Память подвижника Нижегородского Печерского монастыря иеромонаха Мардария

Память 6 апреля

Бывший нижегородский епископ Иеремия писал одному из духовных детей почившего старца:

«Отец ваш и мой, и многих Мардарий переселился ко Господу после тяжких, но вожделенных и сладких для него страданий. Бог дал мне совершить и литургию в Великий Четверток, и после неё погребение старца, которого никто не заменит надолго в обители нашей».

В последние два века существования обители подвижника, подобного Мардарию не являлось. Был старец весьма благочестивой жизни, иеросхимонах Марк, но Мардарий, с ним пришедший в Печерский монастырь из Желтоводского Макарьевского, и до самой его кончины находившийся под его руководством, можно сказать, превзошел своего руководителя, если не по его жизни, то по дару прозорливости и другим качествам, проявлявшим благодатное озарение свыше. Замечая это, блаженной памяти преосвященный Иаков, архиепископ Нижегородский, выражался так: сей старец не скрывает данный ему мнас. Мардарий имел светлый, стройный голос, и до принятия схимы любил петь на клиросе. Преосвященный Иаков, услаждаясь его голосом, называл его печерским соловьем. Действительно, сладостно было слышать, когда он во время святой Четыредесятницы, исходя с прочими в притвор на литию, со светло сияющим лицом запевал: О, дивное чудо! Источник жизни во гробе полагается. Соловья этого спрашивали: не трудно ли пение для его груди? Он отвечал: «нет! Пою Богу моему, дóндеже есмь (Пс.145:2)».

Место рождения Мардария, во св. крещении Меркурия, село Просек, Макарьевского уезда. Отец его, местный причетник, был человек бедный, но богат был добрыми делами; любил святую Церковь и строго соблюдал ее уставы. Мать его была также набожная христианка. На лице Меркурия часто видна была ангельская улыбка, но он в детстве плакал, когда мать медлила идти с ним в церковь, где опять появлялась на устах его улыбка. Меркурий в воскресные и праздничные дни, будучи с небольшим 4-х лет, всегда с отцом ходил в Божий храм. Грамоте и письму он выучился скоро, и на 10-м году помещён был в Нижегородское духовное училище. Здесь в свободные от учения дни он удалялся от детских игр, а дома, во время каникул, по силам своим помогал то отцу, то матери в их хозяйстве, или сидел за книгою. Особенно любил заниматься чтением житий святых. В зрелом возрасте, оставив училище, он трудился дома и приносил родительскому дому существенную пользу, а по временам любил посещать Макарьевский Желтоводский монастырь, находящийся в 8-ми верстах от села Просека, где имел доступ в келии некоторых старцев, и учился монастырской жизни. Видно было, к чему вела его рука Промысла. В нем возгорелось желание оставить отца и мать, и поступить в монастырь.

Желание свое он открыл родителям, но слезы матери должны были остановить порывы благочестивой души его, тем более, что вскоре после этого последовала кончина отца его, и мать, обливаясь слезами, не раз говорила ему: «что ты задумал, дитя мое? Не заставь меня скитаться по миру, дай мне спокойно умереть на руках твоих под отцовским кровом», и именем Божиим убеждала его занять отцовское место и вступить в брак. Тяжело было Меркурию расстаться со своею задушевною мыслью, но и слезы матери слишком дороги были для него. И вот он, как покорный сын, решился исполнить волю ее, только попросил у матери дозволения сходить в монастырь посоветоваться с одним известным ему старцем. Мать позволила. Благоразумный старец предложил Меркурию помолиться Божией Матери, именуемой Узорешительница (икона эта была в келии старца), и предоставить Ей решить его судьбу, с тем, чтобы решению сему неуклонно последовать. Меркурий обрадовался такому предложению. Вот приготовили две бумажки, на одной из них написано было: идти в монастырь, а на другой: исполнить волю матери. После того Меркурий и старец стали молиться с сердечным умилением, прося Царицу Небесную милостиво призреть на хартии, и разрешить недоразумение Меркурия. И Царица Небесная скоро решила: одна из хартий, рядом лежавших пред св. иконою, как бы от дуновения, слетела на пол; на ней написано было: исполнить волю матери. Тогда старец сказал Меркурию: «иди с миром, неси крест свой, и не огорчай более матери, а утешь ее Богоматерним решением». Велико было утешение для матери. Она всю ночь слезно благодарила Царицу Небесную, отершую ее слезы; благодарила и Ее Сладчайшего Сына, отвратившего от нее горькую скорбь. Меркурий поступил на отцовское место и женился.

