Декабрь. Книга 1

23 ноября текущего 1903 года исполнилось двести лет со дня блаженной кончины святителя Митрофана, первого епископа Воронежского. Это обстоятельство дало повод известному писателю Н.Μ. Соколову выпустить в свет небольшое по объему юбилейное издание под заглавием: «Святые земли русской». Книжка эта преследует ближайшую цель – восстановить в памяти читателей светлый образ первого святителя воронежского.

Помимо этой цели, автор имеет в виду также уяснить причину, почему наш народ, в противоположность современной интеллигенции, любит своих святых вообще и в частности святителя Митрофана. Научно-философский анализ таких явлений, как глубокое, согретое сердечной верой благоговейное почитание народом своих святых, – носителей идеалов праведной и богоугодной жизни, – так и холодное равнодушие нашей интеллигенции к вопросам веры и народным идеалам – составляет центр тяжести рассматриваемой нами книжки, придает ей особый интерес и научную ценность и сообщает ей апологетико-миссионерский характер в обширном смысле этого слова. Кроме этого, автор, как бы для большего контраста, чрезвычайно хорошо уясняет различие между православием, носителем которого является наш народ, и католичеством и протестантством, увлекшими в недра своего духа нашу интеллигенцию. – В виду вышеуказанного нами глубокого интереса, которым полна книжка Н.Μ. Соколова, считаем полезным познакомить наших читателей с её содержанием.

I

Наша интеллигенция, часто кричащая о своей любви к народу и о своей вере в народ, из этой любви и веры создала своего рода культ народа. Не так давно она верила, что у народа есть своё заветное «слово», новое для интеллигенции, своя вековая дума, своя неизменная правда. В настоящее время интеллигенция разочаровалась в народе: её искание истины в народе не привело к желанной цели. Теперь она утверждает, что у народа ничего нет своего, и что он таков, как и все. Увлечение народничеством было своего рода модой; легкомысленно-поверхностное искание в народе истины – явное доказательство того, что вера интеллигенции в народ и любовь к нему покоились не на прочных основах и на неискреннем к нему чувстве. Слишком скорое разочарование – доказательство того, что искали не там, где можно было найти заветное народное «слово». И удивительно, что не могли его найти. Ведь народ наш никогда не скрывал своего «слова» и не прятал своих идеалов. Он всегда верил в святых. В них он видел высокий пример праведной и богоугодной жизни. Здесь ключ для понимания его мировоззрения. Наши народники пошли не той тропой, и возвратились ни с чем. Чутье правды в народе, быть может иногда и не ясное, но, как предчувствие правды, безошибочно. Народ знает своих святых; он задолго до их всенародного прославления церковью благоговейно чтит их могилы.

Чем святы его святые, что в их жизни так чарует народную душу и за что преклоняется народ пред их памятью и их останками – вот вопросы, которые составляют тайну народной души и над которыми наша интеллигенция никогда не задумывалась. Да и могла-ли она задумываться, когда между нею и народом лежит «пропасть великая». Наша интеллигенция давно уже в плену у Рима, поднявшего первый протест против Церкви, в плену у германской реформации, в свою очередь протестовавшей против Рима, и в плену у еврейского материализма, поднявшего протест против христианства и христианской нравственности. Наши интеллигенты, отделывающиеся от русских святых и святынь одним словом: «суеверие», забывают, что христианская вера для еврея кажется суеверием, а для католика и протестанта – представляется схизмой не только вера русского народа, но и всей Церкви.

Непогрешимый папа в Риме и непогрешимый разум в протестантстве – явления одного порядка, – это две стороны одного и того же протеста против единства вселенской и апостольской Церкви. Русские космополиты, обвеянные духом Запада, не заметили русских святых и стали искать в русском народе какой-то другой веры («слова»), кроме той, в которой он живет и которой он не скрывает ни от кого.

Понятно, что наши интеллигенты, привыкшие рассуждать по чужой указке, рабы моды и всяких веяний, не могли видеть того, что пред их глазами.

Историческое прошлое говорит нам, что выдающиеся умы, выдвинутые народной стихией, шли не по той дороге, по которой теперь идет интеллигенция. Так.

Многостороннее творчество Пушкина, полное гармонии и величавого спокойствия, находит для себя объяснение в том, что он стоял на почве народного миросозерцания, народной веры. Лермонтов в «Песне о купце Калашникове» – весь живет с народом в его правде и его вере. И он не мог бы быть творцом этого классического, истинно-русского произведения, если бы народная вера была для него чужой. Достоевский, касаясь в своих глубоко-психологических произведениях вопросов «правды и совести», стоит всецело на почве народной веры и на вере в святых, чтимых народом. Наконец Толстой, в инстинктивном проникновении основными началами русской жизни, создал ряд произведений высокого художественного совершенства и, как власть имеющий, говорил о заветных тайнах русской души и русской жизни. Но когда художник захотел быть мыслителем и признал непогрешимость своего разума, тогда чутье русской жизни ему изменило и от прежнего Толстого в нём ничего не осталось.

Но простой наш народ почти не знает Пушкина и Лермонтова, Достоевского и Толстого. За то он знает Митрофана Воронежского, Димитрия Ростовского и Тихона Задонского и многих других святых, единственных для него «учителей жизни», которые умели сказать ему его правду, дали ему пример праведной и святой жизни, научили его жить, терпеть и молиться.

Нашей «интеллигенции», отрекшейся от своего собственного разума и преклонившейся пред разумом вообще и общеевропейским в частности, показалось, что до сих пор совсем не знали народа и что народ совсем не то, чем обыкновенно его представляли. И наши «передовые умы» приняли на себя с некоторым легкомыслием огромную задачу – узнать душу народа, его заветные мечты и идеалы совести. К несчастью, изучение народа начали не с того конца. По невежеству, эти народолюбцы стали преклоняться пред худшими и самыми низменными представителями народа и видеть в них соль земли русской и свет миру; начали они изучать народ в кабаке и расковыривать грязь и тину народной жизни.

Открыли босяков. Можно с уверенностью полагать, что господство, акибы «идейное», босяков долго продолжаться не будет. Упоение пройдет, вытрезвление наступит само собой и придется подыматься со дна.

Казалось бы, вполне естественно было бы нашим народолюбцам начать изучение народа с верхов, а не с низов. Народную душу с её идеалами и заветными думами следовало бы изучать по тем образцам, которые являются единственными учителями народа не только словом, но и примером праведной и святой жизни. Говоря это, мы разумеем святых, особо чтимых народом, но нашей интеллигенцией объявленных «суеверием». Жития святых расходящиеся в десятках тысяч среди народа, почему-то не попадают в руки наших «передовых умов», которые о себе мнят, что они, как по книге, читают народную душу. Будь иначе, для них стало бы ясно, чего ищет и что находит для себя народ в житиях святых. Народ в этом отношении очень чуток и устойчив, его трудно обмануть. Он хочет знать житие святого, дабы почерпнуть из него себе назидание и урок для жизни. Одно учение без жития праведного его блазнит: оно кажется ему барской потехой – особенно в том случае, когда учить зазорной жизни.

Народная русская совесть связана неразрывными узами с русскими святыми. В виду этого, русскому обществу, рано или поздно, придется внимательно изучать жития святых, – изучать не с научно-критической точки зрения, а как святыню народа, не только как идеал, но как норму достойной христианской жизни.

Бесспорно, для холодного, стороннего и нелюбящего глаза, с непривычки, всё будет казаться непонятным и необъяснимым, но для «созерцающих очей» откроется «тайный образ духа», т. е. типические черты русской праведности, русской святости. Хотя почти все жития святых бедны биографическим содержанием и личность святого остается как бы в тени, но нужно углубиться в жития святых и тогда святость внимательному созерцателю откроется во всех её оттенках и разнообразии.

Типичными святыми земли русской являются – святители Митрофан Воронежский, Димитрий Ростовский и Тихон Задонский. Изучение житий этих святых дает ключ к уразумению глубокой самобытности русской духовной жизни. Здесь-то и кроется источник русского самосознания; здесь покоятся те идеалы жизни, которые оставались и остаются неизменными, живыми и для народной совести обязательными. Только под этим углом зрения вопрос о русской общественности и гражданственности получит научную постановку. Только с этой точки зрения будет правильной оценка творчества Пушкина, Гоголя, Лермонтова, Достоевского и Толстого, а равно и тех писателей иного лагеря, кончая Максимом Горьким, которые шли и идут по другой дороге.

Русской народной жизни, подвергающейся в последнее время отклонениям от норм, нельзя отказать в гармонической стройности и законченности, так как над нею всегда стояли такие идеалы, выше которых человечество и теперь ничего не знает. Вопросы веры и русской народности, изучаемые со стороны их идеалов, получат надлежащее освещение (3–8 стр.).

II

Из жития святителя Митрофана Воронежского автор останавливает внимание читателей только на некоторых чертах его жизни и не берет на себя задачи представить законченный образ святителя, как одного из типов праведности. При этом он оттеняет только те исторические условия, при которых пришлось святителю нести тяжелый архипастырский труд в одной из окраинных епархий при Петре I, и намечает черты духовного облика, которые выделяются в его словах и очень немногих письменных произведениях. Не следует забывать и того обстоятельства, что исторические и бытовые условия того времени были слишком соблазнительны и греховны, но они имели второстепенное значение для нашего святителя, посвятившего свои помыслы тайнам жизни вечной: и при них он стал святым.

О жизни и деятельности святителя Митрофана сохранилось очень мало сведений. Проблески духовной жизни, ставшие достоянием истории, дают возможность только догадываться о подъеме и направлении созерцательной мысли нашего святителя. От святителя Митрофана не осталось таких учительных трудов, как от Димитрия Ростовского и Тихона Задонского. Кроме духовного завещания, незначительного по объему, и послания к пастве, от него сохранилось только несколько писем и деловых записей. Но это нисколько не мешало ему быть исповедником Христа и учителем жизни не только для своей паствы, но и для всех грядущих поколений. Он поучал не столько словом, сколько своею жизнью. Он был истинно-русским святителем и устроителем церкви воронежской земли и пребывал в полной любви и единении с этою церковью.

Время вступления святителя Митрофана на воронежскую кафедру было весьма тревожным. К этому времени раскол вполне определился и шел на борьбу с новою государственностью и церковностью. На Пасхе 1682 г., по смерти царя Феодора Алексеевича, святителю пришлось быть очевидцем неистового буйства раскольников с расколоучителями во главе, к которым примкнули стрельцы, и кровавого усмирения стрелецкого мятежа. Это был один из трагических моментов в русской церковно-исторической жизни.

Но это событие, по-видимому, прошло мимо святителя Митрофана, – по крайней мере – голоса его мы не слышим. Как он отнесся к этому могучему вопросу русской жизни, для нас это остается неразгаданной тайной. Да и в воронежской земле, куда святитель прибыл только в августе месяце 1682 г., было не спокойно. Раскольники, преследуемые правительством, бежали на Дон, в вольные города; здесь они делали нападения на русские поселения, жгли их и брали людей в плен. Донские казаки не отставали от раскольников: «разных станиц люди», «возмутясь с женами и детьми», ходили «с боем» и убивали добрых людей. Картина земского нестроения еще больше омрачалась тем, что «эти разных станиц люди» ради воровства соединялись с татарами, калмыками и другими инородцами. Воронежская область, как окраинная, постоянно подвергалась нападениям татар, бравших жителей в полон и грабивших их до нага. Ко всему этому, состав местного населения пополнялся ссыльными государственными преступниками; сюда бежали от тюрьмы и из тюрьмы, холопы от помещиков; служилые люди от службы и раскольники от никонианской веры. Духовным лицам в этом крае жилось не сладко. Иногда сами поселяне грабили своих духовных отцов и избивали их до полусмерти совершенно невинно. За хозяйственным недосугом духовенство было малограмотно; некоторые не могли даже подписать своей фамилии. Черному духовенству, у которого были вотчины и поместья, несколько лучше жилось; но случалось, что и иноки шли по пути разбоя и насилия.

В это время по епархиям заводились новые порядки, – и воронежскому епископу пришлось открыть «духовный судный архиерейский приказ». Этот приказ доставлял не мало хлопот святителю делами о розыске беглых попов, бракоразводными и другими делами. Немалые преогорчения пришлось терпеть архипастырю в столкновениях с губными старостами и воеводами. Управление архиерейскими поместьями и вотчинами служило также не малым источником забот, так как находилось не мало людей, которые чинили всякое разорение, а домовых архиерейских крестьян били и грабили, чему корыстные воеводы часто мирволили.

Пестрая, буйная, нестройная жизнь катилась грязным потоком у ног святителя, – и голоса его мы опять не слышим в укоризну этому бесчинству. Все характерное для этой эпохи и весь своеобразный колорит исключительного времени не отмечены следами личной мысли святителя и всё это остается чуждым для него. Среди обязательных административных забот и указаний он весь замыкается в самого себя: у него было своё дело, своя дума. Чем мутнее и грязнее были потоки окружающей жизни, тем выше и чище были помыслы святителя, тем больше и душевнее любил он этих жалких и бедных людей, далеких от христианской правды. Из послания архипастыря к управляемому им духовенству, которое он увещевает пасти врученное ему стадо тремя образами: словом учения, молитвою и святых тайн строением и жития образом, видно, что среди язычников и полуязычников святитель не понизил пламенеющий факел апостольского служения, жил весь в заботах о своём стаде и сквозь грязь и нечистоту видел в своих пасомых чад православной церкви, способных возродиться о Христе (9–24 стр.).

III

Чрезвычайно любопытны страницы жития святителя Митрофана, трактующие о его отношении к Преобразователю России. Духовная мощь и твердая непоколебимость в вере – с одной стороны, – и покорность царской власти – с другой – гармонически сочетались в личности святителя Митрофана.

В последние семь лет своей жизни воронежский владыка провел в постоянных сношениях с Петром I. С 1696 г. Воронеж перестает быть пограничным городом. Здесь была заложена верфь Петром I, здесь строятся военные суда; отсюда предпринимается поход на Азов. К титулу епископа воронежского святитель Митрофан получает добавочный титул «азовского». Петру I был дорог каждый сторонник его реформ, потому он с большим уважением относился к воронежскому владыке, как своему единомышленнику. Святитель своими скудными средствами дважды оказывал помощь государственной казне. В первый раз передавая деньги государю, он сказал: «всякий сын отечества должен служить от своих имений нужде государственной: прими же, Государь, от моих издержек оставшиеся сии деньги и употреби их против неверных».

Но и св. Митрофану пришлось столкнуться с нетерпеливым преобразователем, – и только случайно это столкновение не оказалось роковым.

Как известно, столкновение святителя с царем произошло из-за нескромно-обнаженных языческих кумиров (статуй).²⁵⁸

Отличаясь необыкновенною ревностью по вере, даже до готовности положить жизнь свою за веру, святитель Митрофан был весь проникнут глубоким смирением. Предчувствуя приближение смерти, он написал духовное завещание, в котором просит и молит «положить его по чину схимонахов, архиерейскими же ризами отнюдь не облачать». Скончался святитель Митрофан 23 ноября 1703 г. в 6 часу пополудни. Жил он 80 лет с полумесяцем; воронежскою паствою управлял 20 лет и 8 месяцев. При погребении святителя присутствовал и Петр I. Он вместе со своими сотрудниками, в благодарность к почившему архипастырю, отдал ему последнюю честь тем, что вынес на своих руках тело святителя из дома в храм и нес из храма до могилы.

– Не осталось у меня такого святого старца; ему же буди вечная память, – сказал царь по окончании чина погребения.

Петр приказал выдать 700 р. из монастырского приказа на поминовение души святителя, на служение сорокоуста и на милостыню (24–30 стр.).

IV

Внешние события в жизни воронежского святителя Митрофана, как видит читатель, бледны и не выразительны. Поднять завесу, скрывающую от нас высокий облик святости святителя Митрофана, нам несколько помогает духовное завещание его, полное глубокой веры, кротости, смирения и любви к своей пастве.

Святитель в своём завещании пред лицом смерти вспоминает прежде всего своих сотрудников по пастырской деятельности, сослуживших ему у престола Господня, завещает им всячески заботиться о своём спасении и быть образцами благочестия для верующих и напоминать им о том, что они должны дать ответ пред Богом за своё словесное стадо. Затем мысль свою владыка устремляет к представителям гражданского благоустройства и напоминает им христианские обязанности. «Судьям заповедую: о правосудии да пекутся и суд праведен да судят, ибо неправда и коварство в людях умножилось, вдовы, сироты и немощные в оскорблении зело плачут». Не забыта им и паства, составляющая церковь Христову. Пасомым он дает такие наставления: «употреби труд, храни мерность – богат будеши. Воздержно пий, мало яждь: здрав будеши. Твори благо, бегай зла: спасен будеши… Да пребывают все в чистоте, воздержании, святыне и покаянии. Веру православную и церковь, как мать, любить и пребывать в ней неотступно, хранить предание и учение св. отцов, ибо без веры правой невозможно угодит Богу и вне церкви Христовой невозможно никому спастись». Но самым трогательным, самым задушевным местом в завещании нужно призвать просьбу святителя о прощении ему прегрешений и о молитвах за него. «Аще кого чим прогневах и досадих или оскорбих – смиренно прошу согрешениям моим прощения… Слезно прошу у всея Божия церкви, и у священного собора, и у всего православного народа – молитв святых, да помолятся о душе моей ко Господу Богу и Пречистой Деве Богородице Марии, да сотворит Господь Бог милость бедствующей душе моей и простит согрешение моё и сподобит меня царствия небесного… Сотворите милость, и последний сей мой долг заплатите к Господу Богу своими молитвами, в душевную мою пользу, помяните душу мою грешную, да и сами поминовени будете от Господа Бога в день страшного суда. Не презрите убо моего прошения, слезно молю и прошу последния вашея любви ко мне грешному, – не забудьте мене в молитвах своих по апостолу: братия, молитеся друг о друге».

Если бы мы не имели других сведений о святителе Митрофане, кроме его послания к пастве, то и тогда бы пред нами предстал муж высокого духовного достоинства и нравственного благородства.

Любовное молитвенное общение с Церковью невидимою, с прежде отшедшими отцами и братиями, – и с Церковью видимою, – со всем составом христианской Церкви – это тот идеал святости, который завещан всему человечеству, который веками выношен в сердце и помыслах русского народа и который нашел для себя полное воплощение в лице святителя Митрофана воронежского.

Наш народ знает своих святых, глубоко чтит их и верит в силу заступнических их молитв. Иначе и быть не может.

«Когда святые земли русской, свято поработавши при жизни, уходили из мира сего в мир вечного упокоения, то их непосредственное и всестороннее влияние на народную совесть поднималось и усиливалось до поразительной высоты. Их учительное слово – становилось достоянием народной правды. Их уроки становились законом жизни. Они были воплощением правды, и народ не допускал и мысли о другой правде, кроме той, которая воплотилась в их слове и подвиге. В житиях святых заключается весь круг житейской и умозрительной философии. У могил святых и в их житиях народ ищет спокойствия, святой веры, любви и надежды. Умирая для себя, угодники не умирали для народа, а только наполнялись новою вечною жизнью. Здесь-то и кроется весь смысл (мистический и реальный) почитания святых мощей. Несколько имен святых и ждет только дня благословения их Церковью; в народном же сознании они святы задолго до их канонизации» (31–45 стр.).

V

Вся русская жизнь определяется теми чертами, которые с наибольшею ясностью проявляются в «житиях святых». Здесь идеалы подняты на высоту святости, – и это идеалы – народные. Без них русская история необъяснима. Наши историки-западники в большинстве случаев отрицают эти идеалы; они думают, что наши Пушкины, Лермонтовы, Достоевские создались из ничего. Они забывают, что нужно считаться и с тем фактом, что самобытной и богатой литературы не может быть у народа бедного духовно. Светская литература пожинает лучшие плоды с нивы, засеянной Церковью, ибо Церковь всегда сеяла вечную Христову правду, – сеяла – всегда разумное, всегда доброе, всегда вечное. Историки, которые не признают русских народных идеалов, собственно говоря, отрицают и русскую историю, и русский народ. Самые поучительные и трогательные по духовному смыслу остатки старины для них немы и мертвы. И русские святые для них не святы, ибо смысл их жизни и проповеди не совместимы с идеалами Запада.

* * *

День 23 ноября 1903 – без сомнения праздник для русского народа. Но несомненно он – не праздник для русской интеллигенции, имеющей свои «святыни». Всегда ли будет так? Чего ждать впереди? Оставит ли народ свои святыни, чтобы разделить неверие интеллигенции, – или интеллигенция откажется от своего неверия, чтобы молиться вместе с народом? – Вот жгучие вопросы, которые автор ставит ребром.

Неверие, как голое отрицание, не имеет в себе ни жизни, ни тем более не может претендовать на самобытность. Русские неверующие интеллигенты в большинстве случаев не знают, от каких верований они отказываются и в делах веры они даже не веруют в научную критику, лучше сказать – не интересуются ею. Но к русскому неверию присоединяются некоторые специфические черты, чуждые западному неверию. Это – сантиментальная жалость к бедным и несчастненьким. Русские интеллигенты готовы думать, что в этом-то наличии бедненьких и несчастных и состоит самобытность русского народа; они не в меру жалеют каторжников, бродяг и арестантов, – и создали целую литературу в этом направлении. Они даже питают нежность к грядущим поколениям, готовя им печальную будущность чрезмерно хищническою в настоящее время эксплуатацией земных богатств. Все эти «веяния» входят в либеральный катехизис.

Заслуживает внимания еще и то обстоятельство, что вера в науку у нашей интеллигенции пропадает, понижается до минимума. Теперь каждое поколение интеллигенции переживает до десяти крушений в своих верованиях и убеждениях, начиная эту последовательную ломку с университетской скамьи. Это хаотическое состояние умов нашей интеллигенции, по-видимому, затянулось надолго. Быть может наступит и пробуждение; тогда интеллигенции придется искать чего-нибудь устойчивого и определенного. Уже даже на Западе многие выдающиеся умы пришли по многим существенным вопросам к неутешительному: ignorabimus. Можно думать, что вслед за Западом и наши передовые умы сознаются в том, что они ничего не знают. Тогда и начнется переоценка всех ценностей. И не вспомнят ли они тех ценностей, которым они раньше не придавали никакого значенья? Автор искренно и чистосердечно спрашивает: не будет ли знаменательный день кончины святителя Митрофана воронежского чрез сто лет, т. е. 23 ноября 2003 года праздником и для русской интеллигенции (45–48 стр.)?

Таково в общих чертах содержание книжки Н.Μ. Соколова: «Святые земли русской».

* * *

Центральный интерес рассмотренной нами книжки Н.Μ. Соколова с вышеуказанным заглавием составляют следующие два положения: во 1-х, между нашею интеллигенцию, зараженной идеями космополитизма и скептицизма, и народом, держащимся устоев православной веры и находящим для себя воплощение идеалов жизни в святых земли русской, существует не только рознь, но и непроходимая пропасть: и во 2-х, та же интеллигенция, не знающая народа и игнорирующая его идеалами, судит о русской культуре и русской народной жизни со своей исключительной точки зрения, почему в результате и получается: «отрицание русской истории и русского народа» (45 стр.). Эти положения автором прекрасно разработаны, в достаточной степени освещены и показана вся их несостоятельность. Труд Н.Μ. Соколова своею многосодержательностью и серьезной разработкой указанных нами положений может сослужить службу делу миссии среди интеллигенции: он может дать толчок мыслям читателя и направить их к вековечным устоям добра, истины и красоты, нашедшим для себя удобную почву для гармонического сочетания и развития в православии под покровом Св. Церкви.

Расставаясь с книжкой Н.Μ. Соколова, мы, в интересах истины, позволим себе коснуться некоторых обстоятельств, затронутых автором в его труде.

Многие из наших интеллигентов, проникнутых любовью к народу, берут на себя миссию, из милости к бедным и несчастненьким, просвещать наш русский народ. Что они несут в народ и что дают ему в устои? Вот вопросы, на которых миссия среди интеллигенции должна остановиться и заняться разрешением их. Наши народолюбцы, зараженные в большинстве случаев скепсисом и западным рационализмом в самом широком смысле этого слова, отрекшись от всякой веры и считая религию «пережитком», а святых «суеверием», и проникшись до мозга костей космополитизмом, как «die heiste kultura», могут ли дать что-нибудь полезное русскому православному народу, любящему свою веру и держащемуся вековечных устоев добра, правды и истины? Ответ сам собою ясен. Народолюбцы начинают компанию с того, что силятся перекроить русский православный народ на свой лад – по западному образцу. Первые выстрелы направляют они на вытравление религиозных основ и устоев народно-бытовой жизни и силятся привить народу неверие и идеи космополитизма. Они желают, чтобы наш народ сразу усвоил рационалистическое мировоззрение, порвал со всеми церковными традициями, оставил свои нравы и обычаи и превратился в европейского рабочего неверующего социал-демократического типа.

Миссия любовно должна выяснять интеллигенции, что прежде чем приступить к реформированию нашего народного мировоззрения и социально-бытового строя – нашим народникам нужно изучить душу и быт народа, со всей объективностью отнестись к его верованьям и религиозным устоям, познакомиться с его идеалами и носителями этих идеалов – «его святыми». Ведь наш народ не со вчерашнего дня жизнь свою построил на религиозных устоях и не со вчерашнего дня является носителем добра, правды и вечной истины, проповеданной Христом. Нужно ли убеждать интеллигентов-народников в том, что только в религии, в вере православной наш народ черпает силы для перенесения своих скорбей и лишений, что только вера православная окрыляет и одухотворяет многострадальную Русь в перенесении отовсюду надвигающихся зримых и незримых бед. Разве наши народолюбцы забыли, что только вера православная сплотила воедино Русь и помогла ей в лихолетье победить врагов и выйти из борьбы бодрой и сильной для дальнейшего жизненного роста. Православие, являясь одним из главных и твердых устоев народной русской жизни, дает колоритную окраску всему русскому народу и сообщает ему специфический оттенок и характер. Принцип святости, воплощенный в образах святых русских, принцип добра и правды, принцип Христовой истины, возводящей к Небу и дающей нормы для святой и богоугодной жизни – вот те устои, на которых покоится жизнь русского народа. Не даром же и Руси усвоено название «Святая Русь». Отнимите от Руси эту существенную черту, – и она потеряет весь свой исторический смысл и всё своё значение. Её политическое могущество держится преимущественно православием; отнимите от неё православие, – и она, оставшись без религиозного связующего цемента, рухнет, как Кампанилла Венецианская, и превратится в груду пыльного, ни на что негодного, мусора. А это и на руку нашим врагам внутренним и внешним.

Задача миссии пастырской раскрывать (устно и печатно), что народолюбие представителей неверующей и космополитической интеллигенции привносит в народ вместе с неверием и тлетворные идеи космополитизма. Космополитизм, в противоположность национализму, явление отрицательного, анти-патриотического порядка и, как таковое, должно быть отнесено к числу болезненных, ненормальных явлений в жизни государственного организма. История, эта всеобщая учительница народов, говорит нам, что идея космополитизма никогда не служила к укреплению, упрочению и благоденствию государств. Эта идея сама в себе заключает семена разрушения; и раз она легла в основу государственной политики, государство с естественною необходимостью должно по наклонной плоскости катиться вниз, а не вверх, и идти к разрушению, а не к усилению. Историческая справка говорит нам, что эта идея имела весьма многих поклонников на Западе, – особенно в первой половине прошлого столетия, но она там скоро утратила остроту интереса и уступила место идее национализма. Результаты господства на Западе идеи национализма, соединенного с непременным патриотизмом, – налицо. Единая, могущественная Германская империя – пышный расцвет этой идеи. Наши космополиты в данном случае, как будто бы по мановению жезла какого-то лиходея, ослепли. Уроки истории для них – ничто, – и они, по-видимому, живут задним числом, упорствуя в своих заблуждениях и считая их единственно верною путеводною звездою и своей жизни, и жизни русского народа. Интеллигенция наша в данном случае действует с замечательным упорством, не соображаясь с будущими плодами своей деятельности и руководствуясь принципом: «своё старое – дурно, а чужое новое – хорошо».

Было бы великим счастьем для Руси, если бы наши интеллигенты-народолюбцы оглянулись назад, любовным оком окинули прошлую жизнь Русского народа и в религиозных его верованиях и его идеалах поискали для себя ответа на многие жгучие вопросы, всё более и более выдвигаемые требованиями жизни и запросами пытливого ума. Веруем, что Св. Провидение ниспошлет отрезвление Руси и наши народолюбцы в своих исканиях истины возвратятся в дом Отчий и под руководством Св. Православной Церкви станут насаждать и укреплять в народе идеалы добра и святости, – и тогда Русь православная своим руководителям «скажет спасибо сердечное» за то, что они станут сеять «доброе, разумное, вечное».

Эта вера должна воодушевлять миссию среди интеллигенции в работе на этом её тяжелом и стропотном пути.

П. Козицкий

Херсонская епархия – родина русского штундизма. Здесь сначала появилась штунда. Здесь же, раньше, чем в других местах, заняты были и обличением её – лица, непосредственно соприкасавшиеся с новыми лжеучителями. Естественно, что среди херсонцев, ревнующих о православной вере, временем и опытом более, чем в других местах, вырабатывались борцы против штундовой секты. И нужно порадоваться, православные насельники северного побережья Черного моря, в пределах Херсонской губернии, дают нам теперь в противоштундистской миссии занимательнейшие шедевры. Одним из них, напр., составлено обличение штунды в стихах на малороссийском языке.²⁵⁹ В стихотворении весьма основательно подмечена и обличена характерная черта штундизма, как веры якобы духовной, не имеющей будто бы нужды во внешнем религиозном культе, – в св. храме, кресте и пр. Вот это стихотворение. Местным штундистам, в большинстве малороссам, это стихотворение известно. Знают его на память и православные ревнители в Херсонской епархии.

Як Бог штунду вразумыв.

Зглузду съихав²⁶⁰ Иван Сирый –

Штундом и сробывся:

На хрест святый, на иконы

Плював вин и злывся.

Вин своими раз рукамы

Зломав хрест у шматья,

И чын ему «пресвитера»

За тэ далы «братья».

За честь таку Иван Сирый

«Братам обищався

Исплюндровать-де якый хрест

Деб вин не попався.

Иде селом вин раз в поле, –

В руках серп и цурка,²⁶¹

Брыль²⁶² насунув, очи в замлю,

Погляд,²⁶³ як у турка.

Мына гребля, глядь, аж церква, –

Прыщурыв вин очи, –

«Знять бы, каже, хрест из неи, –

Достать нема мочи!

Разрушив бы и храм оцей,

Шо рукы сробылы;

На все цее дуже злый я,

Аж трусяцца жылы!»

Из села вже вин выходить,

В поле поглядае, –

Коло нывы, пры дорози.

Новый хрест сияе.

Не вытерпив Иван Сирый, –

На вси бокы плюнув.

Обийшов вин хрест мыжою,

До нывы посунув.

Жав там жыто столочене,

И дуже вин злывся:

Бо колосья на хрест клалось, –

Всюду хрест дывывся.

Прылиг Иван меж копами, –

Ему жать обрыдло;²⁶⁴

А хрест новый при дорози

Як раз ему видно.

Закрыв лице вин рукамы;

Вид²⁶⁵ злости знемигся:²⁶⁶

Склипив очи, заснув зразу,

Мов²⁶⁷ маку наився.

Ему снытця: десь стоит вин

Пид Ерусалимом;

Ничь мынае, сходить сонце.

И запахло дымом.

Из города крызь²⁶⁸ ворота

Народ выступае;

Рид жидовский Спасытыля

На казнь выряжае.

Звелы его на прыгорок,

До хреста прибылы;

Хрест пиднялы виревкамы,

В землю утвердылы.

Снытця дали: высыть Господь

На хрести распятый, –

Окружылы врагы Его,

Смиютця прокляти,

И кывают головами:

«Зыйди, кажуть, з хреста.

Тоди скажем вира Твоя

И права и чиста».

Стоить Иван межь гурьбою,

Думае, гадае;

Пидийшов вин к Спасытылю,

Тай соби блияе:

«Исправди Ты до розуму,

Хрысте, не добрався,

Що на хрести деревянним

Выдымо распявся.

Ны явысь Ты человиком,

Тилом ны родыся, –

За тобою рид жидовский

Слидком не гонывся б.

Як бы духом невыдымым

Ты на земли взявся,

To-б и дило зробыв свое

И не поневирявся-б.

Теперь вид Твий окривленный,

Погляд судорожный…

Хрест внутренный сховав²⁶⁹ десь Ты,

Есть тилькы наружный.

На що Тоби хрест наружный,

Хыба²⁷⁰ для показу,

Щей проще вид-разу²⁷¹

Снытця дали: каже Господь:

«Мовчы, пустосвяте!

Ты вычытав из Библии

Пяте-на-десяте.

Не глумись же над Пысаньем

Премудрым и славным.

Як не будешь ныщый духом,

Не постыгнешь тайны, –

Хрест наружный – моя тайна,

А внутренный – сыла;

Одным терпыть душа моя,

А другой для тила.

Хрест внутренный бачыть²⁷² одын

Отец Мий из неба;

А наружный бачыть всякый,

Кому тилькы треба.²⁷³

Хрыстом жито росте в коринь,

Потим стебло й зерно;

Без кориня нема зерна, –

Заростае терном…

Хрест наружный – коринь всему,

А внутренный колос…

Мав²⁷⁴ бы сказать ище де що,

Та замыра голос…

И Спасытэль од Ивана

Лыцем одвернувся…

Чуе²⁷⁵ Иван, хтось²⁷⁶ заплакав,

И вин оглянувся:

То Богослов святый Иван

Плачем залывався.

Дывывсь²⁷⁷ довго вин на штунда,

Доли обизвався:

«Штунде, темный недовирку,

Що ты Бога учышь?

Мишаешся в чуже дило,

Себе й других мучышь?

Ты вдывыся трохе²⁷⁸ краще²⁷⁹

У мое пысаня:

Чытай главу четвертую

Из мого посланья.

Есть там в глави вторий, третий

Напысано ясно,

Що ты сынок анцыхрыста, –

Тилько баешь красно.

Колы Господь, бувше духом,

Взяв на себе тило, –

Певне²⁸⁰ того безпреминно

Трэбувало дило.

Взявше тило, распьяв его

На хрести наружно,

Бо добре знав, що Ему й нам

Сего хреста нужно.

Бог из тилом, хрест наружный,

Для штунды тревога.

Ця тревога от зла духа,

Зовсим не от Бога.

Не забувай, що в цим тили

Хрыстос на суд прыйде;

А перед тым, як знаемо,

Хрест из неба вийде…».

Проснувсь Иван по цим слови, –

В страху душа й тило.

Зийшло сонце, кругом вечер,

На поли стемнило.

Зийшов мисяц за горою,

Пиднявсь, прояснывся.

Лыжыть Иван, в очах слезы…

Вин переродывся;

Бо що во сни чув и бачыв

Розжував вин добре…

Штунды – племя анцыхрыста,

Жде их люте горе.

Встае тихо вин на ногы,

В небо пидняв рукы;

Стояв довго мов хрест в поли,

Бо на души мука.

Выйшов потим на дорогу,

До хрыста доплився;

Перехрестывсь, обшев его,

Циловав, молився:

«Прости мени, Боже Хрысте,

Шо я заблуждався,

Бувше штундом, над Тобою –

Кепкував²⁸¹ – змущався!

Прости мени, Сыне Божий,

На хрести прыбытый,

Шо до штундив прыстав був я,

Як не самовытий;

Що, одступывсь, як Иуда,

Шоб Тебе продаты,

Що распинав я Тебе,

Як жиды прокяти!

Прыймы мене знов до вири,

Шо хрест почытае,

Бо,²⁸² як бачу, вона одна

С Богом нас еднае!²⁸³»

С того часу Иван Сирый

Лыхих мук избувся,²⁸⁴ –

Дыржыть виру православну,

Штундов одчахнувся.²⁸⁵

Ходыть в церкву и говие,

Щыре²⁸⁶ бье поклоны;

Почитае и хрест святый,

Шануе²⁸⁷ иконы.

И як брякне хто за штундив

За их вражу раду,²⁸⁸

Махне тилькы вин рукою:

«Цур ему – не згадуй!»²⁸⁹

Миссионерский смысл этого прекрасного и местами прямо пленяющего своею художественностью произведения захватывает настоящую суть штундизма, как мнимо-духовной веры, и в корне обличает его лживость. Штунда тщится быть исключительно духовным исповеданием и служить Богу только «духом и истиной», понимаемыми, само собою разумеется, не в евангельском смысле. Отсюда «Иван Сирый», за свой фанатизм удостоившийся чина «пресвитера» штундистского, вооружается против всех явлений внешне-христианского культа: «На хрест святый, на иконы плював вин и злывся»… Разрушил бы он и храм святой, «що рукы зробылы», так как, по его заблуждению, всё это излишнее: Бог, ложно ссылаются штундисты на Писание, «не в рукотворенных храмах живет и не требует служения рук человеческих» (Деян.17:24–25). Ненависть «Ивана Сирого» ко кресту доходит до того, что он не только ломает «у шматья» (куски) и дает обещание «исплюндровать» (уничтожить), где бы ни попался, крест святой, но даже не выносит вида креста, образуемого случайно перекрещивающимися сжатыми колосьями ржи, – когда они «на хрест клались». Согласно основному принципу своей «духовной» веры, «Иван Сирый» дерзает исправлять домостроительство нашего искупления и, так сказать, «учит Бога»: «в самом деле, богохульственно обращается он (во сне) ко Христу, не дошел Ты «до розума», – раз распялся на видимом деревянном кресте, который гож только «для показу»… Зачем Ты явился на земле, родился человеком, принял тело; зачем, словом, в деле искупления видимость? Гораздо разумней было бы, если бы Ты всё своё дело сделал одним духом; не мог бы тогда гнать Тебя «жидовский рид» и Ты не страдал бы!» В этих словах «Иван Сирый» делает последний вывод, и вывод вполне логический, из «духовной» веры штундизма, – что видимый элемент в деле искупления – воплощение Сына Божия и Его крестные страдания – неразумны, как, стало быть, и всё дело Иисуса Христа.

