Щедрин, Феодосий Федорович

Щедрин, Феодосий Федорович – профессор скульптуры Императорской Академии Художеств, выдающийся ваятель; брат Семена Федоровича Щедрина, родился в 1751 г., умер 19 января 1825 г.; отец его был солдатом лейб–гвардии Преображенского полка, и мальчик первоначальной грамоте учился в полковой «счетной комиссии для обучения письма», о чем он упоминает в своем прошении, поданном им в Академию Художеств 26 января 1764 г., т. е. когда ему не было даже полных 13–ти лет, с просьбой принять его в число казенных воспитанников Академии; просьба его была уважена. В 1769 г. он получил за исполнение барельефа по заданной программе первую серебряную медаль, в следующем 1770 г. за барельеф же «Посягательство Рогнеды на жизнь Владимира» был удостоен малой золотой медали и в 1772 г. награжден большой золотой медалью за исполнение двух сюжетов: «Греческий философ Кирилл, показывающий великому князю Владимиру, по изъяснении разных вер, завесу с изображением Страшного Суда» (академическая задача 1771 г.) и «Великий князь Изяслав Мстиславич раненый, которого собственные воины намерены были убить» (по задаче 1772 г.). Выдающиеся успехи Щ. в композиции и лепке побудили Академию оставить его по окончании курса пенсионером и в 1773 г. командировать его за границу. По странной ошибке Щ. был послан сначала во Флоренцию, где в то время не было ни академии, ни художников, в Рим же, куда собственно и отправлялись молодые художники, он попал только в августе 1774 г., да и то пробыл там не более полугода, так как вскоре получил строгий приказ от русской Академии оставить Италию и ехать в Париж. В Риме Щ. вылепил недурную статую «Аполлона, вынимающего стрелу из колчана». Переехав в марте 1775 г. в Париж, он под руководством профессора Габриэля Аллегрена занялся работой над «академической фигурой» и, как он выражается в одном из писем, еще «над чем–то круглым» по собственному эскизу. Это «нечто круглое» оказалось действительно круглой фигурой фауна Марсиаса, за которую парижская академия в конце 1776 г. присудила Щ. вторую золотую медаль. Из письма лица, знавшего в это время Щ. лично, видно, что Аллегрен был очень доволен успехами и «горячностью» своего ученика и сам просил русскую Академию о продлении ему срока заграничной командировки. Время, когда Щ. возвратился в Россию, остается в точности не известным – вероятнее всего, произошло это в конце 1789 г., когда Потемкин потребовал у президента Академии Бецкого избрать Федота Ивановича Шубина в адъюнкт–ректоры и профессоры скульптуры, т. е. на должности, которые при поддержке своего влиятельного в Академии брата, Семена Федоровича, надеялся занять Щ. Хотя Потемкин никакого прямого отношения к Академии не имел, но тягаться с его не знавшим границ могуществом было нелегко. Однако сторонники Щ., и во главе их его брат, решились на это, стараясь всячески оттянуть время окончательного решения вопроса. 1–го или 2–го мая 1790 г. в совете Академии поступило от Щ. любопытное прошение, в котором он между прочим пишет: «...Воспитанный в оной Академии и иждивением ее наученный скульптурному искусству, прилагал я доныне все мое тщание стать достойным питомцем столь достославного училища. Произведения мои как здесь, так и в чужих краях Имп. Академии Художеств частию уже известны; а стяжал ли я через них уважение публики, оставляю просвещенному суду художников. Много лет в уединении трудился я достигнуть только совершенства в звании моем и никогда не искал ни почестей, ни наград... Но ныне уведомился, что г–н академик Ф.