Трофеи

Около стен собора помещены трофеи, завоеванные громоносным воинством нашим в прошедшем и в начале текущего столетиях: булавы, бунчуки, штандарты, знамена, флаги, ключи, щиты, бердыши – купленные русской кровью от Шведов, Турок, Персиян, Поляков, Французов, на хладных тундрах Ингерманландии и на знойных берегах Каспия, при сокрушении могущества Шведов и Оттоманов, при усмирении Польши и в первых битвах с Наполеоном; под Полтавой и Лесной, под Чесмой и Очаковым, под Измаилом и Варшавой, – принесенные в возблагодарение Господа побед, благочестием наших Самодержцев и осеняющие места их вечного покоя. На некоторых из трофеев сохранились до сих пор еще кровавые знаки – следы отчаянной битвы и, быть может, последних усилий мужества и храбрости.

Надписи, бывшие на трофеях, перепутаны и мы принуждены ограничиться сведениями, помещенными в описях собора, в которых собственный имена большей частью означены очень неверно.

Вскоре, грустно высказать это, не будет уже никого из участников битв, которых трофеи находятся в соборе, но молодому поколению, достойным их сынам, надеемся доставить удовольствие воспоминаниями о делах, совершенных русским оружием, во славу нам, на страх врагам, в течение целого столетия.

Во многих и других Божиих домах Богоспасаемого Отечества нашего сохраняются трофеи как бы в ознаменование того, что Сам Всевышний благословляет хранение доблести, при взгляде на которое возникает мысль о славе русского оружия; но в Петропавловском Соборе, вместе с тем, другая умилительная мысль заставляет сильнее биться сердце Русского, – мысль, что здесь вражьи знамена осеняют последний приют Тех, которые навеки прославили Отечество дивным рядом чудесных подвигов Своих.

Первое место между ними должны занять многознаменательные трофеи, взятые молодым войском ПЕТРА ВЕЛИКОГО от своих учителей, во время великой Северной войны. Они доставлены в собор, в 1856 году, из арсенала, где до того хранились, по ВЫСОЧАЙШЕМУ повелению ныне благополучно царствующего ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА, достойно чтущего память Своего Великого Предка. При виде этих трофеев воображение сближает минувшее с настоящим, вызывает образ Царя Исполина, не щадившего лично жизни для славы и благоденствия Отечества, и живо говорит о бранных Его подвигах. В истории тысячелетнего существования России едва ли найдется событие столь важное, как эта борьба ПЕТРА I с Карлом ХII. Цель ее – приобретение берегов Балтийского Моря – неразрывно связана с преобразованием нашего Отечества; следствие ее – нынешнее величие России.

Более всего – слишком 100 штандартов и знамен, взятых под Полтавой, 27-го июня 1709 года⁹¹, хотя это сражение не продолжалось и двух часов, «ибо, – как сказано в журнале ПЕТРА ВЕЛИКОГО, – непобедимые господа Шведы скоро хребет свой показали и от наших войск вся неприятельская армия (была) весьма опрокинута».

На Полтавском поле, в час этой знаменитой битвы, окончательно решилось то, к чему готовил ПЕТР Россию. Здесь впервые проявила и сознала она силу свою, в течение многих веков окованную невежеством; народ русский увидел на деле плоды преобразования Государя, постиг великие Его цели и приобрел доверие к своей будущности. Слава непобедимости Карла XII исчезла, могущество Швеции сокрушено невозвратно. Государство это, первенствовавшее дотоле на севере Европы, было уже не в состоянии бороться с Россией, занявшею с того же времени заметное место в ряду первостепенных государств европейских. Европа с изумлением увидела исполинскую силу неведомой дотоле Московии, и самые отдаленные могущественные державы стали дорожить дружескими сношениями с Русским Царем. В частности, для нас, жителей северной столицы, эта победа особенно дорога тем, что, по словам ПЕТРА, ею «камень в основание Петербурга положен».

При этом невольно с благоговением воссылаешь мольбы за Августейшего Победителя, который, опять по собственным Его словам, «за людей и Отечество, не щадя своей особы, поступал как доброму приводцу надлежит»⁹².

Еще далеко была шведская армия, когда войска русские стали в ружье и слушали приказ Царя – бессмертный памятник величия души Его и любви к России: «Воины, – говорил Монарх, – пришел час, который решит судьбу Отечества. Вы не должны помышлять, что сражаетесь за ПЕТРА, но за государство ПЕТРУ врученное, за род свой, за Отечество, за Православную нашу Веру и Церковь. Не должна вас смущать слава непобедимости неприятеля, которой ложь вы доказали не раз своими победами. Имейте в сражении перед собою правду и Бога-защитника вашего, а о ПЕТРЕ ведайте, что Ему жизнь не дорога; жила бы только Россия во славе и благоденствии, для благосостояния вашего».

Действительно, наш Великий ИМПЕРАТОР, – память вечная Ему! – не щадил Себя:

Сам, родимый, пред полками,

Словно сокол, Он летал,

Сам ружьем солдатским правил,

Сам и пушку заряжал.

Но Бог Его невидимо хранил.

Бой кипел. Герой Полтавы –

Наш Державный великан,

Уж не раз грозою грянул

На могучий вражий стан.

Пули облаком носились,

Кровь горячая лилась;

Вдруг одна злодейка-пуля

В шляпу Царскую впилась.

Видно Шведы промахнулись –

ИМПЕРАТОР усидел;

Шляпу снял, перекрестился,

В битву снова полетел.

Много Шведов, много наших

Под Полтавою легло;

Вдруг еще впилася пуля

В наше Царское седло.

Не смутился ИМПЕРАТОР;

Взор, как молния, сверкал;

Конь не дрогнул от удара,

A быстрее поскакал.

Но, как раз, и третья пуля

Повстречалася с ПЕТРОМ –

Прямо в грудь она летела

И ударила как гром.

Диво дивное свершилось

В этот миг – ЦАРЬ усидел, –

На груди Его высокой

Чудотворный крест висел.

С визгом нуля отскочила

От широкого креста⁹³,

И спасенный Победитель

Славил Господа Христа.      

Горячо делаем это и мы, потому что справедливо заключаешь поэт⁹⁴:

Сотни лет еще пройдут:

Эти царские три пули

В сердце Русском не умрут.

ГОСУДАРЬ за одержание этой победы принял поднесенный Ему князем Ромадановским чин генерал-лейтенанта сухопутных войск и шаутбенахта морских сил. Князя Меншикова наградил ПЕТР чином фельдмаршала и роздал награды всем участвовавшим в битве.

Карл XII пред сражением также объезжал войска свои, шутя приглашал офицеров и солдат своих на пир в шатры Царя Московского; напоминал им Нарву. Но уже в 1709 году миновалось то время, хотя в рядах шведских было еще много очевидцев этой битвы. Трудно решить, в какой мере Карл XII сам верил словам своим.

Из трофеев, хранящихся в соборе, замечательнейшие:

Почетный штандарт лейб-драбантов Карла XII – двуконцовый шелковый белый с золотыми коронами; три штандарта лейб-драбантских драгун – двуконцовые шелковые голубые с вензелем короля; четыре штандарта шведского дворянского полка – шелковые желтые с двойным вензелем С; штандарт лейб-кирасирского полка – шелковый зеленый; штандарт Содерсконских кирасир – шелковый голубой; три штандарта Мейерфельдских драгун – двуконцовые шелковые синие с двойным вензелем С, между двух ветвей; штандарт полка герцога Виртембергского – клеенчатый голубой с щитом, поддерживаемым львами; штандарт Смалинской кавалерии – шелковый белый с вензелем и три штандарта шведской артиллерии – шелковые же белые, с голубыми по краям треугольниками и с двумя львами посредине; 38 почетных п обыкновенных знамен шведской гвардии, большею частью очень рваных, отборные телохранители храброго короля разевались с ними только после кровавого боя: а) шелковое малиновое, усеянное золотыми коронками, с двойными вензелем С, под короной, поддерживаемым двумя золотыми львами, с надписью: Corona gaudent sociae сorono (короны радостно соединяются); б) два шелковые белые, усеянные небольшими золотыми коронками, с большим шведским гербом, поддерживаемым львами; в) три шелковые белые, шитые шелками, также с большим шведским гербом, поддерживаемым львами посредине, с вензелем GRS, под короною сверху и тремя коронами в синем щите в углу; г) шесть знамен – шелковой белой узорчатой материи, с большим шведским гербом, поддерживаемым двумя золотыми львами посредине и буквами CRS вверху; д) двенадцать шелковых голубых, усеянных небольшими золотыми коронками с двойным вензелем С, под короною, поддерживаемым двумя львами, и е) простые холстинные без всяких изображений: три – фиолетовые и пять – синих; знамена 2-го лейб-гренадерского полка – коричневые холстинные с двойным вензелем С. XII, между двумя ветвями посредине и с горящей гранатой в углах⁹⁵; три знамени Упландского гренадерского полка – шелковой голубой узорчатой материи, с двойным вензелем С. XII, между двух ветвей, на котором скипетр и меч с булавою, положенные накрест; в верхнем промежутке между ними крест, по вензелю же на двух лентах надпись (по-шведски) «не знает заката»; над вензелем большая корона, а по сторонам и внизу – меньшая; в углах горящий бранскугель; знамена Остготского гренадерского полка – шелковые розовые, посредине которых, в венке из двух ветвей с зубчатыми листьями и с золотыми ягодами, золотая химера, окруженная четырьмя золотыми звездами⁹⁶; три знамени Лифляндского дворянского полка – шелковые, каждое из 4-х треугольников верхнего и нижнего голубого, а боковых желтых, с двойным золотым вензелем С, между двух золотых ветвей. Остальные за тем знамена шелковые: белые, голубые, палевые, малиновые, или двухцветные: голубое с желтым, голубое с белым, голубое с палевым и желтое с черным, кроме двух из них – полка генерала Баннера, – которые холщевые не крашенные; на большей части из них или герб шведский, или вензель Карла; на трех малиновых знаменах Немецкого полка изображение выходящей из облаков руки, вооруженной мечем; на белом почетном знамени Остботнического полка, кроме герба, шесть зверьков, вероятно ласточек; на синих знаменах Остготского полка⁹⁷ между двух зеленых ветвей с золотыми ягодами, в красном щите, золотая химера с мечем и вензелем С. XII на груди; из 6 – Вестманландского полка – на одном в углах горящий бранскугель, а на остальных огнедышащая гора с тремя вершинами, извергающими пламя. Из последних некоторый взяты в сражении при Рускияле.

Между трофеями знаменитой победы под Лесной, 28-го сентября 1708 года, упомянем о штандарте почетных королевских драгунов – двуконцовом шелковом белом, с шведским гербом, поддерживаемым львами, и о трех знаменах Тавастгузского полка – шелковых розовых, имеющих в верхнем углу барса с 6 звездочками, из которых три нижние в виде цветков.

Сражение под Лесной, выигранное самим ГОСУДАРЕМ, достопамятно, между прочим, тем, что это было первое сражение, в котором русские войска совершали движения и действовали по всем правилам тогдашней тактики и в полной мере явились достойными названия войск регулярных. «Тут первая солдатская проба была», – сказано в журнале ПЕТРА ВЕЛИКАГО. В первый раз здесь наши войска, в равном числе сражаясь со Шведами, одержали над ними верх. Успех этот вселил самоуверенность в нас, лишив неприятеля прежней самонадеянности. ПЕТР ВЕЛИКИЙ сам называл потом эту победу матерью победы Полтавской⁹⁸ и постановил каждогодно праздновать ее воспоминание. Всем войскам, участвовавшим в сражении, пожаловал ГОСУДАРЬ медали, с надписью: «достойному достойное».

Известно, что С.-Петербургу осенью 1708 года, то есть на 5-м году от его основания, угрожала большая опасность. Шведский сенат отправил экспедицию под начальством генерала Любекера для обратного завоевания Ингерманландии и срытия едва возникавшего города. Главным начальником войск наших, расположенных около Петербурга, был граф Апраксин. Благоразумными мерами с самого вторжения в Ингерманландию Шведов он лишил их всех способов продовольствия, а потом почти уничтожил неприятельский корпусы ПЕТР ВЕЛИКИЙ, находившийся тогда в отсутствии из Петербурга, при армии, повелел в память этого события и в честь избавителя новой столицы выбить медаль с изображением: на одной стороне – грудного портрета Апраксина с надписью «Царского Величества Адмирал Фе. M. Апраксин», а на другой – флота, выстроившегося в линию, также с надписью «Храня сие не спит; лучше смерть, а не неверность, 1708». Сверх того, признательный ГОСУДАРЬ, по возвращении своем осенью 1709 года в С.-Петербург, наградил Апраксина чином действительного тайного советника и графским достоинством.

Памятником этого избавления Петербурга в соборе хранятся три штандарта и несколько знамен. Из первых два – принадлежавшие Галифакскому драгунскому полку – синие шелковые двуконцовые, и один – кавалерийской конскрипции – желтый атласный; между вторыми находятся: а) одно почетное гренадерского генерала Гельмиша полка – шелковое голубое, в котором между двух зеленых ветвей с серебряными ягодами помещен синий щит, поддерживаемый золотыми львами; в средине щита изображены две рыбы между двух обнаженных мечей; в углах полотнища по горящему бранскугелю; в верхней части его надпись Carolus XII, а внизу – Vivat; б) одно Саволакского полка – голубое холщевое, по средине которого, в желтом венке, поддерживаемом двумя львами, вензель С. X. RS, и в) одно Нарвского гарнизонного полка – шелковое зеленое, имеющее в желтом венке с красными ягодами остатки надписи intöga, исходящую из облаков руку п вензель Карла XII, поддерживаемый двумя львами.

Другие три знамени Саволакского полка, отличные от вышеописанного, именно: шелковые желтые, в средине коих, в серебряном венке с золотыми ягодами, медведь, стоящий на задних лапах, – взяты в том же году 5-го марта, в сражении между островом Энеро и Сингтозеро.

Сдача Выборга, 12-го июня 1710 г., после двухмесячной осады, руководимой самим ПЕТРОМ и за которую Он собственноручно возложил на Апраксина, главного начальника осадного корпуса, орден Св. Андрея Первозванного и подарил ему золотую, алмазами украшенную шпагу, доставила в собор знамя полка Выборгской инспекции – шелковое голубое с двойными вензелями С. XII, окруженными 4 коронами.

В избавлении Петербурга от Любекера и во взятии Выборга графу Апраксину деятельно вспомоществовал обер-комендант Петербурга Р. В. Брюс, достойный слуга Великого Монарха. После взятия Выборга он был послан для покорения Кексгольма, которое и последовало 8-го сентября и доставило Брюсу чин генерал-лейтенанта. В соборе подвиг его свидетельствует знамя полка Абовской губернии – шелковое белое с голубыми углами, по которым проведена золотая струйка; по средине полотнища, в голубом круге, золотой вензель С. XII, окруженный 4 коронами.

Чрез неделю после сдачи Кексгольма, 13-го сентября, был взят Аренсбург. Знамя Аренсбургского полка, доставшееся при этом победителям, хранится также в соборе: оно синее холщевое, с гербом города, представляющим ворота с одною башнею; в воротах изображен сидящий орел; вверху надпись: «Arensburg», а внизу «Anno 1707»; в углах по горящей гранате.

Из знамен, взятых при Гермейстергофе, 26 июля 1705 года, отличаются 4 Тавастгузского полка – шелковые, коричневато цвета, по средине коих, в серебряном венке с золотыми ягодами, барс, а вокруг его серебряные звезды в виде цветка.

Остальные за тем шведские трофеи, хранящиеся в соборе, взяты в кампанию 1714 года, в Финляндии (при Або и Большом Куро и одно без означения, где именно). Они суть: два штандарта Зюдерманландского полка – двуконцовые голубые; почетное знамя полка генерала графа Таубе – шелковое малиновое, имеющее в средине, в золотом венке, двойной вензель С. XII; почетное знамя Вестботнического полка – шелковое белое, по средине которого шведский герб, поддерживаемый двумя золотыми львами, а в верхнем углу бегущий олень; и 17 знамен войск, собранных в Финляндии в 1712 году: они разных цветов, с изображением герба дистрикта, из которого набраны войска, в венке; над венком двойной вензель С. XII, поддерживаемый львами, а под ним 1712 год; внизу название дистрикта (большею частью оторванное): именно: 1) желтое, в желтом венке с голубыми ягодами – летящий голубь; 2) белое, в зеленом венке с красными ягодами – три рыбы, одна над другой; 3) желтое, в зеленом венке с красными ягодами – медведь с белым крестом в лапе; 4) голубое, в зеленом венке с красными ягодами – путешествующий ангел с посохом в руке; 5) зеленое, в белом венке с красными ягодами – белый ключ; 6) желтое, в зеленом венке с красными ягодами – кирка; 7) белое, в зеленом венке с красными ягодами – рыба; 8) зеленое, в белом венке с красными ягодами – монах в зеленой одежде с книгой на груди в одной руке и с красным шнуром в другой; 9) голубое, в кофейном венке с красными ягодами – запертые ворота с надписью над ними: «porta pacis» (врата мира); 10) зеленое, в белом венке с красными ягодами бегущий олень; 11) зеленое, в желтом венке – химера, удушающая орла; 12) белое, в зеленом венке с красными ягодами – молящаяся монахиня; 13) розовое (очень изорвано); 14) зеленое, в желтом венке с красными ягодами – монах в красной одежде с книгой в руках на груди; 15) белое, с немногими остатками зеленого венка, с красными ягодами и вензелем С. XII; 16) желтое, зеленый венок с красными ягодами – герб стерся, и 17) голубое, в желтом венке с красными ягодами – монах, держащий обеими руками книгу на груди.

