Задонский подвижник Никодим, в схиме Нафанаил

(Память 30 июня).

Иеросхимонах Нафанаил родился от дворян Михаила и Агриппины Остаповых, живших в Епифанском уезде, Тульской губернии. При крещении наименован Николаем.

Первоначальное воспитание получил Николай в родительском доме, в коем оставался до 14-летнего возраста. В 1813 году отдан родителем в С.-Петербургский кадетский корпус; по окончании в нем учения, произведен в офицерский чин и послан в армейский пехотный полк. Был полковым казначеем и ротным командиром. Когда собирались к полковнику офицеры, он всегда старался занимать последнее место, признавая всех достойнее себя. Но полковник всегда обращался к нему с отличным вниманием и доверием, давая ему разного рода поручения, которые он выполнял точно и рачительно. Службу военную он знал отлично.

По увольнении от службы по прошению, прибыв к родителям, Николай Михайлович, с дозволения их, устроил для себя в саду келлийку, в коей жил семь лет, приучая себя к монашеской жизни, – чтением Св. Писания, молитвою, постом, и каждый год в летнее время ходил пеший на поклонение угодникам Божиим в Киев и в другие монастыри и пустыни.

В 1830 г. Николай Михайлович поступил в Задонский монастырь послушником. Ему указано было от настоятеля продавать в церкви свечи и быть келейником затворника Георгия. У свечного ящика в церкви в 1833 г. в последних числах июня Николая Михайловича, уже в рясофорном монашестве Никодима, постигла холера. Жестокая резь в желудке, судороги вынудили его немедленно запереть ящик и бежать в келлию проститься с о. Георгием и по его благословению приготовиться к неминуемой смерти исповедью и причастием св. Таин Христовых. Только что он взошел в коридор, как о. Георгий встречает его, держа в руках небольшую каменную чашу с св. водою и кропилом. Падши к ногам о. Георгия, Никодим возопил: «Батюшка! простите меня, умираю от злой холеры... Благословите исповедаться и приобщиться св. Таин». О. Георгий, покропив на главу и лицо его трижды, сказал: «не умирай! Бог еще благословляет тебя проходить святое послушание. Зачем смутился и убоялся? Это пройдет, и ты останешься жив-здоров. Исповедаешься и приобщишься, когда успокоишься». – «Что же мне теперь делать?» – «Успокойся вступай на послушание, – ты здоров». – Действительно, с окроплением св. водой холера в ту же минуту оставила о. Никодима, и он почувствовал себя совершенно здоровым.

В 1835 г. о. Никодим пострижен в мантию, и тогда же избран и утвержден казначеем монастыря. В августе того же года рукоположен в иеродиакона и на другой день в иеромонаха.

По расположению к духовной и уединенной жизни, он весьма сильно уклонялся от должности казначея и принял ее только из послушания к о. настоятелю архим. Илариону и к о. Георгию. Проходил ее весьма добросовестно. В церковь Божию всегда приходил до благовеста прежде всех, а выходил после всех. Когда кто-либо из братии не приходил в церковь, за тем посылал. Больных немедленно сам навещал, приглашал доктора, посылал за лекарствами, для прислуги за больными назначал свободных послушников, с тем, чтобы при больном находились неотлучно, и за сим не переставал посещать больного. В трапезу часто хаживал обедать, а на кухне он ежедневно строго смотрел за поварами, чтобы готовили пищу опрятно, и тем предохранял братию от ропота. В праздники, когда настоятель приходил в трапезу обедать, о. Нафанаил не садился, а, стоя, распоряжался, чтобы все было в порядке.

Искренно и постоянно пребывая почтительным к настоятелю, о. Никодим уважал и братию, как ангелов Божиих. Послушников называл по имени и отчеству. При назначении послушания никому не приказывал, а просил каждого. Однажды спросили его. «Батюшка! вы имеете право приказывать: зачем всегда просите?» – «Если прикажу кому, он исполнит повеленное как-нибудь; а кого попрошу, то постарается исполнить с усердием... а привет и просьба мне не тяжелы», отвечал о. казначей. Проходивших усердно послушание, он награждал и поощрял приветом и благодарностью. Почти всегда в будни служил раннюю литургию, а в праздники соборне с настоятелем.

Любили его братия, уважали и боялись, ибо бдительно надзирал за ними. Кто вел себя несообразно званию, такового наказывал поклонами, лишением трапезы, о не исправлявшемся доносил настоятелю. Часто ночью, часов в 11, наденет, бывало, рясу, камилавку, возьмет четки и пойдет из келлии. Спросят: «Батюшка, куда вы изволите идти?» – «Не знаю, куда-то ноги несут», ответит и придет туда, где присутствие его оказывалось благодетельным. Однажды, во время пребывания настоятеля в Воронеже, о. Никодим в 12 часов ночи также вышел из келлии, взяв на тот случай келейного, и пошел в настоятельские келлии. Заперто. Постучал; спавший келейник проснулся и отворил дверь; в прихожей пахнет гарью. Спрашивает: «отчего такой запах?» – «Не знаю». – «Спальню топил?» – «Топил». – «Отопри». Взошли в нее, а она полна дыму. Висевшее около печки белье для просушки уже затлелось. Еще десять минут, – и вспыхнуло бы пламя, и тогда трудно было бы потушить, – пол деревянный. Опасность грозила и примыкавшей к нему теплой зимней церкви.

