№ 25. Июня 18-го

«Воспоминаю вам, братие мои, и чада и друзи мои, не забывайте мял, егда политеся ко Господу: молю, прошу, и мил ся дею, навыкайте сим в память, и плачите мене день и нощь» (церк. песн. на погреб. свящ.).

По неисповедимой воле Божией, добрый наш пастырь лежит во гробе мертв и бездыханен! «Жительствовавший в благочестии и украшенный священник Христов, жрец и приноситель божественных таинств, божественным повелением, прейде от житейских молв к Богу». Недавно вы с сим служителем алтаря Господня «вкупе сходились в дому Божии петь божественную службу, но ныне видите его здесь лежаща безгласна и бездыханна: се усне и язык умолче: се усне и устне престаша; руце свазастеся, нозе сплетостеся, зрак изменися, очи угасосте, и не видят рыдающих, слух не приемлет печалующих вопль». Недавно вы собирались в сей храм принять мир и благословение Господне от своего духовного отца; а теперь стеклись сюда отдать ему последнее целование и проводить в страну никому недоведомую. Недавно сей пастырь Церкви старался, по мере сил своих, служить вам, поучал вас закону Господню и молился за вас день и нощь, священнодействовал для вас и руководил вас в жизнь вечную; а теперь сам нуждается в вашей помощи: «приидите, взывает он, помянувше мою к вам любовь, последуйте, и гробу предадите брение мое сие», сам просит ваших молитв и поминовения: «имущаго судити смиренную мою душу, со слезами Христа молите, яко да огня измет мя неугасимого, но яко священника приим спасет, и с праведными упокоит, великия ради своея милости»⁶².

Так, братья, может быть, и при жизни еще умерший ваш духовный отец просил и молил многих из вас, чтоб вы творили о нем память. Но особенно теперь, возлежа во гробе и не имея сил развести своих оледенелых уст, чтобы обратиться к вам с этою просьбою, он просит об этом всех устами и молитвами общей нашей матери – святой Церкви. «Воспоминаю вам, братие мои, и чада и друзи мои, не забывайте мя, егда молитеся ко Господу, но плачите мене день и нощь».

Вот загробный глас вашего брата о Христе и отца по духу! Вот его последнее желание и завещание нам оставшимся еще на земле! Он, как и все умершие, не желает никаких благ земных, потому что они не нужны ему там. «Вся суета человеческая, елика не пребывают по смерти: не пребывает богатство, ни сшествует слава, пришедши бо смерти сия вся потребишася»⁶³. Умершему одно дорого – прощение грехов, которое даруется нам от Господа через покаяние и молитвы. Но это возможно только для нас живых. Живой согрешит и покается, принесет притом плоды, достойные покаяния. Но умерший, перейдя на тот свет, и узнав, как жестоко там наказываются люди за грехи, и рад бы стократно раскаяться и загладить свои грехи делами добродетели, но уже поздно. «Несть бо во аде покаяния, говорит усопший с того света, несть тамо прочее ослабы; тамо червь неусыпаемый, тамо земля темна и помраченна вся, идеже имам аз осудитися». А потому-то он и взывает к нам, или, иначе сказать, потому-то чадолюбивая мать наша – святая Церковь и влагает в уста умершего такие и подобные умилительные воззвания к нам, живым, чтоб мы, когда посвящаем несколько минут на молитву Богу, где бы то ни было, в храме ли Божием, или дома, вспомнили и о нем, и помолились о покое его души. Отшедшие от нас отцы и братья наши так нуждаются в наших молитвах о них и поминовении, что, если бы можно было, они лично явились бы сами к своим братьям и сродникам, умоляли бы всех и каждого, дабы мы творили по них память и мольбы пред Господом. «Но никто же тамошних паки оживе, да речет нам, како пребывают». А если умерший не может просить вас сам, то позвольте, сл. хр., напомнить вам его мольбы, кои вы услышите при его погребении: «братие мои возлюбленнии, не забывайте мя, егда поете Господа, но поминайте и братство, и молите Бога, да упокоит мя с праведными Господь»⁶⁴.

Внемлем, братья, замогильному гласу, просящему нашей помощи и поможем в нужде умершим нашим собратьям. Если не плотское родство, то любовь, связующая нас со всеми братьями во Христе; обязывает нас поминать умерших: они наши братья, наши ближние, один у нас с ними Отец Небесный, одна мать – святая православная Церковь, породившая нас святым крещением, одно отличие, состоящее в образе и подобии Божием, одно наследство – наследство на небеси и нам и им. Умерший – наш ближний; а ближнего Спаситель заповедал любить как самих себя: возлюбити ближнего твоего, яко сам себе (Мф.19:19). Спаситель не сказал: любите ближних, пока они живут на земле; а Он требует от нас, чтобы любовь сия перешла и за гроб. Так, за всякого усопшего христианина мы обязаны молиться, а еще более за своего духовного пастыря, который словом и делом старался упасти вверенное ему стадо Христово в жизнь вечную, охраняя каждую словесную овцу от врагов нашего спасения. Да и как нам не молиться о том, кто был служитель алтаря Господня, кто при жизни своей молился о живых и умерших, приносил бескровную жертву за наших родителей, друзей и благодетелей, и своими теплыми молитвами испрашивал всем благ небесных и земных? Как не молиться нам о духовном отце, который здесь на земле грехи своих духовных чад брал на себя, молил Господа Бога об отпущении их, и теперь, когда перешел в страну вечности – пред лице Того, Кто поставил его пасти стадо Свое, отдаст строгий отчет за каждую душу христианскую? Если кто, то именно пастырь нуждается в наших молитвах о нем: потому что велик ответ на нем пред Богом за вверенные ему души, и не помочь ему своими молитвами было бы, с нашей стороны, крайне неблагодарно.

