№ 10. Марта 8-го

Со страхом Божиим и верою приступите.

В настоящие минуты, когда в сем святилище уготовляется для нас вечеря Господня, конечно, братие, в эти минуты всё существо ваше проникнуто одним только желанием, – достойно приступить к трапезе Господней.

Чтобы достойно приступить к причастию Св. Таин, мы должны приступить к ним, во-первых, со страхом Божиим, и во-вторых, – с верою. Со страхом Божиим и верою приступите. В христианине, готовящемся приступить к причащению Св. Таин, страх естественно необходим. Его возбуждает близкое присутствие сил небесных – св. ангелов, херувимов и серафимов, с благоговением предстоящих теперь престолу Божию, со страхом и трепетом служащих страшному, пренебесному таинству. Его возбуждает и укрепляет особенно близкое присутствие Самого Господа славы, Которого истинный христианин созерцает теперь очами веры, близость Коего ощущает сердцем, и Которого он готовится принять под кров души своей. Так, страх – чувство естественное и неизбежное в христианине в минуты приготовления его к принятию Тела и Крови Сына Божия!.. И вы имеете, бр., сей страх... Ваше тихое умиление и благоговение, ясно выражающиеся теперь в ваших лицах и движениях, ваши вздохи, идущие из глубины души, и молитва, которая теперь у каждого на устах... всё это свидетельствует, что вы со страхом приступаете к сему св. алтарю...

Но в минуты подобные настоящим, страх ваш не должен быть рабским. Страх рабский есть тот, который, представляя Бога страшным судиею, немилосердым, беспощадным карателем грешников, производит смятение и болезненный трепет, изгоняет из сердца всякое спокойствие и радость, – тот, который, по слову апостола, му́ку и́мать (1Ин.4:18). Такой страх неуместен в христианине теперь, пред причащением, потому что в Таинстве Покаяния христианин разрешён от грехов. Рабский страх в христианине, приступающем к вечери Господней, оскорбителен для Бога; в нём нет той любви и благодарности, которыми христианин должен пламенеть в сии минуты к Господу, дающему Плоть Свою ему в пищу, и Кровь Свою в питие. Одержимый таким страхом, когда приступает к трапезе Господней, боится не того, что своим недостоинством оскорбит Господа, но того, что за сие оскорбление ему угрожает страшное наказание. Нет, не с таким страхом верующий должен приступать к чаше благословения! Он должен иметь страх сыновний, происходящий из любви ко Христу, соединённой с глубоким благоговением к Нему, с ясным сознанием всего, что сделано Сыном Божиим для спасения нашего, и с опасением, чтобы не оскорбить не только делом, но и мыслию Господа, Спасителя нашего, приступая недостойно к Божественной вечери. Только такой страх может соделать нас достойными причастниками Тела и Крови Христовой. Овладевши всем существом нашим, он охранит наше сердце от нечистых хотений и греховных пожеланий; научит нас боятися Господа Бога и вместе с тем любити Его и служити Ему от всего сердца и от всея души (Втор.10:12); и таким образом уготовит сердца наша в обитель для Господа, создаст нас в храм достойный Бога Вышнего.

Но имея в сердце этот спасительный страх, готовящиеся к принятию Св. Таин должны приступать к ним с полным сознанием того, к чему они приступают, с твёрдым убеждением в том, что они приемлют Самого Господа. Посему-то св. Церковь и требует от них веры, – с верою приступите. Чему же до́лжно веровать, приступая к Таинству Причащения? Во-первых, до́лжно веровать, что под видом хлеба и вина мы приемлем истинное Животворящее Тело и истинную Божественную Кровь Христовы. Основанием сей веры в нас должны служить слова Самого Иисуса Христа: сие́ есть Те́ло Мое́; сия́ есть Кровь Моя́ (Мф.26:26–28). Важность и необходимость сей веры так велика, что без устного исповедания оной невозможно вкусить от трапезы Господней; христианину только тогда преподаётся хлеб небесный и чаша жизни, когда пред служителем веры он скажет: верую, Господи, и исповедую, яко сие есть самое пречистое Тело Твое, и сия самая есть честная Кровь Твоя. Во-вторых, до́лжно веровать, что приемля Тело и Кровь Христовы, мы приемлем всего Господа и вступаем с Ним в теснейшее общение, по оному непреложному слову Спасителя нашего: яды́й Мою́ Пло́ть и пия́й Мою́ Кро́вь во Мне пребыва́ет, и Аз в нем. (Ин.6:56), и делаемся Божественнаго прича́стницы естества́ (2Пет.1:4). Наконец до́лжно веровать, что Тело и Кровь Господня освящает, питает и обручает жизни вечной достойно приемлющего их, как говорит об этом Сам Спаситель наш: ами́нь, ами́нь глаго́лю ва́м: а́ще не сне́сте Пло́ти Сы́на Челове́ческаго, ни пие́те Кро́ве Его́, живота́ не и́мате в себе́. Яды́й хлеб сей жив бу́дет во ве́ки. (Ин.6:53–54, 58), а приступающим недостойно служит в суд и осуждение. Иже аще яст хлеб сей, говорит св. апостол Павел, или́ пие́т ча́шу Госпо́дню недосто́йне, пови́нен бу́дет Те́лу и Кро́ви Госпо́дни. Яды́й бо и пия́й недосто́йне, су́д себе́ я́ст и пие́т (1Кор.11:27, 29). Если будем иметь веру, которой теперь от нас требует св. Церковь, то соделаемся достойными принять Господа и сохранить Его навсегда в сердце своём. Сами узрите, токмо веруйте.

Итак, со страхом Божиим и верою приступим к престолу бесконечного милосердия, да будем достойны вечери Господней, да причастницы жизни вечныя будем, да будет нам Тело и Кровь Господа нашего Иисуса Христа во очищение и освящение души же и тела, и во обручение будущия вечныя жизни и Царствия безконечнаго. Аминь.