На богохульственные слова «Ивана Сирого» Господь отвечает обличением штундиста в неведении Писания («Ты вычытав из Библии пяте-на-десяте»), в отсутствии у него смирения пред великой тайной искупления («як не будешь ныщый духом, тайны не постыгнешь») и непонимании того, что эта тайна простирается на всего человека, – не только на его душу, но и тело. Сын Божий, «бувше духом», воплощается и терпит крестные страдания, чтобы изгладить прародительский грех, прошедший и душу и тело человека (Быт.3:6, 17–18), поразивший и духовный и внешний мир, – внесший «смерть во вся человеки» и в неразумную природу совоздыхание… «Хрест наружный – Моя тайна», обличает Господь штундиста-невежду, – т. е. весь крестный путь Сына Божия, крест уничижения и смирения, начиная с воплощения Бога-Слова, есть Божественная тайна, изволение всепремудрого Бога: «велия благочестия тайна – Бог явися во плоти»… Этот и внутренний и видимый крест, нужный для искупления и души и тела человека («Одным терпыть душа моя, а другый для тила») – этот корень христианства находит своё подобие в кресте, которым «жыто роете в коринь» и без которого «нема зерна»… «Мав бы сказать ище де що, та замыра голос»… Много бы еще можно сказать от Писания во обличение мнимо-духовной веры штундизма. Штунда, по образу протестантства, забывает, так сказать, о теле человека, трактуя последнего в своих вероучительных умствованиях только за духа. Если видимость в деле искупления и нашего личного спасения – излишня, зачем воплощение Сына Божия, зачем Его тридцатилетний возраст для вступления на искупительное проповедничество, зачем Его заповедь о вкушении для жизни вечной Его тела и крови (видимых), зачем Его плюновение и брение для исцеления слепого и умовение последнего в Силоаме, зачем прикосновение к краю Его одежды для выздоровления кровоточивой женщины, зачем Его коленопреклонная и до кровавого пота молитва и возведение очей к небу, возложение рук на благословляемых… и пр. и пр.? Зачем, словом, все видимые посредства действия невидимой силы для блага человеческого? Ведь сила Божия в них не нуждалась, как понятно для всякого верующего в Божественное всемогущество? Да, для Бога они не нужны! Они нужны для человека, состоящего из души и тела, непременно соприкосновенных и сожительствующих в самом понятии о человеке и «нынешнем и грядущем». В стихотворении не приводится уже текстуальных свидетельств о почитании Самим Христом и св. апостолами храма иерусалимского со всеми его изображениями и других установлений внешне-религиозного еврейского культа. Они известны штундистам. Оно останавливается только на сущности. Спасение человека совершено воплотившимся Сыном Божиим и совершается в Его Церкви, как известном видимом обществе при духовных и видимых посредствах. Посредства эти установлены в св. Церкви в литургическом культе; всё здесь: и видимая сторона св. таинств, и почитание св. креста, св. икон, богослужебный чин и пр. – направлено к одной цели – нравственно-духовному воспитанию и спасению человека в его целостном составе. Мнимо-духовная штунда сама обличает себя, вводя в своём молитвенном обществе видимый культ: псальмы, преломление хлеба, прикладывание во время молитвы рук к животу (вопреки словам апостола – «воздевать руки» – 1Тим.2:8) и пр. Всё отличие внешне-литургического культа штундистов от культа Церкви в том, что последний есть установление руководимых Духом Святым св. отцов, а первый – плод самочинного измышления штундистских вожаков, восхитивших недарованная им и подлежащих посему участи известных Корея, Дафана и Авирона (Чис.16)… Существенная ложь штундистской секты в стихотворении обличается Иоанном Богословом и обличается применительно к основному принципу штундизма, как «духовной» веры. По смыслу сего обличения, штунда, как вера исключительно «духовная», не должна бы исповедовать и Сына Божия, «во плоти пришедша». А в 1Ин.4:2–3 писано: «всякий дух, который исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, есть от Бога. А всякий дух, который не исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, не есть от Бога, но это дух антихриста» (ср. 1Ин.2:22, 3:23). Обличение И. Богослова заканчивается увещанием к «недовирку»-штундисту, – что с телом явится судить нас И. Христос и, пред тем, с неба покажется видимое знамение святое – крест.

Сновидение образумило «Ивана Сирого»: слова Спасителя и Иоанна Богослова привели его к уразумению истины Христовой: «вин переродывся, – бо що во сни чув и бачыв, разжував вин добре… штунды – племя анцыхрыста; жде их люте горе»… Переродившийся «Иван Сирый», сам того не замечая, в душевном треволнении, изобразил своей молитвенной позой видимый крест: «встае тыхо вин на ногы, в небо пидняв рукы; стояв довго мов хрест в поли, бо на души мука»… Здесь миссионерско-поэтический шедевр: у «Ивана Сирого» мука была на душе, – в эти минуты он естественно стал в молитвенную позу – «в небо пидняв рукы» и всей своей фигурой изобразил крест…, до тех пор им гонимый.

Дай Господи, чтобы и другие «Иваны Сирые» образумились, сознали своё заблуждение и последовали примеру изображенного в стихотворении своего собрата.

Н. Гринякин

XIV–XVII

Старообрядец. Но как-же принимаете католических клириков в сущем сане? Ведь в католической церкви, когда хиротонисают в какую-либо степень священства, то вслед за рукоположением помазывают миром рукополагаемого, так что у них самое таинство священства совершается как-бы посредством миропомазания. Так Никола Кавасил, Архиепископ Солунский, пишет: «В церкви латинской рукоположения священника совершается так, что, по возлиянии мира на главу рукополагаемого, совершитель таинства молится о нисшествии на него обильной благодати Св. Духа» (Писм. Св. Отцов и учителей церкви, т. 3, гл. 29, стран. 362). Тоже утверждает и блажен. Симеон Солунский (т. 2, гл. 43, 90 стр., т. 3, 98-я стран., гл. 20, лист. 32 обор. по славянск. кн.). Обычай этот в Римской церкви существует издавна, о чём свидетельствует Гете в «Церковной Истории»: «На Востоке, читаем у него, таинство миропомазания с возложением рук и теперь еще (в 5-м веке) следовало непосредственно за крещением, потому что его мог совершать каждый пресвитер… В таинстве священства с пятого столетия присоединилось к рукоположению также помазание (хрисма), но только на западе, где любили проводить параллель между таинством священства и крещением, потому что как то, так и другое сообщает неизгладимое достоинство» (т. 1-й, стран. 234). И что-же? Несмотря на то, что западная церковь к таинству священства присоединяла миропомазание, которое и совершает над каждым рукополагаемым, усвояя при том ему великую силу и значение (См. Иерархия Англиканск. церкви гл. 6, стран. 116), Православная Восточная Церковь признавала её иерархию вполне законной и действительной. Ясно, что церковь отнюдь не признавала, что миропомазание уничтожает священство. Отсюда ваша Церковь неправо поступает, когда учит и проповедует, что, по миропомазании, митроп. Амвросий лишился священства. Значит, и наше священство вы должны признавать за священство…

Православный. Всё, сказанное вами, не заслуживает даже и разбора. Дело в том, что вам, старообрядцам, указывают не на то, что «миропомазание уничтожает, или, по грубому выражению Усова, смазывает хиротонию», а на то, что, подвергая миропомазанию митроп. Амвросия и всех приходящих к вам от православн. Церкви священных лиц, ваши предки, да и вы, – этим самым признали митрополита Амвросия лишенным печати дара Духа Святого, преподаваемой в таинстве св. миропомазания, и однако – за этими самыми лицами и митроп. Амвросием, лишенными печати дара Св. Духа, признаете священный сан, – принимаете от них хиротонию, как и приняли от митроп. Амвросия.

Вот в чём сила всех наших доводов и возражений, – на которые Усов не обращает внимания. Не раз уже мы говорили, что православн. Церковь в сообщении св. таинств христианину соблюдает строгую последовательность: не получившему св. крещения не преподается таинство св. миропомазания, и не принявшему таинство миропомазания, как еще несовершенному христианину, не сообщается дар благодати Св. Духа, преподаваемый в таинстве священства, – дар духовно возрождать и воспитывать других посредством учения и таинств. Ибо как может возрождать и воспитывать других в духовной жизни тот, который и для себя еще не получил на то благодати Св. Духа? Поэтому, если Церковь принимает кого-либо из еретиков чрез миропомазание, то не может быть и речи, чтобы они сохраняли в этих случаях принадлежавшие им иерархические степени… И нет ни одного канонического правила, где после предписания приема чрез миропомазание говорилось-бы о сохранении принятыми их иерархического сана (см. подробнее в книге «иерарх. Англиканск. церкви» стран. 334). Утверждать обратное – свойственно только людям, потерявшим здравый рассудок, людям, кои не обращают внимания на доводы, приводимые православн. миссионерами, а стараются всякой ложью и хитростью запутать вопрос и так или иначе оправдать беззаконную иерархию, происшедшую от беглеца Амвросия.

Православная-же Церковь, принимая католических клириков в сущем сане, не повторяет над ними миропомазание и поступает так согласно учению и практике древней Церкви, о чём свидетельствует Никифор исповедник, – патриарх Константинопольский. На вопрос: «Должно-ли принимать в общение рукоположенных в Риме, Неаполе и Лонгобардии» (т. е. клириков Римско-Католического вероисповедания)? Патриарх отвечал, что таковых должно принимать в их степенях священства. Римская Церковь в это время совершенно уже отделилась от Восточной, и Римские католики были известны на Востоке как еретики, или по крайней мере схизматики… (О правил. и чинопоследован., стран. 156–157).

Иоанн Китрожский, живший в конце 12 и начале 13 веков, писал, что «Латинских преданий бегати. Иже убо иноплеменных латинских преданий облюдатися и бегати, якоже гагрены елика сила подобает: сих-бо ради и тех освеняемся (остерегаемся, избегаем) приобщения. Обаче и еже нетолико мерзцы да вменяются… но и сих хиротония к нам прилагаемом, иже от них хиротонисанных не отлагается; понеже и сущими от нас Божественными Отцы еретические хиротонии неотменны многащи быша, православным сущим или бывшим, на них-же они руки возложиша» (Матфей правильп. состав. О, гл. 12, послед. счета).

Тоже и у Симеона Солунского, жившего в 15 веке. (См. гл. 23, лист. 41 и обор.).

Таким образом – древняя Церковь принимала латинских клириков в сущем сане, – но принимала их третьим чином, а не вторым. – Так поступает и наша правосл. Церковь; – тем более, что в Римской Церкви Апостольское преемство не прекращалось.

Старообрядцы-же, как только отделились от православн. Церкви, потеряли всякий вид и подобие Церкви; они не сохранили главнейшего иерархического чина в Церкви – епископства и восстановили иерархию – совершенно незаконным путем, о чём выше подробно мы говорили.

XVIII

Старообрядец. Но, ведь, Церковь принимала священство от еретиков не только третьего, но и второго чина. Так принят ею епископ Агапит от ереси Македониан при патриархе Константинопольском Аттике, бывшем чрез 25–44 года после второго вселенского собора. А этот собор, причислив Македониан ко второму чину, определил принимать их непременно чрез миропомазание (прав. его 7-е). Подробности об Агапите изложены в «Церковной истории» Сократа схоластика (кн. 7, гл. 3). Известно также, что ариане после первого вселенского собора никогда не признавались еретиками третьего чина, а всегда второго. Хотя до второго вселенского собора не было положительного церковного правила, каким чином принимать Ариан, но этот собор, определив принимать их вторым чином, не ввел ничего нового, а лишь утвердил обычай, существовавший до него. В 7-м правиле собора читаем: «Присоединяющихся к Православию, и к части спасаемых из еретиков приемлем последующему чиноположению и обычаю. Ариан, Македониан,… когда они дают рукописания и проклинают всякую ересь,… приемлем, запечатлевая, то есть помазуя Св. миром» (полн. перев.). Ясно, что и до второго вселенского собора был обычай принимать Ариан вторым чином чрез миропомазание. А между тем от них принят в своё время св. Мелетий, патриарх Антиохийский, в своём сане, что засвидетельствовал седьмой вселенский собор, на котором «Петр, боголюбезнейший презвитер, занимавший место Адриана, Святейшего папы Римского, сказал; как говорят историки, св. Мелетий был хиротонисан Арианами, но взошедши на амвон, провозгласил слово: «единосущный», и хиротония его не отвергнута. Феодор, Святейший епископ Катанский, и бывшие с ним епископы Сицилийские, сказали: протопресвитер Апостольского престола сказал истину» (Деяние Вселен. собор. т. 7-й, стр. 109). Хотя об Агапите и Мелетии история не говорит, каким чином их принимали, но если бы у еретиков второго чина священство было не действительно, ничтожно само по себе, то ни Агапита от Македониан, ни Мелетия от Ариан нельзя было бы принять и третьим чином. Принимая от еретиков второго чина священных лиц в их санах, Церковь этим засвидетельствовала, что у них хиротония действительна.

Это в особенности ясно открывается из отношения православной Церкви к католическим священнослужителям: православная Церковь принимала их в их степенях священства. Такие определения изданы ею в 12, 13 (Иоанн Китрж.) и 15 (Симеон Солун.) столетиях. – Но до этих времен и в эти времена она принимала католиков не третьим, а вторым чином, о чём читаем в ответах Новгородского митрополита Нифонта (12 век) черноризцу Кирику. – В 13 веке так принял в общение с прав. Церковью Сербский Архиепископ Савва зараженных ересью Павликиан, крещенных по обрядам Римской Церкви, а в Сербском требнике 15 века находится и самый чин присоединения латинян чрез миропомазание (о правилах и чинопоследов. 90–91 стр.).

Православный. Приведенными доводами никак нельзя оправдать незаконный чиноприем, совершенный вашими предками над митроп. Амвросием. Вы указываете на Агапита и св. Мелетия. Но, ведь, над Агапитом и св. Мелетием не было совершено никакого чиноприема. Агапит утвержден был на кафедре, занятой им, Константинопольским патриархом Аттиком (См. Церковн. Истор. Сократа, книг. 7-я), а Амвросий никем не был утвержден и, справедливо, за беззаконный свой поступок, по правилам св. Отец подлежит извержению и уподобляется «окаянному Иуде» (Кормчая лист. 570 и обор.); Агапита – Аттик благословил управлять паствою и «написал ему, чтобы он управлял епископиею, не опасаясь ничего неприятного», а Амвросий до чиноприема, совершенного над ним беглым попом Иеронимом, был запрещен от своего патриарха грамотою от 14 Октября 1846 г., а принят был 28 Октября (См. История Субботина Т. 2, 119–121 стран.); Агапит не миропомазан, а Амвросий принят вторым чином; Агапит оставил ересь и с толпой народа пришел к православной Церкви, имущей полноту таинств и Иерархию, а Амвросий пришел к толпе народа, не имевшей главы, а бывшей под управлением проклятых беглых попов (6-е правило Гангрского собора); Агапит занял готовый престол, а Амвросий сам основал… Где-же сходство? И можно-ли таким примером защитить свою ложную иерархию? Преподобный Феодор Студит пишет: «Кто самовольно по властолюбию берет пастырский жезл, тот ненавистен и противен Богу, не спасает других и сам не спасется, а кто, быв призван, примет настоятельство из повиновения Богу, тот будет другом Божиим, может спасти других и сам спастись» (часть 2-я, стран. 335). А так как Амвросий явился в Белую Криницу никем не посланный, и самовольно восхитил престол, то он ненавистен и противен Богу, не может ни сам спастись, ни других спасти». Вы же учите как раз напротив… Кому же более должно верить: вам-ли, Усову-ли, или Св. Отцу? Конечно, Святому Отцу.

Вы указываете на св. Мелетия. Но разве св. Мелетий был когда-нибудь и кем-нибудь принят от ереси вторым чином, как Амвросий? В Церковной истории Филостория говорится, что Мелетий присутствовал на первом вселенском соборе (стран. 320 и в дополнении 425, см. указатель 22 стр.); значит, хиротонию он получил до первого вселенского собора, т. е. от епископов, хотя и следовавших лжеучению Ария, но еще не отсеченных от правосл. Церкви, не осужденных и возведен был св. Мелетий на Антиохийский престол св. Евсевием «православным епископом Самосатским» (Бароний 360 лето), почему и хиротония его была принята Церковью. Если бы Мелетий получил хиротонию от еретиков осужденных, то хиротония его не была бы принята Церковью, как о том заявил тот же седьмой вселенский собор: «Если кто дерзнет принять хиротонию от отлученных еретиков по провозглашении соборного определения и единомысленного мнения церквей относительно православия, то предлежит низложению» (стр. 61, по издан. 1861 г.).

А вы со слов Усова оболгали св. Отца, причислив его к еретикам второго чина, тогда как над Св. Мелетием не совершался никакой чиноприем. Св. Мелетий на Антиохийский престол возведен св. Евсевием, а Амвросий беглым, проклятым попом, возведен на престол. «Я не признаю епископом и не причислил бы к иереям Христовым, говорит св. Василий Великий, того, кто, на подрыв веры, возведен в предстоятели нечистыми руками» (Деяние вселен. собор., Т. 7-й, стран. 61, по издан. 1891 г.). А Амвросий именно, «нечистыми руками», беглым попом Иеронимом, проклятым (См. 6 прав. Гангрского собора, Толковый Апостол лист. 548 обор.), возведен в митрополита Белокриницких раскольников. Так если бы Амвросий и не был принят вашими предками вторым чином, чрез миропомазание, то и тогда бы св. Церковь не признала бы и не признает ваше священство законным, истинным, спасительным, по выше приведенному учению св. Василия Великого…

Ссылка на чиноприем католиков и несправедлива и не доказывает законность вашего священства. Иоанн Китрожский, свидетельство которого мы выше привели, не говорит, что, по миропомазании, католические клирики оставались в сущем сане. Блаженный Симеон Солунский, живший в 15 веке, правда, находил возможным принять и самого Римского папу в сущем сане, и даже готов был оказывать ему полное повиновение, если бы он обратился к правосл. вере. Он писал: «Яко еже глаголати латином первого быти Римского (папу), противоглаголати не нужно, ниже повреждающе сие Церковь есть: да покажут токмо того в вере суща Петров и преемников Петровых, и вся да имать яже Петр, и первый будет, и верх, и глава всех и крайний архиерей. Ибо сие о сущих по временех патриарсех Римских писася, и Апостольский сей престол, и иже на нём православия держащся архиерей преемник глаголется Петров. И никто же правая мудрствующих же и глаголющих о сих противоречит… Да будут токмо православия Сильвестрова же и Агафонова, Львова же и Ливериева и Мартинова и Григориева преемник Римский (папа), и тако апостольского того и первого иных речем архиереев, и подчинение тому дадим не яко Петру токмо, но яко Самому Спасу» (Славянск. кн. гл. 23, лист. 41 и обор.).

Как видите, из приведенного нами места ясно, что блажен. Симеон Солунский готов был признать папу и подчиниться ему, если только папа будет исповедовать правосл. веру – и только. О каком-нибудь миропомазании и речи нет, да и быть не могло, ибо тот-же Симеон Солунский учил. «Обращающегося от отступничества мы только помазуем миром… По раскаянии они (т. е. обращающиеся от отступничества ереси) принимаются без крещения, так как оно одно и одно отпущение грехов по благодати, – но священнодействовать или принимать священство уже не могут» (кн. его в русск. переводе Т. 3, 155 стран.). Словом, принятых чрез миропомазание – Симеон Солунский не допускал до священнодействия и это понятно почему. – Хиротонию еретиков второго чина, принимаемых в Церковь чрез миропомазание, не признавал и знаменитый толкователь священных правил Феодор Вальсамон, свидетельство которого мы выше приводили и повторять одно и то же не будем.

Итак, мы разобрали все ваши доводы, которые вы заимствовали из книги Усова и что-же? Скажем своё последнее слово…

XIX

Старообрядец. Позвольте. Есть еще у меня недоумение, которое прошу разрешить. – Известно, что предки наши приняли чрез миропомазание не только митропол. Амвросия, но принимали и раньше его священников, приходящих к ним от вашей Церкви, тоже чрез миропомазание. Точно так-же и ныне беглопоповцы принимают священников от вашей Церкви. И что-же? Бывают случаи, что эти священники снова возвращаются к вам и ваша Церковь принимала и принимает их в их санах и дает им приходы. В книге Усова указано несколько примеров (см. стр. 76–78). Если ваша Церковь признает старообрядческих священников действительными, несмотря на то, что они приняты в старообрядчество чрез миропомазание, то есть, именно так, как и митроп. Амвросий, то что же её после этого заставляет признавать сего митрополита и им рукоположенных лжеиерархами? Почему-же наших священников вы считаете простецами, самозванцами? Разве потому только, что вы считаете, что они рукоположены в расколе? Но и это не основание, ибо, вашей Церкви митроп. Макарий в «Православно-Догматическом Богословии» говорит: «Вообще Церковь постоянно держалась правила: ни в каком случае не повторять рукоположения. равно как крещения, если только то и другое совершены правильно, хотя бы и в обществе неправославных. Посему не повторяла рукоположения даже над священнослужителями, обратившимися к православию из некоторых сект раскольнических, как то: из общества кафаров и донатистов и ныне не повторяет над обращающимися от Церкви Римской. Потому-же собор Римский осудил Доната за вторичное рукоположение епископов и пресвитеров, падших во время гонений, как несогласное с постановлениями Вселенской Церкви; Св. Василий Великий обличал за такое-же повторение рукоположения Евстафия Севастийского, замечая, что этого никто и из еретиков не осмелился еще делать; а некоторые обличали в том-же Ариан (Т. 2, § 240, стран. 497).

Православный. Если вы внимательно относились к тому, что мы ранее говорили по вопросу о миропомазании, то недоумение ваше решено нами. Ведь православная Церковь принимает бывших в расколе, но потом раскаявшихся попов, и допускает их до священнодействия потому, что они получили правильное, законное миропомазание и хиротонию в православной Церкви; посему-то православная Церковь принимает бывших в расколе иереев уже не чрез миропомазание, а третьим чином, чрез покаяние, с возложением рук. Вам-же мы указываем, что если вы принимали и принимаете наших священников чрез миропомазание, то должны снова их хиротонисать, ибо не получившие печати дара Духа Святого священнодействовать и руководить другими не могут, о чём довольно мы говорили выше. Ваших же священников мы принимали, как мирян, не потому только, что ваши предки приняли Амвросия чрез миропомазание, а потому, главным образом, что в вашем обществе не было таинства священства по преемству от св. Апостолов и по разуму древней православной Церкви.

Ведь митроп. Амвросий пришел к вашему обществу, которое не имело ни семи спасительных таинств, ни Богоучрежденной иерархии в 3-х чинах: пришел к обществу канонически отлученному от св. Церкви и осужденному, посему и рукоположения, совершенные им, неправильны и незаконны и, как таковые, отмечаются Церковью. Ваших лжеиереев православн. Церковь, когда они обращаются в православие, не вторично рукополагает, а рукополагает собственно в первый раз, потому что прежнее рукоположение было и есть не истинное, а мнимое.

Выдержка из «Догматического Богословия» – Макария не служит ни укоризной нам, ни оправданием вам, потому что Усов выдержку из книги Макария привел не сполна и тем исказил смысл сказанного и вас ввел в обман. – В дальнейших словах, пропущенных Усовым, Макарий говорит: «Только рукоположение, совершенное неправильно и незаконно, какое преподавалось у еретиков, Церковь признавала недействительным, и положила заменять новым, законным рукоположением, если кто из обращающихся к Православию священнослужителей окажется того достойным. Так поступала она в древности над Арианами, Павликианами и вообще над всеми, рукоположенными от самозваных епископов, которые сами были поставлены незаконно» (т. 2, § 240). –

Ваши-же епископы – Кирилл и Аркадий, от которых и потекла Белокриницкая Иерархия, получили рукоположение от Амвросия незаконно, как единолично и не по преемству, а посему и священство ваше не истинное, а ложное и принять его никак нельзя. –

Старообрядец. Так – ужели мы с нашими священниками погибнем? Ведь мы Амвросия приняли – как митрополита и от него уже пошло наше священство…

Православный. Несомненно вы, если не обратитесь к правосл. Церкви, получить спасение со своими лжепопами не можете. – Амвросия вы приняли… Но, ведь, по вашему сознанию, Амвросий был еретик. – Так может-ли еретик восстановить истинное священство? Вы его исправили. Но, ведь, Церковь, имущая полноту таинств и трехчинное священство, принимала еретиков – по снисхождению для их же спасения, а не для восполнения своей нужды, своих недостатков. Так во всех правилах и сказано: «еретицы приходящие к Св. Соборней… Церкви»… Ваше же общество не было Церковью Христовой, потому что у вас не было ни иерархии, ни полноты таинств; а без иерархии и полноты таинств, учит ваш иерей Механиков, «церковь не может быть церковью, собственно говоря – нет церкви; а без принадлежности к Церкви и спасение немыслимо» (См. воззвание к бывшим братиям по вере – лист. 69 обор.) – Таким образом, могло-ли ваше общество – очистить еретика, принять его и допустить до священнодействия? Конечно нет. А, ведь, чрез митропол. Амвросия у вас восстановилась иерархия; как сознается в этом Швецов. (См. беседа его с Глуховым в Сент. 1894 г. лист. 25-й).

Вы – или должны доказать, что ваше общество было церковью Христовой, имеющею полноту таинств и иерархию, чего во веки не докажете, или же должны сознаться в грехе раскола, признать нашу Церковь – за истинно Христову Церковь, имущею благодать Св. Духа; – но в последнем случае мы будем обличать вас и Амвросия за кощунственный чиноприем Амвросия, за посмеяние над благодатью Св. Духа; и опять ваше священство незаконное, неспасительное, – потому что «для строения церкви, как пишет и Швецов, нужно священство – Христом установленное (а не Амвросием восстановленное), которое будет существовать по преемственному (а у вас до Амвросия почти 200 лет не было епископства; преемство прекратилось) от Св. Апостол епископскому рукоположению»…, ибо «Церковь и священство её с рукоположением епископским никогда не прекратятся и не уничтожатся» (Беседа Швецова с Глуховым, описанная самим Швецовым, лист. 55–56).

Словом, я хочу сказать, что еретический или раскольнический клирик, которого Церковь снисходительно соглашается принять в своё общение с сохранением за ним его иерархического сана, становится истинным клириком только тогда, когда он, покаявшись и отрекшись от своих заблуждений, прибегает к церкви и исповедует правую веру. – Амвросий пришел не к Церкви, как то мы показали, – а к такому обществу, которое само не имело благодати Св. Духа: «Егда несть ту Архиерея, пишет Препод. Никон-Черногорец, таковем не дается Дух Святый якоже веруем; и егда то не имут, его-же не прияша таковем образом, како инем подадут знамение на духовныя службы» (Тактикон, 23 слово). – Значит, ваше общество ему, как еретику по вашему сознанию, не могло сообщить благодатных даров «на духовные службы», – и он (Амвросий), – как еретик по-вашему, а по учению православной Церкви – как запрещенный за своё самовольное бегство из Греческой Церкви и от патриарха, которых он признавал за православных, – не мог из не церкви – сделать ваше общество церковью, преподать вам благодатные дары Св. Духа и рукоположить истинных пастырей (См. 16 правило Антиохийского собора, 2-е правило Сардикийского собора и др.); – почему правосл. Церковь и не признает ваше священство за священство, и принимает ваших лжепастырей как простецов. –

Итак, заканчивая беседу, вкратце повторю вам, напрасно тщится Усов доказать, что ваши предки приняли Амвросия по 8-му правилу 1-го вселенского собора; мы показали, что по 8-му пр. первого собора – должно принимать третьим чином, а не вторым, – что, главным образом, ваши предки и руководствоваться-то 8-м правилом не могли, ибо не имели епископов, в руководство которым и дано это правило; что, если вы приняли Амвросия чрез миропомазание, то, по указанию Кормчей книги (глава 37), необходимо было его снова рукополагать, чтобы он был истинным епископом, а рукоположить его у вас было некому; – показали, – что, если у вас не было мира, то выходит еще хуже; словом – показали, что, как ни тщился Усов защитить своё священство, не мог этого сделать, хотя и старался об этом, доходя даже до явной лжи и намеренного искажения свидетельств слова Божия, даже творений Отцов, учителей Церкви и соборных правил. Для решения-же вопроса о том: было-ли у старообрядцев св. миро – отсылаю вас (и читателей) к книге преосвященного Никифора, где обстоятельно доказано, что св. мира у старообрядцев не было и не могло быть.

Иерей Д. Александров

Сегодня утром, когда мы шли густым лесом в его имении, граф Толстой сказал мне:

– Америка утратила свою молодость: волосы её седеют, зубы выпадают, она стареется. Вольтер сказал о Франции, что она сгнила прежде, чем успела созреть, что же сказать о нации, идеалы которой не пережили и одного поколения? Ваши Эммерсоны, Гаррисоны и Виттьеры прошли. Вы не производите ничего, кроме богатых людей. До гражданской войны и несколько лет после неё, душа вашего народа цвела и приносила плод; теперь вы жалкие материалисты.

Лев Николаевич похож на пророка, он высок ростом и, не смотря на свои 75 лет, держится чрезвычайно прямо в своей серой крестьянской блузе, стянутой кожаным поясом.

Человек этот исполнен величия, не поддающегося описанию. Сердитое выражение, замеченное мною на лице учителя 12 лет тому назад, теперь исчезло; брови его уж больше не хмурятся. глаза не вспыхивают внезапным огнем; нет больше страсти, остался только мир.

Мы вышли из лесу и глазам нашим представился огромный луг, на котором крестьянки в пестрых одеждах сгребали сено. Толстой остановился и, глядя на эту мирную картину, сказал с грустью:

– Я скоро умру. Естественно, что молодой человек желает жить и не менее естественно, что старик желает умереть – и помолчав немного, прибавил:

– Я изо всех сил старался быть посаженным в тюрьму, или повешенным. Ни то, ни другое не удалось.

– Старались быть повешенным?

– Да. Это наилучший конец для человека, если не считать сожжения на костре. Вообще жертва – наилучший конец.

– Вы говорите серьезно?

Граф взглянул на меня своими большими серыми глазами и улыбнулся.

– Я сделал всё от меня зависящее, чтобы заслужить такую долю. Цель моей жизни в том, чтобы умереть за свою веру. Распятые хорошо умирают.

– Какая могла бы быть польза от вашей смерти на русской виселице?

С минуту Толстой смотрел на работавших на лугу женщин, потом провел рукой по своей длинной седой бороде и сказал со вздохом:

– Боюсь, что вы меня не поймете. Вот теперь собираются ставить памятник Иоанну Гуссу, чеху, сожженному на костре за свою веру в 1415 году.

– Да, но Мартин Лютер не был сожжен, а дожил до того, что своими глазами увидел успех Реформации.

– Лютер дожил до того, что изменил своим убеждениям: Гусс умер верным делу своей жизни.

– Трудно поверить тому, чтобы вы сознательно добивались смертного приговора.

– Это чистая правда.

– А ваш литературный труд? Неужели вы окончательно от него отказались?

– Я работаю теперь над книгой, начатой много лет тому назад. Это не проповедь, а эпическая поэма, воспевающая Кавказ. Главное лицо в ней Хаджи-Мурат, национальный герой, который сначала служил России, потом сражался со своими единоплеменниками против неё и в конце концов был казнен русскими. Это история рисует народ презирающий смерть; она не служит к чести России.

– Когда этот труд будет издан?

– Только после моей смерти.

– Почему же не раньше?

– Потому, что у меня нет охоты читать критику на него.

Мы пошли дальше и граф заговорил с увлечением о своём новом произведении.

Мы снова вошли в лес; я переменил разговор.

– Вы говорите о трестах в Америке, как будто они составляют важный вопрос – сказал граф. – По-моему, все эти промышленные вопросы просто ребячество. Тресты и рабочие союзы не больше, как преходящее явление. Человек не должен жить в промышленных центрах, в которых возникло человеческое рабство. Он не должен жить в городах. Человек испортил известную часть земного шара; но разве из этого следует, что люди должны жить и страдать в таких испорченных местах? Ни один человек не должен работать на другого, как это делает Рокфеллер, для него было бы лучше умереть с голоду. Ему следовало бы отказаться работать на тресты и смотреть на этот отказ, как на свою религиозную обязанность. Пусть всякий человек, работающий в Америке на какой-либо трест, уйдет из города и приобретет клочок земли; пусть он откажется от различных предметов роскоши и от употребления мяса и жизнь обойдется ему в шесть раз дешевле прежнего.

– Но у нас нет больше свободных земель, чтобы купить землю надо иметь деньги.

– Нужно очень немного земли для того, чтобы прокормить мужчину и его семью. Я повторяю, что единственное средство избавиться от трестов – это бежать из городов и начать копать землю.

– Ну, а как же быть, если человек не в состоянии приобрести землю, которую он мог бы копать?

– Тогда человек должен скорее умереть, чем поддерживать таких людей, как Рокфеллер. В таком случае он обязан умереть. Если же на него надели военную форму и приказали бы ему умереть, он умер бы с гордостью. Чего ради? Ради патриотизма, этого ложного понятия, приносящего в мир столько зла; патриотизм следовало бы осуждать и ограничивать, а не защищать и распространять. В том-то и беда, что люди не желают умирать за настоящее дело.

– Все толки о том, что американские тресты эволюция науки, сущий вздор. Тресты исчезнут тотчас же, как только у людей хватит смелости отказаться служить им. Много было говорено о громадном росте производительности, достигнутом путем трестов. Но разве такая громадная производительность нужна? Делает ли она людей более счастливыми? Нет!

– Да, но система трестов создала Андрея Карнеджи, а он употребляет сотни миллионов своих долларов на создание бесплатных народных библиотек, – заметил я.

– Да, но библиотеки далеко не всегда благо. Библиотека, составленная из хороших книг, – дело доброе, а составленная большей частью из дурных книг – проклятие. Не думаю, чтобы м-р Карнеджи наполнял свои библиотеки исключительно хорошими книгами. Принято думать, что университеты вещь хорошая; но мы имеем в России университеты, которые безусловно плохи.

– В прошлом году меня посетил Гарпер, ректор университета в Чикаго; он говорил о миллионах долларов, пожертвованных этому университету Рокфеллером и, казалось придавал этим миллионам большое значение. Когда же я заговорил с ним о действительно серьезных вещах, то оказалось, что он невежествен, как варвар. Он знал о вопросах, представляющих умственный и нравственный интерес, меньше всякого, читающего, напр., такой журнал, как Review of Reviews. Хорош должен быть университет, управляемый таким человеком! А это один из результатов миллионов, добытых путем трестов.

– Существует только одно непреложное основание; это основание истинное христианство. Мужики, которых вы здесь видите, настоящие христиане. Они не умеют ни писать, ни читать, но я считаю их более цивилизованными, чем та аристократия, к которой я когда-то принадлежал. Они развитее и утонченнее в истинном смысле этих слов, чем те варвары, которых воспитывают наши университеты и наши гостиные. Они обладают истинной религией.

– А что такое истинная религия?

– Это вот что: если я верю в то, что во мне есть божественная искра, то я частица Божества, тогда я знаю своё место в мире и сознаю свои обязанности по отношению ко всем другим людям. Если же я верю, что я только животное, то и буду жить, как животное и работать на одного себя. Человек приобретает верный взгляд на вещи только тогда, когда становится истинным христианином.

– Однако вы не признаете божественности Христа?

– Он называл себя Сыном Божиим, но Он же называл и всех людей сынами Божиими…

– Америка нуждается в великом религиозном движении. Истина сделает ваш народ свободным; когда он перестанет смотреть на удовольствие, как на цель жизни, ему не нужно будет так много денег. Путем рабочих союзов, ваши рабочие никогда не одержат победы над капиталом, капитал всегда будет иметь правительство и армию на своей стороне.

– Что думаете вы о еврейском погроме в Кишиневе, граф? –

Не ожидавший моего вопроса, старец быстро повернулся ко мне; лицо его выражало сильнейшее волнение.

– Ужасно! сказал он. – Мне трудно было поверить, что русский народ способен на такое страшное преступление; тем не менее это правда. Не дальше как сегодня я опять слышал об этом происшествии от очевидца; право, можно подумать, что речь идет о диких зверях. Они там пустили в ход прокламации с целью убедить народ в том, что убийства совершаются по воле самого Государя.

– Да, – продолжал граф, подняв и скрестив руки на груди, – русское правительство, отказывая евреям в правах, которыми пользуются другие его подданные, приучило народ смотреть на евреев, как на низшую расу. Греческая Церковь научила народ идолопоклоннической религии и исполнила его фанатической ненависти к неверующим. Этими двумя причинами объясняется избиение евреев.

– А теперь американцы собираются поднести петицию Государю Императору. Да и с чего это американцы выдумали посылать петицию России? У нас редко совершаются преступления, подобные Кишиневскому погрому, в течение многих лет один раз; вы же, в Соединенных Штатах, производите ваши линчирования ежегодно, ежемесячно, еженедельно, чуть что не ежедневно. Вы вешаете негров, стреляете в них, жарите их; у вас это обычное явление и в то же время вы считаете себя в праве обращаться, к русскому Императору с петицией касательно Кишиневских убийств. Чего можно достигнуть такой петицией? Ровно ничего. –

– Стало быть, вы не одобряете посылку этой петиции в Петербург? –

– Я просто считаю её бесцельной и бесполезной. –

– Предпринимаете ли вы, лично, что-нибудь для облегчения участи Кишиневских евреев? –

– По просьбе одного Лейпцигского издателя, я собираюсь написать рассказ, который будет издан в их пользу. –

Граф опять резко повернулся в мою сторону и, глядя мне прямо в лицо, сказал значительно:

– Когда мы гордимся своим народом – это худо; когда стыдимся его – это хорошо. Я нахожу, что американцы всегда гордятся собой. –

– А почему бы им и не гордиться? Это народ, опирающийся на равенство прав. –

– Это народ, ушедший в погоню за богатством, и все-таки я скажу – он опустил свою седую голову – и все-таки я скажу, что те немногие Англо-Саксы, которые еще веруют, осмеливаются жить согласно своим убеждениям. Справедливость требует это заметить; Германцы же окончательно лишены религии.

– Любопытно, что германцев принято считать идеалистами, а американцев и англичан практиками. Это чисто внешнее определение. Суть же в том, что германцы идеалисты только на словах и в поэзии, а американцы и англичане способны быть идеалистами на деле. –

– Это ваше поле? – спросил я графа, когда мы дошли до большого пространства, засеянного великолепной рожью.

– Нет, у меня ничего нет своего. –

– Однако оно составляет же часть вашего имения? –

– Я отдал Ясную Поляну жене и детям. Это была большая ошибка; мне следовало бы отдать имение крестьянам, так же, как я роздал всю мою остальную собственность. –

– И вы намерены по-прежнему отказываться от вознаграждения за ваш литературный труд? –

– Намерен. –

– Почему? –

– Потому, что я считаю, что никто не имеет права владеть собственностью. –

– А имеете ли вы нравственное право лишать жену и детей дохода, который был бы за ними обеспечен вашим литературным трудом? –

Граф сделал нетерпеливое движение.

– Я устал объяснять это миру, – сказал он, – это религиозное убеждение.

Делая этот вопрос, я знал уже, что Толстой отдал це<…>гов полученные им за его «Воскресение» 10 тыс. ф. стерлин<…> на дело переселения духоборов в Манитобу, где впоследствии конная полиция была вынуждена их арестовать. Очевидно и граф вспомнил об этом, потому что на мой вопрос об успехах распространения грамотности среди русских крестьян он ответил:

– В такой стране, как Россия, грамотность приносит мало пользы. Духоборы не придают значения умению читать и писать, а я считаю их самыми верующими людьми в мире. Кроме веры ничто на свете не имеет цены. Быть христианином, страдать и в известном смысле быть распятым – вот истинная жизнь и истинная смерть.

– Как отнеслись вы к вашему отлучению от Церкви?

– Да никак. Я просто не обратил на него внимания. Церковь давно отреклась от христианства, что же мудреного, что она отвергает христианина. Именно теперь Церковь собирается раскрыть могилу монаха, умершего около ста лет тому назад. Это святой. Церковь всегда учила, что тела святых нетленны; это одно из доказательств святости. Недавно послали комиссию открыть гроб и освидетельствовать мощи. Комиссия не нашла ничего, кроме праха и костей. Тогда Петербургскому митрополиту ничего больше не оставалось, как объявить всенародно, что и тела святых могут подвергаться тлению и что святость доказывается чудесами, совершающимися у гроба угодников. Отказавшись от учения о нетлении тела святых, митрополит указывал на то, что и тень, падавшая от апостола Петра, имела силу исцелять больных. На днях состоится открытие этого гроба в присутствии Государя Императора. Хотел бы я быть там, чтобы посмотреть на народ и послушать, что он скажет. Если бы я был посильнее, то, конечно, был бы тоже там, в толпе.

Когда мы направились обратно к дому, граф снова горячо восстал против стремления американцев к новым изобретениям и к усилению промышленности.