Притом поминовение умерших христиан, тем более поминовение пастыря и служителя Церкви для нас самих весьма благотворно. Поэтому, сколько чувство христианской любви и признательности, столько же собственная ваша польза должны побудить нас к сему поминовению. Так, кому из нас, христиане, не желательно, чтоб и нас поминали по смерти, и за нас молили Богу? Я Думаю, всем этого хочется, так как никто не может сказать, что он умрет безгрешным. Если же так, то все мы и должны молиться за умерших, пока можем. А кто при жизни не будет поминать других, тот не заслуживает, чтоб живые и о нем молились Богу; ибо какой мерою мерите, такою же отмерится и вам, сказал Господь Спаситель (Лк.6:33). И сами умершие молятся о тех, кто о нас молится; они помнят живых своих собратий, может статься, более, чем мы усопших, они постоянно заняты мыслью о тех, коих они покинули на земле. Ибо они яснее видят, в какой мы, живые, находимся опасности от собственных страстей, от обычаев мира, от козней сатаны, видят и принимают в нас самое живое участие, радуются вашему спасению и соболезнуют о нас. Молю тя отче, взывал к Аврааму евангельский богач, сый в мукх, молю тя, да послеши Лазаря в дом отца моего; имам бо пять братий: яко да засвидетельствует им, да не и тии приидут на места сие мучения (Лк.16:27, 28). Апостол Петр, отходя от сей жизни, обещался помнить живых и по смерти своей: потщуся и всегда имети вас по моем исходе память о сих творити (2Пет.1:15). Если же все вообще умершие – и грешные и праведные помнят нас живых, то подумайте, может ли забыть нас тот, кто всю жизнь свою посвятил на молитву Богу о своих духовных детях, и на том свете отдаст строгий ответ за каждого из своей паствы. Итак помолимся о нем, дабы и он мог молиться за нас также, как молился, будучи на земле.

Теперь, следует сказать, чем нам приличнее и когда лучше почтить на земле память умерших. Первое и самое действительное поминовение усопших, по установлению православной Церкви, состоит в бескровной, умилостивительной жертве, приносимой на божественной литургии, где служитель алтаря, вместе с предстоящим народом, молит Господа, да омоет Он кровью своею грехи живых и мертвых, затем поминовение усопших состоит в милостыни и других делах милосердия, творимых живыми в память усопших. Далее поминовение усопших состоит в том, когда мы, забыв, все их обиды, нам или другим чинимые, все пороки и слабости их, станем вспоминать одни лишь добродетели их и благодеяния. Кроме сего, когда мы знаем, что умерший имел те или другие добрые дела, нужно подражать ему в добродетельном житии. Особенно же духовным детям приличнее и душеспасительнее всего почтить память духовного отца своего благочестивою жизнью, которой он учил их вживе.

И не напрасно предстательствует пред Богом православная Церковь о умерших чадах своих, не напрасно молимся и мы, живые, о них. Послушайте, что вопиет к нам усопший устами Церкви: «великая мне отрада от сего, великое утешение, и только от сего, и не от другого чего душе моей бывает польза на небеси»⁶⁵. Хотя мы и не понимаем, каким образом действуют наши молитвы на ближних наших, как живых, так и умерших; тем не менее мы не в праве сомневаться в действительности и спасительности для них этих молитв. Слово Божие заповедует нам молиться друг за друга (Иак.5:16), за вся человеки во всякое время (1Тим.2:1. Еф.6:18), и Спаситель обещал исполнить всякое наше прошение, когда оно возносится во имя Его (Ин.14:14), – Ходатая Бога и человеков (1Тим.2:3), для Которого и живущие и умирающие равно живи суть (Лк.20:38): ибо аще живем, аще умираем, Господни есмы (Рим.14:8), Притом Иисус Христос сказал, что хула на Святого Духа не отпустится ни в сейм век, не в будущий (Мф.12:32), – откуда естественно заключить, что отпущение грехов грешникам, исключая греха хулы на Духа Святого, возможно и по смерти их, что Господь, имеющий ныне ключи ада и смерти (Откр.1:18), может отверзать ими врата адовы и освобождать оттуда узников, очевидно не по их заслугам и покаянию, кои там не имеют места, а по молитвам св. Церкви и силою бескровной жертвы, за них приносимой живыми. Посему, надеясь на беспредельное милосердие Господа Иисуса, во вся дни до скончания века действующее на искупленный Им род человеческий, «таинники и самовидцы Слова, как говорит св. Дамаскин, ученики и божественные апостолы Спасителя не без причины, не напрасно и не без пользы установили при страшных, пречистых и животворящих тайнах совершать поминовение о верных усопших, что от конец до конец земли владычествующая апостольская и соборная Церковь Христа и Бога содержит твердо и беспрекословно с того времени даже доныне, и до кончины мира содержать будет. Ибо Вера христианская, чуждая заблуждений, ничего бесполезного не приняла, и не стала бы ненарушимо содержать во веки, но все полезное, богоугодное и весьма спасительное»⁶⁶. И св. Иоанн Златоуст учит: «когда весь народ и священный собор стоят с простертыми к небу руками, и когда предлежит страшная жертва: как не умилостивим мы Бога, молясь за умерших? Но это о тех только, которые в вере умерли»⁶⁷. Значит, только одни умершие не в православной вере и вне общения с св. Церковью, усопшие в смертном грехе и нераскаянности не удостаиваются молитв св. Церкви.

Итак, братья христиане, на каждом из нас лежит священная обязанность молиться за умерших отец и братий наших «и любящему братство, человеколюбивому о милосердующему о душах Богу приносить жертвы братолюбия»⁶⁸. Будем же «поминать, по уставу Церкви и учению св. Отец, прежде почивших, во-первых, патриархов, пророков, апостолов, мучеников, чтобы их молитвами и предстательством принял Бог моление наше; потом помолимся о преставившихся святых отцах и епископах, и вообще о всех из нас, прежде почивших, веруя, что превеликая будет польза душам, о которых моление возносится, в то время, как святая предлежит и страшная жертва»⁶⁹.

