Братья и сёстры!
На днях я публиковал заметку о книге про малоизвестного белого генерала, за которой мне пришлось изрядно побегать. Теперь, когда книга прочитана и выводы сделаны, могу рассказать, для чего она была нужна, что доказала и что опровергла.
В XIX в. среди русской столичной образованной публики сформировалось немногочисленное, но плодовитое течение публицистов-славянофилов. Это и Александр Шашков, и Алексей Хомяков, и Константин Аксаков, и ещё кое-кто. Всех их роднило друг с другом представление об исключительности России и особой исторической судьбе русского народа. В то время многие западные и отечественные историки полагали, что путь прогресса одинаков для всех народов, и если кто-нибудь отстаёт от Франции или Англии, то, значит, он — именно отсталый, а не своеобразный. Славянофилы же утверждали, что у славянских народов вообще и у русского народа в частности есть собственная историческая роль, которая не похожа на англо-французскую.
Может быть, они и были близки к истине, но ни один из них не смог внятно объяснить, в чём же эта роль заключается. Так, Константин Аксаков уверял, что для русского народа характерно отсутствие государственного мышления, и это выражается в добровольном преклонении перед царём; Алексей Хомяков считал, что сочетание православия и соседской сельской общины развило в русских чувство солидарности, которое действует без каких-либо законов и правил. Близкий к славянофилам Николай Данилевский вообще считал, что все славянские народы в культурном смысле одинаковы и их ждёт общее блестящее будущее.
Никаких возражений славянофилы и слушать не хотели. Например, когда Константин Леонтьев, долгое время служивший послом в Турции, сказал, что большая часть славян — не православные, а мусульмане и католики, то никто из славянофилов не удостоил его слова вниманием. Каждый из них продолжал рассказывать о том, что русские, болгары и чехи были очень похожи друг на друга во времена Рюрика, а значит, будут похожи всегда. Когда народник Николай Огарёв, по роду занятий помещик, писал, что соседская община подавляет любое смелое начинание и требует от индивида быть одним из всех, то столичные публицисты отмахивались, мол, Огарёв клевещет на русских крестьян, которые со времён Ивана Грозного якобы живут душа в душу друг с другом и с помещиками.
Правы ли славянофилы (а значит, и их современные идейные наследники)? Критерий истины — практика. Наступил 1917 год, и благодаря безвластию на историческую сцену вышли любые политические и идейные течения, которым было, что сказать. Социалисты (большевики и эсеры), консерваторы (белогвардейцы), всевозможные сепаратисты-националисты сформировали собственные вооруженные отряды, заняли часть российских территорий и принялись строить жизнь по своему вкусу. Даже анархисты смогли создать свои коммуны в Гуляйполе и Жуланихе. А что же славянофилы? А ничего. Никто их не видал и не слыхал.
Единственная попытка поднять славянофильское знамя была предпринята профессором Дмитрием Васильевичем Болдыревым, начальником пресс-службы адмирала Колчака в сентябре-ноябре 1919 года. Нужда к этому эксперименту подвигла серьёзная: сибирские белогвардейцы потерпели поражение на Урале и в Поволжье, а «братья-славяне» из Чехословацкого корпуса с каждым днём всё меньше хотели им помогать. В результате Болдырев с разрешения генерала Дитерихса, главного спецслужбиста колчаковцев, призвал сибиряков к войне против большевиков «за веру и славянство» и даже назвал своё начинание крестовым походом. При помощи пропаганды Болдырева и за деньги Дитерихса началось формирование дружин Святого Креста, в которые очень скоро пришлось брать и мусульманских добровольцев — слишком уж мало было желающих. Всего за три месяца дружины Святого Креста и Зелёного Знамени приняли в свои ряды около 6 тыс. человек, некоторые из которых даже успели попасть на фронт. Если сравнить количество «крестоносцев» с теми же красными партизанами, то на лицо грандиозный провал: красные сибиряки в одном только нападении на Тайшет задействовали больше тысячи человек. А вскоре ещё и «братья-славяне» бросили фронт и отправились в Приморье, откуда чехов-словаков иностранные корабли повезли домой. Благодаря этому воистину «братскому» шагу, белой Сибири пришёл конец, а Болдырев и Колчак попали в руки красноармейцев. Колчака, как известно, расстреляли, а Болдырев не составил ему компанию только потому, что умер от тифа за неделю до расстрела.
То есть славянофильские идеи никого не вдохновили на решительные шаги. Но иначе и быть не могло, потому что разговоры про незапамятную старину хороши только для университетских аудиторий, а не для реальной жизни.
Любопытно, что похожая ситуация сложилась в те же годы на Украине. Местный политический лидер Симон Петлюра вдохновлялся поэзией Ларисы Косач (Леси Украинки) и легендами об Иване Гонте, ему нередко рукоплескали тысячи людей, но при эскалации гражданской войны режим Петлюры развалился практически без выстрела. На Украине были сильны позиции социалистов и анархистов; и белым, и красным пришлось изрядно повозиться с легендарным батькой Махно, но играть в «гайдамаков» и «сiчевих стрельцов» ценой своей жизни никто не хотел.
Так и хочется добавить: вот что бывает, когда взрослые дяди пытаются играть в игрушки, пусть даже и взятые из музея.