Но и в этом незавидном звании Меркурий умел обратить на себя общее внимание. Он трудился подобно пчеле: хижина его была гостиницею для странников и приютом для бесприютных, которые притекали к нему, зная редкую доброту его души. Вот один пример его доброты. Однажды похитили у него лошадь. Следов похищения никаких не было, но Промысл Божий открыл хищника. Меркурию нужно было посетить одного родственника, и вот, на дороге к Арзамасу увидел он одного крестьянина, ехавшего навстречу ему на похищенной лошади. Крестьянин смутился, увидев хозяина лошади, и не знал, что делать. Но Меркурий успокоил его: «не бойся и не скорби, брат», сказал он ему: «мне лошадь теперь не нужна. Она твоя. Об одном только прошу тебя: впредь не бери чужого, а приобретай хлеб насущный собственными трудами». Изумленный таким великодушием, похититель обещался исполнить его наставление, и подтвердил обещание крестным знамением и призыванием во свидетели Бога.

Немало скорбей выпало на долю Меркурия, но благочестивая душа его все умела переносить безропотно. Вот скончалась добрая мать Меркурия: он поплакал о ней, как нежный сын, и похоронил ее с живым упованием, как истинный христианин. Но вот еще скорбь для Меркурия: чрез несколько времени умирает жена его во цвете лет, и все заботы об устройстве детей ложатся теперь на него одного. Он вскоре решился сына своего определить к месту, а дочери приискать жениха, ибо видел во сне Узорешительницу, Которая сказала ему: «теперь ты свободен, дети не будут связывать тебя». Действительно, Господь благословил заботы Меркурия о детях. Устроив домашние дела, он сказал: им же образом желает елень на источники водные, сице желает душа моя к Тебе, Боже (Пс.41:2), и с сими словами поспешил (1828 г.) вступить в число послушников Макарьевского Желтоводского монастыря.

Итак, Меркурий в монастыре, на той богосветлой стезе, на которую чрез разные испытания и искушения вела его рука Небесного Промысла. Здесь несмотря на то, что ему было уже около 50-ти лет, он с юношескою бодростью проходил всякого рода многотрудные послушания. Ему сначала поручено было смотреть за конюшнями, потом трудиться на пекарне; и что ни поручали ему, он с охотой все исполнял, но при этом самым любимым занятием его было – в свободные часы служить старцам. Он носил для них воду, дрова и вообще помогал им в келейных их нуждах, а по вечерам любил беседовать с ними. Не одни старцы, но и все монастырское братство видело в нем неутомимого труженика, готового на всякое дело благое, и этим самым он заслужил всеобщую любовь, а от настоятеля благоволение. После трёх лет искуса, Меркурий пострижен был в монашество и наречен Макарием, именем преподобного подвижника и основателя Желтоводской обители.

Приняв на себя ангельский образ, он еще более начал работать Господу. Владея прекрасным голосом и зная твердо уставы церковные, он управлял клиросом, и в то же время не переставал работать на обитель: рубил дрова, носил их и воду к дверям келий старцев, которые за труды его платили ему смиренномудрыми наставлениями. Ночи проводил он в молитве и чтении отеческих книг, пред заутренею засыпал он немного, иногда сидя на скамейке, с четками в руках, иногда на голом полу. Мантия у него всегда была в головах.