Свящ. М. Богданов

По поводу этого предмета возникает несколько вопросов. Давно ли открылась эта трудность и какими обстоятельствами вызвана она? Чём обыкновенно занимались окончившие курс воспитанники в промежуток времени до приискания прихода, и имели ли какой-нибудь временный исход из своего бездеятельного положения? Какое было постановление правительства относительно размещения лишнего числа кандидатов священства, какие приняты были меры, и насколько достигалась цель правительственного постановления? Настоятельная нужда в последнее время – обратить особенное внимание на этот вопрос.

До половины XVIII столетия, когда дети духовенства мало учились в школах, а иные совсем не учились и не имели даже понятия о школьной жизни, выход на места был открыт и свободен. Сын священно- и церковнослужителя жил до известной поры в семействе своего отца, учился читать, писать и всему тому, что могли передать ему сам отец или учитель того села – мастер¹⁵, а потом – прямо из семейного круга, почти без всяких дум и забот, поступал на место отца или близкого родственника, – ни отлагательств, ни препятствий не было; – он имел на своей стороне наследственное право и просьбы прихожан, которые ходатайствовали за него. Наследственное право и осёдлость такая простирались до того, что в случае, если б у священника было несколько сыновей или родственников, он замещал их на церковнические должности при своей приходской церкви, иногда в большем количестве, чем бы следовало по штату и уставу, не обращая внимания на то, угодны ли они прихожанам и обучены ли грамоте, – а главным образом – никак не допуская на те церковнические должности посторонних. Такие случаи бывали при многих церквах, как читаем в прибавлении к «Духовному РегламентуûПолн. собр. зак. XI, стр. 701.. А тех из детей духовного звания, которые или по безграмотности, или по безродству, по неимению наследственных мест, оставались без приходов – сверх штата, бродили без дела, – обыкновенно увольняли из духовного сословия или, записывая только в подушный оклад, или же прямо определяя в военную службу. Как ни строга была эта мера, но чрез неё достигали того, что не было праздно-живущих, бесполезных для государства молодых людей – и тем самым устраняли трудность выхода на места. Потом – с половины XVIII в. – мало-помалу начали устрояться школы, и так как учившимся в них, в силу Высочайших указов, при определении на места отдавалось преимущество пред неучившимися: то и в эту пору духовные воспитанники, по окончании учения, ещё не испытывали томительного переходного состояния, – выход на места также был открыт и свободен. Впрочем, и при этих порядках бывали случаи, что и неучившийся в школе, по праву наследства, занимал приход скорее, чем тот, который был в школе. Последний в таком случае, не имея места службы, особенно если был безродный, должен был сам искать себе приюта, средств к жизни, – и вследствие этого проживал в деревне у какого-нибудь частного лица в качестве домашнего учителһВ историко-статистическом описании харьковской епархии, именно в описании с. Могрицы сумского уезда, читаем показание о себе желающего получить священническое место; дело было в консистории: «родом он польской области, городка Прожены… был в киевских латинских школах пять лет, в харьковских два года, и, окончив философию, уволился, жил потом восемь лет в г. Сумах у полкового судьи Ивана Романова для обучения детей его латинской науке». Отд. III-е, стр. 392 и 393.. Верно было так; потому что встречаем постоянно подтвердительные указы до конца XVIII в. о том, чтоб, при определении на места, учившиеся были предпочитаемы неученым, чтоб они не томились без дела, выжидая приходов. С этой целью в 1770 г. указом Св. Синода подтверждено, «в случае какой-либо священнической или диаконской ваканции писменно справкою требовать от семинарии, не имеется ли достойных учение своё окончивших или оканчивающих студентов, которые бы показанные места занять достойны были и если таковые окажутся, то оных предпочтительно и производить». Мест для учившихся было достаточно, даже так, что воспитанник ещё не успел окончить курса, а ему уже предлагали приход.

Но скоро встретились обстоятельства, которые затруднили выход духовным воспитанникам на места прямо по окончании учения. К числу этих обстоятельств относится, во-первых, указ от 23-го июля 1747 г., коим повелено было производить во священники не ранее 30, а в диаконы – не ранее 25 лет. Побуждением, вызвавшим такое распоряжение, конечно были соображения в роде следующих: – звание пастыря и учителя народа, помимо умственной и нравственной подготовки, неизбежно требует от лица, ищущего его, – здравого, житейского смысла, также и нравственного характера, которыми едва ли могут запастись юноши в 22 года; и с другой стороны, приходится ли юноше в эти годы быть учителем своих прихожан, между которыми нередко встречаются почтенные старики, – и возможно ли при этом, чтоб отношения такого пастыря к пасомым были отношениями отца к детям. Впрочем, хотя побуждения указа разумны, основательны, но и недосмотр, допущенный здесь, также очевиден: дело сделано в половину, – выход на места для воспитанников прямо по окончании учения ограничен определённым возрастом, а совсем опущено из виду то, чем же они будут заниматься и жить, пока достигнут определённых лет. В 1747 году окончившие курс в Александро-Невской семинарии, в силу указа этого же года, не могши получить священнослужительских мест по недостатку лет, обратились с прошением в Св. Синод устроить их судьбу и описали самыми мрачными красками своё беспомощное положение. «Где нам нижайшим правильных лет дожидаться? У родителей или сродников? Но тех большее нас число не имеет. Рукоделием кормиться? Но того не обучались. Куплями ли промышляти? Но и по две лепты почти у всех нас не соберётся. А хотя у одного и другого из нас и родитель сыщется, но и сам он на силу пропитание имеет: как же кормить столь возрастного сына, от которого и сам себе в такие лета надеялся помощи, станет? При семинарии уже ни так ни сяк оставаться и тридесяти лет дожидаться вовсе немочно. Ибо и так уже бедственное школьническое житие паче меры наскучило, вне которого может быть давно бы уже иной честное себе заслужил прокормление. И так мы нижайшие, вместо чаемого за труды дванадесятилетние награждения, Бог весть с какою надеждою остаёмся. В монахи пострижения нет; в священники без всякого изъятия по тридесяти лет требуется; в диаконы желаемого прихожаны голосу не достаёт; в дьячки или пономари стыдно и весьма обидно и, кроме посмеяния от всех, а наипаче от тех, которые за тупостию к учению или другим коим недостатком отставлены от семинарии или ногою в оной не бывали и давно по местам таковым определены благополучно – себе живут в совершенном жития стане, – больше нет чего надеяться. Как впредь быть и что делать и сами не ведаем. От чего и тем, которые в классах обретаются, уповательно, что охота к ученью крайне ослабеетûИст. С.-Петербургской духов. Академии» стр. 50. Дела архив. Св. Синода 1747 г. № 240.. Впрочем, в последствии образование в семинариях и академиях ограничивало строгость такого постановления, так что самое образование воспитанников заменяло, в случае надобности, недостаток указанных лет. И многие архипастыри того времени, в видах соглашения справедливости со снисхождением к воспитанникам, без крайней нужды не производили их по окончании курса прямо в священники, но – в диаконы и только с продолжением времени рукополагали их во священники. Таким образом внимание к образованию и благоразумные распоряжения архипастырей ограничивали силу указа, так что трудность выхода на места была явлением временным, местным, удобоустранимым. Но встретилось другое обстоятельство, которое сделало уже положительно невозможным немедленный выход на места по окончании курса, – это сословное размножение белого духовенства, увеличение числа кандидатов священства, получивших одинаковое образование, равноправных при распределении на места. Причины того, что число кандидатов священства превышало число праздных приходов, отчасти указаны в статье нашей «Русское белое духовенство, как сословие», помещённой за прошедший год в «Руководстве для сельских пастырей» (№ 35). Поэтому, не останавливаясь на них, мы представим только последствия, вытекавшие из такого обстоятельства, представим положение молодых людей духовного сословия и их бедных отцов.

