Акафист Игумении Таисии
История Акафиста Симеону Богоприимцу, рассказанная его автором
В бытность мою в Зверином-Покровском монастыре случилось немаловажное для моей скромной и убогой жизни событие. В этом монастыре, как известно, находится чудотворная икона св. праведного Симеона Богоприимца, спасшая весь Новгород от моровой язвы. Я уже упоминала, что находилась с первого времени моего поступления сюда под ближайшим покровительством старицы-ризничей, матушки Людмилы. Она-то и поручила мне заняться составлением акафиста св. праведному Симеону Богоприимцу. Впрочем, дала она это поручение, думаю, на основании моего ей признания в том, что мне приходилось уже и раньше заниматься подобными работами. За святое послушание Господь помог мне сделать это, насколько сумела я при полнейшем старании, конечно,надеясь лишь на помощь свыше молитвами св. праведного Симеона. Чтобы не быть узнанной по руке писания, я написала его славянским шриф-том и для полнейшего сокрытия тайны, сложив тетрадку в восьмую долю листа, запечатала в конверт печатью моего деда с гербами и титлами, и опустила в почтовый ящик, рано утром. В тот же день почтальон принес его, как адресованный на имя нашей матушки-игумении Лидии вместе с другой корреспонденцией.
Каково же было мое положение, когда часов около одиннадцати, то есть перед временем трапезы, меня позвали к матушке-игумении, которая и стала показывать мне этот акафист, вся будучи объята радостью о получении такового великого, по ее отзыву, дара для нашей обители. На следующий день матушка-игумения поехала к Владыке, коим был в то время в Новгороде (то есть викарием) Преосвященный Серафим, впоследствии епископ Самарский… Владыка сказал: “Прекрасно и тепло составлен акафист, только нелогично, непоследовательно приведены события. Когда удосужусь, буду понемногу заниматься им. А если хотите, можете пока и так читать его келейно, пожалуй, и в церкви, но не во время богослужения, а вот во время чтения вашего монашеского правила”. Нельзя и высказать, как мы были рады обе с матушкой, – просто на крыльях полетели мы сообщить скорее эту радостную весть своей обители. “Вот, – думала я, – наконец и наш великий угодник Божий, стоящий на рубеже Ветхого и Нового Заветов, будет иметь свой отдельный акафист!” Мне же и поручила матушка-игумения переписывать акафист именно так, как приказал Владыка, что, конечно, я и исполнила с великой радостью. Между тем стали и почитывать его за нашим монашеским правилом, для чего собирались чуть ли не все сестры, всем им он нравился, особенно, когда матушка-игумения поручила мне, как регентше, положить на ноты припев, то есть последние слова икоса: “Радуйся, Симеоне Преблаженне, Богоприимче Праведный”.
Долго пришлось, однако, ожидать нам от Владыки акафиста в исправленном виде. Затем еще дольше проходил он все инстанции цензуры, пока, наконец, не добился разрешения и по напечатании сделался всеобщим достоянием. Но мне не суждено было дождаться этого в своей обители… Меня, бывшую еще рясофорной, перевели в Званский-Знаменский монастырь в должность казначеи, а вместе и помощницы начальницы Державинского женского епархиального училища. …Находясь далеко, я не была извещена о том вожделенном дне, когда в первый раз был прочитан, при полной торжественности, этот уже напечатанный акафист, на день памяти св. Симеона – 3 февраля. Тем не менее, великий, милостивый угодник Божий не забыл в этот день утешить и меня, убогую, потрудившуюся для него по мере своих слабых сил, и сам явился мне во сне дивным образом, обещая свое заступничество.