И Ты, «Господи, Боже духов и всякия плоти, по ходатайству Церкви и молитвам святых твоих, помяни и сего раба твоего, отца нашего по духу и брата по плоти, всех православных, которых мы помянули и которых не помянули, от Авеля праведного до дня сего; сам упокой их селениях живых, в царствии твоем, откуда отбегла болезнь, печаль и воздыхание, где присещает свет лица твоего освещает всегда»⁷⁰. Аминь.

О сохранении от внезапной смерти молятся священномученику Садоку (октябрь 19), св. великомученице Варваре (декабря 4) и св. Харлампию (февраль 10).

Мысль о смерти вообще для христианина, имеющего упование блаженного бессмертия, не должна быть страшною; но как бы ни был человек богобоязнен и благочестив, все же он, по слабости своей природы, склонной к ежедневным грехам, не может с бесстрашием сказать: «я готов хоть сейчас умереть». Нет, и для самого благочестивого христианина нужно надлежащее приготовление к смерти святыми таинствами покаяния и причащения; и благо тому, кого Господь предваряет болезнью о смерти и таким образом располагает приготовиться к ней по христиански. Напротив, злополучною считается всякая внезапная смерть потому именно, что она изъемлет человека из среды живых без надлежащего напутствования. Поэтому то и святая Церковь, ревнующая о спасении верующих, ежедневно молится об избавлении их от напрасной смерти. Но не довольствуясь этими общими молитвами, некоторые обращаются с особенною молитвою о сем к св. Садоку или Садофу и св. великомученице Варваре. В Четьи-Минеи нет жития св. Садока, и в кратком сказании Пролога о страсти сего святого находим некоторое, не ясное прочем указание на то, почему ему должно молиться о сохранении от внезапной смерти. Во время страданий своих, в предсмертной молитве к Богу св. Садок между прочим просил у Бога, «чтобы тот, кто призовет Бога имене его ради, обрел спасение»⁷¹. Гораздо яснее указания побуждения к молитве св. великомученице Варваре об избавлении от наглой смерти. В сказании о мощах этой великомученицы, напечатанном в 1-м году «Воскресного Чтения» и составленной на основании исторических данных, говорится между бесчисленными чудотворениями непрестанно бывающими от мощей св. великомученицы Варвары, особенно достопримечательно, что с верою притекающие к ним получают избавление от тяжких и неисцельных болезней, особенно же от внезапной смерти. К разительным доказательствам сего может быть отнесено то, что во время моровой язвы двукратно, именно в 1710 и в 1770 годах Михайловский монастырь с настоятелем, братиею и послушниками остался цел и неприкосновенен, по молитвам св. вмц. Варвары. Даже в недавнее время (в 1830 и 1831 годах), когда свирепствующая повсюду холера смертоносным дыханием своим поражала людей, живущие в Михайловском монастыре, по обнесении вокруг его св. мощей (Варвары), не подверглись ни малейшим припадкам ее»⁷². Верование в заступление св. Варвары от наглой смерти основывается впрочем не на указанных только здесь не очень давних примерах, – оно есть верование давнее и притом общее и православным и папистам. Так, при славном митрополите киевском Петре Могиле, прибыл в Киев на богомолье польский сенатор, канцлер Георгии Осолинский, и поклонясь мощам св. Варвары говорил: «был я в Риме и спрашивал везде на Западе и на Востоке, нет ли где мощей св. великомученицы Варвары, но узнал, что их нет ни на Востоке, ни на Западе, и что они находятся в Киеве. И вот я пришел поклониться им, потому что, по многим указаниям, имею великую веру, что кто вручает себя заступлению сей св. великомученицы, тот не умирает без покаяния и причастия святых тайн⁷³. У католиков св. Варвара называется даже матерью исповеди, потому что, по замечанию, находящемуся в одном историческом словаре религиозных культов, «многие веруют, что, произнося молитвенное призывание к св. Варваре, которую называют во многих местах матерью исповеди, они не умрут без надлежащей исповеди в своей жизни»⁷⁴. О св. священномученике Харлампие, в описании его жития, есть также, как и о св. Варваре, ясное указание, почему прилично молиться ему об избавлении от внезапной смерти. «Господи, молился этот священномученик пред своею кончиною, аще угодно Тебе есть, молю Тя, даждь славу имени Твоему, идеже положени будут моя мощи и память моя почитатися, да не будет на месте том глад и мор или тлетворный воздух, погубляющ плоды, но да будет паче на местах тех мир в телесам здравие и душам спасение». «Сице святому помолившуся рече Господь: буди по прошению твоему мужественный мой воин»⁷⁵! Читая эти слова, естественно прийти к мысли о молитве св. Харлампию, чтобы он избавил нас от наглой смерти, которая особенно угрожает людям во время моровой язвы.

О избавлении от муки умерших без покаяния молятся преподобному Паисию великому (июнь 19)

Мы читаем в житии сего преподобного сказания о том, как он обращал на путь покаяния самых упорных и нераскаянных грешников, но не находим ни одного указания за то; чтобы он имел особенную благодать испрашивать у Бога помилование умершим без покаяния.

