Ричард Кросс. Индивидуальные природы в христологии Леонтия Византийского²¹⁶⁷

Согласно учению Леонтия Византийского в его сочинении Три книги против несториан и евтихиан (Contra Nestorianos et Eutychianos), человеческая природа Христа является универсалией. Однако в своей более поздней работе Эпилисис Леонтий утверждает, что человеческая природа Христа является индивидом (уникальной совокупностью универсалий), и доказывает, что эта природа не может обладать самостоятельным бытием по той причине, что она существует в Лице Слова. Таким образом, интерпретация учения Леонтия, предложенная Лоофсом (Loofs), в значительной степени верна, даже если (как это прекрасно известно и к тому же противоречит Лоофсу) Леонтий не использует термин ἐνυπόστατος (воипостасный), когда он говорит о своей концепции относительно несамостоятельности существования природы.

Как было показано в недавних исследованиях Б. Дейли и других, интерпретация термина ἐνυπόστατος у Леонтия Византийского, предложенная Лоофсом, согласно которой этот термин следует понимать как «воипостасный», ошибочна. Несмотря на то, что интерпретация Лоофса не находит подтверждения в текстах, ее можно считать имеющей значительные теоретические преимущества но сравнению с более точным переводом, таким как «ипостасный» или «обладающий конкретным существованием». Как предполагает Лоофс, «воипостасный» можно использовать для различения между природами, обладающими самостоятельным существованием и им не обладающими: человеческая природа Христа, несмотря на ее конкретную индивидуальность, не является субъектом, лицом (person), поскольку она существует в другом – и таким образом она, вероятно, не отграничена от всех других индивидов так, как это бывает в случае с личностями. Поэтому новая интерпретация термина Леонтия на первый взгляд представляется теоретически бесперспективной: христология Леонтия в основе своей противоречива и в любом случае ущербна по причине отрицания им самостоятельного существования человеческой природы Христа, что делает ее уязвимой для обвинения со стороны монофизитов в том, что Халкидонская формула о двух природах на самом деле приводит к несторианству. А. Грильмайер (Grillmeier) подробно раскрывает это противоречие, противопоставляя аргументацию Леонтия в Эпилисисе его построениям в Contra Nestorianos et Eutychianos:

«В Эпилисисе Леонтий уже избавляется от противоречий: значение термина ὐπόστασις «ипостась» совпало со значением термина individuum «индивид». В Contra Nestorianos et Eutychianos он еще не осознает этого. Ни разу в этом сочинении Леонтий не задается вопросом о том, индивидуализируется ли человеческая природа Христа благодаря ἴδια (индивидуализирующим признакам, акциденциям). Но в Эпилисисе Леонтий вынужден отвечать на критику своих оппонентов, появившуюся в период между написанием двух этих работ и заставившую его против его воли искать решение этого вопроса. Леонтию пришлось признать, что человеческая природа Христа является индивидом. Тем не менее эта природа не есть ипостась, по крайней мере по отношению к Логосу. Разве эта дилемма не может стать стимулом для того, чтобы посмотреть на понятие ипостаси с совершенно новой точки зрения?»²¹⁶⁸.

Грильмайер показывает, что у Леонтия отсутствует дальнейшая разработка понятия ипостаси, и в этом отношении его поздняя христология неполноценна. На мой взгляд, Грильмайер совершенно прав, утверждая, что Леонтий в Contra Nestorianos et Eutychianos говорит о том, что человеческая природа является универсалией (следовательно, как считает Грильмайер, вопрос о возможной индивидуации человеческой природы Христа в этом сочинении не поднимается)²¹⁶⁹. Однако, продолжает Гильмайер, совсем иная ситуация в Эпилисисе: здесь Леонтий недвусмысленно говорит о том, что человеческая природа Христа является индивидом. Грильмайер находит доказательство этого утверждения во вступительной части произведения²¹⁷⁰, и хотя какой-либо анализ текста у него отсутствует²¹⁷¹, он подкрепляет свою точку зрения выдержками из Марселя Ришара²¹⁷². По мнению Ришара, Леонтий во вступительной части Эпилисиса подтверждает индивидуальность человеческой природы Христа, хотя сам Ришар, подобно Грильмайеру, не делает подробного анализа текста. Ришар в достаточно недоброжелательном тоне пишет следующее:

«В Эпилисисе, которое явно есть ответ на критику, вызванную его первой книгой, он был обязан ответить на этот вопрос и весьма неохотно признать, что человечество, воспринятое Словом, было индивидуальным, и объяснить, почему эта природа не есть ипостась, по крайней мере по отношению к Слову»²¹⁷³.

Я намерен показать далее, во-первых, что Грильмайер и Ришар правы, когда говорят, что Леонтий изменил свое мнение в период между написанием Contra Nestorianos et Eutychianos и Эпилисиса; и, во-вторых, то, что Леонтий, вопреки недвусмысленному утверждению Грильмайера, пересмотрел понятие ипостаси таким образом, что теперь подразумевалось, что индивидуальная человеческая природа Христа перестала быть ипостасью по причине своего объединения со Словом. Другими словами, Лоофс был прав, когда полагал, что понятие (тварной) ипостаси у Леонтия Византийского в конечном итоге характеризуется фактической независимостью от Слова. Единственно в чем ущербна концепция Лоофса, так это в том, что Леонтий, вопреки утверждению Лоофса, говоря об этом, никогда не употребляет технический термин «воипостасный»: то есть мы находим в Эпилисисе Леонтия новые элементы учения, но не терминологии. Не существует доказательств для предположения, что Леонтий когда-либо понимал под термином «воипостасный» нечто большее, чем просто «реальный» (есть известный отрывок в Эпилисисе, где Леонтия можно заподозрить в мысли о том, что человеческая природа существует «в» Слове. Мы рассмотрим этот текст ниже).