– Кто-то спросил Эмерсона, что бы он стал делать, если бы солнце перестало греть и земля была бы обречена на погибель? Он ответил: – Я полагаю, что сумел бы обойтись и без них. Это хороший ответ, показывающий, что он был уверен в своей духовной жизни. Зачем пренебрегают американцы своими душами ради торговли, ради денег, ради удовольствий? Кто-то изобрел автомобиль и все немедленно вообразили, что обязаны завести автомобили. Но ради чего должен человек тратить время, носясь по стране в автомобиле? Не успеете вы изобрести что-нибудь для сохранения времени, как тотчас же начинаете тратить время постоянно и без всякой надобности, пользуясь этим изобретением.

Чрез 500 лет потомки нынешних американцев будут с удивлением вспоминать о том времени, когда их предки тратили силы на постройку нелепых сооружений и время на безумно быструю езду.

Толстой говорил еще долго с презрением о современной цивилизации.

– У меня только одно желание, – сказал он наконец, – я жажду мученической кончины, а потому человек, занятый трестами, рабочими союзами, политикой и деньгами, вряд ли поймет меня.²⁹¹

С. Вердеревская

От Редакции. Таково интервью: оно, как видите, читатель, очень интересное, и во многих отношениях характерное. Насколько прав Толстой, «похожий на пророка» (конечно лживого, которого Бог не посылал – см. Иер. 14 гл.), в своей войне против цивилизации американского пошиба, нас это мало касается; хотя со своей стороны считаем не лишним сказать, что и здесь гр. Толстой не прав – не прав принципиально: автомобили не при чем, если время, даруемое благодаря автомобилю в лишних дозах в распоряжение верующего, тратится последним на дела богоугодные. Тоже и о прочем… Наше внимание обращают на себя другие суждения яснополянского лже-пророка, требующие необходимой оговорки. 1. «Я изо всех сил старался быть посаженным в тюрьму или повешенным (чит. за свою веру). Но ни то, ни другое не удавалось». Прежде всего, где же теперь правда слов того же Толстого в «Обращении к духовенству», что в «варварской» России за веру гонят и тиранят?… Оказывается, не смотря на всякие старания Толстого «быть повешенным» за веру, его не вешают; он свободно гуляет себе в Ясной Поляне, пропагандируя свои воззрения не только в России, но и перебрасывает их полною рукою и за океан… Яснополянский гордец домогается мученического венца. Но на таковых лиц Церковь давно уже установила своё порицание… По словам св. Златоуста, и «кровь мученика не может загладити греха» отступничества от Церкви (Толк. на 14 посл. ап. Павла стр. 16, 92). 2. Толстой говорит, что «патриотизм – ложное понятие, приносящее миру столько зла»… Вопрос на эту тему имеет стопудовую литературу. И благоразумная её часть противится, и справедливо, космополитизму. Почему, спросить бы Толстого, и Христос послан был и посылал Сам Своих апостолов прежде всего к погибшим овцам дома израилева? Почему Он считал не хорошим отнимать хлеб у детей и бросать псам (хананеянка)?…

3. «Существует, говорит Толстой, только одно непреложное основание; это основание истинное христианство. Мужики, которых вы здесь видите, настоящие христиане». Большую правду сказал Толстой, только сам он её не разделяет. Христос есть «путь, истина и живот». И мужики, которые, «не мудрствуя лукаво», не «влагая персты в ребра», веруют в Святую Церковь, как «столп и утверждение истины», и её таинства, как Богоустановленные средства благодатного живого общения искупленного с плодами искупительных заслуг Голгофской жертвы и Самим Искупителем, как «истиною и жизнью», счастливы, по вере праведны и спокойно отходят к Тому, в Ком «упокоение всех страждущих и обремененных». Но такой-ли мужик граф Толстой – гордый, мечтающий поставить свой авторитет выше церковного и – «стать выше небес» (аки Навуходоносор)…

4. «Христос называл Себя, говорит Л. Н., Сыном Божиим, но Он же называл и людей сынами Божиими». Верно; но где называл Христос людей «сынами Божиими» и в каком смысле, этого яснополянский «просветитель» американцу не пояснил. Толстому, несомненно, известно, что еще в «ветхом завете» Господь сказал Своим избранникам – «Бози есте», но ужели на этом основании Л.Н. будет считать Моисея и Аарона Богами?

5. «Ужасную правду» Кишиневского погрома Толстой сваливает на «русский народ». Но правда-то, как потом выяснилось, только в том, что причиной погрома, оказались евреи и подлые подстрекатели-смутьяны, а не «русский народ». И о. Иоанн Кронштадтский думал об этом погроме, как Толстой, но потом, узнав «правду», печатно извинился пред «Русским народом» за свой скорый суд над ним…

6. «Греческая церковь, говорит Толстой, научила народ идолопоклоннической религии и исполнила его фанатической ненависти к неверующим». Какая позорная для Толстого неправда. Толстой, видимо, не может подняться выше мужичьих-сектантских воззрений на церковное иконопочитание… Пусть бы он дал себе труд повнимательнее прочитать хотя бы «деяние 7 вс. собора» и сравнительно постановления собора эльвирского (305 г.), и тогда бы, думаем, идолопоклонства в греч. церкви он не усмотрел. Учит ли церковь и фанатической ненависти к неверующим: по апостолу, мы молимся за «вся человеки» и должны, по словам Христа и учению Церкви, любить и ненавидящих нас.

7. К отлучению от церкви Толстой отнесся «никак», он «просто не обратил внимания на него», а письма по этому поводу, как известно, все-таки гр. писал… «Церковь давно (с каких же именно пор?) отреклась от христианства, что же мудреного, что она отвергает христианина». Какой христианин Толстой, не признающий Божественности Христа и других основных догматов христианства, читателям нашим известно. Ужели христианские церкви всех даже исповеданий ушли от Христа, и у Него осталась одна только верная яснополянская овца?… Все, извольте видеть, церкви христианские отреклись от христианства (по «обращению к духовенству»), остался один христианин Толстой. Где и какие на это основания у Толстого? Да нигде и никаких. Ужели «врата адовы, вопреки обетованию Христа, одолели» св. Церковь (Мф.16:18) и неодоленным остался один Толстой!? Поистине у Толстого гордость падшей «денницы»!

8. Коснулся Толстой и препод. Серафима и его честных мощей, а также «необходимого разъяснения» петербургского митрополита Антония, по поводу останков Саровского чудотворца, и коснулся насмешливо, при этом оболгал Церковь, говоря, что будто бы она всегда учила, что все святые прославленные нетленны. Прочитал бы граф хотя исследование о канонизации святых Голубинского, удивительного ничего нет: и о Христе говорили, что Он творит чудеса «силою Веельзевула, князя бесовского»… Если бы Толстой искренно искал истины Христовой, и вник в то, что указано с надлежащими справками из Св. Писания и истории Церкви в «разъяснении» митр. Антония, он понял бы всю христианскую правду «разъяснения» и его необходимость для колеблющихся чад Церкви, – правду вполне достойную истинного церковного архипастыря; и не сказал бы недостойных великого ума слов… Но для всего этого он слишком горд: на него ведь взирает весь мир – обоих полушарий.

Мы вообще не останавливаемся подробно на опровержении высказанных граф. Толстым американцу своих религиозных умствований, – так как в них нового ничего нет против того, что ранее уже разобрано и опровергалось на страницах нашего журнала. Это новое сообщение по-видимому беспристрастного американца должно служить для русского общества еще одним лишним доказательством высокой справедливости известного акта Св. Синода об отлучении гр. Толстого от Церкви.

А вместе «интервью» ярко характеризует непреоборимое упорство «Яснополянского мыслителя» в еретичестве, доходящее до болезненного фанатического исступления, известного на языке медицины под названием mania religiosa и иначе нельзя объяснить стремления Толстого к самоистязанию. Отличительная черта здравой религиозной настроенности человека-христианина – это мир и радость о «Дусе Святе», благодатная жизнерадостность, как напр. у св. Серафима, при которой не мыслимо такое неестественное, мрачное тяготение к виселице какое у Л.Н. Толстого.

Толстой для нас теперь «внешний»; и мы «не судим чуждому рабу» – Бог ему судья. «Ими же веси судьбами», спаси его Господи!

Не подлежит сомнению, что в деле внутренней миссии православной Церкви приходское духовенство имеет первое место. Высоко стоит авторитет священника в приходе – и сектантов или мало, или вовсе нет; упадает – и они или вновь появляются, или усиливаются. Если назначают в расколо-сектантский приход священника с высокими нравственными достоинствами, «право правящего слово истины», и зачастую сектантство значительно сокращается; если же его заместитель окажется с недостатками, уклонения от православия усиливаются и представители отступничества снова поднимают головы.

Конечно, степень авторитетности приходского пастыря зависит прежде всего от него самого, но иногда, помимо его воли и достоинства, по злым наветам недоброжелателей, какими всегда являются отступники от веры православной, случается, что престиж его заметно падает в глазах прихожан. Этому во многом способствует так называемая «судебная волокита». Она обыкновенно возникает по доносам и жалобам на духовенство со стороны лиц, чем-либо обиженных и желающих по чувству мести досадить ему. И достаточно какого-либо незначительного обстоятельства, или вымышленного факта, чтобы над обвиняемым пастырем было назначено епарх. начальством формальное следствие при депутате с гражданской стороны и допрос многих свидетелей. В большинстве случаев подобного рода жалобы и доносы оканчиваются полным оправданием обвиняемого, но самая процедура делопроизводства, обставленного столь торжественно и допрос под присягой свидетелей, якобы о важном уголовном преступнике, по нашему глубокому убеждению, испытанному на практике,²⁹² сильно подрывает авторитет приходского священника. Назначение формального следствия над священником, по самому незначительному делу и факту сомнительному, заставляет прихожан смотреть на своего пастыря как на подсудимого и, разумеется, относятся к нему с меньшим уважением, а это охлаждает взаимные между ними отношения и нередко побуждает многих овец бежать из двора Отчего на распутия мира сего и примыкать к разным отступническим обществам. Нам известно немало таких приходов, в которых штунда появилась с того момента, как над местным священником стали производиться формальные следствия по жалобам и доносам, не всегда, впрочем, заслуживавшим столь строгого и обставленного излишними формальностями отношения к ним.

Пусть не подумает кто либо, что мы намерены потворствовать проступкам священно-церковно-служителей. Далеко нет. Если всякого рода отступления от своего долга и звания не терпимы в обыкновенном смертном и караются по всей строгости существующих на этот счет законоположений, то тем более они должны быть преследуемы в лицах, облеченных в духовный сан, в тех лицах, которые должны быть «светом миру и солью земли». Мы только восстаем против излишней огласки судопроизводства и, если можно так выразиться, «вчинания иска» по поводу обстоятельства и жалоб, не заслуживающих этого. «Формальное следствие» следует назначать только в обстоятельствах исключительных и делах очень важных, а для дел менее важных и самое делопроизводство следовало-бы для поднятия авторитета приходского духовенства сократить до nec plus ultra.

В виду этого было бы весьма благополезно – прежде чем назначить формальное следствие по проступкам священно-церковно-служителей – практиковать в широкой степени более упрощенный способ делопроизводства – дознание. В каждом благочинническом округе есть особый блюститель нравственности вверенного ему духовенства, – это благочинный; почему бы под его личною ответственностью не поручать ему предварительного обследования дела, возникающего по жалобе на то или другое подведомственное ему лицо, для заключения, и если последнее окажется неудовлетворительным, лишь тогда назначать уже формальное следствие?… Кроме благочинного есть еще благочиннический совет, состоящий из помощника благочинного и члена благочиннического совета. Все эти лица очень близко стоят к обвиняемому пастырю, и в большинстве случаев, находясь с ним в близком соседстве, хорошо знают все обстоятельства того или другого дела и их заключение в данном случае должно бы иметь также весьма важное значение, а между тем подобного рода заключений почему то никогда не требуется при следственных делах и постановление епархиального начальства каждый раз основывается лишь на одном формальном следствии, произведенном духовным следователем при депутате с гражданской стороны.

А если бы все следственные дела шли чрез руки благочинных, и их советов, то, наверное, многие бы из них кончались миром, не имели бы излишней огласки я не служили бы поводом к тому, чтобы отступники от веры православной тыкали на нас пальцами и приобретали-бы лишних последователей своего лжеучения. Нам могут возразить, что благочинный – свой человек, – может всегда покрыть обвиняемого; но ведь и следователь тоже – свой человек и мог бы покривить душой, только не знаем, кому может быть приятно принимать уголовную ответственность на свою шею? Личная ответственность может служить для производящего дознание самою лучшею гарантией того, что оно будет произведено с соблюдением самой строгой справедливости.

А что неправильная постановка следственного производства в духовном ведомстве давно уже сознается многими, имея весьма дурные последствия, это видно уже и из того, что оно упрощается некоторыми преосвященными. Так, насколько нам известно, блаженной памяти высокопреосвященный м. Филарет весьма не одобрял форменных следствий с неизбежной судебной волокитой и обыкновенно дела по доносам и жалобам на священно-церковно-служителей разрешал просто по-отечески.

Обыкновенно, если к нему поступала жалоба на священно-церковно-служителя, он вызывал в свою квартиру местного благочинного. Когда последний являлся, владыка-митрополит приглашал его в свою домовую церковь и здесь пред престолом чинил самый строгий допрос, справедливо полагая, что благочинный знает все обстоятельства дела, по которому его спрашивают, а торжественность обстановки и святость места не позволят допрашиваемому говорить ложь или же покрывать подчиненного в присутствии самого архипастыря.

После допроса обыкновенно тут же полагалась резолюция, которую отвозил на место назначения сам благочинный. Конечно, к таким мерам милостивый владыка-митрополит прибегал только в самых серьезных делах, когда священно-церковно-служитель обвинялся в весьма тяжких преступлениях, а в менее важных он обыкновенно ограничивался дознанием благочинного и его донесением по этому делу.

Другой преосвященный, Амвросий, архиеп. харьк., поступал таким же образом. В особенности он старался келейным образом мирить враждующих священников и других членов причта. Зная сколько ссор, вражды и неприятностей бывает между священно-церковно-служителями по различным поводам, и насколько ссоры эти, доходящие до суда церковного, роняют авторитет духовных лиц пред прихожанами, а в особенности пред иноверцами, преосвященный все подобные дела старался разрешать без излишней огласки, судебной волокиты со всеми её неприятностями, причем выдвигалась на первый план не юридическая, а нравственная сторона дела: духовенство должно служить для паствы примером мира и любви… Был такой случай. Священник и псаломщик жили между собою во вражде: виноватою стороною был псаломщик, человек вздорного и заносчивого нрава. На литургии со священником случилось несчастье: он опрокинул чашу со святыми Дарами. Псаломщик немедленно отправляется к высокопреосвященному Амвросию с доносом на священника, священник в тот же день отправился туда же покаяться своему архипастырю в невольном грехе. Явились они оба вместе. Архиеп. Амвросий принял священника, а потом псаломщика. Священнику владыка приказал каждый день в течение недели совершать литургию и помолиться о своём грехе, а псаломщику был сделан строгий выговор за то, что он дерзнул доносить на своего духовного отца и начальника и приказано было просить у него прощения. Нам приходилось слышать этот рассказ от нескольких лиц, причем все они выражали своему архипастырю глубокую признательность за то, что он разобрал дело своею собственною властью без всяких формальностей и следствий, чем наглядно показал духовенству, каких взаимных отношений желает он от него.

А об одном из ныне здравствующих архипастырей передают такой случай. Два подчиненных ему священника затеяли между собою долгую тяжбу, которая то затихала, то снова возбуждалась. Епархиальный архиерей, присутствовавший в то время в Синоде, видя, что следствия и суд по их делу не приводят к желанному миру, вызвал обоих в Петербург, принял их в одно время, выслушал их дело и спросил: «Кто же из вас виноват?». Виноватого не нашлось. «Оба вы виноваты», сказал владыка. – «Поэтому кланяйтесь друг другу в ноги, да поцелуйтесь». После этого владыка сказал несколько прочувствованных слов о том, как должно жить духовенство между собою, особенно в наше трудное время, благословил обоих и сказал в заключение: «Дело ваше я прекращаю, поезжайте с миром домой, и смотрите, чтобы пока я жив, и ничего не слышал о вашей ссоре». С той поры бывшие враги примирились и, как слышно, живут в мире и согласии. Случай этот скоро разнесся по епархии, и в духовенстве вызвал удовольствие и благодарность к мудрому владыке.²⁹³

Эти единичные факты с наглядностью доказывают возможность упрощения духовного судопроизводства. Пусть будет суд строгий и нелицеприятный, но самый упрощенный. Теперь же следственными делами занята половина консисторского делопроизводства. Многие из этих дел вследствие канцелярской переписки сильно усложняются, затемняются и затягиваются на долгие годы, роняя обвиняемого в глазах его паствы.

В римско-католической церкви давно уже на это обращено самое серьезное внимание высшим духовным начальством. Там формальные следствия назначаются только по требованию гражданского начальства. Духовный же суд над провинившимися священниками происходит в покоях самого епископа, допрос производится им лично, положительно без всякой огласки и тут происходит оправдание обвиняемого или же назначается ему кара по степени виновности. Не этим-ли обстоятельством следует объяснить то, что авторитет духовных лиц стоит там очень высоко и католические ксендзы, благодаря поддержке высшего своего начальства, имеют возможность действовать вполне с властью, пользуясь в то же время полною независимостью со стороны пасомых, а последние относятся к ним с примерным почтением и уважением. Нужно только присмотреться, каким вниманием пользуется ксендз, находясь где-либо в гостях, и как все его духовные дети наперерыв стараются чем-либо услужить ему.

Не упрощением ли судебного делопроизводства следует также объяснить то обстоятельство, что в католической церкви судебные дела по жалобам на духовенство возникают очень редко, а если и возникают, то мало кто об них ведает? Прихожане знают только, что их ксендз наказан, удален или переведен из прихода, но за что и про что – об этом могут только догадываться, но не знают достоверно. А у нас подобное событие со всеми подробностями известно в приходе всем от мала до велика и, варьируясь на разные лады, необходимо влечет за собою подрыв доброй славы о православном духовенстве. И без того оно находится уж в приниженном положении вследствие своей материальной необеспеченности… – следует по крайней мере поднять его хоть в моральном и служебном отношении: нужно карать проступки духовных лиц, но по возможности не следовало бы обнажать и пороки их для соблазна малых…

Свящ. С. Брояковский

Когда я вернулся в Петербург, то застал у своего земляка (добрейшего А.П. Г-го, который, по выходе моём из академии, дал мне у себя приют) гостей; рассказал им о своём свидании с графом и о записи в число членов его общества трезвости; в виду этого ко мне не стали приставать с выпивкой, хотя некоторые товарищи уже были навеселе. Когда Петербургские друзья Толстого узнали, что я был у него, то чрезвычайно заинтересовались содержанием нашей беседы и моим кандидатским сочинением и просили познакомить их с тем и другим, что я с удовольствием исполнил. Три вечера собирались мы в квартире тогдашнего редактора-издателя «Русского Богатства», Леонида Егоровича Оболенского; я читал своё сочинение, а слушатели откровенно критиковали его. В числе критиков были и литературные генералы, вроде Н.С. Лескова; помню с каким подобострастием встречали его передовые интеллигентные люди; когда вошел этот угрюмый, ворчливый старичок, как показалось мне, страдавший одышкою от полноты, все, кроме меня, встали со своих мест и с благоговейной почтительностью ждали, когда он подойдет к ним и удостоит небрежного пожатия руки.²⁹⁵ Л. Е-ч представил ему в числе других и меня. Сели. Я стал читать. Лесков, считавшийся тогда в светской литературе архиспециалистом по богословским вопросам, чаще всех делал мне возражения и чрезвычайно волновался, когда я указывал превосходство православного учения пред учением графа Толстого. Помню, в своих нападках на православие он дошел до того, что стал утверждать, будто его нельзя и сравнить с вполне законченной философией графа Толстого, так как православные за 19 веков своего существования не выработали цельной философской системы. Я попросил подтвердить чем-нибудь столь удивительное открытие. «Да как же, воскликнул Лесков, православие ни разу не затронуло даже столь необходимого во всякой действительно философской системе вопроса, как вопрос о происхождении человеческих душ?!» – «Нет, говорю, не только затронуло, но и дало самый определенный ответ; можете найти в «Догматическом Богословии» митр. Макария, в таком-то томе, в таком-то отделе». – «Что вы смеетесь надо мною? Я прекрасно знаком с этой догматикой!» – «Обращаюсь к Л.Е. и прошу, нельзя-ли достать эту книгу. Говорит, что её нет ни у него, ни в библиотеке редакции. «В таком случае, говорю, убедительнейше прошу всех присутствующих запомнить этот спорный вопрос, а завтра я принесу с собою догматику Макария. На другой вечер Лесков уже не приехал, а собравшиеся слушатели с изумлением прочли в привезенной мною книге православное решение вопроса о времени происхождения вопроса человеческих душ и должны были согласиться, что Н. С-ч был неправ. Когда в академии узнали об этих чтениях и вызываемых ими диспутах, то некоторые студенты изъявили сильное желание присутствовать на них; я взял их с собою, разумеется, заручившись предварительно согласием на это хозяина квартиры, Л.Е. Оболенского, и они много помогали мне вести диспуты, так как, при множестве вопросов, одновременно возбуждаемых разными лицами, одному человеку не было возможности удовлетворить всех. В числе слушателей был благообразный, седой старичок, в крестьянской одежде; впоследствии оказалось, что это – знаменитый Сютаев, о котором не раз вспоминает Толстой в своих сочинениях, как о человеке положительного ума, который открыл ему глаза, в чём именно должна состоять наша помощь несчастным беднякам, – сиротам; этот Сютаев был известен всей России и как ересиарх, родоначальник особой секты – «Сютаевщины». По поводу одного пункта православного учения возник горячий спор: я утверждал, что народ наш понимает его так, как я изложил, а мои оппоненты отрицали. Чтобы прекратить спор Лесков или Оболенский предложили обратиться к присутствующему среди нас представителю народа, и, к общему изумлению, Сютаев вполне подтвердил мои слова. Заинтересовавшись этим старичком, я во время антракта, подсел к нему и тут-то узнал, что это – Сютаев. Он между прочим рассказал мне, что теперь он ходит по святим местам на поклонение, а «дня через два, говорит, поеду в Кронштадт, к батюшке о. Иоанну». – «Давно ли вы странствуете по святым местам»? – «Нет; до этого года я сам вел хозяйство; ну и некогда было; а теперь сдал всё сыновьям и пошел; давно уж думал об этом; пора мне и к смерти готовиться. Вообще в этих приведенных здесь речах Сютаева я ничего сектантского не заметил».

Из всех слушателей, число которых, если не ошибаюсь, иногда доходило до трех десятков, серьезнее и искреннее других относился к чтениям и к обсуждаемым на них вопросам Л.Е. Оболенский. Признаюсь, во всю свою жизнь я не встречал более искреннего, более откровенного человека. Однажды, когда все уже разошлись, Л.Е. провел со мною целую ночь в самой задушевной беседе. Он подробно спрашивал меня, как учит православная Церковь о Боге, о мире, о человеке, о взаимных отношениях людей и т. п., я откровенно отвечал. Выслушал он меня и говорит: «Будьте так добры, скажите откровенно: то, что вы сейчас передали мне, действительно-ли представляет учение православной Церкви, или это, может быть, ваши личные убеждения?» – «Это, говорю, и мои личные убеждения, и учение православной Церкви. Всё это вы можете найти у таких-то и таких-то православных богословов в более ярком и отчетливом изложении, в более убедительной форме». – Л.Е. вздохнул и говорит: «Как жаль, что я до сих пор не знал православного учения»! – «Что вы говорите? Не может быть»! – «К сожалению, это правда; в нашем кругу находят нужным хорошо знать религиозно-нравственные воззрения буддистов, магометан и всяких язычников, серьезно же изучать учение православной Церкви считается, можно сказать, неприличным, предосудительным»… – «Почему же так»? – «Потому, говорит, что у нас почти все убеждены, что в учении православной Церкви ничего нет искреннего, что придумало его православное духовенство из своих корыстных расчетов, чтобы держать народ во тьме невежества и суеверий, в безусловной покорности правительству. Да, мы хоть и считаемся православными, но не верим учению православной Церкви и не хотим знать его». – «Но вы же изучаете Закон Божий в своих школах»? – «Да, изучаем; но изучаем, как и многие ненужные предметы, затем лишь, чтобы получать хорошие баллы и, как следствие их, необходимые для карьеры аттестаты и дипломы. Мы живем можно сказать без религии и за это тяжко страдаем. У меня был брат – юноша удивительных способностей; все, знавшие его, были уверены, что из него выйдет гений. Но, к несчастью, ни родители, ни школа не дали ему прочных религиозных устоев и, при первом серьезном столкновении с жизнью, он не выдержал и наложил на себя руки»… Смотрю, а по щекам этого сильного человека, глубокоученого энциклопедиста текут обильные, горячие слезы… Никогда не забуду той ночи… Почему же, говорю, люди вашего круга, не зная учения православной Церкви, уверены, что в нём ничего нет искреннего? «Потому, ответил Л. Е., что православное духовенство одно говорит, другое делает; учит народ тому, чего само не исполняет»… Конечно, в этом преувеличении есть некоторая доля правды.

Когда я представил в академию своё кандидатское сочинение, то совет академии поручил рассмотреть его о. Антонию (Храповицкому); он дал о моём двухлетнем труде отличный отзыв, напечатанный в «Христианском Чтении» за 1899 год.

Зная, как публика интересуется всем касающимся графа Л.Н. Толстого, я хотел напечатать своё сочинение. О. Антоний одобрил мою мысль и так как у меня не было денег на издание, то он предложил известному издателю-книгопродавцу И.Л. Тузову напечатать моё сочинение на его счет; тот согласился; сочинение моё немедленно взяли из академической библиотеки и представили в духовную цензуру. Так как сочинение было уже рассмотрено и одобрено профессором духовной академии, при том искренним, образцовым монахом, то в получении цензурного разрешения никто не сомневался. Вдруг является ко мне один товарищ, земляк старшего духовного цензора, и говорит: сейчас, при входе в академию, встретился с N. N.; прочитал он твоё сочинение и вознегодовал: кричит – «у вас в академии учат не богословию, а чертословию; я в Синод донесу»…

На другой день прихожу к цензору. Он говорит, но уже хладнокровно, что моё сочинение нельзя напечатать. – «Позвольте узнать почему?» – «Вы, например, одобрительно отозвались о рассказе Толстого «Где любовь там и Бог». – «Помилуйте! хорошие отзывы об этой брошюрке я встречал не только в светской, но и в духовной печати». – «То было прежде, а теперь нельзя, кроме того в вашем сочинении встречаются совершенно неправильные мнения: вообще я не советовал бы вам издавать его». Ничего больше не оставалось мне делать, как взять у цензора своё сочинение и сдать его обратно в академическую библиотеку.

По окончании курса в академии, я, по примеру многих своих товарищей, мог бы поступить на гражданскую службу и в материальном отношении устроился бы гораздо там лучше, чем на месте священника; одно знакомое влиятельное лицо в некотором учреждении предлагало мне сразу занять там должность со 100 рублевым в месяц жалованием; но я твердо решил идти в священники и не в город, а в село. Город с его условиями жизни, с нравами его обитателей претил моей душе. Городское население более или менее быстро вырождается, уступает место притоку свежих деревенских сил. При том, думал я, доверчивый сельский люд несравненно более доступен доброму влиянию священника, чем горожане; я судил о деревне по тем неиспорченным еще крестьянам, среди которых прошло моё детство. Я не мог и представить себе, чтобы в течение 15 лет, проведенных мною в городах за книгами, так расшатались религиозно-нравственные устои народа; только теперь я убедился, что, пожалуй, большинство деревень по своей нравственной распущенности может конкурировать с городами.

Чтобы не пропадало понапрасну дорогое время и желая поскорее приложить свои идеи к делу, я послал к четырем южнорусским епископам следующие прошения: «Желая посвятить себя на служение Церкви и народу, покорнейше прошу Ваше Преосвященство дать мне место сельского священника во вверенной Вам епархии». Ни одной из этих епархий я не знал; но я слышал, что Юг – это житница России, это сад её, а мне хотелось жить в возможно лучших климатических условиях. Подавая прошения сразу в четыре епархии, я думал: «Бог устроит меня там, где Ему угодно». Вы думаете, что мне, кандидату Спб. духовной академии, немедленно же епископы предоставили просимое место и я очутился в затруднении, куда поступить? Как бы не так! Вероятно, я совсем не получил бы там места, если бы некоторые, более знакомые с жизнью, товарищи не стали говорить мне: «Ох, Павлыч! не получишь ты и сельского места, если не попросит за тебя какое-нибудь влиятельное лицо». Смущенный их речами, пошел я к своему ректору (теперь митрополиту С.-Петербургскому) и попросил написать обо мне несколько слов архиепископу Херсонскому и Одесскому Никанору, которому я тоже послал прошение и который, присутствуя в то время в Синоде, часто бывал у преосвященного Антония, бывшего своего ученика. Добрый преосвященный ректор исполнил мою просьбу и я немедленно был назначен священником в посад Новую Прагу, но еще до приезда моего в Херсонскую епархию меня перевели сначала в г. Вознесенск к соборной церкви, затем в г. Николаев к Симеоно-Агриппининскому молитвенному дому. Получил я официальные ответы и на те три прошения; один архипастырь писал, что, к сожалению, он не может исполнить моей просьбы за неимением у него свободных священнических мест (хотя для семинаристов и находятся такие места): другой – тоже отказал в виду незнания мною румынского языка, необходимого в его епархии, хотя, как я узнал впоследствии, в той епархии есть сельские приходы, в которых нет инородцев, а третий архипастырь откровенно предложил за обстоятельным ответом на моё прошение обратиться к его племяннице – девице, живущей там-то. Но я отказался от всякой чести породниться с самим епископом. Если бы у меня было желание таким способом получить хорошее место, то я мог сделать это в Петербурге, где предлагали мне занять место настоятеля одной аристократической церкви со взятием сироты, пользовавшейся покровительством теперь уже умершего министра. Курьезно то, что из среды кандидатов академии нашлось несколько охотников подчиниться указанному условию, но их забраковали, так как в ту церковь требовался «видный» священник: я же, по мнению лица, предлагавшего мне место и показывавшего фотографическую карточку невесты, вполне удовлетворял этому требованию. Да, я личным опытом убедился, что кандидату духовной академии труднее получить священническое место и труднее жить на нём, чем семинаристу.

Симеоно-Агриппининский молитвенный дом и приход, куда я был назначен священником, сначала мне очень не понравились и я хотел отказаться от этого места, но преосвященный Антоний убедил меня остаться там, чтобы не рассердить архиеп. Никанора; «если, говорит, это место окажется действительно плохим, то месяца через два преосвященный Никанор даст вам другое». Я послушался его совета и – вследствие того, что женился в Николаеве, где сразу приобрел много хорошей родни, и прихожане оказались гораздо лучше, чем думал, – я прожил в Николаеве почти 7 лет. Правда, я неоднократно просил своих архипастырей перевести меня в село, но они говорили, что моё место в городе и три раза предлагали мне занять более видные места, но все в городах; только в 1896 году мне удалось, сославшись на болезненное тогда состояние моих детей, обменяться местом со священником м. Нового Буга, где я теперь и живу.

Может быть, кто-нибудь спросит: почему я не просил священнического места в своей родной, Смоленской епархии? – Потому что у меня были некоторые «недоразумения» с тогдашним смоленским епископом, который, вполне доверившись своим любимцам, обидел моих родственниц – сирот. Кроме того, самым влиятельным столоначальником Консистории оказался тогда некий семинарист, с которым когда-то я стоял на одной квартире и которого за его ябеды и доносы бывало поколачивал с особенным удовольствием; в то время он пользовался репутацией отъявленного взяточника и однако же ухитрился снискать особенное расположение у тогдашнего епископа-аскета, человека не от мира сего. Перспектива быть в зависимости от такого столоначальника не могла соблазнить меня. Наконец, мне хотелось получать хорошее вознаграждение за свои труды без торгов с прихожанами за требы, без вымогательства, без припрашиваний, а бедность смоленского крестьянина я знал хорошо. Если бы православный священник не был обязан непременно жениться и содержать семью, то я ничего не побоялся бы и постарался бы поступить священником именно в село Ольхи, где протекло мое детство, где я прекрасно знал каждого крестьянина и с радостью послужил бы тем, кто давал моему отцу, хоть и скудные, средства к жизни.

Сделавшись священником, я поставил себе за правило: с богатыми и бедными обращаться совершенно одинаково и даже, в известных случаях, более снисходить к последним, чем в первым, – искоренять в народе пьянство и табакокурение, т. е., те пороки, какими я сам не страдал; вообще я уверен, что несоответствие между словом и делом более всего подрывает уважение к священнику и доверие к его проповеди. Что касается вознаграждения за пастырские труды, то я решил: за одни и те же требы с богатых лиц брать больше, с людей среднего достатка – меньше, а с очень бедных – ничего не брать, хотя бы они сами давали; и только в тех случаях, когда они желали, чтобы я исполнил для них установившиеся в Николаеве церемонии, напр., проводить их покойника на кладбище (около 7 верст), я требовал с них такого же вознаграждения, как и с людей состоятельных. Если кто-нибудь из прихожан платил за труд меньше, чем, по моему мнению, следовало бы, то я, не говоря ни слова, отсылал ему деньги обратно. Обыкновенно, получивший деньги сейчас же приходил ко мне и дело разъяснялось. Только один раз у меня вышло крупное недоразумение по поводу вознаграждения за требы. Зимою 1890 года пригласили напутствовать одного старообрядца – крайнего бедняка; при выходе из лачуги, родственники его хотели «поблагодарить» меня, но я не взял. Когда он умер, является ко мне один старообрядец и просит отслужить по покойнике три панихиды в доме и проводить тело до кладбища. Я сказал ему, что отпою над покойником в доме чин погребения бесплатно, а если родственники хотят церемонии, то должны заплатить за это причту не менее 7 рублей. Нужно заметить, что тогда была вьюга. «Хорошо, говорит, я скажу им. На другой день узнал, что покойника этого провожал на кладбище лишь диакон единоверческой церкви, а на меня сделано несколько анонимных доносов за вымогательство – благочинному, редактору Южанина и Николаевскому военному губернатору. Я рассказал им, как было дело и они остались вполне довольны моим объяснением; только с редактором Южанина, генералом М. В. Рюминым (уже покойным), чуть было не поссорился, когда заметил ему, что порядочные люди не придают никакого значения анонимным доносам и с презрением бросают их в корзину; после горячего спора, в котором я громил противника авторитетами Кистяковского и Миттермайера, мы сделались чуть не друзьями и Рюмин отвез меня домой в своём экипаже.

Из пороков, распространенных в моём приходе, мне, как сказано выше, удобнее всего было бороться с пьянством и в церкви, и дома. Когда подносили ко мне рюмки для благословения, я всегда говорил и говорю, что это неудобно; если кто после этого напьется пьян, то может говорить, что сделал это с благословения о. духовного. Однажды на поминальном обеде какой-то мещанин напился и начал болтать заплетающимся языком. Ни слова не говоря, я встал из-за стола. «Батюшка! куда же вы?» – «Я не могу сидеть вместе с пьяными». Подхватили раба Божьего под руки и он исчез за дверью. С тех пор чуть только кто-нибудь начнет за столом говорить лишнее, его сейчас же под благовидными предлогами вызывают из комнаты и уж больше в неё он не возвращается. Бывало, лишь только завидит меня пошатывающийся прихожанин, сейчас же спешит скрыться от моих глаз. По моему мнению, если бы все священники на Руси перестали сами пить водку, то одним этим сделали бы для отрезвления народа гораздо больше, чем все теперешние общества трезвости, члены которых нередко сами напиваются допьяна. Вот уже скоро 14 лет, как я, слава Богу, не употребляю спиртных напитков. Иной подумает, что у меня сильный характер, что мне много приходилось бороться с собою… Нет; воздержание от крепких напитков не стоило и не стоит мне почти никаких усилий, не смотря на то, что воля у меня довольно слабая, легко поддающаяся окружающим влияниям. Положим, в моём характере при недостатке благоразумной настойчивости много упрямства, упорства; я обыкновенно работаю запоем и стараюсь всё делать основательно, но также запоем ленюсь; вообще сила инерции составляет главное достоинство и главный недостаток моего чисто русского характера. Но воздержание от спиртных напитков не потребовало поддержки и со стороны моего упорства. А как сильно могли и могут действовать на меня окружающие условия, расскажу один случай, чуть не сделавший из меня настоящего патентованного преступника.

В 1876 году я ехал из Смоленска на святки домой; теперь не помню опоздал-ли я взять билет на станции или по какой-либо другой причине, но я сел в вагон без билета, рассчитывая купить его на следующей станции. Но, к несчастью, обер-кондуктор на первом же перегоне стал проверять у пассажиров билеты; я заявил ему, почему сел без билета и сказал, что возьму на следующей станции; но на станции потребовали с меня двойную плату за проезд от Смоленска, а денег у меня было в обрез. Если заплатить вдвойне за первый перегон, то у меня не хватило бы на билет, чтобы доехать до дома. Как я умолял железнодорожников не штрафовать меня или, по крайней мере, одолжить мне 20 коп., которые обещал через две недели привезти им, какими горячими слезами обливался, но не тронулось их железнодорожное сердце: велели сторожу силою взять у меня деньги, а тем временем поезд ушел… В довершение беды начальник станции приказал мне немедленно убираться со станции, так как там нельзя ночевать. А станция находилась вдали от всякого жилья; была темная ночь и мороз около 20 градусов… Спасибо сторожу, который не настаивал на исполнении приказания ушедшего начальства и позволил мне забраться в уголок и дождаться там утреннего поезда обратно в Смоленск; в Смоленск я вернулся, чтобы занять денег на дорогу и опять ехать домой. На станции стал думать, к кому бы обратиться за помощью, отправиться к квартирной хозяйке казалось неловко и стыдно. Вдруг вижу на багажном прилавке стоит прекрасный кожаный саквояж, оглянулся – никого нет в багажном отделении. Как молния; сверкнула мысль: «возьми саквояж и продай на базаре; вот тебе и деньги на дорогу». Но, должно быть, Ангел-хранитель спас меня. В тот момент, когда я хотел уже взять саквояж и скрыться, в багажное отделение вошел носильщик. Если бы он увидел в моих руках чужой саквояж, то немедленно отправил бы в участок и я – 14 летний мальчишка попал бы из духовной семинарии для продолжения образования в тюрьму…

В 1887 году, когда я был уже на 4 курсе академии, случалось нередко заходить с товарищами в «Славянскую гостиницу» на Невском проспекте – выпить чаю или бутылку другую пива. Вдруг стал замечать, что трактирная обстановка с хорошим неумолкавшим оркестрионом, свобода и веселые, довольные лица присутствующих сильно влекут меня к себе; однажды, возвращаясь в академию от одного земляка, у которого заночевал накануне, и зная, что за самовольную отлучку из академии сейчас придется иметь неприятное объяснение с начальством, я зашел в павильон конно-железной дороги, что против Николаевского вокзала, сел и долго думал серьезную думу: «стоит-ли возвращаться в академию и выслушивать неизбежные упреки в нарушении установленных правил? Не лучше-ли отправиться в «Славянскую», а когда не станет ни гроша, пристать к тем интеллигентным золоторотцам, которые заходили иногда в гостиницу; ведь им лучше живется, чем мне; положим, они едят и одеваются хуже моего, за то они всегда веселы, никому не обязаны давать отчета в своих поступках, что хотят, то и делают, а чего стоит одна свобода?!» Эти мысли теперь мне кажутся невозможной нелепостью, а тогда я чуть-чуть не бросил из-за них академии. И только опасение, что своим поступком я страшно огорчу, убью любимого отца, заставило меня вернуться в академию… Теперь я понимаю психологию многих героев Μ. Горького; понимаю глубокое значение особенно в русской жизни народной поговорки: пока жив, от сумы, да от тюрьмы не отказывайся; понимаю и глубоко сочувствую взглядам наших крестьян на острожников и каторжных, как на несчастных. К сожалению, у нашего народа, под влиянием городской, европейской и фабричной цивилизации, быстро исчезают эти взгляды. А помню лет 30 назад на моей родине, в селе Ольхах, Юхновского уезда, крестьяне и особенно крестьянки считали своим священным долгом каждое воскресенье, каждый праздник хоть что-нибудь, хоть кусочек послать заключенным в острог. Трогательно было видеть, как останавливались против острожного окна подводы с кусочками, и одни, крестясь грубыми мозолистыми руками, подавали эти кусочки, а другие, тоже крестясь, со слезами на глазах, принимали их…

Свящ. А. Смирягин

(Окончание следует).

