Пятый период

Общий характер периода. Смуты в патриаршествование Киракоса. Кат. Григорий X. Отпадение ахтамарского католикоса. Возникновение армянской патриаршей кафедры в Константинополе. Учреждение должности эчмиадзинского викария. Непристойная борьба за Эчмиадзинскую кафедру

Со времени возвращения кафедры католикоса в Эчмиадзин начался новый период в истории армянской церкви, который можно охарактеризовать как период иерархических смут и самой унизительной зависимости от мусульман. Эти позорные смуты и эта унизительная зависимость были как бы наказанием Божиим армянам за многократную измену своему слову примирения с вселенскою церковью и упорное уклонение от сознаваемой истины ее учения. В тоже время эти смуты были указанием, что армянское христианское общество, враждебное православной церкви и непокорное своим лучшим пастырям и законно составленным соборам, далеко от истинной церкви Спасителя, который сказал: по тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою (Ин. 13:35). На кафедре св. Григория Просветителя воссели низкие честолюбцы, сами себе присвоившие честь и заботящиеся не о церкви, а об наживе, убийцы и люди насилия, борющиеся из-за власти. Вера сильно охладела, церкви пришли в упадок. Паства потеряла любовь к пастырям и к церковной дисциплине, часто восхищала себе право церковного суда и управления и дала печальное зрелище мятущегося и жестокосердого народа. Таков общий характер предлежащего периода.

Смуты начались уже вскоре после избрания Киракоса. Кат. Киракос был человек «смиренный, благоразумный в совете, воздержный в словах, строгий в деле самоумерщвления и глубоко начитанный в свящ. писании». Вступив в отправление своих обязанностей, он прежде всего снял анафему с ахтамарского католикоса и со всех тех, которые сисскими католикосами были отлучены от церкви. Затем он принялся за восстановление в Эчмиадзине церквей и патриаршего дворца. Долговременное отсутствие католикосов из Вел. Армении приучило здешнее духовенство к свободе и независимости. Отвыкшее от дисциплины, это духовенство не могло сразу войти в положение надлежащей покорности католикосу; а Киракос, очевидно, не делал ничего с своей стороны, чтобы отблагодарить своих избирателей. He смотря на добрые качества Киракоса, в духовенстве началось скрытое недовольство против него. Этим недовольством воспользовался и еще больше усилил некий епископ Марк. Он составил себе партию и стал оспаривать самую законность избрания Киракоса. Он говорил, что Киракос сначала должен был получить посвящение в епископы от руки католикоса, а потом уже быть избранным в католикосы, и что он не имел права снимать анафему с ахтамарского католикоса. Партия противников Киракоса росла и наконец явилась в Эчмиадзин с бывшим председателем эчмиадзинского собора во главе, чтобы низложить Киракоса. Киракос бежал, но скоро был разыскан и представлен мусульманскому правителю, жившему в Эривани. Злоба против католикоса была так велика, что не постыдились даже обвинить его в том, что он не крещен. Правитель с позором прогнал их от себя; но они в конце концов добились таки разрешения этого правителя избрать нового католикоса. Тогда католикосом был избран епископ Григорий, а Киракос удалился в монастырь, где и умер.

Лишь только Григорий X (1443–1462) начал свое правление, ахтамарский католикос и его духовенство снова перестали признавать над собой власть армянского католикоса. Сисский католикос, который не захотел присоединиться к восточным после избрания Киракоса, продолжал и теперь самостоятельно управлять своей киликийской епархией. После его смерти один монах, по имени Карапет, явился к киликийскому правителю и предложил ему, что он, Карапет, будет платить правителю ежегодно известную сумму денег, если он назначит его католикосом. Правитель согласился и с тех пор сисские католикосы стали платить ежегодную дань за свою кафедру. Эта дань обеспечила дальнейшее отдельное существование сисского католикосства. Когда, в 1453 г., Магомет II взял Константинополь, то вскоре и здесь образовалась патриаршая армянская кафедра. Магомет сделал патриархом некоего епископа Иоакима и особыми грамотами предоставил ему духовное управление над всеми армянами, жившими в Греции и в Малой Азии. Так образовался армянский константинопольский патриархат, существующий и доселе.

Вследствие отделения от главной армянской патриаршей кафедры обширных епархий, с значением особых патриархатов, доходы католикоса значительно сократились. Между тем мусульманские правители, имея в своих руках католикоса, старались извлечь из него как можно больше материальных выгод. Размеры дани, которую они требовали с него, были так велики, что поглощали все доходы патриарха. Католикос Григорий в поисках за новыми ресурсами пришел наконец к необходимости пригласить себе товарища, который разделял бы с ним честь и труды, а в то же время изыскивал бы и новые доходы. Охотников разделить с католикосом власть и честь, в качестве его викария и преемника, не могло быть мало; оставалось только выбирать таких, которые были побогаче. Григорий сделал своим помощником некоего монаха Аристакеса и посвятил его в епископа эчмиадзинского (1455). Это потом вошло в обыкновение. Викарии католикосов пользовались теми же самыми почестями, как и католикосы, подобно им утверждали грамоты, издавали приказы. Не раз потом они приобретали власть бо́льшую, чем сами католикосы, свергали их с кафедр и делались католикосами. Так сделал прежде всего Аристакес. Чрез пять лет после своего назначения в викарии, он свергнул Григория и сам сделался католикосом. Одновременно с свержением католикоса Григория некий монах Саркис похитил руку св. Григория Просветителя, неизвестно как и кем перенесенную незадолго пред тем из Сиса в Эчмиадзин и хранившуюся здесь, и скрылся с ней в Тавриз, надеясь добиться католикосства от Джахиншаха²⁵³. Ахтамарский католикос Захария, узнав о свержении Григория и о поступке Саркиса, поспешил с подарками к Джахиншаху и с своей стороны просил у него эчмиадзинского престола. Джахиншах распорядился, чтобы ахтамарский католикос был эчмиадзинским католикосом, a Сapкис – ему преемником; после чего взял у Саркиса руку св. Григория и передал ее Захарии. Захария торжественно вступил в Эчмиадзин, изгнал Аристакеса и принялся одновременно с ахтамарской епархией управлять и всей армянской церковью. Он назначил Саркиса своим викарием. Между тем общая участь примирила Григория и Аристакеса и они сообща стали действовать, чтобы возвратить себе утраченное положение. Собравши почтенную сумму денег с своих сторонников, они, в сопровождении нескольких знатных армян, отправились в Нахичевань к наместнику тавризского хана и стали обвинять пред ним католикоса Захарию. Вместе с этим они изъявили готовность платить беспрекословно каждый год определенную дань, если правитель снова возвратит им их прежние места: Наместник согласился. He желая однако без всякого повода свергнуть Захарию с католикосства, он послал сказать ему, что, если он, Захария, не представит немедленно известной суммы денег, то будет лишен своего достоинства. Сумма была громадная, и Захария не имел никакой возможности исполнить требование правителя. Видя, что проволочками ничего сделать нельзя, он захватил руку св. Григория и все ценные украшения эчмиадзинской церкви и бежал со всем этим в свою ахтамарскую епархию (1462). Так рука Просветителя была предметом похищения для жадных и невежественных честолюбцев, подобно тому, как самое дело Просветителя – св. армянская церковь давно уже была расхищаема и давно уже служила предметом всякого рода насилий со стороны своих пастырей и учителей.

После бегства Захарии Григорий и Аристакес беспрепятственно заняли свои места. Григорий скоро умер, и Аристакес сделался законным католикосом под именем Аристакеса II. Он управлял 4 года, а после его смерти (1466) сделался католикосом известный Саркис, бывший викарием Захарии. Совершив некогда удачно похищение св. руки, Саркис и теперь задумал таким же нечистым путем овладеть ею. Саркису нашлись достойные пособники. Епископ одного монастыря Вертанес, переодевшись в платье простого паломника и подвязав себе ногу, под видом хромого пришел на Ахтамар и здесь добился того, что его сделали огневозжигателем в той церкви, где находился предмет вожделений этих диких представителей христианского духовенства. Целых будто бы семь лет он обманывал братию и наконец, улучив удобный случай, похитил св. руку и некоторые другие священные предметы и бежал с караваном купцов, перестав на этот раз хромать. Во время перенесения похищенных святынь епископ собрал обильную жертву («без конца и числа»), которую католикос целиком отдал этому ловкому вору. Кроме этой вещественной награды Вертанесу дан был титул пожизненного викария эчмиадзинской кафедры.²⁵⁴ Католикос Саркис управлял 24 года.

Разорение Армении туроками и персами. Рассчеты кат. Стефана на помощь. западных народов. Кат. Михаил. Посольство к папе и его результаты. Усиление притеснений от турок. Два католикоса на одной кафедре. Свержение обоих Срапионом. Завоевание Армении Шах-Абасом и возвращение Давида и Мелкисета. Переселение армян в Персию. Положение армян в Персии. Бедственное положение церкви в самой Армении. Несогласия между католикосами. Жалкая судьба кат. Мелкисета. Отношения Давида и Мелкисета к папе

По смерти Саркиса II католикосом сделался Аристакес III (1490–1498), затем Фаддей I (1498–1508), Егише II (1503–1515), Захария II (1515–1520), Саркис III (1520–1536), Григорий XI (1536–1541), Стефан V (1541–1556). Этот длинный период от Саркиса II до Стефана V беден событиями и в области церковной и в области гражданской. Во время правления Стефана V Армения жестоко пострадала вследствие борьбы турок с персами. В это же тяжелое время снова возродились надежды на помощь западных христиан, а с этими надеждами, как обычное следствие, возникли опять бесплодные разговоры о вере и соединении церквей. Кат. Стефан воспитывался в Константинополе и был сам по себе чужд той фанатической исключительности, которая отличала воспитанников закоренелых восточных вардапетов. Он даже своим викарием назначил не кого либо из числа восточных армян, а севастийца. При виде бедствий страны Стефан решился искать помощи и защиты на западе. Он отправился сначала в Константинополь, затем в Рим, где представлялся папе, «к которому питал особенное уважение»²⁵⁵, потом был у Карла V и наконец чрез Польшу и Россию возвратился в Эчмиадзин, не успев ничего достигнуть.

Преемник Стефана, его викарий Михаил, (1556–1569) держался тех же убеждений. Под предлогом беспокойства со стороны разбойников, он перенес патриаршую кафедру в Севастию, чтобы быть менее стесняемым в своих действиях. Отсюда он послал в Рим посольство с заявлением любви и уважения к папе, выражая в то же время желание установить некоторые религиозные пункты. Папа весьма ласково принял посольство и попросил изложить учение армянской церкви и ее предания. Послы исполнили просьбу папы и написали краткое изложение армянской веры и ее особых преданий. В заключение своего ответа послы писали: «если и существуют некоторые неправильности и разница в наших обрядах или есть какой существенный недостаток в наших церковных формах, то все это будет исправлено, коль скоро народ будет освобожден от тиранства иноземцев»²⁵⁶. Неизвестно, какие замечания были сделаны папой на этот ответ армян, но с этого времени папы снова проявляют большой интерес к положению армянского народа. Папа Григорий XIII издал буллу об учреждении в Армении высшего учебного заведения на средства римской церкви, во не успел исполнить своего желания за смертию. Его преемник Сикст V построил на определенные Григорием суммы обширный госпиталь для армян во имя св. Марии Египетской. Молодых армян стали охотно принимать в латинские учебные заведения; с особенным усердием направляли их в римскую коллегию, известную под именем Пропаганды, откуда их выпускали в сане священников и рассылали в разные страны миссионерами. Кроме этих последствий сношения кат. Михаила с Римом ничем другим не сопровождались, и обещания сделать исправления в армянской церкви остались неисполненными.

