Вопрос 73. О ЗЛОСЛОВИИ

Далее нам надлежит рассмотреть злословие, под каковым заглавием наличествует четыре пункта: 1) что есть злословие; 2) является ли оно смертным грехом; 3) сопоставление его с другими грехами; 4) является ли грехом не препятствовать злословию.

С первым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что некоторые³⁵⁹ неправильно определяют злословие как «очернительство доброго имени другого посредством втайне сказанных слов». В самом деле, «втайне» и «открыто» – это обстоятельства, которые не устанавливают вида греха, поскольку то, известно ли нечто многим или немногим, является акциденцией греха. Но то, что не устанавливает вида греха, не принадлежит его сущности и потому не должно входить в определение. Следовательно, то, что злословие распространяется втайне, не принадлежит сущности злословия.

Возражение 2. Далее, понятие доброго имени подразумевает нечто общеизвестное. Следовательно, если злословие очерняет доброе имя человека, то оно должно распространяться посредством слов, произнесенных не втайне, а открыто.

Возражение 3. Далее, принижать – значит умалять или ослаблять нечто уже имеющееся. Но иногда доброе имя человека очерняется без какого бы то ни было умаления правды, как, например, когда кто-либо обнаруживает преступление, которые человек действительно совершил. Следовательно, не всякое очернительство доброго имени является злословием.

Этому противоречит сказанное [в Писании]: «Если змей ужалит без заговаривания – то не лучше его и злоязычный» (Еккл. 10, 11).

Отвечаю: подобно тому, как один человек может причинить ущерб другому посредством дела двояко, [а именно] либо открыто, например, грабя или применяя любой другой вид насилия, либо втайне, например, воруя или используя [какой-то другой] нечестный прием, точно так же один человек может причинить ущерб другому посредством слова двояко: во-первых, открыто, и это, как было показано выше (72, 1), является оскорблением; во-вторых, втайне, и это является злословием. Затем, когда один человек явно выступает против другого, то это, похоже, означает, что он невысокого о нем мнения, по каковой причине и бесчестит его, так что оскорбление наносит ущерб чести личности оскорбляемого. С другой стороны, тот, кто выступает против другого тайно, пожалуй, уважает его, а не презирает, и потому непосредственно он причиняет ему ущерб не со стороны чести, а со стороны доброго имени. В самом деле, говоря такие слова втайне, он склоняет слушающих его к тому, чтобы они плохо думали о том, о ком он говорит, поскольку очевидным намерением и желанием злословящего является убедить своих слушателей. Отсюда понятно, что злословие отличается от оскорбления двояко: во-первых, со стороны способа произнесения, поскольку оскорбитель говорит открыто, а злословящий – втайне; во-вторых, со стороны намерения, то есть в том, что касается причиняемой неправосудности, поскольку оскорбитель наносит урон чести человека, а злословящий – его доброму имени.

Ответ на возражение 1. При непроизвольных обменах, к которым сводится любая причиняемая нашим ближним посредством слова или дела неправосудность, обстоятельства «втайне» и «открыто» устанавливают вид греха, поскольку, как было показано выше (II-I, 6, 5; 8), сама непроизвольность может различаться с точки зрения насилия и неведенья.

Ответ на возражение 2. Слова злословящего являются тайными не для всех, а для того, о ком они говорятся, поскольку их произносят в его отсутствие и без его ведома. С другой стороны, оскорбитель выступает против человека лицом к лицу. Поэтому когда человек дурно отзывается о ком-то в его отсутствие, то это злословие, а если только он и присутствует, то это оскорбление.

Если же человек плохо отзывается о том, кто отсутствует, но при этом ведет свою речь с кем-то с глазу на глаз, то он наносит ущерб доброму имени отсутствующего не в целом, а частично.