На левом берегу Волги, в 50 верстах от Н.-Новгорода, есть большое село Городец. По последней народной переписи в Городце, с прилегающими к нему слободой и деревнями, насчитывалось до 17 тыс. душ обоего пола, разных исповеданий. В Городце пять приходов, 4 православных (с семью причтами), и один Единоверческий второклассный мужской православный монастырь с 12–15-ю иеромонахами, и детский приют В. И. Марии с православною церковью и постоянным при ней причтом.

Издавна в селе существовала беглопоповщинская часовня. Как видно из дел Ниж. дух. консистории, первая беглопоповская часовня была выстроена в 1776 году, но в 1786 или 1788 году она сгорела. Вместо сгоревшей, около 1800 года выстроена вторая часовня. В 1893 г. в мае и эта моленная сгорела до основания. Та и другая выстроены были на земле, принадлежащей причту Спасской церкви. Раскольники захватили у Спасского причта и присвоили землю – под свои часовни, частью под кладбище, 3–4 десятины, и в последние 15 лет под малые постройки (около 30 домов) и пустырь в 7–8 десятин; всего захвачено раскольниками церковной земли около 12 десятин.

Причт Спасской церкви много положил хлопот пред высшим начальством о возврате захваченной раскольниками земли. Как видно опять из тех же дел Ниж. дух. консистории, причт подавал надлежащие прошения – в 1776 году, в 1787, 1792, 1794, 1796, 1827 и 1865.

Но, благодаря-ли раскольническому золоту или же перемене состава причта, земля и до сих пор находится во владении раскольников. Наконец в минувшем 1902 году ревнители православия из мирян возбудили этот вопрос перед г. Обер. Прокурором Св. Синода, и ожидают на него законного решения.

С 1875 года Городецким беглопоповцам начал оказывать свою могучую поддержку нижегор. богач раскольник Бугров. Его радетельством на раск. кладбище, под видом богадельни, вырос двухэтажный каменный дом 13 саж. длины и 8 с. ширины. Этот дом раскольники потом втрое расширили, и открыли в нём большую часовню, получив на то в 1892 году надлежащее разрешение власти.

Нахожу нужным это разрешение привести в копии целиком.

Вот оно:

«Копия с предложения Исправляющего должность Нижегородского Губернатора, Вице-губернатора Балахнинскому уездному исправнику от 25 ноября 1892 года за № 5672:

Прошу вас объявить с распиской уполномоченным от старообрядцев с. Городца: Абраму Дурасову, Ивану Скворцову, и Григорию Прянишникову, что господин Министр внутренних дел, по соглашению с обер-прокурором Св. Синода, не встречает препятствий к разрешению устройства моленной в каменном здании, находящемся в расстоянии 10 саж. от имеющейся в названному селе часовни, но при непременном соблюдении следующих условий.

1) Чтобы, на основании Высочайше утвержденного 3 мая 1883 года мнения Государственного совета, здание, в котором предполагается устройство моленной, по внешнему виду не имело вида православного храма.

2) Чтобы находящаяся при этом здании колокольня была разобрана до основания, а колокола были убраны. 3) Чтобы все приспособления к устройству полной церкви, как-то углубления для предполагавшихся престола и иконостаса были заделаны и 4) чтобы об этом был составлен в присутствии депутата от Епархиального начальства акт, скрепленный удостоверением от Полицейского Начальства. Вместе с тем прошу Вас: 1) выдать помянутым уполномоченным препровождаемый при сем чертеж дома, в котором предполагается устройство моленной; 2) доставить своевременно в канцелярию Губернатора: копию чертежа моленной, а равно упоминаемый в 4-м пункте акт.

Подписал И. Д. Губернатора Вице-губернатор Чайковский, скрепил правитель канцелярии Н. Харлампович.

Верно: «Правитель Канцелярии Н. Харлампович».

Интересно, теперь, как раскольники сумели обойтись с «непременным соблюдением условий…». 1-й пункт чрез два или три года они нарушили: на дому они поставили большую голову с большими восьмиконечными крестами, чем придали своей моленной вид православного храма, а Бугров обнес моленную огромнейшею каменною оградою с большими трехвходными воротами, над коими поставлены большие главы также с восьмиконечными крестами, а внутри ограды выстроил еще два каменных одноэтаж. корпуса.

2-й пункт «непременного условия» не выполнен: колокольня стоить и теперь, прекращен только звон и то в 1897 году, по распоряжению Высшей власти, и особому о том ходатайству православных.

3-й же пункт прямо-таки осмеян раскольниками: они не только что не убрали все приспособления к устройству полной церкви, а напротив – на солее 3-х-ступенной устроили даже постоянный алтарь со всеми его принадлежностями и в нём ежедневно служат беглые попы свои обедни, 4 пункт за давностью предан забвению.

Нижегородский беглопоповский патриарх Бугров, не жалея никаких средств, усиленно с каждым годом всё больше и больше старается в Городце укрепить «древлее благочестие». В 1901 году в Спасском же приходе он выстроил еще огромнейшее трехэтажное здание, длиною 21 саж. и шир. 15 саж.

Такими радетельными действиями Бугрова даже тяготятся Городецкие беглопоповцы и почти все считают их для себя и ненужными, и незаконными.

Так, ныне, 1903 года 25 августа, в нарушение 3 пункта «условий». Бугров устроил торжественное освящение «церкви» с «новым алтарем». Для такового торжества было собрано из разных мест 4 беглых попа. За три дня до освящения был созван многолюдный сход Городецких раскольников, для обсуждения особенного торжества – освящения «церкви» в часовне. Но сход по этому вопросу раскололся надвое. Бывшие уполномоченные, упомянутые в «разрешении» 1892 года, Абрам Дурасов и Григорий Прянишников (Скворцова на сходе не было) заявили свой разумный протест, – что и устраивать полную церковь в их часовне, не имея на это особого разрешения и вопреки прямому запрещению, есть дело незаконное. Большинство-же черного люда были за Бугрова: говорили, что он «Царский советник» что он закон знает – и т. п., особенно кричали Бугровские зятья, женатые на его воспитанницах.

Это – девушки, воспитываемые в духе раскола фанатичками старыми девами, с миссионерскою целью, в Бугровском большом Малиновском скиту, – Семенов. Уезда, Ниж. губ., и выданные затем замуж. Таковых воспитанниц в Городце около 20 и Бугров не забывает их своими милостями. И зятья Бугрова в Городце – сила.

Сход ничего определенного не постановил; а торжество все-таки состоялось. Передовые и разумные коренные жители и прихожане часовни в этом торжестве участия не принимали, и с горечью говорят некие из них, что нечего удивляться тому, что Бугров нахально втерся в их общество, в своих частью коммерческих интересах…, что еще Ездра писал о таковых же людях… Лично Бугров на сходе и «освящении» не присутствовал, а приехал в день «освящения» только принять поздравление, во время обеда. За его счет, кстати упомянуть, был устроен обильный обед. Только обед этот закончился, как и подобало, скандалом и дракой, чем говорят Бугров очень был огорчен.

Бугров давно и усиленно хлопочет, чтобы во вновь устроенных им зданиях было разрешено открыть для раскольников богадельни. В этом смысле он в 1901 г. подавал докладную записку покойному министру внутр. дел Сипягину, когда последний был в с. Городце, и посещал одну раскольничью богадельню. Докладной записки Сипягин не принял и предложение Бугрова войти в их моленную резко, как истинный Царский слуга, отклонил, и указал раскольникам на закон 1883 г., предупредив, что нарушения этого закона будут наказываться.

Да, не то теперь, что было при Сипягине: иные из властных персон, как мы видим, «ни что же сумняся», на соблазн для православных, льстят раскольникам в их молельнях, иногда с умилением слушают гнусавое по «крюкам» и фитам пение полупьяной артели мужиков!

В выстроенных Бугровым огромнейших зданиях может поместиться призреваемых – в 1-м до 50 челов. (ныне в нём живет что-то всего около 8–12 челов.), а во втором – (только что выстроенном) до 100 и более человек. Теперь вопрос в том, где взять призреваемых, да еще одних раскольников? Правда, раскольники на всякое дело великие мастера, а на помощь им везде и всегда найдутся усердные радетели и из православных. И вот «из достоверных источников» распространяется слух, что в Городце всех жителей будто бы более 20 тыс., и раскольников в том числе две трети, т. е. около 14, 15 – тыс. душ…, конечно, не удивительно теперь, что раскольники считают себя миллионами, это им нужно…

В 1883 году посылали же раскольники телеграмму покойному Государю Александру III, что они молились за его здравие с коленопреклонением в своей часовне в количестве более 5 тыс. челов., хотя часовня, в которой они молились, не могла вместить и 600 челов.!

Для восстановления истины и в назидание усердным радетелям раскола, вынуждаюсь сказать о действительном количестве, как всех жителей с. Городца и прилегающих к нему деревень, как православных, так и раскольников. Последняя народная перепись в 1897 году показала 17 тыс. душ обоего пола всех жителей Городца с деревнями и заводами (пришлых в то время на работы было около 1500 человек). Затем, достоверно известно, что в Троицком приходе православных прихожан обоего пола более 5 – тыс. душ (на три причта). У Архангельской церкви больше 3 тыс. душ обоего пола, при двух причтах, – Спасской церкви 1 тыс. или 1200 душ, – Владимирской церкви также до 1200 душ, – Единоверческой церкви 1 тыс. душ, – затем некоторые исправляют требы в монастыре и у причта приютской церкви; а некоторые, по нерадению и совсем нигде не бывают. В общем в Городце православных от 13 до 14 тыс. душ, остальная часть населения 2–3 тыс. – раскольники разных толков: беглопоповщинской секты около 1500 челов., поморской брачной – около 400–500 челов., стариковщины, странников тоже 400–500, «а австрийцев» около 40 душ.

Из показанного очевидно, что постройки Бугровские для богадельных нужд не более и не менее, как раскольничьи затеи во вред православной Церкви. Казалось-бы, в Городце особо и исключительно для раскольников и одной беглопоповщинской секты разрешать постройку двух больших богаделен нет никакой надобности; это хорошо, конечно, понимают и сами раскольники. Если же Бугров добьется своего (а это всего вероятнее), т. е., получит официальное разрешение на открытие ненужных богаделен, тогда в этих бугровских зданиях не последнее место займет австрийщина. Австрийцы двадцать пятый год проживают в Городце и единственно с тою целью, чтобы как-нибудь завладеть Городецкой беглопоповщиною. Целых 25 лет на одном месте хлопочут об этом австрийские начетчики в Городце. Первым виновником зла – основания и постоянного жительства в Городце австрийских начетчиков и ярых пропагандистов австр. раскола – был я сам, – каюсь – моя вина в этом… Постоянным жителем в Городце был слепец Михаил Яковлев, потом И. Иголкин. Временно посещали Городец, по моим хлопотам, Швецов, Смирнов, Усов, Старков, Скоков, бр. Мельниковы, и Зеленков. Зеленков и Василий Мельников, с сентября настоящего года, водворились опять на постоянное жительство в Городце; указанная отборная и трудолюбивая артель, правду сказать, успеха в прошлом не имела. Но об этом я в следующий раз поговорю особо и подробно. Теперь-же мне хотелось сказать только о беглопоповцах и их противозакониях.

Не могу не поделиться своею радостью, что, несмотря на всякие старания раскольничьих радетелей, раскол в Городце падает. Благодаря благоусмотрительности нижегор. епарх. власти, в Городце, вот уже 13 лет, имеется православный противораскольничий миссионер, опытный и глубоко начитанный И. П. Ломакин. За время усиленной пропаганды австрийского раскола православная Церковь в Городецком благочинии зарегистровала обратившихся из разных раскольничьих толков более 1000 душ, «австрийщина» не прибавила к себе и одной души. Во время моего 4-х летнего пребывания в этой несчастной «австрийщине» было около 100 – или 120 душ «австрийского» раскола, а теперь их не более 50, и то с пришлыми; местных-же жителей «австрийских» всего только два семейства и люди эти совсем безграмотные, всего их около 10 душ.

К. Корегин

В прошлом, 1902 году, в октябре и ноябре месяцах, в дер. Горках, случились вскоре один за другим два пожара.

В первый пожар сгорел овин и две сенницы. Пожар был нечаянно произведен одним из штундистов Ф-ном Μ-вым, сушившим овин. Одна из горевших сенниц принадлежала заправителю штунды С. Н-ову. Н-в крайне вознегодовал на Μ-ва и всеми силами старался оклеветать своего единоверца.

Н-в доказывал, что Μ-в зажег свой овин нарочно, с целью сжечь Н-мовскую сенницу с кормом, и грозил мнимому поджигателю судом. Но Μ-в штундист трудолюбивый и довольно бережливый; а посему нельзя и допустить такой мысли, чтобы он мог пожертвовать своим имуществом в пятьдесят рублей, которое у него находилось в овине, для того чтобы поджечь 20 рублевую сенницу своего заправилы. Несмотря, однако, ни на какие объяснения Μ-ва, Н-ов настоял, чтобы корм его был разделен на части.

Бедный Μ-в хотя чувствовал, что терпит напраслину, однако, боясь отлучения от собраний (Ин.9:22), решился кормить скотину Н-скую своим кормом.

Так прошло с неделю. Μ-в стал замечать, что корм у него убывает не по порядку (так как Н-в стал таскать корм в запас и прятать) и, заперши сенницу, перестал давать Н-ву корм. Таков образчик штундистской святости!…

И вот когда мать Μ-ва А. пошла на собрание в дом Н-ва, то жена шт. унд. наставника Н. с собрания её прогнала, потребовав предварительно, чтобы та заплатила ей деньгами за сожженный корм. На следующее собрание А. принесла Н-вой три рубля и заявила: «больше заплатить нечем, да люди говорят и не за что. У меня то же рублей на 50 сгорело, а мне никто не заплатит. Я и это плачу только для того, чтобы вы на меня не сердились и не отвергали от себя. Н. взяла эти деньги и объявила: «вот если ты нам не отдашь еще пять рублей, то мы с тобой и говорить не будем и на собрания не пустим». Недовольство между Μ-выми и Н-выми из-за сего продолжается и по настоящее время.

В другой пожар сгорело два дома, – один православного и другой – штундиста А. Щ-ва. У Щ-ва сгорел и весь скот. Штундисты сделали собрание и решили просить помощи у своих Петербургских собратьев. Просьбу писать поручили С. Н-ву. Н-в подробно описал несчастие Щ-ва, да кстати упомянул и о своей сгоревшей сеннице. Чрез несколько времени Н-в получает письмо, что чрез контору Зыбиной пострадавшим шлют 180 рублей денег. 150 руб. тому, у кого сгорел дом и весь скот, а 30 рублей Н-ву. Вот подлинные слова этого письма.

«Дорогие и возлюбленные Господом братья и сестры. Шлем вам сердечный привет и расположение сердец наших, как это Господь делал, послали денег вам для погорельцев сто восемьдесят рублей чрез контору Зыбиной… У кого сгорело все и скот, тому сто пятьдесят рублей, а на сенницу вам тридцать рублей, а десять рублей, которые у вас, отдайте на усмотрение ваше кому и еще пришлем вещей и одежи по открытии воды…

Остаюсь любящий вас бр. Григорий Матвеев

Адрес. С.-Петербург, Петербургская сторона, Малая Белозерская ул., дом № 9».

Скоро весть о помощи разнеслась по всем Горковским штундистам, и их тотчас же начала душить зависть… По всем сектантским домам послышались рассуждения: «Куда Щ-ву столько денег? Это беда! Он сразу будет жить лучше нас».

Всех больше убивалась сестра А. А-ва; она хлеба лишилась и решила во чтобы то ни стало, а не дать такую сумму Щ-ву. С этой целью она обегала всех передовых штундистов и убедила их поддержать её. Вечером сошлось собрание в доме С. Н-ва, и решило не давать Щ-ву всех денег, а только часть: «ведь он неверующий, блудник, пьяница, его и сожгли за это», – твердили штундисты. Н-в согласился с мнением собрания. Послали за Щ-вым Н-ию жену С. Н-ва. Н-я прибежала к Щ-ву, задыхаясь от волнения и сообщает: «Александр, ты если хочешь быть богат, так пойдем к нам оба с женой». Александр не понял сразу в чём тут дело и говорит: «какое мне богатство, мне ведь как бы нибудь прожить и то ладно». – «Пойдем, пойдем к нам, коли хочешь быть богат, а то как хочешь». Ну теперь Александр немножко понял в чём дело то. Собрался и пошел.

Приходит на собрание. Н-в объявил Щ-ву, что ему прислала 150 р. денег «Петербургская церковь», присем прочел и письмо. Щ-в изливается благодарностью по адресу петербургских собратьев. Но Н-в его останавливает и говорит: «Мы, Александр, вот что решили: ты дай из своих то денег рубликов 10 сестре Клавдии, у неё тоже сгорела сенница, а тебе еще хватит»… «Как дай»! – вспыхнул Александр, «дай ко ты; у тебя меньше Клавдиино то сгорело, а тебе прислали 30 рублей. Вот и дай! А мои деньги не смей трогать; они присланы мне». Н-в только этого и ждал. – «А, ты еще со мной спорить хочешь? Ну не получить тебе этих денег. Больше ничего», сердито он произнес и отворотился от стола. Тут со всех сторон послышались крики: «Ты неверующий! Ты блудник, развратный пьяница! Ты Царствия Божия не наследуешь. Тебе не за что и денег. Сергей, пиши в Петербург, что он неверующий и развратник» и т. п.

Александр еще более вскипятился и ушел с собрания.

Вскоре приезжает в Горки уполномоченный Петербургских штундистов П. Беспалов с деньгами на погорельцев. Состоялось собрание. Щ-ова на собрании на этот раз не было и «братия» его показали, что «Щ-в на собрании учинил бунт, всех изругал и чуть их не избил; а за это он и недостоин получить деньги; да он еще и неверующий, развратник, пьяница», и т. п. Б-ов для проверки услышанного не догадался или не хотел позвать на собрание Щ-ва, а тотчас отправился домой и, нисколько не медля, послал в Петербург письмо о ссоре горковских сектантов.²⁹⁶

Вскоре Б-ов получает из Петербурга, от 24 февр. с. г., письмо, в котором петербургская братия, между прочим, пишет:

«Дорогой брат во Христе Петр Яковлевич. До нас дошли печальные вести. Мы получили и узнали большую скорбь и нас очень опечалило в том, что наша помощь сто восемьдесят рублей произвела ссору. Так называют себя христианами и детьми Божиими; но они не таковы и не живут достойно своего звания, как должно быть и жить и светить светом Божиим… вот имя Господа поэтому хулится чрез нас… Поэтому мы, С.-Петербургские братья, решили, чтобы деньги, которые были присланы, 180 руб. выслали вы обратно в С.-Петербург; мы не желаем, чтобы эти деньги производили ссоры между братьями и сестрами и посторонним было бы на соблазны и просим вас, дорогой брат Петр Яковлевич, прочитайте это письмо и объявите братьям, чтобы не было никаких ссор и завистей, как говорит св. ап. Иак.4:1–9. Одно и одно с нашей стороны просили бы, чтобы просить и умолять Господа, чтобы Господь простил за такой проступок, чтобы и мы вместе могли бы благодарить и славить Господа, как это подобает, как и было это у апостолов в первые дни христианства, у них не было никаких недостатков: у кого было много, у кого было мало, но всё было ровно, Деян.2:44. И мы все единодушно желаем, чтобы примириться с Господом и друг с другом, чтобы была Христова любовь между нами. Остаюсь меньший ваш брат во Христе Иван Раков».

Б-в приезжает в Горки и показывает «братии» письмо. Некоторые из штундистов были довольны, что деньги, не попали Щ-ву, а некоторые жалели, что эти деньги отсылаются назад, и им не попадают.

Б-в же при этом спросил, – нет ли нуждающихся, кроме Щ-ва, чтобы разделить эти деньги между ими. Штундисты встрепенулись. Они наперерыв стали высказывать свои нужды. Б-в объяснил, что нужно выставить только несколько нуждающихся, которые потом с другими поделятся, а писать всех нуждающихся не хорошо… Так и сделали. Штундисты выставили нуждающимися Д. Щ-ву, С. Б-рева и В. жену А. Щ-ва, – с тем, чтобы эти лица поделились затем с другими. Было послано в Петербург письмо и оттуда пришло разрешение разделить 150 рублей по усмотрению братии; а 30 рублей разделить между троими погорельцами, у которых сгорели сенницы; именно Н-вым, К. Б-вой и Ф. Μ-вым.

Накануне Пасхи текущего года, штундисты собрались толпой и пошли к Б-ву делить деньги (Б-в живет в 29 верстах от Горок). Дорога лежала мимо селений. Проходя мимо них, штундисты громко распевали свои стихи. Поселяне с любопытством слушали пение путешественников. При дележке штундисты сделали строгий уговор, чтобы этот секрет твердо хранить не только от «внешних», но и от своих собратов, не участвовавших в дележке и более всего от Александра Щ-ва. Дележ кончился неблагополучно. Д. Щ-ва ни с кем не поделилась своей частью. И штундисты обратно шли уже разбившись на несколько партий. Больше всех осталась недовольна А. А-ва. – «Как так», рассуждала она: «я всю зиму и делов своих не знала, все трое ходили на собрание (она с мужем и сноха); это что такое, хохлацкая его харя (Б-ов будто из хохлов)! Ишь он загнул губу то. И этот слепой дурак (Н-ва ругает), красны зеньки! Он забыл, кто больше всех ходил на собрание и пел. Ведь всё мы со снохой. Теперь я ни за что не пойду, пой он один со слепа то» и т. п. И действительно, А. после этого долго не ходила на собрание. Н-в догадался и дал ей из своих денег 3 рубля; а из вышеупомянутых на братию выдал только 7 руб. По письму 30 р. не были разделены. Н-в признал письмо болтовней Б-ова.

Ф. Μ-в между тем услышал, что на него прислано 10 р.; посылает свою мать на собрание к Н-ву просить присланные деньги. Посланная входит в собрание и произносит обычное «мир вам»… Но вот заходит речь о 10 рублях, начинается ругань, попреки и после всяческой перебранки мать Μ-ва слышит: «убирайся с собрания то. Ишь ты пришла ругаться, только тебя и слышно»… И пошла она с собрания не солоно хлебавши.

Чрез несколько дней один из штундистов принес В-се Щ-вой завернутые в тряпке деньги. В-са подумала, что ей прислали все 150 р. В тряпке же оказалось только 50 рублей. «Что это! возопил муж В-сы Щ-вой, это ложь, обман, грабеж! Что это они со мной делают? Грабят. Разве по вере можно так поступать! Мне православные много наподавали: мы их считаем неверующими, а верующие грабят. Сейчас пойду с ними разделаюсь»…

– «Успокойся, успокойся! говорит ему брат, вот вечером соберем собрание и попросим братьев, чтобы они велели выдать все деньги».

Вечером действительно состоялось собрание. На собрании А. Щ-в говорил спокойно, но резко. Он доказывал, что его обидели, ограбили при том братья (1Кор.6:8).

Братья уговаривали Д-рию и С. выдать деньги А. Щ-ву. Они согласились, С. тут отдал 15 рублей, но Д-ия сказала, что извела. – «Как извела», вскочил Александр: «Как ты смела чужие деньги извести. Мои деньги подай». Тоже самое требовали и другие штундисты. Д-я вышла из себя: «Вы что, разве грабить меня хотите, кричала она; меня братья с обратного то конца не съедите, а спереди я сама съем. Я сейчас же пойду к старосте»… С этим Дария скрылась из дому. Штундисты подумали, что Дарья и вправду ушла к старосте, и марш с собрания.

Щ-в после этого стал рассылать в разные места жалобы на братьев; писал он и в Петербург, и на Кавказ (к Шарипову). Жалобщик описал всё, что между ними происходило.

– «Как я обрадовался было, писал он в Петербург к своим единоверцам, когда услыхал, что вы, дорогие мои братья, прислали мне денег 150 рублей. Сколько слез благодарности пролил я. Но, по внушению дьявола, восстали на меня мои братья и оболгали меня пред Б-вым, который распорядился деньги разделить между другими, – именно Д-ей Щ-вой и С. Б-вым, которые вовсе не нуждающиеся: Д-я на эти деньги накупила нарядов, которые не подобает носить верующим, а С. с неделю на эти деньги пьянствовал. Вот как напрасно обидели меня»…

Теперь Щ-в ждет из Петербурга помощи.

– «Если же Петербургские братья не окажут мне помощи», говорит теперь Щ-в, «то я на основании первого письма буду взыскивать чрез волостное правление с Н-ва. Если же и это не удастся, то не обрадуются… Я с ними знаю, что сделать». «А что же ты сделаешь»? – спрашиваю я его. «Я вот что сделаю. Приду к ним на собрание ночью и сочиню бунт, драку. Если же они на меня нападут, то я выбегу и стану кричать «караул». Вот за них и возьмется начальство. Веры им не будет. А как удастся, так сделаю еще хуже. Вот им и всё! А этот Б-ов, хохлацкая его морда и не заявляйся тогда в Горки. Нарочно напьемся оба с Кирьякой (его сын) и отомнем ему все бока»! Вот что делает в штундистской общине тленное злато!

Теперь штундисты Щ-ву стали злейшими врагами. На мирской сходке он их называет плутами, грабителями, лицемерами и даже разбойниками; «не найдешь, говорит он, ни в какой вере таких плутов, как в нашей штундовой вере. Все веры своих любят, но наши верующих ненавидят». Штундисты почти все тут же были на сходке, но возражать не посмели: знали, что Щ-ов был прав.

Щ-ов на этой же сходке рассказывал, как год тому назад, в марте 1902 года, штундисты писали просьбу в Петербург, чтобы выслали им денег на нужду. При этом было выставлено, сколько каждому нужно. Таким образом набралось просителей на 100 рублей. Из Петербурга выслали просимое. Штундисты сделали собрание и стали рассуждать, кому сколько дать. На этом собрании имели право голоса только передовые лица. По делу, не о чём было и рассуждать, потому что деньги присланы на имя самих нуждающихся. Но нет, нашли, что В-ий Б-рев не достоин получить 20 рублей, так как он не имеет полной веры, нюхает табак; Μ. Б-в пьет вино с православными, Д. Щ-в тоже курит табак. По сему собрание решило, чтобы им за неверие получить только половину назначенного для них, т. е. вместо 20 р. 10 р., вместо 10 р. 5 р.; а другую половину раздать братии в долг.

Вот таким-то образом всегда и происходит дележка денег у сектантов, и можно с уверенностью сказать, что вера наших штундистов зиждется на сребренниках. Совратитель их Шарипов прельстил их сребренниками: он обещал, что кто будет креститься в его веру, тому выдадут 25 рублей, а женщинам и детям будут кроме того выдавать ситцев на платья. Женщины лезли креститься без всякой веры. Передовые из совращавшихся в штунду многих оттолкнули, боясь, как бы не убавили платы…

Бедные штундисты! На них сбываются слова писания: «И из любостяжания будут уловлять вас льстивыми словами» (2Пет.2:3). Ведь из-за сребролюбия они и не принимают здравого смысла (2Тим.4:3).

Учитель М. Бетин

В Саратовской епархии г. Вольск, лежащий на берегу широкой и многоводной Волги, служит центром беглопоповской секты. Есть в нём и другие старообрядцы, но беглопоповщина, по своему количеству, решительно берет верх и давит собою не только мельчайшие безпоповские секты, но даже и поповщинскую, каковы последователи австрийской секты, которых в г. Вольске имеется на 2 моленных с 2-мя особыми при них причтами и штатом певцов и чтецов. Тут беглопоповщина великая сила. У них много купцов и многие из них служат на общественных должностях. Само собою разумеется, у беглопоповцев есть тут моленная и даже своего рода монастырь с несколькими иноками и инокинями, вместе живущими. Монастырь этот находится на земле купца Новикова и окружен большим плодовым садом. Издавна в г. Вольске проживали беглые попы, по временам и не один, а 2–3 разом, вследствие чего старообрядцы могли обслуживать довольно большой район по Поволжью, захватывая селения раскольников и соседних епархий. В настоящее время у беглопоповцев состоит попом некто о. Гумилевский. Сей муж сравнительно недавно еще перешел в раскол, а между тем сделался солидным домовладельцем в Вольске, так что православные батюшки, приезжая из своих сел в этот город, кивают главами своими, зряще и слышаще, в каком довольстве живет о. Гумилевский в среде раскольников.

Года 2 назад сей раскольничий иерей купил себе у графа А.Д. Нессельроде небольшой дом и дворовое место за 7700 рублей. Затем он расчистил место и стал в длину и ширину распространять купленный им дом. В настоящее время это большой двухэтажный каменный дом, вытянувшийся на 12 сажен по длине Тверской улицы, с изящным мезонином, балконами, 2-мя чугунными подъездами к дому и воротами под срединою дома. Дом вышел выдающимся из ряда других построек и стал украшением города. Постройка этого дома стоила о. Гумилевскому около 50000 рублей. Сначала думали, что батюшка задумал открыть в своём доме какое-нибудь благотворительное учреждение, в роде богадельни для престарелых лиц, или же приют для детей., и пр., но о. Гумилевский оказался совершенно чужд таких филантропических учреждений на свой счет, а сделал свой дом приютом для «странних» лиц, да не безденежно, а с платою. Яснее говоря, о. Гумилевский устроил в своем доме №№ для приезжающих лиц и главным образом для своих старообрядцев, приезжающих в г. Вольск или по делам общества, или же имеющих какую-нибудь нужду к о. Гумилевскому. До этого старообрядцы останавливались кое-кто на постоялом дворе, в гостиницах и редкие только у своих знакомых. Сообразительный ум «батюшки» смекнул, что неловко древлеистинным христианам раскидываться по городу и жить у еретиков на квартирах и решил открыть свои старообрядческие №№ в городе, тем более, что это обещало принести ему огромные доходы. И вот он развернул свой кошелек, вынул нажитые им деньги, построил дом, разбил его на комнаты и объявил соответствующую цену каждой. Для старообрядца такие №№ не только находка, но даже благодеяние своего рода; здесь он свободно может держать себя согласно своему обиходу жизни, не стесняясь, что над ним будут смеяться, или же вынесут на улицу такие грешные его поступки, о которых другим не следует знать, тогда как в этих №№ он будет жить в кругу своих же старообрядцев, а последние ссорятся между собою только из за веры, о делах же человеческих и своих собратий передавать другим, тем паче еретикам, не любят и не сделают этого Для самого Гумилевского №№ являлись тройной выгодою; доход №, от содержания приехавшего и от требы. Приехали, например, повенчаться из Самарской, Пензенской губ., с Дона или Урала, ему нет надобности торопиться и венчать их не в показное время и день, как это сплошь и рядом делается у старообрядцев (что венчают и в среду, и постом, ссылаясь на нужное время), теперь этого всемогущего и всепобеждающего рычага – «нужды ради» – более не будет, и о. Гумилевский может совершить брак по уставу «св. отец» и в показное время, день и час. И этим своим законным действием он даже принесет старообрядческому обществу великую пользу – избавит его от нарекания со стороны других старообрядцев. А что это сопряжено с большими расходами, чем было доселе, то это плевое дело и в старообрядчестве на это обращают меньше всего внимания. Дорого, да свято; дешево, да клято – вот обычное оправдание во всех подобных случаях. И это правило старообрядцев, как сравниваю прошлое с настоящим и доселе, выражаясь словами старообрядческой книги, не стареет, а наипаче юнеет.

В мае месяце текущего года объявлен был собор беглопоповцев. Собор назначен на 10 мая в г. Вольске. Ко всем беглопоповским обществам, имеющим сношение с Вольским, посланы были повестки, чтобы они избрали из среды себя уполномоченных для присутствования на соборе. Приглашения на собор стали рассылаться заблаговременно и содержание повестки было таково:

«Благоволением и милостью Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа.

Мы собравшиеся попечители Вольской старообрядческой церкви проезжающего священства частным попечительским собранием и по просьбе других сторон наших христиан решили: пригласить из разных губерниев, городов и селений наших христиан на общее собрание имеющего быть в г. Вольске сего 1903 года мая 10 дня, для обсуждения нескольких вопросов и недоразумений, происходящих в наших христианских обществах. Почему и обращаемся к вам не оставить нашей просьбы без внимания и избрать из среды себя для сего более сведущих лиц. Надеемся, что наши христианские общества не оставят нашей просьбы без внимания и не замедлят своим посещением. На собор должны прибыть и наши старообрядческие священники где они есть. Град Вольск 1903 года Апреля 19 дня».

К назначенному числу в г. Вольск собрались разные уполномоченные от общества, большей частью по 3–4 лица от каждого общества. И все эти двуперстники, приехавшие кто пароходом, кто по железной дороге, прямо направились в №№ своего древлеблагочестивого батюшки о. Гумилевского и «наполнися дом до верха», каждая комната представляла как бы бочонок сельдей и из каждой шло дыхание бурно. Какие вопросы рассматривались сим собором, что решали «Божьею милостию» собравшиеся с разных мест простые люди, об этом мы расскажем потом, так как это составит особый отдел специального повествования о деяниях собора раскольников беглопоповцев, а теперь скажем, что «честнии представители» своих обществ жили весело в своём старообрядческом муравейнике, пили «стомаха ради» изрядно и «гласом великим» распевали стихиры, и духовные каноны, «сущу позде»… От собора осталась в большом количестве специальная посуда от возбуждающей влаги, и сии 2 бумажки с портретом, из коих:

1. Большой портрет, снятый в фотографии К. Калинкина, существующей в Москве, на Рогожской, Воронья улица, дом Пчелина. На карточке изображен священник в полном священническом облачении, и с поднятою правою рукою для благословения. Сложение перстов двуперстное. Рядом с попом стоит небольшой мальчик. На оборотной стороне карточки сделана такая надпись: «Съезду благочестивым христианам старообрядцам в благое дело. Посылаю Божие благословение на благое дело. Аще совет совещеваете во зло разорит Господь. Помоги вам Господи! На благословение и память от священноиерея Никанора Сахарова. 1903 года мая 7 дня. Москва».

2. Письмо, адресованное в Москву Сергею Ермолаеву, Немецкая улица, – из г. Вольска. Содержание письма такое:

«Милостивый Государь Сергей Ермолаич, Афанасий Кузмич и Козма Димитрич!

Сим письмом посылаем к вам от нашего общества избранные: Петр Алексеич Овчинников, Иван Петрович Рязанов, Андрей Романыч Беляев по поводу о. Максима. Был о Александр в Городце и говорил, что он послан справиться об о. Максиме. И справлялся он у о. Макария. Скажите, пожалуйста, – вам ближе и виднее, где и какую подписку о. Максим дал и в каком она смысле? Нет ли у вас копии с под. писки? И где более слух есть о подписке между христианы? Нет ли еще отступлениев? И как вы и общество принимаете его? И каки еще недостатки и по каким причинам общество подводит его к принятию 3-м чином? Говорите не облыжно, всю сущую правду. Дни великие; мы все христианы и каждый христианин тщится душу свою спасти. С почтением к Вам ваши нижайшии рабы, попечители Городецкой старообрядческой часовни Кириак Пчелин, Яков Старцев, Петр Китаев. 1900 г. Февраля 28. Кланяемся».

Надо полагать, что письмо это «дело старых времен», а конверт его от другого письма, но в этом конверте оно только хранилось, так как почтовый штемпель не совпадает с числами года и месяца в письме. Штемпель на конверте: г. Вольск, Саратовской губ. почт. телегр. конт. 1903 г. 21–IV (месяца).

3. В этом же конверте лежало следующее письмо, представляющее собою выписку соборного решения беглопоповцев. Вот что говорится в ней:

«1900 года 15 октября в г. Вольске, Саратовской губернии был собран съезд старообрядцев, неприемлющих епископства, из городов: Москвы, Саратова, Урала, Бугуруслана, Николаевска, Хвалынска и Чернавки, Лужкова, Боровска, Дона, Пензы и из разных других мест, городов и селений, на котором соборне и всеобще постановили: мы боснийского еретического и запрещенного митрополита Амбросия, несколько лет не бывшего на престоле, не принимаем и никоея же власти его и действий не признаем, чему согласует и правило 20 Сардийского собора и 16 правило Антиохии Сирстей. А последователи Амбросия, отвергая правила св. отец, дерзнули принять его чрез оные, по своему мудрованию, на свою погибель и уловление христианских душ. Но несть церковь их апостольская, и епископ несть епископ и священники не суть священники, но мирстии человецы, почему мы и не должны принимать от них ни единого таинства, да не погибнем с ними, яко же Иуда. Еще вина за Амбросием: поливательно крещен и нанялся по условию за 500 червонцев восстановить иерархию.

На это постановление христианского съезда, со стороны братства приемлющих окружное послание издадеся разбор и доказательство правоты Амбросия, но всуе писание их и ложно: за не богопротивно суть всё их иерейство и епископство и не ко спасению созидает, а на погибель влечет христианские души».

Таково понятие об австрийском священстве у беглопоповцев, которых белокриницкие всячески стремятся привлечь в своё упование.

Минский епархиал. миссион. свящ. Константин Попов

Миссионер. Вопрос, который я обещался предложить Арт. Петр., такой: «какой св. отец написал, что троеперстие – печать антихриста»? При решении его, мой собеседник пусть пользуется всеми книгами. Пусть хоть от одной из них укажет, что троеперстное сложение перстов для крестного знамения есть в самом деле печать Христова врага. Иначе, напрасно смущает народ, что православные при крестном знамении возлагают на себя печать противника.

Черчимцев. Вот, какой вопрос поставил о. Симеон. Вопрос этот лукавый. Наше-же спасение не от лукавства. Это одни Иродиане спрашивали Христа с лукавством. Как Христос не ответил на лукавый вопрос, точно также и мы не будем.

Миссионер. Как угодно называйте мой вопрос. Я прошу ответить на него: лукавства в нём нет. Вчера сами называли троеперстие печатью антихриста. Естественно, поэтому, спросить: на каком основании старообрядцы называют троеперстие печатью антихриста. Я на ваш вопрос отвечал без всяких предисловий.

Черчимцев. Вы отвечали на наш вопрос потому, что он был от Писания. Настоящий же – не от Писания. Где такой вопрос содержится в Писании? Укажите нам?

Миссионер. Вопрос: «какой св. отец узаконил троеперстие» тоже нигде не записав в книгах. Прошу отвечать на поставленный вопрос.

Черчимцев. Терентий Акимыч нам скажет, что такой вопрос от Писания?

Худошин. От Писания вопрос тот, смысл коего содержится в Писании.