При преемниках Михаила Григории II (1569–1573), Стефане VI (1573–1575), Фаддее II (1575–1584) Армения сильно страдала от турок. В 1583 г. турки покорили всю Армению до Тавриза и обложили население необыкновенно тяжелой данью. Дань, которую обязан был платить катол. Аракел (1584–1586), была так велика, что он, не имея возможности платить ее, отказался от кафедры и удалился в монастырь. Преемник его Давид V, теснимый постоянно сборщиками, все усилия употреблял на то, чтобы взыскать средства для удовлетворения требованиям турецких властей. Он оставил Эчмиадзин и занимался только тем, что ходил по стране и собирал деньги. Наконец он пришел к мысли пригласить себе в товарищи некоего Мелкисета. Он рассчитывал, что, если они вдвоем будут заниматься сбором подаяний, то успеют собрать достаточно денег для уплаты дани. Рассчеты Давида не оправдались, и два католикоса заняли большие деньги на проценты. Это еще больше ухудшило положение католикосов, так как, кроме обычной дани, приходилось платить еще и проценты. Сборщики податей и кредиторы не давали им покою. Должники наконец бежали и скрывались то там, то здесь, не рискуя оставаться в одном месте более 2–3 дней. После долгих скитаний католикосы обратились за помощью к одному богатому епископу, Срапиону, предлагая уступить ему все свои патриаршии права и эчмиадзинскую кафедру, если только он уплатит их долги. Срапион не прочь был сделаться католикосом, но думал, нельзя ли как-нибудь достигнуть этого не платя долгов. Прибыв в Джульфу, недалеко от Нахичевани, по-соседству с Эчмиадзином, он на состоявшемся здесь соборе резко стал порицать действия католикосов и достиг того, что собрание признало долги католикосов их личными долгами, а не долгами кафедры. После того богатому Срапиону уже немного нужно было, чтобы подобрать себе достаточно сторонников и сделаться католикосом под именем Григория XIII²⁵⁷. Католикосы Давид и Мелкисет были в отчаянии. Наконец они решились прибегнуть к следующему средству. В сопровождении двух епископов Мелкисет отправился в Испагань к Шах-Абасу, который, как было слышно, готовился напасть на Армению. Хитрый католикос стал советовать шаху идти на Армению, обещая полный успех, так как все тамошнее население сильно страдает от турок и встретит персов с радостью. Когда Шах-Абас двинулся в Армению (1602), католикос последовал за ним. Скоро вся Армения сделалась добычею Шах-Абаса; некоторые области, где турки оказывали сопротивление, сильно были опустошены, много десятков тысяч армян было отведено в плен в Персию. Но католикосы Давид и Мелкисет немного выиграли от этого. Шах-Абас, изгнавши турок из Армении, сделался преемником всех их прав, а следовательно и права на злополучный долг католикосов. Он потребовал уплаты этого долга со всеми его процентами. Шах-Абас не оставил в покое и католикоса Срапиона и потребовал с него большого выкупа. Этот католикос успел уже много потерпеть от турок, которые чувствуя, что с водворением в Армении власти персов, долг их пропадет, старались разными насилиями взыскать его с кат. Срапиона. Некогда большие средства Срапиона теперь настолько поубавались, что он не мог удовлетворить требованиям персов. Чтобы принудить его платить или заставить платить его друзей, персы каждый день клали католикоса на носилки и выносили на дорогу, где вешали его за пятки и били палками. Это средство помогло католикосу найти сострадательных людей, которые дали ему взаймы потребную сумму. Срапион получил свободу и удалился в прежнюю свою епархию в Амид, или Тигранокерт (1605).²⁵⁸

Владычество Шах-Абаса над Арменией началось ужасным проявлением деспотизма в отношении армян. Услыхавши, что турки намереваются отвоевать отнятую у них Армению, Шах-Абас решил обратить ее в голую пустыню. Он приказал переселить ее жителей в Персию, a города и села и все запасы истребить огнем, чтобы турки не нашли на своем пути ни пристанища, ни продовольствия. Бесчисленные массы армян из многих областей были согнаны в араратскую долину, и оттуда, под охраной персидских войск, отправлены в Персию. Католикосы Давид и Мелкисет находились в числе этих невольных переселенцев. – Мелкисет впрочем скоро бежал с дороги. – Множество жителей разбежалось по глухим местам и горам, но персы не раз возвращались в Армению, хватали остальных и переправляли в Персию. Переселенные в Персию армяне получили здесь одинаковые с персами права и пользовались особенным расположением шаха. Им была предоставлена полная свобода исповедовать христианскую веру и торжественно отправлять все церковные обряды. Шах-Абас вообще рисуется мудрым и заботливым монархом, который подобно Гарун-Альрашиду любил переодетым вращаться среди народа, чтобы узнать его нужды и желания; но заботливость его о переселенных в Персию армянах и расположение к ним были особенно велики. Шах запросто ходил в дома армян, приглашал некоторых к своему столу, отводил армянам удобные места, дарил сады и виноградники и всячески содействовал армянам в построении церквей. В большие христианские праздники он ходил в армянскую церковь и с серьезным видом присутствовал при разных торжественных церемониях. Умершие христиане торжественно были переносимы с крестом и факелами по главным улицам города при пении гимнов; причем никто из персов не позволял себе ни насмешки, ни оскорбления. Такое отношение Шах-Абаса к армянам вытекало из политических рассчетов. Он хотел примирить переселенцев с их участью и удержать в Персии, думая, что время сделает свое, и сплошная среда затянет в себя и ассимилирует сравнительно незначительную группу христиан. Последующая действительность оправдала рассчеты Шаха: поколение, родившееся в Персии, охотно отрекалось от христианства и принимало магометанскую веру. Несколько лет спустя после переселения, чтобы ускорить ассимилирование армян с персами, шах приказал обрезывать светских и духовных армян, причем определил выдавать обрезанному священнику по 40 баранов из казны. Кроме того он запретил употреблять армянские книги и приказал отдавать армянских детей в персидские школы к магометанским муллам²⁵⁹.

В Армении между тем положение дел было таково: турки действительно пришли в Армению, но были разбиты и прогнаны. Уцелевшее в Армении население было оставлено почти на произвол судьбы. Образовались шайки разбойников, которые совершали бесчисленные преступления, насилия, зверства. Разбоем и воровством, и учинением разных насилий занимались наравне с иностранцами и армяне. В это время безначалия всякий делал, что хотел²⁶⁰. Необыкновенный голод, свирепствовавший в 1606–1608 г. г. развил ужасный порок людоедства. В виду невыносимых бедствий много армян оставило свою родину и переселилось в Кипр, Константинополь, Румелию, Валахию, Польшу, Крым, Персию. В Эчмиадзине, кроме небольшого числа монахов и простых поселян, никого не было. Католикос Мелкисет перешел в Эривань, где жил с своими родными на доходы кафедры, мало заботясь о делах церкви. В довершение разорения армянской церкви два латинские монаха, получив с помощью подкупа позволение католикоса Мелкисета, обошли все монастыри Армении, собирая вместе с разными нужными им сведениями и священные редкости и мощи. Пришедши в Эчмиадзин, они отыскали и взяли мощи св. Рипсимии. Кат. Мелкисет из корыстных видов потворствовал этим монахам²⁶¹.

Некоторые из армянского духовенства, недовольные поведением Мелкисета, отправились в Персию и, изложив перед католикосом Давидом горестное положение церкви в Армении, просили его возвратиться в Эчмиадзин. Давид исполнил их просьбу. Тогда Мелкисет тоже поспешил в Эчмиадзин и здесь снова водворились оба католикоса. Но пребывание обоих католикосов в Эчмиадзине не поправило дела, а еще больше ухудшило. Между католикосами скоро пошли несогласия. Мелкисет был энергичнее и на своей стороне имел больше приверженцев, чем Давид; поэтому Давид стал терпеть от своего товарища притеснения и оскорбления. Давид просил было Мелкисета сжалиться над ним и не лишать необходимого содержания, но Мелкисет ответил, что он и для себя самого не может добыть пропитания, и предложил Давиду возвратиться, откуда пришел, в Испагань. Давид наконец отправился к Шах-Абасу и жаловался на Мелкисета. Шах уже раньше был недоволен Мелкисетом за его уклонение переселиться в Персию; узнав же теперь о его жестоком обращении с товарищем, приказал схватить его, вырезать у него кусок тела и заставить самого съесть этот кусок, а потом в цепях привести к нему. Приказание шаха было в точности исполнено. Одновременно с Мелкисетом представили шаху и отнятую у Мелкисета руку св. Григория Просветителя, Евангелие в богатом золотом переплете и серебряный крест. Мелкисету грозила смерть; однако благодаря заступничеству могущественных друзей он остался цел. Шах приказал отправить его, вместе с отобранными у него предметами, в Персию. Здесь он был освобожден от цепей и, пользуясь свободой, стал отправлять обязанности католикоса для находившихся в Персии армян. Давид между тем был послан в Эчмиадзин. Давиду однако житье было плохое, так как живший в Эривани персидский эмир, друг Малкисета, старался так или иначе устранить Давида и вернуть Мелкисета. Давид в этих притеснениях видел интриги Мелкисета. По жалобе Давида Мелкисет снова был заключен в оковы, а Давид снова возвращен в Персию. Шах потребовал с Мелкисета большую сумму денег. Мелкисет не мог выплатить требуемую сумму и просил сделать его снова эчмиадзинским католикосом, обещая в таком случае платить ежегодно по 100 туманов (1000 рубл.). Просьба его была удовлетворена; но сумма в 1000 рублей была так велика для разоренной патриархии, что католикос, не смотря на все свои усилия, не мог выплатить ее. Тогда шах прислал на содержание католикоса четырех вельмож своего двора с их слугами и лошадьми, и это еще больше затруднило Мелкисета. Не видя никаких средств выпутаться из беды, католикос в сопровождении своих непрошенных гостей отправился за сбором денег по разным городам и селам Армении; прибегал к насилию и к разным неблаговидным средствам; приказывал хватать ни в чем не повинных епископов, монахов, священников и светских людей, вешать их за ноги и бить палками; продавал посвящение за деньги людям недостойным, отписывал села от одного монастыря к другому, разрешал незаконные браки. Но общая бедность в Армении была такова, что, не смотря на все незаконные средства, Мелкисет не мог набрать достаточной суммы. To, что собиралось, тратилось на содержание католикоса и его спутников. Народ, подвергаемый насилиям всякого рода, возненавидел католикоса, вследствие чего сбор уменьшился еще больше. Торжество освящения мира всегда привлекало много богомольцев и доставляло эчмиадзинской церкви большой доход; но Мелкисет, потерявший любовь народа и уважение, не мог и в этом случае надеяться на большой приток жертвы. Чтобы иметь бо́льший сбор, он пригласил одного уважаемого монаха, Моисея, немедленно посвятил его в епископы и поручил ему освятить миро; между тем миро мог освящать только один католикос. Дело конечно было незаконное; но цель была достигнута: сбор пожертвований был такой, какого никоим образом не получил бы Мелкисет.

После 6 лет скитаний Мелкисет наконец посвятил в католикосы своего племянника Исаака и взял с него обязательство уплатить условленную дань шаху; что же касается накопившегося долга, то Мелкисет предполагал, что уплатит его как-нибудь сам. Однако возможности уплатить долги не открывалось. Тогда Мелкисет заложил иностранцам-магометанам всю остававшуюся еще утварь Эчмиадзина, а также правую руку Аристакеса, сына св. Григория Просветителя, и правую руку св. Стефана. Удовлетворив кредиторов добытыми таким путем деньгами, Мелкисет бежал в Константинополь. Здесь никто не хотел вступить с ним в общение. Тогда он отправился в Львов и был принят тамошними армянами с почетом. Пробыв во Львове год, он перешел в Каменец, где вскоре умер (1625)²⁶².