Ответ на возражение 3. О человеке говорят как о принижающем другого не потому, что он умаляет правду, а потому, что он умаляет доброе имя другого, и это может происходить как непосредственно, так и опосредованно. Непосредственно [это может происходить] четверояко: во-первых, когда о нем говорится нечто ложное; во-вторых, когда преувеличивается его грех; в-третьих, когда о нем открывается нечто прежде неизвестное; в-четвёртых, когда его хорошие дела приписываются дурному намерению. Опосредованно же это происходит тогда, когда то, что говорит в его пользу, либо отрицается, либо злонамеренно умалчивается, либо приуменьшается.

Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что злословие не является смертным грехом. В самом деле, акт добродетели не может являться смертным грехом. Но обнаружение неизвестного прежде греха, которое, как было показано выше (1), связывают со злословием, является актом добродетели горней любви, посредством которого человек разоблачает грех своего брата ради его исправления; а ещё оно может быть актом правосудности, посредством которого человек обвиняет своего брата. Следовательно, злословие не является смертным грехом.

Возражение 2. Далее, глосса на слова [Писания]: «С хулителями не сообщайся»³⁶⁰ (Прит. 24, 21) говорит: «От этого порока страдает все человечество». Но никакой смертный грех не может быть обнаружен во всем человечестве, поскольку многие воздерживаются от смертного греха, в то время как простительные грехи могут быть обнаружены у всех. Следовательно, злословие является простительным грехом.

Возражение 3. Далее, Августин, рассуждая об огне чистилища, говорит, что невелик грех, когда «дурные отзывы делаются безапелляционно или преднамеренно». Но таковым и является злословие. Следовательно, злословие – это простительный грех.

Этому противоречит следующее: глосса на слова [Писания] о «переносчиках сплетен и хулителях»³⁶¹ (Рим. 1, 30) говорит, что о них упомянуто затем, «чтобы мы не считали грех незначительным только потому, что он состоит в словах».

Отвечаю: как уже было сказано (72, 2), словесные грехи должно оценивать с точки зрения намерения говорящего. Затем, злословие по самой своей природе есть стремление к тому, чтобы очернить доброе имя человека. Поэтому в строгом смысле слова злословить – значит дурно отзываться об отсутствующем человеке ради того, чтобы очернить его доброе имя. Но очернять доброе имя человека является весьма тяжким проступком. В самом деле, доброе имя представляется одной из наиценнейших преходящих вещей, поскольку его отсутствие препятствует человеку в делании им очень многого, в связи с чем [в Писании] сказано: «Заботься об имени, ибо оно пребудет с тобою долее, нежели многие тысячи золота» (Сир. 41, 15). Поэтому злословие в строгом смысле слова является смертным грехом. Однако подчас случается так, что человек произносит пятнающие чье-либо доброе имя слова не ради самого [пятнания], а ради чего-то еще. В таком случае это является злословием не строго и формально, а только, так сказать, материально и акцидентно. И если такие порочащие слова были произнесены ради некоторого необходимого блага и с должным вниманием к обстоятельствам, то это не является грехом и не может быть названо злословием. Если же они были произнесены по легкомыслию или ради чего-то необязательного, то тогда речь идет о простительном грехе, за исключением тех случаев, когда сказанное слово оказалось настолько весомым, что нанесло доброму имени человека ощутимый удар, особенно если ущерб был причинен его нравственной репутации, поскольку самая природа таких слов свидетельствует о смертном грехе. При этом каждый обязан восстанавливать доброе имя человека не в меньшей степени, чем воздавать за любую другую [неправосудно] отнятую у него вещь, и делать это так, как было показано нами выше (62, 2), когда мы рассматривали воздаяние.

Ответ на возражение 1. Как уже было сказано, обнаружение тайного греха ради исправления согрешившего или обвинение его ради блага общественной правосудности не является злословием.

