Дневники

Стержень сквозь годы

• 21 дек. 25 | 14:35 — 293 0
  Станислав

  Братья и сёстры!

  Зима в Черноземье ступает без снега, и под серым небом невыразительно хмурятся серые дома. Многие из этих зданий знакомы мне с детства, и поэтому я порой чувствую их настроение (а чаще приписываю им своё). Глядя на серый городской пейзаж, чего-то я загрустил. В такие моменты принято вспоминать какой-нибудь период жизни, который кажется «золотым». Но пришло осознание, что никакого «золотого» периода на самом деле не было и в силу объективных причин быть не могло.

  Многие в зрелом возрасте вспоминают о детстве и говорят, что это были «злотые годы». Только на самом-то деле это лишь видимость. Детство – самый ненадёжный жизненный этап, когда любой желающий может тебе безнаказанно дать затрещину, и когда приходится отвечать и оправдываться перед встречными-поперечными. Но эта правовая и физическая беспомощность сполна компенсируется фантазией, очень хорошо играющей роль анестезии. Семейные предания выполняют функцию театрального занавеса, скрывающего настоящий, порой неприглядный реквизит. Но защита эта – иллюзорная. К примеру, я мог с гордостью и восхищением годами баюкать в голове рассказ о том, как прадед в годы Отечественной войны строил «Катюши» на эвакуированном заводе, но если бы мне довелось сломать руку, то покойный предок никак не смог бы мне помочь. Да что там рука… даже «двойки» в школе я получал независимо от того, чем занимался во время минувшей войны прадед.

  Некоторые говорят, что детские мечты определяют нашу дальнейшую жизнь. Может быть, у кого-то так и было, но точно не у меня. Кем я хотел стать, когда вырасту? Идём от самого дурного к самому реалистичному. Рыцарем. Только в раннем детстве об этом и мечтать. Священником. Могло получиться, но не у меня. Хотя бы потому, что вся родня уверяла меня в невозможности данной затеи и долго ещё после того разговора дразнила «дьячком». Офицером. Почти получилось: на последнем этапе я всё же не осилил математический курс и не получил звания. А если бы получил? Тем более, что война сейчас есть, и офицеру применение тоже нашлось бы. Но для меня это было бы фиаско. Ведь я мечтал завоевать для себя новую родину, где меня бы любили и ценили. В реальности даже если бы всё так и было, на «новой родине» меня бы люто ненавидели и не скажу, что без причины. Ещё мечтал быть учителем, и это получилось, только не так, как я грезил. Мог бы и не мечтать, потому что всё это не имело к реальности никакого отношения.

  Немало моих знакомых вспоминают с нежной ностальгией студенческие годы. Я тоже порой вспоминаю своё студенчество, но как время неопределенности. С одной стороны, я чувствовал себя при деле и поэтому легко мирился и с тяжелыми нагрузками, и с постоянной усталостью, и с собственной второсортностью. Многие потомственные преподаватели часто подчеркивали, что ребятам, вроде меня, в приличном обществе места не найдётся. Я же не грустил и сам себя ободрял, что однажды я окончу Университет и что у меня «всё будет». Поэтому, наверное, никому не завидовал. Например, увидев хорошую машину или тёплое пальто, я говори себе: «Потом и у меня это будет. Всему своё время». Но ни я, никто другой не смог бы сказать, почему у меня «всё будет» и где меня ждёт это самое «всё». Оно нигде и не ждало: я просто окончил Университет, получил диплом и закономерно оказался никому не нужен. Всё, что было в моей жизни потом (аспирантура, кандидатская и докторская степени) никак не связано с моей студенческой учёбой. Это была череда событий, приключений, счастливых совпадений, но ничего из этого не следовало из моего студенчества.

  Так что, бросая взгляд на прожитую жизнь, я не нахожу в ней «золотого» времени, в которое хотелось бы вернуться. И ничто из пережитого в одном возрасте не пошло со мной в другой возраст. Хотя нет, это я просто не заметил кое-чего.

  В любые свои годы я молился Богу, даже молитв не зная, и всегда боялся, что Он меня накажет. В детстве я читал молитву «Живый в помощь Вышняго», потому что она была напечатана на обороте бумажной иконы. А ещё часто просил у Бога помощи во всякой мальчишеской ерунде, которая казалась мне крайне важной (например, чтобы сдавать экзамены). Со временем привык к мысли, что без Бога не могу ступить и шага, и меня это не огорчало. В юности – как в рабочей, так и в студенческой – молитвы и заповеди я уже знал. Причём, заповеди постоянно нарушал и каялся в этом. Если бы кто-нибудь видел, что происходило в моей голове, то решил бы, что я сам с собой играю в какую-то сумасшедшую игру. А вот став преподавателем, я впервые ощутил, каково это – помогать Богу, делать с Ним одно дело. Не стоять рядом, как клянчащий чего-то иждивенец, а реально сотрудничать, хоть и на правах самого младшего товарища в коллективе. Не покидает это приятное ощущение и сейчас.

  Оглядываясь на минувшую жизнь с этой точки зрения, я отчетливо вижу, что подлинным стержнем всех событий, произошедших со мной, и поступков, мной совершенных, была именно вера. Пусть кривая и нежаркая, пусть тёмная, но она была со мной как в раннем детстве, так и сейчас, на пороге старости. И это, наверное, хорошо. Ведь Богу молиться можно и нужно в любом возрасте – хоть в детском саду, хоть у края могилы.