Последствия эти могли обнаружиться не вдруг, а нужно было пройти нескольким десяткам лет, чтоб высказались они ясно – в полной силе в близкое к нам и в наше время. Давно уже повторяется в некоторых семинариях такое явление, что чрез каждые два года оканчивало курс такое количество духовных воспитанников, что и половина их не успевала разместиться прежде, нежели приближался новый выпуск воспитанников; вследствие чего, с каждым новым курсом число кандидатов священства чрез меру увеличивалось, а приходов праздных не было, – и оставались молодые люди без дела, иные и без содержания на четыре и даже на шесть лет, пока-пока приходила до них очередь занять приход, соответствующий их семинарским успехаѻЕпархиальные преосвященные таких многолюдных мест, при распределении на приходы, всегда обращали внимание на успехи и аттестат просителя с целью – знать, нет ли лучших его по успехам, ещё живущих без мест, чтоб последним дать преимущество.. Были между ними и такие, которые не имели родителей и родственников или имели, но очень бедных, так что рассчитывать на помощь с их стороны было бы совестно и грешно. И дети, и родители бедные находились в крайне неприятном положении. Первые, при своей молодости, чувствуя свежесть сил и способность к работе, для которой готовило их семинарское образование, томились от безделья, от мысли, что живут дармоедами у бедных отцов своих; а последние, всю жизнь свою трудившиеся, тратившие последний рубль на содержание детей и обманутые в надежде своей – под старость иметь в них подмогу и опору, крайне тяготились своим положением и нередко жаловались на свою участь, негодовали, выставляя своё положение худшим и более невыгодным, чем крестьянское. У крестьян отец семейства, вспоивши и вскормивши сыновей, под старость совершенно успокаивается, не работает; при нём живут его дети, он только заправляет делом, распоряжается как глава, а дети с полным усердием, покорные старику, работают, добывая средства к жизни. При таком порядке дел, хорошо отцу семейства на старости лет, не так, как в духовном сословии, – где под старость лет отец семейства нередко остаётся один со своей старухой. Но повторим – каково детям по окончании курса жить у своих бедных отцов, что им делать? Возможен ли был для них какой-нибудь исход, хоть временный? Была возможность идти в домашние учители к богатому человеку – купцу, помещику; но таких мест и мало, а с другой стороны не безызвестно, как смотрели и доселе ещё смотрят на лицо домашнего учителя, – и потому не всякий решался записываться в число барской дворни. Впрочем, до сороковых годов настоящего столетия и позже поступление в домашние учители к помещику было нередким исходом для бедняка, не имеющего надежды скоро найти приход. Была возможность определиться учителем при сельских училищах, состоящих в ведении палаты государственных имуществ; но эту должность занимали только лучшие воспитанники-студенты; их было довольно. Бывали требования кандидатов священства в отдалённые епархии – архангельскую, томскую, иркутскую, на Кавказ, – и ими пользовались духовные воспитанники; находились охотники странствовать в такую даль, хоть не всегда. Возможность уволиться из духовного звания и определиться на какую-нибудь службу гражданскую или частную мало кому представлялась удобной, выгодной: меньшинство пользовалось этой возможностью и чаще всего – исключённые из семинарии, а у большинства окончивших курс праздно живущих молодых людей, – неизвестно вследствие каких соображений, редко доставало решимости на этот шаг. И таким образом, находясь и чувствуя себя в безвыходном положении, молодой здоровый человек жил себе ничего не делая, пробиваясь кое-как, помогая по возможности отцу в хозяйственных трудах и домашних делах; то, что учил, что слышал, что читал в семинарии, забывал окончательно, начинал дичать и так приживался к своей родине, что боялся уже показаться в губернский город и узнать, нет ли праздного священнического или диаконского места. Вот последствия, вытекавшие из того обстоятельства, что семинаристам, кончившим полный курс учения даже с весьма хорошим успехом, не давалось право поступать на священнические места вскоре по окончании курса. Для посторонних казалась выше вероятия возможность подобного явления, – чтоб молодой человек, получивший довольно основательное и разностороннее образование, лучшие годы, лучшую пору молодости и свежести сил, в продолжение четырёх-шести лет, проводил без определённого дела, или и за делом, но далеко низшим своего развития, для отвращения коего от себя и употреблял он столько энергии к науке, столько благородства в поведении, при скорбной материальной обеспеченности, в продолжение более десятилетнего своего воспитания.