Четыре года о. Никодим служил казначеем. По болезни в груди и по желанию совершенного уединения, к сожалению настоятеля и братии, оставил эту должность. Просили его, чтобы только считался на должности, а управлять будут без него, но он и слышать не хотел о таком предложении.

21 дек. 1838 года с благословения преосвященного Антония, о. Никодим принял схиму и наименован Нафанаилом. Обряд совершал архим. Досифей в келлии старца, по его болезни. По принятии схимы о. Нафанаил совершенно затворился и почти никого ни из посетителей, ни из братии не принимал. Приехала в Задонск на поклонение угоднику Божию Тихону графиня Орлова-Чесменская, знакомая архим. Досифею; она весьма желала повидаться с о. Нафанаилом, убедительно просилась, просил и настоятель, чтобы принял ее; не согласился, послал сказать: «по болезни никак не могу принять».

В первые пять лет схимы служил изредка ранние литургии, в особой церкви, иногда очень рано, с диаконом Арсением, которого любил за простоту. В церковь и из церкви всегда ходил, закрывши лицо схимой, водимый келейником.

В одно лето долго не было дождя: все страдало от засухи. Келейный во время литургии начал упрашивать о. Нафанаила, чтобы прочел молитву о дожде. Долго он отказывался, но по убедительной просьбе с земными поклонами, согласился и прочитал. Еще не окончилась обедня, набежала туча, и пошел проливной дождь. Ему говорят: «вот, батюшка, как вашу молитву скоро Господь услышал и дал дождик». – Он отвечал: «это в последний раз; более я вас не послушаю». – «Помилуйте! отчего же?» – «От того, что, если узнают обо мне, я из Задонской обители вынужден буду скрыться; а мне желательно в ней скончаться», сказал, и по скромности приказал никому о его молитве не рассказывать.

Болели у меня зубы, говорил келейный о. Нафанаила. Ничто не помогало и терпения недоставало. Он, увидев мои страдания, подошел ко мне и три раза перекрестил мои зубы. Тут же я почувствовал облегчение, и с той поры 14 лет зубы ни разу не болели.

В последние пять лет о. Нафанаил по болезни перестал служить литургии, и уже никогда и никуда не выходил из келлии. Тела своего не обмывал во все десять лет схимничества. Очень часто причащался Св. Таин, которые духовник приносит ему в келлию, и соборовался маслом. – Келлию занимал о. Георгия, но не всю, а только одну комнату на мезонине, которая была длиною и шириною 4 аршина, вышиной 3 арш., с одним на запад окном – величиною в 8 вершков, с двойными рамами. Рам никогда и на лето не выставлял, отчего воздух и в келлии был спертый, тяжелый. Однажды келейный сказал ему: «как выносите вы такой воздух, я приду на время, и то трудно пробыть», и услышал такой ответ: «бывши в миру, я пользовался приятным воздухом и благовониями, а теперь все прошедшее надо заменить теперешним и потерпеть за прошедшее наслаждение».

Очень часто, особенно, когда посещали его или телесные болезни, или душевные скорби, повторял любимый стих псаломский: «Бог нам прибежище и сила, помощник в скорбех, обретших ны зело». Всенощные его бдения и молитвы сокрыты и от келейного. О. Нафанаил всегда на ночь запирался один, и Единому Господу ведомы келейные молитвенные подвиги старца, который всегда одобрял жизнь сокровенную и другим ее советовал, выставляя в пример препод. Дулу (память коего 15 июня), проводившего строгую в уединении жизнь и пострадавшего по навету в краже.

Занимался о. Нафанаил чтением Евангелия, житий святых, Иоанна Лествичника, сочинений св. Димитрия, Ефрема Сирина, Тихона Задонского.

В бытность мою при нем, сказывал бывший келейным о. Нафанаила, в продолжение 14 лет я никогда не видел его спящим на койке, когда нужно было ему заснуть, то всегда засыпал, сидя на стуле, и то ненадолго. – Пищи употреблял очень мало и самую легкую. Питье, его любимое, был чай.

В 1849 г., в начале июня, о. Нафанаил заболел: открылся сильный жар во всем его теле. Приглашенный доктор, осмотрев больного, сказал, что помочь невозможно. За день до кончины соборовался маслом, исповедовался и приобщился Св. Таин. 30 июня в 11 часов вечера волею Божией скончался. На другой день положили его в гроб, который у него был приготовлен за десять лет. 3 июля погребен арх. Серафимом в часовне с прочими подвижниками. На тумбе надгробной положена деревянная доска с изображением иеросхимонаха Нафанаила⁴⁷.