Лукин, Владимир Игнатьевич

Лукин, Владимир Игнатьевич, писатель-драматург второй половины XVIII столетия; родился 8 июля 1737 г., был невысокого происхождения и относительно положения своего в свете сам впоследствии говорил, что рожден был «к принятию одолжений от сердец великодушных». Сведений о том, где и чему учился Лукин в молодости, не сохранилось; известно только, что он рано поступил на военную службу и 25-ти лет был уже майором, сильно увлекался в эту пору игрою в карты, а затем, около 1763 г., «отстав от игры и от службы воинской», пристрастился «к словесным наукам», занявшись преимущественно переводом и переделкой французских комедий. К этому времени, по всей вероятности, относится и его поездка в Париж, где он мог лично познакомиться с современным ему французским театром. То обстоятельство, что литературные противники Лукина упрекали его впоследствии званием «копеиста», дает возможность предполагать, что именно в этой должности он начал свое служебное поприще по выходе из военной службы. В 1765 г. он состоял уже секретарем при кабинет-министре И. П. Елагине, который был тогда и вице-президентом в главной дворцовой канцелярии. В лице Елагина Лукин нашел себе влиятельного покровителя, который, по словам Фонвизина, вывел его «из ничего в люди»; тот же Фонвизин, бывший сослуживцем Лукина и сильно к нему нерасположенный, говорит, что впоследствии Лукин потерял доверие своего покровителя, но надо думать, что это охлаждение было только временным неудовольствием, так как Лукин продолжал оставаться при Елагине, находился с ним в близких отношениях по масонским делам и повышался по службе: в 1769 г. он был надворным советником, в 1774 г. – коллежским советником и членом главной дворцовой канцелярии, а в 1791 г. он, уже в чине действительного статского советника, упоминается, как присутствующий в придворной конторе, президентом которой был тогда Г. Н. Орлов. В последней должности Лукин скончался 9 июля 1794 г.