Ответ на возражение 2. Приведенная глосса имеет в виду не то, что злословит все без исключения человечество, но – что «почти все», и так это потому, что «нету числа глупцам» и «немногие идут путем, ведущим к спасению», а ещё потому, что немного найдется таких (если таковые вообще есть), которые по легкомыслию хотя бы иногда и хотя бы чуть-чуть не причинили бы вред чьему-либо доброму имени, о чем [в Писании] сказано так: «Кто не согрешает в слове, тот – человек совершенный» (Иак. 3, 2).

Ответ на возражение 3. Августин говорит о тех случаях, когда человек говорит о ком-то не слишком зло и не ради того, чтобы ему навредить, а по легкомыслию или оплошности.

С третьим [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что злословие является самым тяжким из всех совершаемых против ближнего грехов. Так, глосса на слова [Писания]: «За любовь мою они враждуют на меня» (Пс. 108, 4) говорит: «Те, которые враждуют на Христа в Его членах и убивают души будущих верных, виновнее тех, которые убивают имеющую воскреснуть плоть». Из этих слов, похоже, следует, что злословие является гораздо более тяжким грехом, чем убийство, поскольку убийство души гораздо хуже, чем убийство тела. Но убийство является наиболее тяжким из всех остальных совершаемых против ближнего грехов. Следовательно, злословие является наиболее тяжким из всех грехов вообще.

Возражение 2. Далее, злословие, несомненно, является более тяжким грехом, чем оскорбление, поскольку человек может противостоять оскорблению, а тайному злословию – нет. Затем, грех оскорбления, пожалуй, тяжче греха прелюбодеяние, поскольку прелюбодеяние соединяет двух людей в одну плоть, тогда как оскорбление полностью разъединяет тех, которые были соединены. Следовательно, злословие тяжче прелюбодеяния, а между тем из всех совершаемых против ближнего грехов прелюбодеяние является одним из наиболее тяжких.

Возражение 3. Далее, как говорит Григорий, оскорбление есть следствие гнева, в то время как злословие есть следствие зависти³⁶². Но зависть является более тяжким грехом, чем гнев. Таким образом, грех злословия тяжче, чем грех оскорбления, из чего следует такой же, что и прежде, вывод.

Возражение 4. Кроме того, тяжесть греха адекватна тяжести обусловливаемого им изъяна. Но злословие порождает наиболее прискорбный изъян, а именно слепоту ума. Так, Григорий говорит: «Что есть злословие, как не вдувание пыли и внесение грязи в их глаза ради того, чтобы они по мере вдыхания клеветы все более утрачивали способность видеть истину». Следовательно, злословие является самым тяжким из всех совершаемых против ближнего грехов.

Этому противоречит следующее: согрешение делом является более тяжким грехом, чем согрешение словом. Но злословие является словесным грехом, в то время как прелюбодеяние, убийство и воровство – это грехи посредством дела. Следовательно, злословие не является самым тяжким из всех совершаемых против ближнего грехов.

Отвечаю: сущностную тяжесть совершаемых против ближнего грехов должно измерять причиняемой ими неправосудностью, поскольку именно она сообщает им их греховную природу, а неправосудность тем больше, чем большего блага она лишает. Затем, благо человека трояко, а именно: благо его души, благо его тела и благо внешних вещей. Благо души, которое является наибольшим из всех, не может быть отнято у человека другим иначе, как только случайно, например посредством не обусловливающего необходимости склонения к злу. С другой стороны, двух последних благ, а именно тела и внешних вещей, можно лишить насильственно. И коль скоро телесные блага лучше благ внешних вещей, то причиняющие телесные повреждения грехи тяжче тех, которые наносят ущерб со стороны внешних вещей. Поэтому из всех совершаемых против ближнего грехов наиболее тяжким является убийство, поскольку оно лишает человека жизни, которой он уже обладает, а сразу за ним следует прелюбодеяние, которое противно правильному порядку человеческого порождения, благодаря которому человек получает жизнь. На последнем месте находятся внешние блага, лучшее из которых – доброе имя человека, поскольку оно в большей степени, чем богатство, сродни духовным благам, о чем читаем [в Писании]: «Доброе имя – лучше большого богатства» (Прит. 22, 1). Поэтому в своём роде злословие является более тяжким грехом, чем воровство, но оно менее тяжко, чем убийство или прелюбодеяние. Впрочем, этот порядок может варьироваться в зависимости от наличия отягчающих или извиняющих обстоятельств.