Гомерические времена ЕКАТЕРИНЫ ВЕЛИКОЙ, когда

«Ей, как лес, взросли трофеи

И на суше и на морях!»⁹⁹

имеют множество представителей в соборе; но мы можем указать на сражения, при которых они взяты, далеко не у всех; надписи, бывшие на трофеях, как сказали, перепутаны, а в описях, при многих, этого означения не сделано.

Вот показание описей о трофеях, взятых от Турок:

Знаков начальников: капитан-паши и других 6 (в том числе 4 с цепочками и круглыми серебряными пуговицами, а два без них, и из последних один вызолочен).

Булав: города Браилова . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2

города Измаила . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 11

Комендантских топориков . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 6

Флагов корабельных пашинских . . . . . . . . . . . . . . 2

Ключей железных разных величин:

города Измаила . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 4

Тулчи . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 3

Исакчи . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 3

Килии . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 4

Бендер . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 6

Анапы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2

Эти ключи на георгиевских лентах, кроме одного у которого лента простая. При них находятся 4 сумки, из которых две обшиты золотым позументом с такими же кистями.

Бубен, взятых от музыкантов под Браиловым . . . 1 пара

Щитов ручных . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 4

Флаг пашинский, взятый на Лимане . . . . . . . . . . . 1

Вымпелов капитан-паши . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . 2

Флагов: с партикулярных судов . . . . . . . . . . . . .. . . 5

города Бендер . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . 2

Очакова . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1

Березани . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1

Трофеев разных: взятых при Лимане . . . . . . . . . . . . 17

На Кинбурнской косе . . . . . . . . . . 17

При Березани . . . . . . . . . . . . . . . . . 12

При Очакове . . . . . . . . . . . . . . . . . . 138

(в том числе одних древок, без полотнищ 27).

При Галаце . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 37

Адмиральских флагов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 4

Вымпелов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 3

Знамен пашинских . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 25

Флаг пашинский . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1

Знамен воинских . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 103

(в том числе одних древок 21).

Бунчуков измаильских и анапских . . . . . . . . . . . . . . . . 5

Трофеев: измаильских пашинских . . . . . . . . . . . . . . . . . 10

начальнических . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 20

воинских измаильских и анапских . . . . . . . 207

(в том числе вымпелов 2 и древок без полотнищ – 43).

Трофеи, которыми начата ведомость, 6 начальнических знаков, вероятно, взяты 26-го июня 1770 года, при истреблении турецкого флота под Чесмой. Это тем вероятнее, что все дальнейшие трофеи взяты позже. Уже прежде мы сказали, что пред гробницею ПЕТРА ВЕЛИКОГО, ЕКАТЕРИНОЙ положен флаг капитан-паши, взятый под Чесмой. Этот турецкий генерал-адмирал был человек неопытный, но первый после него паша, Гассим-Бей, славился неустрашимостью и опытностью. Отправляясь в поход, он сказал Султану: «чтоб истребить врагов, мы должны сцепляться с их кораблями и взлететь на воздух». Восторжествовать над таким отчаянным храбрецом не легко, особенно когда у неприятеля было 16 линейных кораблей, 16 фрегатов и множество мелких судов, а у нас только 9 кораблей и незначительное число судов меньшего размера. Несмотря на это граф А. Гр. Орлов, наш главнокомандовавший в Архипелаге, вступил в бой, результатом которого было совершенное истребление турецкого флота. 15 кораблей, 6 фрегатов, множество шебек, бригантин, галер и фелук взлетели на воздух; один 60 пушечный корабль и 5 галер, спасшиеся от пламени, отдались в руки победителю. Графу Орлову открывался путь к завоеванию всего Архипелага. Острова Тенедос, Лемнос, Митилене, Парос, Фос, Самандраки, Тано н Порто-Кавелло в самое короткое время были покорены, многие египетские, алжирские, тунисские и трипольские корабли, спешившие на подкрепление капитан-паше, – захвачены Русскими. ИМПЕРАТРИЦА наградила графа Орлова орденом Св. Георгия 1-й степени, повелела в честь его выбить медаль, пожаловала прозвание Чесменского, похвальную гранату, шпагу, осыпанную алмазами, серебряный сервиз и 60,000 руб.; в Царском Селе в честь его поставила мраморный обелиск, а на 7 версте от С.-Петербурга к Царскому Селу воздвигла Императорский замок, названный Чесменским (ныне Николаевская Чесменская Военная Богадельня), с церковью во имя Рождества Иоанна Крестителя, 24-го июня, т. е. в день сожжения турецкого флота при Чесме.

Остальные за тем трофеи могли быть взяты и в первую, и во вторую турецкие войны, потому что почти каждая из крепостей, названных в ведомости, брана и в ту, и в другую войны, а дела под некоторыми происходили и по несколько раз. Поэтому мы представляем в азбучном порядке краткие исторические сведения о подвигах наших войск при поименованных местах за обе войны

Анапа в царствование ИМПЕРАТРИЦЫ ЕКАТЕРИНЫ четыре раза подвергалась нападениям со стороны Русских. Первый из наших генералов, обративший должное внимание на этот важный пункт, был генерал-аншеф Текелли. В сентябрь 1788 года он совершил экспедицию за Кубань и, рассеяв все собравшиеся там скопища Турок и горцев, пошел на Анапу; но, по малочисленности бывших с ним войск и по недостатку в продовольствии, был принужден возвратиться. Сменивший Текелли, в 1789 году, генерал-аншеф Салтыков ограничивался только наблюдением за Закубанцами; но заступивший, в том же году, его место генерал-поручик Бибиков снова ходил на Анапу, полагая нечаянным нападением овладеть ею. Эта экспедиция хотя была безуспешна, но примечательна по примерному мужеству и терпению, оказанным русскими войсками, и по неимоверным трудам ими понесенным.

Ровно чрез два месяца по отступлении Бибикова, под Анапой явилась эскадра черноморского флота, под командою контр-адмирала Ушакова. Она имела намерение вырезать из-под крепостных стен и истребить под защитой их стоявшие турецкие военные суда, но и это покушение было без успеха.

Экспедиция 1791 года вознаградила неудачи предыдущих: новый командующий на Кавказе генерал-поручик Гудович, переправясь у Прочного окопа чрез Кубань, осадил крепость. Первый огонь по ней был открыть 19-го июня; ночью на 22-е произведен штурм. Осажденные отчаянно защищались. Русские принуждены были употребить в дело резервные свои войска и по пятичасовой кровопролитной битве восторжествовали над упорством врагов. Анапа пала: 5944 мужеского и 7588 женского пола были взяты в плен; 150 человек спаслись на стоящих у берега мелких судах, a все остальные погибли или от меча победителей, или в пламени пылавших строений; 83 пушки, 12 мортир и до 140 знамен были трофеями этого кровавого дня, сверх коих победители получили еще значительную добычу. Потеря Русских убитыми и ранеными простиралась до 6-ти тысяч, а по другим, официальным сведениям, – до 4-х тысяч. В продолжении штурма горцы, числом до 8000 человек, напали на обоз, но были отбиты отрядом генерала Загряжского, оставленным позади у обоза, как для его обороны, так и для прикрытия с тыла колони, бывших на приступе. На другой день в виду Анапы показался турецкий флот, но немедленно удалился, узнав об ее падении. Гарнизон соседственной с ней крепости Суджук-Кале, устрашенный успехом Русских, бежал в горы. Это падение Анапы, вместе с разбитием Турок на сухом пути при Мачине и на Черном Море у мыса Калакрии, было одною из побудительных причин к прекращению между Россией и Турцией военных действие и к заключению в Яссах мира.

Бендеры были взяты в обе войны; особенно достопамятна осада этой крепости в кампанию 1770 года. Назначенная для этого 2-я армия состояла из 14 пехотных и 4 гусарских полков и 17,000 иррегулярной кавалерии. Главнокомандовавший граф Панин, отрядив легкие войска для прикрытия осады со стороны Очакова, с остальными войсками, 29-го июня перешел Днестр; только небольшой отряд генерал-майора Каменского остался на левом берегу. Крепость обложена 15-го июля; в ночи с 19-го на 20-е июля открыты траншеи с обоих берегов. Но осада подвигалась вперед весьма медленно: турецкий гарнизон, столь же многочисленный, как и осаждаемая армия, деятельно им противодействовал. Притом осаждавшие в начале производили по крепости столь частую пальбу, что главнокомандовавший, предвидя недостаток в порохе, должен был приказать стрелять с большей осторожностью. В ночи с 4-го на 5-е августа начаты были подземные работы, которые делают осаду и оборону Бендер особенно достопримечательными. Несколько раз осаждавшие попадали на контр-минные работы осажденных, в галереях завязывалась перестрелка и даже рукопашный бой; несколько раз Турки взрывами своими повреждали галереи и другие работы осаждавших. В начале сентября три галереи были кончены, 5-го и 8-го числа взорвали два боковые подкопа, а в средней галерее заложили усиленный горн, зарядив его 400 (по другим известиям только 200) пудами пороху: это было первое успешное употребление усиленного горна. Между тем, при всех этих успехах, продолжение осады Бендер тревожило Русских. Осаждающая армия от беспрестанных потерь уменьшилась до 11,000 человек и потому не могла деятельно продолжать работ. Спустя 58 дней по открытии траншей еще не могли занять гласиса. Из 1-й армии было потребовано несколько новых полков. Но участь Бендер решилась до прибытия этой помощи. Граф Панин приказал в ночи с 15-го на 16-е атаковать покрытый путь. Русские без труда вошли в него и, увлеченные своей храбростью, к которой в этом случае присоединилось желание кончить затруднения осады, по собственному движению бросились на приступ к самой крепости. Чтобы спуститься в ров и подняться на стены, употреблены были лестницы. После жесточайшего сопротивления, продолжавшегося десять часов, крепость была взята. Большая часть гарнизона отступила в замок, только храбрейшие, в числе 2000 человек, выскакали из крепости и прорубились сквозь осаждавшие войска. По утру засевший в замке гарнизон, в числе более 11,000 человек, к с ними сераскир Мехмет-Элин, сдались военнопленными. В крепости найдено 348 орудий и огромные запасы всякого рода. Турки потеряли убитыми и погибшими в пламени более 5000 человек (по показаниям иностранных писателей до 30,000 человек). Со стороны Русских в день приступа убито и ранено 2561 человек¹⁰⁰. По Кучук-Кайнарджийскому миру (1774 г.), Бендеры были возвращены Порте. В 1789 году князь Потемкин со всею армией своею обложил их 30-го октября, и готовился к правильной осаде, но 3-го ноября крепость сдалась на капитуляцию, хотя гарнизон и состоял из 16,000 человек.

Березан был местом военных действий во вторую турецкую войну, они изложены при обозрении осады и взятия Очакова.

Браилов наблюдал, в 1769 году, генерал Штофельн, имевший частые стычки с отрядами, из него выбегавшими. В следующем году, по повелению главнокомандовавшего графа Румянцева, генерал-майор Глебов предпринял правильную осаду крепости. Наши войска подступили к Браилову 26-го сентября. Осадные действия продолжались около месяца, но гарнизон, без труда подкрепляемый турецкими войсками, находившимися на правом берегу Дуная, противопоставлял сильный отпор, не страшась русских батарей. Генерал Глебов в ночи на 24-е октября предпринял приступ четырьмя колоннами, но неудачно. Одна из средних колонн, перешла было палисадированный ретраншемент и приставила уже к стене лестницы, но без содействия прочих колонн (потерявших почти всех своих начальников) должна была отступить, вместе с другими, в свои траншеи. Неудача приступа и прибывшая к неприятелю помощь, в числе 6000 человек, принудили Глебова снять осаду и пойти в Максимианы, что на реке Серете. Граф Румянцев, получив столь неблагоприятные известия и уверенный в необходимости удержать до конца кампании приобретенную уже Русскими поверхность, усилил Глебова шестью полками пехоты и повелел непременно сделать новое движение к Браилову, как бы для второй осады. Это имело желанный успех. Турки, устрашенные мыслью выдержать новую осаду, оставили крепость по приближении Глебова и переправились чрез Дунай. Русские вступили в Браилов, 10-го ноября 1770 года, и приобрели 66 пушек, 8 мортир, до 4000 пудов пороху, разного рода снаряды и оружие.

Во время кампании 1789 года Браилов был наблюдаем со стороны Молдавии нашими войсками, под начальством графа Апраксина, равно и в 1791 году его маскировали с правой стороны Дуная небольшим отрядом под командою генерала Шпета, для обеспечения тыла нашей армии, под предводительством князя Репнина, атаковавшей лагерь сераскира Румелийского, расположенный при Мачине. В этом году Браиловские Турки сделали вылазку на отряд генерала Шпета, но подоспевшее от князя Репнина подкрепление опрокинуло одну часть в реку, а другую бросило к крепости Гирсову. Верховный визирь, боясь потерять Браилов, расположился лагерем при Мачине, в числе 120,000 человек, но как вскоре за тем последовало заключение мира, то никаких дальнейших действий с обеих сторон не происходило.

Галац был взят генерал-поручиком Дерфельденом 20-го апреля 1789 года; Турки потеряли при этом до 1500 убитыми, в плен взяты командовавши ими Ибрагим-паша, множество чиновников и до 1500 рядовых. Весь лагерь, обоз, артиллерия и знамена их достались нам в добычу. С нашей стороны потеря состояла из 60 убитых и до 100 человек раненых.