Предполагая, что наш вывод об учении Леонтия в Эпилисисе верен, мы можем задаться вопросом: существуют ли какие-либо веские аргументы в пользу того, что учение в Эпилисисе значительно отличается от учения Леонтия в Contra Nestorianos et Eutychianos? Один из современных комментаторов Леонтия полагает, что последний говорит об индивидуальных природах уже в Contra Nestorianos et Eutychianos, хотя речь в данном случае не идет о том, что Леонтий целенаправленно размышляет о различии между природой и ипостасью в таком ключе, как было только что сказано. В связи с этим Дейли предполагает, что Леонтий уже в Contra Nestorianos et Eutychianos проводит различие между индивидуальными природами и универсальными природами. Исследователь цитирует один отрывок из Contra Nestorianos et Eutychianos, из которого, как считает Дейли, видно, что Леонтий проводит различие между человечеством Христа и общей природой человека. Однако столь значительное различие делается не Леонтием, а является плодом интерпретации самого Дейли. Дейли цитирует отрывок из Леонтия, прибавив собственный комментарий в квадратных скобках:

«Христос... действует в отношении нас и Отца как связующее звено между двумя противоположностями посредством Своих частей – если возможно рассматривать Его как целое, состоящее из частей. С одной стороны, как ипостась Он связан во всей полноте с Отцом, по причине Своего Божества и вместе со Своим человечеством, и, с другой стороны, Он связан как ипостась во всей полноте с нами, вместе со Своим Божеством и по причине Своего человечества. Отношения, касающиеся различия и единства – и те, которые, как мы знаем, существуют внутри Его, по причине Его составленности из частей, и те, которыми Он связан с Отцом и нами, – отличаются друг от друга по причине соотношения частей и крайних пределов [то есть по причине соотношения Божественности Христа и человечества Христа с двумя противоположными общими «природами» Бога и человека]»²¹⁷⁴.

Толкование Дейли не лишено двусмысленности: в нем, например, нет ясного утверждения о том, что соотношение между человечеством Христа и общей природой человека следует понимать как соотношение между частным и общим, хотя такой вывод очевиден.

Немногим ранее в той же статье Дейли заимствует аналогию, которую Леонтий проводит между телом и душой, с одной стороны, и Воплощением – с другой, так, что он считает составные части Христа – Божество и человечество – индивидуальными:

«Свойствами, отграничивающими эту душу от той души и позволяющими ей быть исчисляемой как отдельной сущности... является именно то, что объединяет ее с этим телом в отдельную ипостась и открывает в них обоих общую, обладающую взаимодополняющими индивидуальными свойствами личность (being). Итак, действительно... свойства или качества, которые отграничивают Его (Христа) в Его Божественной природе от Отца и Духа, и те свойства, которые отграничивают Его, в рамках Его человечества, от всех остальных женщин и мужчин, – это именно те свойства, которые позволяют двум «противоположностям»... Богу и человеку, приобрести в Нем „соединение и единство“»²¹⁷⁵.

Здесь Дейли предполагает, что тело и душа являются индивидами, и также (но уже косвенно), что человечество и Божество в Христе – индивиды: они есть взаимодополняющие части индивидуальной ипостаси. Я не намерен безоговорочно поддерживать такое понимание комментариев Дейли; немного позднее в том же отрывке он высказывает мысли (на мой взгляд, намного более верные, по крайней мере, что касается Contra Nestorianos et Eutychianos), из которых следует, что принципиальное значение имеет не различение отдельной человеческой природы (в данном случае Христа) от других человеческих природ, но различение между Ипостасью Слова и другими человеческими ипостасями:

«Как кажется, Леонтий говорит о том, что Воплощение Слова как Сына Марии составляет в рамках Божественной икономии существенную часть тех свойств, которые отличают Его от других Лиц в Боге, так же как личностная тождественность исторического Иисуса со Словом как Сына Божия есть одно из основных свойств, отличающих Его как человека от других людей»²¹⁷⁶.

Ипостаси, а не природы одного рода отличаются друг от друга случайными свойствами, то есть свойствами, которые могут быть присущи отдельной ипостаси, но которые не присущи тому роду вещей, к которому принадлежит ипостась, то есть которые не являются элементами ее природы или сущности²¹⁷⁷.

Другой современный комментатор М. Гокель (Gockel) в какой- то степени соединяет в своей оценке мнения Грильмайера, Ришара и Дейли:

«В обоих случаях [то есть и в Contra Nestorianos et Eutychianos и Эпилисисе понятие ὐπόστασις так или иначе связано с понятием индивидуального, но в Эпилисисе оно, по определению Леонтия, характеризуется акциденциями. Даже если мы прибавим к этому более раннему определению Леонтия, что акциденция имеет свое бытие в другом и не есть οὐσία «сущность», но постигается в связи с οὐσία «сущностью», отношения между природой и ипостасью все равно остаются необъясненными... Следовательно, сохраняется дилемма относительно того, что человеческая природа Христа индивидуальна, тогда как по отношению к Логосу она не есть ипостась»²¹⁷⁸ .