Шли годы, шли десятки лет, – перемены в положении молодых людей не происходило, а ещё более усложнялись и усиливались обстоятельства, затруднявшие выход на места, – и, в ближайшее к нам время, правительство духовное обратило внимание на это явление и определило некоторые правила, с целью пособить такому горю. От Св. Синода был издан указ, которым постановлено, чтоб на священнослужительские места в тех епархиях, где чрез меру много кандидатов священства, определять только тех воспитанников, которые, по окончании курса, два или по крайней мере один год, смотря потому, как скоро найдётся приход, пробудут в звании учителей при духовных училищах, сельских народных, и большею частию в звании исправляющих должность церковных причётников. Постановление это имело ту цель, чтоб оканчивающие курс, до определения на места, не оставались без куска хлеба и без дела, не тратили лучшего времени по-пустому. Но достигалась ли цель эта? Действительно – кусок хлеба и кое-какое содержание бедняку давалось, но не больше; а что касается расчётов правительства на деятельность молодых людей в этом временном звании: то они не оправдались. Факты показываюһПишущему это не раз приходилось получать письма от своих товарищей по семинарии, исправляющих должность дьячков; горько жалуются они на свою жизнь, выставляя на вид множество тяжёлых, неприятных фактов, – и как ни стараются, сколько заметно, примиряться со своим положением, – но горечь и томление невольно проглядывают в их словах., что исправляющие должность причётников тяготятся своим положением среди обществѻХорошо помнится, какое впечатление произвёл на духовных воспитанников указ Св. Синода об определении их на причётнические места. Неприятно, больно было им; много появилось в ту пору стихов, горько осмеивающих участь и положение молодых – образованных людей., которое не хочет отличить образованных дьячков от прежних неучей; и между самими священниками есть такие, которые, не уважая образования и молодости временных дьячков, к ним относятся также, как к прежним дьячкам и пономарям. Притом – причётническая должность в старое время (да и в наше, не так ли) ограничивалась официальным исполнением определённых требований – звонить, петь, участвовать при исполнении почти всех христианских треб. По исполнении всего этого – остальное время не давало никакой работы молодым людям, располагало их к праздности. Заниматься обработкой своего клочка земли они не находили нужным и выгодным; продолжать развитие, начало которого положено в семинарии, они не могли, потому что не имели ни средств, ни книг. Заняться обучением народа, завести школы – в то время не было возможности, потому что и в настоящее время, несмотря на то что и правительство, и общество много заботятся о народных школах, дело это подвигается медленно. Что же могло быть следствием недостатка серьёзной умственной работы у людей, получивших образование? Апатия ко всему, отупение, замкнутость и полное безучастие ко всем живым вопросам общественной жизни. Да, тяжело положение людей с молодыми, свежими силами – жить в какой-то апатической бездеятельности, ожидая прихода, – бродить по селу из конца в конец, встречать утро, дожидаться вечера, не надеяться ничего лучшего и в следующий день! Нужно с детства привыкнуть к такой жизни, чтоб не потеряться в ней, не заболеть.

Это переходное время, эта бездомовная, бессемейная жизнь молодых людей чаще всего бывает причиной неудавшейся жизни их и на священнослужительских местах. Каждому из них наскучит жить без определённого дела, жить в дьячках, – и он рад бывает первому открывшемуся праздному приходу, определяется на него, часто не обращая внимания на невыгодные, тяжёлые условия со стороны осиротевшего семейства, которые поступающий должен выполнить.

Лет десять тому прежде, указ Св. Синода о временном определении окончивших курс духовых воспитанников на причётнические места был приложим только в некоторых епархиях средней России; в других же епархиях – особенно Юго-Западного и Западного края не было недостатка в местах и его не держались: а в последнее время – и здесь по местам начинают прилагать это распоряжение к делу, – потому что цифра кандидатов священства уже превышает цифру праздных приходов. Более и более настоит нужда серьёзно подумать об этом. Не отрицая практичности и удобоприложимости мнения некоторых – о поступлении окончивших курс на учительские места в приходские школы, и занятия ими причётнических мест, при некоторых новых условиях, – мы думам, что выход наших молодых людей, хоть изредкѻЖаль, однако, если бы лучшие наши воспитанники стали стремиться оставлять своё звание., в другие звания мог бы содействовать к устранению указанного затруднения. Обстоятельства и расположения могут их руководить в этом. Общество нуждается в образованных и трудолюбивых деятелях. И воспитанники семинарий, поступая на службу общественную, без сомнения, принесли бы немало пользы обществу. Не преувеличивая дела, сказать можно, что те из духовных воспитанников, которые, не стесняясь своим сословным званием, определялись на какие-либо места вне духовного ведомства, всегда выходили людьми дельными, трудящимися, делающими честь заведению, приготовившему и воспитавшему их, и той среде, в которой они прежде жили. С этой стороны нечего опасаться духовным воспитанникам оставлять своё звание; в других званиях и занятиях не Бог знает что требуется; – той подготовки, с какой они выходят из заведения, достаточно, чтоб не быть бесполезным членом общества, и запаса нравственных сил тоже довольно для борьбы с нуждой и жизнью; да притом эта борьба бывает непродолжительна, – труд и внимание к делу ценятся.

И. Экземплярский

До 1845 года в кавказской области, в кавказском линейном казачьем войске и Ставропольской губернии духовенство состояло в ведении епархиального начальства. До этого времени жалованья духовным причтам не было. А при самобеднейших церквах кое-где существовали оклады денежные для поддержания причтов, как в сёлах, так и в станицах – безразлично. В 1845 году последовало Высочайшее повеление – отчислить духовенство кавказского линейного казачьего войска из епархиального ведомства в ведение обер-священника отдельного кавказского корпуса. Это последовало по ходатайству наказного атамана генерал-майора Николаева, который, будучи старовером или молоканом, хотел было уничтожить всё духовенство наличное и заменить его своим новым из казаков. В этом же году указом Св. Синода было назначено жалованье кавказскому духовенству, оставшемуся в ведении епархиального начальства. Нам же – духовенству старых станиц кав. ат. казачьего войска, как причисленному к военному ведомству, – отказано. Сперва начальство военное говорило, что назначаемое жалованье для сельского духовенства, недостаточно для станичного, как военного. А после решительно отказало на том основании, что нет источников на это.