Во время своего тревожного патриаршествования Мелкисет два раза писал папе, заявляя покорность римской церкви; но эти сношения были личным делом самого Мелкисета. По словам Чамчиана, и кат. Давид обращался к папе с заявлением покорности²⁶³. Какой был ответ папы и какие вообще были последствия заявлений католикосов, неизвестно. Повидимому в Риме давно уже сознали бесплодность разговоров с армянами и вместо слов предпочитали действовать. Беспорядки и нестроения в армянской церкви, неприличное поведение духовенства, соблазнительные поступки недостойных католикосов, – все это отдавало армян в руки деятельных латинских миссионеров. Недалеко от Нахичевани давно уже было «франкское» селение, т. е. селение армянских католиков. В Испагани было целых три латинских монастыря. Посещение армянами католических монастырей было делом обыкновенным. Ближайший слуга кат. Давида владел латинским языком, часто ходил в латинский монастырь в Испагани и имел друзей между монахами. Владея большими средствами, католики выручали армян из затруднений и конечно при этом не оставались на почве исключительно денежных интересов. Когда персидские армяне, задолжав правительству, не могли уплатить долг, и шах потребовал или немедленно уплатить долг, или принять магометанство, то армяне заняли денег у католического епископа. Что в этом случае не был простой заем, а было некое соглашение на почве религии у армян с католиками, видно из того, что некоторые из армян усмотрели в займе преступление и сделали шаху донос, что армяне сделались франками и что за это франки дали им денег на уплату долга.

Очерк религиозно-нравственного состояния Армении в первые годы XVII столетия. Реакция против упадка религиозности и нравов. Замечательнейшие деятели по преобразованию армянского монашества. Основание скитов. Монашеский устав Саркиса и Киракоса. Вардапеты Моисей и Погос. Проповеднические труды их и противодействие со стороны кат. Мелкисета. Очерк развития вардапетства в армян. церкви. Возвышение Моисея. Бегство кат. Исаака

Во время патриаршествования Мелкисета, помимо участия этого католикоса, началось среди лучших представителей армянского духовенства сильное движение к преобразованию нравов и к подъему крайне низкого уровня просвещения и религиозности в Армении. Доселе состояние нравов и просвещения в течение долгого уже времени было самое печальное. Тревожные времена, заставлявшие думать прежде всего о личной безопасности, большая или меньшая материальная нужда и забота о куске хлеба, растлевающее влияние господствующего народа иной веры и иной культуры – были почти постоянными историческими условиями существования армянского народа. Эти условия всегда вредно отражались на духовной жизни армян, пригнетая их духовные порывы и притупляя религиозно-нравственное чувство. Но пока по соседству находился другой христианский народ, армяне не погружались в религиозно-нравственный сон: церковные споры волновали и изощряли мысль, а проницательный глаз противников, подмечающий нравственные уклонения, был все-таки некоторым контролем нравственности. Когда же волна мусульманства залила весь Малоазийский полуостров и христианское армянское население оказалось отделенным от других христианских народов, леность мысли и нравственная дремота овладела армянами, которых не тревожили уже никакие обличения. Сравнительно незначительная группа католиков и униатов, затерянная в массе армянского населения, не оказывала большого влияния на него, так как она в своих миссионерских действиях была стеснена подозрениями мусульманского правительства, не желавшего сближения армян с европейскими народами. Низшее духовенство, подавленное материальной нуждой, делало все, чтобы облегчить свое собственное существование, и почти не делало ничего в пользу духовно-нравственного усовершевствования себя и своей паствы. Утвердившийся издавна обычай совершать богослужение в запертых церквах был весьма удобен для духовенства, которое в виду этого могло быть даже безграмотным и во всяком случае могло совсем не совершать службы, но конечно был весьма вреден для интересов церкви. Этот обычай и в случае действительного совершения службы превращал общественное богослужение, одно из самых могущественных духовно-воспитательных средств церкви, в простое и пожалуй даже вредное сборище людей, которые собирались возле церкви, но неизвестно для чего. На самом деле и службы почти никакой не совершали. Священники, по словам историка, были таковыми только по имени; «одни отправляли обязанность сельского старшины, другие блудодействовали и жили в двоеженстве, третьи пристраивались к иноземным начальникам и служили им в их дурных делах, изменяя христианам. Предаваясь, как светские, ремеслам и земледелию, они оставляли в стороне часы и литургию, не являлись в церковь в час молитвы, не звонили к службе, обнажались совершенно от благодати священства, совершали дела священника, лишь когда отправляли требы, и то как ремесленники, которые ожидают вознаграждения за свое ремесло». Власть католикосов, прежде слабая вследствие отдаленности патриаршей кафедры от главной массы армянского населения, с перенесением кафедры в Эчмиадзин не приобрела большого авторитета, так как с одной стороны католикосы слишком были зависимы от своей паствы, а с другой – подвластное духовенство умело становиться в независимое от католикоса положение, заручившись дружбой мусульманских чиновников. К тому же теснимые сами сборщиками податей и поглащенные всецело заботой изыскать достаточно материальных средств, они не имели и времени заботиться о нуждах своей паствы. Таким образом церковная власть, при условии собственного желания, не могла в достаточной мере влиять на подчиненное духовенство и побуждать его трудиться на пользу церкви в сфере нравственно просветительной. Но католикосы большею частию были таковы, что не хотели и думать о благе своей паствы. Одержимые честолюбием или жадностью эти недостойные люди, попадали на кафедру не по заслугам, а вследствие купли, иногда трое и четверо в одно время, обирали народ и подвергали его разным насилиям. Они не укрепляли, а еще больше разрушали нравственные устои народа своими насилиями и неблаговидными поступками. «Поставленные ими за деньги недостойные, неспособные и презренные священники проводили время в пьянстве, жили с музыкантами, как светские чиновники, предавались с утра до вечера увеселениям, пустой и праздной болтовне». Монашество было не лучше. Стены не отделяли монастырь от мира, и монахи, проживая в своих кельях, были те же миряне. Каждый монах имел свое особое хозяйство, свой виноградник, свой сад, свой пчельник, свой дом, свой погреб, свои амбары; доходы с своих собственностей. Доходы монастырей делились между монахами, которые брали их для себя, своих родных и друзей и употребляли на свои частные нужды. Монашеские обеты были забыты. «Принесеные в дар Господу места, хранящие и святые чудотворные мощи и божественные, носящие благодать, знамения, были наполнены женщинами, метресами и родными монахов». «Не думая о том, что монахи должны наблюдать пост, вести суровую жизнь, они целый год ели скоромное, употребляли вино и мясо». Некоторые монахи даже не жили в своих монастырских кельях, а запирали их и проживали по городам. Монахи не носили монашеских одежд, а одевались посветски, вместо грубых материй употребляли тонкие и мягкие материи. Забыта была даже форма монашеской одежды. Только клобук и мантия употреблялись еще при богослужении²⁶⁴.

Если так было с духовенством, то что сказать о светских? «Они не исповедывались, не причащались, не посещали церкви, нарушали пост, брали себе наложниц, иногда двух жен, осквернялись с малолетними, грешили до кровосмешения. Вследствие общего ослабления веры разрушенные или развалившиеся церкви не возобновлялись, a где оставались целы, были пренебрегаемы, дурно содержимы, не освещались, не поправлялись, наполнялись землей и пеплом, постепенно теряли свои украшения и приходили в упадок. Близь Нахичевани находилась церковь, построение которой приписывалось апостолу Фадею; эта церковь давно уже была оставлена, стояла без запоров и замков, дверь осела и уже не могла отворяться²⁶⁵. До какого упадка дошла армянская церковь, можно судить по тому, что в самом средоточии церковного управления, в Эчмиадзине, церкви св. Рипсимии и Гайании стояли пустырями, без всяких украшений и даже без дверей, летом и зимой здесь стояла скотина и своими нечистотами загрязняла те самые места, с которыми были соединены самые священные для армян предания, и где почивали еще мощи св. мучениц. В главной эчмиадзинской церкви не было ни церковных одежд, ни мантий; «даже место Сошествия Христа и св. престол были непокрыты; ни светильников, ни освещения, постоянная темнота, разве иногда какой нибудь нищий магометанин, чтобы привлечь милостыню проходящих, зажигал масляный светильник или свечу и ставил на престол. Каждений не совершали, потому что не было ни благоуханий, ни кадильниц. Между камнями церковного пола прятались пресмыкающиеся и гады; окна оставались открытыми, без решеток, так что птицы проникали в церковь и загрязняли ее нечистотами; с раннего утра пение птиц покрывало голос служащих». Окружающие здания представляли собою груду развалин²⁶⁶. Такой упадок свидетельствовал о сильном охлаждении религиозного чувства во всем армянском народе.

Однако чувство это еще не совсем заглохло; когда появлялись благочестивые пастыри или воодушевленные горячие проповедники и обличители, народ охотно слушал их и следовал за ними. Так, в пределах Агвании некто Мехлу поднял сильное движение в народе своей проповедью против безнравственного и жадного монашества. С книгой проповедей он ходил по городам и селам и проповедывал строгость жизни и бескорыстие. Он прямо призывал к избиению монахов. К этому проповеднику пристали не только простые люди, но и многие из духовенства и высшего класса. Если верить летописцу²⁶⁷, Мехлу избрал из числа своих последователей 12 человек, которых назвал апостолами, вооружил каждого из них дубиной и мечом и приказал им беспрекословно исполнять его волю. Чрез них он делал все: наказывал палками и лишал свободы. Он не принимал ни от кого ничего, но, по словам летописца, брал чрез этих 12 и раздавал другим своим последователям. «Ученики Христовы, говорил он, не должны владеть ни золотом, ни серебром, ни одеваться в богатые одежды; они могут носить только одежды волосяные и шерстяные». «Сам он носил только волосяные одежды с двумя острыми железными гвоздями против сердца, которые он показывал всем, говоря: вот как должны одеваться монахи». Слава этого проповедника распространилась между мусульманами и христианами; первые называли его «Мехлу-Баба», т. е. великий отец с гвоздями, а вторые называли его «вардапет с гвоздями». До чего было велико уважение к нему, можно судить по тому, что в одном селении в честь его была принесена жертва, т. е. был зарезан попавшийся теленок, разрезан на мелкие куски, которые были розданы народу; причем «даже шкура и кал раздавались, как благословенные предметы»²⁶⁸. Наконец все чаще стали являться люди, которые сознавали печальное состояние церкви и скорбели об упадке веры и нравственности. Ища личного усовершенствования, некоторые удалялись в глухие места, где усиленно предавались подвигам молитвы и воздержания. Один охотник (в начале XVII в.) нашел на горе Алагезе, в маленькой пещерке, тело одного такого подвижника, оцепеневшее в сидячем положении, в монашеском платье и с клобуком на голове. Другие, избегая шумной жизни, стремились в такие пункты Армении, в которых еще теплилась вера и жил дух строгого монашества, или отправлялись в Иерусалим.

Между такими ревнителями чистоты монашеской жизни первое место по справедливости занимают еп. Саркис, настоятель монастыря Сахмазаванка, в области Арарата, и Киракос из Трапезунта. Они не только возродили строгое монашество в Армении и ввели в монастыри порядок, но и установили новый для Армении вид монашеского жития – монашество скитское. На Саркиса, по словам историка, произвел сильное впечатление вид одиноко умершего на Алагезе пустынника. Он похоронил его и затем, отрекшись окончательно от мира, отправился в Иерусалим. Здесь он встретился с Киракосом. Саркис и Киракос сошлись между собою в мыслях и стремлениях и решились трудиться вместе. Посетив греческие монастыри Палестины, они убедились, как далеко армянское монашество от истинного монашеского идеала. У них зародилась мысль осуществить в своей жизни требования строгого монашества. Отыскивая подходящее уединенное место, они пришли в Сюнию, и здесь нашли такое место на правом берегу небольшой реки Баркушата. Тогда они устроили церковь (1612) и кельи, какие нужны аскетам–пустынникам. т. е. темные и тесные, и здесь основались. Скоро к ним стали стекаться люди, алчущие духовной пищи и спасения. Приходили не только светские, но и многие из духовных, вардапеты, епископы и священники. Между пришедшими были знаменитые потом церковные деятели Армении – вардапет Моисей Сюнийский, впоследствии католикос эчмиадзинский, и вардапет Павел (Погос) Моккский. Основанный Саркисом и Киракосом скит назывался «Великий скит»; он сделался рассадником монашества в Армении: многие из пришедших сюда и подвизавшихся здесь расходились потом по Армении и основывали новые скиты. Таковы были вардапет Нерсес Моккский, основатель скита на острове Лиме (на Ванском озере), славившегося строгостью монашеской жизни²⁶⁹, еп. Карапет, из Эчмиадзина, основатель скита на Севане, Аристакес Баркушатский, основатель скита в местности, называемой Тамзафарах, еп. Давид, из фамилии князей Караманец, основатель скита Чарекагет, славившегося особенной строгостью жизни.