Миссионер. За нынешнее участие Тер. Аким. благодарю. Он пояснил, что такой вопрос от Писания. Мой вопрос подходит под это определение. В предшествующую беседу Арт. П. называл троеперстие печатью антихриста, чем произвел смущение, соблазн в народе. В Евангелии сказано: горе тому человеку, им же соблазн приходить: лучше повесить ему на шею жернов мельничный и потопить в пучине морской. Итак, основа моего вопроса во св. Евангелии. Я хочу рассеять соблазны. Я вас же жалею, ибо не хочу вас иметь в числе соблазнителей народа, несущих страшную кару.

Черчимцев. Миссионер жалеет нас. Пожалеем и мы его: будем отвечать. Почитаем: какое крестное знамение узаконенное и какое неузаконенное. Узаконенное – двуперстие. Стоглавый собор постановил: «аще кто не крестится двема персты, якоже Христос, да будет проклят». Как полагается узаконенное крестное знамение людьми на себя – об этом писано в Б. Катехизисе. На 5 листе об. поставлен вопрос: «Какое сие бывает – скажи ми? Ответ. Три персты, равно имети: великий со двема малыми вкупе слагаемы, а два перста имети наклонены, а не простерты… Егда на чело полагаем персты, сие знаменует яко Отец начало есть всего Божества, от Него же прежде век Сын родися. Той же в последняя лета преклонь небеса, сниде на замлю и бысть человек. Егда же полагаем на живот, сие знаменует еже во пречистой утробе Пресвятыя Девы Богоматери бессеменное зачатие Его осенением Св. Духа яственне возвещает. Егда полагаем персты на правое плечо, сие знаменует двое: 1., еже Христос вознесся на небеса, и седе одесную Бога Отца, 2-е же знаменует, яко в день судный поставит Господь праведные одесную себе, а грешные ошую. Сие знаменует возложение от десного плеча на левое.

Вот, что знаменует, когда православные христиане полагают свою десницу на чело, на живот, на правое и левое плечо. Мы видели также и указ, как складывать персты десницы: большой соединить с двумя малыми, а не с высшим и средним, как делают последователи Великороссийской Церкви. Итак, мы показали узаконенное крестное знамение: книга объяснила, как полагать десницу и как складывать у ней персты. Та же книга говорит и о том, чему достоин тот человек, который не творит на себе узаконенного крестного знамения. Б. Катехизис прямо заявляет: «иже не приемлют на себе крестного знамения, сиречь десницею своею узаконенного воображения не возносят на чело главы своея, на живот, также на правое плечо и левое, аще убо реченного: (а речено о нём выше на л. 5 и 6, которое приведено нами) сего крестного знамения не приемлют, то уже яве есть еже имать прияти на чело и на десную руку антихристову печать» (102 л).

Не я, следовательно, а Б. Катехизис утверждает, что кто не возлагает на себе двуперстия, тот явно принимает на себе печать противника.

Миссионер. Вопрос такой: «какой св. отец написал, что троеперстие – печать антихриста». Арт. П. взялся отвечать. И что-же? Прочитал он нам св. отца? Нет. Черчимцев повторил лишь тот отрывок из Катехизиса, который читал нам и вчера. Мой собеседник хорошо знает, что Б. Катехизис – не писание св. отца. Катехизис написан Лаврентием Зизанием, а напечатан в Москве при м. Филарете. Итак, пусть оставит взятую им книгу и откроет какого-либо св. отца. Я не унижаю Б. Катехизиса, но всякой вещи своё место и время. В Б. Катехизисе ни единого слова нет, что троеперстие – печать антихриста. Это толкование самого Арт. Петр-ча. Здесь говорится лишь о неистовом положении креста, т. е., о невозложении десницы на чело, животе, на правое и левое плечи. Осуждение обещается неистово молящимся. Но последними могут быть и двуперстники. Б. Катехизис не мог говорить про троеперстие, что оно – печать антихриста уже по одному тому, что сам учит возлагать на чело не два, а три перста. Возьмем на 5 л. немного выше: «Вопрос. Како на себе достоит нам Честный крест полагати и знаменатися им? Ответ. Аще знаменаемся им, сложивше убо три персты десные руки, и возлагаем на чело». Итак, Б. Катехизис из-за этого одного не мог назвать троеперстие печатью антихриста.

Б. Катехизис не мог порицать, назвать троеперстие печатью противника еще и потому: на 7-м листе он осуждает только пятиперстие и одноперстие, но о троеперстии ничего такого не говорит. Самый вопрос, который нужно прочитать из Катехизиса в подтверждение этой мысли, начинается с поучения о трех перстах. «Вопрос. Без такового же сложения трех перстов, не возможно ли знаменатися всеми персты, или единым»… «Ответ. Ни едино. Тако бо знаменающиеся, яко же ты рекл еси, первое не прообразуют тремя персты Св. Троицы»… (7 л).

Из прочитанного ясно: троеперстие не стоит в числе запрещенных сложений при крестном знамении.

Выходит, Арт. П., при ответе на предложенный вопрос, не должен читать Б. Катех. Во 1-х – это не св. отец; во 2-х, здесь ни одной нет буквы про троеперстие, как про печать антихриста.

Черчимцев. О. миссионер сразу решил, что в Б. Катехизисе нет речи об антихристовой печати: позабыл должно быть слова св. Андрея. Привожу св. отца. Пусть не укоряет. Вот что св. Андрей Кесарийский говорит касательно печати противника: «здесь мудрость. Кто имеет ум, тот сочти число зверя; ибо это число человеческое. Число его 666. Тщательное испытание числа (печати), а также и всего остального, о нём написанного, откроет здравомыслящим и бодрствующим время искушения» (110 стр. Μ. 98). В числе имен антихристовой печати св. Андреем указаны: Латининин, Венедикт, что означает благословенный. Антихристовой печатью, значит, м. б., между прочим, латинское благословение.

Сейчас посмотрим, нас благословляют и благословляли латиняне. Благословляли и благословляют троеперстно. Раскрыв книгу о Вере, на листе 269 читаем: «Чти в Баронии, в лето 1047-е яко мучительски наступали на папежство, един другого пхающе и попирающе и многа свидетельства о том в книгах различных, и в самом Баронии обрящеши не мало, наипаче же в 971 и 1001 г. и ниже помяну мало. Стефана седьмого, иже Формоса папежа из гроба выкопати повелел… и три персты, имиже благословлял, отсещи».

Невольно приходишь в сомнение о троеперстии, когда сопоставить толкование св. Андрея об антихристовой печати и свидетельство Барония об отсечении трех перстов у папы Формоса. Миссионер ошибочно говорит, что мы утверждаем троеперстие, как печать лишь антихриста. Мы только сомневаемся, не печать ли?

Миссионер. Арт. П. стал отказываться от своих слов. Сначала прямо заявил, что троеперстие – печать антихриста. Потом, когда нечем стало доказать, начал уклоняться: стал лишь сомневаться. Что-же? И за это благодарю. По крайней мере, колеблется. Да как не колебаться. Прошу указать св. отца, написавшего про троеперстие, как про печать противника, но мой собеседник и до сих пор не показал. Всё своё обвинение обосновал на известии от Барония, выдержки коего приведены в книге о Вере. Что касается толкования св. Андрея о печати скверного, то оно нисколько не помогает Черчимцеву при разрешении поставленного вопроса. У св. Андрея нет ни одной полбуквы про троеперстие.

Артемий Петр. поставил себя выше Андрея Кесарийского. Св. Андрей в приведенном месте писал, что имя антихриста, числу букв коего будет соответствовать и самая его печать, божественная благодать скрыла: она не соизволила, чтобы в божественной книге было написано пагубное его имя (110 стр. Μ. 1898 г.) Черчимцев-же нашел это имя и объявил, что троеперстие – печать антихриста. Благодать скрыла, а он открыл. Немного дерзновенно, пожалуй, будет. На чём же, спрашивается, он обосновал своё обвинение, при чтении избранного места? На словах: «Латининин, равно – Венедикт, что означает благословенный». Данное основание тяжкого обвинения против Церкви так ничтожно, что и не стоит разбора. Если веду о нём речь, то единственно для пользы слушающих. Число печати антихриста (666) будет соответствовать имени его, переведенному на буквенный счет. Имя антихриста такое, которое во своей сумме, переведенной на цифры, даст 666.

Пусть Артемий П. покажет нам цифровое соотношение между Латинином, благословенным и троеперстием. Иными словами, пусть высчитает: какую сумму заключают слова: Латининин, благословенный, потом слово: троеперстие. Равная ли у этих трех слов сумма или нет? Получится разная.

Итак, не толкуйте, братия, что в троеперстии печать противника заключающая число 666, число имени его. Такое толкование – одна сплошная ложь.

Слово Латининик поставлено в числе имен антихриста не потому, что троеперстие, как латинское, по Арт. П., благословение, есть печать скверного. Нет, оно указано, по толкованию св. Ипполита, потому, что «Латиняне суть содержащие власть даже доселе» (Вып. 63, ч. 1, 421 стр.).

Черчимцев. О. миссионер стал вычислять цифры. Если угодно и мы ему вычислим. Троеперстие связано с годом антихристова пришествия. Год, в который явился противник, как писано в кн. о Вере, 1666 г. «Кто весть, читаем в ней, аще в сих летех 1666-х явственных предотечев или того самого не укажет». Троеперстное сложение перстов при крестном знамении, как ни странно для миссионеров, связано с годом явления антихриста не в России только. Оно связано с ним и в Риме. По 1000 лет, читаем, Рим пал. И что же? Вместе с пришествием туда антихриста появляется там и троеперстие. Итак, троеперстие появляется там, где приходит противник. Пришел антихрист в Рим – появилось троеперстие, им начинают благословлять. У папы Формоса потому отрубили три пальца, что он ими благословлял.

Миссионер. Согласимся временно с Арт. Петр. Предположим, что по 1000 годе в Рим пришел антихрист в лице пап. Значит, антихрист был и в лице того, по Баронию, безбожного Стефана, который раскапывает могилу Формоса в 1001 году. Но странно, зачем же он-антихрист рубит свою печать (троеперстие), отсекает три перста, коль скоро они его печать? Это противоречиво. Антихрист любит свою печать. Противник мог отсечь три перста скорее-же за то, что ими исповедовалась Св. Троица, ибо скверный Троицы не признает, отрицаясь Отца и Сына. Последнее больше походит на ту правду моего собеседника, с которой и мы «временно» согласились; временно потому, что на самом деле антихрист не приходил еще ни в Рим, ни в Россию и трех пальцев, как печать противника, у папы Формоса не отсекал. Отсекал персты просто папа Стефан и притом, по другим свидетельствам истории, не три, а два, да не на руках только, но и на ногах также. Свидетельства первого рода находятся в Апокрисисе Христофора Филарета (стр. 257, Киев, 1870 г.); в Феатроне (С. П. Б. 1724 г. 267); в Истории Платина, неоднократно упоминаемого в кн. о Вере (Приб. к Тв. Св. От. ч. 14-я, 256–6) и др. Приведенные свидетельства имеют большее значение, чем доказательства Черчимцева. Он читал свидетельство Барония – паписта, а мы ему приводили записи православных писателей.

В заключение своей речи скажу: Арт. П. до сих пор еще не указал св. отец, написавших про троеперстие, как про печать антихриста. Он ссылается на Барония, которого толкует от себя. Бароний – не святой отец, а толкование Арт. П., как много раз видели, не всегда содержит истину.

Черчимцев. О. Симеон требует, чтобы ему указали св. отца, написавшего про троеперстие, как про печать скверного. Он укорил меня за свидетельство Барония. Но я приводил ему кн. о Вере, принятую св. Церковью. Значит, в данном случае, свидетельство её равносильно свидетельству св. отца. Потом, предложенный миссионером вопрос, как уже не раз заявлено было, вопрос не от Писания. Ведь не сказано о троеперстии ни в одном писании. Оно так и осталось недоказанным от Святых. Задавая о. Симеону вопрос: какой св. отец узаконил троеперстие, мы основывались на Писании. В нём ясно узаконение двуперстия. Итак, о. миссионер должен бы обосновать свой вопрос на писании. Пусть, о. Симеон докажет: какой св. отец написал о троеперстии. Когда последнее решится, тогда само собой рушится наше недоумение великороссийского сложения перстов при крестном знамении.

Миссионер. Мой собеседник сначала отказался отвечать на вопрос, потом взялся, пытался что-то доказать и, наконец, опять отказывается. Последний отказ не указывает ли бессилия старообрядца обосновать своё порицание на троеперстие. Приводить вместо св. отца историю Барония о Формосе, действительно, свидетельствует о невозможности оправдать свою давнишнюю ложь. Черчимцев говорит: свидетельство Барония находится в книге Веры, принятой Церковью, а потому всякое свидетельство, содержащееся в ней, равносильно писанию св. отца.

Но такое сравнение названной книги с писанием св. отца не основательно и не верно. Арт. П. сам знает, что кн. о Вере написана не св. отцом, а напечатание её при п. Иосифе не сообщило ей авторитета Святоотеческого. В Библию вошло много не богодухновенных книг. Помещение их, по благословению Вселенской Церкви, на ряду с богодухновенными не сообщает им святости последних. Итак, мой собеседник должен оставить ту мысль, что кн. о Вере, напечатанная по благословению поместной Русской Церкви, равносильно писанию св. отца. Он в душе никогда и не думал возводить кн. о Вере на высоту святоотеческого писания: было время, когда бл. Августин у него стоял выше этой книги. Повысил кн. о Вере в виду необходимости: во чтобы ни стало найти свидетельство св. отца, порицающего, как и он, православное троеперстие.

Из кн. о Вере Черчимцев вычитал приведенное свидетельство Барония о том, как у папы Формоса были отрублены три перста, коими последний благословлял. На этом свидетельстве он обосновал всё своё обвинение против троеперстия. Против этого ему было возражено. Если по 1000 годе в Риме царствует антихрист, то и папа Стефан – антихрист. Выходит, антихрист рубил антихристовую печать. Нелепо. Касательно этой нелепости Арт. П. ни слова не сказал. Не сказал он также и относительно приведенных мной свидетельств, что у папы Формоса отрублены были не три, а два пальца.

В окончательное удостоверение ложности Черчимцева, его ссылки на папу Формоса, якобы поруганного за троеперстие, приведу свидетельство о сем факте из книги Гранографа. В последнем говорится: у папы Формоса были отсечены все пальцы как на руках, так и на ногах. Вопрос, если пальцы были отрублены за то, что ими наказанный благословлял, то для чего тогда отсекли пальцы и на ногах? Неужели ими он тоже благословлял?

Выходит, отсекли пальцы не за то, что ими благословляли, за что-то другое. Свидетельство об отсечении перстов у папы Формоса нужно, понимать так же, как понимаются свидетельства истории о публичном наказании отправляемых в рудники, в другие места ссылки, именно отсылаемым отрезывали носы, уши, отрывали ноздри и т. п.

Пробеседовав так много, Арт. П. однако до сих пор не привел св. отца в доказательство, что троеперстие – печать антихриста. Μ. б., он укажет его после перерыва, хорошенько подумав и посоветовавшись со своим учителем, который, правда, не всегда его выручает. История с Б. Катех. нами не позабыта.

(Перерыв, во время коего больше всего толкуют о свидетельстве из кн. Гранографа, более всего показавшего фальшь Черчимцева).

Миссионер. Собравшись с силами, поговоривши с кем следует во время перерыва, Арт. II., м. б., оправдается пред нами: обоснует своё обвинение против Церкви на свидетельстве от св. отцов.

Черчимцев. Я троеперстие не порицал. Я высказывал лишь сомнение о нём.

Миссионер. Народ будет свидетелем, что вы не только сомневались, но и говорили про троеперстие, как про печать антихриста. Если вы отказываетесь от этого обвинения, то это добрый знак. Но вы не должны даже и сомневаться о троеперстии, ибо нигде у св. отцов не обрящете поводов к этому.

Черчимцев. О. Симеон понимает печать антихриста в виде какого-то клейма, а потому не может примириться с нашим сомнением: троеперстие – не печать-ли. Мы не так разумеем печать антихриста. Это не клеймо, а нечто другое. У папы Формоса отрубили пальцы не за то, что он ими полагал какое-либо клеймо, но за то, что он их складывал троеперстно. Приявший печать противника, по словам Ефрема Сирина (слово 105), не будут иметь возможности полагать на себе честный животворящий крест. Вот, в чём печать антихриста. По словам св. Андрея, печать скверного будет поучать прельщенных быть дерзновенными в обольщении и тьме (слово 13-е, гл. 13, 17 стр.). Выходит, печать антихриста, с одной стороны, в попрании креста, а с другой, в неправом мудровании. Неправое мудрование называется не только печатью противника, но даже и идолом. Св. Иероним в толковании на пр. Захарию (Зах.13:2) замечает: «действительно, как идолы делаются рукою художника, так и извращенное учение еретиков обращает в идола то, что старается подделать и происходить то, что люди поклоняются вместо Христа антихристу». Итак, подделка в учении называется идолом, благодаря ей люди поклоняются антихристу, значит, принимают печать. Во время п. Никона были введены новизны, некоторая, как бы, подделка. Нам боязно: как бы не поклониться антихристу чрез эти самые новизны, чрез тоже, например, троеперстие.

Миссионер. Арт. П. старался выяснить, что такое печать антихриста, под коей де невольно приходится разуметь троеперстие; вычитывал нам из Ефрема Сир. и Андрея кесар., но вычитывал, заметим, отрывочно. На основании пр. Ефрема, Черчимцев определил антихрист. печать, как запрение креста. Но у св. Ефрема больше сказано про печать скверного. «Приимший печать,» по словам препод., «область не имать знаменатися десною рукою, знамением Христа Спасителя нашего ниже паки на челе знаменатися отнюдь, страшным и св. именем Господним». По этим словам, антихристовы поклонники не только не будут знаменоваться крестом, но не будут призывать имя Господне. Походит ли православная Церковь на этих людей, или нет? Всякий из нас, положа руку на сердце, не должен сказать: да, но обязан ответить: нет. Арт. П. на основании св. Андрея определил антихрист. печать, как неправое учение. Определение опять неполное, вычитано не всё. Антихрист будет класть печать не только на челе, но и на десной руке. Последнее, по св. Андрею, означает пресечение правых и добрых дел. Значит, антихрист. печать – не только неправое учение, но и неправое житие. Неправое учение Черчимцев навязывает великороссийской Церкви. Не знаю, как он приложит к ней и неправое житие? Нужно быть очень уже самообольщенным, чтобы безпоповщинскую нравственность ставить выше православной. Не особенно хороши бывают православные, но не лучше их и безпоповцы. Если первые приняли печать антихриста, то и вторые её не миновали. Словом, писание обоюдоострый меч. Напрасно Арт. П. берется толковать его. Его толкование взошло на главу его же самого. «Ров изры, и ископа и, и падет в яму, юже содела. Обратится болезнь его на главу его и на верх его неправда его снидет» (Пс.7:16–18).

Желая показать, что троеперстие мало назвать антихристовой печатью, его де нужно назвать еще идолом (такая мысль у моего собеседника), Черчимцев в конце речи стал доказывать, что неправое учение часто в писании называется идолом. Привел толкование Иеронима на пр. Захарию. Здесь в этом толковании (т. 15-й, стр. 159) еретическое учение, действительно, называется идолом. Подделки еретиков, говорит бл. Иероним, производят то, что люди поклоняются вместо Христа антихристу.

На основании вычитанного Арт. П. хочет, видимо, оправдаться пред нами, стремится найти требуемое от него свидетельство св. отца. Но тщетно трудился. В приведенных строках ни слова про троеперстие. Здесь речь о неправом учении, а где оно заключается – об этом не сказано. Неправое учение в троеперстии, очевидно, видит сам Черчимцев.

Вычитанное место скорее относится к самому старообрядческому начетчику, к его обществу. У них ведь неправое учение. Ведь они говорят, что св. причастие не нужно в нынешнее время. А так говорят по словам толкового Апостола (зач. 150), лишь ложные пророцы, названные у Иеронима жрецами идолов. У безпоповцев, а не у православных, поэтому, кланяются вместо Христа антихристу. По толковому Апостолу, только еретики говорят, что «мерзость антихристова есть самая жертва, а не опустошение её, которое содевает антихрист пред пришествием Господним». Безпоповцы говорят, так же, как еретики. Они видят антихрист. мерзость не там, где нет жертвы; например, у себя, а там, где она есть, например, у православных. Такое их неправое мудрование, действительно, есть идол, производящий то, что люди поклоняются не Богу, а Его хулителю. Слабые духом, увлекаясь безпоповщ. учением, думают найти здесь Христа, но на самом деле поклоняются Его противнику, становятся его пособниками, разорителями, опустошителями Христовой жертвы.

Итак, вот про кого говорит бл. Иероним. Что-же касается троеперстия, то в нём неправое учение видит не Иероним, а Черчимцев. Но мнения последнего нам мало. Уже шестой час бьемся и просим у моего собеседника показать и его мнение о троеперстии, и свидетельство св. отца.

Просим вас, Арт. П., покажите нам, какой св. отец написал, что троеперстие – печать антихриста?

Черчимцев. О. Симеон всё время твердит: покажи, да покажи: какой св. отец называл троеперстие печатью противника. Всякий, имеющий ум, поймет, к чему мы читали место из св. Иеронима. Если прочитанного показалось мало, то возьмем повыше. «Зах.11:15–17: И сказал мне Господь: возьми себе сосуды неразумного пастыря; ибо вот Я воздвигну на земле пастыря, который не будет посещать оставленного, не будет искать рассеянного, не будет исцелять сокрушенного, и того, что стоит, он не будет кормить, и поесть плоть тучных и оторвет их копыта. О, пастырь! о, идол, покидающий стадо! Меч на руку его и на правый глаз его и правый глаз, тускнея, потемнеет». – «Когда говорит: возьми себе сосуды пастыря неразумного, то показывает, что прежде он взял уже две розги себе – одну – благопристойность, другую – землемерный канат. И так как отверг их вследствие их порока и греха… то теперь пророку говорится, чтобы он возвестил важнейшее пророчество о пастыре неразумном или неискусном. Несомненно, что пастырь неразумный или неискусный есть антихрист; о нём говорится, что он придет в конце мира, и показывается, каковым он имеет прийти. А под сосудами пастыря мы должны понимать отличительные знаки его и одеяние: суму, посох, трубу и свисток». Прочитанного нами пока довольно, чтобы видеть, про кого толкует св. Иероним. Толкует он, на основании пр. Захарии, про нечестивого пастыря, указывает признаки этого неискусного руководителя овец. Какие-же это признаки, отличающие его от истинного пастыря? Сума, посох и т. д. Со времени п. Никона у пастырей иные уже отличительные признаки, чем у древних: у них уже не те, наприм., посохи, какие были у того хоть п. Филарета, портрет которого сейчас под руками. Посох его, как видим, не со змеями, как у нынешних архиереев. О. миссионер в доказательство правоты своего убеждения указывал на приношение у них жертвы, на присутствие у них сосудов, престолов и жертвенников и отсутствием всего этого укоряли нас христиан. Но из прочитанного и из того, что сейчас прочитаем, видно, что сосуды не спасут нас, что отсутствие их показывает лишь могущество Божие, спасающее верных и без сосудов. «Как некогда, говорит Иероним, Исаия, чтобы предуказать пленение народа, ходит обнаженным (Ис.20:2–4), а Иеремия идет в дом горшечника, чтобы кусками глины разбившегося сосуда, бывшего на кружале и снова обделываемого руками горшечника, показать и погибель Израиля, и могущество Божие (Иер.18:2–9); как Иезекииль, чтобы показать разрушение Иерусалима и бегство Седекии, и угнетение, ожидающее пленников, не только словами, но и поведением своим, пробивает в стене отверстие и вытаскивает обломки на своих плечах; так и ныне Захария принимает вид неразумного пастыря, чтобы провозвестить того, кто имеет прийти». Мы, действительно, выбросили сосуды, как и Иеремия выбросил, мы и обломки их вытащили на своих плечах подобно Иезекиилю – всё это сделали, как и названные пророки, с целью показать приход того, кто должен был прийти. Сосуды неразумного пастыря на вред лишь христианам. Как идоложертвенное не могло спасти человека, а скорее погубить, точно также и жертва – пища неразумного пастыря с иными посохами, названного пр. Захарией идолом, вряд-ли приносит пользу. Лучше, поэтому, не иметь ни того, ни другого, чем хвалиться ими подобно о. Симеону.

Чрез уничтожение всего этого мы не попадаем в число антихристовых слуг. Наоборот, чрез это являемся противниками его подделок, возвестителями его пришествия, мы и троеперстия не принимали из-за подделок.

Миссионер. Арт. П. читал много, но по данному вопросу ничего не сказал. Причина понятна. У св. отцов нет искомого им. Хотя он подыскивает нечто лишь подходящее. Но и это малоподходящее, лучше сказать: совсем не подходящее, говорит против него же.

Черчимцев приводил толкование на пр. Захарию бл. Иеронима, именно то место, где идет речь про неразумного пастыря. Последнего Арт. П. желает видеть в архипастырях православной Церкви. Но разумно-ли его желание? Образ неразумного пастыря бл. Иероним относит к последнему антихристу. Выходит, Черчимцев поступает несправедливо. Впрочем, бл. Иероним, м. б., понимает антихриста в Черчимцевом смысле? Ничуть небывало. Бл. Иероним прямо заявляет, что антихриста Господь убьет духом уст своих и упразднит явлением пришествия своего. По толкованию Иеронима, антихрист, значит, еще пришел.

Отличительные признаки неразумного пастыря мой собеседник применяет к принадлежностям архиерейского сана наших архипастырей. Но и это толкование опять самого Арт. Пет., а никак не Иеронима блаженного.

Напрасно также Черчимцев хочет подтвердить Иеронимским толкованием и своё лишение таинства причащения. Обломками разбившегося сосуда пр. Иеремия показывал погибель Израиля, а не благополучие, как говорит Арт. Петр. У пр. Иеремии обломки сосуда опять поступают в руки горшечника, но у наших безпоповцев этого уже не может быть. Они на нынешней беседе даже похвалились, что обломки сосудов совсем выбросили и при том сослались на пр. Иезекииля. Но последний разбивал по читанному толкованию не сосуды, а стены и обломки стен, а не сосудов вытаскивал на своих плечах. Этим своим поведением он по словам Иеронима, показывал имевшее быть разрушение Иерусалима, бегство Седекии и угнетение, ожидавшее пленников.

Итак, разбитием сосудов у Иеремии и пробитием стен у Иезекииля, в своё время показывалось бедствие, гибель Израиля. Безпоповцы же чрез те же самые действия, собственно чрез первое хотят указать на своё благополучие, на свою свободу от подчинения Антихристу. Напрасно, этими действиями они показали, как и пророк, тоже бедствие, свою собственную гибель.

В толковом Апостоле прямо сказано:

«Мерзость запустения не жертва свята, а опустошение её, еже соделает антихрист пред пришествием Господним» (л. 549-й). Кириллова книга поясняет начало этого «опустошения». «Сие-же (т. е., опустошение жертвы), говорится здесь, начинают посланницы антихристовы (л. 32 об.).

Черчимцев. Миссионер желая оправдать себя, своё мнение о неприходе до сих пор антихриста, сослался на Иеронима. Но он разве не видит следующих слов последнего: «Иудеи приняли его».

По Иерониму, антихрист представляется пришедшим в его время. А. о. Симеон говорит, что противник еще не пришел. Нет, он пришел и царствует ересьми.

Миссионер. Арт. П-чу я не советовал бы обосновывать всё своё убеждение на вычитанной у Иеронима фразе. Пророческому взгляду будущее предносилось, как уж минувшее. Пр. Исаия еще до прихода Христа Спасителя говорил: «Яко овча на заколение ведеся». Слово ведеся поставлено в прошедшем, хотя событие, указываемое им, еще не совершилось и имело лишь совершиться. Так и здесь. «Иудеи приняли его». Правда, слово – глагол «приняли» – прошедшее время, во оно не обязывает верить, что антихрист уже пришел. Он только еще придет. Прежде, чем читать указанную фразу, Арт. Петровичу нужно-бы почитать повыше. Здесь он ясно бы увидел, что бл. Иероним проповедует не пришествие антихриста, а лишь ожидание только. Вот, что он говорит здесь: «этот пастырь (антихрист) восстанет во Израили, потому что истинный пастырь сказал: я не буду пасти вас. Об этом пастыре пророчествуется под другими именами и у пр. Даниила (Дан.9:27), и в Евангелии (Мк.13:14), и в послании ап. Павла к Фессалоникийцам (2Сол.2), пророчествуется именем мерзости запустения о том, что он имеет сесть в доме Божием, объявить себя Богом; он же и у пр. Исаии называется высокомерием. И пришел он не для того, чтобы исцелить, но чтобы погубить стадо Израилево. Действительно, пастырь добрый посещает овец больных, разыскивает рассеянных, приносит отставших, поддерживает утомленных. Наоборот, дурной пастырь делает всё наоборот и пожирает плоть тучных, отрывает и разбивает копыта овец и агнец, чтобы они не ходили прямо. Иудеи привяли от пастыря, – которого Господь убиет духом уст Своих и упразднит явлением пришествия Своего, так что те, кои не веровали истине не спасутся, поверят лжи и будут судимы, так как приникли к неправде (т. 15, стр. 143).

Из прочитанного видно: пришел ли последний антихрист, разумеемый здесь под неразумным пастырем. Бл. Иероним заявляет, что он еще восстанет во Израили (будущее время), что он имеет сесть в храме (опять будущее время).

Потом, те черты, коими у Иеронима описывается антихрист, тоже показывают: какого здесь разумеет толковник антихриста – последнего пред Господним пришествием, или только его слуг, начавших появляться еще со времен вознесения Господа на небо. Неразумный пастырь пр. Захарии бл. Иеронимом отождествляется с тем отступником, который предсказывается и пр. Даниилом и Самим Господом и его Апостолом.

Мы видели, как ап. Павел понимает этого отступника. Черты его, повторяемые бл. Иеронимом, не приложимы еще ни к кому из смертных и до сих пор. За Бога еще никто себя не выдает. Ни один архипастырь православной Церкви не дошел до такой дерзости. Этот отступник сядет в Церкви Божией, будет выдавать себя за Бога и называться сыном Божиим (Иероним, 144 стр.), будет отвергать Св. Троицу (1Ин.2:22).

Сообразивши всё здесь сказанное, Арт. П., м. б., перестанет утверждать, что разумеемый бл. Иеронимом антихрист уже пришел, хотя бы фраза: «Иудеи приняли его» и была у блаженного. Как надо понимать эту фразу, мы уже объяснили.

Черчимцев. Миссионер говорит, что последний антихрист будет отвергать Св. Троицу. Но из русского перевода приведенного о. Симеоном места (1Ин.2:22) видно, что Св. Троицу отвергают и многие другие, кроме последнего противника Христа.

Миссионер. Об этом поговорим завтра, а ныне уже пора закончить беседу. От Арт. П. нам и не пришлось услыхать: какой св. отец написал, что троеперстие – печать антихриста. Μ. б., за ночь надумает. Завтра решим и его вопрос: какой св. отец написал о троеперстии. Троеперстие потому не печать, что самого антихриста еще нет, об этом говорит и Иероним. Уйдем с тем, что Арт. П. остался без ответа. Старообрядцы пусть вынесут урок из сего: троеперстие никогда не должно называть печатью антихриста. Порицание это ложно, не основательно.

Прежде чем пропеть молитву, я спрашиваю Арт. П.: принимает он выписки Озерского или нет?

Черчимцев. Принимаю.

Свящ. С. Шлеев

«Некоторые уклонились в пустословие, желая быть законоучителями, но не разумея ни того, о чём говорят, ни того, что утверждают» (1Тим.1:6–7).

В октябрьской книжке «Нового Пути» помещена статья г. В. Розанова – «о соборном начале в Церкви и о соединении Церквей». Путное заглавие статьи, – уж такова судьба Розанова, – совсем не соответствует запутанному её содержанию. Приведши не в исправности 9 член символа веры – «верую в Церковь святую соборную и апостольскую», Розанов говорит, что эти слова символа «уже включают в себе мысль о постоянном внутреннем совете Церкви, как способе её существования и жизни», и затем начинает «терзаться» по поводу синодального управления, как «не отвечающего духу и задачам основания Христом Его Церкви», по поводу «отделения от нас раскольников», разделения церквей и т. п. Любопытно прежде всего то обстоятельство, что это «терзание» принадлежит никому другому, как В. В. Розанову, который не желает быть «в кулачке святых отцов», христианизирует «похоть плоти», восстает и устно и печатно против «узурпаций» Церкви, «креста» и т. п. И по прочтении статьи г. Розанова, невольно воскликнешь – «что ему собор»! И что бы значило это «терзание» новопутейского богослова? Впрочем, «кто весть от человек, яже в человеце»… Посему обратимся к существу дела – к предметам «розановского терзания».

В соборности церковной Розанов видит способ существования и жизни Церкви Христовой. Открытие Розанова заслуживает внимания. Мы думали и веровали, что под соборностью Церкви надо разуметь (как разумеют и знакомые Розанову, судя по его дальнейшим словам, символические книги реформатов – «Бельгийское исповедание» и «Шотландское исповедание»), церковную вселенскость, – что соборная кафолическая Церковь «разлита по всем частям мира и распространяется на все времена, и никакими местами и временами не ограничивается». Розанов же находит, что в символьном –«соборную» надо мыслить постоянный внутренний совет Церкви, совет управительный. Какую Америку открывают в «Новом Пути»! Дальнейшие открытия г. Розанова еще более странны и не выдерживают критики, с точки зрения азбуки христианства. Розанов утверждает, что «постоянный внутренний совет Церкви» есть «способ её существования и жизни». В священном же Писании «способ жизни и существования Церкви» показан не тот. Церковь живет и существует, поскольку она тело Христово и в ней Христос (1Кор.12:27): «Я есмь Лоза, а вы ветви, сказал Спаситель; кто пребывает во Мне, и Я в нём, тот приносит много плода; ибо без Меня не можете делать ничего» (Ин.15:5)… «Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня, а кто любит Меня, тот возлюблен будет Отцом Моим… и Мы придем к нему и обитель у него сотворим… если любите Меня, соблюдите заповеди Мои. И Я умолю Отца и даст вам другого Утешителя, да пребудет с вами вовек, Духа истины…, Который научит вас всему и напомнит вам всё, что Я говорил вам» (Ин.14:15–26). Итак, Церковь живет, постольку, поскольку она тело Христово и сосуд Животворящей Троицы; и мы живем, если живем как христиане, как члены тела Христова, как ветви Лозы – Жизнодавца Христа. «Не живу аз, говорит ап. Павел, но живет во мне Христос».²⁹⁸ Способ жизни Церкви, т. обр., божественен и мистичен и Розанов напрасно натурализует его в совет Церкви, в соборное начало церковного управления, в которое, он думает, «мы и веруем по символу».

Со стороны же управления и решения общецерковных дел – соборная Церковь Христова это, можно сказать, аристократическая республика: в особо-нужных случаях, а не постоянно, собираются представители всей Церкви на соборы с равным правом голоса и постановляют определения о делах веры и благочестия, наставляемые Духом истины; при спокойном же постоянном течении церковной жизни, представители Церкви – патриархи, архиепископы и епископы – монархи в своих районах, хотя и в канонически определенной субординации. Выступать здесь с каноническими и церковно-историческими справками и «бить» – Розанова «костяшками», по терминологии Мережковского, излишне. Что ему правила и история? Мы спросили бы только г. Розанова: жила-ли и существовала-ли соборная апостольская Церковь до соборов, и даже до апостольского (51 г.), с тех пор, как «стяжал её кровию Своею» Искупитель (Деян.20:28)? Жила-ли и существовала-ли эта соборная Церковь в те времена, когда соборов не было и отдельные её части – Церкви: Римская, Константинопольская, Иерусалимская, Александрийская и Антиохийская со своими областными и епархиальными церквами управлялись своими патриархами (или Рим. и Алекс. – папами), архиепископами и епископами – монархически и только в некоторых случаях соборно? (По 5 пр. 1 вс. соб. областные соборы дважды – в год). Может быть, мы заблуждаемся и ответ его нас бы просветил.

Обратимся теперь к частностям Розановской статьи. Коснувшись «Духовной коллегии» Петра Великого, которую потом «все невольно и жалостливо стали именовать Синодом», Розанов в скобках сообщает миру, что «синод» есть термин «кальвинистической церкви». Что это значит? В силу коих вероисповедных особенностей кальвинистической церкви «синод» (= собор), обозначавший собрание представителей церковных на протяжении полторы тысячи лет церковной жизни, стал термином «собственно кальвинистической церкви»? Непостижимо.

В реформатских символических книгах, правда, пишется: «существуют в церкви сеньоры и дьяконы, которые составляют presbyterium или церковный сенат… церковь вселенская должна иметь монархическую форму правления, по вниманию к тому, что Христос есть единственный царь и монарх всей вселенской Церкви, но всякая отдельная Церковь должна иметь форму аристократическую… и быть аристократической республикой». Может быть, Розанов имел в виду эти слова, но тогда термином «собственно кальвинистической церкви» является «сенат», а не «синод».

Розанову не нравится «коллегия». Но нам известно, что апостолам Христос сказал: «друзи Мои есте», а, по блаж. Иерониму (27 посл. к Маркеллу), «у нас место апостолов занимают епископы». Так что назвать собрание епископов коллегией, как будто не зазорно. Другой разговор, как ведутся дела в «коллегии», а сам по себе термин – ничего; и «духу и задачам основания Христом Его Церкви», в которой вершителями дел должны являться наместники апостольской власти – епископы, нисколько он не противен. По Розанову, «Духовную коллегию жалостливо стали именовать синодом», пытаясь думать, что над этим неясным именем сокрыто то «соборное» начало, в которое мы «веруем» по символу и о котором слышим, когда этот символ поется на литургии». Странно, в какой же это церкви Розанов слышал о «соборном начале» на литургии? Кто же, В. В., из грамотных людей, слыша 9 член символа, верует в «соборную Церковь»… как в ваше «соборное начало»? Не думайте, что всем также неизвестен катехизис христианского учения, как вам.

«Дела, текущие за «номерами» (да как же обойтись без «номеров» там, куда дела поступают десятками тысяч в год?), обилие чиновников в синоде, способы его заседаний, способы «вызова в него» для «присутствия» (а дескать не для дела живого и самостоятельного) очередных епархиальных владык, – всё исключает приложимость к нему обычного термина древних соборов о себе: «Духу Святому и нам изволилось». Здесь новое поразительное открытие! Откуда это Розанов вычитал, что – «Духу Святому и нам изводилось» – было обычным термином древних соборов о себе? Каких же это древних соборов? Нам известно, что даже вселенские соборы говорили о себе так: «великий собор положил», «благоугодно святому и великому собору», «судил святой и великий собор» (3, 8 и 17 пр. 1 вс. соб.), «угодно всему святому и вселенскому собору» (8 пр. 3 вс. соб.), «сие угодно будет святому собору» (посл. 3 вс. соб. к священному собору Памфилийскому) и т. п. И мы не знаем, какие это древние соборы употребляли о себе обычный термин «угодно Святому Духу и нам»? Да и Розанов этого не знает, а это у него так… просто с пера скатилось. «Угодно Святому Духу и нам»… это, да будет Розанову известно, – слова апостольского собора (51 г. – см. Деян.15:28) и они не были обычным о себе термином древних сборов, – по крайней мере, известных истории. Розанов хотел бы видеть приложимость «обычного термина древних соборов о себе (т. е. одного апостольского) к нашим синодальным «определениям»: чтобы пред синодальным «определили» – стояло: «изволися Святому Духу и нам». Да ужели в самом деле Розанов полагает, что «синод», учреждение частной, поместной Церкви, под именем которого только кто-то «пытается» мыслить то «соборное начало, в которое мы веруем по символу», может «восхищать недарованное ему», т. е. прерогативы непогрешимости, как свойство Церкви вселенской? Ведь не совсем же невежественны новопутейские богословы!