Между тем там – по казённым селениям, русский мужичок, пользуясь полною свободою, с успехом трудится над возделыванием полей и виноградников; с избытком разводит скот, делает торговые обороты, и потом живёт большею частию в довольстве и от избытков своих может щедрее награждать и своё духовенство, чем казак. Напротив, казак от 20-ти до 24-х лет постоянно проводит время на службе: то в командировках – в С.-Петербурге, в Варшаве, при штабах войск, то в действующих отрядах против неприятеля. А женщина казачка одна с детьми что может приобресть?.. И потому нередко у нас ведут расчёт на один паёк, и дышат одним пайком. Откуда ж тут взять приличное вознаграждение священнику за труды? Притом Духовенство наше находится в тяжёлой зависимости от разных старшин в станицах; в каждом приходе у нас есть от 3-х до 5-ти и более семейств офицерских, которые не только дерзко и открыто унижают духовных; но даже предвосхищают и доходы их (?). Как же теперь должно жить духовенство их?!. Зачем же нас наделили такою роскошью?! – Виновны ли мы в отчислении от епархии?.. Но пусть бы эта роскошь длилась год, два, – ещё бы не беда; а то ведь девятнадцать лет Бог судил прослужить в этой неисходной утомительной роскоши, переменить до шести приходов, семейство, конечно, за собой поводить. Потом нужно прилично, как священнику, одну – или двух дочек снарядить, да сына два содержать в училище. Кто же враг своему семейству?! Что же тут-то делать?!.

И всё это время мы живём надеждами. Человек, привыкший жить надеждами в будущее, при одной или двух неудачах ещё не унывает: так и духовенство наше, будучи отчислено в военное ведомство, и потому отклонено от получения жалованья наравне с сельским духовенством, стало мечтать о получении высшего оклада, с нетерпением ожидало того благодатного времени, когда начальство, сопричислив нас к армейскому духовенству, уравняет и в содержании с ним. В таких светлых надеждах мы проводили до пятнадцати лет. Пред шестидесятыми годами действительно армейское духовенство получило лучшее обеспечение. – Что же получили мы, – мы, так много рассчитывавшие на армейское содержание?!. Ничего! Нас, отчисленных от сельских, – не причислили и к армейским!..

Невыразимо приятно встречать, на листках журналов заботливые трактаты об обеспечении сельского духовенства. Невольно приходишь в восторг; забываешь настоящую тугу души и сердца. Опять переносишься в будущее, как взором в заоблачную даль, – и несколько минут блаженствуешь!.. Но, вдруг накрывает мысль, будет ли наше духовенство старых станиц причислено к лику тех счастливцев, о которых так много хлопочут?.. – Однажды уже случилось; а разве в другой раз не может случиться?.. – Такая мысль также вдруг и разочаровывает; на сердце делается ещё грустнее и жить ещё утомительнее.

Причины, побудившие меня писать эти строки, были следующие: 1) В журнале Р. д. с. п. в № 13 ст. 417 в сноске упоминается о Высочайшем повелении об отчислении Южных церквей и духовенства в епархиальное ведомство, о пенсии священникам et caetera. – Так как в европейской России южнее кавказских церквей и духовенства, в них служащего, нет, а притом, мы думаем, что кроме наших – кавказских станичных церквей с духовенством, и духовенством регулярным, зависящим от главного священника кавказской армии, – все прочие церкви и духовные состоят в управлении епархиальных преосвященных; то всецело это Высочайшее повеление и отнесли было к себе. Но некоторые из кавказских служак, которым Россия лучше, чем нам, известна заверяют, что будто бы это относится только к харьковским и другим поселениям военным, – но не к нам – кавказцам. – Поэтому желательно было бы слышать разъяснениѻУказ этот относится к военным поселениям, ныне уничтоженным или уничтожаемым. Ред..

Не подумайте, что нам, т. е. духовенству станичному, плохо служить у г. главного священника кавказской армии; нет! плохо только жить между казаками без жалованья.

Корень всех зол и бедствий для духовных – это начальники станиц. На эти должности определяются бригадными командирами офицеры без выбора и согласия общества. Они, по прямой-то своей обязанности, должны бы быть посредниками и миротворцами между духовенством и обществом. Но на деле выходит далеко не так. Люди большею частию малограмотные, с грубой спесью и алчностью, они не в состоянии вынести ни благородного обращения, ни обособления воспитанных священников; потому что на эту должность они поступают только для поправки своего расстроенного хозяйства, а на деле их должность может выполняться и выполняется судьями – людьми, выбранными обществом. Чем же занимаются они? – Сплетнями, интригами и другими подобными дрязгами. И чего не вынесешь от бдительного и изобретательного ума начальника станицы?.. Первым долгом они стараются поссорить между собою духовный причт; а если не успевают в этом, то непременно поссорят священника с обществом. Затем уже сыпятся столкновения и лишения всевозможные. Потом начальник станицы бригадному командиру сговаривает священника, как только степень образования ему позволяет. Теснимый со всех сторон неудачами, он вынужденным находится искать защиты и правосудия. Но к кому обратиться? К бригадному командиру? Он отворачивается от священника, как от пьяницы, по его взгляду, или как от человека гордого, кичливого и неужиточного характера. А если иногда и слушает, то слушает без внимания. Обратиться к благочинному? Но они в этом деле у нас в войске бессильны. Не полезно ли было бы у нас между военными чинами поставить священников в параллель с их чинами и правами? Это могло бы много устранить столкновений, не допустило бы обращаться со священниками с пренебрежением и без всякого уважения, а вместе с тем послужило бы наградою для нас.