Устав, введенный Саркисом и Киракосом в Великом Ските и перенесенный их учениками в другие монастыри, определял:

1) Пустынник должен жить в своей келье, постясь и умерщвляя свою плоть и предохраняя ум от всякой нечистой мысли.

2) Он должен отказаться от своей воли и подчиниться всецело воле начальников.

3) He должен владеть никакой собственностью. Все должно быть общим; начальник должен удовлетворять нужды братии и давать необходимое каждому.

4) Никто не должен иметь что-либо съестное в своей келье.

5) Целый год должно соблюдать пост, за исключением суббот, воскресных дней и господских праздников; должно быть полное воздержание от вина и мяса.

6) Каждый день утром и вечером должно исповедывать свои грехи и мысли за весь день.

7) Под каждую субботу, воскресенье и под господские праздники братия должна проводить ночь в службе до утра; в дни же эти непременно совершать литургию.

8) После литургии должно принимать пищу не тотчас. По выходе из церкви каждый в молчании должен отправляться в свою келью, стараясь нерассееваться после принятия св. Таин. В келье молитва в течение часа. После того, по зову, все должны собираться в трапезную, где и большие и малые должны получать одинаковую порцию пищи, вкушать пищу молча один раз в день в течение целого года. Во время обеда чтение божественного слова.

Предписано было носить исключительно только монашескую одежду: куль или клобук на голове, каракус, скему и на голом теле власяницу. Одежда обыкновенная должна быть из шерсти, а не бумажная, рубашка шерстяная длинная до ступней, пояс волосяной. Каждый обязан выходить всегда в своей монашеской одежде: пустынник с кулем и каракусом, иеромонах с мантией, монах с мантией и клобуком. Саркис и Киракос установили правило относительно времени молитвы и служб. Литургию определили совершать с чтецом и диаконом²⁷⁰.

В деле преобразования армянского монашества и вообще нравов Саркису и Киракосу весьма много содействовал вардапет Моисей. Этот Моисей 15-ти лет получил сан священства. Его выдающиеся способности обратили на него внимание вардапета Срапиона, бывшего потом армянским католикосом. Срапион взял его под свое руководство, а умирая, поручил главному своему ученику Григорию Кесарийскому. Моисей много путешествовал; он был в Иерусалиме, ходил в Египет, обошел все монастыри и скиты коптов; он видел повсюду многолюдство, строгость в соблюдении обетов и самую строгость уставов. На возвратном пути он снова был в Иерусалиме; встретив здесь Саркиса и Киракоса, сблизился с ними и вместе с ними посетил греческие монастыри Палестины. Пробыв затем несколько лет в Константинополе, Моисей возвратился в Армению и стал в своих проповедях обличать монашество, духовенство и народ в забвении почти всех церковных канонов и правил нравственности. С такими же обличениями еще раньше выступил вардапет Павел (Погос), но повсюду возбудил против себя недовольство и гонение. Этого не избежал и Моисей. В короткое время он восстановил против себя многих епископов и монахов, нежелавших смены удобного для них порядка. Тогда оба – Павел и Моисей – поселились в монастыре Саркиса и Киракоса. Отсюда время от времени они предпринимали путешествие по Армении, призывая соотечественников к восстановлению пришедших в разорение церквей и к исправлению нравов. «Они обходили, говорит историк Аракел, восточные страны, проповедуя всем истину, устрояя церкви, поставляя священников (?), основывая церкви, обучая детей»²⁷¹. Многие внимали голосу проповедников; но многие, особенно из высшего духовенства, относились к ним враждебно. Между последними был и католикос Мелкисет. Он не раз запрещал вардапету Погосу проповедовать и приказывал возвратиться, откуда пришел; но Погос не обращал внимания на запрещения католикоса и продолжал свое дело. Чтобы окончательно быть свободным в своих действиях, он выпросил у шаха фирман, дозволяющий ему беспрепятственно строить церкви и произносить проповеди; но католикос достигнул наконец того, что Погос дал подписку не ходить по стране и не проповедовать.

Выдающееся положение вардапетов в армянской церкви составляло, вообще говоря, ненормальное явление и нарушало единство и стройность церковного управления. Происхождение вардапетства относится к первым временам армянской церкви и в свое время обусловливалось необходимостью. Большинство духовенства было малообразованно и едва лишь научалось разбирать греческие книги, чтобы совершать богослужение и церковные требы. Нужны были люди специально подготовленные к проповедничеству, к толкованию свящ. писания, к миссионерству. Тогда-то и явились вардапеты, специальность которых была церковное учительство. Вардапетами делались после долгого и основательного учения, иногда за границей или по крайней мере в лучших армянских школах под руководством знаменитых богословов. Преимущество знания вардапетов давало им особые привилегии и значение; но от этих привилегий не могло происходить вреда, так как строгий выбор со стороны авторитетного учреждения гарантировал годность вардапета. В VI и VII веках лучшие богословские школы были в Сюнии. В эпоху споров об иерархических преимуществах, когда агванский епископ получил титул католикоса, иверийский – архиепископа, сюнийскому епископу вместе с титулом митрополита было предоставлено почетное звание главного учителя веры и, так сказать, цензора армянской богословской мысли. С течением времени школы пришли в упадок и исчезли, образование стало получаться из частных рук какого-нибудь начитанного монаха и ограничивалось знанием богослужебных книг и свящ. писания; уровень духовного просвещения падал все больше. Сюнийские учители веры перестали претендовать на учительство в церкви: вероятно были непросвещеннее других армянских епископов. Духовные должности стали доступны за деньги, так что не было и побуждений искать образования. В это то время всеобщей темноты духовенства маломальски начитанные члены его становились в глазах народа яркими светилами и надежными путеводителями в вере и жизни. Но эти учители, неизвестно кем призванные к учительству или по крайней мере получившие такое право от одного частного лица, хотя имели отличительные знаки своего достоинства – посох в виде буквы Т, мантию и ковер, – однако не должны были считаться законными учителями, ибо не было никаких гарантий в пользу их способности к учительству и в пользу достоинства их богословских знаний. Между тем они стояли вне контроля епископской власти и могли сами объявить епископа еретиком и отлучить от церкви. Незаконно-высокое положение вардапетов, помимо опасности для веры, нарушало еще единство и стройность церковного управления; ибо, стоя вне контроля епископской власти в деле церковной проповеди, они и вообще действовали вопреки воли епископов и даже присвоили себе совсем несвойственное им право поставлять приходских священников. Катол. Мелкисет, какой он ни был сам по себе, совершенно основательно восставал против новой власти в церкви, пренебрегающей не только властию епископов, но и властию католикоса.

Борьба с Моисеем была для Мелкисета менее удачна, чем с Погосом. Народ слишком высоко ставил Моисея, чтобы можно было безнаказанно предпринять против этого вардапета что-нибудь решительное. Сам Моисей вел себя не так неосторожно, как Погос, и однажды даже послал Мелкисету свой вардапетский жезл, мантию и ковер, отказываясь проповедовать. He имея возможности противодействовать Моисею, Мелкисет наконец покорился необходимости видеть возле себя лице с бо́льшим авторитетом и влиянием, чем он, католикос, и даже воспользовался им, как источником доходов.

При преемнике Мелкисета Исааке Моисей выдвинулся еще больше. Во время кратковременного своего правления Исаак не привлек к себе симпатий армян. В этом он отчасти виноват был сам. Получив утверждение в должности, он вообразил себя единственным католикосом в армянской церкви; стал производить сбор среди персидских армян и требовал от них повиновения себе. Между тем в Испагани еще жив был кат. Давид, который был законным главой всех проживавших в Персии армян. Эта притязательность Исаака сильно повредила ему в общественном мнении. Некоторые разбогатевшие в Персии армяне в это время начинают оказывать сильное влияние на ход церковных дел, и это особенно было невыгодно для Исаака. Эти люди обратили свои симпатии исключительно к вардапету Моисею и старались поставить его католикосом. По ходатайству одного из таких влиятельных лиц, вардапету Моисею дан был новоизобретенный титул просветителя Эчмиадзина и исключительное право восстановления его церквей. Католикос Исаак был сильно смущен этим обстоятельством, так как не без причины усматривал в назначении какого-то просветителя Эчмиадзина умаление собственного достоинства и ограничение патриаршей власти. Напрасно он хлопотал об уничтожении новой должности, – ничто не помогло: армянский народ отвернулся от Исаака. Теснимый сборщиками по случаю дани, которую он обязан был платить, он принужден был скитаться по стране за сбором подаяний, а так как народ не любил его, то эти скитания давали скудные результаты. Видя безвыходность своего положения, Исаак наконец улучил удобный случай и бежал от сопровождавших его персидских опекунов в Ван, находившийся под властью турок (1628)²⁷².

Между тем Моисей деятельно занимался восстановлением Эчмиадзина и приобретал все бо́льшую славу между армянами. Новый титул не сузил однако круга деятельности Моисея, а еще больше расширил, придав Моисею еще больше энергии. «Он посылал», говорит историк, «во все стороны своих учеников, которые своей проповедью, текущею, как из источника, восстанавливали действие законов и правил христианской веры и церковных преданий. Повсюду они являлись подражателями своего учителя, строили церкви, поставляли священников, отставляли и уничтожали противников истины и заставляли идти вперед доброе учение». Моисей учредил богословскую школу в монастыре Иоанна-ванке, из которой вышли многие полезные церковные деятели, «вардапеты, епископы и священники». В это время опустевшие было монастыри наполнились монахами, «живущими правильно», а в селах явились опытные священники.

Хлопоты Исаака остаться католикосом и чем они кончились. Что сделал Моисей в свое патриаршествование. Кат. Филипп. Старания его возвысить в глазах армян значение Эчмиадзина. Путешествие Филиппа в Иерусалим. Важные результаты этого путешествия. Путешествие в Константинополь в умиротворение здешней паствы. Армянская община в Львове. Раздоры среди нее. Львовский епископ Николай. Он принимает унию с латинянами. Условия, на которых состоялось примирение Николая с эчмиадзинским католикосом

После бегства Исаака Моисей сделался католикосом (1629–1632). Он уже не платил дани с Эчмиадзина, так как расположенные к Моисею персидские армяне, уплативши в казну весь эчмиадзинский долг (1000 туманов или 10,000 p.), добились снятия этого налога. Катол. Исаак, проживая в Ване, не отказывался от своих прав католикоса. Когда в Ван пришел сборщик кат. Моисея, Исаак воспретил производить сбор. Напрасно этот уполномоченный Моисея обещал от Эчмиадзина платить Исааку ежегодно 300 пиастров²⁷³ и кроме того уступал в пожизненное владение монастырь, называемый Куру-Паша, со всеми его доходами: Исаак не соглашался ни на что. Чрез константинопольского армянского патриарха он успел получить от султана фирман, утверждавший его католикосом всех армян, подвластных туркам. Тогда приверженцы Моисея и многие армянские вельможи г. Амида, нерасположенные видеть Исаака своим католикосом, стали просить его отказаться от своего намерения. Они обещали образовать для него особую епархию из городов и монастырей, какие ему самому угодно выбрать, куда сборщики Эчмиадзина не имели бы права входить, и сверх того предлагали пожизненную пенсию в 500 пиастров в год (375 р.). Моисей не раз писал Исааку убедительные письма, обещая исполнить все его желания. Но Исаак не хотел отказаться от своих прав; он явился к амидскому визирю и просил у него утверждения в должности, предлагая вместе с тем платить в казну султана ежегодно по 10 т. пиастров. Тогда один из его противников предложил визирю 20 т. пиастров в достигнул того, что Исаак не только не был утвержден католикосом, но еще и был подвергнут публичному наказанию палками. После того он уже не заявлял никаких претензий на католикосство и после некоторых странствований пришел в Эчмиадзин, где и умер (1639)²⁷⁴.