Литературная деятельность Лукина началась также под покровительством Елагина, который в то время уже составил себе репутацию хорошего писателя и переводчика. У него находили талант и литературный вкус, слог его считался образцовым; его называли первым, после Ломоносова, писателем в прозе, вследствие этого его руководство для молодого писателя могло быть очень полезно; и Лукин действительно называет его своим учителем, а в «посвящении» к своему первому печатному труду определенно, говорит, что всеми своими знаниями в «словесных науках» обязан исключительно Елагину, который развил в нем его всегдашнюю склонность к литературным занятиям, вразумил «к познанию прямой в них красоты» и побудил к «упражнению». Этот первый литературный труд Лукина был перевод, совместно с Елагиным, знаменитого в свое время романа: «Приключения маркиза Г. (Глаголя), или Жизнь благородного человека, оставившего свет» (СПб., 1756–65 гг.), в шести частях, из которых две последние переведены Лукиным. Работая над этим переводом, Лукин одновременно принялся переводить и французские комедии: в 1763 г. он перевел комедию Реньяра «Les Menechmes», озаглавив ее «Менехмы, или Близнецы»; в 1764 г. напечатал в Москве вольный перевод комедии Кампистрона «Ревнивой, из заблуждения выведенный», а в 1765 г. вышло целое собрание его сочинений под общим заглавием: «Сочинения и переводы Владимера Лукина», в двух частях. Сюда вошло несколько пьес: «Мот, любовью исправленной», оригинальная комедия в пяти действиях; «Пустомеля», комедия в одном действии, представляющая переделку пьесы Буасси «Le Babillard»; «Награжденное постоянство», комедия в пяти действиях – переделка из «L'amante amant» Кампистрона и «Щепетильник», комедия в одном действии – переделка французской пьесы «Boutique de bijoutier», переведенной с английского. Все эти пьесы снабжены более или менее пространными предисловиями и посвящениями: из них «Мот» посвящен Елагину, а «Щепетильник» другу автора – Ельчанинову, молодому писателю, имевшему также некоторое влияние на литературные опыты Лукина. Три года спустя по выходе в свет первых сборников, напечатаны были еще две комедии, переделанные Лукиным с французского: «Тесть и Зять», комедия в трех действиях, вольный перевод с комедии Колле «Depuis et Deronnais» (СПб. 1768 г.), и «Разумной Вертопрах», комедия в трех действиях, вольный перевод с комедии Буасси «Le sage Etourdi» (СПб., 1768 г.), а в следующем году появилась его комедия в пяти действиях «Задумчивой», переложенная на российские нравы с комедии Реньяра «Le Distrait». Наконец, Лукину же приписывается вольный перевод комедии Мариво «La seconde surprise de l'amour» под названием «Вторично вкравшаяся любовь» (1773 г.) и драма «Благодеяние приобретает сердца», которая, однако, в каталогах Сопикова и Смирдина отмечена, как перевод с французского А. С. Шишкова. Из перечисленных комедий Лукина многие тогда же появились на сцене придворного театра и, по свидетельству современников, были «изрядно принимаемы» и «аплодированы очень много», а в «Записках» С. П. Порошина, под 19 января 1765 г., отмечено даже, что после представления «Мота» «изволил Его Высочество (в. кн. Павел Петрович) автора призывать к себе в ложу; пожаловал его к руке и хвалил за труд»... Поощренный таким лестным вниманием, Лукин в августе и сентябре того же года последовательно поднес вел. князю (вероятно, не без содействия своего мецената Елагина) два тома своего собрания «Сочинений и переводов». Но если, с одной стороны, вел. князь и публика придворного театра благосклонно относились к комедиям Лукина, то, с другой стороны, современная литературная критика встретила их самым враждебным образом. Уже в предисловиях к своим первым печатным трудам Лукин говорит о своих хулителях и злоязычниках, которых было, по-видимому, очень много; к их числу принадлежали: и Фонвизин, известный писатель и сослуживец Лукина, и представитель ложного классицизма Сумароков, который судя по словам Порошина, не переносил даже упоминания о Лукине, и в особенности издатели сатирических журналов, во главе с Новиковым. Впрочем, литературная критика Екатерининских времен, не шедшая, в большинстве случаев, дальше сатиры «на лицо» и разбора отдельных слов и выражений, не могла дать правильной оценки комедий Лукина и ограничивалась почти исключительно грубой бранью, сплетнями и мелочными нападками на язык и орфографию его сочинений. В особенности же сатирические журналы 1769–1770 г. не могли простить ему непочтительное отношение к «славным русским сочинениям», под которыми понимались, конечно, творения «Российского Вольтера» – Сумарокова. Целый ряд сатирических органов («Трутень», «Смесь», «Адская Почта», «Всякая Всячина», даже невинный журнал «Полезное с приятным») обрушился за это на Лукина. Его изображали глупцом, льстецом, напыщенной бездарностью; пародировали его слог и действительно несколько странный язык; смеялись над его обращениями в предисловиях к «благосклонным читателям»; не щадили даже личной жизни бывшего «игрока», «старого копеиста», ставшего переводчиком. Главной причиной всех этих грубых, бранчивых, а иногда и непристойных насмешек была действительно смелая для своего времени попытка Лукина подвергнуть критике господствовавшее в литературе ложноклассическое направление. Он восставал против рабского подражания французским образцам; в то время, когда пальма первенства в комедии и трагедии безусловно присуждалась Сумарокову, он позволял себе думать о его литературных сокровищах иначе, «и его мнения о современной ему комедии, говорит Пыпин, дают нам возможность видеть в нем более рассудительного человека, чем представляли его противники». В длинных предисловиях к своим комедиям Лукин, между прочим, развивает свои литературные понятия. Здесь верно отмечен им главный недостаток современной ему комедии – отсутствие русской жизни в самой сущности комедии, – изображение вещей, «не наше поведение знаменующих»; для русской комедии он требовал русского содержания и народного языка и надеялся, что придет пора, когда произведения Сумарокова «прилежнее рассмотрятся», а комедия из рабски подражательной станет истинной воспитательницей нравов и строго национальной. В своих собственных драматических переделках он поэтому останавливался исключительно на явлениях знакомых и свойственных русской жизни; иностранные имена заменял русскими; старался писать разговорным языком (критика осуждала его за «новые выражения»), держась того мнения, что «надлежит в русском быть чему ни есть русскому», он в одну из своих комедий («Щепетильник») ввел даже два лишние против оригинальной пьесы лица, двух простых русских работников, и заставил их объясняться костромским говором, но дальше этого он пойти не мог; во всем остальном его комедии не возвышались над общим уровнем других переводных комедий Екатерининской эпохи. «Недостаток дарования мешал ему приложить свои теоретические понятия к делу; у него было только предчувствие того, что это возможно и как возможно»... В этом понимании главных недостатков современной ему литературы и заключается главное литературное значение Лукина; произведения его, как не отмеченные печатью таланта, скоро были забыты, а сам он за свои новшества у современников прослыл за «хулителя славных сочинений». «Литература – говорит Пыпин – не вдруг могла произвести жизненные типы фонвизинских комедий; для этого она должна была сначала пройти низшие классы своей школы, и характер этих классов мы видим в тех литературных понятиях и нравах, какие представляют нам Лукин и его противники». В настоящее время Лукин может рассматриваться не только, как предшественник Фонвизина, но даже как предвестник так называемой «натуральной школы». Интересно отметить и то, что со своей проповедью обращения к народности Лукин выступил в то время, когда еще в полной силе господствовало высокомерное презрение к «подлому» народу, и горячо приветствовал основание народного театра (в 1765 г.), от которого ожидал большой пользы не только для народа, по и для самой литературы.

А. Н. Пыпин, статья о Лукине в издании его сочинений и переводов под редакцией П. А. Ефремова, СПб., 1868 г.; здесь же помещен и указатель статей и заметок о нем, стр. 504–509. – Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона, полутом 35, стр. 99, 91.