Вопреки Дейли и Гокелю я не считаю, что возможно показать, что Леонтий допускает бытие индивидуальных природ в Contra Nestorianos et Eutychianos – действительно, в одном месте Леонтий недвусмысленно отрицает тот факт, что природы могут быть частными. Тем не менее я посоветовал бы с некоторой степенью осторожности интерпретировать Contra Nestorianos et Eutychianos – по причинам, которые вскоре будут ясны. Мне кажется, что скорее всего Леонтий в этом раннем сочинении искренне предполагал, что читатель должен думать о человеческой природе как о природе общей. Соответственно, в Contra Nestorianos et Eutychianos он принципиально придерживается понимания человеческой природы Христа как универсалии, и в этом мысль Леонтия следует свойственному для халкидонского богословия постулату о том, что каппадокийское решение тринитарной дилеммы – природа как общее, ипостась как частное – может непосредственно применяться в христологическом контексте²¹⁷⁹.

Я намерен доказать, что Леонтий поменял свою позицию в Эпилисисе ввиду критики его точки зрения со стороны монофизитов. Тем не менее не ясно, что именно стало причиной перемены его взглядов. У Леонтия не было причины предполагать, что его общие природы менее «реальны», чем частные природы; Леонтий был и оставался убежденным реалистом в отношении вопроса об универсалиях. Я полагаю, что вопросы, поставленные оппонентами Леонтия, побудили богослова более подробно обдумать то, что он хотел сказать о человеческой природе Христа и ее соотношении с человеческими акциденциями, а также принять все последствия изменения своей позиции. Как мы увидим ниже, есть все основания предполагать, что частью проблемы являлась всего лишь неспособность Леонтия и его оппонента-севирианина полностью понять позицию другого.

Я намерен действовать следующим образом: рассмотреть все заслуживающие внимания места в Эпилисисе и предположить, как и Грильмайер, что в Contra Nestorianos et Eutychianos невозможно найти свидетельства в пользу индивидуальных природ. В дополнение я приведу два важных доказательства из Contra Nestorianos et Eutychianos: во-первых, отрывок, где Леонтий открыто отвергает частные природы, и, во-вторых, в свете этого отрывка, интерпретацию места, цитируемого Дейли (этот текст был приведен выше) – для того, чтобы показать, что возможно предложить альтернативное и более приемлемое чтение, чем то, которого придерживается Дейли. Но прежде чем перейти к анализу этих текстов, я хочу прояснить концептуальные вопросы, которые помогут нам более четко увидеть, что же Леонтий хотел доказать в Эпилисисе, и почему мы должны, в конечном итоге, стоять на своем, несмотря на справедливость критических замечаний Грильмайера.

Для облегчения восприятия дискуссии я хочу познакомить читателя с терминологией, использовавшейся в более поздних спорах, что даст нам возможность понять две различные интерпретации обсуждаемых отрывков из Эпилисиса. При этом нужно учитывать, что данная терминология не встречается у Леонтия отчасти по той причине, что, за исключением одного важного места в Эпилисисе, о котором я скажу ниже, он не допускает существования никаких других природ, кроме общих природ. Но если мы не будем применять то различие, которое я намерен предложить, то точка зрения Леонтия в Эпилисисе становится весьма непоследовательной. Различие, которое я хотел бы ввести в данной ситуации, это различие между частными природами и индивидуальными природами.

Монофизиты, такие как современник Леонтия Иоанн Филопон, использовали термин «частные природы» ( μερικοί φύσεις)²¹⁸⁰ для описания примеров общей природы, рассматриваемой в абстракции от своих акциденций. Главной чертой этих частных природ является то, что их существует столько же, сколько и ипостасей. Таким образом, для Иоанна Филопона существует столько же отдельных Божественных сущностей или природ, сколько и Божественных Лиц. Ипостаси, с точки зрения Филопона, есть частные природы плюс акциденции²¹⁸¹. Такая точка зрения оказывается полностью совместимой с утверждением о бытии также и общих природ, хотя возможно, что сам Иоанн был номиналистом²¹⁸².

Поздние халкидониты, такие как преп. Иоанн Дамаскин, отвергали понятие «частной природы» в этом смысле²¹⁸³, но охотно говорили об индивидуальных природах (природа ἐν ἀτόμω «в индивиде») как о собрании общих свойств, существенных и привходящих, которые вместе образуют индивид; согласно такой точке зрения, общая природа есть в некотором смысле часть индивидуальной природы. Индивидуальная природа – это общая природа, рассматриваемая вместе с (уникальной) совокупностью универсальных акциденций. (Противоположный случай представляют собой частные природы, являющиеся конкретными проявлениями общего в абстракции от своих акциденций). По мнению преп. Иоанна, человеческая природа Христа, поскольку она включает в себя акциденции, является индивидуальной. Идея преп. Иоанна заключается в том, что общая человеческая природа есть составная часть человеческой природы, которая включает в себя акциденции и, как таковая, является индивидуальной. Использование Иоанном термина «природа» становится, таким образом, двусмысленным: человеческая природа с акциденциями – это индивидуальная природа, «природа ἐν ἀτόμω», которая также включает в себя общую человеческую природу как свою частьТ²¹⁸⁴.

Далее я намерен проверить тексты Леонтия на возможность присутствия в них обоих этих пониманий и буду использовать впредь терминологию, приведенную в этом разделе для того, чтобы различать два возможных способа понимания существования природ, отличающихся от общих природ. Прекрасно осознавая опасность анахронизма, я надеюсь, что читатель поймет, что условное различение, проводимое мною, должно быть принято для того, чтобы понять некоторые вещи, о которых Леонтий говорит в Эпилисисе. Во всяком случае мы можем быть уверены, что по крайней мере одна из возможностей, когда природа не является общей, более или менее современна учению Леонтия, а именно – частные (согласно моей терминологии) природы Филопона; и думаю, что Леонтий в одном месте в Эпилисисе открыто подтверждает существование того, что я называю индивидуальными природами – то есть теми природами, которые мы позднее обнаружим у преп. Иоанна Дамаскина. В следующем разделе я проанализирую соответствующие тексты из Эпилисиса, начиная с текста, где явно подтверждается существование того, что я называю индивидуальными природами, а затем попытаюсь показать, как другие сложные места в Эпилисисие можно согласовать с этим первым текстом.

