысленном положении церковного бродяжничества, как называет автор состояние массы личностей духовного звания, наплывающей в Париж. Здесь, говорит он, вы встретите изгнанников за политические убеждения, личностей двусмысленного поведения с поддельными видами, с подложными рекомендациями своих епископов, можете встретить и довольно ужасные типы, несколько образцов которых выставлены автором. Эти кочевники церковной иерархии католической могут быть приписываемы к некоторым церквам и приходам и в качестве так называемых «diacres d’office» сопровождать местного кюре при религиозных торжествах и воскресных служениях. Впрочем, Джулио со своими талантами и развитием не мог затеряться в этой пёстрой толпе. Он, живя в уединении со своею сестрою, скоро нашёл себе дело, посвятив себя учёным трудам. Он принял живое участие в редакции журнала «Le Catholique libéral», сильно заинтересовавшего католический мир. Он явился передовым двигателем устроявшихся тогда проповеднических митингов, имевших целью обновление и оживление форм религиозной жизни и пр. Но месть не покидала его и здесь, возбуждая против него неприязненные толки и преследования. «Это новый Гавацци или Пассаглиа», кричали одни. «Не понимаем, как позволяют полу-отлучённому священнику, ведущему процесс с иезуитами, проводить такие идеи в духовном журнале и на проповеднической кафедре», толковали другие. В обществе, бывшем тогда в моменте симпатии к идее о светской власти папы и к иезуитам, легко было вести интриги против Джулио. Скоро «Catholique libéral» должен был пасть после многих предостережений и запрещений; проповеднические митинги тоже прекратились от возбуждённого против них неудовольствия и ропота; самому Джулио было запрещено священнослужение в Париже...

Молодой священник, поражаемый отовсюду и принуждаемый к молчанию и бездействию, не падает ещё духом и всё пытается быть безукоризненным в своём духовном звании. Он уединяется в маленький приход мелльский возле Пиренеев, который едва удаётся ему выхлопотать себе у архиепископа Лекрика. Но здесь, оставив журнальную борьбу, он продолжает писать и издаёт книгу о светской власти пап. Большего к решительному осуждению его не нужно было. На провинциальном соборе или съезде, под председательством одного епископа – ярого ультрамонтана, поднята была целая буря обвинений против Джулио – «этого отступника, хулителя, нового Арнольда Брешианского, волнующего Юг Франции», и против него формируется грозный приговор осуждения и анафематства. «Да будет проклят священник, проповедующий с церковной кафедры гибельное учение! да будет проклят священник, соблазняющий души пасомых идеями новейшей журналистики! Проклят нападающий на светскую власть римских первосвященников! Проклят горделивый еретик, новатор и автор соблазнительной книги! Проклят всяк сочувствующий и разделяющий убеждения Джулио, мелльского кюре»... Так гласили постановления означенного местного собора, ожидавшего окончательного интердикта из Рима, который и не замедлил вскоре прийти. В этот грустный и тяжёлый промежуток времени умирает любимая сестра Джулио, – и он остаётся один, поражённый интердиктом, заклеймённый роковым именем отлучённого – проклятого. Он ещё пытается жить где-нибудь и как-нибудь... Но внутренняя нравственная борьба и страдания сламливают его окончательно. Усталый нравственно, больной, убитый, тащится он в госпиталь; но и здесь ожидает его последнее оскорбление и горечь. Местное духовное лицо отказывает ему, как отлучённому, в таинствах. Едва находится один старый священник, более сострадательный, решившийся усладить святым утешением последние минуты Джулио, умирающего со словами: «буди благословен Господи! Ты один справедлив! Ты один даруешь вечный мир и покой отлучённому – проклятому»...

Из содержания разбираемой нами книги нельзя не заметить, что она имеет немалую важность, как современный памятник и свидетель печального состояния церковной жизни и положения низшего духовенства в католическом Западе, и что к этому состоянию приводят его увеличивающиеся стремления ультрамонтанской партии католицизма, ревностными поборниками которой являются особенно иезуиты.