И. Шубин требует от Академии, дабы оная приобщила его к сословию своему в звании адъюнкт–ректора или старшего профессора, представляя в побудительные тому причины: давность его бытности скульптором и первенство из учеников Академии, не прилагая же никаких трудов своих на суждение... А как всякому благомыслящему известно, что награды и почести дарованиям раздаются не по древности лет, не по первенству звания, ниже по пристрастию к личным достоинствам, но по мере знания, трудов и произведений ума и тщания человеческого, то для, не яко пришелец и чужеземец, но как питомец и ученик Академии, поставлю себе в должность оказать ревность мою стать с ним, г–ном Шубиным, в состязание и, представив труды мои, всепокорнейше просить, дабы Академия рассмотрела оные и, сравнив их с произведениями г–на Шубина, отдала справедливость достойнейшему из нас и потому достойнейшего же избрала бы в профессоры или адъюнкт–ректоры». Возможно, что общее собрание Академии, созванное для решения этого вопроса тогда же, отдало бы предпочтение Щ., даже вполне основательно, так как он, хотя и не имел звания академика, все же превосходил своего противника по сделанным до тех пор работам. Но слухи о приезде Потемкина заставили сторонников Щ. отложить собрание на неопределенное время. Между тем Шубин в 1791 г. исполнил великолепную статую Екатерины II, производившую фурор на празднике Потемкина, и это обстоятельство заставило сторонников Щ. вновь и вновь откладывать решение вопроса, дав возможность своему кандидату исполнить какую–либо новую работу, так как все предыдущие не могли уже идти в сравнение с произведением Шубина. Вложив весь свой талант и свои знания, Щ. в 1793 г. наконец окончил действительно выдающееся произведение – статую «Венеры, вышедшей из воды». Шансы противников вновь почти сравнялись, и 21 октября 1794 г. наконец состоялось торжественное собрание и состязание Щ. с Шубиным. Как ни влиятелен был в Академии брат Щ., но совершенно провалить Шубина ему все же не удалось; результатом собрания было признание профессорами обоих соперников, а в следующем 1795 г. их обоих, опять–таки вместе и в один день (22 марта), удостоили звания членов совета. Пережив своего соперника, Щ. в последние пять лет своей жизни состоял адъюнкт–ректором Академии. Из его произведений, кроме упомянутой уже статуи «Венеры», приобретенной в 1797 г. императором Павлом І и находящейся доныне в Гатчинском дворце, следует назвать еще колоссальные бюсты Румянцева–Задунайского и Потемкина–Таврического, группу «Сирен» и статую «Реки», находящуюся в числе фигур, украшающих собой Самсоновскую террасу в Петергофском саду; в Академии Художеств находятся его «Спящий Эндимион», «Фаун с Вакханкой», «Диана» и «Венера», а в Зимнем дворце – статуя «Нарцисса»; наконец, его резцу принадлежит несколько фигур из числа украшающих биржу, адмиралтейство и Казанский собор в Петербурге. Особенно заслуживает внимания его большой барельеф внутри Казанского собора – «Ведение Спасителя к месту распятия». Во всех работах Щ. обнаруживается богатое воображение, значительные познания по анатомии и своеобразная манера, в которой видны следы, с одной стороны, тщательного изучения классиков, и с другой – внимательного наблюдения природы.

П.Н. Петров, «Сборник материалов для истории Имп. СПб. Академии Художеств за 100 лет ее существования», т. I (СПб., 1864 г.), стр. 98, 124, 127, 130, 131, 185, 304, 333, 334, 340, 357, 358, 375, 437, 474, 479, 488, 497, 500, 515, 524, 525, 539; т. II (СПб., 1865 г.), стр. 18, 41, 96, 122, 123, 203 и прим. 17 к I т. – Некрологи: «Журнал изящных Искусств», 1825 г., кн. I, стр. 87; «Московские Ведомости», 1826 г., № 22, стр. 830; «Северная Пчела», 1825 г., № 9. – «Памятник искусств». – Указатель находящихся в Имп. Академии Художеств произведений (СПб., 1843 г.). – Энциклопедический словарь Брокгауза, полутом 79 (СПб., 1904), стр. 51. – Д.А. Ровинский, «Словарь русских граверов», прил., стр. 261. – Nagler, «Neues allgemein. Künstler–Lexikon», Bd. 15 (München, 1845), s. 157.

Н. Сербов.