Среди таких трудов постигла его (1843 г.) тяжкая болезнь, которая с каждым днем усиливалась, и, казалось, угасала уже последняя искра его жизни. Все уже было над ним совершено по долгу христианскому: он напутствован был св. Тайнами и прочтены уже были и отходные молитвы. Настоятель со старцами думал уже о приличном погребении доблестного инока. Но дивен Бог во святых Своих! Макарий в следующую ночь задремал и в полном сознании увидел окрест себя прекрасных юношей в светлых ризах, которые сказали ему: «мы посланы от Бога за тобой, иди вслед за нами». Макарий смутился, просил отсрочки, чтоб очиститься от греховных скверн; но юноши, не медля, взяли его душу и низвели ее на место мучения грешников. Здесь душа Макария затрепетала: он видел и слышал, как грешники, подобно евангельскому богачу, просили остудить язык их, горящий в пламени. Потом ангелы вознесли душу его в исполненное неизреченных красот жилище праведников, и, наконец, в светлые чертоги Царицы Небесной. Здесь светозарные силы небесные пели песнь: «О Тебе радуется, Благодатная, всякая тварь», а Сама Царица Небесная, окруженная небожителями, сказала Макарию: «иди обратно на пятнадцать лет в земное свое жилище, молитвами преподобного Макария, инок Макарий пусть послужит алтарю в его обители». Видение окончилось, и Макарий после того, в восторженном состоянии духа, встал, как здоровый, и пролил слезы живейшей благодарности пред стоявшей в его келии иконою Царицы Небесной, лик Которой казался ему лучезарным, благодарил и преподобного Макария, как своего ангела и заступника, пред его иконою. Вслед затем он пошел к своему старцу, объяснил ему свое видение и удивил старца неожиданно последовавшею с ним переменою. Старец сказал: сия измена десницы Вышнего (Пс.76:11), и вместе с Макарием благодарил Бога и Его Пречистую Матерь! В тот же день Макарий явился в церковь и до того изумил всю братию, что некоторые почли его за привидение. Когда же старец объяснил им и настоятелю виденное, все единодушно, после молебна Преблагословенной, воспели: слава в вышних Богу, и на земли мир, в человеках благоволение.

Вскоре после вышеописанного видения Макарий посвящен был в иеродиакона, и на него возложена была должность эконома, которою он не мог не тяготиться. Труды, сопряжённые с хозяйственною частью, не были для него тягостны, но он тяготился тем, что должен был для закупа провизии выходить из обители на шумное торжище. Однажды Макарий купил годовую порцию соленой рыбы, которая братии не понравилась. Макарий не знал, что делать, бросился в Лысково к князю Грузинскому и объявил ему свою беду. Князь, спросив, по какой цене рыба куплена, приказал деньги выдать, а рыбу взять для дворовых. Макарий к полученным деньгам должен был прибавить своих, и купить рыбу по вкусу братии. К Макарию приходили нередко нищие. Какой-то благодетель подарил ему сукна на рясу. Увидав пришедшего к нему за милостыней полунагого нищего, он позвал его к себе в келью и спросил: «отчего у тебя, брате, нет одежонки»? Тот отвечал: «прости, отче, Христа ради. Одежонка у меня была порядочная, но недобрые люди унесли». Макарий недолго думал, взял подаренное ему сукно и сказал: «вот тебе, брат, сукно; сшей себе свитку, а что потребуется за шитье, приди, скажи, и я деньги отдам». Прошло несколько дней, и нищий принес остаток сукна. Макарий не принял, а велел его отдать, кому нужно будет. Этот нищий стал часто похаживать к Макарию и в церковь за службу, иногда у Макария ночевал и, как он был господский вольноотпущенный человек, то поступил со временем в монастырь и был иноком.