О избавлении от блудной страсти молятся преподобному Мартиниану (февраль 13), преп. Иоанну многострадальному (июль 18), преп. Моисею Угрину (июль 26) и св. мученице Фомаиде (апрель 13)

Преподобный Мартиниан, по замечанию списателя его жития, сам себе устроил мученический подвиг, ради спасения души своей. «Не бывшу бо тогда гонению на христианы (в 5-м веке), сам себе мучение сниска, сам себе бысть гонитель и судия и мучитель, страдание себе творя самоизвольно». В то время как он приобрел уже уважение других за строгость подвижнической жизни, диавол внушил одной непотребной женщине соблазнить его; но подвижник, принявши ее в свою келлию, как странницу, сбившуюся с дороги и требующую ночлега, во избежание соблазна от ее намеренного и опасного обольщения подверг себя огненной пытке. Он жег свои ноги на горячих угольях дотоле, пока не угас в нем пламень плотской страсти. Этим необычайным самоиспытанием св. Мартиниан ужаснул соблазнительницу и заставил ее саму обратиться к покаянию. После такого тяжелого подвига св. Мартиниан решился удалиться на необитаемый остров и думал там найти успокоение от соблазна женского. Шесть лет он был свободен от искушения, но на седьмом году его уединения покой его был нежданно возмущен. Буря, разбившая один корабль, принесла в острову, на котором спасался Мартиниан, молодую девушку. Спасши ее от потопления увидевши, что она прекрасна, св. подвижник в сердечной тоске сказал: «воистину не вместится сено с огнем и несть возможно, да аз и ты пребудем вкупе». Он оставил девице хлеб и воду, которые были привозимы ему три раза в год благочестивым корабельщиком, доставлявшим сие на остров, обнадежил ее о скором прибытии туда этого корабельщика, а сам бросился в море, чтобы избежать соблазна. Приставши, после необыкновенного плавания, к берегу, он не останавливался на жительство ни в каком месте, а ходил из города в город, из леса в лес, говоря себе мысленно. «бегай Мартиниане, да не постигнет тя напасть». Бегая и гоня себя, в два года он прошел множество городов и сел и наконец прибыл в Афины, там зашел он в церковь и в ней, напутствованный самим епископом, предал душу свою Богу. В житии сего преподобного⁷⁶, как можно видеть даже из немногих случаев, приведенных нами, нельзя не видеть осуществления идеала христианского подвижничества на многотрудном поприще девства, и потому нет ничего неосновательного в том убеждении, что молитва к св. Мартиниану может избавить от блудной страсти. Как-то легко верится, что кто сам искушен был и победил искушение, тот и искушаемым может помочь. На этом же основании обращаются с молитвою об угашении плотских вожделений к святым Иоанну многострадальному и Моисею Угрину. Если вы были когда-либо в ближних пещерах киевских, то конечно видели, что мощи этих св. угодников находятся друг против друга. Мощи пр. Моисея Угрина ничем не отличаются от других мощей, но вид мощей преп. Иоанна многострадального поражает невольно всякого богомольца своею особенностью. Вы преклоняетесь почти до земли и лобызаете честную главу преподобного, едва возвышающуюся над уровнем пещерного пола. Все же тело преподобного находится в земле, в стоячем положении. Хотите ли знать причину такого особенного положения св. мощей Иоанна многострадального, – читайте в Печерском патерике житие его, и вы узнаете, что св. подвижник для того, чтобы смирить плоть свою, зарыл себя в эту яму. Томимый в продолжении всей Четыредесятницы плотскою страстью и лютою болью закопанного тела, он получил помощь от Господа в самый светлый день воскресения Христова. Тогда внушено было ему помолиться мертвецу, который лежал в пещерах против него, да облегчить его от страсти блудной, сей бо, сказано ему, более Иосифа сотвори и может помогати страждущим зело страстью сицевою». Этот мертвец был преп. Моисей Угрин. В житии его, подробно описанном в «Печерском Патерике», повествуется, что он служил при блаженном князе Борисе с братом своим Георгием и один из всех, бывших при Борисе, избежал смерти во время гнусного братоубийства, совершенного окаянным Святополком на реке Альте. Моисей бежал в Киев и укрылся от Святополка при дворе Предиславы, сестры Ярославовой, но по покорении Киева Болеславом, взят был им в плен и отведен в Польшу. Моисей, как замечено в Патерике, был крепок телом и красен лицом. В Польше случилось с ним искушение Иосифово. Некая знатная ляхиня, когда муж ее был на войне, подобно жене Пентефриевой, разожглась на юного Моисея неистовою страстью и хотела его «устроить господина всему дому своему. Блаженный же Моисей, видев неистовство жены тоя, молитве и посту прилежаше паче... и избеже от греха». Напрасно посрамленная ляхиня хотела уморить блаженного голодом, заключив его в темницу; напрасно убеждала его и ласкою прилепиться к ней. Она возила его по многочисленным городам в селам своего владения и говорила ему, как бес искуситель: все это мое, – и все это будет твоим. Целомудренный юноша отвечал ей; Господь со мною, и я желаю потрудиться в иноческом житии. В то время, по усмотрению Божию, какой-то иеромонах афонский пришел туда и утвердив юношу в благом его намерении, постриг его в монахи. Ляхиня протестовала против этого пострижения королю, и – Болеслав, в угождение знатной просительницы, отдал ей несчастного юношу, как раба, купленного ею, в полное ее распоряжение. Рассвирепевшая и помраченная умом от бесстыдной страсти госпожа, истощив над Моисеем все меры самых нежных ласк, подвергла его самому варварскому истязанию. Моисей, по выздоровлении своем, пришел в пещеру к преподобному Антонию и жил в ней до конца жизни своей, богоугодно подвизаясь в молитве, посте, бдении и во всех иноческих добродетелях. Он умер еще при жизни преп. Антония и положен был в пещере, где и по сие время почивают нетленные мощи его. «За премногия победы страстей нечистых, блудных, замечает пр. описатель его жития, даровал ему Господь силу побеждать воюющия и на прочих таковые же страсти»⁷⁷. Повествование Четьи-Минеи о св. мученице Фомаиде, «от свекра своего пострадавшей целомудрия ради», возбуждает ужас и отвращение к преступлению свекра и внушает благоговейное уважение к святой, решившейся лучше умереть, нежели нарушить обязанности супружеской верности, а сказания о чудесах, бывших от мощей св. Фомаиды, должны возбудить к молитве ей тех, которые хотят избавиться от плотских страстей. Вот одно из таких сказаний: случилось некоему брату быть крепко боримым от блудного беса. По совету преподобного Даниила, боримый страстью пошел в монастырь октодекатский (18-й), где была погребена Фомаида, и вошедши в усыпальницу ее, по наставлению Даниила же, молился так: «Боже, молитвами мученицы Фомаиды помози ми и избави мя от брани блудной». Двенадцать раз сотворил он эту краткую молитву, помазался елеем от лампады, горевшей при гробе св. мученицы и после мирного сна ощутил себя совершенно свободным от плотской похоти, и потом никогда уже не был обуреваем ею. По примеру его и другие смущаемые плотскою страстью получали освобождение от брани с плотью молитвами св. мученицы Фомаиды. «Сицево, замечает преподобный Даниил, имут дерзновение у Бога подвизающиеся за целомудрие»⁷⁸. Борьба с плотскими страстями есть дело обязательное для каждого христианина, и помощь святых угодников, о которых мы говорим, пригодилась бы в этом деле для многих людей, особенно таких, которые не связаны узами брака и потому должны непременно вести безбрачную жизнь. Но, к сожалению, у нас многие миряне до того легко относятся к исполнению седьмой заповеди, что надобно сначала молиться о том, чтобы Господь вразумил бесчисленное множество юных и старых нарушителей целомудрия, что блуд, прелюбодеяние и прочие плотские грехи унижают человеческую природу и требуют от христианина борьбы с демоном плотоугодия. Тягость этой борьбы, без сомнения, показала бы, нужду в помощи Божией. А эту помощь есть добрая надежда получить не столько по собственным грешным молитвам нашим, сколько при ходатайстве благоугодивших Богу подвигами целомудрия святых Мартиниана, Иоанна многострадального, Моисея Угрина и Фомаиды.

