Вторичное пребывание ап. Павла в Риме

      Ранней весной 65-го года приближался ап. Павел на своем корабле к остийской гавани Рима. Это было уже его второе путешествие в столицу. Первый раз он путешествовал в качестве узника в сопровождения стражи; и его путь, потому, был не таков, как теперь; тогда он должен был следовать по указанно своих стражников. В это же путешествие он свободно располагал собой. Поэтому он прибыл прямо в остийсую гавань, не желая высаживаться ранее и тратить лишнее время на путешествие пешком. Город и гавань Остия расположены при устье р. Тибра и соединены с Римом прекрасной остийской дорогой. По ней и направился апостол со своими оставшимися двумя спутниками Димасом и Лукой. Все другие спутники были оставлены апостолом в различных пунктах его предыдущего путешествия, для удовлетворения нужд тамошних христианских обществ. Да они к тому же не особенно были нужны апостолу при настоящих условиях. Он приходил сюда уже в знакомое ему место; ему известны были лучше, чем кому-либо другому местные условия города; равно как оставались в живых те из христиан, которые были обращены к новой религии его собственной проповедью. Все это могло служить и служило для апостола значительной поддержкой его доброго душевного настроения.

Но много, однако, было и такого, что тяжелым камнем лежало на душе апостола. Это, прежде всего, еще не изгладившееся из памяти страшное гонение, о котором он так много наслышался, еще будучи вдали от Рима. Правда, по тем же слухам гонение давно уже прекратилось; народное неистовство также улеглось: оно не могло долго продолжаться уже по тому одному, что было слишком сильно. Это отмечает и римский историк Тацит, описавший в своей летописи как римский пожар, так и гонения христиан по поводу этого пожара. Рассказав о всех жестокостях, о всех страшных пытках, об издевательствах и черни, и императора Нерона над христианами, он присовокупляет такое замечание: «вследствие этого, в отношение к виновным хотя и заслужившим самого строгого наказания, возникло сострадание, будто они (христиане) гибли не в видах общественной пользы, но на удовлетворение жестокости одного» (Тац.15:44).

В том, что гонения уже прекратились, что перестали мучить и преследовать христиан, конечно, для ап. Павла было не особенно много утешительного. Этого нужно было ожидать, этого требовало здравое рассуждение: в противном случае слишком долго была бы нарушаема божественная правда и человеческая справедливость. Ап. Павел в прекращении гонения видел для себя возможность свободного и безопасного вступления в город Рим. Но он еще не знал, насколько безопасна будет его предстоящая здесь проповедническая деятельность. Эта неизвестность и смущала апостола. Сильно огорчала апостола также и мысль о многих погибших во время гонения его друзей, им же обращенных в христианство. Но еще тяжелее должно было быть для него представление о той бедственной участи, которую приходилось теперь переносить оставшимся в живых христианам. Он много слышал об этом; а его любвеобильное сердце ожидало встретить еще худшее; оно наперед трепетало от той картины бедствий, которую было необходимо увидеть ему при вступлении в самый Рим.

Действительно, чем ближе подходил ап. Павел к Риму, тем все безотраднее становились встречающиеся картины жизненной сцены и деятельности. По той же самой остийской дороге, по которой шел теперь апостол, медленно двигались различные тяжести и материалы для отстраивающегося Рима. Со времени пожара прошло еще очень немного времени, и то опустошение, которое было произведено им, конечно не могло быть восстановлено за такой короткий срок. Из прежних четырнадцати римских кварталов, на которые делился весь город, только четыре остались нетронутыми, три разрушены до основания, а в остальных семи виднелись следы строений полуразрушенных пламенем. «Было бы невозможно счесть все количество домов, лавок, и храмов, тут погибших», – говорит Тацит (Тац.15:41). Ап. Павлу приходилось входить в город не по прежним тесным улицам и, сплошь застроенным высокими домами, имевшими лишь то преимущество, что своей тенью прикрывали от жары прохожих. Теперь улицы шли по заранее определенному направлению и отличались сравнительно значительной широтой; вышина строений была определена и ограничена; были сделаны открытые дворы, и устроены с лицевой стороны для их прикрытия портики. Запрещено было иметь общие стены, но каждое строение должно было иметь свои отдельные. «Все это было предпринято в видах пользы и содействовало красоте города», говорит тот же Тацит (Тац.15:42). Чем дальше шел апостол по этим улицам к центру Города, тем яснее становились следы пожара. Он увидел здесь одни лишь развалины от великолепных прежде храмов. «Вместо прежнего погибшего великолепия, вместо древнего исторического Рима импер. Нерон, захвативши городскую землю, строил на ней себе дом, в котором по отзыву Тацита, заслуживали удивления уже не драгоценные камни и золото, обычные предметы роскоши, а целые поля, озера; здесь идут леса, а там открытые места и виды».