Я также намерен, в свете моего понимания Эпилисиса, предложить некоторые объяснительные комментарии относительно известного отрывка из этого сочинения, где Леонтий говорит о том, что человеческая природа существует «в» Слове.

Эпилисис. Глава 1. PG Т. 86. Col. 1916D4–1917D9.

Я начну анализ с ключевого текста – вступительной части Эпилисиса, – рассматриваемого Ришаром и Грильмайером в качестве аргумента в пользу мнения о том, что Леонтий соглашался с тем, что человеческая природа Христа есть индивид. В начале сочинения Леонтий рассуждает о фундаментальном различии между природой и ипостасью как между общим и частным – различии, которое Леонтий скорректирует по ходу рассуждения. Акефал, оппонент Леонтия, и (как подразумевает полное название книги)²¹⁸⁵ богослов, выступающий как бы от имени Севира или одного из его последователей, хочет узнать, восприняло ли Слово человеческую природу, рассматриваемую как вид (species) или же как индивид ( ἐv ἀτόμω)²¹⁸⁶. Задача Акефала, как мы увидим далее из дискуссии – заставить Леонтия признать, что Слово восприняло природу в смысле «природы», отличной от универсальной или общей природы. Акефал утверждает, что лица суть просто природы (где природу не следует понимать в философском смысле как [универсальную] сущность; лица суть неуниверсальные природы), и в связи с этим он стремится заключить, что позиция Леонтия равнозначна несторианству. В ответ Леонтий спрашивает Акефала, что он понимает под различием между двумя смыслами понятия «природа»²¹⁸⁷, и говорит, что он не удовлетворен упрощенным ответом Акефала о том, что природа в первом значении рассматривается «во множестве», тогда как природа во втором значении рассматривается «в том, что численно есть одно»²¹⁸⁸. Леонтий чувствует себя обманутым таким ответом, поскольку для него очевидно – в действительности различия между двумя случаями не существует. Он сразу же соглашается с неинформативным утверждением Акефала о том, что мы можем рассматривать природу на одном примере или же более, чем одном примере²¹⁸⁹, но возражает, что в данном случае это различие не есть различие между двумя различными «типами» природы (например, между частной и общей): рассматривая природу на одном или на более, чем одном примере, мы различаем не природы, но субъекты этих природ²¹⁹⁰ – предметы, частями которых являются эти общие природы (то есть, в общепринятом смысле, ипостаси²¹⁹¹, но также, как мы увидим, и индивидуальные природы – по моей терминологии). Леонтий настаивает на том, что природа в виде и природа в индивидуальности тождественны, они в каком-то смысле суть одно и то же. Таким образом, Леонтий хочет отвергнуть различие между общими природами и частными природами:

«Один и тот же образ (formula) природы заключается и во многом, и в одном: какой бы образ вы ни присваивали природе безоговорочно, он присваивается природе, которая рассматривается в одном [субъекте], и это не говорит о том, что те многие элементы, которые составляют части природы, делают из одной природы много природ»²¹⁹².

Заметим, что в этом отрывке Леонтий явно провозглашает не просто тождество образа природы, но и тождество самой природы. Следовательно, отсюда мы можем заключить, что, по мысли Леонтия, природа, которая существует в индивиде, есть то же самое, что и природа сама по себе, и что природа, например, Сократа так же универсальна, как и природа человека, рассматриваемая сама по себе. Частными являются ипостаси, а не природы. Для Леонтия совершенно невозможно существование множества частных природ одного вида.

То, что позиция Леонтия в данном отрывке вполне совместима с определением индивидуальных природ в моем понимании – природы, которые включают в себя общие природы и акциденции как свои части, – не представляет для нас никакой ценности. К этому вопросу мы вернемся немного позже. Также нет ничего ценного и в том, что отрывок содержит недвусмысленное утверждение того, что акциденции, равно как и природы без акциденций, относятся к универсалиям. Один из примеров универсального для Леонтия – это понятие белизны или белого цвета, трактовка которого совпадает у него с трактовкой понятия человечества²¹⁹³. Коль скоро ипостась есть природа, индивидуализированная посредством акциденций, то утверждение о том, что акциденции относятся к универсалиям, равнозначно утверждению о том, что ипостась – это собрание, или пучок (мой термин), универсалий. Если Леонтий допускает такое понятие «природы», которое предусматривает индивидуальные природы (в моем смысле), то такая природа сама была бы совокупностью универсалий. Несомненно, с этой точки зрения проблема ипостасного бытия – объясняющая, как могло быть так, что индивидуальная человеческая природа Христа не есть сама по себе ипостась – становится главным затруднением для Леонтия, и его неспособность употребить ἐνυπόστατος в том значении, в котором его впервые употребили его непосредственные преемники, будет для него проблемой до тех пор, пока он не найдет какие-либо альтернативные средства выражения. Тем не менее рассуждение относительно индивидуальных природ остается до сих пор нейтральным, и мы не находим в ней пока ничего, что бы говорило нам о том, что Леонтий допускает бытие таких природ или же отрицает.

Однако в этом месте рассуждение Леонтия принимает несколько иное направление. Отвергнув то, что я называю частными (particular) природами, Леонтий имплицитно вводит понятие природы, отличное от понятия общей природы. Я хочу показать, что это новое понятие близко соответствует тому, что преп. Иоанн Дамаскин позднее назовет «природой в индивиде» ( ἐν ἀτόμω), что равно индивидуальным природам в моем понимании. Далее я продолжу как можно более подробный и близкий к тексту анализ спора в Эпилисисе, стараясь уделять максимум внимания возможным спорным, на мой взгляд, чтениям некоторых мест.