По распоряжению преосвященного Иакова, иеродиакон Макарий, с его старцем иеромонахом Марком, в 1846 году перемещён был в Нижегородский Печерский монастырь. Преосвященный Иаков, с поступлением на Нижегородскую архипастырскую кафедру, обратил внимание на Печерский монастырь и, нашедши его в упадке, принял его в свое управление. А приняв, прежде всего озаботился, чтобы ненадежную братию заменить надежною, и потому то, рассмотрев монастырские ведомости, назначил в Печерский монастырь из Макарьевского – иеромонаха Марка и иеродиакона Макария. Узнав об этом, Макарий впал в искушение, сперва призадумался, а когда был получен указ, начал скорбеть. Ему казалось, что он не должен исходить из того монастыря, в котором пострижен, потому что дал обет пребыть в нем до конца жизни, а притом и Сама Царица Небесная назначила ему служить алтарю в обители преподобного Макария. Марк, смиренномудрый старец, слыша об этом искушении Макария, старался его успокоить и поставлял ему на вид слова апостола Павла: всяка душа властям предержащим да повинуется, противляйся же власти, Божьему повелению противляется (Рим.13:1–2). Скорбь еще тяготела на душе Макария, и он, но совету того же старца, обратился с молитвою к Заступнице всех скорбящих, прося Ее об избавлении от приразившейся к нему скорби, и в ту же самую ночь, в тонком сне, видит он в иноческом образе преподобного, который угрюмо говорит ему: «иди, куда призывают, ты и там будешь мне служить. (В Печерском монастыре издавна находится храм во имя преподобного Макария, который прежде назывался больничным). Честнейшая Херувимов показывает тебе идти». Макарий проснулся, и скорбь исчезла. Он поспешил сообщить об этом старцу своему, который сказал ему: «нечто подобное и я видел, собирайся в путь».

Когда они явились в Печерский монастырь, здесь в непродолжительном времени Марк сделан был казначеем и духовником, а Макарию поручена должность ризничего. Должность эта трудолюбивому Макарию была по душе, но к ней скоро присоединена другая. Начались работы, за которыми смотрение, по распоряжению бывшего тогда в Печерском монастыре архимандрита, и было возложено на Макария. Работы шли успешно: стены и своды везде исправлены, также ограды церкви и все внутри здания, ветхие деревянные кровли везде заменены железными. Преосвященный Иаков, по возвращении из обозреваемой им в 1849 году епархии, на пути в Печерский монастырь, увидев с горы вожделенное обновление его, от души порадовался; но какова была радость для Макария, когда преосвященный, вошедши в монастырь, с радостною улыбкой выразился: «процвела Печерская обитель, яко крин», а обратившись к Макарию, сказал: «тебе, отче, пора быть иеромонахом, приготовься к моему здесь служению». При этих словах и особенно при самом рукоположении, Макарий высказал чувства свои слезами. Вскоре после рукоположения Макария, последовало близкое его сердцу, умилительное зрелище: старец Марк облечен в высокий ангельский образ – в схиму. В честь великого подвижника, бывшего некогда в Саровской пустыни, Марка, тогда и был наречен Марком, а ранее назывался Мардарием.

Макарий постоянно был в трудах: его видели то ухаживающим за любимыми им пчелами, то посещающим сады с резцом в руках, то воспевающим славу Божию на клиросе, или исполняющим чреду священнослужения. Впоследствии его руками ископан, подле Маркова скита, прудик, в котором иные умывались, а иные черпали воду для питья, или увозили в свои дома. Деятельность его не имела границ; и, казалось, чем больше трудился он, тем большую ощущал радость на сердце. При непрерывных трудах, Макарий не заметил, как протекли два года. Но за красными днями постигла его мрачная скорбь. Старец его, схимник Марк, после кратковременной болезни, мирно почил. Одно утешало Макария – это высокая благочестивая жизнь его старца. Желая воскресить его в себе, он принял после его смерти схиму и вместе с нею взял (1851 г.) прежнее иноческое имя его – имя Мардария.