Моисей во время своего патриаршествования докончил восстановление Эчмиадзина, выкупил заложенную утварь и священные предметы. Историк Аракел называет Моисея самым лучшим украшением армянского патриаршего престола, какое только было со времени окончательного падения армянского царства. Он управлял только 3 года и 8 месяцев (1629–1632) и умер, рекомендуя в преемники себе своего любимого ученика Филиппа.

По словам Чамчиана, Моисей три раза писал римскому папе, изъявляя ему свою покорность. Это обстоятельство возбудило против него неприязнь Григория Кесарийского, армяно-константинопольского патриарха, который впрочем не успел ничего предпринять против Моисея, так как сам был свергнут с кафедры, обвиненный в жестокости²⁷⁵.

Католикос Филипп (1633–1655) продолжал дело водворения порядка в армянской церкви и в течение своего 22-летнего правления достиг в этом отношении весьма больших результатов. В его правление было восстановлено много монастырей и церквей трудами некоторых ревнителей, каковы Иаков, из Джульфы, Исайя мехрийский, Захария из Эчмиадзина, еи. Мкртич, Мартирос, из Мухни, Оскан эриванский.

В первые годы правления Филиппа Армения и в особенности область Арарат были снова разорены вследствие ожесточенной войны турок с персами. В Эчмиадзине, за исключением церквей и зданий со сводами, все было разрушено, так что Филиппу пришлось много потрудиться, чтобы привести все в надлежащий порядок. После того он предпринял путешествие в Испагань к тамошним армянам, которые в это время уже не имели особого католикоса²⁷⁶, и пробыл здесь 1½ года. Некогда Шах-Абас I в своих видах хотел искоренить в армянах память о священном Эчмиадзине и старался перенесть святость Эчмиадзина в Персию. По его приказанию из главной эчмиадзинской церкви были взяты некоторые камни и перевезены в Персию, где они были употреблены при постройке церкви. Теперь кат. Филипп, напротив, старался оживить в персидских армянах сознание их родства с остальными армянами и возвратить Эчмиадзину прежнее значение величайшей народной святыни. Он хотел, чтобы для всего армянского племени был один только священный пункт, куда бы направлялись благоговейные взоры всех армян. Для этого он добился возвращения в Эчмиадзин правой руки св. Григория Просветителя. С этой же целью он ввел особенную пышность во все церковные церемонии Эчмиадзина. С этой же целью он перенес сюда из Иоанна-ванка духовную семинарию. В этих же видах он много заботился об украшении Эчмиадзина; он реставрировал церкви Рипсимии и Гайании. вполне согласно с видами Филиппа, хотя и в его отсутствие, произошло открытие мощей св. Гайании и ее спутниц, а потом и мощей св. Рипсимии²⁷⁷.

В 1650 году Филипп предпринял путешествие в Иерусалим, где проявил большую заботу о благоустройстве армянских церковных зданий. Пребывание в Иерусалиме было особенно благодетельно для армянской церкви в смысле упрочения мира между разными частями армянской церкви и водворения церковного порядка. Иерусалимский армянский патриарх Аствацатур и прибывший сюда же сисский католикос Нерсес «смирились пред авторитетом эчмиадзинского католикоса». На состоявшемся здесь армянском соборе выработано было тринадцать важных пунктов, из которых 1-й установлял любовь и доброе согласие между кафедрами католикосов эчмиадзинского и сисского; каждый из них должен избирать своего сборщика в своем диоцезе и никоим образом не принимать переходящего от другого католикоса²⁷⁸. 3-й п. гласил, что никто не должен быть посвящен в епископы без просьбы общества, засвидетельствованной письменно. Это постановление было направлено против того, что в Армении число епископов не было ограничено потребностью: в епископы ставили не справляясь о ваканциях, часто людей недостойных, презренных, за деньги, особенно в такую пору, когда католикосы сильно нуждались в деньгах. Вследствие этого в Армении было много епископов без кафедр, которые проживали в монастырях, иногда по несколько человек вместе²⁷⁹. Обилие епископов было причиной многих беспорядков, так как неимевшие кафедр епископы старались их добыть, для чего употребляли все возможные меры. 4-й, 6-й и 7-й пункты запрещали епископам посягать на епархию и права другого епископа. 5-й определял, что в епархии не должно быть двух епископов и без особенно важных причин более двух арачнордов²⁸⁰. 8-й п. предписывал осторожность в награждении званием вардапета. «Никакой вардапет не должен давать кому-либо необдуманно звание вардапета, если лице не заявило себя пред всеми совершенным в знании, добродетели, возрасте и страхе Божием; ибо чрез то вошло в церковь много беспорядков и соблазнов». 9-й п. гласил, что священник или другой клирик должен получать посвящение из рук своего епископа с согласия общества. 10-й – епископы и священники должны получать вознаграждение и доходы, определенные обществом сообразно своему чину по определению патриарших канонов и не захватывать ничего один пред другим. 11-й – священники не должны действовать один против другого, отбивая дома и доходы, иногда под ложными предлогами, как бы из добрых побуждений, или чрез тиранство иностранцев; они должны довольствоваться каждый своей частью. 12-й предписывал делать оглашение пред браком. 13-й – вдовые священники, в случае, если они благочестивы и люди пожилые и имеют детей, нуждающихся в воспитании, могут оставаться на приходе, в противном случае должны поступать в монастырь или скит, а в случае отказа, должны быть лишены духовного сана.

После того Филипп направился в Константинополь, где уже 18 лет (1635–1652) шли раздоры между армянами из-за патриархов. Здешние армянские патриархи были большей частию люди недостойные, достигнувшие своего положения через подкупы. Своим поведением они производили соблазн в пастве и заставляли ее восставать против недостойных и свергать их с кафедры. О положении дел достаточно говорит уже то, что в течение 11 лет (1641–1652) сменилось 7 патриархов, из которых один был свергаем 4 раза. После одного такого свержения паства целых 11 месяцев не могла согласиться в выборе и за все это время церковью управляли светские лица. Недостойная борьба соперников из-за кафедры сопровождалась подкупами турецких чиновников, взаимным оклеветанием, рукопашной битвой, заключением в цепи и в тюрьму. Победа склонялась то на одну, то на другую сторону; не успевал еще победитель занять свое место, чтобы воспользоваться плодами своей победы, его соперник уже спешил, с новым турецким указом, прогнать с места недавнего победителя. Бесцеремонные траты церковных денег и разные денежные обязательства, даваемые туркам честолюбцами, которые хотели удержаться на кафедре, довели дело до того, что патриархия имела долг до 40 т. пиастров. Католикос водворил здесь мир и убедил собрать потребную сумму, чтобы уплатить долг. Мир этот продолжался до смерти Филиппа.

Во время своего пребывания в Константинополе Филипп устроил еще одно важное дело – погасил смуту в армянской общине во Львове, продолжавшуюся более 25 лет. Виновником этой смуты был еп. Николай, поставленный в епископы католикосом Мелкисетом, в бытность его во Львове. Этот Николай не пользовался уважением армянской общины за свою будто бы зазорную жизнь, и был поставлен в епископы вопреки желанию паствы. Брожение началось тотчас после посвящения Николая. Паства обвиняла его в разных преступлениях, но, по-видимому, скрытым мотивом их ненависти к нему было то, что Николай не был из числа фанатиков армянской ортодоксии и был склонен к латинству. Мелкисет, и сам не из твердых ортодоксалов, был покровителем своего ставленника. Он дал ему письменное отлучение на общество, если оно не будет подчиняться своему епископу. После смерти Мелкисета Николай явился в Каменец и здесь точно так же восстановил против себя армянское общество. Поводом послужило обстоятельство само по себе пустое, но очень важное в глазах армян. По армянскому обычаю новопосвященный иеромонах обязан пробыть в уединении 40 дней, прежде чем приступить к совершению первой литургии; между тем Николай хотел допустил новопосвященного им иеремонаха к совершению литургии чрез 15 дней и действительно допустил чрез 22 дня. В дело вмешался константинопольской патриах Григорий Кесарийский, который пред тем прибыл в Каменец, желая разыграть роль главы армянских христиан во всей европейской Турции и Польше. Он произнес отлучение на тех, кто пойдет в ту церковь, где будет служить новопоставленный иеромонах. Николай донес войту, что Григорий – турецкий шпион, вследствие чего Григорий был выслан. Прибыв в Валахию, Григорий произнес на Николая анафему, хотя сам не был епископом. Николай не обратил на это отлучение никакого внимания, но армянское общество и духовенство открыто стали говорить против него и отказывались повиноваться. Смелость их увеличилась, когда по доносу Григория эчмиадзинский католикос Моисей прислал отлучение на Николая. Друзья Николая однако побудили его искать примирения с Григорием и снятия анафемы. Николай долго ходил по следам Григория, который видимо наслаждался смирением епископа и переезжал из города в город. Наконец Николай не захотел больше ходить за Григорием. Он написал ему письмо с извинением и просьбой снять анафему, говоря, что не может лично прийти к нему по причине болезни. Григорий снизошел на просьбу Николая и снял с него анафему. Вскоре однако Григорий, узнав, что Николай совсем не был болен, взял назад свое слово и снова послал во Львов письменное отлучение на Николая. Вражда между епископом и его паствой оставалась во всей силе. Немного спустя Моисей послал за сбором некоего вардапета Качатура, который, обходя разные страны, прибыл и во Львов. Этот Качатур, предубежденный Григорием против Николая, во время богослужения публично отменил распоряжение епископа и объявил, что Николай отлучен и что всякий, кто преклоняет пред ним колено, тоже отлучен. Назначен был суд над Николаем; но последний заявил польским властям, что суд паствы над епископом незаконен. Чтобы иметь надежную опору в своей борьбе с паствой, Николай обратился к иезуитам с заявлением, что он добровольно присоединяется к римской церкви и вместе с своими приверженцами подчиняется папе. Многие из армянского общества тогда смирились пред Николаем и даже «приняли его исповедание». Иезуиты надеялись привлечь к себе и Качатура и прибывших с ним армян: они часто беседовали с ними, доказывая им неправославие армянского церковного учения. Качатур и его спутники в беседах с иезуитами конечно обнаружили свое полное невежество, однако не поддались их убеждениям и возвратились в Эчмиадзин.

С переходом еп. Николая в унию, положение несогласных на унию армян сделалось очень тяжелым. Им делались всевозможные притеснения при заключении браков, погребении умерших, крещении детей; много детей умирало без крещения, другие оставались некрещенными 15, 16 лет; покойники оставались без погребевия засмоленные в гробах. «Запрещены были, говорит историк, семь таинств церковных и службы, и несчастная община терпела больше, чем во времена язычества»²⁸¹. Нарасно католикос Моисей писал к королю Владиславу и папе в пользу гонимых армян, положение последних не улучшилось, ибо иезуиты были сильнее короля. Католикос Филипп тоже старался помочь бедствующей общине и неоднократно посылал для нее епископов; но Николай твердо стоял на своем месте, и назначенные во Львов армянские епископы не могли утвердиться здесь. Такое положение продолжалось до 1652 года. Когда Филипп прибыл в Константинополь, Николай явился к нему с целью испросить снятие анафемы. Сюда же явились и жалобщики из Львова. После долгих переговоров Филипп наконец достигнул примирения враждующих. Определено было, что Николай и его приверженцы будут исповедовать веру Григория Просветителя и его преемников на кафедре, и что в делах церкви будут действовать независимо; что епископ, который будет преемствовать Николаю, получит посвящение от эчмиадзинского католикоса и будет управлять своей епархией с его уполномочия, повинуясь ему во всем; что один только Николай будет поминать имя папы и единственно на литургии, но никакой другой клирик, ни преемник Николая не должен поминать папу ни в рассуждениях (ses discours), ни при отправлении службы. Само собой разумеется. что анафема с Николая была снята. Таким образом в выигрыше остались и епископ Николай и католикос Филипп; одно лишь львовское армянское общество осталось с сознанием своей неудачи.