Акефал продолжает подталкивать Леонтия к тому, чтобы тот допустил, что Слово восприняло некую конкретную ( τινα) человеческую природу²¹⁹⁴; Леонтий принимает эту формулировку, но настаивает на том, что ее следует понимать как обозначение того, что совпадает с понятием видовой природы ( τῶ εἴδει): то есть что эта «конкретная» природа не является частной природой²¹⁹⁵. На вопрос, как ὐπόστασις «ипостась» отличается от природы в этом смысле (то есть в смысле конкретной человеческой природы)²¹⁹⁶, Леонтий отвечает, что участие в этой одиночной природе делает ипостась отличной по числу от других ипостасей (хотя и не обязательно отличающейся по виду от других ипостасей)²¹⁹⁷. Теперь, как мы увидели, Леонтий полагает, что акциденции являются индивидуализирующими признаками; суть его мысли здесь в том, что природа индивидуализирует ипостась. А индивидуация однозначно подразумевает, что Леонтий считает «конкретную» природу индивидуальной природой: «пучком», состоящим из общей природы и универсальных акциденций. Это и есть тот вид природы, в которой участвует Божественная Ипостась в Воплощении. Акциденции отвечают за индивидуацию индивидуальной природы; а эта индивидуальная природа, в свою очередь, отвечает за индивидуацию ипостаси. То, что такое понимание верно, подтверждается следующими ссылками.

Акефал немедленно связывает проблему с позицией Леонтия. Несомненно, аргументирует он, что эта индивидуальная природа будет отличаться от Ипостаси Слова, и следовательно, так как индивидуальная природа включает в себя как общую природу, так и акциденции (которые по определению являются признаком ипостаси), эта природа будет другой ипостасью. Ответ Леонтия содержит принцип, позже сформулированный Лоофсом, что для индивидуальной природы – чтобы стать ипостасью – необходимы не просто акциденции, но независимое существование:

«Акефал: Не есть ли [эта природа] одна [ипостась, отличная] от другой?

Православный: Ничуть, поскольку она не единосущна ( ὀμοούσιός) и не отделена от того, что самостоятельно существует и является составным; поскольку эти признаки образуют ипостаси»²¹⁹⁸.

Итак, быть ипостасью, помимо того, чтобы быть составным (то есть состоять из природы и акциденций?), требует еще и быть ὀμοονσιος (то есть тождественным?) с тем, что обладает существованием, и быть отделенным от любого другого обладающего самостоятельным существованием. И эти слова представляют собой достаточно ясное выражение новой концепции ипостаси, которую Лоофс считал впервые сформулированной Леонтием (что верно в силу данного свидетельства в тексте, хотя и основывается на других местах, а значит, на ошибочных доводах).

Акефал неправильно понимает этот ответ, посчитав его отвержением индивидуальных природ, но Леонтий исправляет его:

«Акефал: Разве человечество Христа отделяет на основании своих отличительных свойств то, что ему свойственно ( τὸ ἴδιον αὐτοῦ), от того, что является общим?

Православный: Без сомнения так, но не по отношению к Слову, а по отношению к роду человеческому, от которого оно берет свое существование в телесной форме»²¹⁹⁹.

И снова ответ Леонтия свидетельствует о том, что главным предметом спора было различие между человеческой природой Христа и человеческим родом (всеми остальными человеческими природами). Прибавление «отличительные свойства», по-другому «акциденции», поскольку предметом рассмотрения является внутривидовая индивидуация – есть именно то, что отличает одну природу от другой. Человеческая природа Христа включает в себя акциденции и, таким образом, является индивидуальной природой (в моем понимании). А отрицание Леонтием частных природ подтверждает то, что человеческая природа, являющаяся компонентом этой индивидуальной природы, есть природа универсальная или общая, и следовательно, человеческая природа Христа представляет собой «пучок» из общей природы и универсальных акциденций.

Равным образом, как снова и снова повторяется в рассматриваемом тексте, из утверждения о том, что человеческая природа Христа есть индивидуальная природа, не следует, что она отделена от Слова: другими словами, из этого не следует, что человеческая природа Христа сама по себе является ипостасью. И мы снова видим, как Леонтий сознательно использует это новое понимание, чтобы избежать несторианства. Он вновь подтверждает это понимание, по крайней мере, еще один раз в первой главе Эпилисиса²²⁰⁰ и добавляет, что благодаря «отличительным свойствам», которые отличают эту человеческую природу от всех остальных человеческих природ, Ипостась Слова отличается от всех других человеческих лиц²²⁰¹. Таким образом, утверждение, что акциденции являются индивидуализирующими признаками природ, вполне согласуется с мыслью о том, что акциденции также (в конечном итоге) отвечают за индивидуацию ипостасей²²⁰².

Из анализа всей дискуссии становится ясно, что позиция Леонтия в Эпилисисе содержит утверждение существования индивидуальных природ в моем понимании и что в дополнение к подтверждению индивидуальности человеческой природы Христа Леонтий развивает соответствующую теорию ипостасного бытия. Этого, думаю, достаточно для того, чтобы показать, что Грильмайер, Ришар и Гокель в своих исследованиях не оценили по достоинству христологические идеи Леонтия в его позднем сочинении. И то, что Леонтий считает для себя возможным принципиально постулировать как индивидуальность человеческой природы Христа, так и ее неипостасность, представляет собой главную мысль, которую я надеюсь раскрыть в этой небольшой статье. Первая часть спора в Эпилисисе не объясняет, почему Леонтий не склонен утверждать существование частных природ (в моей терминологии). Следующий текст, который я буду анализировать, прояснит этот вопрос.