Христианский Запад Европы имел, как известно, свои исторические особенности в развитии своей гражданской и церковной жизни. Силою этих исторических особенностей, столь знакомых для изучавших церковную историю, приготовлялась и складывалась идея папства и её значение в церковной и гражданской жизни Западных обществ, – идея в своём дальнейшем развитии, лёгшая в основу того особенного склада и направления католицизма, которыми он уклоняется и разнится от православия. Было время, когда римские епископы, пользуясь данным им силою исторических событий значением, не уклонялась от истинного духа христианской религии и вносили большую долю добра в судьбы Западной Европы; но зато настало скоро после того и то время, когда они, увлечённые своею временною, искусственною ролью, забыли о своём истинном призвании и временную свою задачу приняли за постоянную, вечную. Постепенное отклонение от истины православия и окончательное отступление от неё были, как известно, печальными результатами этих обстоятельств церковной жизни Запада. Проходили века, сменялись поколения, являлись новые моменты в развитии человечества Западной Европы; папство одно оставалось в неподвижном состоянии, верное своей роковой ошибке. Таким оно является и в настоящее время. Само общество силится как бы помочь исправлению этой ошибки, восставая против светской власти папства, против эгоистических и исключительных тенденций, вносимых им в церковную жизнь Запада... Но несмотря на этот напор современных потребностей и идей, папство стоит упорно за свою ошибку и видит в ней необходимую принадлежность и благо Церкви Христовой. Следствия этого отражаются тёмными явлениями церковной жизни католического Запада – в особенном положении духовенства и пастырском служении его в католической стране, – явлениями воспроизведёнными в разбираемом нами сочинении, которое хочет таким образом наглядно представить взору общества, – куда ведёт его крайняя ультрамонтанская партия, группирующаяся около знамени неподвижной идеи папства.