Измаил был взят два раза. В первую турецкую войну, в 1770 году, после знаменитой победы при Кагуле, разбитый неприятель искал спасения в крепостях, между прочим, в Измаиле. Румянцев послал князя Репнина, с 13 бат. пехоты, 2 эскадронами карабинеров, 3 гусарскими и 1 казачьим полками вытеснить их из этой крепости. Ужас, наведенный на Турок кагульской победой, был так велик, что при первом появлении наших войск под стенами Измаила, 26-го июня, двадцатитысячный гарнизон пустился бежать из крепости, и настигнутый Русскими, после непродолжительного боя, искал спасения в стенах Килии. Нами взято было около 1000 пленных, 37 пушек и большое количество военных и съестных припасов. По Кучук-Кайнарджийскому миру Измаил возвращен был Турецкому правительству, которое деятельно занялось усилением его укреплений; работы производились под руководством европейских инженеров и, с присоединением Молдаванского предместья, обняли в окружности до 6 верст; высота вала простиралась местами до 18 и 24, а глубина рва до 36 футов; на валах стояло более 200 орудий. Пред открытием второй войны Турецкое правительство, считая эту крепость оплотом своей империи против Русских, заняло ее сорокатысячным гарнизоном (в числе которых было до 15,000 янычар и 8000 спагов); комендантом был назначен храбрый сераскир Айдос, или Айдулла-Магомед-паша, под начальством которого состояли Каплан-Гирей, брат Крымского хана, с шестью сыновьями, и многие другие паши и беки. Потемкин признавал покорение Измаила необходимым. По его повелениям генерал Гудович обложил эту крепость с сухого пути, a флотилия де-Рибаса пересекла сообщение Измаила с противоположным берегом, истребила до 90 неприятельских лодок с 118 орудиями, и совокупно с батареями, устроенными на правом берегу Дуная, нанесла значительный вред городу. Несмотря на это, дело не подвигалось вперед: с осенью и дождями посетили Русских и болезни; потому в собранном военном совете было положено: оставя покушение на Измаил до весны, идти на зимние квартиры. Но Потемкин, положив покорить крепость до зимы, искал только генерала, который бы мог выполнить столь важное дело, и выбор его пал на Суворова. Герой Кинбурна и Рымника находился в это время в Галаце; он полетел к Измаилу и нашел осаждавшая войска готовыми к отступлению. Прибытие Суворова дало новый оборота делу: осадная армия, в числе 30,000 человек, расположилась около крепости полукружием и начала готовиться к штурму. Многочисленность осажденных и изобильные запасы заставляли думать, что крепость не сдастся без упорной защиты; Русские же, не считая Флота, имели для осады только 40 орудий, и очень нуждались в самом необходимом продовольствии. К 5-му декабря были изготовлены для штурма фашины и лестницы; 7-го послано первое предложение о сдаче; 9-го оно было повторено, но Аудузлу-паша решительно отказался сдаться без повеления визиря или дивана, на что просил продолжительный срок. 10-го числа, при восхождении солнца, началась канонада: 40 орудий с сухого пути, 100 с Чатала и почти 150 с гребного флота открыли огонь по крепости. После беспрерывной пальбы, продолжавшейся до 7 часов вечера, сухопутные батареи умолкли, и пальба производилась одним флотом. В 5½ часов утра 11-го числа войска двинулись на приступ 9-ю колоннами: главная атака на западной стороне поручена была второй колонне генерал-майора Ласси, а на восточной – шестой колонне генерал-майора Голенищева-Кутузова. Густой туман скрывал от неприятеля начальное движение наших войск, но с приближением колонны Ласси к назначенному для штурма бастиону, неприятель открыл пушечную и ружейную пальбу; войска наши, ободряемые присутствием генерал-лейтенанта Потемкина, мгновенно бросились вперед, спустились в ров, по приставленным лестницам и ружьям, воткнутым в эскарп штыками, взошли на вал, овладели бастионом и распространились по валу к Хотинским воротам, не спускаясь, однако же, в город. В тоже время колонна генерал-майора Львова, имея в голове Фанагорийский гренадерский полк, взяла каменный и казематированный бастион у берега Дуная и силою открыла себе сообщение со 2-ю. 3-я колонна генерал-майора Мекноба, остановленная высотою бастиона у Хотинских ворот, связала свои лестницы по две вместе, взошла на вал и, преодолев множество препятствий, также соединилась со 2-ю; 6-я колонна Голенищева-Кутузова два раза мужественно приступала к бастиону, лежащему в Молдавском предместье близ Килийских ворот, но оба раза отбита непомерно превосходными неприятельскими силами. Суворов приказал сказать храброму ее начальнику, что он назначает его комендантом Измаила и уже рапортовал о взятии крепости в Петербург. Тогда войска Кутузова снова бросились на вал и удержались там несмотря на отважные натиски неприятеля. 4-я и 5-я колонны бригадиров Орлова и Платова, составленный преимущественно из спешенных казаков, отразив вылазку гарнизона и истребив большую часть неприятелей, при содействии резервной кавалерии овладели Бендерскими воротами и близлежащим бастионом. Между тем, как сухопутные войска шли на приступ, генерал-майор де-Рибас подвинул флот к прибрежной стороне крепости и начал высаживать десант. Флот был разделен на два отделения, каждое из них составляло две линии; пушечный огонь первой линии подкреплялся огнем мортир и гаубиц второй. Когда флот подошел на ружейный выстрел к берегу, то вторая его линия развернулась вправо и влево к обоим Флангам первых и, таким образом составилась цепь судов, образовавшая несколько вогнутую линию. Высадка, при хорошем распоряжении де-Рибаса, произведена была весьма быстро, и войска, под сильным картечным огнем и при упорном сопротивлении 10,000 отборного гарнизона, овладели прибрежным валом. К рассвету дня все колонны наши спустились внутрь крепости; но прогнанный с вала гарнизон (которому Аудузлу-паша, еще до начатия приступа, приказал прочитать фирман Султана, грозивший смертью всякому воину, пережившему падение Измаила), отчаянно защищался на улицах, в домах и мечетях. Жестокая битва продолжалась 5 часов и прекратилась только тогда, когда Русские, по грудам неприятельских трупов, успели овладеть последним строением, мужественно защищаемым вторым комендантом города, престарелым пашой Ибрагимом. В 4 часа по полудни все было кончено. «Гордый Измаил у ног Вашего ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА!» доносил Суворов ИМПЕРАТРИЦЕ. «Российские знамена развиваются на твердынях Измаила», писал он Потемкину, и прибавил: «не бывало крепости крепче Измаила, не бывало обороны отчаяннее Измаила; но Измаил взят».

Потеря Турок была весьма значительна: у них было убитых до 30,000 человек, в том числе сераскир-паша Аудузлу-Махмед, и множество других сановников; взято 526 орудий, 7 бунчуков, 400 разных знамен, 1000 пудов пороху, до 20,000 ядер и бомб, 10,000 лошадей и продовольствия на целый месяц; сверх того несколько судов. Со стороны Русских в день приступа убито и ранено, по первоначальным показаниям, до 5000, но, по всей вероятности, долженствовало быть более, ибо одних офицеров выбыло из строя до 400.

Приступ Измаильский навсегда останется одним из примечательнейших примеров смелой решимости полководца и геройского мужества воинов. Он покрыл их неувядаемыми лаврами и был щедро награжден признательностью Монархини, которая пожаловала Суворову чин подполковника гвардии, одарила его подчиненных орденами, поместьями и деньгами, и приказала в память этого события выбить для офицеров крест золотой, а для нижних чинов медаль. Султан велел отрубить голову великому визирю, простоявшему все время осады в бездействии у Рущука.

Исакча была взята несколько раз.

По разбитии турецкой армии при Кагуле в 1770 году и по удалении главных сил с берегов Дуная в Яссы генерал Вейсман с частью войск остался между озерами Ялпухом и Кагулом, для наблюдения за действиями верховного визиря Халиля-паши, расположившегося у Исакчи.

14-го ноября Вейсман послал за Дунай отряд из 350 егерей, под командою храброго майора Мекноба, и эта горсть людей, быстрым и неожиданным появлением, так встревожила визиря, что он поспешно бросился в Бабадаг, оставив Исакчу на произвол судьбы. 18-го ноября Русские заняли крепость, захватили найденные в ней пушки и возвратились на левый берег. Это был первый успех Русских за Дунаем, после отдаленных успехов Олега и Святослава. Кстати, заметим, что Вейсман был и причиной, по крайней мере объявленной к войне с 1768–1774 года.

23-го марта 1771 г. генерал Вейсман снова переправился с малочисленным отрядом чрез Дунай для поисков и, по взятии Тульчи, 14-го апреля вторично занял Исакчу, истребил там значительные магазины и, захватив всю артиллерию, опять возвратился в Измаил.

Наконец, пользуясь ужасом, наведенным на Турок его нападением на Бабадаг, произведенным столь нечаянно, что верховный визирь с санджак-шарифом едва успел спастись бегством в Базарджик, он в третий раз обратился на Исакчу, взял ее 20-го октября и взорвал замок.

В 1790 году, по возобновлении войны с Турцией, де-Рибас разбив при впадении рукава Сулпиского в море, турецкую флотилию, преграждавшую ему вход в Дунай, занял Исакчу и тем самым ускорюсь взятие Измаила.

Килия была взята два раза. В 1770 году в ней укрылись турецкие войска, разбитые под Кагулом и бежавшие из Измаила по приближении князя Репнина. Но этот генерал последовал за ними и к Килии. Пришед к крепости 10-го августа, он немедленно открыл огонь, повел апроши и, вслед за тем, потребовал сдачи. Гарнизон принял предложение и очистил крепость. В 1774 году, при заключены мира, она была возвращена Порте.

В следующую войну приобретение Килии обошлось уже не так легко. Войска наши пришли под крепость 3-го октября 1790 года. Генерал-аншеф Меллер-Закомельский, ими командовавший, немедленно потребовал сдачи, но получив отказ, в ту же ночь атаковал ретраншамент, лежавший пред предместием, и взял его штурмом. На рассвете некоторые из солдат рассыпались по обывательским домам, в надежде чем-нибудь поживиться. Спрятавшиеся в домах Турки решились защищать свое имущество. Из окон посыпалось ружейные выстрелы, крепость открыла огонь ядрами и выслала вылазку, A флотилия начала подвозить подкрепления с противолежащего берега. В войсках, овладевших ретраншаментом, произошел беспорядок и дело приняло бы самый невыгодный оборот, если бы Меллер-Закомельский, только что удалившийся в лагерь, не бросился снова в предместье. Он почти мгновенно восстановил порядок, но сам получил смертельную рану, от которой умер, едва успев передать начальство генерал-поручику Гудовичу. Этот генерал удержал за собою ретраншамент; гарнизон, однако же, держался целые полтора месяца, будучи подкрепляем своею флотилией. В половине ноября Гудович нашел возможность воспрепятствовать плаванию неприятельских судов. Это обстоятельство изменило положение дел и 18-го ноября, гарнизон, числом до 5000 человек, сдался на капитуляции и был переправлен за Дунай; во власть нашу досталось 84 орудия и несколько знамен.

Кинбурн, вместе с разными другими крепостями Крымского полуострова, был занят в первую турецкую войну, в 1771 году, князем В. М. Долгоруким-Крымским и по Кучук-Кайнарджийскому миру присоединен к России. При открытии второй турецкой войны начальство в Кинбурне было вверено Суворову и «сей важнейший пост к сохранению Всероссийских границ», – по собственным словам героя, – он хранил с неусыпным бдением. Войска наши, находившиеся тогда на Кинбурнской косе, состояли из 12 эскадронов легкой конницы, 10 эскадронов драгун, 4-х казачьих полков и 4-х батальонов мушкатер. На Кинбурнском рейде стоял только один фрегат Скорый и бот Бютиг; самая же крепость, защищалась слабыми стенами, окруженными гласисом и мелким рвом.

После нескольких неудачных покушений Турки 19-го августа прекратили нападение на Кинбурн и удалились к Очакову, но 13-го сентября вновь подвели все свои канонирские суда к кинбурнскому фарватеру и открыли – по словам Суворова – жестокую канонаду и бомбардираду по крепости. Суворов из Кинбурна тотчас соответствовал тем же, c таким успехом, что их людям и фрегату причинил повреждение, а линейный их корабль взорвало со всем экипажем. На следующий день в числе 700 человек они сделали высадку в восьми верстах от города, но были отбиты и до 30-го сентября ограничивались только метанием бомб в город. В этот день неприятель сблизил свои суда к Кинбурну, производил сильную пальбу и бросал бомбы до глубокой ночи; а 1-го октября на рассвете возобновил пальбу с большей жестокостью и тем причинил повреждение в крепости и в лагере; в 9 часов, в 12-ти верстах от Кинбурна по Лиману, показались 5 судов с вооруженными людьми, которые, сколько ни старались выйти на берег, были отбиты с уроном. В тоже утро неприятель, в числе 5,000 отборного войска, предпринял на Кинбурн сделать вторженье, продвинул свои суда к самому берегу против крепости и с большею поспешностью высадился. Начальник турецкого десанта отпустил перевозные суда и велел копать ложементы. Пока все это происходило, Суворов со всем войском молился Богу и стоял неподвижно. Турки, не видя никаких приготовлений к отпору, решились первые сделать нападение. Авангард их, подошел на близкое расстояние к нашим войскам, открыл ружейный огонь, и бой вспыхнул мгновенно. Суворов, в небольшом числе имев войска, учредя боевой порядок, встретил их и атаковал. Неприятель упорно и храбро защищался в своих укреплениях.

Генерал-майор Рех, предводительствовавший первою нашею линией, выбил их из десяти ложементов. Но почти при самом окончании дела он и многие штаб-офицеры были тяжело ранены. Флот неприятельский придвинулся к берегу, наносил великий вред своими бомбами, ядрами и картечами и войска наши, не будучи в состоянии преодолеть умножавшиеся силы неприятеля, принуждены были отступить.

Суворов, будучи в передних рядах отступающих, исправя фронт, возобновил сражение и выгнал неприятеля из многих ложементов. Между тем галера Десна сбила несколько судов с места; крепостная артиллерия потопила два канонирских судна; полевая артиллерия истребила две шебеки. Но все это поправило дело не на долго. Неприятель, и так далеко превосходивший числом наше войско, получив еще подкрепление, усилил натиск и принудил наши войска к отступлению, тем наиболее, что чрезвычайная пальба с неприятельского флота наносила нам не малый вред. Суворов был ранен легко картечью в бок; пехотные наши полки ретировались порядочно в крепость, а на место сражения прибыли в ночь пехотные батальоны и три роты с бригадой легкой конницы. Суворов начал бой в третий раз: пехота, подкрепляемая легкоконными и казачьими полками, наступила очень отважно. Турки не могли уже держаться в пятнадцати своих окопах и выбиты из всех укреплений. Они претерпели крайнее поражение и остатки их были сброшены в воду за сделанный ими эстакат, где они бедствовали до утра. При окончании этого поражения Суворов еще раз ранен пулей в левую руку на вылет. Победа была совершенная и Кинбурнскую косу и воды, ее окружающие, покрывали неприятельские тела. Потеря Турок состояла во всем высаженном на берег войске, кроме малого числа спасшихся в воде за эстакатом. С нашей стороны находилось: убитых майор, ... подпоручиков¹⁰¹ и 136 нижних чинов; ранено: Суворов и Рех, майоров и обер-офицеров 14 и нижних чинов 283. Это было первое сражение во вторую Турецкую войну, и, хотя раны, полученные Суворовым, ослабевали его силы, но усердие его подкрепляло и он, не отступая от своей должности, мало по малу выздоравливая, всю зиму старался об извлечении языков из Очакова¹⁰². ИМПЕРАТРИЦА ЕКАТЕРИНА щедро наградила сподвижников Кинбурнского дела, и в память его украсила их серебряною медалью.

Лиман Днепровский был свидетелем морских битв в июле и августе 1788 года.

Турецкий флот, удалившийся в Константинополь, после геройской защиты Кинбурна, сейчас нами рассказанной, в течение зимы был усилен, и, деятельными мерами храброго капудан-паши Гассана, снаряжено две эскадры, которые летом 1788 года отправились к устью Днепра истребить наши силы в Лимане, взять Кинбурн, потом Херсон и восстановить власть Оттоманской Порты над Крымским полуостровом: таковы были повеления Султана, обнародованный турецким генерал-адмиралом, на которого и возложено привести их в исполнение.

Между тем Русские также готовились. Дивизия Суворова была усилена; у контр-адмирала Джонеса находилось 5 линейных кораблей, от 60 до 80 пушек, и 8 фрегатов; отважному принцу Нассау-Зигену вверена была гребная флотилия, состоявшая из 65-ти легких судов, галер, ботов, плавучих батарей и 80-ти казачьих лодок. Им предоставлена была честь встретить неприятеля.

В июле месяце 1788 года первая турецкая эскадра (10 линейных кораблей, 6 фрегатов и 53 мелкие судна) стала под Очаковым; а в 6-ти милях от крепости бросила якорь вторая эскадра (8 линейных кораблей, 8 фрегатов, 24 шебеки и бомбардирные лодки).

6-го июля русская флотилия подошла к неприятельской на 5 верст и на другой день вступила с ней в бой. Не прошло двух часов от начала сражения, как два турецких судна были взорваны на воздух и два зажжены. Замешательство неприятельского флота увеличилось еще более, когда 18 их галер и шебек, поврежденный нашими выстрелами, должны были укрыться за боевою линией. Капудан-паша сражался отчаянно, но несмотря на все усилия, принужден был отступить в беспорядке ко второй своей эскадре; противный ветер удержал Русских от преследования.

В следующие дни происходили незначительные сшибки, а между тем на конце Кинбурнской косы Суворов поставил батарею о 4 пушках (16 и 24 фунтовых) для защиты обоих фарватеров. Два батальона Орловского полка стояли при ней для прикрытия.

Капудан-паша, соединившись со второю эскадрой, в надежде на искусство своих лоцманов, решился пойти отмелями между Очаковым и гаванью Глубокой, где их находится столько, что и малое судно едва может пробраться между их безопасно. Уверенные в победе Турки палили всю ночь на 17-е июля и в 4 часа утра пошли на всех парусах против наших. Принц Нассау поручил правый фланг гребной флотилии контр-адмиралу Алексиано, а левый повел лично на Турок. Через час один из лучших турецких 70-ти пушечных кораблей сел на мель; за ним и 80-ти пушечный самого Гассан-паши. К ним подошли два фрегата, но они не могли ничего сделать. Русские воспользовались этим: гребные суда придвинулись к севшим на мель турецким кораблям: черноморские казаки взошли на борт. Турки защищались упорно. Более часа продолжалась резня. Наконец наши 3 плавучие батареи, 3 галеры и две шлюпки, заняв промежуток, оставшийся за мелководьем позади эскадры, открыли губительный огонь и заставили Турок искать спасения в бегстве к Очакову. Четырехчасовой бой кончился нашею победой. Турки потеряли более 2,00 0 убитыми, 1,500 чел. достались нам в плен. Наш урон состоял из 200 убитыми и 800 ранеными. Севшие на мель неприятельские корабли (по невозможности спасти их) сожжены.

19-го июля, в полночь, капудан-паша снялся с якоря и поплыл в открытое море. Когда флот его поравнялся с Суворовской батареей, она осыпала авангард его калеными ядрами: несколько судов было взорвано, много посажено на мель. Утром наши мелкие суда пошли на расстроенного неприятеля: 4 фрегата и 1 линейный корабль были сожжены, 2 фрегата и 1 корабль спустили флаг. Турки лишились всего 8 больших и 17 малых судов и до 5,000 человек убитых и раненых. Наша потеря ограничивалась 980 человек. Гассан-паша ушел еще ночью с авангардом и не прежде вечера узнал об участи остального флота. Принц Нассау преследовал бегущих 1-го и 2-го августа, сжег еще 2 фрегата и 7 галер, взял в плен 5 других и, таким образом, уничтожил почти весь флот, стоявший под Очаковым.

За эти блистательные победы принц Нассау-Зиген получил чин вице-адмирала и орден Св. Георгия 2 класса. В память побед этих была выбита особая серебряная медаль, носившаяся на георгиевской ленте.