О избавлении от винного запоя молятся св. мученику Вонифатию (декабрь 19) и преп. Моисею Мурину (август 28)

Еще более, чем плотское невоздержание, распространен у нас порок пьянства. Пьянство вообще есть порок гибельный для благосостояния народного в вещественном и нравственном отношениях, но он может быть устранен воздержанием от хмельных напитков, требующим не очень большого усилия и твердости воли со стороны людей, предающихся пьянству. Но есть между пьющими несчастные, подверженные так называемому запою. Болезнь эта хотя и покупается, по пословице, на собственные деньги, т. е. допускается людьми по собственной их слабости и вине, требует однако же сильных средств для излечения и средств не только врачебных, но и нравственных. Люди, подверженные запою, пьют не для удовольствия, как обыкновенные пьяницы, а по какой-то страстной необходимости и большей частью питают отвращение от своего пьянства даже во время самого запоя. Чтобы избавиться от этого постыдного недуга употребляют и врачевства и колдовства и пришептывания; но благоразумнейшие и богобоязнейшие обращаются к молитвам Церкви, и служат молебны св. мученику Вонифатию и пр. Моисею Мурину. Бывают случаи, что человек, одержимый запоем, до того утрачивает не только физические, но и моральные силы, что упадает духом и бывает близок к отчаянию. В таких случаях одно воспоминание о святых, которые прежде были так же грешны, как и он, но покаялись и помилованы Богом, может поддержать упадающий дух грешника и возбудить его к покаянию. А такие святые были именно Вонифатий и Моисей Мурин. Об одном из них (Вонифатие) пишется, что он «первее к нечистоте валяшеся и пияница бяше, потом же имене Господня исповедник и доблественный подвижник и страдалец славен показася»⁷⁹. О другом (Моисее Мурине) повествуется, что он был прежде разбойником и пропивал награбленное, но потом покаился, и после долговременного подвижничества в одном пустынном монастыре, удостоился быть посвященным во пресвитеры и восприять страдальческую кончину от разбойников⁸⁰.

К. Д.

(Окончание следует).

Существует поверье, что один человек может причинять вред, болезнь другому своим взглядом, потому и сама причина болезни, или вообще несчастья называется сглазыванием, наврочиваньем, престритом и т. п.

Вот перед вами резвилось дитя; оно было бодро, свежо, здорово; вы любовались его невинными забавами и даже капризами и, оставляя его в покое под присмотром няни или матери, уносили в душе своей приятное впечатление. Через несколько времени, через несколько даже часов, вы видите тоже самое дитя, и не узнаете его; оно все в жару, оно болезненно стонет, плачет, кричит, страдает. Вы спрашиваете о причине такой перемены во всем организме дитяти, и вам отвечают: сглазили его. Что ты так бледен, чем ты страдаешь, от чего случилась болезнь твоя, спрашиваем иногда и взрослого, принимая участие в его болезненном положении; и он, не задумавшись, со всем убеждением отвечает нам: от сглаза: такой-то сглазил меня, у него слишком недобрый глаз. И часто, очень часто приводится слышать о болезнях, происшедших будто бы от влияния одного взгляда недоброго глаза. Что это за явление такое? Если оно действительно существует, то как объяснить его? Если один взгляд может причинять нам вред, то сколь далеко может простираться подобное влияние, и нет ли каких средств противодействовать оному?