Пред читателем является состояние церковных дел и положение духовенства во Франции, стране католицизма, государи которой с давних пор получали от папы титул христианнейших государей. Внимательный взор читателя видит в церковной жизни этой страны довольно странное раздвоение. Здесь видно, во-первых, влияние чужеземной, посторонней церковной власти; и этому влиянию, нередко вредному интересам страны, подчиняется, часто против убеждения и воли, высшее духовенство, которого судьба в руках папства. Во-вторых, здесь открывается масса низшего духовенства, соприкасающаяся непосредственно с народом страны, – духовенства, часто приходящего при отправлениях своего пастырского служения в столкновение или с чужеземными элементами папства, или с личными, эгоистическими видами его агентов – католических монашеских орденов и в особенности с орденом иезуитов. В этой картине церковной жизни Франции сила и авторитет на стороне папства и его агентов, обязанность повиновения и беспрекословия на стороне, особенно низшего, духовенства страны. Невольно является вопрос, – не представляет ли подобное положение многих неудобств и опасностей для религиозно-нравственной жизни общества, когда заправление ею находится в руках чужеземного авторитета и его агентов, а масса родных сынов страны – её духовных пастырей осуждена на пассивную деятельность послушания и беспрекословного исполнения распоряжений неродного для страны авторитета? И не возможны ли те опасные случаи, когда стремления и интересы этого авторитета и его клиентов пойдут в разрез с интересами и потребностями страны и её местного, родного ей духовенства? Вопросы эти являлись часто в католическом мире: они подняты и теперь в разбираемом сочинении и в обществе во поводу этого сочинения. В нём представлены подобные случаи печального положения церковных дел во Франции. Мы видим, что папство присваивает себе безусловную власть над религиозно-нравственною жизнью страны и находит огромную поддержку в усилившейся в последнее время партии ультрамонтанской и особенно в ордене иезуитов. Их влиянию подчиняется церковная администрация страны: высшее духовенство во многих представителях своих уклоняется от противодействия им, боясь немилости в Риме, – так архиепископ Фламаран только скрытно противодействует их влиянию, так другой архиепископ – Лекрик, хотя не любит их, но обращается с ними благосклонно. Тяжелее всего участь низшего духовенства. Являясь горячо преданным интересам страны, олицетворяя в себе по тому самому истинное пастырское служение и руководство религиозно-нравственной жизни общества, – оно находится в довольно стеснительном и безотрадном положении. Будучи под гнётом ультрамонтанской партии, не сочувствующей благу того общества, пастырское служение которому оно несёт, – оно не находит помощи ни в своём высшем духовенстве по причинам, показанным выше, ни часто и в гражданской власти, спутанной ультрамонтанскими интригами. В исполнении своего пастырского служения оно часто сталкивается со своим гнетом; оно опутывает его силы и руки, убивает его лучшие заветные мечты и надежды. И вот, родной сын Франции, бедный приходский священник нередко должен или идти наперекор своим убеждениям и интересам родного общества, или заранее обречь себя на целый ряд преследований и страданий. Мы видели в судьбе Джулио, как тяжела участь подобного бойца за правду и истину. Таково положение низшего духовенства во Франции при подобном состоянии церковных дел. Тяжесть этого положения начинает чувствоваться самим обществом, и выражение этого чувства мы встретили в одном французском журнале, откуда считаем не лишним привести небольшой отрывок. «Действительно, – говорит Шарль Мазад, – низшее французское духовенство, скромная и смиренная масса, распространяющая свет Христова учения в наших сёлах, есть самое честное, бескорыстное и добросовестное сословие. Оно отличается преданностью, простою и глубокою верою и редкими жалобами на своё состояние... И нужно сказать, что в этом низшем духовенстве – единственная истинная сила и надежда католицизма во Франции. Священники, правда, не идут так далеко, как Джулио, но они подобно ему сочувствуют потребности в церковной реформе, не поставляя сущности папства в обладании спорною территорией. Я помню, как раз, затронув подобные вопросы, я вскоре получил письма из различных сторон от многих сельских священников, не знакомых ни между собою, ни со мною. Вот что писал один из них: «да м. г., несмотря на противоположные знамения, вы надеетесь не без причины. Даже среди сельского духовенства есть священники, ревнивые поборники благородных и здоровых идей, защищаемых вами. Благодаря Бога, узкие и слепые доктрины известной партии ещё не везде успели. Они – в силе, это правда; но более на поверхности, чем в глубине сознания... И настанет день, когда наконец истина восторжествует... Так верные догматам своей церкви мы не отрицаем, подобно той партии, ни нашей эпохи, ни её цивилизации; напротив, мы много добра ожидаем от неёûRevue des Deux Mondes. 1. Feur. 1864 p. 665....