Впрочем, и у нас есть надежда и защита, – эго г. главный священник кавказской армии. Он каждый год, проезжая по войску, осведомляется о положении священников своего ведомства, и мы благодарны за его защиту. Но без параллельных прав и преимуществ с казачьими чинами и без обеспечения материального, всё-таки нам очень плохо жить.

Свящ. З. Д-ский

24 Января 1864 года.

Стан. Баталь-пашинская.

III. «Воскресное Чтение», издаваемое уже более четверти столетия при Киевской духовной академии, по своему характеру ближе подходит к «Душеполезному Чтению», нежели к «Страннику». Его обличение и назидание также спокойно, также проникнуто сознанием несокрушимой силы и неотразимого влияния проповедуемого им учения с одной стороны и нравственного бессилия и логической несостоятельности обличаемых заблуждений с другой стороны. Всё различие, какое находится между «Душеполезным Чтением» и «Воскресным Чтением» в том, что первое обращает более внимания на вопросы практической жизни, имеющие отношение к практике пастырского служения, а второе занимается более вопросами теоретическими, имеющими прямое отношение к науке и только уже второстепенное отношение к практической жизни. Так, наприм., в «Воскресном Чтении» печатаются: «Новые начала для народной педагогии», где автор критически относится к педагогическим началам, заявленным яснополянскою школою, – «Киево-Печерская лавра и уния в истории Юго-Западного края России». «Письмо о современном римском католичестве», «Мир Божий, одно из учреждений Западной церкви средних веков» и проч. Всё это статьи прекрасные, хорошо достигающие своей цели – популяризовать научные сведения, но не имеющие прямого отношения к практике современной жизни. Впрочем, сельский пастырь церкви найдёт в этом журнале многое, полезное для практики своего служения. Так, по примеру прежних годов, в издании 1863 г. почти в каждом № помещались поучения, преимущественно приспособленные для сельских слушателей, так что священник; выписывавший «Воскресное Чтение» последовательно за все или за многие годы его издания, найдёт в этом журнале множество готовых поучений на все воскресные и праздничные дни, равно как и для объяснения многих частных истин веры и нравственности христианской. Равным образом он найдёт здесь изъяснение многих изречений Священного Писания, заключающих в себе частную нравственную мысль, как напр. изъяснение изречения: «Повину́йтеся наста́вником ва́шим и покаря́йтеся: ти́и бо бдя́т о душа́х ва́ших» (Евр.13:17) (№ 36), также изъяснение многих общих истин христианского нравоучения по руководству Свящ. Писания, таково напр. изъяснение «свойств любви христианской по учению ап. Павла» (№ 40), наконец несколько общих руководственных статей по предметам христианской нравственности, таковы напр. «Мысли о христианском просвещении человека» (№ 42). Кроме того, в этом журнале нередко встречаются статьи, относящиеся к разным потребностям и вопросам современного общественного положения духовенства; таковы, например: «О добровольном оставлении священнослужителями их сана» (№ 39), «Нужно ли ещё оставить за нашим духовенством право вознаграждения за требоисправление или нет?» (№ 31) и проч. Впрочем подобные статьи, касающиеся общественного положения духовенства, не подходя прямо под программу «Воскресного Чтения», занимают в нём второстепенное место, так же, как и статьи, касающиеся разных стремлений и вопросов современной общественной жизни. Главная задача «Воскресного Чтения», как видно и из его программы, и из его содержания, популярное, доступное положению всех классов общества, изложение истин вероучения и нравоучения христианского, и журнал строго верен своей задаче.

IV. В журнале «Дух христианина», обличительное, назидательное и религиозно-общественное направление проявляются с равной силой, хотя редакция очевидно старается дать перевес последнему направлению, но, увлекаемая особенно сильным развитием и резким проявлением в столичном обществе идей рационализма и неверия, невольно проникается духом обличения и стремлением к назиданию заблуждающихся. Задачу, которую взял на себя «Дух христианина», сама редакция выясняет, в объявлении об издании журнала в 1862–63 г¹⁶, следующим образом. «Дух христианина» желает содействовать распространению в обществе основательного и отчётливого знания истин веры Христовой и духовной науки, посредством общедоступного их изложения. – «Дух христианина» желает содействовать усилению пастырской деятельности духовенства и приобретению последним того нравственного влияния, какое должен иметь каждый истинный пастырь на своих пасомых. – «Дух христианина» желает быть беспристрастным органом религиозных потребностей общества, и вместе – руководителем общества в его доброй и полезной деятельности, указывая для ней христианские начала и побуждения. – «Дух христианина» поставляет себе целью противодействовать недостаткам в умственной и нравственной жизни современного общества, как-то: «народным суевериям, общественным предрассудкам и тем ложным понятиям, которые подкапывают самые основания Христовой Веры». Хотя это изложение задачи, взятой на себя «Духом христианина», по-видимому, может быть помещено в объявлении о каждом духовном журнале, но если вникнуть глубже в смысл этого изложения и сравнить его с характером и содержанием статей, помещаемых в «Духе христианина», то окажется, что этот журнал имеет свою особенную, специальную задачу. Именно, он поставил для себя задачею распространять в обществе основательное знание православной веры для того, чтобы противопоставить спасительное влияние православного учения гибельному влиянию тех лжеучений, которые «усиливаются мало-помалу провести в наше общество взгляды и убеждения, противные чистоте Христовой веры». Следовательно, задача этого журнала имеет много общего с задачею «Странника», и даже приёмы, которые он употребляет, или по крайней мере старался употреблять, отчасти сходны с приёмами «Странника». Так, наприм., «Дух христианина», выходя из своего главного стремления – противопоставить гибельному влиянию на общество идей рационализма спасительное влияние православия, подобно «Страннику», пришёл к мысли о необходимости действовать на народ, для предотвращения возможности увлечения его идеями рационализма, посредством школьного обучения в духе православия и церковного проповедничества. Но придя к этой благой мысли, «Дух христианина» повёл дело несколько иначе, чем «Странник». Именно, редакция «Странника», придя к мысли о необходимости действовать на народ посредством воспитания юношества в духе православия, начала издавать в виде особого приложения к своему журналу «Чтение для детей»; между тем редакция «Духа христианина» «предложила идею о братстве, как одно из средств к успешнейшему развитию народных школ, и сделала попытку к приведению в исполнение этой идеи», – попытку, которая имела весьма благотворные практические следствия, потому что, с одной стороны, и сама по себе принесла уже много пользы, обещая, при дальнейшем своём развитии, принести её ещё более, с другой – вызвала и в других местах подобные же попытки к общественной деятельности. Следовательно редакция «Странника» отнеслась к делу более теоретически, давая только материалы для практической деятельности, а самую деятельность предоставляя другим; а редакция «Духа христианина» начала тотчас же сама практически трудиться для религиозно-нравственного образования народа, возбуждая своим примером и других к подобной же деятельности.