Можно еще было бы усомниться в действительности сглазывания, т. е. в том, что один взгляд известного человека может причинить вред – болезнь другому, потому что факт этот, как бы он ни был многочислен в частных явлениях, по преимуществу существует у простого, необразованного народа, который, обыкновенно, приписывает следствие той или другой причине по одной догадке, по слуху, по принятому верованию, не исследуя того, действительно ли эта именно причина произвела предполагаемое действие. Но с другой стороны, самая всеобщность верования в сглазывание необходимо заставляет предполагать, что должно быть что-либо справедливое, действительно существующее в рассматриваемом поверье; простое же предположение должно перейти в полную уверенность после того, как сама св. Церковь в молитве жене родильнице умоляет Господа избавить ее от очес призера, т. е. она просит Господа сохранить больную и слабую жену родильницу от злобных, завистливых и презорливых взглядов людских⁸¹. При вере св. Церкви в возможность сглазывания нам остается только объяснить, каким образом возможно это явление и на столько ли гибельно и всеобще влияние этого завистливого и прозорливого взгляда, как понимает и принимает это простой народ.

Неоспорима та психологическая истина, что сила воли у различных людей бывает различна; у одних она могущественнее, влиятельнее, у других слабее, подчиненнее. Если вообще указывать это различие, то воля мужчины всегда сильнее, могущественнее воли женщины, а воля дитяти существует, можно сказать, только еще в зародыше. Так как, далее, сила воли, или устремление внимания души на известный предмет сосредоточивается и выражается особенно в глазах, во взгляде: то отсюда возможно и естественно заключение о силе и могуществе взгляда, как всего настроения души, – заключение, оправдываемое опытом. Одному человеку мы смело можем смотреть в глаза, не испытывая при этом никакого влияния на себя; а другой лишь только взглянет на нас, и мы тотчас потупляем свой взор, не вынося устремленного на нас взгляда. Об таком человеке справедливо говорят: «какой сильный у него взгляд, что никак нельзя вынести его». Еще: смотришь иному человеку в глаза, и не можешь оторвать от них своего взора, в них выражается такая доброта, такая кротость, такая любовь, что и сам невольно начинаешь питать к нему расположение, любовь. Другому человеку взглянешь в глаза, и тотчас же как будто что оттолкнет тебя от него, потому что в глазах его видно коварство, недоброжелательство, злость. Отсюда справедливо различают хорошие (не в качестве только внешней красоты, а в смысле нравственном) глаза от дурных; и если только в общих чертах, в общем выражении – лицо есть зеркало души, то этим зеркалом нужно назвать именно глаза, в которые, как в окна, высматривает душа наша.

При различии силы воли у различных людей, и после того, как сила эта выражается вовне во взгляде, естественно и нравственное влияние одного лица на другое, именно через глаза. Влияние это должно состоять в том, что сильная воля подчинит, покорит себе слабую; последняя, находясь под влиянием первой, необходимо будет чувствовать себя в неловком, тяжелом, неспокойном положении, и беспокойство это обнаруживается даже в том случае, когда лицо, находящееся под влиянием устремленного на него внимания, не видит того, кто устремил внимание. Вследствие сего указывают действительные факты такого рода: например женщина или девица, стоящая к нам спиной и незнающая о нашем присутствии, когда на нее устремлен будет пристальный взгляд, сначала приходит в беспокойное положение, начинает чувствовать себя как-то неловко, и потом непременно оглянется. Подобное беспокойство, неловкость и смущение обнаруживаются еще сильнее, если такая особа находится одна и незаметно для нее взошедшее в комнату лицо обратит на нее свое напряженное внимание. Равным образом, если подойти к колыбели спящего дитяти и устремить на него пристальный взгляд, то оно сначала будет беспокойно ворочаться, потом непременно проснется. Представленные опыты так просты, что могут быть поверены каждым, кто сознает в себе большой запас нравственных сил, а для нас важен, необходимо следующий отсюда, тот вывод, что одним взглядом можно подчинить себе слабовольного человека, привести его в смущение, в трепет.

Представим себе, после этого, что известное лицо вдруг устремляет завистливый и злобный взгляд, положим, на малютку – дитя (потому что по преимуществу детские внезапные болезни объясняют сглазыванием), что оно должно почувствовать в это время? Нежная и невинная душа его как стрелой пронзится этим взглядом⁸², встрепенется, испугается, ощутивши вблизи себя присутствие недоброжелателя. Следствием же этого нравственного испуга, как и вообще следствием всякаго испуга, непременно произойдет большая или меньшая встревоженность души и тела. Встрепенувшаяся душа потрясет все нервы тела, нарушат правильный, естественный ход органических его отправлений, отсюда – расстройство, болезнь.

И, как в обыкновенных случаях, чем сильнее пугаемся чего-либо, тем сильнейшее испытываем потрясение: так и нравственный испуг тем сильнейшее произведет потрясение и расстройство, чем он внезапнее, чем он злонамереннее, и душа подвергшаяся ему, – слабее и невиннее. Потому что и сглазывание сопровождается различными последствиями: один вследствие презорливого и завистливого взгляда испытывает только легкий нравственный испуг, не сопровождающийся никакими вредными последствиями, другой приходить в более сильный испуг, сопровождающийся расстройством и телесного организма, если притом этот организм слаб, как, например, у дитяти и особенно у жены родильницы. Жена родильница болезнями деторождения потрясается во всем существе своем; душа ее, и без всякаго другого потрясения, не может еще несколько времени придти в саму себя, собраться к самой себе от испытанной тревоги, у нее организм телесный, после борьбы между жизнью и смертью, находится в крайней степени изнеможения и слабости; потому то св. Церковь, принимая слабую и немощную жену родильницу под свое попечение, умоляет Господа сделать для нее безвредными даже призорливые и завистливые взгляды людские, которые в настоящем болезненном ее состоянии могут произвести в ней новое потрясение и усилить болезнь.