При этом католикосе просвещение в Армении сделало новый шаг вперед. Столкновение с иезуитами во Львове было полезно армянам в том отношении, что последние убедились в ничтожестве своей учености и в необходимости настоящего и всестороннего образования. Необходимость эта уже раньше немного чувствовалась в Армении и в эпоху преобразовательной деятельности Саркиса, Киракоса, Погоса и Моисея стали являться ученые самоучки, которые путем упорных самостоятельных трудов приобретали знания из светских наук и передавали своим ученикам²⁸². Сам Качатур был из числа вкусивших новое образование. Но все их трудно добытые познания в сущности были ничтожными по тому времени. Случай с иезуитами окончательно убедил армянских богословов в необходимости заняться наукой. Некоторые стали брать уроки у проживавших в Армении латинян и изучать латинский язык. Сам Филипп неодобрительно смотрел на это и даже преследовал некоего Оскана, который брал уроки у италианца Павла и переводил латинские книги на армянский язык²⁸³.

Заботы Иакова об Эчмиадзине. Беспорядки среди константинопольской арм. паствы. Смуты в Иерусалиме. Елеазар и Мартир – главные виновники беспорядков. Вмешательство кат. Иакова. Елеазар преемствует Иакову на кафедре. Правление Елеазара. Положение дел в Кон–ле и Иерусалиме

По смерти Филиппа католикосом сделался Иаков IV (1655–1680). Иаков продолжал организовать церковные дела в духе своего предшественника. Особенно он заботился об улучшении материального положения Эчмиадзина. Он определил, чтобы каждый монастырь доставлял ежегодно в Эчмиадзин по 10 литров масла на освещение церкви и по 20 литров вина для приходящих богомольцев. Он испросил у шаха восстановление давно уже забытой десятины с произведений сельского хозяйства²⁸⁴. Время патриаршествования Иакова ознаменовалось беспрерывными волнениями среди армянских христиан Константинополя и Иерусалима. Строптивый дух константинопольских армян не мог долго оставаться в покорности поставленному Филиппом патриарху. Лишь только Филипп умер, в Константинополе поднялись волнения; поставленный Филиппом патриарх был удален с кафедры, и управление церковью попало в руки светских лиц, назвавших себя охранителями. Местоблюстители эти, не смотря на противодействие разных партий, крепко держались за свою новую роль и даже изъявили готовность платить ежегодно в турецкую казну дани на 50 т. пиастров более, чем прежде, лишь бы кафедра оставалась вакантною.

Вследствие такого предложения дань с патриархии возросла до 140 т. пиастров в год. Однако местоблюстители не долго арендовали патриархию: явился монах Фома, который изъявил визирю готовность платить ежегодно по 400 т. пиастров, если только его назначат патриархом. Визирь конечно не отказался от такого увеличения государственного дохода, и Фома сделался патриархом против желания паствы. Ловкий спекулянт знал, как увеличить доходы патриархии. Опираясь на то, что он поставлен патриархом по распоряжению султана, он потребовал от армянского иерусалимского патриарха подчинения своему авторитету. Но враги Фомы никак не могли вынести присутствие его на патриаршей кафедре. He имея возможности ни учинить над ним какое-либо насилие, так как его охраняла турецкая стража, ни подкупить в свою пользу турецкое правительство, они наконец возбудили против Фомы весь народ. Однажды целой большой толпой они явились к турецким властям и заявили, что константинопольские армяне не могут подчиняться Фоме, так как он – франк и шпион. Явились и свидетели, доказывавшие основательность обвинения²⁸⁵. Фома и его диакон были арестованы и заключены в тюрьму. Тогда константинопольская паства предала Фому анафеме и написала акт, что она не желает более иметь его своим главою. Этот акт был скреплен прибывшим в Константинополь иерусалимским патриархом Аствацатуром и представлен конст-му паше с требованием смерти Фоме. Паша уступил требованию армян, и Фома без суда и следствия и без ведома покровителя своего, визиря, был отравлен в тюрьме. Злоба константинопольских армян к Фоме не удовлетворилась его смертию. Подкупивши стражу, армяне достали труп патриарха и устроили над ним самый низкий и непристойный триумф. Они топтали труп ногами, плевали на него и подвергали его другим разным поруганиям; наконец лишили его христианского погребения, бросив вместо того в море (1658)²⁸⁶. В этом преступлении принимали деятельное участие Елеазар, бывший конст. патриарх, который потом сделался иерусалимским патриархом, а наконец и эчмиадзинским католикосом, и монах Мартир, вскоре патриарх константинопольский. Смуты однако продолжались. Продажность турецких чиновников делала возможным достижение патриаршества для всякого проходимца. За следующие 22 года католикосства Иакова сменилось в Константинополе 12 патриархов. За год до смерти Иакова к–им патриархом сделался уже булочник Саркис (1679). На патриаршество смотрели не как на высшую священную степень, а как на выгодную должность; поэтому всякий старался проникнуть в овчий двор константинопольской армянской церкви не прямо дверьми, – так как это было для многих невозможно, – a через забор.

В Иерусалиме происходили споры у армян с греками из-за двух монастырей; а потом большую смуту внес товарищ Аствацатура Елеазар, стремившийся к самостоятельному натриаршеству. Как сказано выше, патриарх Фома получил от турок власть и над иерусалимским патриархом; следующий за Фомой патриарх, Мартир (1659), тоже получил от турецкого правительства эту власть. Престарелый Аствацатур мирился с своим положением; но его честолюбивый товарищ не желал выносить такого унижения. Опираясь на своих друзей, он забрал в свои руки управление иерусалимским армянским патриархатом и объявил этот патриархат независимым от константинопольского патриарха (1662). Около этого времени в Восточной Армении один армянский епископ, Онуфрий амидский, выступил с обличениями против армянского духовенства и самого католикоса. Обличения, надо полагать, были основательны²⁸⁷. Армянское духовенство и сам католикос сильно всполошились по поводу этих обличений. Скоро обличитель попал в руки католикоса, заключен был в тюрьму, а потом судим тем же духовенством, которое он обличал. Само собой понятно, что на суде он оказался виновным; католикос собственноручно обрезал ему волосы, после чего его снова заключили в тюрьму. Спустя некоторое время Онуфрию удалось бежать из тюрьмы. Он стал обходить монастыри и везде возбуждал недовольство против католикоса. Подобравши партию недовольных, он вместе с ними написал иерусалимскому патриарху Елеазару письмо, в котором жаловался на Иакова и просил прибыть в Эчмиадзин и быть католикосом. Елеазар поспешил на зов, но на дороге убедился, что не успеет в своем предприятии, и удовлетворился тем, что провозгласил себя самостоятельным католикосом, независимым и от Эчмиадзина²⁸⁸. Он устроил у себя церковь, которую назвал Эчмиадзином, и добился от сисского католикоса признания своей независимости, обещав не вмешиваться в дела сисской церкви. С помощью подкупа он достиг, что и турецкое правительство признало его католикосом всех турецких армян (1663). В 1664 году в Алеппо он был торжественно посвящен в первосвященники сисским католикосом Качатуром, после чего прибыл в Иерусалим и формально низложил Аствацатура.

Но зависть и вражда побудили врагов Елеазара к интригам против него. В числе его врагов был теперь и кат. Иаков. Для Иакова особенно чувствительно было то, что с возмущением иерусалимского патриарха сильно сокращались доходы Эчмиадзина, так как Елеазар запретил эчмиадзинскому сборщику приходить в Иерусалим и производить сборы в пользу католикоса. Явившись в 1667 г. в Константинополь, Иаков успел с помощью денег возбудить турецкое правительство против Елеазара и был признан опять верховным католикосом над всеми армянскими христианами. Он назначил иерусалимским патриархом своего друга Мартира, который отправился в Иерусалим и выгнал Елеазара. Но этим смуты в Иерусалиме не кончились: Мартир скоро был свергнут, восстановлен был Аствацатур, а после него снова уселся на кафедре Елеазар. Мартир после того десять лет не давал покою Елеазару; примеру Мартира следовали и другие двое. Mapтир три раза получал от турецкого правительства грамоты на иерусал. патриаршество и наконец примирился с Елеазаром, все время остававшимся патриархом.

В 1680 году на иерусал. патриаршей кафедре сидели уже двое: Елеазар и Мартир.

Католикос Иаков, достигнувши своего в 1667 году, мало уже вмешивался в дела константинопольской и иерусалимской армянской общины, за исключением тех случаев, когда посланный им сборщик, собравши на Эчмиадзин деньги, забывал об их назначении, и с помощью их оказывался на патриаршем престоле. Католикосу притом же и самому приходилось плохо. Путешествие его в К-ль вовлекло его в большие долги, так как ему пришлось издержать на подарки турецким чиновникам 150 т. пиастров. К долгам присоединилось и другое неприятное последствие: персы были недовольны путешествием его к туркам. Иакову однако удалось оправдаться перед шахом. В грамоте, данной шахом, было сказано, что персидский правитель Армении ничего не должен предпринимать без совета с католикосом²⁸⁹.

Смерть постигла Иакова в Кон-ле, куда он отправилсь снова для умиротворения тамошней церкви. За день до своей смерти, по словам Чамчиана, Иаков велел написать свое исповедание веры, в котором выразил будто бы совершенное подчинение римскому престолу.

При католикосе Иакове появились первые печатные армянские книги благодаря трудам ученого Оскана. Напечатан был Часослов. После того Оскан приступил к свящ. книгам, которые дополнил, где были пропуски, привел в порядок при помощи латинских изданий и разделил на главы. Кроме того он присоединил полное согласие по латинской Библии, – у армян дотоле было согласие лишь на евангелия, – сделал полный перевод книги Иисуса, сына Сирахова, которой в целом виде не было в армянской Библии, а в некоторых списках и совсем не было; перевел с латин. Библии «4-ю книгу Ездры», которой недоставало в армянской, равно как латинские справочные указатели, которые, указывая главы и стихи, помогают читателю в отыскании нужных текстов. В армянских священных книгах были зачала и главы, но в этом не было однообразия и постоянства, и часто указания были ошибочны. В это же время было напечатано много армянских букварей и катихизисов, изданы были избранные молитвы, редактированные Осканом по далматским, т. е. италианским, книгам, а также альманахи, календари и пр.²⁹⁰.

Когда умер катол. Иаков, друг его, знаменитый Мартир, написал в Эчмиадзин, чтобы не избирали католикоса, не посоветовавшись с другими армянскими патриархами, особенно же с «независимым католикосом Елеазаром». Два года эчмиадзинская кафедра была вакантна; наконец в 1682 г. приглашен был на католикосство иерусалимский католикос Елеазар. Получив приглашение, Елеазар отправился в Константинополь и получил там грамоты, утверждающие его главою всей армянской церкви, после чего отправился в Эчмиадзин. – Летописец хвалит красноречие и твердость католикоса Елеазара и говорит, что все безропотно оказывали ему повиновение. Даже ахтамарский католикос пришел получить благословение от Елеазара. Елеазар сделал много построек в Эчмиадзине, платить же долги, сделанные его предшественниками, положительно отказался.

В течение всего 8-летнего правления Елеазара в константинопольской армянской общине происходили по-прежнему волнения и раздоры. В бытность свою в последний раз в К-ле Елеазар утвердил там патриархом бывшего раньше патриархом Карапета или Курпо; но уже через год он был свергнут сборщиком Елеазара, монахом Ефремом, который в свою очередь был свергнут священником Торосом, а Торос чрез год – священником Качатуром, а Качатур снова Карапетом. Карапет 5 раз был поставляем на патриаршество, и в последний раз владел им только один месяц. После того светские заместители 2 года управляли к-ой церковью, пока не был назначен некто Матфей кесарийский. Однако и Матфей не понравился в Константинополе. Тогда Матфей отправился в Сис и там сделался католикосом, не смотря на то, что тамошний католикос Аствацатур был еще жив; а в Константинополе между тем снова уселся Ефрем (1694).

В то время как духовенство боролось из-за патриаршества, в народе шли ожесточенные споры по поводу богословских вопросов. Соблазнительное поведение иерархии облегчало путь к воздействию на армянскую паству со стороны греческой и латинской церквей. Во время этих смут много армян оставило свое исповедание и приняло или греческое православие, или латинство. Католикос Елеазар старался удержать константинопольских армян в ограде армянской церкви и посылал к ним особых миссионеров, но умер, не увидав решительных результатов от своих мер.