В добавление к этим тяжёлым недостаткам католической страны, где высший церковный авторитет не представляет возможности сочувствия и симпатии к её интересам и благу, а, напротив, стесняет местное духовенство преследованием своих частных интересов, ко всему этому ещё прибавляется явление, завершающее пред читателем довольно мрачную картину церковных дел во Франции, – усиление влияния и преобладания ордена иезуитов. Этот орден, как известно, имел не раз свою историю возвышения и падения в различных странах католического Запада. Являясь могучим орудием папства и оказывая его идее важные услуги, он вместе с тем всегда отличался преследованием и своих личных эгоистических целей, чуждых характеру своего установления и своего имени. Своею неутомимою деятельностью, своим развитием и могуществом он не раз становился опасным для того же папства, которое пользовалось им, как своим орудием. В церковной истории католического мира были примеры борьбы папства с этим орденом, выражавшиеся его стеснением и даже уничтожением на время, точно также, как в гражданской истории были примеры преследования и изгнания иезуитов из различных стран. Что же есть особенного в этом ордене, что он, как засвидетельствовала сама история, признаётся опасным для самой Католической церкви, вредным и гибельным для тех стран, где усиливается его преобладание? Простое соображение тех административных начал, которые легли в основу образования и устройства ордена иезуитов, и того коренного духа и правил, представителем которых является он, – даёт нам ответ на предложенный вопрос. Орден иезуитов с самого начала своего образования стремится стать в положение исключительной независимости и самоуправления. Вся вековая жизнь этого ордена направлена к систематическому и упорному развитию и расширению во всех католических странах, к возможной власти и влиянию на ход местных дел страны и к полной независимости своей от местной администрации церковной и гражданской. Прошлая жизнь действительно выработала и дала ему в руки целый ряд определённых прав и привилегий. Разбросанный в своих членах и имуществах по различным частям католического мира, он тем не менее нисколько не сообразуется с местными условиями, не подчиняется их влиянию: он имеет своё особое управление, своего особого начальника (генерала ордена), местопребывание которого – Рим, – начальника, которым он управляется и которому только он подчиняется, не завися нисколько от церковной иерархии различных стран. Спрашивается: что же имеет теперь общего орден иезуитов с известною страною, где находятся его члены, не подчиняющиеся её законам и условиям? Не идёт ли он часто по своему устройству наперекор интересам и потребностям тех обществ, среди которых живут и действуют его члены? и не становится ли он опасным для самого общества, так как, не подчиняясь законам общества, он естественно заставляет общество сообразоваться со своими законами? В разбираемом нами сочинении – пред читателем орден иезуитов во Франции: он стоит в стороне от церковной администрации страны и не только не подчиняется её отправлениям, но сам, пользуясь своим значением и силою в Риме, подчиняет себе нередко ход церковных дел и высшее духовенство страны. Если же мы теперь обратим внимание на тот дух и те начала, представителем и проводником которых является орден иезуитов; то нам совершенно уяснится опасное значение его и для каждого общества, и для истинного духа христианской религии. Начала, за которые ратуют иезуиты, – это начала крайней доктрины абсолютного католицизма, развитой папством и стоившей Западной Европе так дорого во время средневековой борьбы папства со светскою и церковною властью различных стран. По этим началам, Римская церковь в лице папы должна иметь не только полную власть и главенство над всеми местными церквами, не только заправлять церковною жизнью каждой страны, во даже иметь преобладание над светскою властью и право надзора и суда над общественною жизнью каждой католической страны. По этой доктрине жизнь государства парализируется преобладанием папства и его агентов, теряет свою самостоятельность и становится его орудием и рабом. История запада Европы с её печальными средневековыми событиями показала, что значит эта доктрина крайнего католицизма и к каким опасным результатам приводит она и государство, и церковь. Прибавим к этому те личные эгоистические цели и стремления, которые по свидетельству истории постоянно преследовал и преследует орден иезуитов, старавшийся всегда и везде приобретать себе материальные выгоды и богатства; прибавим то коренное и неизменное правило ордена, по которому каждый член его должен сделаться в руках начальника ордена безмолвным трупом, с полным отречением от своей человеческой и гражданской индивидуальности, а также и то, по которому все средства, без надлежащего нравственного разбора, у него позволительны, если они оправдываются целью: и мы поймём, с одной стороны, ту мощь и силу, которою так часто поражает взор наблюдателя орден иезуитов, с другой – то везде опасное и вредное действие его, которое более или менее чувствуют и от которого желают избавиться и правительства, и общества различных стран. Вот почему, между прочим, и разбираемая нами книга имеет важное современное значение во Франции: в ней выставлено усилившееся в последнее время влияние ордена иезуитов в этой стране и опасность подобного явления. На эту опасность обращает уже внимание и само общество. Так в том же французском журнале, о котором мы упоминали выше, тот же автор делает следующее замечание: «...уже более десяти лет мы видим систематически усиливающееся преобладание ордена иезуитов в проповеди, в воспитании юношества... Теперь даже явилась мода на иезуитов: их считают истинными воспитателями юношества, истинными духовными руководителями пред светским духовенством... И иезуиты действуют с удивительной энергией. Их училища и воспитательные заведения быстро умножаются: в настоящее время вы их увидите в Париже, Тулузе, Бордо, Авиньоне, Пуатье, Меце и других местах. Все они полны молодёжи, находятся в цветущем состоянии и даже соперничают в этом с школами самого правительства». Но в этом цветущем состоянии ордена иезуитов, в этом участии и влиянии его в деле народного воспитания автор видит печальное знамение для страны и опасную будущность для воспитываемого поколения. Припоминая коренной дух и доктрины ордена иезуитов, защитника неподвижного католицизма и врага современной мысли и образованности, он заключает своё наблюдение так: «перенесите теперь этот дух в общественное воспитание, – и вы увидите подготовление для страны двух обществ различных убеждений, противоположных верований: подобное воспитание в иезуитских школах образует или людей с уродливо развившимся религиозным чувством – фанатиков, для которых идеал – в насильственном абсолютном католицизме, или людей, вырвавшихся из-под гнёта этой крайности и впавших в противоположную крайность атеизма и других увлечений и заблуждений мысли». Таковы вопросы, затрагиваемые выставленною нами книгой, вопросы, имеющие современное значение для Франции и всего католического мира. Отсюда понятны и те движения, и те разнообразные чувства, которые возбудила и вызвала она там со стороны различных партий.