«Приглашение вселенской патриархией (по сему поводу Розанов и пишет) к советному соборному существованию дорого нам русским, насколько мы еще (?) веруем. Тысячи вопросов и трудностей, неразрешимых коллегиально, разрешились бы «соборно»… ибо собор не может не думать вдохновенно, «благодатно». Вот уж поистине благодать Божия действует и «в немощах» и «из уст младенцев» совершает Бог себе хвалу»… В самом деле, давно-ли Розанов не хотел быть в «кулачке святых отцов», благодатно думавших на соборах? Ä теперь так хорошо выразился о соборе… Правду сказал Гераклит: «всё течет, всё изменяется».

«Возьмем, пишет Розанов, староверческий вопрос. К нему чиновнически и дотронуться нельзя… но «соборно» можно подойти к этой болячке русского народа, русской истории. Вдохновенно и «благодатно» она исцеляется и исцелится легко и быстро. Ибо разделением от нас терзаются раскольники, как разделением от них терзаемся мы; и самое наше разделение противо-евангелично, противо-христианско». Здесь Розанов опять малопонятен Большой Московский собор 1666–67 г. в своем «пределе» говорит: «аще кто не покорится св. восточной церкви и сему освященному собору, или начнет прекословити и противлятися, и мы такового противника данною нам властью от св. и живоначального Духа… проклятию предаем» (Деян. соб., «предел» л. 7), – «аще кто и ныне начнет прекословити о изложенных винах на соборе сем великом…, да будет вправду самоосужден, яко преслушник Божий и св. отец правилам противник» (– л. 93) и таковым противник и хулитель церкви должен быть, «дондеже вразумится и приидет в правду покаянием» (Деян. соб.) Основанием для такового определения «собора» были Христовы слова, записанные во Евангелии: «аще кто церковь преслушает, буди тебе, якоже язычник и мытарь» (Мф.18:17), и «слушаяй вас Мене слушает, и отметаяйся вас Мене отметается» (Лк.10:16). Итак, по «староверческому вопросу», всё желательное Розанову налицо: «великий собор» с «восточными патриархами», «не могший не думать благодатно» слова Христовы во евангелии; и «разделением от нас раскольников» нравственно, конечно, нужно терзаться, но отлучение их от Церкви «определено» «собором» достойно и праведно – на основании слов Христовых и никак не может считаться «противо-евангеличным и противо-христианским». К тому же мы просили бы Розанова обратить своё внимание на любопытные страницы истории в нашей Церкви: Стоглавый собор (1551 г.) и патр. Никон занимались, собственно, одним делом – исправлением церковно-обрядовой жизни на Руси. И вот «исправления Стоглава» проходит без открытого протеста и раскола, а собор состоял из одних русских иерархов с м. Макарием во главе. После же Никоновой реформы, в которой приняли участие или письменное, или самоличное – на соборах московских – восточные патриархи: Паисий константинопольский, Макарий антиохийский, Паисий александрийский (последние два присутствовали на Б. Моск. соб. 1667 г.), Гавриил Сербский, и вост. митр. Григорий Никейский и Гедеон молдавский (бывшие вместе с патр. Макарием ант. на москов. соборах 1655–56 гг.), произошел великий раскол. Правда, в этой «болячке русской истории» повинно множество переплетшихся причин и обстоятельств, но не совсем неповинно в данном случае и то обстоятельство, что восточные иерархи не знали духа русской религиозности и характера русского народа… И история научила русскую Церковь с осторожностью относиться к участию восточных святителей в её делах.

Впрочем, может быть, я говорю не о той соборности «благодатной», о которой думает Розанов, «терзаясь разделением от нас раскольников» и сообщая о терзаниях раскольников из-за этого разделения. Монет быть, В. В., находящий «роль обер-прокуратуры» в синоде в идее верною, но допускающий возможность выразиться ей «многолично, а не единолично», и на равных правах светского элемента с духовным, лелеет в своём «благодатном соборе» надежду на что-нибудь в роде «палаты депутатов», с участием в ней лиц, «терзающихся» разными «разделениями»… Тогда виноват. Но только к таковому «собору» едва-ли уж будет «приложим обычный термин древних соборов о себе» – «Духу святому и нам изволилось»… «Старообрядчество, сектантство, – продолжает Розанов, – всё вберется назад, внутрь Церкви… как только Церковь получит не формально (?) – благодатное существование, а существенно благодатное. И выразит это в воззрениях благостных, широких, любящих, как относительно своих внутренних членов (секты), так и внешних для неё членов христианства (иные церкви)».

Слова умилительные и, кажется, искренние, но едва-ли справедливые: св. Церковь уже целые столетия «благовременно и безвременно» обращается к нашим отступникам с любящими «увещаниями», «воззваниями», «беседами», но они всё что-то не «вбираются внутрь церкви». Давно уже она хлопочет и теперь продолжает хлопотать о соединении с «иными» церквами (старокатол. и англнк.), ведет переговоры, составляет «комиссии», но и те что-то тоже не «вбираются внутрь» православной Церкви. Видимо, трудно отступникам расстаться со своими вековыми заблуждениями, прошедшими в их плоть и кровь вместе с молоком матери. Да это и понятно. Были попытки соединения православной Церкви и с католической (Флорентийская уния 1439 г., Западно-Рус. уния конца 16 в.), но без успеха. Выражать же «в широких» любящих воззрениях игнорирование своих вероисповедных особенностей св. Церковь не может, так как она помнит слова ап. Павла: «еретика, после первого и второго вразумления, отвращайся, зная, что таковой развратился и грешит, будучи самоосужден» (Тит.3:10–11). А если бы то отступники «вразумились», превозмогли свои вековые заблуждения и обратились к Церкви: она бы приняла их, как всепрощающая любящая мать, и собрала бы всех словесных овец в умилительное «единое стадо» Божие под благодатными крылами Св. Духа. Человеческая ложь нагородила и крепко нагородила во овчем дворе стада Христова много разных перегородок, но с высоты небес Единый Пастырь видит всех «овец», все они, хотя каждая по своему, взирают и вопиют к Нему. Веруем и исповедуем, – «будет некогда день», рухнуть гнилые подпорки человеческой руки, поддерживающие пока разные перегородки религиозного разделения! не тщетен глагол Христов: «Есть у Меня и другие овцы, которые не сего двора, и тех надлежит Мне привесть; и они услышат голос Мой, и будет одно стадо и один Пастырь» (Ин.10:16). Но когда сие будет, не открыто нам. Думается только, что едва-ли – на земле: так как и пред кончиной мира, когда уже «проповедано будет Евангелие Царствия по всей вселенной, во свидетельство всем народам»… «восстанут лжехристы и лжепророки… и прельстят многих… многие соблазнятся, друг друга будут предавать и возненавидят друг друга… восстанет народ на народ, и царство на царство» и т. п. (Мф. 24 ср. 1Тим.4:1; 2Тим.3:1; 2Пет.3:3; Иуд.1:18).

Розанов пишет: «время Востоку посмотреть на измученного брата (католич. Запад) взглядом великодушным и спокойным… Когда нет разделенности в сердце мирян, какое есть ему основание оставаться в сердце иерархии». – Да, не должно бы быть сего основания, но оно есть. Известен, думаем, Розанову ватиканский декрет 18 июля 1870 г. Вот слова сего знаменитого декрета: «твердо держась предания дошедшего до нас от начала веры Христовой… мы (папа) учим и объявляем, как Богом открытое вероопределение: что когда римский епископ говорит ex cathedra, т. е. когда, исполняя своё служение, как пастырь и учитель всех христиан, в силу своей апостольской власти, определяет, что такое-то учение веры и нравственности должна содержать вся церковь, то он, при божественной, обещанной (?) ему в лице Петра помощи обладает тою непогрешимостью, которою Божественный Спаситель благоволил наделить свою Церковь, для определения учения относительно веры и нравственности, и что поэтому такие определения римского епископа сами по себе, а не по согласию Церкви, неизменны». Эти слова ватиканского декрета, по отдельным даже выражениям которого (напр., что значит «ex cathedra») существует огромнейшая литература, надо бы полагать, Розанову, знакомы. Так вот в этих-то словах, завершивших гордое здание папизма, словах, которые, выражаясь по-розановски, «уже включают в себе мысль» о смерти и погребении любезного Розанову и нам соборного начала в Церкви, и «есть основание в сердце иерархии» (и католической и нашей) к «разделенности». Мировое благо сделал бы Розанов, если бы вразумил римскую курию и всё католичество оставить «слова, слова, слова» (которые, по его мнению, только и служат причиной «разделения») римско-католической Церкви о «непогрешимости папы», Filioque, «непорочном зачатии Богоматери» и др. «догматах» ватиканской фабрикации. Но В. В., видимо, другим путем – «новым» подходит к вопросу о соединении Церквей. Он пишет: «разделение это (церквей) напоминает собою забор, со страшными шипами на нём, между дворами двух соседей, давно мирно пьющими (пьющих?) по вечерам чай вместе… Вражда эта (религиозная) давно угасла в сердцах верующих мирян». Поистине «новое» основание к соединению Церквей: как же православный и католик (миряне, да хотя бы и духовные) «по вечерам пьют чай вместе». Это-ли не основание к соединению Церквей? Коротко и просто! А Церкви то и католическая и наша возятся с этим вопросом целые тысячелетия, – и не обратят на то внимание, что разнославные миряне «пасутся», как «равно мирные овцы», и «по вечерам пьют чай вместе». Ах, В. В.! Да ужели вам неизвестно, что теперь и раскольник, почитающий («по соборному Уложению» пат. Филарета) «католическую веру сквернейшею из всех еретических вер», и тот не прочь попить «вечером чайку вместе» не только с католиком, но даже с мусульманином и идолопоклонником? Ужели вам нужно «повторять, выражаюсь вашими словами, важную и не всеми сознаваемую истину», что «вечерний чай» к вопросу о соединении Церквей отношения никакого не имеет. Правда, при вашем «адогматизме» и «вечерний чай» – сила великая… Но ведь мы-то и наши пастыри веруем в «Церковь единую, святую, соборную и апостольскую», веруем в «догматы», признаем каноны церковные, – как же это вы нас хотите «прельстить» своим метафорическим «чайком»-то? Нет уж лучше пейте вы свой «чай» со своими «соседями» и не хлопочите и не «терзайтесь» о том, что к «чаю» не имеет ровно никакого отношения…

Н. Гринякин

В октябрьской книжке «Нового Пути» г. Бартенев пишет (стр. 201): «Путь этих исканий Бога указывается в специальной брошюре г. Новоселова (Религиозно-философская библиотека, выпуск II, «Искание Бога», 1903). Г. Новоселов предлагает не замечать мира, не видеть жизни и не считаться с нею. «Не стоит видимый мир, чтобы служить ему и им заниматься». «Что значит перед Христом земное?» – В момент теснейшего единения со Христом, именно, когда Он дает Себя в имение, вечный дар и собственность, пробуждается не то, что жажда, а точнее радостная готовность разрешиться от тела, «испытывается абсолютное отсутствие страха смерти». Заметьте: в момент причащения Плоти и Крови, источника жизни, ощущается готовность умереть! Но что же значат слова Господа, что Он – Истина и Жизнь? Неужели умереть ради Христа значит быть трупом? Ведь г. Новоселов отказывается от эстетики, искусства, науки, общественности, государства, – словом, ото всего, что составляет жизнь».

Начну с того, что цитаты, приведенные г. Бартеневым, принадлежат не мне, а авторам статей, вошедших в сборник («Искание Бога»), мною составленный.

Затем, – небольшие статьи эти автобиографического характера с тою единственно целью и собраны, чтобы охарактеризовать многократно испытанный путь, приводивший и приводящий личность к живому, ощутимому Богообщению. Шли, как оказывается, по этому пути и ученые (вспомните Паскаля), и общественные деятели, и государственные люди (Иснар, гр. Сперанский), шли и лица равнодушные и к науке, и к общественно-государственной деятельности (еп. Игнатий Брянчанинов). Ясно, что путь этот не предполагает непременно отрицания тех сторон жизни, в отречении от которых обвиняет меня г. Бартенев.

Что касается замечания о «радостной готовности разрешиться от тела» после причащения Тела и Крови Христовых, готовности, удивляющей и, кажется, возмущающей г. Бартенева, то я напомню ему слова великого Апостола языков, жаждавшего того же, чего желает бывший революционер, из письма которого взята вышеприведенная цитата: «Для меня жизнь Христос, и смерть приобретение.

Если же жизнь во плоти доставляет плод моему делу, то не знаю, что избрать.

Влечет меня то и другое: имею желание разрешиться и быть со Христом, п. ч. это несравненно лучше.

А оставаться во плоти нужнее для вас» (Флп.1:21–24).

Так смотрел на смерть тот, кто будучи еще во плоти, мог сказать о себе: «Уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал.2:20).

Заключаю свой ответ указанием на 1-ый вып. Рел.-фил. библиотеки («Забытый путь опытного богопознания»), уже действительно принадлежащий мне. Там г. Бартенев мог бы прочитать между прочим следующее (стр. 60 и д.):

Безрелигиозным радетелям о материальном благосостоянии труждающихся и обремененных телесно мы должны ответить не обвинением их в «социализме», а, не прибегая к подобным «жупелам», противопоставить их предприятиям образование христианской общественности и истинно-христианскую, не копеечную, а определяемую мерою нужды благотворительность, как это и было в первоначальном христианском обществе, когда у верующих было «одно сердце и одна душа» (Деян.4:32)

Где же тут отрицание общественности?

«Суровым, часто может быть несправедливо придирчивым, но благожелательным обличителям нашего государственного порядка мы должны ответить не злобным упреком в неблагонамеренности, а искреннею ревностью о водворении у нас действительно христианского политического строя жизни, что возможно лишь при условия, если государственные деятели, большие и малые, будут не только в личной жизни, но и в своём государственном служении «ходить перед Богом», носить Христа в сердце своём, действовать во имя Его…».

Где же тут отрицание государства?

«Людям внешнего знания мы должны ответить не противопоставлением пятичувственному опыту – веры, как доверия к внешнему авторитету, а указанием на возможность иного опытного знания, вводящего человека в иной реальнейший мир бытия, при условии следования методу, выработанному и хранимому в Вселенском Училище, Ипостасною Премудростью основанном: в недрах этого нового мира предлежит человеку почерпнуть новое ведение и относительно этой текущей и преходящей, но столь любезной ему действительности».

Где же тут отказ от науки?

Но жизнь, – подлинную, действительную, вечную, – я вижу только в Богочеловеке-Христе, в живом союзе с Ним, в том, чтобы вместе с ап. Павлом иметь возможность, не обманывая себя, сказать: «живет во мне Христос».

Μ. Новоселов

Противосектантскому миссионеру Д.И. Боголюбову, стяжавшему себе известность как своими воодушевленными беседами с сектантами, так и литературными трудами по сектообличению, пришла счастливая мысль²⁹⁹ составить краткое руководство к ограждению православных от сектантских лжеучений в виде противосектантского катехизиса. Свою мысль составитель выполнил с достаточным успехом и книжка его с пользой может быть распространяема среди православного населения в местностях зараженных сектантством. В виду несомненных достоинств этого труда, позволим себе несколько подробнее остановить за нём внимание наших читателей.

Православный противосектантский катехизис, вмещающийся на 41 странице, состоит из вводных замечаний и шести глав. Первая глава обнимает вопросы: о Священном Писании, о Священном Предании, о вере евангельской и добрых делах. Вторая и третья главы посвящены вопросу о Церкви; причем вторая глава касается честнейших вопросов: о составе Церкви Христовой, о единстве и святости Церкви, о суде Церкви над грешниками и о праве Церкви вводить новые богослужебные обряды для назидания верующих; третья же глава касается вопросов: о связи Церкви земной с небесною; о призывании святых в молитвах; о почитании мощей святых угодников и о молитвах Церкви за умерших христиан. Четвертая глава содержит учение о семи таинствах. Пятая глава касается самых боевых в миссионерской практике вопросов о «рукотворенной» святыне: о храмах, о святых иконах, о почитании честного креста и о крестном знамении. В шестой главе, заключительной, трактуется о некоторых церковных и общественных обязанностях христиан: о святых постах, о военной службе и присяге.

Из этого краткою изложения содержания рассматриваемого нами противосектантского катехизиса видно, что автор кратко коснулся почти всех прорекаемых сектантами вопросов и облек их в сжатую катехизическую форму, стараясь, насколько возможно, приблизить к пониманию простого народа вопросы веры и благочестия. Как опытный полемист, он приводит только те тексты, которые подтверждают прорекаемую сектантами истину и в которых находятся нужные слововыражения, как оболочка для той или другой истины православного веро- и нравоучения. В этом отношении труд г. Боголюбова вполне оправдывает данное ему автором название «Катехизиса». По нашему мнению, противосектантский катехизис можно и должно применять в церковно-приходских школах параллельно с общепринятым там кратким православным (Филаретовским) катехизисом. Польза от такого параллельного изучения – в особенности в местностях зараженных сектантством – будет несомненная.

Не входя в критический разбор рассматриваемого нами противосектантского катехизиса, так как это обстоятельство слишком отвлекло бы нас от прямой нашей задачи, скажем только, что автор во многих главах и параграфах своего катехизиса слишком краток, даже с ущербом для существа дела, – в иных доводах допускает натяжки, не везде точен в отдельных выражениях; при чтении некоторых отделов напрашивается целый рой соприкосновенных с отделом предмета вопросов… Можно надеяться, что миссионерский опыт и практика подскажут автору, где и какие отделы нужно будет при новом издании расширить и несколько, сообразно потребностям миссии, видоизменить. Делая это замечание, мы нисколько не умаляем достоинства труда Д.И. Боголюбова. С радостью приветствуя этот труд, как первую попытку в нашей противосектантской полемическо-обличительной литературе, – при этом попытку – удачную и для практических целей – весьма полезную, пожелаем ему широкого распространения во всех зараженных сектантством местах нашего обширного отечества.

П. Козицкий

Пред глазами пишущего сии строки лежит интереснейшая брошюрка, которая верующему сердцу христианина может доставить истинное наслаждение. Обстоятельство это обусловливается самым предметом её, а также тою любовью к нему, которая дышит решительно в каждой строке её автора, светского лица, но видимо благоговейно преданного сына Церкви.

Вопрос о Туринской плащанице как-то случайно вспыхнул в нашей печати и пронесся метеором в 1902 г. В газете «Новое Время» (кажется, в апреле, или мае месяцах) появилась заметка об этой святыне, а также и снимок с неё. Это-то обстоятельство и затронуло нашего автора, бывшего прошлым летом в Тироле и заставило его съездить на поклонение этой святыне в Турин, осмотреть её и написать настоящею брошюру. Конечно, какие-нибудь подробные расследования самому автору не удалось сделать. Об этом нечего было и думать, ибо Туринская плащаница открывается в самых торжественных случаях (напр., нынешний итальянский король приезжал на поклонение ей по случаю своего бракосочетания), но посмотреть на неё автору удалось, хотя и при самых неблагоприятных условиях. Плащаница подвешена над престолом довольно высоко, заключена в футляр со стеклянной дверцей, ключи от которой хранятся у короля, папы и туринского архиепископа. Поэтому в изложении содержания автору пришлось руководствоваться иностранными научными авторитетами, которым в своё время было разрешено произвести необходимые обследования этого важного христианского памятника. С одним из них, Полем Виньоном, автор счел необходимым познакомиться лично, а потому, кроме его книги «Le linceul du Christ, étude scientifique» (Paris, 1902 an.), касающейся знаменитой плащаницы, автор пользовался при составлении настоящей брошюры и личными указаниями настоящего ученого, профессора естественных наук в Сорбонне (т. е., Парижском университете). Свои обследования о Туринской плащанице П. Виньон производил в сотрудничестве с другим своим товарищем, проф. Сорбонны по кафедре физики, это именно m-r Кольсоном. Оба – научных авторитета, сделав целый ряд опытов, установили, что тела умерших людей, в особенности с лихорадочным потом (а он всегда обильно выделялся у распятых), способны производить на полотне отпечатки, подобные фотографическим, благодаря щелочным и аммиачным испарениях, выходившим из тела и соединявшимся с такими, напр., веществами, как алой.

Автор приводит авторитетное мнение и другого ученого, Дардье, который в своей статье «Le linceul de Turin», посещенной в журнале «Revue scientifique» за 1902 г. (от 30 авг.), доказывает возможность и другого способа отпечатка тела на полотне, не исключающего, впрочем, и первого. Объяснение последнего представляет, пожалуй, даже последнее слово науки, ибо первые два ученые производили свои опыты, кажется, к 1898 г., когда Туринская плащаница была экспонирована в числе других предметов древнего христианского искусства на выставке в г. Турине и когда еще не были открыты гелий и радий, которым, как говорят, суждено сделать переворот в опытных науках. По поводу вышедшей в 1902 г. книги П. Виньона Дардье и напечатал журнальную статью, в которой указывал и иные условия образования отпечатка тел, а именно путем радиоактивности тел, или способностью их испускать световые лучи даже в темноте пещеры и, таким образом, фотографировать самих себя, конечно, при наличности и других благоприятных фотографии условий. (Недостаток объяснения фотографирования тел у первых ученых заключался в том, что они не имели в виду отсутствия света в погребальной пещере, а вторая теория научно исключает необходимость этого фактора в силу радиоактивности самых тел, дотоле неизвестной). Автор брошюры подробно знакомит читателя с той и другой научной теорией.

Ко всему этому автор брошюры прибавляет от себя исследование подлинной принадлежности снимка тела именно телу Господа Иисуса Христа, а не другому какому-либо, ссылаясь при этом на евангельское повествование о погребении Господа, а также на подробнейшее описание отпечатлевшихся контуров тела Божественного Страдальца. Для наглядности объяснения приложены превосходно исполненные два снимка плащаницы (лицевой и задней сторон) и два увеличенных снимка лика Христова на плащанице. Весьма кстати также помещены в тексте фототипий г. Турина и собора Иоанна Крестителя, в котором хранится указанная святыня. Книжка имеет весьма изящный вид, видна работа типографии «Т-ва художественной печати». Думается, что многие, кому дороги христианские святыни, поинтересуются брошюрой, излагающей и историю перемещений плащаницы, хранившейся сначала в Царьграде во Влахернском храме, а потом, в эпоху бесчинств латинян на Востоке, когда были украдены мощи святит. Николая Чудотворца, была увезена в Шампанью (1205) и описываемая плащаница, хранимая в Турине лишь с 1578 г. Повторяем, что брошюра читается с большим интересом и к тому же на русском языке она является по трактуемому предмету единственной.

Свящ. М. Лисицын

Годичные съезды миссионеров херсонской епархии обычно устраиваются в сентябре месяце, но в нынешнем году, в виду празднования пятидесятилетия службы высокопреосвященного Иустина, архиепископа херсонского и одесского, съезд назначен был на 27–29 октября, к каковому времени прибыли и миссионеры соседней Подольской губ. – о. Н. Перетятков, В. И. Лотоцкий и член подольского епархиального миссионерского комитета С. Киржацкий, командированные епархиальным начальством для участия в занятиях съезда. Всех миссионеров прибыло на съезд до 30 человек.

Первое заседание съезда посвящено было вопросам, имеющим значение чисто местное: о более точном распределении округов миссионерских, об изменении инструкции благочинническим миссионерам, об открытии третьей вакансии бесприходного миссионера, с содержанием в 1700 р. в год. В последующих заседаниях съезд занялся обсуждением вопросов, имеющих общее для миссии значение, почему я остановлюсь на них подробнее.

По примеру прежних лет, и нынешний съезд занимался выработкой лучших планов и методов ведения бесед с сектантами; таких бесед рассмотрено в этом съезде 4: о необходимости молитв за умерших, о молитвенном призывании и почитании святых и ангелов Божиих, о почитании св. мощей и об употреблении мясной пищи (против хлыстов).³⁰⁰

* * *

В одном из своих заседаний съезд миссионеров выслушал следующий доклад противосектантского миссионера Μ. Кальнева.

Молитвенные сектантские песнопения, заключающиеся в изданных сборниках: «Приношение православным христианам». Спб. Издание книгопродавца Блисмера (бывш. Мейера) 1881 года; «Любимые стихи». Спб. 1882 г.; «Радостные песни Сиона». Спб. 1882 г.; «Гимны для христиан евангелическо-лютеранского вероисповедания». Спб. Карл Риккер. 1882 г.; «Голос веры». Издание Воронина. Тифлис. 1882 г.; «Духовные песни». Константинополь. В типографии А. X. Баяджиана. 1870 года; «Собрание стихотворений». Москва. Типография Гатцука. 1892 г.; «Сборник духовных стихотворений для христиан ев.-лютеранского вероисповедания». Севастополь. Типо-литография С. М. Бруни. 1892 г. Стихотворения, извлеченные из перечисленных сборников и переложенные в количестве №№ 68 на ноты (вероятно, заграницей), с присоединением положенных на ноты же псалмов: 116, 22, 149, 41 и 90, – давно служили сильным средством пропаганды сектантства среди православного народа, привлекаемого на сектантские собрания пением сектантских «псальм». Все эти издания, по неведению их цели, разрешенные к печати местными цензорами (даже инославными), хотя разновременно запрещаемы были общею цензурою к печатанию и распространению, очевидно, продолжают и теперь печататься тайно и всевозможными способами распространяться среди сектантов ко вреду православия. Когда г. министр юстиции в циркуляре на имя судебных учреждений, от 3 апреля 1900 года за № 10682, признал употребление означенных сборников при молитвенных собраниях сектантов признаком, определяющим принадлежность их к вредной секте штундизма, его последователи, в целях обойти известный циркуляр г. министра внутренних дел 1894 г. 3 сентября за № 24, запрещающий общественные молитвенные собрания штундистов, – издали в 1902 г. новый сборник «псальм» под наименованием «Гусли» куда, кроме всех перечисленных выше сектантских песнопений, вошли для замаскирования цели издания, поставленные в начале сборника, стихотворения русских поэтов: Державина, Жуковского, Плещеева, Жемчужникова и др.

Появление этого сборника, напечатанного, если верить надписи, в типографии министерства внутренних дел, как показали наблюдения, еще более участило собрания сектантов и усилило пропаганду их лжеучения среди православных, так как в сборнике «Гусли» сектанты настойчиво приглашаются и возбуждаются к открытой пропаганде среди православных своего лжеучения, что легко можно видеть из стихотворений, помещенных в «Гуслях» под №№ 55, 314–325 и особенно в стихах под №№ 324, 515 и 518. В виду вышеизложенного, все вышеупомянутые, большею частью изданные немцами, сборники стихотворений вообще и «Гусли» в частности служат средством пропаганды сектантского лжеучения среди православного русского народа, съезд постановил просить высокопреосвященного Иустина войти с ходатайством к обер-прокурору Св. Синода о сношении с министром внутренних дел об изъятии из употребления вышеуказанных сборников сектантских стихотворений вообще и сборника «Гусли» в частности, как питающих и еще более усиливающих фанатизм и пропаганду сектантства, равным образом о том, чтобы на будущее время сборники духовно-религиозного содержания всегда печатались на русском языке не иначе, как только с разрешения духовной, а не светской цензуры.

Кроме этого, съезд миссионеров, имея суждение о сектантских стихотворениях, высказал желание, чтобы, если таковые имеются в архиве консистории, даны были чрез епархиального, миссионера г. Кальнева для ознакомления с их содержанием во временное пользование миссионеров епархии.

На состоявшемся съезде миссионеров херсонской епархии обсуждался, между прочим, вопрос об издании составляемых самими миссионерами вполне доступных для народа листков апологетического содержания, причем постановлено обязать каждого из миссионеров, в виде опыта, представить – не позже св. Пасхи будущего года – по одной разработанной теме епархиальному миссионеру Μ. Кальневу и, по одобрении их последним, просить Одесское Свято-Андреевское Братство озаботиться напечатать их в необходимом количестве экземпляров для бесплатного распространения среди народа.

Имея суждение по возбужденному епархиальным миссионером вопросу о необходимости периодических съездов духовенства и миссионеров для бесед в главных центрах сектантства епархии, съезд пришел к убеждению в полезности этого дела, в смысле поднятия религиозного настроения православного народа и практического ознакомления самого духовенства с ведением противосектантских бесед, и постановил просить архиепископа поручить епархиальному миссионеру созывать периодические съезды духовенства и миссионеров для означенной цели, заранее назначая для этого место и время свободное для народа от полевых работ и для духовенства – от требоисправлений, оповещая об этом местного благочинного.

В вицу заявления прибывших на съезд епархиальных миссионеров подольской епархии о. Н. Перетяткова и В.И. Лотоцкого о более тесном общении миссионеров обеих епархий в деле миссии, съезд постановил, чтобы миссионеры подольской и херсонской епархий своевременно извещали друг друга о всяких переходах сектантов из одной епархии в другую, как на постоянное жительство, так и для заработков, причем в смежных зараженных сектантством приходах обеих епархий миссионеры вели бы по временам сообща беседы по предварительному между собою соглашению.

Имея суждение об изменении судебной экспертизы по делам штундистов, начавших по местам именовать себя, в известных целях, уже не баптистами, а «христианами евангелического исповедания, приемлющими водное крещение по вере», – съезд постановил: иметь в виду при судебных разбирательствах дел о штундистах третью часть выработанной на прошлогоднем съезде экспертизы, т. е. доказывать путем сравнения вероучение сектантов, усвоивших новое название своей секте, с вероучением штундистов, обратив внимание и на то обстоятельство, что секта с подобным совершенно новым названием, как неизвестная русскому правительству, не имеет основания в законе для открытого публичного отправления своего богослужебного культа.

В одном из заседаний съезд миссионеров, выслушав объяснение епархиального миссионера Μ. Кальнева о необходимости во время миссионерских бесед пользоваться для обличения сектантов, кроме доводов из св. Писания, и их же богослужебными песнопениями, и наглядно ознакомившись со способами самого пользования оными, постановил: принять объяснение Μ. Кальнева в сведению и просить его составить и издать критический разбор сектантских песнопений для вышеуказанной цели.

На последнее заседание съезда были приглашены члены организованных в г. Одессе епархиальным миссионером Μ.А. Кальневым кружков ревнителей православия и, после речи его о необходимости устройства подобных миссионерских кружков по всем, зараженным сектантством, приходам, упомянутыми членами кружков были проведены примерные беседы об иконопочитании и благодати, причем возражения им ставили сами миссионеры. Правильность и ясность даваемых ревнителями ответов наглядно убедили съезд в полезности и безотложной необходимости образования подобных кружков ревнителей православия во всех сектантских центрах епархии. Съезд при этом постановил просить епархиального миссионера позаботиться об издании для руководства миссионерским кружкам бесед, выработанных по тому образцу, какой был представлен им съезду.

29-го октября съезд миссионеров закончил свои занятия, а 30-го имел счастье приветствовать своего маститого юбиляра, высокопреосвященного Иустина со днем пятидесятилетнего служения его Церкви Христовой.

* * *

Наш донской корреспондент сообщает, что 7-го ноября текущего года в съезде мировых судей в г. Таганроге, Донской области, слушалось дело о штундистах поселка Новокрасновского, Бобриновской волости, крестьянах, – Лысенко, Алейникове, Миронове, Михайличенко, Полякове, Овчарове, Гавриленко, Цветове и др., обвинявшихся по 29 ст. уст. о наказ. за устройство в своих домах общественных молитвенных собраний, запрещенных штундистам Высочайше утвержденным 4-го июля 1894 года положением комитета министров. Дело это началось еще в 1899 году. 25 декабря этого года в день праздника Рождества Христова новокрасновские поименованные штундисты собрались в доме своего односельчанина Стефана Алейникова и устроили общественное молитвенное собрание, состоявшее в чтении священного писания, в толковании его, проповеди и в пении штундистских песен. Новокрасновский сельский староста, согласно распоряжениям и приказаниям начальства, воспретил им устраивать молитвенные собрания, потребовав, чтобы они разошлись. Штундисты на это требование грубо ответили, что они не желают подчиняться требованиям властей о воспрещении им молитвенных собраний и никого слушать не будут. Тогда сельский староста с местными полицейскими служителями арестовал штундистов и донес об этом Бобриковскому волостному правлению, добавив, что и раньше эти лица неоднократно тайком собирались на свои молитвенные собрания, что им неоднократно объявляли о воспрещении этих собраний, но они, не слушаясь требований местной полиции и распоряжений правительства, продолжали довольно часто устраивать свои молитвенные собрания, говоря, что они по своему вероучению принадлежат не к секте штундистов, а к исповеданию баптистов, которым дозволены молитвенные собрания, при чем они открыто заявляют сельскому старосте, что они и на будущее время не будут подчиняться ни властям, ни закону, только будут уступать силе. Мировой судья 4-го участка Таганрогского округа, при разборе поступившего к нему этого дела о штундистах, в виду того, что обвинители упорно называли себя баптистами, просил Донскую духовную консисторию командировать сведущее в сектоведении лицо. Донским епархиальным начальством был командирован местный противораскольничий миссионер протоиерей Николай Кутепов, который, познакомившись с вероучением сектантов на месте, дал мировому судье заключение, что сектанты поселка Новокрасновского принадлежат по своему вероучению к секте штундистов, а не к вероисповеданию баптистов. Мировой судья приговорил сектантов к штрафу по 20 рублей с каждого, с заменою штрафа арестом по пяти дней. На этот приговор мирового судьи новокрасновские сектанты подали в таганрогский съезд мировых судей апелляционный отзыв.³⁰¹

Заочным приговором мирового судьи 4-го участка Таганрогского округа от 28-го ноября 1902 года мы признаны виновными в неисполнении законных требований полиции и приговорены по 29 статье уст. о наказаниях к штрафу по 20 рублей с каждого, с заменою арестом по пяти дней. На приговор этот мы на основании 139 ст. Уст. Уголовн. Судопр. просим о новом рассмотрении этого дела и о непризнании нас виновными по следующим основаниям. 29 ст. уст. о наказ. карает виновных в неисполнении законных требований, или же таких распоряжений полиции, которые не выходят из пределов её ведомства и власти и что закон этот по смыслу решений Угол. Кассац. Департ. Правит. Сената 1869 г. 609, 72–1365, 75–531 и др. не налагает ответственности за неисполнение изложенных требований полиции. По разуму же решений того-же Угол. Кассационного Департамента Правит. Сената 1891 г. № 21 для применения 29 ст. уст. о наказ. необходимо, чтобы требование полиции было предъявлено обвиняемым, а не содержалось бы в законе только, и чтобы требование это исполнено не было, и при том самое требование полиции должно быть законно. (Решен. Угол. Кассац. Департ. Правит. Сената 71–276, и 1595 73–58, 86–28, 90–10). В настоящем деле требование полиции не имеет под собою законной почвы, а именно: мы принадлежим к Евангелическому Баптистскому инославному христианскому исповеданию, терпимому в России. Правит. Сенат в решениях Уголовн. Кассац. Департамента 1896, № 38 по делу Пурели и Варгуля, 1900 № I по делу Головко и др., разъяснил, что наше Российское законодательство не делает различия между ересью и расколом, отождествляя некоторым образом оба понятия, а по сему и согласно 5 пар. закона 3 мая 1883 г., мнен. Госуд. Совета 48 ст., т. XI V, Свод. Законов Устава о предупрежд. и пресеч. преступлений изд. 1890 44 п. 45 ст., т. I, ч. I, основных Госуд. законов изд. 1892, отправление молений и богослужений в частных домах всех, как христианских, так и нехристианских исповеданий не составляет уголовно наказуемого проступка. По тем-же разъяснениям Правит. Сената признание штундизма и его преследование должно быть не иначе, как по тем же существенным признакам, которые объяснены в циркуляре Министра Внутренних Дел от 3-го сентября 1894 г. за № 24, а не тому только, если бы кто нас назвал или мы сами себя назвали бы штундистами, с которыми в сущности ничего общего не имеем.

При рассмотрении этого дела в Таганрогском съезде мировых судей, поверенным от всех новокрасновских штундистов явился один из членов этой штундовой общины крестьянин Лысенко. В качестве эксперта по этому делу был вызван в съезд мировых судей преподаватель Донской духовной семинарии по кафедре истории и обличения старообрядческого раскола и местных сект, священник Евграф Овсянников. Сектант Лысенко на вопрос эксперта довольно подробно изложил сущность своего вероучения. В своём заключении эксперт подробно изложил историю попыток штундистов присвоить себе имя и право немецких баптистов, которым законом 1897 года предоставлена полная свобода исповедания, подробно изложил вероучение немецких баптистов. На основании немецкого баптистического катехизиса, утвержденного на Гамбургской конференции 1849 года, сделал подробное сличение этого вероучения с учением русских штундистов, которое подробно изложил на основании показаний Лысенко, изложения вероучения штундистов селения Казинки, Донской области, и сборников штундистских песен, и пришел к выводу, что вероучение красновских сектантов относится к секте штундистов, а не к исповеданию немецких баптистов, принадлежности к которым русские штундисты не могут доказать юридически, так как не имеют официально установленных правительством метрических книг, выпиской которых каждый баптист имеет возможность юридически доказать свою принадлежность к исповеданию немецких баптистов. Съезд мировых судей утвердил приговор мирового судьи. Сектанты тут же заявили о своём желании подать кассационную жалобу в Правительствующий Сенат.

* * *

В военном уставе существует одна статья закона, которая не допускает производства рядового солдата-раскольника в унтер-офицеры и фельдфебеля. Раскольники умело обходят эту статью закона. Вот что пишет нам один полковой пастырь по этому вопросу.

Мне неоднократно приходилось видеть, еще до пастырского служения многих раскольников и даже пропагандистов раскола, которые выслуживались на военной службе до унтер-офицеров и фельдфебелей; и я всегда удивлялся тому, как это им удается, тем более, что означенная статья Военного Устава, кажется, не отменена. Кстати, раскольники из военных, вкусившие полковой цивилизации и приобретшие на военной службе некоторую бойкость, так сказать, обтершиеся, всегда являются более фанатично настроенными к православной Церкви и с более нахальной дерзостью и кощунством ведут себя на публичных собеседованиях.

Но вот недавно один случай из моей приходской практики наглядно показал и выяснил мне моё недоразумение по поводу раскольников унтер-офицеров.

Обращается ко мне, сообщает нам о. Чередников, один крестьянин, из вновь присоединенных, с просьбой обвенчать его дочь с сыном одного мне хорошо известного раскольника-безпоповца. Я говорю, что жениха-то надо присоединить к Церкви. Нет, говорит, он присоединен в полку, где служил писарем и произведен в старшие унтер-офицеры. Действительно, в книжке жениха сделана надпись «вероисповедания православного». В полку он и говел у полкового священника. К повенчанию его не виделось препятствий. Но зная, что его семья – отец, мать и братья злые раскольники и ругатели Церкви, я потребовал от него подписку в том, что он детей своих от будущего брака должен будет воспитывать в истинах православия. Но мой жених – не тут-то было. С писарской развязностью он заявил, что такой подписки он не даст и что это его дело, где он будет крестить своих детей и как их воспитывать. Подобное заявление меня крайне смутило. Как же это, человек добровольно принял православие, исполнял христианский долг и прочее, и теперь вдруг явно протестует против моего требования… Навожу справки в полку и оказывается, что заявление жениха о присоединении его к православию еще в полку есть наглая неправда: оказывается, он при поступлении в полк, дабы попасть в писаря и получить дальнейшее производство, заявил словесно, что он православный, почему вместе с православными и говел у полкового священника, но чиноприема над ним никакого совершено не было. По возвращении же его из службы, раскольники, прочитав над ним отречение от скверны, приняли его в свою общину. Вот вам и статья закона, вот вам и долг присяги? Многие из пастырей из-за такой раскольничьей лжи могут натолкнуться на недоразумение и, согласно книжке с пометкой «православный», венчать раскольника. Ведь последнему нужна лишь гражданская сторона дела в браке. Как же нам смотреть на то, что обвенчанный нами по-прежнему будет хулителем и врагом той Церкви, которая благословила его супружеский союз?