В Иерусалиме армянская община тоже не наслаждалась миром. Патриарх Мартир завел борьбу с греками и вел ее, истощая все средства, до самой смерти.

Строгость Нагапета и наклонность к латинству. Свержение Нагапета с кафедры и поставление в католикосы вардап. Стефана. Восстановление Нагапета. Положение армян. христиан при Нагапете в Армении. Смуты в Константинополе. Переход многих армян в латинство и православие. Меры против перехода

После Елеазара католикосом сделался Нагапет (1691–1705), «человек добрый и добродетельной жизни». Он много заботился о церковном порядке, устроил много церквей и монастырей, внимательно следил за поведением духовенства и строго наказывал за всякий проступок. Современный летописец находит его в этом последнем отношении слишком суровым; говорит, что за всякое упущение он приказывал виновных вешать публично и наказывать палками и отдавал в руки светских правителей для взыскания штрафа; брил волосы и бороду за малейший проступок, заковывал в цепи и чрез это навел страх на все духовенство²⁹¹. Этот же летописец замечает, что при Нагапете и его предместнике древние обычаи и установления католикосов были изменены как в самом Эчмиадзине, так во всех монастырях. Католикос Нагапет был склонен к союзу с латинянами. В 1695 году он писал папе Иннокентию XII, заявляя «самое покорное подчинение главе римской церкви и прося папу не верить никаким слухам относительно армянской церкви, кроме того, что основано на неопровержимых доказательствах». Вскоре после письма к папе Нагапет был свергнут с кафедры. Дело было так: некоторые монахи, недовольные строгостью Нагапета, писали к главному вардапету в Испагани и Джульфе Стефану: «католикос ниспроверг все наши законы и обычаи и хочет управлять без канонов, не сообразуясь с писанными законами.» Они просили Стефана прибыть в Эчмиадзин и быть католикосом. Стефан конечно согласился и выхлопотал себе утверждение у персов. Назначенный им викарием Александр отправился наперед в Эчмиадзин, чтобы изгнать оттуда Нагапета, и успел это сделать. Стефан, хотя и был посвящен в Эривани в католикосы, однако не мог применить свое новое звание в практике, так как многочисленные приверженцы Нагапета не хотели признать нового католикоса. К тому-же Стефан обнаружил такой несносный характер, что отталкивал и своих приверженцев. Чрез 10 месяцев после низложения Нагапета Стефан был схвачен духовенством и отправлен в заточение, где и умер. Восстановленный на кафедре Нагапет не прекратил своих отношений к папе. Вскоре после своего восстановления он получил от Иннокентия письмо, в котором папа с своей стороны выражал уважение к армянской церкви и убеждал не обращать внимания на то, что дошло бы до него нелестного ο римско-католической вере. После этого Нагапет вторично писал папе, выражая ему снова свою покорность. Константинопольский арм. патр. Ефрем выступил с резкими обличениями против Нагапета, говоря, что заявлениями покорности папе уничтожается независимость арм. церкви. Обличения Ефрема, не помешали Нагапету преспокойно сидеть в Эчмиадзине, но сам Ефрем, вероятно за свою ненависть к латинской церкви, был свергнут с патриаршества и заменен Мелкисетом.

Папа, повидимому, старался вознаградить армян за их покорность и чужими руками пытался загребать жар в их интересах. В конце 1701 г. в Смоленск явились три иностранца – два армянина и один римский ксендз. Один из армян, называвшийся Израиль Ория, объявил себя боярину Головину армянином знатного происхождения и рассказал, что он уже двадцать лет живет в Западной Европе, и теперь, снесшись с армянскими старшинами, находящимися в Персии, составил план освободить своих соотечественников от тяжкого персидского ига. Он уверял, что император и курфюрст баварский охотно соглашаются помогать этому делу; но признают необходимым содействие русского царя. «У меня белый лист за 10 печатями, говорил Ория: о чем ни договорюсь с царским величеством, все будет исполнено». Он предлагал идти на Шемаху, населенную армянами, и уверял, что из 17 армянских провинций соберется 116 т. человек; турецкие армяне придут на помощь персидским. Ория писал в тот-же смысле и самому имп. Петру Великому. Он просил дать ему царскую обнадеживательную грамоту к армянским старшинам, что они будут приняты под русскую державу «со всякими вольностями, особенно с сохранением веры». В 1702 году царь приказал объявить, что, когда кончится война со шведами, то освобождение армян будет предпринято непременно. Такое обещание сильно подняло настроение армян и они стали довольно смело отстаивать свои права в частных житейских столкновениях с персами.

Церковные дела в Константинопольском армянском патриархате продолжали идти далеко не мирно. Мелкисет не был таким горячим приверженцем армянской старины, как Ефрем, но почему-то тоже не удержался на кафедре; чрез год с небольшим он был свергнут, а на его место поставлен Мхитар из Курдистана (1700). Мелкисету снова вскоре удалось занять патриаршество, но не надолго. Тот же Ефрем, тогда епископ адрианопольский, оставаясь по прежнему врагом латинян начал преследовать некоторых армянских священников, которые публично восхваляли образ действий кат. Нагапета. Он лишил их священства и настоял, что патриарх Мелкисет наложил на них анафему. Священники однако сумели оправдаться пред патриархом, так что он снял с них анафему и обещал хлопотать за них пред Ефремом. He успел Мелкисет увидеться с Ефремом, как последний схватил тех священников и, обвинив пред визирем в предательских сношениях с франками, достиг того, что их сослали на галеры. Мелкисет горячо вступился за осужденных, но Ефрем сумел обвинить и Мелкисета: его свергли с кафедры и тоже сослали на галеры в компанию к тем, за кого он хлопотал. Ефрем снова сделался кон-м патриархом. Тогда в К-ле образовались две враждебные партии – одна оправдывала Мелкисета, другая стояла за Ефрема. Отталкивающая картина ожесточенной борьбы этих партий произвела то, что многие мирно настроенные армяне, питая отвращение к ярости и нетерпимости той и другой партии, перестали ходить в армянские церкви и приняли греческое или латинское исповедание. Ефрем принимал суровые меры против такого перехода армян в другое вероисповедание. Будучи сам врагом халкидонского собора, он отдал приказ своему кон-му депутату (сам он жил в Адрианополе) и всему армянскому духовенству, в пределах Турции, хватать в тюрьму всех тех армян, которые обнаруживают приверженность к этому ненавистному для него собору. Чтобы тем вернее достигнуть цели, он испросил у султана и муфти точно такое же распоряжение. Вследствие этого многие были замучены, а еще больше было подвергнуто штрафам. Суровые меры только усилили в армянах желание оставить свою веру и принять веру греков или латинян. Число халкидонитов «возрастало так быстро, что Ефрем пришел в ужас. Он трепетал за свою жизнь, хотя был окружен турецкими янычарами». Некто Мхитар севастийский, принадлежавший к друзьям латинян, старался было водворить мир и согласие в армянском обществе, во ничего не достиг кроме недовольства против себя во всех партиях. Он удалился в Италию, принял унию с латинянами и основал знаменитый монастырь Мхитаристов. Другой такой же деятель Авиетик успел несколько успокоить кон-х армян, свергнув Ефрема и заняв его место (1701). Турецкое правительство предоставило Авиетику заведывать, кроме константинопольского, еще и Иерусалимским патриархатом. Впрочем мир среди армян продолжался не долго. Авиетик может быть и был мирно настроен по отношению к греческой и римской церкви, пока не был патриархом, но, сделавшись патриархом, скоро пошел по следам Ефрема. Неизвестно, что руководило действиями Авиетика, – ревность ли по вере, или корыстолюбие, только он щедро издавал приказы об аресте главных представителей армянского общества под предлогом преданности их римско-католической вере, и отпускал только после уплаты большого штрафа. В это время некоторые укрылись от преследования патриарха в латинском монастыре капуцинов в Пере. Авиетик, чтобы достать своих врагов, заявил аббату готовность принять унию с латинянами и просил выдачи бежавших в латинский монастырь армян, так как их содействие делу будто бы необходимо. Когда некоторые, доверившись Авиетику, вышли из монастыря, патриарх немедленно заключил их в оковы. Друзья заключенных, не добившись освобождения их, ночью сделал нападение на дом, где они были заключены, и силою освободили узников. В этой ночной схватке досталось и патриарху, который пытался защитить дом. Борьба с латинской партией и латинянами была совсем не под силу Авиетику. На принесенную визирю жалобу побитый патриарх не только не получил удовлетворения, но даже сам был заключен в тюрьму, где и содержался, пока не заплатил штрафа. В 1703 г. по просьбе главных представителей армянского кон-го общества Авиетик был свергнут с кафедры, а когда партия его произвела беспорядки, то визирь приказал сослать его в ссылку. Чтобы унизить Авиетика еще больше, приказано было вести его на корабль, на котором он должен был отправиться в ссылку, с связанными назад руками и с веревкой на шее. Чрез два года он снова занял кафедру в еще раз поднял гонение на армян за их действительную или мнимую преданность римско-католической церкви; но опять был в том же году свергнут и сослан на Тенедос. Здесь он задумался, что лучше принять латинство, чем жить в спешке; по крайней мере вскоре мы видим его в Мессине, затем в Марсели и наконец в марсельском монастыре капуцинов, где он и умер. Между тем в Кон–ле патриархом сделался Матфей, лице, вероятно, преданное латинянам, так как постановление его совершилось по желанию французского посла. Но поистине жалка была судьба кон–го армянского патриархата: смуты в нем не прекращались. He прошло и года после изгнания Авиетика, а между тем здесь сменилось пять патриархов. Кандидат французского посла патриаршествовал только два месяца.

Правление кат. Александра I. Кат. Аствацатур, Карапет, Аврааи II, Авраам III, Лаварь. Жалкая судьба кат. Ла8аря. (имеон Эриванекий. Враждебные отношения его к латинству. Католикос Гувае. Прфдоодожфния о вовстановление Аршнеѵого царства. Смерть Гукаса

После Нагапета эчмиадзинская кафедра «вследствие тревожного состояния народа» была вакантна более года. Наконец в 1707 г. католикосом был поставлен Александр из Джульфы. По словам Чамчиана, кат. Александр тотчас после своего посвящения написал папе, от лица всего армянского народа, письмо с выражением преданности. «Это тем удивительнее, говорит Чамчиан, что до избрания своего Александр заявил себя противником всяких уступок папе и написал даже книгу с целью ясно доказать незаконность его претензий на власть, равно как неосновательность определений халкидонского собора»²⁹². Причина такой перемены, впрочем, понятна. Как мы видели, при Нагапете в Армении очень много ожидали от влияния пап на христианских государей Европы, и кат. Александр, когда был посвящен в тайну подготовляющихся событий, не счел удобным держаться прежнего взгляда. Александр разделял планы Израиля Ории. Он даже предпринял путешествие в Россию вместе с Орией; но когда тот умер в Астрахани, то католикос и другие, сопровождавшие его, лица воротились назад. Товарищ покойного Израиля Ории вардапет Минас продолжал его хлопоты в России. Этот ловкий человек, развивая пред русским правительством широкие планы о будущем, не упускал случая извлечь из расположения импер. Петра кое-что и в настоящем. В ноябре 1714 г. он подал Петру предложение, в интересах предполагаемой войны России с Персией, построить армянский монастырь на берегу Каспийского моря, где пристань Низовая. Монастыри у армян строятся обширные и в случае нужды могут заменить крепости; строить будет он, а денег даст русское правительство. «Для отвлечения подозрения от меня, писал вардапет, государь благоволит приказать построить армянскую церковь в Петербурге: тогда будет ясно, что я занимаюсь только построением церквей».