Итак зловредность взгляда заключается не в самом глазе, как материальной части организма, а в том нравственном настроении души, которое он выражает. Отвергнуть подобно зловредное влияние взгляда мы не имеем права с одной стороны потому, что действительно существуют люди злобные, завистливые, для которых все доброе, хорошее, честное противно, несносно, которые потому, при возможности влияния одной воли на другую, действительно одним своим зложелательным взглядом могут произнести сильное потрясение в доброй невинной душе, а через душу и в телесном организме, особенно если этот убийственный взгляд будет устремлен внезапно, нечаянно. При обыкновенной внезапной встрече мы вздрагиваем, пугаемся, тем более должны мы испугаться, когда вдруг, не будучи приготовлены ни к какому постороннему влиянию, как стрелой поражаемся призорливым и завистливым взглядом. С другой стороны не можем отторгнуть возможности зловредного влияния взгляда и потому, что существует благодетельное влияние также одного взгляда, влияние, в следствие которого сильно нравственный человек подчиняет себе души слабые, наставляет их принимать свой образ убеждений и переменять прежний образ жизни и деятельности. Такой-то только взглянет на меня, и я готов делать, что ему угодно; довольно одного его взгляда, чтобы и сознал неправоту свою, или – тут же почувствовать угрызение совести. Подобные суждения не выдумка, они взяты с действительных фактов, потому что всякому должно быть известно, как великие подвижники, высоконравственные люди одним своим взглядом приводили в раскаяние закоренелых грешников и соделывали их кроткими и послушными своими чадами. Если таким образом возможно и существует доброе, благодетельное влияние взгляда, то, по противоположности, нужно допустить и вредоносное, разрушающее.

Каким образом бывает то, что, по-видимому, добрый, незлонамеренный взгляд сопровождается вредными последствиями? Говорят же, например, что дитя заболело после того, как такой-то или такая-то похвалили его, и, следовательно, в самой похвале видят сглазывание. Но ведь не все, что говорится, бывает и в душе; можно хвалить, и в то же время завидовать тому, что хвалишь, так что самый доброжелатель, может быть, мимо своего сознания, не чужд бывает подобного чувства. Между тем чистая, восприимчивая, чуткая душа дитяти, для которой тяжел всякий пристальный взгляд, ощутив близ себя тайное зло, сама примет ненормальное положение, которое сообщится и телесному организму; отсюда у дитяти зевота, потягивание членов, неестественный крик, плач, беспокойное озирание во все стороны, тревожный сон и затем болезнь.

Предлагая на общий суд представленное объяснение возможности вредного влияния злого, завистливого и призорливого взгляда, мы вместе с сим полагаем, что страдание телесное, как следствие влияния подобного взгляда, может постигать людей в том только случае, когда нравственный испуг и потрясение души будут на столько сильны, что вдруг болезненно отзовутся во всем телесном организме. А такое потрясение, очевидно, может произвести один намеренно устремленный злобный взгляд; потому что, если бы каждый и ненамеренно устремленный недобрый взгляд сопровождался болезненными припадками, то больных от призора очей, особенно между детьми, должно бы быть чрезвычайно много, между тем опыт не может вполне оправдывать такого заключения. Поэтому, при возможности и даже при действительности существования сглазывания, мы имеем неоспоримое право предполагать, что далеко не все болезни, приписываемые нехорошему взгляду, действительно от него происходят. С этой стороны самое существование веры в сглазывание служит основанием неправильного суждения о происхождении большей части болезней. Дитя вдруг заболело после того, как известное лицо посмотрело на него; оно, может быть, заболело совсем от другой причины: от вредной пищи, от сквозного ветра, от явного испуга и т. п., между тем я не знаю, или даже не хочу искать этой причины и заключаю проще: «должно быть такой-то сглазил», и это предположение, не имеющее твердого основания обращается за тем в полную уверенность, и то лицо, на которое пало подозрение, начинает слыть за человека с худым глазом, встречи с которым нужно опасаться, от которого нужно прятать детей и т. п. Нет, не столько нужно прятать детей от посторонних взглядов, сколько заботиться о лучшем присмотре и уходе за ними, на что, к несчастию, особенно в простом классе, очень мало обращается внимания. При великой смертности детей в этой среде, нужно удивляться, как остаются еще в живых дети, когда посмотришь, кому по большей части вверяется уход за ними. Не успеет мать отнять дитя от груди, даже и раньше этого времени, оно сдается на попечение едва движущей ноги старухе, или на руки только что укрепившейся на ногах сестры, или нанятой девочки полудитяти, потому что самой матери, за работами и разными хлопотами, нет времени смотреть за ребенком. И вот старуха, или полудитя начинают присмотр за малюткой. И что это за присмотр? Старухе хочется отдохнуть, или побеседовать с подобной себе, девочке-няньке самой хочется в отсутствии больших поиграть, порезвиться, а бедный малютка или в люльке или на не совсем прикрытом полу сам с собою. Заплачет малютка, ему соску в рот или корку хлеба; заплачет в другой раз, – на него уж погрозятся, при дальнейшем плаче, пожалуй, и побьют. Повалится дитя носом на пол, или выпадет из колыбели опять тоже, а тут смотришь кроме сильного испуга рука или нога вывихнута, голова ушиблена, и вот дитя заболело, спросите от чего? «Бог знает, от чего приключилось», – вот обыкновенный ответ нянек. А летом? Летом, в собственном смысле, Бог хранить детей от всевозможных несчастных случаев, которым они, за недосмотром нянек, бывают подвержены опасности попасть в лужу и утонуть, быть раздавленными большими животными, напуганы свиньями и собаками, не говоря уже о том, что и нос, и рот ежеминутно полны у них земли, песку, сырых плодов и т. п. Сколько болезней может произойти от всего этого? Между тем те, которым нужно знать о причине подобных болезней, сдавшись на присматривающих, не хотят, или не умеют познать истинных причин болезней и ищут их в причинах мнимых.