Случайную же тяжесть греха должно рассматривать со стороны грешника, который согрешает тяжче тогда, когда грешит преднамеренно, чем тогда, когда грешит по слабости или небрежению. В этом отношении словесные грехи несколько облегчаются в той мере, в какой они случаются из-за обмолвки и без обдуманного намерения.

Ответ на возражение 1. Враждующие на Христа препятствуют вере Его членов постольку, поскольку принижают являющееся основанием нашей веры Его Божество. Следовательно, здесь идет речь не столько о злословии, сколько о богохульстве.

Ответ на возражение 2. Оскорбление является более тяжким грехом, чем злословие, поскольку оно подразумевает более пренебрежительное отношение к ближнему, то есть – по той же причине, по которой грабеж является более тяжким грехом, чем воровство, о чем уже было сказано (66, 9). И при этом оскорбление не является более тяжким грехом, чем прелюбодеяние. В самом деле, тяжесть прелюбодеяния связана не с тем, что оно суть соединение тел, а с тем, что оно суть неупорядоченность человеческого порождения. Кроме того, сам оскорбитель не является достаточной причиной неприязни к другому, но – только случайной причиной разъединения тех, которые были соединены до того, как он, объявив о зле другого, со своей стороны поспособствовал тому, чтобы разобщить этого человека с другими, хотя последние вовсе не обязаны прислушиваться к его словам. Таким образом, злословящий есть, так сказать, «иногда убийца» – ведь своими словами он дает другому человеку возможность возненавидеть или начать презирать своего ближнего. Поэтому в своем послании Клемент говорит, что злословящие есть иногда убийцы, поскольку «всякий, ненавидящий брата своего, есть человекоубийца» (1Ин. 3, 15).

Ответ на возражение 3. Гнев, как говорит Философ, стремится мстить открыто³⁶³, по каковой причине злословие, которое происходит втайне, является не дочерью гнева, каковой является оскорбление, а скорее зависти, которая стремится принизить славу ближнего любыми средствами. Но из этого вовсе не следует, что злословие является более тяжким [грехом], чем оскорбление, поскольку меньший порок может обусловливать больший грех, как [например] гнев может порождать убийство или богохульство. В самом деле, источник греха зависит от его склонности к цели, то есть от того, к чему обращает грех, тогда как тяжесть греха зависит от того, от чего он отвращает.

Ответ на возражение 4. Коль скоро «радость человеку – в ответе уст его» (Прит. 15, 23), то из этого следует, что злословящий все больше и больше любит и верит тому, что он говорит, по каковой причине все больше и больше ненавидит своего ближнего и все меньше и меньше способен разглядеть истину. Но точно такое же следствие могут иметь и другие связанные с ненавистью к ближнему грехи.

С четвёртым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что тот, кто не препятствует злословию, не совершает тяжкого греха. В самом деле, человек не связан с другим большими обязательствами, чем с самим собой. Но когда человек терпит злословие в отношении себя, это достойно похвалы. Так, Григорий говорит, что «подобно тому, как не должно побуждать к злоязычию хулителей, чтобы им не погибнуть, точно так же должно спокойно сносить их хулу, когда они побуждаются к ней собственным злом, чтобы возрастала наша награда»³⁶⁴. Следовательно, человек не грешит, если не препятствует тем, кто злословит других.

Возражение 2. Далее, [в Писании] сказано: «Мудрый не противоречит истине»³⁶⁵ (Сир. 4, 29). Но нами уже было сказано (1)о том, что, злословя, человек подчас говорит истину Следовательно, похоже, что человек не всегда обязан препятствовать злословящему.