Вся жизнь Мардария была благим игом Христовым. По кончине Марка, он сделан духовником. Но эту обязанность считал тяжкою для себя: «Больному», говаривал он, «не следует врачевать раны других». Однако же, при помощи благодати Божией, он был искусным врачевателем духовных язв и духовником не только монастырской братии, но и бывших при его жизни архиереев и многих сторонних лиц. Благословение его было сердечно, слово назидательно и успокоительно, молитва цельбоносна, особенно же для страждущих головною болью, над которыми он, между прочим, произносил слова верховного Врача и нашего Спасителя, почерпая оные из 16 главы евангелиста Марка. Для уврачевания прочих недугов сердобольный старец освящал воду животворящим с мощами Крестом, присоединяя к нему камень от гроба Господня. А обыкновенные нищие рано и поздно брели к нему, и получали от него щедрое подаяние; об них он часто спрашивал келейного брата: «пришли ли господие мои?»

Особенно много добра сделал он для Печерской обители. Первым предметом забот его была Евфимиевская церковь, которую он богато украсил. Это та церковь, в которой он несколько лет ежедневно служил при многочисленном стечении богомольцев. Умилительное было зрелище, когда пред окончанием литургии спускалась пред отверстые царские врата стоявшая над иконостасом, как бы на воздухе, величественная Толгская икона Божией Матери, украшенная многоценным камением, и когда вслед затем, после обычного песнопения в честь Божией Матери: Высшую небес, и ектении, старец сей с коленопреклонением, громко и с глубоким чувством читал Божией Матери молитву.

Особенно близка была эта икона к сердцу старца подвижника, ибо вот как она ему досталась. Была одна бедная вдова, которой муж после смерти своей оставил много долгу да святую икону в богатой серебряной ризе. Кредиторы сильно тревожили вдову, требуя уплаты, но она не могла им уплатить и, вероятно, опасаясь их, спрятала святую икону в сундук и в нем держала ее около пяти лет. Когда же те стали грозить ей острогом, она должна была решиться продать икону. И что же? Все, к кому она обращалась, покупали не икону, а одно только серебро, отчего бедная вдова весьма много грустила и неутешно плакала. Матерь Божия сжалилась над ней и, когда она заснула, укоризненно говорила ей: «почти пять лет икона Моя у тебя в сундуке, как в темнице, а теперь ты покушаешься еще обнажить ее, покушаешься продать с нее ризу! Иди в Печерский монастырь, там есть старец, который с радостью возьмет от тебя икону и даст тебе деньги». Вдова проснулась и, не зная, где Печерский монастырь и что там за старец, была в крайнем беспокойстве. Но вот в это время входит к ней неизвестный ей человек, вызывается проводить ее до монастыря и, когда она остановилась помолиться, к удивлению ее, стал невидим. Вдове скоро указали на схимника старца Мардария, которому она чистосердечно открыла все свои обстоятельства. Мардарий, желая видеть икону, просил ее принести, но вдова, объяснив ему, что она, по тяжести иконы, принести ее не в силах, а лошадь нанять не в состоянии, просила послать кого-нибудь к ней в дом, чтобы видеть икону. Мардарий на это не согласился, а дал ей денег нанять лошадь и привезти икону. Чрез несколько часов икона в сребопозлащенной ризе, с дорогими камнями, привезена была к старцу. Старец, узнав от бедной вдовы о долгах мужа, выдал ей столько денег, сколько она требовала, а икону взял себе и много дивился милосердию к нему Царицы Небесной, ибо незадолго пред тем он видел сию икону во сне точно в такой ризе, но с одним только камнем в венце.

Заботливый старец не ограничился благоукрашением только Евфимиевской церкви. Нет, ему многим обязана и вся Печерская обитель. Кроме того, монастырской братии старец не отказывал ни в чем нужном, сам оставаясь почти в одной срачице и, как великий постник, большею частью довольствовался почти одною просфорою и потому редко принимал приносимую ему какую-либо пищу, а если и принимал, то обыкновенно тотчас же опять или отсылал на монастырскую трапезу или раздавал меньшей братии Христовой. Если плоть тревожила его иногда своими требованиями, то он приходил к своему гробу и, открыв его, говорил: «вот твое место, окаянная! не тревожь меня, иначе я теперь же положу тебя сюда». Так старец усмирял плоть свою, распиная ее со страстями и похотями.