После принц имел еще несколько удачных дел на Лимане, о которых сейчас скажем.

Очаков, укрепленный европейскими инженерами, во второй половине прошлого века, считался грозной и непобедимой твердыней черноморской, оплотом Турции. Потемкин, при начале второй войны, решился им овладеть. Разбитие турецкого флота, о котором только что говорили, облегчало князю Таврическому средства приступить к осаде этой крепости.

Вверенная ему, так называвшаяся Екатеринославская армия (около 90,000 чел.), 28-го июля расположилась станом у Днепровского Лимана, и обложила Очаков. У самого берега Черного Моря князь Потемкин поместил свою главную квартиру. Там, под выстрелами крепости, он жил с обыкновенной своею негой и пышностью, писал стихи, но подавал также собой пример величайшей, хотя странной неустрашимости. Принц Нассау с гребной флотилией блокировал гавань.

7-го августа началось действие всех батарей и заложение параллели на правом крыле. Турки сделали сильную вылазку против левого крыла, которым командовал Суворов. Он опрокинул и гнал неприятелей до горного ретраншамента; но тут они получили подкрепление и, в свою очередь, обратили Русских в бегство, причем Суворов получил тяжелую рану. В начале сентября осаждавшие заложили вторую параллель и открыли самый жестокий огонь. Но гарнизон не унывал, ожидая скорой помощи с моря. И действительно, капудан-паша явился в виду Очакова с флотом из 63 судов. Оттеснив нашу гребную флотилию, он укрепил остров Березань, снабдил оттуда город продовольствием и другими запасами и, 15-го ноября, отплыл в Константинополь. Так прошло три месяца. Русские умножили число батарей в первой и второй параллелях и, увеличив в них число орудий, наносили жестокий вред городу, где, между прочим, сгорел главный хлебный магазин; вылазка гарнизона против левого крыла контровалационной линии не удалась, за то осаждавшие предприняли экспедицию против острова Березани, который был взят и 400 человек гарнизона захвачены в плен. Между тем убыль в людях от битв и болезней становилась более и более заметна в русском стане. Начались дожди, поднялись снега и мятели; наконец настала зима со всеми ужасами в безлесном крае. Солдаты громко просились на приступ «согреть застывающую кровь», но Потемкин все еще надеялся принудить крепость к сдаче не штурмом, а долговременною осадою. Лично храбрый, он не знал для себя опасности, но колебался жертвовать кровью солдат. «Они не так дешевы, чтобы их терять по-пустому», – писал он к Суворову.

Комендант Гуссейн-гиаша, с гордостью отвергал предложение сдаться, называя Очаков неприступными, неодолимым. Наконец, русский вождь положил: взять крепость приступом. 6-го декабря, день памяти Св. Николая Чудотворца, избран для совершения этого подвига.

Накануне Потемкин несколько раз осматривал неприятельские укрепления, подъезжая под самые пушки. Несмотря на огонь, направленный на него, он весело ободрял солдат не страшиться опасностей и в заключение отдал им город в полную волю. Положено произвести нападение в одно время на город, замок Гаесан-паши и нагорный ретраншамент. Войска, назначенные на приступ (всего 14,000), разделены были на 6 колонн. Отдан приказ, коим предписывалось: «атаковать живо и, не занимаясь перестрелкой, идти на штыках; офицерам предупреждать замешательства и не допускать кидаться на добычу; тех из Турок, кои будут сдаваться, отбирая оружие, отсылать к резерву; женщин и младенцев щадить непременно».

Наступил грозный для Турок день 6-го декабря. Положено было войскам двинуться еще в темноте. Отслужив молебен, в 7 часов все войска наши уже вступили в дело.

Приступ продолжался только час с четвертью. Потемкин во все это время неподвижно стоял на одной из своих батарей, подперши голову и беспрестанно повторяя: «Господи помилуй! Господи помилуй!» Неподвижно вперив взор на войско, он следил все движения, и когда все кончилось, отдал город во власть солдатам на три дня.

Добыча воинов-победителей была чрезвычайная: золота, серебра, жемчугу, драгоценных камней захвачено огромное количество; оружие продавалось целыми возами. Несколько тысяч легких войск вооружились турецкими саблями, пистолетами и проч. В крепости взято 310 медных пушек и мортир, знамен отбито 180; в плен взяты: трехбунчужный Гуссейн-паша, главный начальника крепости, три чектыр-бея и 4000 человек, кроме жителей. Во время штурма Турок убито 8370 человек, в том числе 283 офицера; от ран умерло 1140. Но и нам дорого стоила победа: генерал-майор князь С. Волконский, храбрый Горич, Екатеринославский губернатор Синельников, начальник строений в Херсоне, Корсаков, 28 штаб и обер-офицеров и 926 нижних чинов – пали в бою; раненых у нас было 1804 человека. Зима не позволила зарыть в землю всех трупов: их вывезли кучами на лед.

Завоевание Очакова было так важно, что ЕКАТЕРИНА, получив известие о нем, когда уже была в постели, тотчас встала и на картах написала сама к ВЕЛИКОМУ Князю ПАВЛУ ПЕТРОВИЧУ И к разным вельможам: «Очаков взят!» Потемкину посланы были: давно желанный орден Св. Георгия 1-й степени, 100 тысяч рублей и шпага, осыпанная бриллиантами. В честь славных подвигов, совершенных в этот бессмертный день, выбита серебряная медаль. Другие медали и золотые кресты были пожалованы ИМПЕРАТРИЦЕЙ солдатам и офицерам, участвовавшим на приступе, для ношения на георгиевской ленте.

Тулча – последняя, по азбучному порядку, из поименованных в описях мест, взята была, в 1771 году, генералом Вейсманом, который этим открыл кампанию. 23-го марта он переправился из Измаила чрез Дунай с отрядом из 750 человек на 120 судах, вытеснили Турок из Тулчи и возвратился на левый берег почти без потери. 19-го мая этот же генерал произвел новое нападение на Тулчу, где находилось до 8000 Турок, увенчавшееся блестящим успехом. 20-го октября с отрядом из 8 батальонов пехоты, 5 эскадронов кавалерии и 9 сотен казаков, он произвел третье нападение на Тулчу; рассеял стоявшие под ней войска и подорвал укрепления.

Во вторую турецкую войну флота капитан 1 ранга Ахматов, после истребления турецкой флотилии, стоявшей под Тулчею, 7-го ноября 1790 года, подошел к самому городу. Турки в страхе и отчаянии бежали в степь. Замок был занят гренадерами под командой подполковника Рибаса. В добычу досталось, сверх отбитых на кануне при истреблении флотилии, военное судно 1, транспортных и прочих малых – 38, в замке найдено пушек – 10, пороху 240 бочек и не малое количество разных военных снарядов.

Действия наших войск в Польше, в царствование ИМПЕРАТРИЦЫ ЕКАТЕРИНЫ, когда Суворов

Пошел – и где тристаты злобы?

Чему коснулся – все сразил.

Поля и грады стали гробы;

Шагнул – и царство покорил!

Державин

имеют представителями в соборе:

а) 5 ключей Варшавы, на золотом шнуре с двумя таковыми же кисточками;

б) хлеб, поднесенный Суворову жителями этого же города, – ныне уже совершенно истлевший;

в) 3 штандарта, шитые серебром с таковыми же перевязями;

г) 13 знамен;

и д) пару литавр.

О том, где взяты эти штандарты, знамена и литавры – неизвестно.

В царствование ИМПЕРАТОРА ПАВЛА ПЕТРОВИЧА, между многими доблестными подвигами наших войск, замечательны действия нашего черноморского флота, соединенного с турецким, под начальством вице-адмирала Ушакова, против Французов.

Освобождение Ионических островов было начальным подвигом союзного флота. Острова: Чериго, Зант и Кефалония не оказывали сильного сопротивления; только гарнизон Санта-Мавры несколько держался, но и тот вскоре сдался. Тогда Ушаков осадил Корфу, почитаемую в числе первоклассных твердынь и состоящую из пяти крепостей: три из них обращены к морю, а две к сухому пути. Они поставлены таким образом, что если атакующий овладеет передовою, то все другие обращают на нее свои орудии. Кроме того, на север от Корфу, в расстоянии на ближний пушечный выстрел, лежит укрепленный остров Видо, прикрывающий собою приморскую часть главной крепости. Первые наши корабли появились в виду Корфу 24-го октября 1798 года; 8-го ноября прибыл сам главнокомандовавший, но недостаток сил заставил долго ограничиваться одною блокадою и только с 23-го января 1799 года начали строить батареи, получив возможность приступить к самой осаде. 15-го февраля взяты штурмом остров Видо и приморские укрепления Св. Авраама и Сальвадора, что решило участь остальных крепостей. 22 февраля гарнизон, выйдя из крепости, положил оружие.

Французские флаги на крепостях и судах были спущены и, неприступная до того, Корфу на стенах своих увидела флаг Российской Империи.

На разных укреплениях, в арсеналах и в магазинах острова Корфу победители нашли 114 мортир, 21 гаубицу, 500 пушек, 5500 ружей с весьма значительными военными и съестными припасами; один фрегат, 11 малых судов находились в гавани; еще найдено было три корабля, два фрегата, два брига и три полугалеры, негодные к употреблению.

Знамена, взятые при этом, но словам Свиньина¹⁰³, хранятся в соборе, но в описях трофеев они не показаны, и не известно в какой мере это справедливо и сколько именно их находится.

Благословенное царствование старшего внука Великой Монархини, ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА АЛЕКСАНДРА ПАВЛОВИЧА, доставило в собор также много трофеев, свидетельствующих о доблести наших войск. Описи храма представляют возможность сделать обозрение им в более стройном виде, чем сведения, изложенный о предыдущих; этой возможностью мы с удовольствием и пользуемся.

Первыми, по времени, здесь – трофеи, взятые храбрыми войсками Кавказскими.

Георгий VIII, царь Грузинский, духовною, 28-го декабря 1800 года, завещал и трон и царство ИМПЕРАТОРУ ПАВЛУ в потомственное владение, а ИМПЕРАТОР АЛЕКСАНДР I, торжественным манифестом, 12-го сентября 1801 г., изъявил Свое согласие принять завещанный Родителю трон и, 11-го сентября 1802 года, вверил край князю Цицианову.

Новый генерал-губернатор чувствовал необходимость прежде всего приобретения свободных сообщены с Россией, и решился открыть доступ к морям Черному и Каспийскому. Он начал с ближайшего к Грузии ханства Ганджинского.

Владелец этой страны, жестокий и коварный Джават-хан, прежний данник царя Ираклия, в это время признавал над собою власть Персии, Обнадеженный неприступностью Ганджи и обещаниями помощи Персиян, хан считал себя в полной безопасности. Уверенность его возвышалась еще тем, что Джарцы и Елисуйцы вышли из повиновения России и отказались выполнить предписываемы я им условия. Но он забыл, что неприятели его были Русские и что ими предводительствовал Цицианов! 3-го декабря 1803 года наши войска обложили Ганджу и начали бомбардировать ее; 4-го крепость была взята, Джават-хан был убит. Ганджа присоединена к России и названа Елисаветполем.

1-го марта следующего года повержены к столам ГОСУДАРЯ 2 железных ключа и 9 знамен, взятых при этом случай, и отданы Его ВЕЛИЧЕСТВОМ на хранение в Петропавловский Собор. 8-го апреля доставлены еще другие 13 знамен, взятые при занятии Ганджи и Белокан.

Вспомним также, что при блокаде Ганджи в первый раз в своей жизни увидел неприятельское ядро князь Воронцов¹⁰⁴.

После падения Ганджи, визирь Шаха Персидского, Фет-Али, прислал Цицианову письмо, в котором советовал очистить Грузию, угрожая в противном случае силой, а сын Шаха – Аббас-Мирза вступил в Эриванскую область с 65,000 войск, разорял окрестность Эривани и держал ее в строгой блокаде. Жители города терпели крайность от тесноты и жара, и умирали сотнями от истощения сил.

Хан Эриванский Магомет, поддерживаемый советами Армян, ожидал прибытия русских войск и не сдавал крепость. Князь Цицианов, сосредоточив 30 мая 1804 г. у Саганлуга 10 батальонов пехоты, 4 эскадрона драгун, 840 казаков и 300 человек конно-грузинского ополчения с 12 орудиями, начал наступательный действия и 19-го июня пришел под Эчмиадзинский монастырь. 21-го 18-тысячный персидский корпус под начальством царевича Александра окружил Русских, но был отражен и трое суток не показывался на пушечный выстрел. 25-го Аббас-Мирза, с 12 тысячами пехоты и 8 тысячами конницы, сделал нападение на отряд Цицианова; но быв также опрокинут, удалился за Аракс. Эривань была спасена, но коварный хан ее, вместо покорности Русским, просил помощи у Персиян. Шах выполнил эту просьбу и с 27-ми тысячным войском расположился лагерем при дер. Калагири. Цицианов двинулся вперед; 3-х тысячный отряд его перешел чрез Зангу и, отбив вылазку из крепости, 30 июня, 4-мя кареями атаковал неприятеля, занимавшего крепкую позицию на высотах. Персы были сбиты.

4 знамени, отбитые в этом сражении, хранятся в Петропавловском Соборе.

Вслед за тем Цицианов обратил свои действия на Эривань. 2 июля он приступил к блокаде. Между тем Шах с 15,000 человек соединился с Аббас-Мирзою у Гарпачая и шел к крепости.

15 числа, в 2 часа по полудни, показались передовые персидские войска и, прикрытые темнотой ночи, в одно и тоже время атаковали два наши редута и каре генерала Леонтьева; но, не смотря на желание их отличиться в глазах своего государя и на вылазку из крепости, они всюду были отражены.

В час по полудни сражение кончилось; разбитый неприятель бежал к Гарпачаю (в 20 верстах от Эривани по Нахичеванской дороге), потеряв убитыми более 1000 человек, в числе их 3-х ханов и 250 чиновников, два знамени и два фальконета.

Эти два знамени, доставленный в С.-Петербург 29 сентября, хранятся также в соборе.

Оправясь от этого удара, Шах и Аббас-Мирза готовились ко вторичному нападению, но были остановлены посланным против них отрядом под начальством генерала Портнягина – подвигом, изумившим врагов.

Между тем положение князя Цицианова становилось более и более опасным. Жара, недостаток продовольствия и пресечение сообщения с Грузией, от бунта Лезгин, вынудили, наконец, 4 сентября наших снять блокаду.

К этому же времени относится знамя, хранящееся в соборе, отбитое отрядом войск наших, провожавших провиантский транспорт, под командой Севастопольского мушкетерского полка майора Стахиева.

Несмотря на неудачу под Эриванью, благоразумными распоряжениями князя Цицианова в короткое время к России присоединены были Карабахское и Шекинское ханства и Шурагельское султанство, вопреки проискам Персии.

По случаю заключения с первым владетелем Ибрагим ханом, 15 мая 1805 года трактата о вступлении его в вечное русское подданство взяты были два ключа крепости Шуши, поднесенные 21 июля ГОСУДАРЮ Цициановым, отданные Его ВЕЛИЧЕСТВОМ для хранения в собор. Эти ключи серебряные на золотом шнуре. При них сума белая шелковая с золотым шнуром и 4 золотыми кистями.

Вообще против взбунтовавшихся ханов приняты были Циниановым самые решительные меры, но во время усмирения их князь был изменнически застрелен под стенами Баку. Смерть его скоро отомщена. Отряд войск, под начальством генерала Булгакова, двинулся от реки Сулака по берегу Каспийского Моря на юг и, в том же 1806 году, Дербент, Куба и Баку были заняты; весь Дагестан покорился.

В Петропавловском Соборе хранятся:

а) взятые при покорении Дербента 7 ключей, из которых один серебряный н 6 железных; при них находится зеленая бархатная сумка, выложенная серебряным позументом;

и б) взятые при покорении Баку и Кубы ключи: серебряных 5 и железных 5, в узкой парчовой сумке, и знамена: бакинских 9 и кубанских 3.

К 1806 году также относятся находящиеся в соборе восемь знамен: одно, отбитое при нападении Хомутой-хана с Лезгинцами на Александровский редут в Грузии, другое, взятое при разбитии неприятеля отрядом наших войск, в Шурагельской провинции, и шесть знамен, взятых при занятии г. Нухи, в числе коих 1 ханское.

Кроме этих знамен находится персидских еще 6: три, доставленные 12 декабря 1810 года, и три, доставленные 5 марта 1811 года; но где они взяты, нам неизвестно.