Касательно влияния на народ посредством церковного проповедничества, редакция «Духа христианина», к сожалению, сделала только опыт в отделе «Проповедник», составлявшем приложение к журналу, и, по окончании годового круга чтений церковных, прекратила издание «Проповедника» в ожидании, как выразилась сама редакция в объявлении об издании своего журнала в 1863–64 г., лучших опытов в этом же роде. Говорим – к сожалению, потому что, не говоря ничего о сравнительном достоинстве «Проповедника» с другими опытами в этом роде, мы во всяком случае должны отдать заслуженную честь опыту редакции «Духа христианина». Её «Проповедник», заключая в себе расположения проповедей на все воскресные и многие праздничные дни, представляет две весьма важные выгоды. С одной стороны, он очень значительно облегчает составление проповедей, но с другой – не лишает проповедников возможности грудиться самостоятельно в деле проповедничества. – «Мы искренно желали бы, – сказано в предварительном объяснении к «ПроповедникуûСм. сентябрь 1862–63 г., – и усердно просим всех наших проповедников, чтобы они не механически, а самостоятельно руководствовались расположениями. Им предлагается здесь только готовый, хотя и разработанный материал, указываются все частные мысли, поставленные во взаимной внутренней связи, но от воли самих проповедников зависит сгруппировать весь этот строй мыслей, дать им своеобразный колорит, некоторым придать более света и рельефности, другие поставить в тени, смотря по личному настроению проповедника, по роду и обстоятельствам его слушателей и пр. Проповедь, так разработанная, будет отличаться самостоятельностью, будет согрета теплотою сердца самого проповедника, хотя она и построена уже по готовому плану». Все эти качества «Проповедника» заставляют нас признать полную справедливость слов редакции, что это издание составляет «книгу не только не излишнюю, но даже, во многих случаях, и очень полезную в числе настольных книг священника».

В журнальном собственно отношении направление «Духа христианина», как мы выше уже сказали, двоится. С одной стороны журнал этот, под влиянием мысли о возможности распространения в русском народе гибельных идей рационализма – возможности, особенно очевидной в столичном обществе, старается обличать «те разного рода лжеучения, которые, под видом учений, по-видимому, неизбежно вытекающих из начал разума и опирающихся на неопровержимые исследования науки, усиливаются мало-помалу провести и в наше общество взгляды и убеждения противные чистоте Христовой верыûСм. объявление об издании «Духа христианина» 1863–64 г., и противопоставить этим «разного рода учениям» православное учение веры и нравственности. Это он делает в статьях, помещаемых преимущественно в «Отделе I, учёно-литературном» и отчасти в «Отделе II, критико-библиографическом». С другой стороны, «Дух христианина», «понимая всю важность влияния духовенства на религиозно-нравственное состояние общества, и зная, – что это влияние во многом может парализоваться вследствие стеснительных условий его внешнего положения», – «старался помещать на своих страницах статьи, изображающие как действительное положение духовенства, в особенности сельского, так и заключавшие в себе соображения к улучшению тех или других сторон его жизниûСм. ib.. Вместе с тем журнал не опускал из виду и практических вопросов и потребностей современной общественной жизни, насколько они имеют отношение к религиозно-нравственному быту общества. Всё это он делал в «Отделе III, смеси» и отчасти в «Отделе I, учёно-литературном». Какие же приёмы и средства употреблял «Дух христианина» для достижения первой своей цели – противодействовать распространению гибельных идей рационализма и «разного рода учений», противных православию? Достигнуть этой цели он старался отчасти прямым обличением разных рациональных лжеучений, отчасти соединённым с обличением назиданием, направленным к тому, чтобы сильнее утвердить в умах и сердцах благочестивых читателей православное учение и тем предотвратить их от влияния учений, противных православию. В первом отношении можно указать следующие статьи в отделе учёно-литературном: «О недостаточности естественной религии в деле нашего спасения» (ноябрь и декабрь 1862–63 г.¹⁷, «Современный материализм перед судом разума» (март, апрель и май 1862–63 г.); в отделе критико-библиографическом. «Энциклопедический словарь, составленный русскими учёными и литераторами» (январь и февраль 1862–63 г.), «Заметки по поводу статьи»: «Что делать? Роман Н. Г. Чернышевского» (май, июль, август и сентябрь 1863–64 г.). Все эти статьи прямо и исключительно обличительного направления и направлены против современного рационализма и неверия; следовательно, обличению журнал посвящает значительную долю своей деятельности. Сюда же нужно отнести и статью «О богодухновенности Св. Писания. Пер. с англ. Протоиерея Е. Попова» (январь, февраль, март, апрель и май 1862–63 г.). Хотя эта статья, как справедливо заметила редакциһСм. объявление на 1863–64 г., представляет «в общедоступном изложении систематическое раскрытие учения о богодухновенности Св. Писания», но вместе с тем она сильно проникнута духом обличения, потому что цель английского автора этой статьи, каноника Др. Христофора Вордсворта, как говорит переводчик в примечании, «была – сколько возможно приостановить поток скептицизма, разрушительно разившийся даже в стенах Оксфордского и Кембриджского университетов». Примирительный взгляд на современное развитие науки и общественной жизни составляет отличительный характер обличительных приёмов «Духа христианина». Так в статье о «Магдалинских убежищах» автор её свящ. Г. Полесский высказывает, что в современном общественном развитии, несмотря на многие его недостатки, есть много и светлых сторон, преобладающих в нём и более жизненных, принадлежащих не к случайным, модным явлениям, но к ясно сознанным, прочным, многообещающим началам дальнейшей деятельности современного общества.