Слово старца всегда было поучительно и назидательно. Однажды в день храмового в монастыре праздника некто посетил старца. Из окна его келии виднелось множество народа, веселившегося на горе. Посетитель заметил старцу: «вероятно, этот шум, эти движения веселящегося на горе народа, смущают, а может быть и соблазняют монастырскую братию». Старец на это отвечал: «едва ли так: если дом, стоящий на горе, и загорится, то огонь его не опасен для жилища, находящегося под горою, потому что огонь вверх идет, а вот беда, если нижнее-то загорится, тогда не устоять и нагорнему зданию». Так был остроумен и назидателен доблестный старец.

Некоторые из духовных детей достоуважаемого старца, посетив его и увидев в его келии новую, превосходно написанную икону Богоматери «всех скорбящих Радости», спросили его: откуда у него эта икона? Он отвечал: «икону эту прислала мне Божия Матерь, Которая по Своему неизреченному милосердию благоволила меня посетить». Пришельцам желалось знать, как это было, и старец вот что им сказал: «неделю тому назад, я, около полуночи, погрузился в думу о прошедшей жизни моей, проведенной в грехах, и в этой думе задремал; вдруг меня озарил необыкновенный свет, разлившийся по всей келии, внутри сего света я вижу Царицу Небесную с жезлом в руках, в короне и в порфире, усеянных яркими звёздами; недалеко от нее стояли Апостолы, святители, преподобные и известный мне нижегородский гражданин в одежде, поданной им некогда нищему, сидевшему на дороге. Царица Небесная, коснувшись меня жезлом, сказала: «лета твои, старче, доспевают, готовься; твоя молитва и твоя милостыня угодны Сыну Моему; виждь в этом мирянине, что значит молитвенник и милостынедавец. Знаю, ты в скорбях твоих часто ко Мне прибегал, но у тебя в келии нет Моей иконы – Радость всем скорбящим». Слыша это, я упал к ногам Царицы Небесной, чтобы испросить у Нее прощение и помилование, но тут я пробудился и видел свет, подобный дневному, хотя было еще рано. А когда рассвело, вошел ко мне живописец, и, показывая мне икону Скорбящей Божией Матери, сказал: «Икона сия – список с чудотворной иконы; не угодно ли вам, отче святой, чтоб я для вас написал с нее копию?» Вот эту-то копию вы теперь и видите у меня. Не удивляйтесь, продолжал старец, неизмеримому милосердию Божией Матери, но удивляйтесь моему недостоинству и сей иконе, в меру которой в здешнем Успенском соборе и готовая рама явилась. Спрашивал я живописца: кто его ко мне прислал? Он коротко отвечал: «мне так приказано!»

Некто из нижегородских почетных чиновников любил часто посещать старца, как духовного отца своего, и, пользуясь благими его советами, открывал ему свои сердечные тайны. Старец отечески любил его за честную его жизнь и христианский образ мыслей, и всякий раз принимал его с радостью. Ему приятно было видеть, что и в мире есть рабы Божии, хотящие о Христе жить. С этим чиновником случились по службе неприятности, о которых он поведал прозорливому старцу. Старец задумался на несколько минут, потом, как бы пробудившись, сказал: «да, возлюбленный! в этом мире, как в море, нередко бывает шторм, но ты крепко держись за кормило веры в Распятого и, уповая на Него, помни слова Его: блажени изгнани правды ради (Мф.5:10). Волна велика, продолжал старец, она умчит тебя далеко; жалею, но не о тебе, a о тех, которые на твою правду воздвигли гонение, мужайся и крепись! Живый во веки посмеётся умыслившим на тебя злая». Слово старца не прошло мимо: едва ли минуло и полгода, как чиновник вынужден был оставить в Нижнем службу, ладья его понеслась в другую дальнюю сторону, но уже без шторма; преследователи же его не миновали шторма.