Эпилисис. Глава 2. PG Т. 86. Col. 1920D-1921А4.

Как я уже показал, Леонтий, принимая в Эпилисисе индивидуальные природы, в то же время отрицал частные природы на том основании, что утверждение бытия таких природ приводит к арианству. Этот вывод Леонтий аргументирует тем, что он не может понять, как могут существовать численно многие природы одного вида: численно различные природы должны быть отличны друг от друга и по виду (иначе что еще может различать их?)²²⁰³. Мы счисляем природы только в той степени, в какой мы распознаем различные виды внутри одного рода, а не различные индивиды внутри одного вида. Таким образом, используя примеры самого Леонтия, можно сказать, что лошадь, человек и бык представляют собой три природы, но Петр, Павел и Иоанн – нет. Беспокойство по поводу возможного арианства было спровоцировано утверждением того, что хотя Три Божественных Лица не являются природами или сущностями, ни одно из них не есть ἀνούσιος «несущностное» – каждое из Божественных Лиц обладает единой Божественной природой²²⁰⁴.

Несмотря на то, что Леонтий не проводит явные различия, которые я провожу между частными и индивидуальными природами, я думаю, очевидно, этот отрывок может быть верно понят, только если мы будем считать, что в нем отрицаются частные природы. Основания считать так заключаются не только в том, что в первом отрывке, разобранном мною выше, ясно говорится о существовании индивидуальных природ; мыслители, и даже великие мыслители (более великие, чем Леонтий) порой противоречили сами себе. Явной антиарианской тенденцией является у Леонтия то, что не может быть иного различия между разновидностями природы, о которых размышляет Леонтий, кроме различия по виду. Индивидуальные природы различаются по своим акциденциям, но частные природы – это природы, рассматриваемые исключительно в абстракции от своих акциденций. Утверждение Леонтия, полностью согласующееся с его главной мыслью об индивидуации посредством акциденций, состоит в том, что ничто не может отличить эти природы друг от друга.

Безусловно, Леонтий приводит в данном случае аргументацию, противоположную предыдущей. Как мы видели, Севир понимает Троицу в таком же ключе, что и Леонтий; он просто отказывается использовать термин φύσις «природа» так, как предполагает тринитарная схема. Во всяком случае, Акефал (в данном случае это воображаемый севирианин-оппонент Леонтия, который хочет применить христологическое значение φύσις – «частная природа» – к Троице), по-видимому, знал, как отличать численно многие природы одного вида от различия по виду, и его метод, без сомнения, подразумевал обращение к тождеству определения таким же образом, каким его понимает Леонтий. (Возможно, Акефал, так же как номиналист и халкидонит Леонтий Иерусалимский несколько лет спустя, был способен различать два случая – численное различие между природами одного вида и специфическое различие между различными видами природы – прибегая к существованию отношений сходства в одном случае, но не в другом)²²⁰⁵. Однако дело в том, что Леонтий даже и не думал сам делать подобного рода движения, и само его молчание – красноречивое свидетельство в пользу того, что он чужд онтологии, допускающей возможность существования частных природ одного вида²²⁰⁶.

Эпилисис. Глава 5. PG Т. 86. Col. 1927B1-D3.

Следующий отрывок свидетельствует о решительном отвержении Леонтием частных природ. С другой стороны, содержание аргументов, представленных в этом отрывке, подразумевает подтверждение индивидуальных природ, хотя делается это Леонтием и не эксплицитно. Акефал пытается вынудить Леонтия признать существование частных природ хотя бы в тех случаях, когда может существовать только один образец какого-либо вида, и такими образцами для древних были небесные тела – и Акефал приводит в пример солнце и небеса. Его аргумент обусловлен идеей (восходящей, возможно, к Александру Афродисийскому) о том, что общность или универсальность нуждаются в возможности существования более, чем одного случая. Возможно, такая аргументация стала результатом безысходного положения, поскольку для Леонтия не было смысла признавать точность аналогии в случае с такими природами, как Божественная и человеческая, которые естественно допускают существование более чем одного случая. Однако ответ Леонтия вызывает удивление и снова показывает, как он сопротивляется тому, чтобы допустить бытие частных природ. Леонтий делает неожиданный ход – он не соглашается с тем, что солнце или небеса единственны в своем роде. Мы можем дать точное описание этих небесных тел, но эти точные описания не будут определениями природы данных тел, а лишь описаниями их ипостасей²²⁰⁷ ; и такие понятия как «солнце» и «луна» представляют собой собственные имена ипостасей, так же как Петр или Павел ²²⁰⁸ . Определения природ таких тел обнаруживали бы в действительности, что их природы поделены с другими телами, или, во всяком случае, эти определения включали бы в себя только те части этих тел, которые являются неизменно общими²²⁰⁹. (Тот, кто допускает бытие индивидуальных природ в моем понимании, допускает и то, что все составные части этих природ являются неизменно общими; тот, кто признает частные природы, отрицает это, утверждая вместо этого, что любой случай универсальной природы является или включает в себя природу неизменно частную.)

Эпилисис. Глава 8. PG Т. 86. Col. 1944С1–11.

В одном известном месте Эпилисиса утверждается, что человеческая природа Христа «ипостасно существует в Слове» ( ὐποστῆναι ἐν τῶ Λόγω)²²¹⁰. Как было показано комментаторами, нам не следует считать эти слова обоснованием интерпретации ἐνυπόστατος Лоофса. Действительно, современное общепринятое чтение вполне верно указывает на то, что обсуждаемый отрывок представляет собой часть сжатого изложения (халкидонской?) христологии, которая во многом отличается от учения Леонтия, и с которой он согласен лишь отчасти.