Возражение 3. Далее, никто не должен препятствовать тому, что полезно другим. Но злословие бывает полезным тем, о ком злословят. Так, папа Пий [I] говорит, что «не так уж и часто злословие направлено против добрых людей, так что в итоге тех, кого неправомерно возвеличила лесть их родни или чье-либо покровительство, злословие приводит к смирению». Следовательно, не должно чинить препятствия злословящим.

Этому противоречат следующие слова Иеронима: «Остерегайтесь шума в ушах и зуда на языке, то есть и сами не злословьте, и злословящих не слушайте».

Отвечаю: как говорит апостол, «они знают, ...что делающие такие дела», то есть совершающие грех, «достойны смерти, – однако не только их делают, но и делающих одобряют» (Рим. 1, 32). Затем, так может происходить двояко. Во-первых, непосредственно, когда, так сказать, один человек побуждает другого к греху или когда грех доставляет ему удовольствие. Во-вторых, опосредованно, то есть когда он не препятствует согрешающему в тех случаях, когда мог бы это делать, и это иногда связано не с тем, что грех доставляет ему удовольствие, а по причине некоторого опасения.

Таким образом, нам надлежит говорить, что если человек слушает того, кто злословит, и никак ему в этом не препятствует, то он, похоже, одобряет злословящего и тем самым соучаствует в его грехе. А если он к тому же побуждает его к злословию или, по крайней мере, из ненависти к оклеветанному получает удовольствие от клеветы, то он грешит не меньше, чем злословящий, а иногда даже больше. Поэтому Бернар говорит: «Трудно сказать, кто из них более заслуживает осуждения, злословящий или тот, кто слушает злословящего»³⁶⁶. Однако если грех не доставляет ему удовольствия и он не препятствует хулителю просто из страха прослыть невеждой, то хотя он и грешит, но намного меньше, чем злословящий и, как правило, простительно. Впрочем, и это подчас может быть смертным грехом – то ли потому, что наказывать злословящего является служебной обязанностью слушающего, то ли в связи с некоторой [обусловливаемой злословием] опасностью, то ли по какой-то мирской причине, по которой житейский страх, как было показано выше (19, 3), в некоторых случаях является смертным грехом.

Ответ на возражение 1. Никто не слышит, как злословящий злословит о нем, поскольку в таком случае, как было показано выше (1), речь шла бы не о злословии, а об оскорблении. Впрочем, человек может узнать о клевете на себя от других, и тогда то, будет ли он сносить хулу на свое доброе имя, он должен решать сам, за исключением тех случаев, когда это может нанести урон благу других, о чем уже было сказано (72, 3). Поэтому его терпение заслуживает похвалы в той мере, в какой он сносит личное принижение. Но он никоим образом не вправе дозволять порочить доброе имя другого, и потому если он не препятствует, насколько может, злословию, то его считают виновным по той же самой причине, по которой человек обязан, согласно предписанному, развьючить чужого осла, «упавшего под ношею своею» (Исх. 23, 5).

Ответ на возражение 2. Вовсе не обязательно всегда препятствовать хулителю путем убеждения всех в его лжи, особенно тогда, когда всем известно, что он говорит правду. Но нужно [всегда] осуждать его за те грешные слова, которыми он злословит своего брата, или, по крайней мере, всем своим видом показывать ему, что его злословие вызывает у нас недовольство, согласно сказанному [в Писании]: «Северный ветер производит дождь, а тайный язык – недовольные лица» (Прит. 25, 23).

Ответ на возражение 3. Та польза, которую получает тот, о ком злословят, входит не в намерение злословящего, а в определение Бога, Который всякое зло обращает во благо. Поэтому нам надлежит препятствовать злословящим точно так же, как грабящим и угнетающим, хотя терпение угнетенного или ограбленного и вменяется ему в заслугу.