К старцу часто приходили за благословением собирающиеся куда-нибудь в путь: один простолюдин, староста сельской церкви, собравшись в Киев на поклонение угодникам, пришел к старцу за благословением. Старец спросил его: куда и зачем он идет, и, получив ответ, продолжал: «благословение охотно я тебе дам; но не для путешествия, а для возвращения в свой дом и для рачительного попечения о церкви. Если же ты пойдешь, то не минешь искушения и возвратишься без поклонения угодникам на месте их прославления; кланяйся им в своем месте, и предваряй поклонение им поклонением прославившему их Богу». И подлинно, простолюдин, не дошедши до Киева, разбил себе ноги, которые опухли. Он взял для мазания их в небольшой сосуд хлебного вина. Досмотрщики на Киевской границе, обыскав его, нашли вино, отправили в город, где отобрали деньги, какие у него были, и посадили в острог; со временем же с пересылочными возвратили в свое место. Много горя бедный натерпелся и явился к старцу со слезным раскаянием.

Подобное сему случилось и с одной женщиной, которой прозорливый старец тоже не советовал пускаться в путь, уверяя ее, что она не увидит Киева. Так и случилось: на пути постигла ее болезнь, и она кое-как должна была возвратиться домой. Во время Нижегородской ярмарки прибыли к старцу двое богатых, по-видимому, человека, и когда приняли они благословение, он сказал им: «напрасно, господа, обидели вы бедного человека, который вас привез, вот вас за то и обокрали, но смотрите, не случилось бы с вами еще что-нибудь худшее. Те изумились, и то бледнели, то краснели. Когда же сознались, старец советовал им сугубо удовлетворить бедняка, и впредь ни в каком случае не обижать ближнего.

У одной небогатой вдовы заболела дочь. Мать пришла к старцу взять из лампадки масла, которая неугасимо горела пред иконою Богоматери в Евфимиевской церкви. Старец, взяв ключи, отправился с нею в церковь. И что же видят? Из очей Смоленской иконы Божией Матери текут слезы... Это их поразило. Долго они молились Преблагословенной, не понимая, что означают эти слезы. Вдова отерла слезы на иконе белым платком и, взявши масла, возвратилась домой. Эти слезы и масло подняли больную с постели. Между тем старец, пораженный этим чудом, позвал к себе одного из иноков, и, рассказав ему, что видел на иконе, заметил: «это значит что-нибудь чрезвычайное, здорово ли у нас все в Петербурге?» Кажется, не прошло и недели, как была получена горестнейшая для всей России весть. Чрез несколько времени, после выше объяснённого поразительного явления, к старцу пришли ополченные с просьбой напутствовать их чем-нибудь. Старец спросил их: куда они идут? Ополченцы отвечали: «под турка, батюшка!» – «Нет, говорил старец, вы турка не увидите, а молитесь, чтобы Бог благословил нас миром и ожидайте его вскоре». Действительно, чрез несколько месяцев был обнародован мир.

Много было и скорбных дней у старца Мардария. Кроме тяжких требований плоти, которые везде следуют за нами, было старцу немало скорбей и в Печерском монастыре. Тернист путь Христов, говорил старец. Пшеница как бы ни была хороша, но она все не без плевел». Как ни хороша Печерская братия, но и среди нее нашелся старец с духом гордым и себялюбивым, который, не терпя высокой жизни старца Мардария, и завидуя славе его, преследовал его разными неприятностями. Старец скорбел об этом и часто, по глубокому смирению, без всякой вины считал себя виновником, и потому обращался к своему преследователю и именем Божиим просил у него прощения, мира и благословения.