Было бы правильным утверждать, что содержание данного отрывка свидетельствует не в пользу трактовки ἐνυπόστατος, предлагаемой Лоофсом, по той простой причине, что Леонтий не употребляет этот термин так, как предполагает Лоофс. Однако я не вижу причин предполагать, что утверждение о том, что человеческая природа существует «в» Слове не является точным изложением позиции, к которой сам Леонтий пришел в Эпилисисе. И хотя верно то, что это утверждение составляет часть христологии оппонента Леонтия, это не та часть, по отношению к которой Леонтий открыто высказывает несогласие. И утверждение о том, что человеческая природа существует «в» Слове, не так далеко отстоит от идеи, высказанной в первой главе Эпилисиса и обсуждавшейся выше, о том, что человеческая природа не разделена или не отделена от Слова. Тем не менее у меня нет желания настаивать на таком варианте чтения, поскольку оно совершенно не важно для обоснования моего главного аргумента.

Эпилисис. Глава 8. PG Т. 86. Col. 1945ВЗ-С5.

Может показаться, что последний анализируемый мной отрывок создает некоторые трудности для принятия предложенного мною понимания Эпилисиса. В самом конце этого сочинения Леонтий суммирует свою халкидонскую альтернативу монофизитской христологии Акефала. Леонтий отождествляет природу с сущностью ( οὐσία), термином, который он всегда употребляет в значении второй сущности (следовательно, предметом спора в моей статье в данном случае становится не смысл понятия οὐσία, «сущность», а смысл понятия φύσις "природа»)²²¹¹. Леонтий дает понять, что для него отличительными чертами ипостасей являются акциденции²²¹². Тем не менее я не считаю, что нам следует понимать этот текст как исключающий возможность иного значения понятия «природы», чем (универсальная) «сущность», или как исключающий возможность того, что акциденции могут играть роль в индивидуации иных объектов, нежели ипостаси. Данное место содержит аргумент против моего понимания первой главы Эпилисиса только по умолчанию, а такому аргументу не следует придавать чрезмерного значения, даже если это аргумент против точки зрения (признание Леонтием существования индивидуальных природ), в пользу которой в других местах есть четкие и недвусмысленные свидетельства.

В этом разделе я намерен показать, что в своем раннем сочинении Против несториан и евтихиан Леонтий открыто отрицает частные природы, так же как и в Эпилисисе, но и заметить также, что он умалчивает о возможности существования индивидуальных природ. Таким образом, мой аргумент о том, что Леонтий в конечном итоге поменял свою позицию в более позднем произведении, оказывается аргументом по умолчанию. Но Леонтий очень настойчиво защищает универсальность природы, и в тексте нет свидетельств относительного того, что он уже пришел к признанию индивидуальных природ. Тем не менее аргумент по умолчанию несет в себе определенную опасность оказаться несостоятельным, поэтому я не хотел бы быть слишком настойчивым в обосновании тезиса, выдвинутого Грильмайером, что Леонтий изменил свое мнение относительно существования индивидуальных природ, хотя, на мой взгляд, это очень близко к истине. Предположив, что этот тезис верен, во второй части этого раздела я покажу, как отрывок, на который ссылается Дейли в подтверждение различия между человеческой природой Христа и универсальной человеческой природой, можно интерпретировать более подходящим способом.

Я хотел бы начать с очень краткого, но недвусмысленного отрицания Леонтием частных природ:

«Нет необходимости одной природе быть одной по числу, особенно потому, что в ином случае было бы много [природ]: и они были бы также многочисленны, как ипостаси, составляющие [природу]»²²¹³.

В Эпилисисе проблемой в аргументации против монофизитов для Леонтия становится вопрос о том, как природы могут быть исчислимыми: если мы можем сказать, что Христос обладает двумя природами, значит, мы можем исчислять природы, а если мы можем исчислять природы, значит, они могут быть частными. В Эпилисисе Леонтий выходит из положения, отвергнув вторую часть данного утверждения – что исчисляемость влечет за собой «частность». Очевидно, существуют некоторые условия, при которых мы можем также исчислять и универсалии: собака и корова представляют собой два вида, даже если ни тот, ни другой вид не является по числу одним²²¹⁴. В только что процитированном отрывке Леонтий ясно дает понять, что сам по себе вид не может быть множественным по числу, другими словами, что не существует частных природ. Следствие из этого аргумента – «возможно существование многих природ, и их может быть столько же по числу, сколько и ипостасей» – несомненно, противоречит действительности (intended to be counterfactual), ибо позволяет нам сделать вывод, что одна природа не одна по числу. Тем не менее аргумент ясен не полностью. Леонтий утверждает, что не существует ситуации, при которой универсалия будет по числу одна: если бы такое было возможно, то каждый случай этой универсалии был бы численно единичной природой, и, следовательно, основываясь на предположении, что универсальная природа численно одна, было бы много частных природ по числу. Возможно, Леонтий полагает, что если мы позволяем употреблять в отношении природ тип исчисления, применимый к ипостасям, а именно – исчисление отдельных объектов, то тогда мы должны признать, во-первых, что универсальная природа есть численно один объект, а во-вторых, что природа, взятая в отдельности, также одна по числу: и, таким образом, существуют многие по числу [природы] во многих по числу ипостасях.