Во время подвига князя Цицианова на Кавказе, ИМПЕРАТОР АЛЕКСАНДР открыл первый свой поход против Наполеона, подавая руку помощи Германскому Императору Францу. Кутузов, главнокомандующий Русской 50,000 армии, придя к Баварской границе, узнал о бедствиях наших союзников под Ульмом. В невозможности идти навстречу Наполеона с 50,000 человек, Кутузов, на которого пал завидный жребий первому из русских генералов сразиться с завоевателем, решился отступить и на 400-верстном пространстве совершил это отступление, поставляемое историей в числе образцовых. Арьергард свой он поручил князю Багратиону, назначив командовать конницей его графа Витгенштейна, a артиллерией подполковника Ермолова; в полумарше от арьергарда поставлен был отдельный резервный отряд Милорадовича. Какие имена! Наполеон теснил; Русские медленно отступали. Это были первые встречи наши с Наполеоновыми войсками. Можно вообразить мужество, одушевлявшее Русских и Французов: ни те, ни другие не знали дотоле поражений. Арьергардные дела были упорны. 30-го октября произошло кровавое сражение у Кремса, названное Наполеоном «побоищем», и в котором разбить корпус маршала Мортье, посланный в тыл наших войск. Это сражение имело великое нравственное влияние в Европе. Все дела, происходившие до него, доказывали, что прошла наконец Наполеону пора побед дешевых и он встретил соперников, оставлявших поле битв не от принуждения неприятелем, но по воле начальников. Но как все эти дела имели следствием наше отступление, то были изображены Наполеоном победами Французов. Кремское сражение впервые явило решительную поверхность над войсками Наполеона. Потому известие об этой битве было всюду принято с неописанною радостью, как залог будущих успехов. Император Франц тотчас прислал Кутузову орден Марии Терезии 1-й степени. Эту высшую награду, раздаваемую в Австрии в честь воинских подвигов, прежде Кутузова имели только двое Русских: Цесаревич КОНСТАНТИН ПАВЛОВИЧ и Суворов. ИМПЕРАТОР АЛЕКСАНДР удостоил Кутузова рескриптом, в котором писал:

«Сражение при Кремсе есть новый венец славы для российского воинства и для того, кто оным предводительствует. Моих слов не достает выразить вам и всему корпусу, под вашим начальством состоящему, то удовольствие и ту признательность, которые Я ощущаю с получения сего приятного известия».

Яркими красками описывают Французы гнев Наполеона о Кремском бое – первой неудаче, постигшей его оружие среди самого блистательного похода, накануне дня, когда надеялся он окружить и разбить Кутузова. Вместо ожидаемой победы над Русскими Кутузов принудил его быть бездействующим зрителем поражения Мортье.

Дюпон, один из лучших Наполеоновских генералов, описывая сражение, говорит: «Самый убийственный огонь кипел на Дунайском берегу и в горах. Где только позволяло место, войска кидались в штыки. Твердость Русских равнялась мужеству Французов; те и другие смешивались в отчаянных ручных схватках¹⁰⁵. Сам Мортье, несколько раз окруженный, саблей очищал себе путь. Были минуты, когда, в ведомой им дивизии Газана, Французы лишались надежды на спасение и предавались паническому страху, в чем они – случай редкий – сознаются сами.

Французы потеряли в этом деле штандарт и знамя, доставленные в Петропавловский Собор. Последнее было отбито Московским мушкатерским полком и состояло из одного только древка с коробочкой и орлом, без полотнища. Штандарт и орел от знамени в 1812 году взяты обратно из Собора.

При дальнейшем отступлении, когда Французы заняли Вену и всеми силами теснили нашу армию, Кутузов, желая предупредить Французов в Погорлице, находящемся на кратчайшем пути из Вены в Брюнн, решился пожертвовать отрядом князя Багратиона и 3-го ноября оставил его в Шенграбене, в виду неприятеля. Обрекая князя Багратиона на славный подвиг, Кутузов положил на нем знамение креста: высокий предмет для кисти русского художника, – говорит Михайловский-Данилевский, – Кутузов, благословляющий Багратиона.

4-го ноября Наполеон приказал Мюрату атаковать Русских. Гренадеры Удино и резервная конница должны были идти в центре; Сульту поручен обход правого нашего крыла, Ланну обход левого. Кроме этих опытных полководцев, со стороны Французов находились и другие генералы с громкой славою – Сюше, Вандам. Обоюдные войска были исполнены геройским духом.

Как громоносные тучи, Французы облегали нас с разных сторон. Конница их пользовалась каждым удобным случаем для атак центра и Флангов. Наши отбивались, сохраняя неизменный порядок. Князь Багратион шагом переезжал от одного полка к другому, утешался мужеством войск, никого не ободряя, ибо не для чего было ободрять.

Когда наши прошли Гунтерсдорф, смерклось. В мраке ноябрьского вечера исчезло единство в повелениях, даваемых начальниками; голос их был заглушаем пушечного и ружейного пальбой, восклицаниями нападавших и защищавшихся, стоном раненых, воплями раздавленных лошадьми. Каждый батальонный и эскадронный командир действовал, как внушало ему личное мужество и собственная распорядительность. Французы и Русские рвались исполнить долг службы и чести. Неприятель старался окружать и обходить, наши по несколько раз пробивали ряды его грудью. Преследование, обратившееся наконец в совершенную погоню, продолжалось до полуночи, когда Наполеон прискакал к Мюрату и, видя бесполезность дальнейшего натиска, приказал прекратить огонь. Князь Багратион спешил отступать, давая войскам самые краткие отдыхи и чрез два дня, ведя с собою пленных: полковника, 2 офицеров н 50 рядовых и неся трофей – Французское знамя, взятое ночью в схватке, вступил в связь с Кутузовым, между тем уже пришедшим в Погорлиц – цель его отступления. Когда донесли о приближении князя Багратиона, оставленного, по словам Кутузова, на неминуемую гибель для спасения армии, главнокомандующий поехал к нему на встречу, обнимал его и говорил: «О потере не спрашиваю: ты жив – для меня довольно». Наша потеря заключалась более нежели в 2000 выбывших из строя; отовсюду сыпались поздравления князю Багратиону; благоговейно смотрели на опаленные боем войска его. Имя Багратиона, уже народное в России, со времени Итальянского похода, славилось во всех концах Империи. Император Франц пожаловали князю Багратиону командорственный крест Марии Терезии, коего никто из Русских тогда не имел. Австрийцы, не щедрые на похвалы, до сих пор в сочинениях своих называют отряд его «дружиной героев».

ИМПЕРАТОР АЛЕКСАНДР наградил за Шенграбенское дело полки Павлоградский гусарский и Черниговский драгунский Георгиевскими штандартами, Киевский гренадерский, казачьи Сысоева 3-го и Ханженкова 1-го – Георгиевскими знаменами, а 6 -й егерский – серебряными трубами.

В описи собора сказано: «Ноября 22-го (1805 года) доставлен в собор взятый авангардом российских войск из корпуса генерала от инфантерии Голенищева-Кутузова у Французской армии, в сражении бывшем ноября 8-го числа, штандарт один. С оного штандарта орел с коробкой, по приказании генерала от артиллерии графа Аракчеева, 1812 года октября 18-го, взят обратно подполковником Касторским». Мы думаем, даже убеждены, что этот штандарт есть знамя, взятое 6-го ноября.

В войну 1807 года, предпринятую за спасение Пруссии, поступили в собор следующие трофеи, взятые от Французов:

3-го февраля доставлено шесть знамен, из которых 1 с полотнищем, коробкой и орлом, 4 с полотнищами и коробками, но без орлов, и 1 без полотнища, но с коробочкой и орлом.

Одно из этих знамен, без сомнения, есть отбитое С.-Петербургским драгунским полком под командой Дехтерева, под Эйлау, 26 января. При начале этого дела, когда Мюрат двинул три колонны на высоты, занятые отрядами Маркова и Багговута, и неприятель не мог быть остановлен ни огнем конной роты Ермолова, ни стрелками Псковского пехотного полка, и первая его колонна шла стройно, неся ружья под курок, князь Багратион приказал полкам Софийскому и Псковскому, имея в резерве С.-Петербургских драгунов, предупредить атаку неприятеля и, не стреляя, опрокинут его штыками. Полки безмолвно приблизились к Французам; чрез минуту обоюдно храбрые войска врезались одно в другое. Французы были обращены назад. На помощь товарищей устремилась вторая Французская колонна, но, во время быстрого движения, была атакована в левый фланг С.-Петербургским драгунским полком, смята и потеряла знамя.

Вечером это знамя возили по рядам нашей армии. «С 1812 года привыкли мы смотреть равнодушно на орлы Наполеона, десятками привозимые к Кутузову, – говорит Михайловский-Данилевский¹⁰⁶, – но в 1807 году, исторгнутый из рук Французов орел завоевателя почитался у нас трофеем великим».

Остальные пять знамен также, без сомнения, взяты на другой день под Эйлау, в самой упорной и кровопролитной из битв своего времени, которая, опять по выражение Михайловского-Данилевского¹⁰⁷, «была первой угрозой Провидения Наполеону, первым намеком ему судьбы о возможности потерпеть поражение». Неприятельских знамен в этот день было нами взято более, но число их определить нельзя по следующему странному обстоятельству. В донесении Беннигсена об Эйлауском сражении, посланном с флигель-адъютантом Ставицким, сказано, что взято 12 знамен; но в Петербург были отправлены пять. На вопрос ИМПЕРАТОРА АЛЕКСАНДРА об оставленных семи, Беннигсен отвечал, что во время сражения он об них имел только словесные донесения, что они тогда не были собраны в одно место и некоторые проданы солдатами в Кенигсберге на рынке, ибо солдаты почитали Французские орлы золотыми¹⁰⁸.

Отбитые знамена были возимы по улицам С.-Петербурга кавалергардами при трубных звуках. Чтобы вернее судить о впечатлении, произведенном Эйлауской победой в С.-Петербурге, заметим, что ИМПЕРАТОР АЛЕКСАНДР наградил Беннигсена орденом Св. Андрея Первозванного и пожаловал орден Св. Георгия 3 ст. 11 генералам и полковнику Дехтереву, следовательно четырем лицам более нежели за Бородинское сражение, а орден Св. Георгия 4 степени – 33 штаб- и обер-офицерам, следовательно только двумя менее нежели за Бородино. Офицеры, представленные к Георгиевским и Владимирским крестам, но орденов этих не получившие, были награждены особыми золотыми крестами, для ношения в петлице на Георгиевской ленте; тем, кто были удостоены этим крестом, убавляли три года для получения Георгиевского ордена.

31-го марта доставлено знамя, отбитое после Пултусского сражения. Это был только один орел с верхнею от коробочки дощечкою, но и он в 1812 году взят из Собора, по распоряжению графа Аракчеева.

Наконец, 10-го июля доставлены два знамени; оба они имели орел и коробочки, а одно и полотнище, и взяты обратно из собора в 1812 году.

Эти последние знамена, без сомнения, есть взятые новосформированным Перновским пехотным (ныне Перновский гренадерский Его Величества Короля Прусского) полком, за которые 1, 2 и 4 батальонам Всемилостивейше пожалованы Георгиевские знамена с надписью: «за взятие у Французов двух знамен в сражении при Гейльсберге 29-го мая и при Фридланде 2-го июня 1807 года».

В первый из этих дней, когда прибыл Наполеон на поле сражения и начал распоряжаться наступлением и приказал взять приступом редут № 2, в намерении прорвать наш центр, его генерал-адъютант Савари мужественно двинулся с гвардейскими фузелерами впереди атакующих, пренебрегая нашим огнем. Один батальон фузелеров ворвался в редут, где произошла сильная резня, а между тем окрестность редута покрывалась Французами.

В эту важную минуту явился будущий герой Финляндской войны. Не спросив ничьих приказаний, Каменский привел беглым шагом полки Калужский, Севский и Перновский и ударил в левый фланг Французам: произошел самый жестокий рукопашный бой, и Французы побежали назад, будучи в то же время атакованы с фронта князем Горчаковым и Дохтуровым и выбиты из редута, где лег почти весь батальон Наполеоновых гвардейцев. Не довольствуясь отражением неприятелей, Каменский преследовал их, но, не получив подкрепления и встретив свежие французские войска, он был обращен назад к редуту, где и удержался до ночи. Во время этой-то ручной схватки Перновский полк и взял орла 55-го французского полка.

Подробности о взятии другого знамени неизвестны.

Вскоре после этой войны началась война с Турцией, которая, происходя в век Наполеона, когда взоры всех устремились на завоевателя, и окончившись за месяц до отечественной войны, поглотившей внимание света огромными событиями и мировыми последствиями, укрылась от наблюдения современников и пала в забвение; но и в этой борьбе АЛЕКСАНДРА с Портой заключаются любопытные и важные для отечества нашего происшествия, свидетелями которых в соборе находится множество трофеев.

При обозрении этих трофеев мы встретим имена многих генералов, издавна любезные России, и победы, и подвиги, заслуживавшие жить в памяти потомства, дни, вписанные в число дней нашей отечественной славы.

При самом начале войны, в конце 1806 года, генералу Эссену 1, с 9-й дивизией, предписано было овладеть Хотином. Ноября 12-го он пришел к Жванецу, ночью построил две батареи против Хотина и спустил на Днестр плоты, заблаговременно приготовленные, но сильный ветр и быстрое течение реки не дозволило устроить из них моста. На рассвете 13-го числа отряд генерал-майора графа Витгенштейна – 10-й егерский полк, 5 эскадронов конницы и конная рота подполковника Никитина – переправились чрез Днестр, в брод и на паромах, двинулись к Хотину и прогнали в крепость несколько турецких отрядов, вышедших к ним на встречу. В продолжены действий авангарда, остальная пехота 9-й дивизии переправилась на паромах и обложила Хотин. Турецкий коменданта имел тысячу человек гарнизона, но отнюдь не был приготовлен к обороне и 15-го числа сдался, на условии свободно отступить гарнизону в Галац. В Хотине найдено 162 орудия и множество снарядов.

В соборе хранятся взятые при этом 3 железные ключа и 6 знамен. При первых сумка зеленого бархата с золотым позументом со шнуром и кистями.

Весной следующего года наш главнокомандующий Михельсон, желавший овладеть Измаилом, чтобы отвлечь от него Турок, сделал поиск к Журже, которае, как тет-де-пон, благоприятствовала набегам неприятеля с правой стороны. С этою целью Михельсон выступил 4-го марта из Бухареста, с корпусом Милорадовича, состоявшим из 15 батальонов пехоты, 7 эскадронов гусар и двух казачьих полков. Ночью полил холодный дождь; потом порывистый ветер закрутил снег в воздухе. Войско леденело от холода; несколько солдат замерзло. Донося ГОСУДАРЮ о движении к Журже и о жестокой буре, Михельсон писал между прочим: «В ужасную ночь, когда колонны сбились с пути и разошлись, флигель-адъютант штабс-капитан Паскевич, один среди открытой степи неприятельской, поехал, отыскал колонны и направил их на настоящую дорогу». Михайловский-Данилевский, от которого мы это заимствовали, говорит¹⁰⁹, что с намерением приводит слова Михельсона о первом подвиге на военном поприще украшенного впоследствии лаврами фельдмаршала.

Собрав войска и дав ему краткий отдых, Михельсон продолжал поход. Неприятель пытался удержать его, выслав 800 человек конницы. Но она вскоре была отброшена к окопам у деревень Турбата и Четырджоглу, в котором укрепились 8,000 человек турецкой пехоты. Здесь неприятель держался, как доносил Михельсон, «с бешенством». Но турецкая конница, посланная в обход наших из Турбата, была опрокинута, при чем Белорусские гусары взяли пять знамен и самый замок взят штурмом. Ночь воспрепятствовала овладеть укреплениями в Чатырджоглу; этот пост был окружен, но находившиеся в нем Турки успели пробиться ночью чрез цепь и ушли в Журжу. 6-го марта до 18.000 Турок вышли из этой крепости, но натиском русской кавалерии принуждены были воротиться в свои ретраншаменты.

Турки, ожидая сильной атаки, сожгли предместье города.

В эти два дня они потеряли более 1,000 человек убитыми; у нас выбыло из фронта не более 200 человек. Генерал Михельсон, простояв неделю под Журжею, возвратился в Бухарест.

В описи трофеев показаны доставленные 23-го апреля 5 знамен, отбитых у неприятеля под Журжею, в разных сражениях бывших в начале марта. Мы полагаем и кажется справедливо, что это есть знамена, отбитые Белорусскими гусарами, как сейчас рассказали, 5-го марта.

Следующие, по времени доставления в собор, турецкие трофеи суть 4 знамени, о которых в описи просто обозначено, что они доставлены 14-го мая. Два из них могут быть взяты при Кубии 13-го февраля, и 2 взяты 8-го апреля на острове Четале. Последнее даже очень вероятно. Вот изложение обоих дел.

В самом начале похода, когда наши войска, назначенные для осады Измаила, еще собирались, паша этой крепости Пегливан вышел из нее с 10,000 человек к селению Кубью, намереваясь взбунтовать Буджацких Татар и запастись продовольствием. Стоявший в Тобаке генерал-майор Воинов, известясь о марше Турок, хотел отрезать Пегливана от Измаила, и пошел вперед с двумя пехотными, Стародубским драгунским и тремя казачьими полками. Дорогой узнал он, что Пегливан остановился в Кубии, и решился напасть на Турок.