Не следовало бы верить словесному заявлению поступающих на военную службу об их исповедании и согласно сему делать в книжках пометки «православный», а проверять это официально и тем не давать поводов к разным недоразумениям, при которых православные пастыри легко могут попадать под ответственность за несоблюдение предбрачных предосторожностей, и укрыть раскольника.

Μ.

Из Одессы. Юбилей высокопреосвященного Иустина и его заслуги пред миссией

29 октября торжественно православная Одесса отпраздновала юбилей 50-летней службы Церкви и отечеству своего маститого архипастыря. Высокопреосвященный Иустин (Охотин) родился в Нижегородской губ. Во время прохождения курса академического образования он принял в 1852 г. монашество и, окончив курс в Петербургской академии со степенью магистра в 1853 г., в сане иеромонаха определен преподавателем в Костромскую семинарию. В 1855 г. он назначен инспектором Ярославской семинарии, где был и ректором в течение 13 лет. В 1871 году архимандрит Иустин хиротонисован во епископа острожского, викария волынской епархии, а в 1879 г. занял кафедру харьковской епархии. В 1882 г. перемещен в подольскую, а чрез пять лет в курскую епархию. 3 сентября 1893 г. преосвященный Иустин в степени архиепископа перемещен на кафедру херсонской епархии, которою милостью Божией, правит доныне. Таким образом пятую часть своего служения Церкви архипастырь юбиляр отдал херсонской епархии, вступив в управление ею после сорокалетнего всестороннего опыта и обширного знакомства со всеми сторонами епархиальной жизни.

29-го октября, накануне юбилея владыки, во всех церквах херсонской епархии совершено было торжественное всенощное служение, а 30 – обедня с молебном св. Иустину мученику. Как и следовало ожидать, особенною торжественностью отличалось богослужение в одесском кафедральном соборе. Масса молящихся, прекрасное пение двух хоров, большой сонм священнослужителей (на молебне – до 150) – всё это производило очень сильное впечатление.

После молебна в покоях владыки приносили поздравления маститому юбиляру многочисленные депутации разных учреждений, говорились приветствия, читались адреса, в которых обрисовывалась та или иная черта церковно-общественной жизнедеятельности чествуемого иерарха. Я не буду касаться содержания адресов, замечу только, что если херсонская епархия имеет эмеритуру, кассу взаимопомощи, приют для престарелых и бедных духовного звания, если в епархии поставлено лучше школьное дело, строится второе женское епархиальное училище, улучшены многие стороны епархиальной жизни, то этим она обязана неусыпным заботам юбиляра. В настоящей своей заметке я желаю ознакомить читателей «Мисс. Обозр.» с тем, что сделано преосв. Иустином для дела миссии в херсонской епархии.

В общих чертах заботы высокопреосвященного Иустина охарактеризованы в одной из поздравительных телеграмм, присланной на моё имя и прочтенной в день юбилея пред собранием поздравителей; она следующего содержания: «Редакция «Миссионерского Обозрения», в живом сознании заслуг вашего доблестного архипастыря для миссионерского дела образцовым устройством и выдающимися успехами херсонской миссии, учреждением первого областного съезда миссионеров, просит вас принести маститому юбиляру наши усердные поздравления, сердечные пожелания многих лет. Скворцов, Гринякин и Смолин».

Выслушав приветствие редакции «Мисс. Обозр.», владыка пожелал процветания и широкого распространения журнала для пользы родной миссии.

Епархиальный миссионер М. Кальнев от лица епархиального съезда миссионеров, при подношении св. Библии в ценном переплете, приветствовал юбиляра следующею речью:

«Ваше высокопреосвященство, высокопреосвященнейший владыко, высокочтимый юбиляр!

Съезд миссионеров херсонской епархии с глубокой радостью приветствует вас со днем полувекового, славного и миогополезного вашего служения Церкви и Отечеству!

Между многочисленными вашими трудами по управлению херсонской паствой, вы очень много уделяли внимания и делу местной миссии. Вы любили её, и, благодаря этому, она поставлена на такую высоту, которая вызывает заслуженное удивление и желательное подражание во всех епархиях обширной России. Да, в деле организации местной миссии вы сделали очень много, и история херсонской миссии по справедливости должна будет отвести вам на своих страницах, как её мудрому устроителю и доброму руководителю, самое выдающееся место среди всех до вас бывших доблестных архипастырей, ваших предшественников по херсонской святительской кафедре.

Многие сотни заблудших душ, усилиями местной миссии спасенных из тьмы губительного сектантства, воссоединенных со св. Христовой Церковью и примиренных с великой семьей православного русского народа, всегда должны молить Господа Бога о вас за их спасение, – должны молить Его здесь, при жизни на земле и по смерти – там, на небе пред престолом Всевышнего.

Без сомнения, в этом – великое для вас нравственное утешение на склоне дней земной вашей жизни, но мы глубоко верим и крепко надеемся на уготованную за это вам награду, по обетованию Господа, в жизни небесной. Теперь же, в знаменательный для вас день вашей жизни мы, служители и сеятели слова Божия по обширной и многообразной духовной ниве херсонской, сыновне просим ваше высокопреосвященство за вашу постоянную любовь и отеческое попечение о нуждах миссии и её деятелей принять от нас св. Библию, как знак нашего искреннего молитвенного пред Богом общения с вами».

Принимая св. Библию, владыка благодарил миссионеров за выраженные чувства и выразил пожелание, чтобы только она одна и служила всегда миссионерам опорой в их не легких трудах, в надежде, что, с помощью Божией, эти труды и дальше будут увенчиваться успехом на пользу душ заблудших сынов Церкви Христовой.

Более подробно очерчена деятельность высокопреосвященного Иустина, как организатора и руководителя местной миссии, в адресе одесского Свято-Андреевского Братства, почему считаем нужным привести этот адрес целиком. Вот его содержание.

«Ваше высокопреосвященство, милостивый архипастырь и отец!

В глубоко-знаменательный день исполнившегося пятидесятилетия доблестного служения вашего св. православной Церкви и Отечеству, Свято-Андреевское Братство имеет счастье почтительнейше приветствовать ваше высокопреосвященство, как своего мудрого и отечески-благостного попечителя, с сим высокорадостным торжеством. Десять лет прошло уже с того времени, как по устроению Промысла Божия ваше высокопреосвященство восприняли одесское Свято-Андреевское Братство под своё милостивое попечение и руководство и во всё это время с истинно отеческою заботливостью и многоопытною мудростью направляли действия Братства к лучшему и наиболее верному достижению его высоких целей и задач. Под мудрым руководством вашего высокопреосвященства миссионерская деятельность одесского Свято-Андреевского Братства, с помощью Божией, постепенно расширялась и возрастала. В самом начале десятилетнего руководства вашего Свято-Андреевским Братством учреждена должность епархиального противосектантского миссионера, которому, с течением времени, для пользы дела, было поручено ближайшее заведование всею вообще противосектантской миссией в херсонской епархии, как специальною, на поприще которой трудятся особые окружные и разъездной миссионеры, так и приходскою, состоящею из всех вообще приходских пастырей епархии. В начале 1897 года, для большего объединения деятельности всех труждающихся на поприще миссии в херсонской епархии лиц, вашим высокопреосвященством учреждены особые окружные миссионерские съезды. В 1898 г., по ходатайству вашего высокопреосвященства, Святейший Синод учредил для борьбы с существующим в епархии расколом должность херсонского епархиального противораскольнического миссионера, которому впоследствии назначен особый помощник из единоверческих священников херсонской епархии. В 1901 г., согласно предложению вашего высокопреосвященства, для усиления проповеднической деятельности противосектантской и противораскольнической миссий херсонской епархии учреждена должность благочиннических миссионеров, подчиненных миссионерам окружным, из которых двое были сделаны в 1902 г. бесприходными, и таким образом всё дело миссии в херсонской епархии получило полную, строго-определенную организацию, обнимая все приходы херсонской епархии, зараженные сектантством и расколом. Сверх сего, в 1900 г., согласно указанию вашего высокопреосвященства, учреждены особые соединенные собрания Свято-Андреевского Братства и херсонского епархиального училищного совета для более скорого и успешного рассмотрения дел об открытии и устройстве религиозно-нравственных чтений для народа, а также об открытии и средствах содержания церковно-приходских школ в местах херсонской епархии, зараженных сектантством или расколом.

Мудро направляя, таким образом, действия одесского Свято-Андреевского Братства к поддержанию и распространению в народе здравого православно-христианского учения и к наиболее успешной борьбе с заблуждениями раскола и сектантства, ваше высокопреосвященство всегда отечески поддерживали все мероприятия совета Братства на пользу религиозно-нравственной жизни населения херсонской епархии. Так, по ходатайству совета Братства пред вашим высокопреосвященством, в церквах херсонской епархии учреждены с 1894 г. единовременный сбор пожертвований на устройство церквей и школ в местах епархии, зараженных сектантством, и на собираемые пожертвования устроено и благоукрашено не малое уже число храмов в разных селениях херсонской епархии. Один из храмов, устроенных на означенные пожертвования, в 1902 г. торжественно освящен вашим высокопреосвященством в иноверческой немецкой колонии Ландау, Одесского уезда, для многочисленных православных рабочих, проживающих в этой и других соседних немецких колониях. С 1898 г., с благословения вашего высокопреосвященства введен также в церквах херсонской епархии единовременный сбор пожертвований на учреждение фонда для выдачи денежных пособий пастырям херсонской епархии, добре труждающимся в деле миссии, а равно и бедствующим из мирян. Чрез ваше высокопреосвященство принесена совету Братства щедрая жертва в две тысячи рублей на обновление бедного и крайне ветхого храма в одном селении херсонской епархии. Кроме того, ваше высокопреосвященство ежегодно приносили из ваших личных средств щедрые жертвы в пользу Братства. Таковое истинно-отеческое попечение вашего высокопреосвященства о мудро-руководимом вами Свято-Андреевском Братстве не может не возбуждать в сердцах всех членов его искренне-глубокой сыновней благодарности нашему благостнейшему попечителю, архипастырю и отцу, и вместе горячей молитвы к Господу Богу о даровании вашему высокопреосвященству сил и здоровья еще много, много лет послужить на благо св. Церкви православной и нашего возлюбленного отечества».

Нет сомнения, что хорошо устроенная миссия в херсонской епархии нуждается в дальнейшей своей организации; присоединимся же искренно к многочисленным благопожеланиям, чтобы Господь укрепил силы и даровал еще долгую жизнь херсонскому архипастырю, да «недоконченная устроит» ко славе Церкви и ко спасению заблудших сынов её.

Μ. Кальнев

Пример, достойный подражания

В деревне Исаковке за Большой Охтой появились хлысты.

Эти гнусные еретики устроили здесь чайную и закусочную лавку и немедленно же начали вести свою пропаганду среди православных, которые посещали торговое заведение сектантов, чтобы купить кипятку, пообедать и т. п.

Для противодействия зловредной деятельности еретиков петербургский противосектантский миссионер г. Булгаков, по соглашению с настоятелем местной церкви во имя Св. Духа, священником Николаем Кулигиным, решил устроить публичные внебогослужебные собеседования в обличение хлыстовщины. Это благое дело встретило впрочем значительное затруднение по отсутствию подходящего места для собеседований в самой деревне Исаковке, а приходский храм и помещающаяся при нём церковная школа находятся от Исаковки в очень значительном расстоянии.

Но Русская земля не оскудевает людьми, искренно преданными православной Церкви и всегда готовыми прийти на помощь её пастырям и учителям в трудную минуту. Такой человек нашелся и в деревне Исаковке, в лице местного домовладельца Михаила Вассиановича Проворова. Этот добрый человек и благочестивый христианин раньше устроил около своего дома поместительную часовню (на 150 человек), которую намеревался обратить впоследствии в храм.

Часовня была холодная по отсутствию в ней достаточного количества печей, вторых рам – и потому мало отвечала потребностям удобного помещения для публичных бесед с народом. Узнав о затруднении священника и миссионера, достопочтенный Михаил Вассианович быстро оборудовал упомянутую часовню и вполне приспособил её для миссионерских целей: он приказал вырезать в ней часть перегородки, чтобы увеличить самое помещение, вставить вторые рамы и принести керосиновые печи. Всё это было сделано в один день (22-го ноября). Мало того, чрез своих дворников Михаил Вассианович оповестил всё население Исаковки об имеющей быть 23-го ноября беседе епархиального миссионера. Во время самой беседы Михаил Вассианович вместе со своим конторщиком Соловцовым стоял около аналоя, освещая восковыми свечами Библию миссионера. Да, поистине, если бы таких людей, как Михаил Вассианович Проворов было побольше в православных русских приходах, – то и самой приходской миссии в значительной степени был бы облегчен труд борьбы с иномыслящими.

Очевидец

Всему бывает предел; только злобным экскурсиям вашего ядовитого пера, кажется, нет и не будет предела.

В 9962 № «Нового Времени» вы заявляете, что «миссионеры (епархиальные) могут и умеют только порицать, браниться, приказывать» et cetera… На каком основании вы позволяете себе так «лягать» людей, с деятельностью которых вы совершенно незнакомы и имеете о ней самое неправильное и превратное представление? В доказательство своих слов вы не представляете и не можете представить никаких фактических данных, и потому ваша тирада о миссионерах, извините, представляется мне просто-напросто ложью и клеветой. Да, г. Розанов, вы любите находить «сучки» у своих ближних, а у себя не замечаете целых «бревен». Ваши газетные писания, именно, и служат блестящим образцом грубого неуважения к личности ближнего, которого вам угодно бывает почему-либо не возлюбить. Простите за откровенность, но вы вообще отличаетесь способностью делать скороспелые обобщения и, не стесняясь в выражениях, сыпать «брань и порицания», не разобрав дела и не вдумавшись хорошенько в то, о чём вы пишете.

Примеров не привожу, так как не имею для того времени. Но о весенней вашей выходке против г. Грингмута я вам напомню: слишком уж она характерна! В. Μ. Скворцов гораздо раньше Великого поста заявил в распорядительном заседании членов-учредителей религиозно-философских собраний о том, чтобы в эти собрания был допущен г. Грингмут. На предложение В. Μ. Скворцова послышались голоса сочленов (которые не составляют всего собрания) без всякой мотивировки: «нет, нет, не надо»… Между тем в «Московских Ведомостях» появляется статья г. Spectator’а, содержащая горькую правду по адресу г. г. новопутейцев. Не отвечая на неё по существу, вы делаете нелепо-шутовскую вылазку против собственно личности г. Грингмута, и пред читателями «Нового Времени» грязните его с совершенно спокойной совестью, надеясь на то, что вам не сочтут нужным отвечать. Привожу буквально ваши слова: «г. Грингмут в этом Великом посту просился (подал заявление с просьбою), чтобы его допустили присутствовать в религиозно-философских собраниях… религиозно-философские в Петербурге собрания отказали ему в допущении (курсив мой). Теперь он сплетничает в темную вместо того, чтобы перевирать (переиначивать, искажать) в открытую». Но за то как он раздражен, как убийственны его обвинения. Читатель однако может догадаться, что выражение религиозно-философскими собраниями нравственного к нему недоверия есть настоящий корень его слов (курсив мой)… Г. Грингмут просто неразвит (курсив ваш); и его не только по склонности к сплетням не следовало допускать на собрания, но еще и по той причине, что в вопросах религии – как гимназист второго класса, не подготовленный к слушанию наук из курса пятого или шестого класса – он хлопал бы ушами на собраниях; ни слова бы не сумел там вставить; и позднее всё бы переврал». Довольно, довольно, г. Розанов! Вам своевременно было разъяснено, что г. Грингмут не имел ни малейшего желания попасть в религиозно-философские собрания, и что вы не имели никакого права своё личное мнение о редакторе «Московских Ведомостей» выдавать за мнение всего религиозно-философского собрания. Вы же, вместо того, чтобы покаяться пред г. Грингмутом и пред читающей «Новое Время» публикой в своём клеветническом вымысле, называете последний неточностью и невольною ошибкой. Какая детская наивность!! Нет, г. Розанов, поймите, что вы учинили гадость, и эта гадость становится гораздо гаже от того, что вы не хотели в ней сознаться. Да и вообще кто вы такой, и какое имеете право так беззастенчиво порицать своего ближнего и лгать на него? Я, г. Розанов, знаю вас давно, с того самого времени, когда вы состояли еще учителем в прогимназии г. Брянска. И, по долгу миссионера, позволяю себе советовать вам поглубже всматриваться в собственную душу и почаще размышлять, не на опасном ли вы пути (Пс.138:24). Ведь вы уже не молодой человек.

«Миссионеры (епархиальные) могут и умеют только приказывать»… Факты, факты, г. Розанов! Где они? Не лжесвидетельствуйте так голословно. Ведь это же грешно. Если бы вы потрудились прочитать синодальные «Правила об устройстве миссий»… и ознакомиться с миссионерскими дневниками и записками в наших духовных журналах, – то увидели бы, что епархиальные миссионеры не представляют из себя никакой начальствующей единицы. Миссионер – de jure и de facto помощник священника и его опытный советник в деле вразумления иномыслящих. Мы никому не можем приказывать. Наоборот, мы стеснены всякими предписаниями, приказаниями, инструкциями. Пропагандисты расколо-сектантства в этом отношении занимают более выгодное положение: они без всяких инструкций свободно разъезжают по России для проповеди, устраивают противозаконные сборища, при чем плодом одного из таких сборищ было, как известно, страшное Павловское дело. Мы же, проповедники веры Христовой, поистине находимся, как овцы, среди волков. И заметьте, г. Розанов, что в настоящее время враги Церкви Христовой в отношении нас изменили свою тактику: прежде они тащили «благовестников галилейского учения» к зверям и на костры, – а теперь, наоборот, они приближаются к нам с медоточивыми устами (Ис.29:13), прося допустить их в церковную ограду, дают нам иудино лобзание, делят с нами хлеб-соль (Пс.40:10), – а затем привязывают к позорному столбу газетного глумления и своими грязными перстами указывают на нас проходящим. Думаю, г. Розанов, что такое поведение «ищущих Церкви» несравненно отвратительнее, чем «сплетни всего мира в темную», и гораздо бесчестнее открытой борьбы древнего язычества с христианством.

«Епархиальные миссионеры только обременяют бюджет духовного ведомства без всякой для дела пользы». Так, так, г. Розанов! Некто, гораздо раньше вас высказывал подобное же сетование о чужих деньгах (Ин.12:4–6). Будьте откровенны, г. Розанов, скажите лучше прямо так: зачем духовное ведомство тратит деньги на содержание миссионеров? Отчего бы миссионерские суммы не употребить, ну хотя, например, на поддержку какого-либо, любезного вашему сердцу издания. Позволяю себе так комментировать ваши слова потому, что вы и в «Новом Пути» тоже кивали головой на богатое «Общество религиозно-нравственного просвещения в духе Православной Церкви» (Новый Путь. Октябрь). Оставьте лучше свою сомнительного свойства скорбь о чужих деньгах, которые совсем не так огромны, как вам кажутся: духовная власть, осведомленная гораздо больше вас о нашей деятельности, знает наши труды и ценит пользу, приносимую нами Церкви Христовой. Мы по мере сил своих насаждаем и поливаем ниву Божью (1Кор.3:6); и вы не судите о нас никак прежде времени, пока не придет Господь, который и осветит скрытое во мраке и обнаружит сердечные намерения, и тогда каждому будет похвала от Бога (1Кор.4:5)

«Ни надлежащего духовного образования они (епархиальные миссионеры) не имеют и никакого духовного авторитета». Не вам, г. Розанов, судить о том, имеем ли мы надлежащее духовное образование: вы сами еще недостаточно тверды даже в знании Священной Истории Ветхого и Нового Завета и Православного Катехизиса. Вот вы издевались над г. Spectator’ом «Московских Ведомостей», что он в вопросах религии, как гимназист второго класса (см. свой фельетон). Между тем если бы у вас была хотя самая малая часть богословских познаний г. Spectator’а, то вы, наверное, избежали бы тех колоссальных нелепостей, какие рассыпаны в ваших quasi-богословских статьях. Не спешите умозаключать, что мы не имеем никакого духовного авторитета. Если для вас и вам подобных интеллигентов наш голос не авторитетен, то ведь кроме вас есть еще сонм культурного верующего русского общества народа. К мнению этого голоса мы советуем вам прислушаться и спросить его, что он вам скажет о нас. Да и вообще не мешало бы гг. непрошенным защитникам духовных интересов нашего народа почаще справляться у самого народа о его духовных запросах. Учредители «религиозно-философских собраний» сделали крупную ошибку, что во время прений о свободе совести не пригласили в зал своих заседаний представителей настоящего русского народа, любящего свою веру, своего Царя-Батюшку и своё отечество. Эти представители весьма охладили бы истерический вопль г. Минского, г-жи Бородаевской и Кº. Христос Спаситель, пророки и апостолы не были авторитетны для еврейского народа (Мф.23:34–37 и друг.); до сих пор эта «блудодейная и похотливая нация» (см. книги пророческие), которую, однако, вы так органически любите ставить в пример христианской семье, коснеет в своём противлении Вечной Истине. Неужели же разумно отсюда утверждать, что Спаситель и Его посланники вообще «не имеют никакого духовного авторитета» (выражусь вашими словами). Нет, г. Розанов, слово проповедников евангельской истины неубедительно только для тех, «кто, по словам пророка, упрям, у кого шея железная и лоб медный» (Ис.48:4). Такие люди всегда будут ставить прихоти своего сластолюбивого сердца выше всего и под углом их оценивать того или другого учителя (2Тим.4:3–4); понятное дело, что для них, как для «глухих аспидов» (Пс.57:5–6), не будет авторитетна даже сама Церковь со всеми её отцами и учителями.

По недосугу ограничиваюсь пока настоящими словами. В заключение, опять-таки по долгу православного миссионера, ради спасения вашей душа, молю вас, г. Розанов, подумать о грозных и непреложных словах Спасителя: «создам Церковь Мою и врата ада не одолеют её» (Мф.16:18). Бросьте свои сладострастные умствования о тайне пола, перестаньте плескаться мыслью в еврейской микве, прекратите апологию вне церковного брака под видом якобы защиты семьи и не хромайте на «оба плесна» в отношении Церкви и её служителей, сказав прямо и откровенно, кто вы – друг или наветник, христианин или иудействующий – и не ожесточайте своего сердца, ибо человек, который, – будучи обличаем ожесточает выю свою, внезапно сокрушится и не будет ему исцеления (Притч.29:1).

СПБ. миссионер Н. Булгаков

Г-н Е. Поселянин в «Моск. Вед.» дает начало статьи о последних чудесах преподобного Серафима.

Он говорит:

«Дивный старец своим кроткопокоряющим образом как бы ударил с неведомою силой по душевным струнам верующих русских людей. То был один из тех мощных потоков духовной жизни, которые бушуют, как стихия. То были порывы такой веры, которая «двигает горы».

Один знакомый мне помещик северо-западного края рассказал мне о следующем исцелении по вере в преподобного Серафима, переданном ему сельским священником.

10 августа к священнику пришел глухой крестьянин и просил отслужить молебен преп. Серафиму. Священник признавался потом, что он сам относился к преп. Серафиму довольно холодно. Молебен был отслужен.

15 августа крестьянин пришел снова и что-то спросил у него, священник, зная хорошо об его глухоте, стал ему громко отвечать наклоняясь к его уху. На это глухой сказал ему: «Ты, батюшка, не кричи; я теперь слышу не хуже тебя»! Между тем раньше больной тщетно искал облегчения у петербургских докторов. Этот исцеленный – крестьянин Двинского уезда, Малиновской волости, деревни Новых Токарей, Александр Иванович Лозовский.

Встретил я одного известного писателя, которому раньше я не раз рассказывал про старца Серафима.

– Действительно, – сказал он мне, – старец Серафим творит удивительные дела. Летом, в течение короткого времени, из двух случайных встреч в вагоне я узнал о нём необыкновенные вещи. 19 июля я ехал с одним петербургским священником, который поразил меня своею образованностью и культурностью. Довольно вам сказать, что мечта его – прослушать курс высшего учебного заведения, заведения специального, не духовного. Признаюсь даже, с первых его слов о том, я подумал: «Вот, вероятно, тип священника-рационалиста». Но должен был взять своё мнение назад. Он стал говорить мне, что этот день – один из лучших дней его жизни, что он возвращается, торжественно отслужив в своей церкви обедню и первый молебен преп. Серафиму Саровскому.

– А знаете ли, что он для меня сделал, чем я ему обязан? Я был неизлечимо болен, у меня был рак. Мне пришлось прочесть краткую книжку про жизнь старца Серафима, и описанные в ней чудеса старца дали мне уверенность, что он может исцелить и меня. И я сказал своим домашним: «Я нашел себе доктора – старца Саровского Серафима». Я стал ему горячо молиться, и непостижимым образом выздоровел.

– Потом, в другой день, продолжал рассказчик, – я встретил в вагоне барыню, которая возвращалась из одного пригородного монастыря, где была свидетельницей исцеления недвижимой девочки пред иконой преподобного Серафима.

Со всех сторон слышишь о благодатной помощи, подаваемой преподобным Серафимом. И случаи её проявления начинаешь считать чем-то естественным, не необыкновенным; к ним как то уже привык, им не удивляешься.

На днях одна молодая мать из образованного общества, из весьма известной семьи медиков, рассказывала мне, что её сын четырех лет этим летом в течение двух месяцев страдал желудком, и ничем лекарственным ему не могли помочь. Когда же она дала ребенку воды из Саровского источника преподобного Серафима, болезнь тотчас прекратилась.

* * *

В «Южном Крае» г. Алексей Тихонович сообщает о следующем необычайном явлении, происшедшем в Саровской пустыни на могиле преподобного Серафима, Саровского чудотворца, очевидцем которого был харьковский землевладелец Николай Елисеевич Кривошеев. У Кривошеева был приятель, в высшей степени умный и образованный человек. Служил он в военном ведомстве, отрицал живую личность, волю и разумение; в себя, впрочем, крепко верить. Бога нет, – говорил, – святости также, нет и личного бессмертия. Есть только силы природы, несокрушимые, но бессознательные, как воздух, как пламя. Вот с ним-то, да еще с тремя благоприятелями, г. Кривошееву довелось посетить Саровскую пустынь. Торжественное служение и удивительные сказания о чудесах и деяниях старца Серафима наполняли душу таким благоговением, что колени невольно сгибались. Жутко и легко становилось на сердце. Вот он – посредник между людьми и Богом, крепкое звено между временной жизнью и вечностью. Философ улыбался, забавляясь всеобщим умилением: «Экие, дескать, чудесники! Чуда нет и не может быть. Чудо – это скала на пути сил природы. Сила об неё должна разбиться или изменить направление, и всё пойдет вверг дном. Но этого пока нет, всё стройно и прекрасно и, значит, чуда нет».

Кривошееву надоело его умничание: «Что ты с нами рассуждаешь? Мы народ мелкий, – сказал он ему. – Поди-ка, потолкуй с наибольшим. Старец Серафим из могилы ответит, из райской обители отзовется».

– Разве? – прищурился тот. – Это любопытно. Пойдем на дознание.

И компания направилась к могиле угодника. «Признаюсь, мне было страшно, – передавал Кривошеев. – Товарищи мои казались не совсем спокойными, и только умник улыбался, по обыкновению. Время было под вечер. Тихо и торжественно было в небе, а около могилы еще тише и торжественнее. Я остановился в нескольких шагах. Сердце сильно билось. Не дерзость ли с нашей стороны – тревожить святого для какого-то опыта. Ведь это в сущности – опыт. Мне очень хотелось убежать. Но умник уже стоял на могиле и положил руку на крест. Он окинул нас презрительным взглядом и собирался сказать что-то очень умное… Как вдруг… Что-то пронеслось в воздухе, земля дрогнула, могила словно выросла, и крест покачнулся с такою силою, что философ отлетел шагов на пятнадцать и тяжело рухнул на землю. Я едва устоял на ногах и, должно быть, потерял сознание, а когда опомнился, всё было по-прежнему, светло и тихо. Умник стоял в стороне, прижавшись к дереву. Я подошел к нему. Он плакал.

– Ну, что? наткнулся на камень, – не вытерпел я и кольнул приятеля.

Он обернулся ко мне, не скрывая слез:

– Не камень, а камни, одни камни и мусор. Здание, которое я воздвигал всю жизнь, разбито, разрушено. Надо создавать новое, а хватит ли сил, не знаю. – И он снова припал к дереву.

Говоря, г. Тихонович не назвал по имени. Да и к чему оно? Кому известно, кроме Бога да Его угодника, где бродил он после описанного случая и что воздвигал, оставя службу и скрывшись тайком из родных мест.

Чудеса, совершающиеся молитвенным предстательством преп. Серафима, это небесная проповедь о православии нашей св. Церкви. Да заградит она уста раскольников и сектантов, глаголющих лжу на Церковь Божию.

* * *

А вот что пишется в одной газете о чуде милости Божией, совершившемся по молитве о. Иоанна Кронштадтского

В «Курск. Губ. Вед». читаем: «Посещение о. Иоанном Софрониевой пустыни, в августе этого года, ознаменовалось исцелением в Новой Слободе крестьянина Марка Воронина, который, давно уже лишенный употребления ног, привозился своим зятем каждый праздник на гостиный двор Софрониевой пустыни для прошения милостыни Ползая по каменным плитам, волоча длинные высохшие ноги, он внушал к себе сострадание. Вообще, он представлял собою человека несчастного и беспомощного. Зять и дочь, приютившие его, тяготились им и едва терпели его. По приезде о. Иоанна в Софрониевскую пустынь, Марк Воронин, несмотря на множество народа, пробрался в переднюю монастыря игумена Павлина, где о. Иоанн давал благословение больным и здоровым. По словам самого калеки-Марка, когда о. Иоанн благословил его и сказал: «молись Богу», он почувствовал, что им овладело чувство бодрости и уверенности, что теперь можно встать на ноги и идти. Он сделал усилие подняться, но это ему не удалось, хотя со ступенек крыльца он мог без посторонней помощи спуститься, но дальше опять пополз. На другой день, однако, ему стало лучше и потом день ото дня легче и легче, «а теперь, как видится, совершенно здоров», закончил он своё объяснение, «хотя без палки еще не могу». И действительно, ноги ему еще не слишком подчиняются, так как в коленах не сгибаются и дрожат, но при помощи палки он может проходить уже порядочные расстояния.

Слышит Господь молитвы наших пастырей и творит по ним дивную Волю Свою, да вразумятся «Церкви лукавнующих» и «приидут в правду покаянием»!

Дай Бог, чтобы «Кронштадтский Маяк» нам светил еще много лет, разгоняя своим спокойным светом тьму неверия, суеверий и ересей.

* * *

До чего доводит человека сектантство, видно из следующего случая. На днях, в одном из поездов Московско-Виндаво-Рыбинской жел. дороги, между станциями «Новый Иерусалим» и «Новохабино» произошел такой печальный случай. Один из вагонов III класса был переполнен множеством богомольцев, возвращавшихся из нового Иерусалима, среди которых находилось до 45 человек сектантов. Вдруг, один из них, некий Фомин, очевидно в припадке религиозного экстаза, начал кричать, что он грешник, что он не достоин больше жить на свете и т. п., и бросился к окну. Пробив головою стекло, он пытался выскочить из вагона, но находившиеся в вагоне его спутники начали тащить его обратно. Произошла борьба, во время которой Фомину порезало стеклами горло. Раны опасны.

Вот какое ложное настроение навеяно на сектанта отцом лжи! – как будто смирение – «я де грешник и жить не достоин». Но смирение это оказывается ложным, ибо вдруг оно бешено кристаллизуется в целое отчаяние, ведущее к покушению на самоубийство. Виданное ли дело, чтобы смирение доводило кого-либо из святых, изобиловавших смирением, до самоубийства! А вот лжесмирение сектанта Фомина почти довело, и если бы не люди, довело бы совершенно. Не явно ли тут дело сатаны, принявшего вид «ангела Светла»?

* * *

В одной газете напечатана следующего содержания заметка под заглавием «Изуверство»:

«Злоупотребление именем о. Иоанна Сергиева с целью сектантской пропаганды практиковалось и в Конотопском уезде. В с. Обмачеве в конце Великого поста полицией, по словам «Киевл.», задержан борзенский мещанин П., пророчествовавший там с первой недели поста. Занимаясь предсказыванием будущего и религиозными поучениями, П. благословлял крестьян именем о. Иоанна Кронштадтского, при чем все получаемые от своих почтителей деньги расходовал на покупку свечей, которые частью ставил в церкви перед образами, частью раздавал бедным. Ссылаясь на какой-то золотой пояс, якобы полученный им от о. Иоанна, П., кроме частных предсказаний о судьбе того или иного из своих клиентов, пророчествовал также о грядущих политических событиях. Так, например, он уверял крестьян, что прошлую весною будет большая война, в которой русские войска понесут огромные потери и т. п. Проповедовал П. не только в частных домах, но главным образом в церковной сторожке, где во время ежедневных великопостных богослужений слушать его собиралось немало народа».

Отец лжи через своих чад старается вредить доброй славе дорогого батюшки о. Иоанна, то превознося его лестью и ставя наравне с несравнимым Богом, то хуля его устами раскольников, и унижая до степени «антихриста».

Действие отца лжи нужно усматривать и в Конотопском шарлатане если, конечно, верить осведомленности газеты, сообщающей известие «Миссионерскому Обозрению» было бы желательно получить от местных Конот. пастырей более точные известия о сем борзенском мещанине и его проделках. Секты, как болезни эпидемического характера, надо излечивать в самом зародыше. Пока волк не повадился учащать в овчарню, надо против него орудие защиты припасать.

* * *

Как на наших кавказских духоборах, переселившихся с родины в С. Америку, по мотивам ложным, так и на жидовствующих субботниках, искавших в Палестине «земли обетованной», очевидно, не почило Божие благословение, без которого никакое предприятие житейское не может совершиться успешно. Вот что пишут газеты о судьбе и участи жидовствующих, которые полюбили субботы паче воскресений.

«В Одессе находится несколько партий переселенцев-крестьян из секты «иудействующих» (Тамбовской и смежных с нею губерний). Крестьяне-иудеи эмигрируют в Палестину, где они основывают собственные земельные хозяйства, или нанимаются в батраки к колонистам-евреям. Но, в последнее время, наплыв туда работников сильно сократил спрос на труд, и некоторые из крестьян возвращаются теперь обратно из колоний на родину. В канцелярию одесского городского раввина явились двое таких крестьян – Моисей Вабобулин и Исай Жетенев с просьбой об оказании им помощи для поездки на родину. В Палестину они выехали, не желая работать на фабриках и заводах по субботним дням. Они долгое время проживали в Иерихоне, перебывали почти во всех колониях и теперь за отсутствием работы, вынуждены были вернуться в Россию».

Нужно быть уверенным, что и всякая сектантская затея, не имея на себе благословения Божия может иметь только эфемерный, временный и непрочный успех. «Бог гордым» и противляющимся истине «противится». Лишь нищим духом, познавшим свою нищету духовную, бедность и ничтожество, лишь смиренным чадам св. Церкви Бог дает Свою благодать, ту жемчужину, которую получив, человек не захочет променять на весь видимый мир.

Антон Строгий

Новое сочинение графа Л.Н. Толстого «Разрушение ада»³⁰² полезно было бы издать для распространения среди интеллигенции – для ознакомления её с взглядами графа – на культуру, прогресс, на изобретенные «дьяволом» общественные науки и т. д.

Для богословов в неё собственно нет ничего; она всё повторяет старое. Своеобразна только форма, впрочем, не новая для графа. В настоящей книжке повторяется со стороны формы: «Первый винокур», это легенда-сказка.

Вот первые главы этого нового памфлета яснополянского отшельника на христианство, Церковь, науку и культуру.

I

Это было в то время, когда Христос открывал людям Своё учение.

Учение это было так ясно, и следовать ему было так легко, так очевидно избавляло оно людей от зла, что нельзя было не принять его, и ничто не могло удержать его распространения.

Вельзевул, отец и повелитель всех дьяволов, был встревожен. Он ясно видел, что власть его над людьми кончится навсегда, если только Христос не отречется от своей проповеди. Он был встревожен, но не унывал и подстрекал покорных ему фарисеев и книжников, как можно сильнее оскорблять и мучить Христа, а ученикам Христа советовал бежать и оставить Его одного. Он надеялся, что приговор к позорной казни, поругание, оставление его всеми учениками и, наконец, самые страдания и казнь сделают то, что Христос в последнюю минуту отречется от своего учения. А отречение уничтожит всю силу учения.

Дело решалось на кресте. И когда Христос возгласил: «Боже мой, Боже мой, для чего Ты меня оставил!» – Вельзевул возликовал. Он схватил приготовленные для Христа оковы и, надев их себе на ноги, прилаживал так, чтобы они не могли быть расторгнуты, когда будут надеты на Христа.

Но вдруг послышались на кресте слова: «Отче, прости им, ибо не знают, что делают». И вслед затем Христос возгласил: «Совершилось!» и испустил дух.

Вельзевул понял, что всё для него пропало. Он хотел снять со своих ног оковы и бежать, но не мог двинуться с места. Оковы скипелись на нём и держали его ноги. Он хотел подняться на крыльях, но не мог расправить их. И Вельзевул видел, как Христос в светлом сиянии остановился в вратах ада, видел, как грешники от Адама и до Иуды вышли из ада, видел, как разбежались все дьяволы, видел, как самые стены ада беззвучно распались на все четыре стороны. Он не мог более переносить этого и, пронзительно завизжав, провалился сквозь треснувший пол в преисподнюю.

II

Прошло 100 лет, 200, 300 лет.

Вельзевул не считал времени. Вокруг него был черный мрак и мертвая тишина. Он лежал неподвижно и старался не думать о том, что было, и все-таки думал и бессильно ненавидел виновника своей погибели.

Но вдруг, – он не помнил и не знал, сколько сот лет прошло с тех пор, – он услыхал над собой звуки, похожие на топот ног, стоны, крики, скрежет зубовный.

Вельзевул приподнял голову и стал прислушиваться.

Тому, чтобы ад мог восстановиться после победы Христа, Вельзевул не мог верить, а между тем топот, стоны, крики и скрежет зубов становились всё яснее и яснее.

Вельзевул поднял туловище, подобрал под себя мохнатые, с отросшими копытами ноги (оковы, к удивлению его, сами со скочили с них) и, затрепав свободно раскрывшимися крыльями засвистал тем призывным свистом, которым он в прежние времена призывал к себе своих слуг и помощников.

Не успел он перевести дыхание, как над головой его разверзлось отверстие, блеснул красный огонь, и толпа дьяволов давя друг друга, высыпалась из отверстия в преисподнюю и как вороны, вокруг падали, расселось кругом Вельзевула.

Дьяволы были большие и маленькие, и толстые, и худые, и с длинными и короткими хвостами и острыми, прямыми и кривыми рогами.