Почему мне не следует с большой степенью доверия относиться к этому отрывку и почему я не должен считать его свидетельствующим против того, что Леонтий признавал также и индивидуальные природы? Мой довод звучит следующим образом: было бы трудно понять, насколько уместной в данном случае была бы ссылка на численную единичность универсалии. Частные природы суть численно отдельные повторения одного и того же объекта, и аргумент состоит в том, что, если повторения поддаются счету (как множество объектов), то универсалии также исчислимы (как один объект). Индивидуальные природы, к признанию которых пришел Леонтий, включают в себя универсальные природы в виде частей, и эти универсальные природы невозможно посчитать так же, как ипостаси. Сама по себе универсалия не одна по числу, а в индивидах она не множественна по числу. Таким образом, природу в индивиде невозможно посчитать так же, как могут быть посчитаны частные природы, а значит, существование индивидуальных природ совместимо с аргументацией, которую предлагает Леонтий в обсуждаемом нами отрывке.

Итак, несмотря на то, что система Леонтия в Contra Nestorianos et Eutychianos исключает бытие частных природ, она свидетельствует о том, что Леонтий в этом тексте признает, хотя и не формулирует, бытие индивидуальных природ. Однако мне кажется, что нам не следует спешить, приписывая Леонтию теорию индивидуальных природ в этом трактате. В таком случае, как нам следует интерпретировать самый первый, процитированный нами выше, отрывок из Леонтия (в переводе Дейли)? Несомненно, цель этого отрывка – описать отношения между Отцом и Сыном (и Сыном и Отцом), с одной стороны, и отношения Сына и человека (и человека и Сына)- с другой. В понимании Дейли эти разного рода отношения отличаются друг от друга, с одной стороны, в силу разницы отношений между Божественной природой Христа и Божеством как таковым и, с другой стороны, между человеческой природой Христа и человечеством как таковым. Но мы были бы гораздо ближе к верному пониманию текста (оставив на время в стороне дальнейшее рассмотрение вопроса о признании Леонтием индивидуальных природ), если бы предположили, что противоположности, о которых говорит Леонтий, являются, соответственно, Божественной и человеческой ипостасями. Отношения, согласно тексту этого отрывка, существуют между «частями» Христа (Божественной и человеческой природой) и, соответственно, между Отцом и нами, то есть людьми. Но Отец и люди есть ипостаси. Таким образом, Леонтий определяет крайние точки, о которых он говорит, как ипостаси. В тексте нет упоминания об индивидуальных природах, и «части» Христа, о которых говорит Леонтий, являются универсальными природами – Божеством и человечеством. Верная интерпретация в таком случае будет следующей (мы цитируем толкуемый отрывок, а саму интерпретацию берем в квадратные скобки):

«Отношения, касающиеся различия и единства... которыми Он связан с Отцом и нами, отличаются друг от друга по причине соотношения частей и крайних пределов [то есть по причине соотношения универсальных природ Бога и человечества с Божественными и человеческими ипостасями]».

Таким образом, Христос един по природе с Отцом, но различен по ипостаси; и един по природе с нами, но различен по ипостаси. Эти отношения объясняются отношениями между Божественной природой Христа и другими Лицами Троицы, с одной стороны, и отношениями между человеческой природой Христа и нами – с другой. Христос связывает Отца и нас, «участвуя» в двух универсальных природах Божества и человечества: в общем Божестве участвует также и Отец, а в универсальном человечестве участвуем также и все мы. В связи с этим нет необходимости интерпретировать этот отрывок в таком ключе, который подразумевал бы признание Леонтием индивидуальных природ; напротив, я готов утверждать, что такое понимание противоречит очевидному замыслу текста²²¹⁵.

Если я прав, то христология Леонтия ни в коем случае не является неудовлетворительной, как предполагают некоторые комментаторы. Хотя Леонтий не использует термин ἐνυπόστατος «воипостасный» для формулировки своего учения, он с очевидностью приходит к пониманию того, что человеческая природа Христа является индивидуальной, и к тому, что она не может иметь самостоятельного существования сама по себе по причине своего отношения к ипостаси Слова. На мой взгляд, учение об индивидуальных природах, к признанию которых приходит Леонтий, очень близко к тому, что мы позднее находим у преп. Иоанна Дамаскина: столь близко, на самом деле, что мы с уверенностью можем считать позднего Леонтия источником учения нреп. Иоанна (даже терминология их совпадает: природа ἐν ἀτόμω в индивиде ).

Если моя гипотеза верна, она, вероятно, сделает учение Леонтия более важным для последующей истории христологии, чем мог бы предположить анализ Лоофса. Хотя несомненно верно то, что протестантская схоластика объясняет недостаток ипостасного существования (subsistence) человеческой природы тем положением, что она была воипостазирована в Слове, всецелое рассмотрение проблемы обусловлено предшествующим допущением, что человеческая природа [Христа] есть индивид. (Если бы она была только универсалией, не было причины объяснять, почему она не обладает ипостасным существованием, поскольку чистые универсалии, если только они не конкретизированы соответствующим образом, в принципе не могут обладать ипостасным существованием.) Протестантская идея о том, что человеческая природа Христа есть индивид, восходит, прежде всего, к средневековой схоластике, и ее можно проследить непосредственно до того места у преп. Иоанна Дамаскина, на которое я ссылался выше. У самих схоластов сложно найти аргументы в поддержку этой идеи, но почти каждый писатель для ее подтверждения обращается к авторитету преп. Иоанна Дамаскина. То же самое, к слову, можно сказать и о протестантских богословах, хотя, как мне кажется, мы можем предположить, что их позиция является повторением того, что говорили об индивидуальности человеческой природы Христа схоласты. Как я попытался показать, учение преп. Иоанна Дамаскина восходит к Леонтию. Таким образом, Леонтий был тем, кто подготовил почву для почти всей поздней христологической мысли относительно природы ипостасного существования – как это предположил (хотя и на неверных основаниях) около столетия назад Лоофс.