При следующем католикосе, Аствацатуре (1715–1725), надежды армян на скорое избавление от магометанского ига были особенно велики. В начале 1716 г. с вардапетом Минасом было послано Петром письмо к Арт. Волынскому в Персию «наведаться о народе армянском, как он там многочислен и силен и склонен ли к стороне царского величества» и при этом поручено было оказывать вардапету нужную помощь. Вардапет возвратился в Россию в архиепископском сане и привез грамоту от ганзасарского (агванского) католикоса Исайи. В грамоте говорилось: «Когда Ваше Величество свои воинские дела начать изволите, то прикажите нас наперед уведомить, чтобы я с моими верными людьми, по возможности в по требованию вашему, мог служить и приготовиться». Что же касается главного католикоса, Аствацатура, то вардапет сказал, что у него был и говорил с ним о делах, которые приняты им «любительно и приятно». Однако письма Аствацатур дал в неопределенных выражениях; объявлял, что он не может обязаться верностью царю, опасаясь персиан и некоторых армян. В 1718 г. вардапет подал пункты, в которых просил, от имени всех армян, освободить их от басурманского ига и принять в русское подданство. В 1722 г. Петр предпринял персидский поход; царь иверийский Вахтанг был привлечен к союзу с русскими. В Армении думали, что настало уже время восстановления Армянского царства. В Сюнии начал действовать Давид-Бек с армянской дружиной, поставив себе целью изгнать магометан из армянской земли. Когда царь Вахтанг с своей армией, согласно условию, прибыл в Армению, то был встречен с радостью вооруженными жителями. Делая смотр армянскому отряду, Вахтанг говорил: «Будьте теперь мужественны и не бойтесь никого, ибо пришло время спасения христиан». Персидский поход Петра, как известно, не состоялся. Вахтанг, не дождавшись Петра, тоже поспешил в Тифлис. Армяне снова остались одни. В конце того-же года тифлисский арм. епископ писал Минасу в Россию, что сто тысяч вооруженных армян готовы пасть к ногам императорским, пусть русские войска спешат в Шемаху; если же до марта 1723 г. помощи не будет, то армяне пропадут от лезгин. По прошествии означенного срока, армяне обратились прямо к императору с просьбой о заступлении. С армянином Иваном Карапетовым было послано обнадеживание, но вместе с тем велено было ждать, а пока, если нужно, переезжать в города, занятые русскими войсками. В начале 1724 г. Карапетов приехал в мон. Ганзасар к патр. Исайи, около которого собралось 12 т. арм. войска. Восемь дней армяне праздновали, узнав, что царь принимает их под свое покровительство. Но радость их была преждевременна: в договоре с турками 12-го июня 1724 г. об армянах никакого упоминания не было. В том же году огромная турецкая армия, направляясь против персов, пришла в Армению. В октябре того же года два патриарха Исайя и Нерсес прислали Петру новую грамоту: «О всех наших нуждах чрез четыре или пять писем мы вашему величеству доносили, но ни на одно ответа не получили; находимся в безнадежности, как будто мы вашим величеством забыты, потому что три или четыре года живем в распущенности, как овцы без пастыря. До сих пор, имея неприятелей с четырех сторон, по возможности оборонялись; но теперь пришло множество турецкого войска и много персидских городов побрало; просим с великими слезами помочь нам как можно скорее, иначе турки в три месяца все возьмут и христиан погубят».

С кончиной Петра рухнули последние надежды на Россию. Католикос Карапет (1725–1729) обращал свои взоры только на запад. Почти все время своего патриаршествования он провел в Константинополе и только не задолго до своей смерти прибыл в Эчмиадзин. Неудивительно, что он, как говорит Чамчиан, по примеру своих предшественников заявил папе свое повиновение. Но надежды на помощь пап все-таки не осуществлялись. Католикос Авраам II (1730–1734) уже искал расположения персов, которые стали в это время наносить поражения туркам. С своей стороны и персы почтительно обращались с Авраамом, рассчитывая милостивым отношением к духовному главе армянского народа снискать расположение всех армян и отвратить их взоры от христианских государей. Преемник Авраама II, Авраам III, был самым преданным подданным Надир-Шаха, и в свою очередь шах относился к нему с величайшим уважением и предупредительностию. Пользуясь расположением шаха, Авраам III много принес пользы армянской церкви облегчением участи армянских христиан, успешной защитой от насильственных обращений армян в мусульманство, снабжением церквей и монастырей материальными средствами на счет шаха.

Преемник Авраама III, Лазарь (1737–1751), не умел ладить ни с кем. Тотчас после своего избрания он едва не погиб вследствие того, что не догадался удовлетворить корыстолюбие турецкого губернатора. Выпутавшись из этой беды и прибыв в Эчмиадзин, он скоро подвергся еще большей опасности: из-за какого-то столкновения с Махмут-Бегом персидским он был присужден к смертной казни. Только громадный штраф в 20 т. туманов избавил его от преждевременной смерти. Персидский визирь Фетиг-Али астабадский сильно не взлюбил его и пожаловался на него шаху. Шах, находившийся в походе, приказал Лазарю явиться в лагерь. He подозревая ничего, Лазарь явился и поставил свою роскошную палатку рядом с палаткой шаха. Такая дерзость, в связи с доносом, показалась шаху невыносимою, и он, призвавши католикоса, приказал бить его железной перчаткой по лицу до того, что все лице его было разбито и невозможно было различить ни одной черты; затем его заключили в тюрьму, откуда выпустили только после уплаты 1500 туманов.

Можно было бы подумать, что человек, перенесший столько от злобы и несправедливости тиранов, лучше будет знать цену милосердия, чем кто-либо другой, не имевший таких страшных испытаний. Но Лазарь напротив, возвратившись после 5-месячного отсутствия в Эчмиадзин, оказался только наученным из собственного опыта новым родам пытки. Он немилосердо преследовал своих врагов, в числе которых прежде всего считал бывших своих соперников, кандидатов на католикосство. Особенно сильно досталось некоему Петру Китьюру. Жестокость католикоса, его жадность и вымогательство возбудили ненависть к нему во всех. Эчмиадзинское духовенство, не вынося притеснений католикоса, жаловалось на него Константинопольскому патриарху. Жалобы его особенно усилились по следующему случаю. Католикос вымучил у одного армянина 4000 туманов; шах приказал заплатить за алчность 5500 туманов. Лазарь уплатил только 2100 и бежал в Карин. Тогда персы забрали из Эчмиадзина все ценные украшения, а так как их оказалось недостаточно для пополнения суммы, то мучили эчмиадзинское духовенство, заставляя его вносить недостающее. Духовенство обратилось к богатым гражданам Эривани и собрало потребную сумму, а в Константинополь послало новую жалобу. От конст-го патриархата для учинения суда над католикосом были присланы самые заклятые враги Лазаря. Эриванский персидский губернатор в свою очередь получил от персидского правительства предписание узнать о настроении армян по отношению к католикосу и, получив доказательство его непопулярности, лишил его кафедры и послал в заточение (1748). После того католикосом был избран враг Лазаря Петр. Новый католикос первым долгом почел отлучить Лазаря от церкви. Кон-ий патриарх сделал то же. Однако Лазарю еще раз удалось возвратиться на эчмиадзинскую кафедру. Это случилось вскоре после восшествия на персидский престол Мирзы-Ибрагима. Католикос Петр был послан Лазарем в заключение, где и умер от голода, пробыв на кафедре только 10 месяцев.

Лазарь управлял после своего восстановления еще три года. Армения тогда переживала особенно тяжелое время. Шах-Ибрагим причинил много бедствий армянам; произведенные восстания были подавлены с большой жестокостью и еще больше ухудшили положение армянского народа.

После Лазаря католикосом сделался Минас, который не смотря на кратковременное свое правление (1751–1753) успел успокоить армянскую церковь. Преемник его Александр II управлял 18 месяцев (1753–1755) и не заявил себя ничем особенным. Затем сделался католикосом Исаак, епископ каринский. Исааку (1755–1759) не суждено было провести время своего патриаршествования спокойно. Он по своим убеждениям был друг латинян и естественно имел много врагов в противоположном лагере. Опасаясь врагов, он избегал жить в Эчмиадзине; два года он жил в Константинополе, а остальное время в своем Карине. Уклонение Исаака от жительства в Эчмиадзине не могло быть приятво эчмиадзинскому духовенству, так как, несомненно, отсутствие католикоса отражалось на доходах Эчмиадзина и его духовенства. На Исаака была подана жалоба конст-му патриарху. В Кон-ле было решено послать в Карин депутата объявить низложение Исаака и потребовать от него отчета в расходовании доходов католиката со времени его избрания. Депутаты прибыли в Карин и объявили низложение Исаака; но вскоре затем последовавшая смерть избавила Исаака от необходимости давать отчет в расходах. Преемником ему был поставлен Иаков, из Шемахи, (1759–1763), а за ним следовал Симеон эриванский (1763–1780), один из жалобщиков на католикоса Исаака. Симеон заявил себя непримиримым врагом католической церкви. «До этого времени, говорит Чамчиан, никто из армянских католикосов не писал никогда против обычаев римской церкви; даже Лазарь, человек насилия, который был врагом интересов папы, никогда не пытался беспокоить римский престол полемическими сочинениями после своего избрания в католикосы. Симеон пренебрег примером своих предшественников и объявил открытую вражду к римско-католической вере. Он написал сочинение под названием Паставичар, в котором осмелился на несколько сатирических строк против римско-католического вероисповедания»²⁹³. Смелость кат. Симеона в отношении католиков объясняется тем, что он вместе с многими армянами снова стал питать большие надежды на защиту со стороны России и ничего не ждал от запада. Русское правительство предоставило Симеону заведывать, по церковным делам, всеми проживающими в России армянами и ставить для них архиепископа. – Симеон сделал много изменений в церковном армянском календаре. Его календарь был встречен армянами враждебно, но не смотря на противодействие, был в конце концов введен во всех армянских церквах. При этом католикосе была учреждена первая типография в Эчмиадзине (1773).

Преемником Симеона был Гукас (1780–1800), последний католикос 18 столетия. Гукас был сам по себе человек достойный и добрый, но слабо-характерный и плохой дипломат. Он не сумел приобрести авторитет в глазах своего духовенства и снискать благосклонность персидского правительства. Низшее духовенство, корыстолюбивое быть может больше по нужде, вело между собою постоянные споры из-за доходов, интриговало среди мирян, вносило разлад в семьи своих пасомых. Опираясь на персидских чиновников, которых всегда представлялась возможность склонить на свою сторону подкупом, разные духовные лица презирали власть католикоса. Кроме такого рода неприятностей Гукасу пришлось много выстрадать от жадности персов, которые брали с него ежегодно большие суммы денег. Чтобы удовлетворить требованию персов, католикос должен был прибегать к таким мерам, от которых отвращалась его кроткая душа.

При кат. Гукасе армяне сильно были заняты мыслию о восстановлении армянского царства. Мысль эта была на пути к осуществлению. В 1780 году, по представлению кн. Потемкина, имп. Екатерина изъявила согласие на восстановление армянского царства под покровительством России. Потемкин вошел в деятельные сношения по этому предмету с армянским архиепископом князем Иосифом Аргутинским–Долгоруким, с католикосом эчмиадзинским и патриархом ганзасарским. Гукас и патриарх ганзасарский, а также и многие армянские мелеки писали Потемкину, что армяне снабдят всем нужным русское войско, когда оно вступит в Армению. В Константинополе подписан был проект договора между русскими и армянами. В Мадрасе составлено было нечто вроде устава о государственных учреждениях предполагаемого армянского государства. Но в 1787 г. Ибрагим-хан, арестовав патриарха ганзасарского, захватил переписку Потемкина и начал преследовать армян. В 1796 году рескриптом гр. В. Зубову, назначенному главнокомандующим персидской экспедицией, предписано было между прочим и восстановление Армянского царства, даны были большие денежные средства и значительные войска; но смерть Екатерины помешала осуществлению плана.

Сближение армян с русскими на почве политической повлекло за собою и желание сблизиться в области церковной. Известный архиепископ русских армян Иосиф Аргунинский–Долгорукий, желая ознакомить русское общество с учением армянской церкви и чрез то уничтожить предубеждение русских против армянской веры, издал на русском языке «Исповедание христианской веры армянской церкви» (Сиб. 1799). В том же году были им же изданы в русском переводу «Таинство крещения армянской церкви» и «Чин священной и божественной литургии арм. церкви».

По смерти Гукаса Россия в первый раз вмешалась в избрание эчмиадзинского патриарха, выставляя своего кандидата, и с этого момента начинается новый период в истории армянской церкви.