Один из дьяволов, в накинутой на плечи пелеринке, весь голый и глянцевито-черный, с круглым безбородым, безусым лицом и огромным, отвисшим животом, сидел на корточках перед самым лицом Вельзевула и, то закатывая, то опять выкатывая свои огненные глаза, не переставая улыбался, равномерно, из стороны в сторону помахивая длинным, тонким хвостом.

III

– Что значит этот шум? – сказал Вельзевул, указывая наверх – Что там?

– Всё тоже, что было всегда, – отвечал глянцевитый дьявол в пелеринке.

– Да разве есть грешники? – спросил Вельзевул.

– Много, – отвечал глянцевитый.

– А как же учение Того, Кого я не хочу называть? – спросил Вельзевул.

Дьявол в пелеринке оскалился так, что открылись его острые зубы, и между всеми дьяволами послышался сдержанный хохот.

– Учение это не мешает нам. Они не верят в него, – сказал дьявол в пелеринке.

– Да ведь учение это явно спасает их от нас, и Он засвидетельствовал его Своей смертью? – сказал Вельзевул.

– Я переделал его, – сказал дьявол в переливке, быстро трепля хвостом по полу.

– Как переделал?

– Так переделал, что люди верят не в Его учение, а в моё, которое они называют Его именем.

– Как ты сделал это? – спросил Вельзевул.

– Сделалось это само собою. Я только помогал.

– Расскажи коротко, – сказал Вельзевул.

Дьявол в пелеринке, опустив голову, помолчал, как бы соображая, не торопясь, и потом начал рассказывать:

– Когда случилось то страшное дело, что ад был разрушен и отец и повелитель наш удалился от нас, – сказал он, – я пошел в те места, где проповедовалось то самое учение, которое чуть было не погубило нас. Мне хотелось увидать как живут люди, исполняющие его. И я увидал, что люди, жившие по этому учению, были совершенно счастливы и недоступны нам. Они не сердились друг на друга, не предавались женской прелести и или не женились, или, женившись, имели одну жену, не имели имущества: всё считали общим, не защищались от нападающих и платили добром за зло. И жизнь их была так хороша, что другие люди всё более и более привлекались к ним. Увидав это, я подумал, что всё пропало, и хотел уже уходить. Но тут случилось обстоятельство, само по себе ничтожное, но оно мне показалось заслуживающим внимания, и я остался. Случилось то, что между этими людьми одни считали, что надо всем обрезываться и не надо есть идоложертвенное, а другие считали, что этого не нужно и что можно и не обрезываться и есть всё. И я стал внушать и тем, и другим, что разногласие это очень важно и что ни той, ни другой стороне никак не надо уступать, так как дело касается служения Богу. И они поверили мне, и споры ожесточились. И те, и другие стали сердиться друг на друга, и тогда я стал внушать и тем, и другим что они могут доказать истинность своего учения чудесами.

Они выдумывали то, чего никогда не было, и лгали во имя Того, Кто назвал нас лжецами, не хуже нас, сами не замечая этого.

Дело шло хорошо, но я боялся, как бы они не увидали слишком очевидного обмана, и тогда я выдумал «церковь». И когда они поверили в церковь, я успокоился: я понял, что мы спасены, и ад восстановлен.

Верно-ли представляет Лев Николаевич состояние первого христианского общества – об этом читатель может справиться в лекции проф. Лебедева, посвященной Толстовской брошюре «Разрушение ада и восстановление его» и напечатанной в ноябрьской книжке «Богословского Вестника». Для нас нет никакой нужды доказывать, что первые христиане жили хуже, менее свято, чем это кажется Л. Н-чу. Следует остановиться только на одном его обвинении. По его мнению, начало разрушению Церкви было положено спорами между людьми, желавшими обрезываться и запрещавшими есть идоложертвенное и теми, которые решили, что этого не нужно и что можно и не обрезываться, и есть всё. Конечно, этот случай был фактом нестроения между христианами, но для нас важен не факт, а отношение того общества, которое мы называем Церковью, к данному вопросу. Л.Н. не захотел отметить, как решила тогдашняя Церковь этот вопрос. Общей волею, по изволению Духа Божия, на соборе она решила, что христианская свобода не может и не должна стесняться такими вопросами, что во Христе открыта истинная свобода духа и подлинная жизнь души. Ап. Павел, которого так не любит Л. Н., в своих писаниях постоянно отстаивает эту свободу, утверждая, что заповеди, ограничивающие христианскую свободу, должны иметь место там, где ограничение свободы нужно, чтобы не соблазнить брата своего. Чистота личной жизни и благо ближних – основной христианский закон. Поэтому и вопрос о ядении идоложертвенного, об обрезании и необрезании решен был не на фарисейской почве законничества и буквы, а только на том же твердом основании Христовой и Евангельской любви.

Действительной и окончательной гибелью христианства, по Л. Н-чу, было изобретение Церкви. Как это вяжется с хронологией его легенды, сказать трудно. Во всяком случае то, что называет Л. Н-ч и мы Церковью, создалось тотчас после смерти Христовой. Ап. Павел, писания которого будто бы исказили учение Христово, пишет спустя первое десятилетие после смерти Христовой. Послания других апостолов написаны раньше, следовательно дьявол должен пробудиться тотчас после того, как сошел в область ада Христос и Церковь должна была погибнуть тотчас с Его смертью. Однако, по Л. Н-чу, эта Церковь существует в подлинном Христовом виде, может быть 100, может быть 200, может быть 300 лет. Как совмещается такая хронология, понять трудно.

Но перейдем к сущности воззрений Толстого.

«– Что такое «Церковь»? – строго спросил Вельзевул, не хотевший верить тому, чтобы слуги его были умнее его.

– А Церковь это то, что когда люди лгут и чувствуют, что им не верят, они всегда ссылаясь на Бога, говорят: «ей Богу правда то, что я говорю», это собственно и есть Церковь, но только с той особенностью, что люди, при знавшие себя Церковью, уверяются, что они уже не могут заблуждаться, и потому, какую бы глупость они не сказали, уже не могут от неё отречься».

Нам приходилось уже не раз даже на страницах «Миссионерского Обозрения» разъяснять, что такое Церковь по православному церковному учению и не хотелось бы повторять собственные слова. Вместо этого предложим определение Церкви, изложенное в одном православном катехизисе и затем разъясненное в писаниях автора этого катехизиса, глубокоуважаемого всей православной Церковью. Сущность жизни во Христе – говорит этот писатель – есть любовь. Сама вера не есть познание какой-нибудь истины, а постижение Бога и Его жизни в законе любви. Простое признание, простое «я признаю, я верую, я преклоняюсь» есть безбожие, а вера есть внутреннее познание, подобно тому, какое мы имеем о явлениях нашей умственной жизни. Жизнь с Богом, со Христом есть единение с Ним в законе Его и в любви Его. Но единение это всегда несовершенно; оно становится совершенным только в той области, где человек сливает своё личное несовершенство в совершенство взаимной любви, объединяющей христиан. Здесь человек опирается уже не на свои силы, или точнее – не на свою немощь: он не доверяет себе лично, а возлагает всё своё упование на святость любви, соединяющей его с братьями. И такое упование не может обмануть его, ибо связь эта есть Сам Христос, созидающий величие всех в смирении каждого. Поэтому в древней Церкви даже ближайшие ученики апостолов вынуждены были смиряться пред голосом новообращенного и младшего члена Церкви, если последний возвышал свой голос во имя любви всей Церкви. Церковь есть откровение святого Духа, даруемое взаимной любви христиан, той любви, которая возводит их к Отцу чрез Его воплощенное Слово, Господа нашего Иисуса Христа. Божественное назначение Церкви состоит не только в том, чтобы спасать души и совершенствовать личные бытия: оно состоит еще и в том, чтобы блюсти истину откровенных тайн в чистоте, неприкосновенности, полноте, чрез все поколения, как свет, как мерило, как суд.

Полагаю, что такое учение о Церкви достаточно показывает, насколько христианское понимание Церкви далеко от странного, более чем странного определения Церкви, какое дает Толстой. «А Церковь есть то, что когда»…

По мнению Л. Н-ча, Церковь устрояется так. «Люди уверяют себя и других, что учитель их Бог, во избежание того, чтобы открытый им людям закон не был ложно перетолкован, избрал особенных людей, которые одни или те, кому они передадут эту власть, могут правильно толковать Его учение». Здесь, с одной стороны, непонимание сущности дела, а с другой стороны, странное непонимание выводов, которые следуют ясно из самых положений Л. Н-ча. Конечно, неправда то, что он говорит о священниках, как представителях Церкви. Заявлялось уже не раз, что истина Церкви вовсе не вверена непосредственно только иерархии. В Церкви должно быть то же самое, что было в Церкви первых веков. Новообращенный Павел мог там протестовать против старейшего из апостолов Петра. В Церкви позднейшего времени, той, которая не нравится Толстому, устанавливается даже в символической книге истина, что непогрешимость Церкви почиет на вселенской Церкви, объединяемой взаимною любовью, что неизменность догмы, чистота обрядов вверены не иерархии, а всей Церкви, которая есть тело Христово. Здесь, следовательно, началом непогрешимости считается не вера, будто преемники апостолов могут всякую свою ложь выдавать за правду, ссылаясь на то, что эта ложь есть откровение Христа и апостолов, преемственно им вверенная, а вера, что любовь и единение со Христом открывает истину всей Церкви, не Церкви епископов только, а Церкви всенародной. Поэтому-то и в Церкви древне-христианской определения соборов необходимо принимались голосом всего народа и только в силу этого церковного сознания, живущего в народе откровения Христова, вверенного всей Церкви, определения соборов получали догматическую ценность. – С другой стороны, Л. Н-ч утверждает, что в целях обмана учащая Церковь установила принцип своей непогрешимости. «Как скоро люди сказали про себя, что они Церковь, и на этом утверждении построили своё учение, то они уже не могут отречься от того, что они сказали, как бы нелепо ни было сказанное и что бы ни говорили другие люди». Из этих слов графа следует заключение, вовсе невыгодное для него. Если утвержден такой принцип, что Церковь, установивши известное учение, не может от него отказаться, то ясно, что иерархия всех веков, напротив, связала себя, уничтожив для себя возможность какого-нибудь обмана. Ясно, что в силу этого принципа она не может сказать ни одного слова, которое бы противоречило преданию и верованиям предшествующих веков, потому что это значило бы отречься от того, что она сказала. Действительно, в Церкви есть вера в непогрешимость, хотя построенная на других началах. Жизнь Церкви может быть признана истинной только тогда, когда наличное сознание церковное стоит в единении и связи с сознанием прошлых веков, с сознанием всей прежней Церкви. Если истинна была Церковь времен апостольских и в ней жила правда, то по церковному воззрению и в настоящей Церкви может быть правда только при условии единства с этой Церковью. Церковь не может изменять того, что она сказала, но именно потому, что истина по самому существу не изменяема и вечна. «А сделали они это (признали себя Церковью) потому, что, признав себя едиными толкователями закона Бога и убедив в этом других, люди эти сделались высшими решителями судьбы людей и потому получили высшую власть над ними». Иерархия, по словам Л. Н-ча, убедила других, будто она единая истолковательница воли Бога, а убедила людей в этом для того, чтобы властвовать над ними, подчинять их себе. Несколькими строками выше мы говорили, что Церковь православная не учит о таком главенстве иерархии. Но главное – опять повторяю – для такого обмана, для такого подчинения, порабощения народа иерархия, наоборот, должна была приписать себе вечное откровение, постоянное откровение со стороны Бога, для того, чтобы во имя этих вечных откровений вести народ, куда он не хочет, и брать с него то, чего он дать не хочет. Взамен этого Церковь поставила иерархию, по словам Толстого, в связь с прежним учением Церкви, связала себя определенной догмой. Ясно, что если бы Церковь создавалась на каких-нибудь своекорыстных началах, то вся её система была бы покушением на собственное счастье. Перетолкование учения Христова в духе и интересах своекорыстной иерархии невозможно после того, как признано уже истинным то толкование учения Христова, которое дано Церковью первого века. не своекорыстной, а только любящей, по характеристике Толстого.

«Но ведь учение было так просто и ясно, – сказал Вельзевул, все еще не желая верить тому, чтобы его слуги сделали то, чего он не догадался сделать, – что нельзя было перетолковать его. «Поступай с другими, как хочешь, чтобы поступали с тобой», – как же перетолковать это?

– А на это они, по моему совету, употребляли различные способы, – сказал дьявол в пелеринке. – Они высыпали на простую понятную истину такую кучу мнимых священных истин, что стало невозможно ни принять их все, ни найти в них ту, которая одна нужна людям. Это их первый способ».

Для того, чтобы скрыть истину, Церковь спрятала Христову истину в тысяче предписаний. Там, где было зерно истины, высыпали кучу или меру дурных зерен, так чтобы трудно было отыскать жемчужину, настоящую правду. – так думает Л. Н-ч. – В основе такого взгляда может лежать житейское наблюдение которое высказывалось в частности и мною на страницах «Миссионерского Обозрения». Люди, действительно, склонны иногда отказаться от основных христианских истин и христианской правды ради мертвых предписаний закона, ради фарисейского законничества. Люди могут оцеживать комара и платить десятину аниса и тмина для того, чтобы откупиться этим от обязанности любить. Люди могут, – и прошлое истории Церкви действительно показало это, – спорить о Христе, о естествах в Иисусе Христе, о догмате троичности, об отличии Божественных лиц для того, чтобы этими спорами отодвинуть от себя обязанность воплощать Божественную жизнь в этом мире. Здесь, значит, допускается своего рода подмен, фальсификация, действительно нужное заменяется относительно нужным, дело заменяется словами, прелюбодейством слова. Нечего и говорить, что этот психологический факт искусственного бегства от христианских обязанностей и от христианской жизни под защиту споров из-за слов или под защиту внешней обрядности и законничества знала и Церковь всех веков – и второго, и третьего, и четвертого. Здесь, следовательно, важно отношение Церкви к этому факту. Было ли оно похоже на то которое приписывает Церкви Толстой? Нет это неправда, чтобы Церковь одно зерно правды засыпано было целой мерой негодных зерен. По поводу догматики первых трех веков нам уже приходилось писать, как Церковь боролась против игры в догматы, как строго она судила тех, которые вместо проникновения в этическую идею догмы, в самую жизнь Божественной Троицы, как высочайшую норму для жизни человеческой, занимались спорами о словах и формулах и «Силлогизмах Пиррона и Хризанна»… В позднейшее время в русской Церкви один богослов обвинял Церковь запада в том, что там влияние Аристотеля и Платона, силлогизмы заступили место евангелия. Всю догматическую борьбу первых веков, борьбу последующую с четвертого по 19-й век, можно охарактеризовать, как войну Церкви против рационализма и фарисейского книжничества, склонного жизнь заменить словами. Следовательно, обвинение Толстого, если и может быть направлено против некоторых христиан, может быть, даже против некоторых течений в Церкви научно-богословских, наконец, против подчинившейся Аристотелю Церкви запада, то никак не может касаться Церкви востока. В частности в истории русской Церкви позднейшего времени ведется тяжелая борьба против фарисейства в старообрядчестве, которое хочет заменить исполнением обряда и мелочами обряда необходимость духа.

«Второй способ порабощения людей – пишет Л. Н-ч, состоит в том, что они просто убивают, сжигают всех тех, кто хочет открыть истину». Против этой мысли графа мы уже писали, да и по его мнению, если прежде и практиковался такой способ, то он уже выходит из употребления.

«Третий же способ – в том, что, признавая себя Церковью, следовательно непогрешимыми, они прямо учат, когда им это нужно, противоположному тому, что сказано в писании, предоставляя своим ученикам самим, как они хотят и умеют, выпутываться из этих противоречий. Так, например, сказано в писании:

«Не называйтесь наставниками, ибо один у вас наставник Христос. А они говорят: мы одни отцы и мы одни наставники людей» и т. д. Или сказано: «если хочешь молиться, то молись один в тайне, а они учат, что надо молиться вместе»… и т. д.

Старые вопросы, на которые мы уже отвечали.

Да в писании сказано: «не называйтесь учителями», но сказано также: «идите, научите все народы» и еще – «кто слушает Меня, будет слушать и вас».

Неужели тот, кто учит, не учитель – хотя он, конечно, всегда заявит, что слово Его от Единого Учителя.

Сказано: «молись один», но также сказано: «где собраны двое или трое во имя Моё, там Я посреди их».

Неужели у вас все по старому блудники, грабители, убийцы? – уже весело спросил Вельзевул.

Дьяволы, тоже развеселившись, заговорили все вдруг, желая выказаться пред Вельзевулом.

– Не по-старому, а больше, чем прежде, – кричал один.

– Блудники не помещаются в прежних отделениях, – визжал другой.

– Грабители теперешние злее прежних, – выкрикивал третий.

– Не наготовимся топлива для убийц, – ревел четвертый.

– Не говорите все вдруг, а пусть отвечает тот, кого я буду спрашивать. Кто заведует блудом, – выходи и расскажи, как ты делаешь это теперь с учениками того, кто запретил переменять жен и сказал, что не должно глядеть на женщину е похотью. Кто заведует блудом?

– Я, – отвечал, подползая на заду к Вельзевулу, женоподобный, бурый дьявол с обрюзгшим лицом и слюнявым, не переставая жующим ртом.

Дьявол этот выполз вперед из ряда других, сел на корточки, склонил на бок голову и, просунув между ног хвост с кисточкой, начал, помахивая им, певучим голосом говорить так:

– Делаем мы это и по старому приему, употребленному тобою, нашим отцом и повелителем, еще в раю и предавшему в нашу власть весь род человеческий, и по новому церковному способу. По новому церковному способу мы делаем так: мы уверяем людей, что настоящий брак состоит не в том, в чём он действительно состоит – в соединении мужчины с женщиной, а в том, чтобы нарядиться в самые лучшие платья, пойти в большое, устроенное для этого здание и там, надевши на головы особенные, приготовленные для этого шапки, под звуки разных песен обойти три раза вокруг столика. Мы внушаем людям, что только это есть настоящий брак. И люди, уверившись в этом, естественно считают что всякое, вне этих условий, соединение мужчины с женщиной есть простое, ни к чему их не обязывающее удовольствие, или удовлетворение гигиенической потребности, и потому, не стесняясь, предаются этому удовольствию»…

В чём отличие определения брака Толстого от определения, какое дает Церковь?

Толстой говорит, что брак есть соединение мужчины с женщиной. Церковь, совершенно принимая это определение, прибавляет, что брак есть нравственное соединение мужчины с женщиной, соединение для святой жизни, для христианского подвига. Следовательно, церковное понимание прибавляет к его определению нравственные черты. Чин брака, который дальше осмеивает Толстой, и должен всей своей обстановкой, всей своей символикой, выяснить для сознания соединяющихся необходимость, важность такого нравственного построения брака, жизни брачной, как жизни евангельской, христианской и подвижнической. Ясно, что результаты церковного брака не могут быть такими, какими представляет их Толстой. Признание обязательным для человека именно такого освященного брака, брака с обязательствами, с общецерковным благословением, с общецерковной молитвой, показывает, что всякое другое соединение будет недостойным христианина, всякое другое единение будет преступным. Если же принять только определение Толстого без церковного определения, т. е. определение брака, как соединения мужчины с женщиной, то отсюда само собою может следовать только тот результат, что на соединение будут смотреть, как «на дело, ни на что не обязывающее, и будут не стесняясь предаваться этому удовольствию». Я напомню взгляд Л. Н-ча, выраженный в Крейцеровой Сонате, по которой в браке истинное и чистое существует только там, где на брак смотрят, как на таинство, где существует брак, как венчание. Впрочем, нет особенной нужды ссылаться на Сонату; из дальнейших слов той же легенды «Разрушение ада» следует такой же вывод. Именно, немножко дальше граф говорит следующие. «Если кому покажутся почему-либо стеснительными некоторые требования, связанные с этим церковным браком, то они устраивают так, что совершается второе хождение вокруг столика, первое же считается недействительным». Ясно, что установление брака для свободы в похотях налагает какие-то стеснения, мешает, почему приходится людям разрушать стеснения брака, отказываться от него, чтобы жить свободно. Не следует ли отсюда, что с Толстовской точки зрения брак может быть единственной, возможной здесь границей половой свободы или разврата?

«Воображая себе, что они могут устроить себе честный церковный брак и после соединения со многими женщинами, люди переменяют сотни жен и так при этом привыкают к распутству, что делают то же и после церковного брака». Здесь по существу нельзя ничего «вообразитъ». Взгляд Церкви на дело очень ясен. Она определенно говорит, что честный церковный брак может быть только при отсутствии обязательств в отношении к другой женщине. И об этой частоте, предшествующей жизни, она спрашивает пред венчанием. Следовательно, можно не вообразить себе, а только можно «солгать» для того, чтобы добиться брака. И не смотря на эту необходимость лгать для того, чтобы украсть себе брак, люди привыкают к распутству! Что же было бы, если бы не было даже этого напоминания о необходимости и нужности чистоты?

Говорить больше о браке мы считаем лишним, потому что нам тоже приходилось подробно об этом говорить раньше.

– Кто заведует убийствами? – сказал Вельзевул.

– Я, – отвечал, выступая из толпы, красного, кровяного цвета дьявол с торчащими изо рта клыками, острыми рогами и поднятым кверху толстым неподвижным хвостом.

– Как же ты заставляешь быть убийцами учеников того, кто сказал: не воздавай злом за зло, люби врагов. Как же ты делаешь убийц из этих людей?

– Делаем мы это и по старому способу, – отвечал красный дьявол оглушающим, трещащим голосом, – возбуждая в людях корысть, задор, ненависть, месть, гордость, и также по старому способу внушаем учителям людей, что лучшее средство отучить людей от убийства состоит в том, чтобы самим учителям публично убивать тех, которые убили. Этот способ не столько дает нам убийц, сколько приготовляет их для нас. Большее же количество давало и дает нам новое учение о непогрешимости Церкви. Учение о непогрешимости Церкви давало нам в прежнее время самое большое количество убийц. Люди, признававшие себя членами непогрешимой Церкви, считали, что позволить ложным толкователям учения развращать людей – есть преступление, и что поэтому убийство таких людей есть угодное Богу дело: и они убивали целые населения и казнили, жгли сотни тысяч людей».

Здесь граф Л. Н-ч имеет в виду казни еретиков в Западной Церкви. Взгляд Восточной Церкви ярко выразился уже в словах заволжских старцев, говоривших, что, если Богу угодно наказать еретиков за ересь, то Сам Он пошлет огонь с неба, а людям неприлично предвосхищать эту власть. Поэтому Церковь православная никогда не была близка к инквизиции. И если встречалось нечто подобное в истории православной Церкви, то общецерковное сознание говорило тоже, что говорил Мартин Турский по поводу казни Присциллиана: «Такая казнь есть символ восхищения прав Бога, есть убийство, и мы не хотим иметь общение с убийцами».

«Учение о браке дает нам, во-первых: убийства супругов друг другом и матерями детей. Мужья и жены убивают друг друга, когда им кажутся стеснительными некоторые требования закона и обычая церковного брака. Матери же убивают детей большею частью тогда, когда соединения, от которых произошли дети, не признаются браком».

Если мужья и жены убивают друг друга, потому что им кажутся стеснительными требования брака, то приходится выбирать одно из двух: или уничтожить стеснения, чтобы спасти от убийства, или же рисковать возможностью убийства, сохраняя стеснения. Л. Н-ч, конечно, всегда понимает, что он хочет сказать. Убийство в браке происходит оттого, что нет свободы от обязательств, но на необходимости этих обязательств настаивал и настаивает сам Л. Н-ч. Ранее он настаивал на полной нерасторжимости раз установленного брака. В этом пункте его обязательство может быть суровее требований Церкви. Если же так, то почему же считать эти требования Церкви незаконными? Следствия, которые могут из них вытекать, уже не могут ставиться на счет Церкви, тем более, что из сказанного ясно, что причина убийства есть не обязательство, наложенное Церковью, а только желание полной свободы от «долга» «обязанности». В частности нужно прибавить, что Церковь, зная о таких последствиях церковных обязательств, принимает всякие меры для того, чтобы предотвратить гибель души и гибели человеческой жизни, делает здесь всё, что она может сделать, не поступаясь евангельской и церковной истиной, и если не может сделать всего, то потому, что её закон встречается в данном случае с более суровым и безжалостным законом обычая и гражданского общества.

Но самый факт рождения детей безбрачных возможен только при отклонении от законов Церкви – не матери, даже в данном случае если виновной, то достаточно искупающей свою вину, а отцов, отказывающихся от закона Церкви. С другой стороны, эти убийства объясняются опять не строгим судом Церкви, которая признает детей и родившихся вне брака своими детьми, а только фарисейством общества, держащимся опять-таки на его развращенности и пренебрежении к законам Церкви и вообще к закону Христову.

«Но убийства на войне? Как вы приводите к ним учеников того, кто признал людей сынами одного Отца и велел любить врагов?

Красный дьявол оскалился, выпустил изо рта струю огня и дыма и радостно ударил себя по спине толстым хвостом.

– Делаем мы так: мы внушаем каждому народу, что он, этот народ, есть самый лучший из всех на свете, «Deutschland über alles», Франция, Англия, Россия – «über alles», и что этому народу (имя рек) надо властвовать над всеми другими. А так как всем народам мы внушали тоже самое, то они, постоянно чувствуя себя в опасности от своих соседей, всегда готовятся к защите и озлобляются друг на друга. А чем больше готовится к защите одна сторона и озлобляется за это на своих соседей, тем больше готовятся к защите все остальные и озлобляются друг на друга. Так что теперь все люди, принявшие учение того, кто назвал нас убийцами, все постоянно и преимущественно заняты приготовлением к убийству и самыми убийствами».

Если бы мы стали отвечать, то нам пришлось бы повторить, что уже повторялось на страницах этого журнала дважды – по поводу толстовских воззрений. Достаточно сказать то, что принцип национализма, преимущественного достоинства одной нации пред другой, едва-ли совпадает с принципом патриотизма, не как преимущественной любви к своему народу насчет любви к другому народу, а только как любви к ближайшим людям во имя воспитания человеческой личности, в целях расширения области и круга этой любви. Войну Церковь считает всегда нежелательной и непозволительной. Возможна война одного народа против другого, так сказать, по полномочию и по поручению Божию. Бог, Который может уничтожить данную Им жизнь Своею волею, может восстановить нарушенное правосудие, нарушенную справедливость руками человеческими. И с этой стороны, говоря отвлеченно, можно было бы представить себе не греховную войну. Но Церковь всегда имела в виду, что то, что отвлеченно представимо, то может быть совершенно невозможно практически. Если возможно движение одного народа против другого, как грозной Божией силы, совершенно свободно от своекорыстия, движимого только желанием пожертвовать своею жизнью для спасения этого народа, то представить себе человека с обыкновенною совестью, который не осквернил бы свою душу в войне, решительно почти невозможно. Невозможно даже представить, чтобы человек, убивший на войне своего ближнего, не запачкал своей руки, не внес в свою душу разложения, совершая противоестественное дело. Поэтому-то Церковь считала необходимой и епитимью за убийство на войне, чем определенно и решила, что война нежелательна и её быть не должно.

Это не мешает однако нам, как и прежде, признавать, что иногда движение целого народа, будучи само по себе греховным и злым делом, есть для этого народа нечто лучшее, чем равнодушие, созерцание чужой гибели.

– Но как же свободные от обмана ученые люди не увидали того, что Церковь извратила учение, и не восстановили его?

– А они не могут сделать этого, – самоуверенным голосом оказал, выползая вперед, матово-черный дьявол в мантии с плоским покатым лбом, безмускульными членами и оттопыренными большими ушами.

– Почему? – спросил Вельзевул…

– А не могут они делать оттого, что я постоянно отвлекаю их внимание от того, что они могут и что им нужно знать и направляю его на то, что им не нужно знать и чего они никогда не узнают.

– Как же ты сделал это?

– Делал и делаю я различно по времени, – отвечал дьявол в мантии. – В старину я внушал людям, что самое важное для них – это знать подробности об отношении между собою лиц Троицы, о происхождении Христа, об естествах Его, о свойстве Бога и т. п. И они много и длинно рассуждали, доказывали, спорили и сердились. И эти рассуждения так занимали их, что они вовсе не думали о том, как им жить, им и не нужно было знать того, что говорил им их учитель о жизни».

В этих словах Л. Н-ча есть доля правды. Представители древней Церкви не раз говорили, что споры из-за слов о происхождении Христа, о естествах в Нём возбуждены людьми по внушению дьявола. Истина Троичности остается истиною, происхождение Христа, как Бога, остается истиною, – в эти истины нужно верить и нужно их знать, потому что чрез это, как подчеркивали отцы, познается жизнь. И следовательно познавание этих истин не мешает моральному движению, а, напротив, этим движение моральное только обусловливается. Но это изучение действительно становится падением и искушением дьявольским, когда сводится к познанию отношений лиц Св. Троицы и происхождения Христа, как каких-то теоретических научных истин.

«И эти рассуждения так занимали их, что они вовсе не думали о том, как им жить». Да, против этого восставали хотя бы Иоанн Златоуст, который так часто упрекал свою паству за увлечение рассуждениями в ущерб жизни. По этой причине тот же Иоанн Златоуст постоянно со своей кафедры говорил о нравственных истинах, напоминал о жизни по Боге, желая указать, что забывая эту жизнь, мы теряем всякое познание.

«Потом, когда они уже так запутались в этих рассуждениях, что сами перестали понимать то, о чём говорили, я внушил одним, что самое важное для них – это изучить и разъяснить всё то, что написал человек по имени Аристотель, живший тысячу лет тому назад в Греции; другим внушил, что самое важное для них – это найти камень, посредством которого можно было бы делать золото, и такой эликсир, который излечивал бы от всех болезней и делал людей бессмертными. И самые умные и ученые из них все свои умственные силы направили на это.

Тем же, которые не интересовались этим, я внушил, что самое важное – это знать: земля ли вертится вокруг солнца, или солнце вокруг земли? И когда они узнали, что земля вертится, а не солнце, и определили, сколько миллионов верст от солнца до земли, то были очень рады и с тех пор еще усерднее изучают до сих пор расстояния от звезд, хотя и знают, что конца этим расстояниям нет и не может быть, и что самое число звезд – бесконечно, и что знать им это совсем не нужно. Кроме того, я внушил им еще и то, что им очень нужно знать, как произошли все звери, все червяки, все растения, все бесконечно малые животные. И хотя это им точно также совсем не нужно знать, и совершенно ясно, что узнать это невозможно, потому что животных так же бесконечно много, как и звезд, они на эти и подобные им исследования явлений материального мира направляют все свои умственные силы и очень удивляются тому, что чем больше они узнают того, что им не нужно знать, тем больше остается неузнанного ими. И хотя очевидно, что по мере их исследования область того, что им остается узнать становится все шире и шире, предметы исследования сложнее и сложнее, и самые приобретаемые ими знания неприложимее и неприложимее к жизни, это нисколько не смущает их, и они, вполне уверенные в важности своих занятий, продолжают исследовать, проповедовать, писать и печатать, и переводить с одного языка на другой все свои большей частью ни на что непригодные исследования и рассуждения…

Для того же, чтобы они никогда уже не догадались, что едино нужное для них – это установление законов жизни, которое указано в учении Христа, я внушаю им, что закона духовной жизни они знать не могут, и что всякое религиозное учение, в том числе и учение Христа, есть заблуждение и суеверие, а что знать о том, как им надо жить, они могут из придуманной мною для них науки, называемой социологией и состоящей в изучении того, как различно и дурно жили прежние люди. Так, что вместо того, чтобы им самим, по учению Христа, постараться жить лучше, они думают, что им надо только изучить жизнь прежних людей, и что они из этого изучения выведут общие законы жизни, и что для того, чтобы жить хорошо, им надо будет только образоваться в своей жизни с этими выдуманными ими законами».

У нас лично, конечно, нет цели бороться против этого похода Л. Н-ча против науки. Не отрицая значения знания в такой мере, как отрицает его Толстой, думая, что движение к знанию для человека обязательно, что оно может расширять и его нравственное чувство, и его познание Бога, мы, конечно, можем только согласиться с тем взглядом, что это знание, поставленное, как единое благо, как единый предмет стремлений человека, может действительно отодвинуть человечество и от работы над созиданием царства Божия в жизни и от понимания основ истинной человеческой жизни.

Ад снова восстановлен по мнению Льва Николаевича со времени создания Церкви. Мы верим, что ад не сможет победить, пока живет Церковь и она будет жить во веки.

«Созижду Церковь Мою и врата адова не одолеют ей».

Не победить сатане, пока в Церкви будет жить вера, что Христос Бог Воскресший, что Он жив и не умер, вера, которую хочет вытравить граф.

Есть одна поэтическая легенда, очень напоминающая по построению «легенду» Толстого «Разрушение ада», но совсем непохожая на последнюю по духу.

Тема легенды та же: борьба христианства. Это выразилось в поэтической легенде, сатаны с христианством на земле. Начинается легенда также, как толстовская, с изображений страданий Христа, когда Он предстал на суд человеков, преданный одним из своих учеников.

Полный торжества, смотрел сатана, как судили Того, Который недавно ехал на осляти как царь, окруженный многотысячной толпой народа, устилавшей путь его одеждами и пальмовыми ветками, кричавший Ему осанна.

И вот Он на суде, связанный, поруганный, в терновом венце; сатана ликовал.

Неправедный суд изрек смертный приговор Богочеловеку.

И злоба распяла Учителя братской любви.

И подумал сатана: «Ты умер, побеждающий ад и смерть, и стал рабом смерти. Смерть не отдает своих жертв, не отдаст она и Тебя, ибо и Ты был из плоти и крови и обратишься в землю».

Успокоенный сатана подошел, влекомый неведомой силой, к гробу Господню.

И вот видит сатана: снисходит ангел с неба, отваливает камень от гроба…

В страхе падает замертво римская стража.

И воскресает распятый Учитель.

И слышит сатана, как небо и земля, и все мириады миров, и вся вселенная сотряслась, когда небесные Силы восславили Сына, Божьего, вопия:

Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав!

Оледенел от ужаса сатана.

Он бросился бежать, и голоса небесных Сил преследовали его. Звуки песни жгли и терзали злобное сердце уничтоженного царя мрака, властелина попранного ада.

И ринулся сатана в бездну, но и там не давали ему покоя небесные звуки.

И смолк ад, чувствуя приближение Победителя.

Окруженный небесным воинством, сошел в ад Победитель смерти с лицом светлым, как солнце, в одежде белой, как снег.

Остановился Он против трепещущего сатаны, взглянул на него, и не вынес этого взгляда сатана, и поник, и словно окаменел недвижимый.

И по манию Сына Божьего ангелы наложили цепи на сатану, ибо царству его пришел конец.

И изрек Сын Божий:

«Истинно говорю вам. Доколе в час Моего воскресения хотя кто-либо на земле скажет сии слова: «Христос воскресе», дотоле не распадется цепь сия».

И запело все небесное воинство:

Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав!

Сатана не мог покориться Богу.

Он начал пилить свою цепь.

Но она не могла распасться, ибо из глубины катакомб, из мрака темниц, с костров отовсюду вопияли тысячи голосов:

Христос воскресе!

И вот пришел на землю один из старших слуг сатаны и начал сеять зло, восстановлять людей против Распятого:

Он, этот слуга сатаны, говорил:

«Нет Бога, нет вечности, нет Христа, нет воскресения»!

И этот шёпот мало-помалу стал проникать в сердца людей. Лжемудрые, вообразившие себя светочами мира, прониклись мыслью верного слуги ада и начали возглашать:

«Нет Бога, нет вечности, нет Христа, нет воскресения».

Многие из этих лжемудрых поплатились смертью за свою проповедь. Но семя, брошенное ими, дало плод.

За лжемудрецами пошли глупые, соблазнившиеся словами лжеучителей, и стали говорить:

«Нет Бога, нет вечности, нет Христа, нет воскресения».

И им вторили другие:

«Нет Бога, нет воскресения! Все это сказка, годная для глупой черни. Мы поняли тайну бытия и устройства вселенной».

За ними пошли и малодушные, которые хотя и верили, что «есть Бог, есть Христос есть воскресение», но боялись смеха над собой, притворялись и также заодно с другими говорили, что:

«Нет Бога, нет вечности, нет Христа, нет воскресения»!

И возликовал сатанинский клеврет, и полетел к сатане с докладом о том, что на земле «нет верующих в Бога, в Христа, в вечность, в воскресение».

Но вдруг из глубины северных лесов раздалось пение.

Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав!

И цепь сатаны опять не распалась.

Наконец настало время, когда люди стали жить без веры и любви…

И спустился торжествующий князь тьмы на гигантскую скалу, воздвигавшуюся над морем, и сложил свои крылья, и с торжеством окинул взглядом расстилавшуюся у его ног землю.

И стоял он так долго, долго, и все смотрел на дело рук своих.

А время всё шло и шло; солнце светило все ярче и ярче, грело сильнее и сильнее; живительная теплота проникла в недра земли, наступила весна, всё зазеленело, запестрело цветами. Сатана, погруженный в свою думу, не замечал, что делается у его ног. Он вспоминал, как Сын Божий снизошел в аде и сковал его; как предстал перед ним любимый ангел его; как соблазнил он людей своей нехитрой и простою выдумкой. И с искривленным насмешкой лицом князь тьмы произнес:

«Нет Бога, нет вечности, нет Христа, нет воскресения»!

И только сказал, как у его ног будто зазвенели миллионы серебряных колокольчиков, раздались тихие голоса, хором прозвеневшие:

«Есть Бог, есть вечность, есть Христос, есть воскресение»!

В страшной ярости сатана наклонился к земле и увидел, услышал, что это все цветы, все былинки, все травки по всей земле хором повторяли:

«Есть Бог, есть вечность, есть Христос, есть воскресение»!

А солнце смеялось на небе, прислушиваясь к тихим, звенящим голосам, и светило и грело, давая всему жизнь, радость и ликование.

С остервенелым безумием взмахнул сатана крыльями, чтобы снова затмить солнце, но не успел он еще сорваться с места, как Архангел Божий с пылающим мечом преградил ему дорогу.

Дрогнул сатана и скорчился, завопил и со страшными проклятиями ринулся в бездну.

А солнце всё ярче и ярче светило в небе; а цветы, травки, былинки всё громче и громче, всё радостнее и радостнее звенели на земле:

«Есть Бог, есть вечность, есть Христос, есть воскресение»!

Да, есть воскресение, и пока люди верят в воскресение – не издеваются над этой величайшей из истин – не погибнет мир и не победит зло.

Иером. Михаил

От издателя

Выпуская последние декабрьские книжки нашего журнала с большим опозданием, долгом считаем просить у наших добрых читателей извинения и снисхождения. Вина в мучительной и для издателя неаккуратности типографии. Решительно заявляем, что в новом 1904 г. такого запаздывания в выпуске в свет книжек «Мисс. Обозрения» не будет. «Мисс. Обозр». переведено печатанием в новую типографию, на условиях безусловно аккуратного выхода в свет нашего журнала. Первые книжки каждого месяца будут выходить не позже 5 числа, вторые – не позже 20.

В заключение от всего сердца приветствуем дорогую семью наших читателей с наступающим радостным праздником Рождества Господа и Спасителя нашего Иисуса Христа и с грядущим новолетием. Мир и благоволение, благость и милость Божии да будут нашими, дорогой читатель, спутниками и в сие новое лето и во все дни живота нашего Дóндеже поем Богу нашему, Творцу веков и времен!

Редактор-издатель В.Μ. Скворцов