Назиданию дано было в «Духе христианина» менее места, чем обличению может быть потому, что назидание сосредоточивалось преимущественно в прибавлении «Проповедник», так что в самом журнале мы можем указать немного статей направления назидательного, соединённого отчасти с обличением. Это именно след. статьи. «Что такое храмы Божии, и сколь великое благоустроение их» (сентябрь 1862–63 г.), «Крест Христов – бесценное сокровище наше» (сентябрь 1863–64 г.), все слова и поучения, напечатанные в журнале, и некоторые критико-библиографические статьи. – Примирительный взгляд на современное развитие науки и общественной жизни, признание в нём тех же самых начал христианских, которые лежат в основе всей новой истории человечества, – признание, соединённое с одобрением всех тех сторон современного развития, которые верны основным началам новой истории человечества (началам христианским), и с осуждением только тех явлений и стремлений современности, которые уклонились или уклоняются от этих начал: вот характеристические черты обличительного метода «Духа христианина».

В религиозно-общественном отношении редакция «Духа христианина» не мало потрудилась и словом, и делом для общественной благотворительности, особенно для вопроса о церковных братствах и приходских попечительных советах и обществах. В этом отношении мы рекомендуем нашим читателям обратить особенное внимание на следующие статьи в издании 1863–64 г.: «Летопись братства» (отдел III, смесь, в октябре и августе), «О действиях общества вспомоществования приходским бедным в С.-Петербурге при Благовещенской, на В. О., церкви с 14 октября 1862 г. по 3 марта 1863 г.» (апрель, смесь), «По поводу учреждения сберегательных касс во всех городах, посадах и местечках, состоящих на городовом положении» (февраль, смесь). В этих статьях читатели могут найти указания того, как приходское духовенство должно действовать для возбуждения и развития в своих прихожанах духа общественной благотворительности и для устранения могущих возникнуть при этом препятствий. Вообще мы можем охарактеризовать взгляд «Духа христианина» на отношение Церкви и духовенства к общественной благотворительности следующими словами одного из сотрудников этого журнала: «Давно бы пора нашим приходам возвратиться к своему древнему устройству, завещанному им, как священное наследие, апостольскою вселенскою церковью, к тому устройству, когда все члены прихода, соответственно своим средствам, ежегодно внося в церковь ежегодные пожертвования, содержали на них и свой храм, и причт, и разные благотворительные заведения для приюта своих больных и бедных, для обучения неграмотных, одним словом, для подаяния всякого рода помощи нуждающимся, – когда таким образом всякий приход представлял из себя малую церковь, проникнутую и оживлённую духом взаимной христианской любви, каждый приход был одним святым семейством, в котором все его члены, под руководством своих духовных отцов, как нежные единокровные родные заботились о благосостоянии друг друга». Для лучшего уяснения этого взгляда на участие духовенства в общественной благотворительности, мы можем присоединить к приведённым нами словам о. Полесского подлинные слова самой редакции, сказанные ею в примечании к статье: «Несколько мыслей об увеличении средств епархиальных попечительств» (сентябрь 1863–64 г. смесь). Автор этой статьи высказал мысль, что «семейства духовного звания во всём содержании должны быть обеспечены от прихожан той церкви, при которой состоял при жизни тот или другой священнослужитель». Мысль, конечно, верная, но ещё вернее примечание, сделанное к ней редакциею «Духа христианина»: «Духовенство может ожидать полного участия народа в судьбе сирот своих только тогда, когда позаботится сблизиться с народом в деле общей благотворительности. Наше мнение таково: пусть каждый священник в своём приходе постарается расположить прихожан к участию в судьбе бедных, между ними пусть устроит местное общинное попечительство всякого звания в приходе, тогда, будьте уверены, прихожане позаботятся и об его сиром семействе».

Деятельность редакции «Духа христианина» по вопросам и нуждам общественного положения самого духовенства высказывалась в статьях, помещавшихся отчасти в смеси (разные частные известия и предположения об улучшении разных сторон общественного положения и материального быта духовенства), отчасти в отделе учено-литературном (общие руководительные статьи по тем же предметам). Из статей этого рода можно указать следующие. 1) По вопросу о преобразовании духовно-учебных заведений: «Голос из провинции» священнослужителя-старца (сентябрь, 1863–64 г., смесь), «Кое-что о низших духовно-учебных заведениях» (май, смесь), «О семинарских экзаменах» (Ib., отдел учёно-литературный), «Третные явки» (черты из быта наставников низших духовных училищ Тверской губернии) (октябрь, смесь), «Обозрение высказанного в прошлом году по вопросу о низших духовных училищах» (сентябрь и ноябрь, отдел учёно-литературный). В этих статьях отчасти описывается настоящее состояние духовно-учебных заведений, отчасти предлагаются разные частные меры для улучшения их состояния. 2) По вопросу о духовной цензуре: «Замечания о VI главе цензурного устава» Т. И. Филипова (сентябрь и октябрь 1862–63 г., отдел учёно-литературный), «Заметки по поводу предположений об изменении устава духовной цензуры» прот. Базарова (апрель, смесь). 3) По вопросу об улучшении быта духовенства: «Современное обозрение» (январь, февраль и август 1862–63 г., сентябрь 1863–64 г., смесь), в котором помещались известия о правительственных распоряжениях и действиях по этому вопросу, также о частных учреждениях в пособие бедным духовного звания, равно и некоторые соображения и предположения, имеющие практическое значение в этом деле. Кроме того, в смеси встречаются небольшие статьи и заметки, представляющие разные практические соображения по вопросу об улучшении быта духовенства, или известия о действиях частных обществ, имеющих целью вспомоществование бедным духовного звания.

Печатать дозволяется. Киев 1864. Марти 2 дня.

Цензор священник Алексей Колосов