Вот еще беда: когда старец совершал в Евфимиевской церкви Божественную литургию, недобрые люди у скитской его келии сломали замок и похитили триста рублей серебром, приготовленные для отдачи наместнику на устройство гостиницы. Старец не без скорби узнал об этом, но скорбь его была непродолжительна. Наместник хотел было разыскивать, но старец, в уповании на Щедродавца Бога, просил его не начинать розыска и скоро забыл этот случай. Но вот и еще горе: сын его, о котором выше упомянуто, после вдовства, поступил в число братства того же Печерского монастыря. Здесь был иеродиаконом и, руководясь отеческими наставлениями своего родителя, по строгости своей жизни был примерным иноком. Но, к сожалению всей братии, заболел и предварил своего родителя переселением в другую жизнь. Эта скорбь сильно поразила старца, который надеялся, что Антоний (так именовался сын его в иноческом образе) отдаст ему последний сыновний долг, и заменит его в обители. Во всех скорбях своих старец обыкновенно прибегал к Подательнице всем скорбящим радости, и его молитва не была напрасна. За скорбью нередко следовала радость.

Так нередко радовали его своими посещениями преосвященные, как дети его духовные, а равно и другие достойные уважения лица, принадлежавшие, по словам старца, к числу ищущих царствия Божия и правды Его. Но самую высокую радость он испытывал 21-го августа 1858 года, когда Государь с супругою посетил Печерскую обитель, в которой и принимал Их настоятель обители, преосвященный епископ Антоний. Высокие посетители из Вознесенского собора удостоили посещения настоятельские келии, и потом пожелали видеть старца иеросхимонаха Мардария. Государыня, приняв благословение, провела несколько минут наедине в милостивой беседе со старцем. Между тем подошел и Государь. Старец, полагая, что это генерал, сопровождавший Государыню, спросил: «А вы кто таковы?» На это сказано: «Я – Государь!» И тогда старец упал Государю в ноги и, обливаясь радостными слезами, говорил: «Слава Богу, сподобившему меня видеть Надежду России! я недостоин сей несказанной благодати!» Государь старца поднял, принял от него благословение и, так же милостиво, как и Государыня, разговаривал с ним о близких лицу старца предметах. Возвратившись в свою келью и простершись пред иконою Царицы Небесной, старец долго благодарил Бога.

Предречение же Царицы Небесной, между тем, видимо исполнялось. Чем возвышеннее становились силы духа, тем больше слабели телесные силы старца. Так, 5-го сентября 1858 года, некто из священников, по преклонности лет оставивший служебное поприще, желал принять от рук старца Мардария, как от духовного своего отца, великую схиму. Мардарий готов был исполнить желание старца, но в это время и зрение, и слух, и даже язык отказывались служить ему, и потому он только с помощью бывшего печорского наместника мог постричь в великую схиму. С этого времени, и особенно с наступлением 1859 года, земная храмина старческого тела мало-помалу приближалась к разрушению, силы его постепенно гасли, как гаснет светильник при постепенном догорании елея.

Приближалась Страстная седмица. Старец, чувствуя близость переселения из сей египетской земли в обетованную и объяснив наместнику видение, в 1843 году ему бывшее, убедительно просил положить его в гроб и вынести в церковь, просьба сия повторялась каждый день. Видя, что ο Мардарий с каждой минутой все больше и больше слабеет, наместник приказал омыть его св. водою, возложить на него все потребное к погребению, заблаговременно приготовленное самим старцем. Не исполнил только одного, живого не положил в гроб, с которым он, как с нелицемерным другом и истинным наставником, почти не расставался в последние дни земной жизни, и нередко повторял: «кто даст ми криле, яко голубине, и полечу и почию»? Так вожделенным ему казался день, в который дух его полетит и почиет. И этим вожделенным днем было 6-е апреля 1859 года. Только что пробило 12 часов ночи на Великий Понедельник, как старец произнес слабым голосом: се Жених грядет в полуночи, и его душа отлетела на небо.

Так почил в Печерской обители доблестный подвижник и молитвенник иеросхимонах Мардарий, прожив на свете 85 лет⁸.