В полночь на 13-е февраля Воинов выступил из Тобака с пехотой на Кубий, а полковника Янова с конницей и двумя конными орудиями послал вправо атаковать Кубий по Измайловской дороге. В темноте ночи проводник Воинова повел войска версты три правее Кубия и при восходящем солнце он увидел, что находится позади своей конницы. Время было потеряно и Воинов поспешил на встречу конницы Янова, вступившей уже в дело. Не успел он пройти полуверсты, как показались на высоте бежавшие назад разбитые Турками казаки и драгуны. Воинов построил кареи, пропустил мимо себя расстроенных всадников и встретил Турок картечью. Завидя русскую пехоту, Пегливан возвратился в Кубий. Высмотрев местность, Воинов пошел на приступ. Турецкая конница выехала на встречу нашим. Стародубцы ударили на нее, рассеяли неприятеля и взяли два знамени. Пехота продолжала движение вперед и, подступя к Кубию, была встречена сильным огнем, пробежала картечные выстрелы и вытеснила янычаров от оврага; но отпор Турок был жесток. Неравенство сил побудило Воинова ударить отбой. Отступя полторы версты, он остановился, ожидая не пойдет ли за ним неприятель; но Пегливан, довольный приобретенным успехом, не последовал за нами. Постояв несколько времени в тщетном ожидании Турков, Воинов возвратился в Тобак. Урон его простирался до 200 убитыми и 100 ранеными. Пегливан пошел в Измаил.

Чрез три недели, 4-го марта, Михельсон с Милорадовичевым корпусом войск подступил к этой крепости и начал готовиться к приступу, имея однако ж повеление главнокомандующего – произвести штурм не прежде истощения всех других средств к овладению ею.

Пегливан делал частые вылазки. Одна из важнейших была 8-го апреля, когда большие толпы Турок вышли из Измаила на остров Четал, лежащий против крепости, где был расположен отряд графа Ланжерона. Этот последний послал против них генерал-майора Ловейку, с двумя батальонами пехоты и сотней Усть-Дунайских казаков. Завязалось жаркое дело. Турки отступили в свои окопы; Ловейко преследовал их, взошел в укрепление и овладел двумя орудиями и двумя знаменами; большая часть Турок легли под штыками, остальные убежали в большой редут, куда за ними двинулся Ловейко; но все усилия его овладеть редутом остались тщетны. Сильное подкрепление, вышедшее из крепости, принудило его отступить, с потерею убитыми и ранеными 25 офицеров и 400 нижних чинов.

Делами Михельсона под Журжею и отбитием вылазок из Измаила ограничивались военные действия в первые четыре месяца 1807 года. Положение Михельсона, по малочисленности его армии, было затруднительно; но несмотря на это, вскоре последовало два дела, блистательные для нас, совершенные этой армией, трофеи которых находятся в соборе: сражение при Обилеште, подвиг которым ознаменовал себя Милорадович, и поражение Турок Исаевым, под Малайницей.

Корпусу Милорадовича, в 10,000 человек, поручено было охранение Валахии. 4,500 человек под личным предводительством генерала занимали Бухарест; Турки вознамерились овладеть этим городом и двинулись туда с двух сторон. Верховный визирь переправился чрез Дунай против Силистрии с 40,000 армией, а Мустафа Байрактир-паша, с отборным 13,000 корпусом, перешел чрез Дунай у Журжи. Передовой отряд первого в 14,000 человек дошел уже до селения Обилешти, в верстах 50 от Бухареста; авангард второго дошел до Ксени, на Аржисе. Милорадович находился в самом затруднительном положении. Он не мог более оставаться в Бухаресте, не подвергаясь опасности быть совершенно отрезанным, и, отступив, он предавал город на жертву мщения Турок, которые поклялись обратить его в пепел. На отступление надлежало решиться в последней крайности, потому что малейший знак слабости со стороны Русских ободрил бы неприятелей, и лишил бы нас доверенности между христианами – обитателями княжеств. Эти причины побудили Милорадовича избрать средину между двумя крайностями. Он в самом деле оставил Бухарест, но для того только, чтобы напасть на турецкий корпус, стоявший в Обилешти. Среди всеобщего отчаяния жителей, Милорадович в ночи с 1-го на 2-е июля, оставив в Бухаресте только 200 человек, выступил с своим слабым отрядом, состоявшим из 7000 человек. Конницей его командовал граф Пален. Сделав в один переход более 50 верст, Милорадович на рассвете встретил турецкий передовой разъезд, который поспешил ускакать в Обилешти, где находился начальник неприятельского авангарда, Али-паша. Наскоро начал он ставить войско на высотах у Обилешти. Милорадович построил пехоту в пять кареев, конницу разместил по флангам и позади пехоты и двинулся вперед. Неприятель не выждал нападения; стремительно ударил он на всю нашу линию, но пушечным и ружейным огнем был обращен назад. Отчаянные спаги под ударом пуль и картечей обскакали наше левое крыло и окружили три эскадрона Белорусских гусаров. Налет Турок был чрезвычайно быстр. Посланные на подкрепление гусарам два эскадрона Чугуевских казаков не могли подоспеть вовремя, но помощь их оказалась ненужною. Граф Пален врубился с Белорусцами в неприятеля, опрокинул его и взял знамя. Турки обратились на левое крыло, против карея Сибирского гренадерского полка. Милорадович подкрепил его и Турки были отражены. Получив усиление, они кинулись на правое крыло; но были обращены в бегство. Наша конница их преследовала; за нею шла пехота также вперед. Али-паша отступил к своему лагерю и перешел в оборонительное положение. Милорадович продолжал свое грозное движете. Янычары бросились на наши кареи, но были отражены; после чего весь неприятельский корпус побежал по Силистрийской дороге, преследуемый нашей конницей. Бой продолжался от 7 часов утра до 2 по полудни. Турки потеряли 3000 человек убитыми, 29 пленных, орудие, три знамени, два зарядные ящика и весь лагерь. У нас убито и ранено до 300 человек. Но важнее потери неприятеля был страх, который Турки, бежавшие с поля сражения, распространил в войсках верховного визиря, поспешивших отступить за Дунай. Дав на несколько часов войскам отдых, необходимый в знойный летний день, Милорадович обратился усиленными маршами спасать Бухарест от турецких войск, шедших из Журжи. Навстречу Русским спешили радостными толпами восторженные жители Бухареста: духовенство с крестами, боярыни с лавровыми венками. Победителя приветствовали ликованиями, а он, не останавливаясь ни на минуту, торопился к Журже, разбить Мустафу Байрактора; но тот, узнав о поражении верховного визиря, немедленно укрылся в Журже. Таким образом совершен самый блистательный подвиг, ознаменовавший поход наш в 1807 году и поставляемый военной историей в число образцовых. Тем радостнее было Монарху нашему Обилештская победа, что она одержана в день несчастного сражения под Фридландом. Главнокомандующий представил Милорадовича к ордену Св. Георгия 2 степени; вместо того ему пожалована золотая шпага с алмазами и надписью «за спасение Бухареста».

Генерал-майор Исаев в апреле месяце был отправлен в Малую Валахию с отрядом из батальона Олонецкаго, одного казачьего полка, двух орудий пешей и двух Донской артиллерии, арнаутов и пандуров, всего 1,500 человек. Он имел повеление открыть сообщения с Черным Георгием и подкреплять его, отвлекая там силы верховного визиря от низовьев Дуная. 18-го мая Исаев переправился чрез Дунай у острова Ольшара и соединился с Сербами. На другой день оно двинулись вместе к берегам реки Штубика, где при Малайнице в укрепленном лагере стоял трехбунчужный Мулла-паша с 5,000 человек. Впереди шли Сербы. При первом нападении они были отбиты. Исаев повел на приступ Олонецкий батальон, казачий полк, пандуров и арнаутов, подкрепленных 4-мя русскими орудиями. Первый окоп был мгновенно взят и вскоре остальные два вырваны из рук Турок. Неприятель обратился в бегство, потеряв 4 пушки и 13 знамен. Эти последние украшают теперь Петропавловский Собор¹¹⁰.

Мулла-паша был ранен и с разбитым войском заперся в Виддине. Урон соединенного отряда простирался до 150 человек. Дело при Малайнице утвердили возлагаемое Сербами на нас доверие. В описи также значится 3 знамени, отнятые при Изворило и доставленные 28-го июля. Под этим селением в мае месяце был два раза Исаев, но о делах под ними нам ничего неизвестно.

Вскоре после исчисленных происшествий, заключено Слободзейское перемирие, умер Михельсон, и военный действия в этом году прекратились.

Главнокомандовавшим нашими войсками в Грузии и на Кавказе, как видели при обозрении трофеев персидских, был генерал от инфантерии граф Гудович. Действия против Турок открыл отряд генерал-майора Несветаева, которому назначено было овладеть Карсом, что почитали незатруднительным, потому что тамошний паша за несколько времени перед тем домогался покровительства России.

Марта 16-го Несветаев перешел границу у Гумров. Брат Карсского паши, Карабен, с 1000 человек, занимал лежащее на нашей дороге селение Башурагель и укрепленную при нем башню. Несветаев требовал сдачи башни, Карабен открыл огонь по нашему отряду. Несветаев атаковал Башурагель, взял селение и башню, при чем полонено 400 человек и отбито два знамени; наша потеря состояла в 40 человеках. Увидя из поступка Карабена суетность надежд на Карсского пашу, граф Гудович приказали Несветаеву не предпринимать действий на Карс.

В это время сам главнокомандовавший с главными корпусом, всего до 4000 человек, в первых числах мая подступили к Ахалкалаки и когда гарнизон, состоявший из 1500 человек, отказал в сдаче крепости, открыли огонь, но с такого дальнего расстояния, что выстрелы не оказали никакого действия. В ночи с 8-го на 9-е мая сделан был приступи, который не удался, преимущественно от того, что более половины наших войск составляли солдаты, выбранные из гарнизонов, и рекруты прошлогоднего набора, не бывавшие в делах. Несмотря на это, две колонны взобрались по лестницам на стену, но это не принесло им никакой пользы, потому что банкеты, весьма возвышенные над внутренностью крепости, не имели в том месте сходов. 200 человек, которые пробрались по одиночке в крепость, были обезглавлены; остальные, после упорного пятичасового боя, должны были отступить и вскоре возвратились в Грузию. В этом несчастном деле Русские потеряли до 897 человек убитыми и орудие, но взяли от Турок одно знамя, хранящееся в соборе.

В один день с этими знаменем доставлено в собор еще другое, о котором в описи сказано, что оно взято при сел. Гумры; может быть оно отбито в знаменитом сражении 18-го июня 1807 года, происходившем около сел. Гумры на берегах Арпачая, в котором 6000 Русских одержали победу над слишком 20 000 Турок, в 10 верстах от десятитысячного корпуса Персиян, ожидавших только последствий дела, и получили в добычу весь неприятельский лагерь вместе с богатою ставкой Арзерумского сераскира и всею его артиллерией. Эта победа уничтожила войска сераскира, привело Персиян в бездействие и доставило Гудовичу чин генерал-фельдмаршала.

Вместе с последним знаменем доставлены в собор и 11 лазинских знамен. Думаем, что это знамена Лазов, составлявших вместе с Курдами главный силы сераскира при Арпачае.

Наконец, под этим же числом в описи значится какой-то батавский флаг с вымпелом, а 5-го июня, вместе с башурагельскими трофеями, положены 4 знамени, отбитых в сражениях при редуте Куле, о которых тоже сказать ничего не можем.

В течение 1808 года в собор знамен не было доставлено, потому что этот год прошел в переговорах с Турками; но когда вмешательство Англии и несогласие Порты на требования России было причиною возобновления военных действий, то в течение 1809 года доставлено много турецких трофеев.

В описи первыми значатся 33 турецких знамен, доставленных по ВЫСОЧАЙШЕМУ повелению 26-го мая 1809 года. Думаем, что из них 32 есть взятые Милорадовичем на неудачном штурме к Журжи, в первом происшествии нового похода. Корпус наш, прибывший усиленными переходами к этой крепости из-под Бухареста, где был до того расположен, состоял из 17 батальонов пехоты, 8 эскадронов Белорусских гусаров, роты пионеров, 6 сотен казаков и 24 орудий. Войска были разделены на 6 колонн: пяти было назначено идти на приступ, а шестой – Лопухина – овладеть близлежащим замком Слободзеею, где находились неприятельские запасы.

На рассвете 24-го марта 1809 года пять колонн подошли к верхнему ретраншаменту или окопу, оборонявшему предместье Журжи, и овладели им столь стремительно, что Турки едва успели опомниться и не оказали большого сопротивления. Потом колонны двинулось на Журжу, под сильною картечью из крепости, где уже два дня ждали нападения и готовились к обороне. Полки взошли на вал отважно. Милорадович находился впереди первой колонны и тотчас увидел преграду дальнейшим успехам. Укрепление имело большую разницу с нашим чертежом, служившим основанием предположений к приступу: ров был глубже, нежели у нас полагали, лестницы оказались слишком коротки. Солдаты стали взбираться на штыках. В то же время на 17 лодках перевозимы были Турки из Рущука. Ободренный этой помощью, гарнизон удвоил огонь и осыпал наших картечами и ружейным огнем. Несмотря на все усилия храбрости и даже ожесточения бой был неравен. Милорадович велел ударить отбой и спустился с вала последний, простояв на нем все время, пока длился приступ. Отступление произведено в совершенном порядке. Уходя, наши разорили окопы вокруг предместья, и из бывших на них 13 орудий – 6 по тяжести их заклепали, а 7 увезли с собою.

Происходившее тогда дело у Слободзее было успешно: замком наши овладели очень скоро, хотя тоже встретили большое сопротивление. В нем взято 27 орудий, 32 знамени, которые мы и принимаем за доставленные в собор 26-го мая, и много запасов.

Милорадович простоял под Журжею до вечера, на следующий день возвратился в Бухарест, потеряв убитыми 250, ранеными 457 и без вести пропавшими 15 человек. Милорадович не мог нахвалиться войсками. «Если б была малейшая возможность, – доносил он, – то мы взяли бы крепость. Перестрелка продолжалась три часа, а между тем Турки усиливались прибывшими из Рущука. Все выгоды были на стороне неприятеля». «Я знал, – писал он в частном письме к князю Прозорвскому, тогдашнему главнокомандующему, – что успех покроет славой корпус, а неудача падет на меня. Будь я эгоист, то не решился бы на предприятие неверное, но на войне удаются иногда предприятия неверные: надобно на них отваживаться. Я увлечен был доброй волей. В этом деле никто не виноват, кроме меня. Один я должен за него отвечать». Император АЛЕКСАНДР не прогневался на Милорадовича за неуспех, пожаловал его адъютанту, привезшему в Петербург донесение об отбитом приступе, бриллиантовый перстень, и велел известить Милорадовича, что «неудача отнюдь не переменяет выгодных мыслей Его Величества об усердии его и знании военного искусства».¹¹¹

В течение второй половины 1809 года в собор были доставлены:

12-го сентября – ключ на железном подносе, булава и 37 знамен.

31-го октября – знамен 48, в том числе 1 визирское.

И 26-го декабря – знамен 106, между которыми одних древок без полотнищ 11.

«Поспешный переход за Дунай, – писал ИМПЕРАТОР АЛЕКСАНДР к князю Багратиону, назначенному в августе главнокомандующим наших войск, действовавших в Европейской Турции – признал необходимым. По настоящим обстоятельствам каждая минута драгоценна. Я ожидаю и надеюсь в скором времени получить от вас донесение из-за Дуная»¹¹².

Прежде всего князь Багратион решился взять Мачин и Гирсово. Первое поручено было корпусу Маркова, при котором находился и главнокомандовавщий; второе–Платову.

Мачин был обложен 14-го августа. 16-го поутру открыли пальбу по крепости. Князь Багратион хотел идти на приступи; но удачные выстрелы нашей артиллерии предупредили такую крайнюю меру: малочисленный гарнизон оробел и 17-го сдался на произвол Русских. Такому условию не бывало дотоле примера в воинах с Портой. 18-го августа наши заняли крепость, где взято 338 человек и 13 орудий.

22-го августа Платов взял Гирсово после двухдневного бомбардирования. Гарнизон этой крепости, состоявший из 1000 человек, при 30 орудиях, сдался равномерно на произвол победителя.

При взятии обеих крепостей досталось нам 6 знамен, которые были повержены князем Багратионом к стопам ГОСУДАРЯ чрез нынешнего коменданта крепости, генерала от инфантерии Мандерштерна, бывшего тогда в чине поручика и в звании адъютанта генерала Маркова. Это были первые трофеи, доставленные от нового главнокомандующего.

23-го августа князь Багратион выступили из Мачина к Силистрии и на походе узнали, что в Рассевате стоит Хозрев-Махмед-паша в укрепленном лагере с 15,000 человек, имея в виду не допустить Русских к этой крепости.

