Сергей Казначеев
Мне в жизни надобно немного
Ни благ, ни счастья – ничего
Я не прошу себе у Бога.
Мое моленье таково:
Пытай меня бедой любою,
О Боже, Господи Ты мой!
Не обдели меня любовью,
Не обойди меня тоской!
Иов
Господня воля
В пропасть толкнула меня,
В страшную прорву.
Конец застольям,
Конец – безоблачным дням,
Начало шторму.
Пропали разом
И дом родной, и семья –
Навек исчезли.
И даже разум,
Который прежде сиял,
Разъели черви.
Сорвал одежды
С телес моих ураган,
Облек в лохмотья.
Сверкнула плешью
И пеплом моя голова –
Презренной плотью.
Скрутило члены
Болезнью дикой и злой –
Неизлечимой.
И губы в пене,
И брызжут лимфа и гной
Из сотен чирьев.
Мороз по коже,
Нещадно тело зудит
От зноя, хлада ли.
Но жив я все же,
И бьется сердце в груди,
Как канонада.
В пустыне дикой
Звери рядом и сплошь:
Ложь, лицемерие.
Мукой великой
Купить спасенье пришлось...
Так свято верил я!
……………………………
Да, способ грубый,
Но как иначе понять
Хмельную молодость?
«Он знает путь мой.
Пусть испытает меня.
Выйду, как золото!»
Псалом
Всемилостивый Бог! Ты нашу жизнь
Отдал на откуп воле человечьей.
И в результате – правит сволочизм,
Цветет гнилье, главенствует увечье.
В моих руках моих поступков нить.
А как мне быть, нигде не говорится:
Ты не хотел, как видно, нас казнить,
Но выдал ордер на самоубийство.
А я – Твой сын. Слепой детеныш. Раб.
Уткнуться в теплоту Твоих коленей,
И ждать покорно у небесных врат
И приговор принять без сожалений –
Предел людских житейских вожделений,
Наш идеал. Увы, Ты дал нам сил
Предполагать, решаться на поступки.
О Господи, как мне невыносим
Весь этот тлен. Нет изощренней муки,
Чем сотню раз на дню себя пытать
Альтернативой, что решить под силу
Лишь высшему Сознанию. Тщета.
И вот теперь, опомнившись, решил я
Покинуть мир, не мешкая ни дня.
Я тороплюсь, спешу к Тебе быстрее...
Ты мог бы положиться на меня,
Когда бы был хоть чуточку мудрее.
Распятие
Удивительно гулко и пусто.
Голова, как бездонная прорва.
Если ляжешь на ложе Прокруста,
Непременно уложишься в норму.
А вокруг завывают сирены,
Словно нету иной им заботы,
Как вздувать перед вскрытием вены
Безконечным обманом свободы.
Революции, войны, масоны
Наседают столикой ордою...
Но под осень взыграют муссоны
Долгожданным сигналом отбоя.
Но под осень мужают народы –
Тяжко им вековечье обмана,
И любой, даже мизерный продых
Создает – впечатление манны.
Я и сам много лет предавался
Этим гибельным, полым надеждам,
В круговерти безполого вальса,
Когда глиной зелеплены вежды.
Безполезно. Верней – безнадежно...
Выход к свету пытался искать я,
Но в России всегда бездорожье,
А в конце неизменно – Распятье!
Я верю
О, как мне стать самим собой?
Меня как будто держат цепи.
Прикован кем? С какою целью?
Освобожусь какой ценой?
Все это скрыто серой мглой,
А Хронос, будто бычий цепень
Витки мотает. И, оцеплен
Той пряжей, я везде изгой.
Но скрыть себя никто не в силах,
И, как ни близко до могилы, –
Я верую: мой день придет!
Паук упорный, безсловесный,
Мной уличенный в связи с бездной,
Напрасно тенета плетет.
Сорок строк
Когда мы уйдем в Катакомбы, Константин
прервав унижения нить,
значенье такой гекатомбы
не всем суждено оценить.
И дело тут вовсе не в жертве, Пётр
(она только средство, не суть),
но в мере причастности к Церкви,
единой и вечной – к Христу.
Возможно, здесь есть и гордыня, Иоанн
но больше нет силы терпеть,
когда оскверняют святыни
и храм превращают в вертеп.
К несчастью, все это известно Экклезиаст
от века и нет новизны.
Как круто замешано тесто
в железной квашне сатаны!
Как тяжко нас давят ступени Исайя
безсчетных его степеней!..
Итак: упади на колени.
Уйди. Растворись. Не жалей.
Отсель мы не будем на равных Лука
с лукавым властителем дум,
но, пастырь овец православных,
к лицу тебе разве триумф?
Пусть жертвенность русская наша Матфей
Печатью залепит уста,
Зато очищается чаша,
И в чаше царит чистота.
Под тяжкими сводами ига Аввакум
светлее и ярче свеча,
звучит откровеннее книга,
и вера как огнь горяча.
Не сразу придет единенье, Моисей
не сразу иссякнет навет;
века пролетят, как мгновенья –
во мраке прорежется свет.
Сплоченные клятвой союза, Тихон
мы встанем из персти земной,
и ясное солнце Иисуса
воспрянет над Русской страной!
Бабушкина икона
Дождь под Пятигорском
омывает рану.
Инстинктивно, скорбно
съежились Тарханы.
Но в тоске смертельной
Бабушка не знает,
что ее Мишеля
Нынче убивают.
Долго не ложится,
ночь лежит без сна,
крестится, божится,
молится она.
Полнится страданьем
безутешный крик.
Тщетны упованья
на Пресветлый лик.
Захлебнувшись стоном,
вдруг произнесла:
«Вынести икону –
Мишу не спасла...»