Для нас эта книга имеет совершенно другое значение и другой интерес. У нас она неспособна возбудить ни движений, ни увлечений..., и очень понятно почему. Мы находимся в положении совершенно ином, окружены совершенно другими обстоятельствами и условиями нашей прошедшей и настоящей исторической жизни – церковной и гражданской. В нашем прошлом нет ни уклонений от истины православия, ни крайних увлечений той или другой жизни. Наша Православная церковь всегда оставалась верна и неизменна тому истинному духу Христовой Церкви, который завещан ей её божественным Основателем. В долгой вековой жизни своей она никогда не уклонялась от истинного духовного призвания своего. Во всей истории нашей не укажут нам примера, чтобы Православная церковь стремилась к достижению светской власти и господству над государством. Тесный союз государства и церкви был напротив постоянным явлением нашей истории, – союз, в котором и общество, и церковь всегда находили сочувствие и поддержку друг в друге. Сообразно тому и наша церковная жизнь чужда печальных уклонений и тёмных явлений Католической церкви. Сыны Церкви православной – в то же время и сыны России православной; духовенство русское, высшее и низшее, – в то же время живые члены общества, государства. Нет в нашей церковной администрации ни чужеземного церковного авторитета, действующего независимо и отрешённо от интересов нашей страны, ни монашеских орденов, совершенно посторонних и отдельных от общества, каковы католические монашеские ордена. Наше монашествующее и белое духовенство неразрывно идут в своём служении православию и народности русской; свидетель тому наше прошлое и настоящее. А потому и наша церковная жизнь свободна от всяких колебаний, борьбы и влияний посторонних элементов, препятствующих истинному религиозно-нравственному развитию общества и истинному пастырскому руководству общества. Благодаря такому особенному православному развитию нашей церковной и гражданской жизни мы находимся в состоянии спокойного и мирного развития и достижения тех результатов, которые на Западе Европы нередко покупались дорогою ценою. В таком особенно положении находимся мы, как сыны Православной церкви. Пред нашими глазами совершаются на католическом Западе те движения и волнения, которые служат печальными плодами уклонения Католической церкви от истины православия. Мы говорим о светской власти папства и стремлениях его поддержать эту власть. Движения и волнения по этому вопросу в последнее время – известны. Образование крайних партий и воззрений – плод этих движений. Разбираемая нами книга есть отголосок этих движений. А потому она и имеет для вас то важное значение, что показывает, как само общество католического Запада начинает чувствовать и сознавать, к каким тяжёлым и опасным последствиям может приводить его папство, взявшееся быть руководителем Католической церкви и общества, и отклонившееся вместе с ними от истинного духа Церкви Христовой.

Юр-ский

Печатать дозволяется. Киев. 1864. Апреля 14 дня

Цензор священник Алексей Колосов