Князь Багратион 4-го сентября атаковали Турок и 15-ти тысячный корпус Хозрева-Махмета-паши был совершенно разбит, потеряв 30 знамен, в том числе одно сераскирское, 14 орудий и 1000 человек пленных. С нашей стороны убито и ранено 160 человек. Урон Турок убитыми и ранеными был очень велик; трупы их покрывали все окрестности. Мало бывало примеров живости и быстроты, с какими войска действовали под Рассеватом. Милорадович и Платов, участвовавшие в этом славном сражении, еще за полгода бывшие старше в чине князя Багратиона¹¹³, хотели показать ему искреннюю готовность служить под его предводительством, а он старался явить себя достойным иметь под своим начальством тех, от кого в прежних войнах получал приказания. Притом князь Багратион, Милорадович и Платов были из числа самых любимых генералов в армии. Полки радостно устремлялись с ними в Огонь, готовые одолеть всякую препону. За победу под Рассеватом князь Багратион был награжден орденом Св. Андрея Первозванного и 50,000 рублями; Милорадович и Платов произведены в полные генералы, нижним чинам пожаловано по рублю на человека.

Когда в июле месяце князь Прозоровский готовился к походу за Дунай, он, между прочим, оставил под Измаилом резервный отряд под начальством Воинова; князь Багратион передал этот отряд генералу Зассу. Новый начальник действовал энергически: наши орудия производили сильный огонь; в крепости вспыхнул пожар и взлетел на воздух пороховой погреб; с турецких батарей огонь утихал постепенно, и 12-го сентября была подписана капитуляция. Гарнизону, в числе 4500 человек, предоставлено право возвратиться в Турцию; жителей в Измаиле было обоего пола: христиан 567 и магометан 3253 души. Во время бомбардирования учинено с наших батарей 857 выстрелов. По вступлении 14-го сентября русских войск в крепость, найдено в ней 21 знамя, 221 орудие, 9 судов, вооруженных 36 орудиями, 5551 пудов пороху и множество снарядов. Донося о покорении Измаила, князь Багратион писал ГОСУДАРЮ: «Деятельности Засса я в полной мере не могу изобразить. Он не предпримет ничего, если сам сперва не осмотрит места, везде на работах днем и ночью был сам; во время канонады находился на батареях; при вылазках гарнизона распоряжался сам»¹¹⁴. Засс, со своей стороны, не мог нахвалиться капитаном Мишо (в последствии генерал-адъютант и генерал от инфантерии), начальником осадных работ, являвшим опыты необыкновенного мужества и глубокого знания военного искусства. Не умолчим также об иеромонахе Гервасии, который постоянно был под огнем неприятельским, внушая солдатам святость присяги. Упоминаем об этом с благодарностью к Господу, что и в наше время, как и прежде, служители алтаря одушевляют гласом Веры мужество воинов Русских: дела на Кавказе, подвиги высокопреосвященного Иннокентия в Одессе и Севастополе и архимандрита Соловецкой обители служат тому разительными свидетельствами.

Между тем верховный визирь прибыл в Рущук с 25,000, намереваясь вторгнуться в Валахию. Главнокомандовавший решил, что лучшее средство для отвлечения Турок от неприязненных покушений на левом берегу Дуная есть усиление действий на правом берегу, с поспешностью направился к Силистрии, под которую прибыл 10-го сентября. Войско верховного визиря, с пришедшими к нему из Сербии и верхнего Дуная подкреплениями, вскоре возросло до 50,000 человек. Несмотря на свое превосходство в числе, в сравнении с русской армией, он не отваживался идти на бой с нею, а только хотел частью войск тревожить князя Багратиона.

23-го сентября появились Турки на дороге от Туртукая и опрокинули казачьи посты. Платов выступил против них и, выйдя на ровное место, атаковал неприятеля, опрокинул его и преследовал три версты. Здесь Турки остановились, встретив шедшие из Туртукая свежие войска, собрались и устроились; Платов возобновил нападение и послал два казачьих полка в обход. Турки поворотили назад, преследуемые 15 верст, при чем взято более 100 пленных, двухбунчужный паша Махмед и читинское знамя. С нашей стороны убито и ранено до 50 человек. Этим поражением уничтожено было первое намерение верховного визиря помочь Силистрии.

В начале октября прибытие к нашим войскам осадных орудий вселило в Турок опасения об участи Силистрии и побудило визиря предпринять решительный шаг для освобождения крепости. Октября 7 половина армии его потянулась из Рущука к Татарине, под предводительством сераскира Пегливана, трехбунчужного паши Махмета и Бошняка-аги. В два часа по полудни быстро оттеснили они казачьи посты, заняли селение Татарину и начали строить окопы. Извещенный о появлении Турок, князь Багратион прибыл в лагерь нашего авангарда при Калипетрии и оттуда повел войска за 3 версты вперед и расположился в боевом порядке. Всего у него было: 16 батальонов (4500 человек), 25 эскадронов и 10 казачьих полков. Турок, по умеренному счету, полагали слишком 20,000; конница их выехала на встречу казаками, шедшими впереди, но была прогната. Левое крыло Турок примыкало к Дунаю, центр и правый Фланги были обнесены редутами и батареями.

В 4 часа по утру, 10-го октября, войска двинулись на неприятеля. После первых двух часов сражения, каждая сторона осталась на занятых ею местах. В то время пришел к Турками из Рущука сын Янинского паши с корпусом Албанцев. Появление его дало большой числительный перевес неприятелю, и без того гораздо превосходившему нас в силах. Желая воспользоваться своими многолюдством и отдельным от других частей положением нашего левого крыла, Турки собрали против него всю конницу и ударили с криком и визгом. Они опрокинули драгунов и казаков, отбили два орудия и окружили егерские карей. Более часа егеря были отрезаны от других войск и находились посреди неприятельской конницы, но не впустили ее в свои ряды, отражая нападения батальными огнем и картечами, а стрелки отбили взятые Турками две пушки. Граф Пален, командуя двумя драгунскими полками, возобновили кавалерийские атаки, а также подоспели Украинский мушкатерский полк. При его появлении и при невозможности сломить егерей, Турки возвратились. Между теми по всей линии кипел ружейный огонь. Князь Багратион несколько раз являлся посреди рукопашного боя, сохраняя свое величавое спокойствие, но видя невозможность одолеть Турок, приказали, в 5 часов по полудни, прекратить бой. Урон наши простирался до 300 человек. У Турок взято 16 знамен и 200 пленных. Князь Багратион ночевал на поле битвы. Во время сражения неприятель сделал вылазку из Силистрии, в числе 3000 человек, намереваясь пробиться свозь войска наши, для нападения с тыла на князя Багратиона, но после упорного сопротивления отступил в крепость.

Как лев быль раздражен князь Багратион безуспешностью нападения на Татарину. Не видя средств выбить Турок из окопов, не хотел он, однако ж, отступать. Весь день 11-го октября простояли наши войска в виду неприятеля, вызывая его на бой, но паши не выходили из окопов, усиливая оборону их. Рассмотрев подробно неприятельские укрепления, князь Багратион назвал их в своем донесении ГОСУДАРЮ «неприступными», прибавляя, что нельзя взять их иначе, как штурмом, к чему не допускала малочисленность войск. Через день князь Багратион отступил на 3 версты, до того места, где на кануне сражения был лагерь его. Неприятель не следовал за ним, продолжал сооружение новых батарей и усиливался свежими войсками, а 15-го октября прибыл в Татарину и сам верховный визирь. «Сила его, –доносил князь Багратион¹¹⁵, – вчетверо и пятеро превосходить число всех войск, какие я около Силистрии в распоряжении своем имею, а крепость сия, не взирая на ежедневно производимуюканонаду и бомбардирование к сдаче не склоняется, сохраняя твердое упование на помощь верховного визиря; выжечь города нет способа: все строения большею частью плетневые, вымазанные глиной; кровли черепичные; к штурму слабость сил моих приступить мне не дозволяет».

В следствие всего этого осада Силистрии была снята, и армия наша отступила к Траянову валу, где простояла три недели, до 14-го ноября, надеясь, что может быть Турки пойдут на нас и решатся на сражение. Жаждая боя, но не надеясь на исполнение своего пламенного желания, князь Багратион старался извлечь возможную пользу их бездействия, на какое обстоятельство обрекли его, и велел генералу Эссену начать осаду Браилова.

Корпус Эссена состоял из 7,500 человек и имел часть флотилии. Ноября 2-го он стеснил блокаду Браилова; 4-го начал строит штерм-шанцы, но работы шли медленно от сильного мороза и снега. Каждый вечер с наступавшем темноты, флотилия стреляла по Браилову. Турки делали незначительный вылазки, не удаляясь от крепости на пушечный выстрел. 13-го пришла осадная артиллерия и начали закладывать батареи. В тот же день увидя приготовления к осаде, Браиловский паша прислал к Эссену договариваться о сдаче. Переговоры длились неделю, и только ноября 21-го подписана капитуляция. Турки сдали крепость с позволением гарнизону, состоявшему из 5,000 человек, возвратиться в свое отечество. В Браилове взято 87 знамен, 205 медных орудий, 1,300 бочек пороха, 1,700 ящиков с патронами, 200,000 пуль и более 40,000 бомб. Ключи Браилова были получены ИМПЕРАТОРОМ АЛЕКСАНДРОМ в Москве и, по Его повелению, отосланы для хранения в Оружейную Палату, на память Высочайшего тогдашнего в Москве пребывания.

Трофеи Браилова были последними трофеями князя Багратиона в войне Турецкой. За тем началась у него борьба со стихиями и неприятностями разного рода. Наши войска перешли на левый берег Дуная.

В течение этой кампании в Азии начальствовал генерал от кавалерии Тормасов. Он, между прочим, решился покорить крепость Поти. Это поручение Тормасов возложил на генерал-майора князя Орбелианова, находившегося в Мингрелии с отрядом из 9-ти рот Белевского полка, 2-х Кабардпнского и одной 9-го егерскоо, с 5 полевыми орудиями; к нему присоединились ополчения князей Мингрельскаго и Гуриельскаго. В половине августа обложил он Поти, где было 400 Турок и 34 орудия. Блокада и бомбардирование не склоняли на сдачу коменданта. Октября 30-го пришел сераскир с 9,000 человек и стал в 20-ти верстах от Поти, на берегу Черного Моря, имея в тылу болота и леса, простирающиеся до Батума. Окопав лагерь рвом, сераскир для дальнейших действий к Поти, ожидал прибытия войск, обещанных ему Имеретинским царем Соломоном. Князь Орбелианов, желая предупредить неприятельское нападение, склонил, посредством духовенства, Гуриельский народ содействовать ему и атаковать Турок с тыла, когда он ударит на них с фланга.

Ноября 2-го оставя часть отряда у Поти, князь Орбелианов с остальными войсками атаковал укрепление, сооруженное на фланге турецкого лагеря. Ударом в штыки неприятель был прогнан из укрепления, при чем взяты пушки и 3 знамени. Устрашенный неожиданною атакою с фронта и с тыла Гуриельцами, Трабезондский сераскир бросился в свой лагерь и велел отступать. Воины его скоро обратились в бегство, оставя в нашей власти 283 пленных и 23 знамени. С нашей стороны убито и ранено 242 Русских и ополченных Грузинов. Узнав о поражении сераскира, комендант Поти сдал крепость 14-го ноября; в ней находилось 34 пушки и 272 человека гарнизона.

В 1810 году доставлено в собор еще более трофеев, взятых от Турок, именно:

10-го июня:

знамен 70

булава 1

ключ от крепости Силистрии.

7-го августа: знамен 38

15-го сентября:

знамен 228

в числе их только древок 27

бунчугов 6

морских флагов 3

булав 2

жезлов в виде топориков 3

ключ 1

морских знамен 9

14-го октября:

знамен 42

булав в виде топориков 2

ключей от крепости Журжи, Рущука и Жанериополя 3

12-го декабря:

знамен 39

и сверх того персидских знамен 3

булава 1

ключей: от Никополя 2

Сильвы 2

Тарновой 2

О большой части из этих трофеев, как и прежде, нельзя сказать, где именно они взяты, а потому также, подобно, как и прежде, представляем военно-исторический очерк действий, при которых они могли достаться в наши руки.

Назначенный в феврале 1810 года главнокомандующими Дунайской армией, славный граф Н.М. Каменский хотел в одно лето решительными ударом окончить войну, тем более тягостную для России, что политические дела на западе снова принимали грозный вид. Каменский перевел все свои силы (более 80,000) за Дунай и, осадив в одно время отдельными корпусами: Рущук, Силистрию и Базарджик, сам с 27,000 корпусом двинулся за Балканы, намереваясь овладеть Шумлою, где заперся великий визирь с большею частью своих войск.

Прежде всего пал Базарджик, в котором засели было известный своей храбростью сераскир Пегливан с 10,000 гарнизоном. Граф С.М. Каменский, назначенный для овладения им, прибыл к городу 21-го мая с 14,000 пехоты, 4,700 кавалерии и 36-ю орудиями (сверх полковых). Сильная вылазка под предводительством самого Пегливана, после трехчасового боя, была отбита и на другой день, в 3 часа по полудни, наши войска пошли на штурм. Скоро все укрепления были взяты; но Турки продолжали упорно защищаться в домах и в мечетях; отовсюду надобно было их выгонять штыками. Сам Пегливан со свитой, подобно Карлу XII в Бендерах, защищался в своем доме. Около 1000 человек турецкой конницы выехало из города, но большая часть была настигнута и изрублена нашею кавалерией; только немногим удалось спастись в Шумлу. К вечеру все было кончено. Турки потеряли 2057 пленными, вместе с сераскиром Пегливаном и двухбунчужным пашею; тел непогребенных в городе, не считая раскиданных по полям, сочтено было до 3000; сверх того достались нам 68 знамен, повелительный жезл Пегливана и 17 орудий, годные к употреблению со всею к ним принадлежностью и много пороха. С нашей стороны убито 153, ранено 680 человек. За штурм Базарджика, сверх многих других наград, всем штаб- и обер-офицерам были пожалованы, учрежденные по этому случаю золотые знаки отличия, а нижним чинам серебряные медали, те и другие для ношения в петлице на Георгиевской ленте¹¹⁶.

Осада Силистрии поручена была графу Ланжерону, в помощь которому придан Раевский. 23-го мая наши подошли к Силистрии. Не получив удовлетворительного ответа от коменданта на предложение сдаться, граф Каменский, сам бывший при войсках, приступили к осаде. К 28-му числу было уже на батареях 78 орудий и главнокомандовавший хотел, пробив брешь, идти на приступи. Видя упорство осаждавших, Турки предложили 30-го мая начать переговоры, и в тот же вечер подписана капитуляция. Гарнизону дозволено идти в Шумлу, отдав нам артиллерию, снаряды, знамена и казенные суда. В Силистрии найдены 190 орудий, 503 бочки пороха, 563 патронных ящиков, 7000 патронов н 40 знамен.

Главнокомандовавший, после взятия Силистрии, поспешили к Шумле. Кровопролитные, но безуспешные атаки укреплеиий и недостаток орудий, препятствовавший правильной осаде, когда в то же время дела под Рущуком и Варною были неуспешны, сообщения главной армии с Дунаем не безопасны и начиналась возгораться народная война, – все это убедили Каменского в бесполезности блокады Шумлы, и он решился нанести сильный удар Турками по другую сторону Балкан. Оставя около 36,000 для наблюдения визиря, главнокомандовавший с остальными войсками пошел 6-го июля к Рущуку, чтобы скорее овладеть этою крепостью.

Турки не замедлили сделать сильную вылазку на часть оставшихся войск, но были отбиты. Получив подкрепления и усилясь до 60,000 человек, верховный визирь задумывал атаку более решительную. 23-го июля последовала вылазка его с значительными силами; но после кровопролитного боя Турки обратились в бегство, оставив в наших руках 40 знамен и 200 пленных, в том числе двухбунчужного пашу. Верховный визирь заперся по-прежнему в свои окопы. Наша потеря простиралась до 500 человек. Сражение это имело важные последствия: оно остановило наступательный движения визиря, имевшего намерение сбить наши войска, преследовать их к Силистрии и в то же время действовать в тыл главнокомандовавшему под Рущуком.

Но вскоре граф С. М. Каменский снял осаду Шумлы и отступил к Силистрии. Тогда верховный визирь, не трогаясь сам из Шумлы, приказал Никопольскому паше Кушанц-Али собирать на реке Янтре новые войска, с намерением заставить нас прекратить осаду Рущука. В начале августа число этих неприятельских войск возросло до 30,000 человек; они окопались в лагере при деревне Батыне, близ впадения Янтры в Дунай, верстах в 25 выше Рущука. Главнокомандовавший приказал брату своему, графу С. М. Каменскому прогнать Турок; но он нашел неприятельский лагерь так хорошо укрепленным, что не решился на него напасть, и все дело кончилось рекогносцировкой и небольшими сшибками. Тогда главнокомандовавший, убежденный в необходимости удалить Турок от осажденной крепости, решился сам прогнать их. Оставив под Рущуком и Журжею не более 13,500 человек, он с остальными силами, всего 13,750 человек пехоты и 7000 конницы, пошел к Батыну. Число Турок, к которым также подоспело подкрепление, под начальством Ахмет-паши, простиралось до 40,000 человек; они занимали на высотах перед Батыном крепкую от природы позицию, которая была еще усилена тремя укрепленными лагерями и таким же числом ретраншаментов; крайний из них на левом крыле примыкал к самому берегу Дуная и к находившейся на реке турецкой флотилии. Приближение к фронту и тылу неприятельской позиции затрудняли не глубокие, но крутые овраги, и только местоположение правого фланга было ровное. К вечеру 25-го августа русские войска стали биваками против неприятельского лагеря; 26-го числа, в день всегда славный для русского оружия, а с прошлого года священный для отечества, в 10 часов утра наши войска двинулись вперед. Целый день происходил самый кровопролитный бой; к вечеру значительная часть турецкой армии не существовала. Только против среднего неприятельского лагеря все атаки Русских были безуспешны и главнокомандовавший, по позднему времени, новое нападение отложил до следующего дня, но окружил лагерь со всех сторон.