Таким образом, при надлежащем уходе за детьми, при знании истинных причин их недугов, большая часть болезней, приписываемых дурному взгляду, без сомнения, получила бы другой смыл и потребовала бы для врачевания их других мер, а не тех, к которым обыкновенно прибегают в подобных случаях. И что это за меры? Что за средства?! Скорбя сердцем о множестве существующих в нашем народе суеверий и предрассудков касательно лечения от сглазывания⁸³ скажем об одном средстве, почти повсеместном, только оразноображиваемом в приложении к делу. Средство это, вспрыскивание больного водой, вспрыскивание не простое, но соединенное с различными обрядностями. Во-первых, вода в одних местах употребляется обыкновенная, простая, колодезная или речная, в других вода берется из тех мест, где три ручья или три речки соединяются в один поток, – в иных вода употребляется святая, т. е. освященная, и по преимуществу Богоявленская и Сретенская. Во-вторых, в воду полагаются раскаленные или холодные угли, инде-непременно от осинового дерева; над этой водой призываемые для лечения знахарь или знахарка совершают различимо наговоры, нашептывания (сущности их не знаю; кажется, читаются и молитвы, конечно с искажением смысла их). По совершении нашептыванья стараются вспрыснуть больного в лицо неожиданно, нечаянно, – да еще, если больной ходит, на пороге при проходе через ту или другую дверь, – чтобы он при этом испугался, вздрогнул. Это называется вспрыснуть с угла. Инде-прежде вспрыскивания больного наговоренною водою помазываются скобки или ручки у дверей. В заключение всего больному дают пить нашептанную воду. Чему здесь приписывается врачебное действие, – вспрыскиванию водою, наговору или испугу? И врачующие и врачуемые конечно ничего не скажут в объяснение, кроме указаний, что так ведется исстари, что без указанных обрядностей – без угля, без наговора вспрыскивание не поможет. Нечего и говорить, что описанный способ врачевания заболевших от призора очес есть плод одного суеверия (трудно только добраться до его начала) и сам по себе не может принести больному никакой пользы. Разве только испугу можно усвоить некоторое значение, именно восстановление в телесном организме, новым потрясением гармонии, нарушенной первоначальным нравственным испугом, подобно тому как – икота прерывается внезапным испугом, – угар изгоняется из головы теплою, а не холодною водою, – расслабление желудка – слабительным и т. п. Впрочем за верность и этого предположения не ручаемся.

Другие менее суеверные, не обращаясь к знахарям, ограничиваются в лечении болезни от призора очес только вспрыскиванием или омовением лица болящего просто св. водой без всяких наговоров над ней. Наконец иные обращаются за врачеванием к священнику, прося его «отчитать больного».

Два последних средства, по нашему мнению, ближе к духу и при надлежащей вере как со стороны больного, так и со стороны лиц, заботящихся об нем, могут приносить действительную пользу. Освященная вода, по выражению св. Отцов, «имеет силу целебну и всяких недугов и сопротивныя силы отгнательну». Св. Церковь, при освящении воды молит Господа, чтобы Он сотворил ее «нетления источник, освящения дар, грехов решение, недугов исцеление, бесом губительну, сопротивным силам неприступну, ангельския крепости исполнену», дабы все имели ее «ко очищению душ и телес, ко исцелению страстей... и ко всякой пользе изрядну»⁸⁴. При живой вере болящего, благодать, сообщенная воде освящением, сообщится и душе страждущего и подействует благотворным образом и на тело. Целебная сила св. воды при вере больного, может, без всякаго сомнения, содействовать возвращению телесного здравия. И тем охотнее должно допустить употребление св. воды для врачевания больных не только от призора очес, но и от других болезней, что оно не устраняет и обыкновенного врачевания медицинскими средствами. Одно другому не мешает, одно не исключает другого.

Еще с большим сочувствием относимся мы к тем из страждущих от призора очес, которые за врачеванием своей болезни обращаются к молитве священника, т. е. к молите св. Церкви. Не напрасно же св. Церковь положила молитву «на всякую немощь» (см. Требник), в которой она молит Господа «посетить немотствующаго милостию, простерть к нему мышцу, исполненную исцеления и врачбы, исцелить его и возставить от одра немощи, оставить от него всякую язву, всяку болезнь, всяку рану»... И если молитва св. Церкви, при живой вере болящего, при несомненной надежде на помощь Божию, имеет силу врачевать всякие недуги, если мы обращаемся к этому высшему пособию в разных случаях жизни, при различных болезнях, то тем более должны обращаться к нему в болезни от призора очес, которая, как нравственный испуг по преимуществу требует осенений души небесною благодатию.

Итак, мы 1) допускаем возможность заболевания от действия злобных, завистливых и призорливых взглядов людских, хотя в то же время утверждаем, что далеко не все болезни, производимые от призора очес, действительно происходят от этой причины. 2) Более надежными врачевствами против болезней этого рода признаем во-первых употребление св. воды как внутрь, так и в виде омовения больного, только без всяких нашептываний над этою водою, и во-вторых – обращение к молитве св. Церкви. 3) Считаем необходимым надлежащий присмотр за детьми, от недостатка которого они подвергаются многоразличным болезням, не всегда впопад приписываемым призору очес, с другой стороны почитаем нужным ослаблять веру простого народа в различные суеверные средства против болезней от призора очес. Дело пастырей Церкви возбранять, запрещать прихожанам употребление подобных средств и – располагать, убеждать их обращаться в этих случаях, главным образом, к молитве св. Церкви, к милости и помощи Божией. Само собою разумеется, что мы при этом нисколько не считаем излишнею или ненужною и врачебную помощь.

Мы сказали свое слово. Желаем, чтобы и другие более сведущие и опытные обратили внимание на этот предмет и высказали свое мнение, согласное с нашим или противоположное ему. То и другое послужит к дальнейшему разъяснению вопроса.

А. Воскресенский