Пальба умолкла, продолжалось одно преследование рассеявшихся во все стороны Турок. Поминутно приводили пленных и привозили знамена.

В полночь трехбунчужный Махмед-паша, оставшийся после убитого Кушанц-Али старшим, мучась нестерпимою жаждою по недостатку воды, вступил в переговоры, и к утру сдался военнопленным со всем своим отрядом, простиравшимся еще до 5000 человек. Блистательная победа при Батыне стоила Русским только 400 убитых и 1,100 раненых. Трофеями были: лагери неприятельские, вся турецкая артиллерия, состоявшая из 14 орудий, 78 знамен и 4,684 пленных; убитых Турок было великое множество. В лагере найдена богатая добыча. Остатки разбитой армии по большей части разделились, и только 6,000 под начальством Мухтар-паши, сына Али-паши Янинского, отступили в Ловчу.

ИМПЕРАТОР АЛЕКСАНДР наградил графа Каменского за эту победу орденом Св. Андрея Первозванного. В тактическом отношении Батынское сражение примечательно тем, что здесь впервые со времени ведения с Турками войт Русские действовали колоннами.

Граф Каменский послал с поля сражения два отряда, один – графа Сен-При, для овладения Систовым, другой – Сабанеева, на дорогу в Тыртаво, разорить находившееся там укрепление Бела, а с армией возвратился к Рущуку. Чрез несколько дней оба отряда присоединились к армии, удачно исполнив данные им поручения. При этом в Систове взято 8 знамен и 50 орудий.

Плодом этой же победы было взятие крепостей Рущука и Журжи на капитуляцию. В день тогда торжественный – коронования ИМПЕРАТОРА АЛЕКСАНДРА I, сентября 15-го, русские войска вступили в эти крепости; 234 орудия, 42 знамени, флотилия, множество снарядов и казенного имущества досталось победителям. При этом вспомним, что начальник последней крепости тот самый, который за 20 лет прежде отразил Принца Кобургского, на предложение сдаться, отвечал с гордостью: «Еще Журжа не плавает в крови».

После падения Рущука и Журжи, свободный в своих движениях и усиленный пришедшей к нему 9-ю дивизией Суворова, граф Каменский решился воспользоваться кратким остатком осени для овладения Турною и Никополем. Первая сдалась 6-го октября отряду князя Вяземского, причем взяты 39 орудий; вторая сдалась 14-го октября самому главнокомандовавшему с 99 орудиями и 28 знаменами.

С падением Турны Порта лишилась последнего принадлежащего ей на левом берегу Дуная укрепленного места; а Никополь был крайнею точкой наступательных действий графа Каменского, вскоре он перешел обратно чрез Дунай.

Вообще в течение похода графа Каменского в 1810 году взято 450 знамен, жезлов и булав¹¹⁷.

В исходе сентября сдалась также крепость Кладова, обложенная Русскими и Сербами, под начальством полковника Цвиленева, и тем был очищен весь правый берег Дуная до Тимока. В крепости взяты 21 орудие и 6 знамен.

На азиатской границе в 1810 году произошел разрыв с Персиею. Персияне, соединившись с Турками, решились вторгнуться вместе в Грузией со стороны Ахалкалаки, намереваясь проникнуть до Тифлиса.

Получив известие о замыслах неприятельских, Тормасов, наш главнокомандовавший, обратился усиленным маршем к Цалке и вскоре получил известие, что соединенные неприятели остановились лагерем под Ахалкалаком. Тормасов вознамерился предупредить их, послав отряд снеговыми горами в обход их лагеря. Исполнение отважного удара возложил на полковника Лисаневича – друга и соперника в славе Котляревского и Симановича.

После трехдневного тяжкого марша, окольными дорогами и часто без дорог, в полночь с 4-го на 5-е сентября, в самую ненастную погоду, Лисаневич приблизился к неприятельскому лагерю ближе 100 саженей, и тогда только увидели их неприятельские караулы; но спасать лагерь было поздно. Раздавшиеся по обоим флангам пушечные и ружейные залпы и в то же время стремительный удар наших в штыки произвел в неприятеле чрезвычайное смятение. Без оружия и одежды, Турки и Персияне кидались кто куда мог; множество попадало в глубокий каменистый овраг, другие гибли под штыками. Сардарь Эриванский, паша Ахалцыхский и бежавший из Имеретии царевич Александр спаслись полунагие среди неописанного смятения своих нестройных полчищ. Резня и преследование в разные стороны продолжались более двух часов, пока на рассвете открылась по нашему отряду канонада из Ахалкалаки, под укреплениями которого расположен был неприятельский лагерь. Лисаневич отвел войско из-под выстрелов. Вслед потом явились союзники Персиян, ахалцыхские Карапапахи, начали грабить остальное в лагере и довели Персиян до того, что они остались совершенно полунагими. Трофеями Лисаневича были богатейший лагерь и 4 знамени, в числе которых одно сардарское с персидским государственным гербом, множество оружия, лошадей и драгоценностей. Экипажи и палатки коих по тяжести нельзя было увезти, истреблены огнем. В лагере насчитано 700 убитых неприятелей. Столь блистательный успех малочисленного отряда над соединенными турецко-персидскими войсками в числе 12,000 человек, приобретен только потерею убитыми и ранеными 21 человека. ИМПЕРАТОР АЛЕКСАНДР произвел Лисаневича в генерал-майоры и велел объявить об Ахалкалакском деле по всей армии приказом.

После поражения под Ахалкалаком Персияне отделились от Турок и пошли обратно к Эривани, в самом нищенском положены, без знамен и оружия, без обозов и лошадей, без обуви и одежды. Как обыкновенно случается при неудаче союзных войск, Персияне и Турки обвинили друг друга в претерпенной неудаче. Вскоре были усмирены бунты в Имеретии и Дагестане и блокирован Ахалцых, а пашалык его надолго лишен возможности вредить нам; но чума, открывшаяся в наших войсках, заставила Тормасова возвратиться в Грузию.

Наконец, в июле 1810 года, был отправлен капитан-лейтенант Дадт, на 66-ти пушечном корабле Варахиил, с приказанием принять также под свое начальство крейсеровавшие у Абхазских берегов фрегаты Воин и Назарет, требак и две канонерские лодки и взять Сухум-Кале. Десантное войско состояло из 600 человек при двух орудиях. Июля 9-го Дадт подошел к Сухуму на самое близкое расстояние и открыли канонаду. С крепости отвечали живо. Два дня продолжалась канонада. Наши выстрелы разрушили укрепление с морской стороны, потопили стоявшие близ них 7 судов, подбили пушки, выжгли домы, но неприятель не сдавался; к вечеру второго дня видны были в крепости беготня и суматоха. В следующее утро Дадт послал на берег под командой майора Карандина батальон 4-го морского полка с двумя пушками. Конные и пешие горцы выступили против десанта, только что ставшего на береги, но были рассеяны ядрами, пущенными в них с эскадры. Карандин двинулся впереди, выгнали неприятеля из предместья, взял там 3 орудия и приблизился к крепости. Не имея штурмовых лестниц и найдя ворота заваленными камнями, он не мог идти на приступ, расположил три роты вправо и влево от ворот в 30 шагах, четвертую роту оставили в резерве и начали из одного орудия бить в ворота ядрами, а из другого стрелять по крепости. Два часа продолжался сильный огонь, наконец пробили ворота, неприятель согнан с занимаемых им мест и побежал из крепости; оставшиеся в ней махали значками, прося пощады. Прекратив пальбу, батальон 4-го морского полка вступил в крепость. Разорение было ужасно. В полном смысле слова не оставалось камня на камне. В Сухуме взяты 62 пушки, 2 фалконета, крепостной флаг, 8 знамен, 1080 пудов пороху. С нашей стороны убито и ранено 109 человек.

В 1811 году доставлено в собор:

5-го марта: знамен турецких 49, персидских 3

15-го сентября: турецких флагов, взятых нашими войсками, под командой капитана 1-го ранга Быченского, 2

25-го октября: турецких знамен 35, булава 1

Граф Каменский, желая без потерн времени положить начало похода в этом году, повелел в половине января графу Сен-При занять Ловчу. Отряд, вверенный этому генералу, состоял всего из 6839 человек и, января 28-го, выступил из Никополя; 30-го он подошел к Ловче и ночью пошел на приступ. Турки были захвачены врасплох; наши ворвались в город. Часть гарнизона побежала; другая заперлась в мечетях и домах, откуда выбита после упорной обороны. Трофеями были: 1,400 пленных, 10 орудий, 50 знамен и множество снарядов. Наш урон простирался до 480 убитых и раненых.

Знамена Ловчинские были последними трофеями графа Каменского, которого в это время постигла тяжкая болезнь, принудившая его оставить армию.

Назначенный вместо графа Каменского генерал от инфантерии Голенищев-Кутузов (впоследствии светлейший князь Смоленский), имея под командою не более 50,000 человек, принужден был ограничиться одними оборонительными действиями на левом берегу Дуная.

Но «скромным поведением своим»¹¹⁸ Кутузов хотел возбудить самонадеянность Турок и выманить их за Дунай. Действительно, они решились предпринять наступательные действия. В конце мая верховный визирь, собрав около 50,000 в Шумле, двинулся к Рущуку, где силы его возросли до 60,000, и приказал другому турецкому корпусу Измаил-Бея, силою в 25,000, направиться из Софии в Малую Валахию для отвлечения русских войск от Рущука. Между тем наш главнокомандовавший собрал большую часть своих сил в Журже, и переправившись чрез Дунай 20-го июня занял в 4-х верстах от Рущука позицию, где намеревался принять сражение. В строю было всего до 18,000 человек и 114 орудий. Сверх того оставлены были в Журже и в Рущуке 8 батальонов, в состав коих поступили также войска, взятые на время сражения с флотилии.

21– е июня прошло спокойно, в обоюдных приготовлениях к бою. Турки окапывали свой лагерь. 22-го рано по утру неприятель двинулся вперед. Наступление его являло вид картинный: блеском дорогого оружия, разноцветными одеждами, пестрыми чалмами, бесчисленным количеством знамен и значков, осенявших войско. Наездники гарцевали перед строем на борзых конях. За ними шел верховный визирь, окруженный государственными чиновниками и многочисленной свитой. Кутузов веселее и приветливее обыкновенного приказал войску стать в ружье. В 7 часов утра выехали перед турецкою армией 78 орудий и разом открыли огонь; за ними шла пехота. Русская артиллерия отвечала с обычным искусством. Турецкая пехота остановилась, орудия продолжали действовать. То был приступ к сражению.

Начались наезды спагов на оба наши фланга. Левое крыло было атаковано пять раз, но безуспешно, и после каждой отбитой атаки громимо картечью. Турки ходили несколько раз в обход правого фланга рвами и виноградинками. Наши карей встречали их мужественно, отражали и преследовали. Все усилия неприятеля сломить и обойти наши фланги были тщетны.

Под прикрытием этих атак верховный визирь приготовлял удар для овладения Рущуком, что составляло главную предположенную им цель сражения. Для этого предмета, в 9 часов утра, он двинул 10,000 анатолийских всадников, поручив их Бошняку-Аге. Они понеслись во всю конскую прыть, прорвались между крайними кареями нашего левого крыла, составленными из полков Белостокского и Олонецкого, и частью еще левее, между садов и лесов, кинулись в левый фланг и тыл нашей конницы и в мгновение ока опрокинули и смяли два казачьи, Кинбурнский драгунский и Белорусский гусарский полки. При этом одно наше орудие досталось неприятелю.

Эссен, командовавший правым флангом, повел лично 7-й егерский полк, поставил на выгодном месте батарею и бил в неприятеля, стремившегося к Рущуку, гоня Белорусцев, Кинбурнцев и казаков. Между тем, среди пыли, дыма, оглушиельных воплей и криков, первыми ударили во фланги неприятеля флигель-адъютант Бенкендор с батальоном Чугуевских уланов. Вслед за ним спешили Воинов со вторыми батальоном того же полка, С.-Петербургскими драгунами и Ольвиопольскими гусарами. Атакованные во фланги и громимые пушками, толпы Турок разорвались, иные кинулись назад, отважнейшие доскакали до Рущукских укреплений. Здесь они были встречены выведенными из Рущука батальонами, под начальством Резвого, и обратились вспять, настигаемые всею собравшеюся конницею. Преследование это стоило Турками дорого. Одни стремглав падали во рвы и овраги, других рубили, топтали, кололи.

Вышедшие из Рущука батальоны и 7-й егерский полк довершили поражение неприятеля, очищая пространство в тылу армии, где без цели и без памяти рискали оставшиеся от своего главного корпуса турецкие всадники, отыскивая себе путь спасения. Во время действий Бошняка-Аги верховный визирь возобновил нападения на наше правое крыло, но казаки и Лифляндские драгуны отбили его. Бывший там во второй линии 37-й егерский полк взошел на высоты, покрытый виноградником, и рассеял подходивших вновь к правому крылу Турок.

Тогда Кутузов повели впереди все наши войска. Барабанный бой и победное ура! слились в воздухе. Ахмед-Бей не решился выдержать удара. Турецкая пехота пошла первая назад, за нею следовала артиллерия, в арьергарде была вся конница визиря, числом до 30,000 человек. Имея конницы мало, Кутузов не атаковал ею многочисленный арьергард Ахмед-Бея, но стрелками и артиллерией наступавших колонн наносил Туркам большой вред. Он преследовал неприятеля до визирского лагеря, занял его и, простояв на его месте до 7 часов, возвратился в прежний свой лагерь. Турки продолжали отступление к окопам Кадикиоя, наблюдаемые казаками. Так кончилось первое данное в течение 5 лет русской армией верховному визирю полевое сражение.

С нашей стороны убито и ранено 800 человек и потеряно одно орудие. Погибших в бою неприятелей было много: на поле сражения ими оставлено более 1,500 трупов. Нашими трофеями были 13 больших знамен, в том числе несколько пашинских и одно корпуса янычаров; малых байраков или значков не представляли Кутузову. АЛЕКСАНДР наградил главнокомандовавшего портретом Своим.

Простояв три дня на поле выигранного сражения, 26-го июня возвратился Кутузов к Дунаю, a вслед за тем, видя трудность удержать Рущук, взорвал его, ограничиваясь обороною левого берега. 28-го июня визирь занял Рущук.

В то же время Измаил-Бей вышел из Софии, перешел Дунай у Виддина, но задержанный Зассом, не мог проникнуть далее Калафата. Узнав об этом, верховный визирь решился сам перейти через Дунай. Такой предприимчивости не оказывали Турки во всю войну.

Выбор места переправы в 4 верстах выше Рущука и смелость перехода через реку приносит великую честь Ахмед-Бею. По мере переправы Турки строили окопы. Сентября 2-го, ровно за год до вступления Наполеона в Москву, сам Ахмед-Бей перешел на левый берег, оставив на правом более 30,000 человек.

Тогда Кутузов решился не только разбить, но и совершенно уничтожить турецкую армию. Справедливо рассчитывая, что разбитие турецкого корпуса, оставленного на правой стороне реки, поставит визиря в самое затруднительное положение, даст возможность окружить его со всех сторон, главнокомандовавший отрядил 9000-ный корпус Маркова на правую сторону реки, приказав ему разбить турецкий корпус. Марков переправился в 20 верст выше Рущука и 2-го октября внезапно напал на турецкий лагерь. Турки после малого сопротивления разбежались; весь лагерь, 8 пушек, 22 знамени и булава аги янычаров достались в наши руки. Наша потеря состояла из 9 убитых и 40 раненых.

После этого Марков поставил свою артиллерию против войск визиря, расположенных на левом берегу, где со своей стороны Кутузов сблизил свои войска и, охватив неприятельский лагерь, также открыл по нем огонь. Положение Турок сделалось совершенно отчаянным, и они заключили конвенцию, в силу которой окруженные турецкие войска были отданы Русским в залог исполнения договора. Но взаимная неуступчивость продолжала переговоры о мире до мая следующего года.

Между тем покорены были: Туртукай – без боя полковником Грековым, и Силистрия – силой Гампером 11-го октября. В последней взято 8 знамен.

Наконец, два наши корабля Мария и Анапа, под командой капитана 1-го ранга Быченского, овладели без боя при городе Пендарачике турецким Фрегатом и корветом.

22-го октября доставлено турецких знамен 35, булава 1, может быть взятые Кутузовым 22-го июля.

Это была последняя война, за которую трофеи доставлены в собор. С тех пор одни только ключи Модлина и Замостья положены на гробницу Великого Князя ЦЕСАРЕВИЧА КОНСТАНТИНА ПАВЛОВИЧА.