Прошел ап. Павел мимо этих причудливых затей не знавшего границ в проявлении своего своеволия императора Нерона, и направился в отдаленную часть квартала. Здесь он, по заранее определенному плану, рассчитывал найти уцелевший или вновь выстроенный дом какого-нибудь бедняка христианина, оставшегося в живых после страшного гонения. Небольшое, теперь, христианское общество, услыхав о прибытии апостола, собралось во всем своем составе, чтобы посмотреть и послушать великого проповедника. Много было предметов беседы, которыми нужно было поделиться и той и другой стороне. Ап. Павел немало рассказывал о своем путешествия, о плодах своей проповеднической деятельности за этот период времени, и о тех страданиях и гонениях, которые ему пришлось потерпеть за свое благовесте. Римские христиане со своей стороны постарались дополнить те отрывочные сведения о их прошедшем бедствии, о котором апостол знал только кое-что и по большей части из вторых рук.

В беседах на следующих собраниях апостол начал уже свою просветительную деятельность. Оставшиеся после гонения, римские христиане принадлежали по своему общественному положению к беднейшему классу, а по своему церковному – к простым верующим; едва ли среди них нашлось несколько пресвитеров и диаконов. Поэтому со стороны апостола потребовалось прежде всего усовершение их в христианском познании. Главные догматы христианства, конечно, были им небезызвестны, – знание их было необходимо для принятия крещения, – но они были нетверды в различных правилах христианской дисциплины и христианской нравственности. К разъяснению и внушению этих правил и приступил ап. Павел, кратко упомянувши об истинах догматических. По сказанию апокрифической книги, так называемой «Периоды Петра и Павла», он говорил с ними о законе обрезания, о соблюдении субботы, о значении воздержания в пище и питье и т. п. – От просвещения и воспитания уже прежде принявших христианство ап. Павел постепенно перешел к проповеди христианства и среди язычников-римлян. Мало-помалу его проповедь из хижин бедняков-ремесленников была перенесена им в дома богатых и знатных граждан. Та же книга «Периоды» рассказывает нам об обращении в христианство Кандиды, жены царского телохранителя Кварта. – Таким образом, как и в первое пребывание апостола в Риме, христианство стало известно и в кесаревом доме, в царском дворце.

Это были, конечно, утешительные плоды для апостола, но они же положили и конец его дальнейшей деятельности в Риме. Начала ли грозить жизни ап. Павла опасность, вследствие ожидаемого или уже сделанного доноса, или быстрое и широкое распространение христианства вновь возбудило в римской толпе неприязненные чувства по отношению к христианам, но только он должен был прекратить, в Риме свою проповедь. Телохранитель Кварт, обращенный в христианство своей супругой, узнав о грозившей христианству и апостолу опасности, счел долгом предупредить этого последнего и предложил ему удалиться на время из Рима в какое-либо другое место.

Ап. Павел оценил разумность предложения Кварта, но колебался в его выполнении, равно как и не знал, куда направиться ему, оставивши Рим. Оставление им Рима нужно было для него самого, потому что ему стали грозить узы и преследования; нужно оно было и для римского христианского общества, которое могло теперь развиваться само-по себе в тиши обыденной жизни, не навлекая на себя через необычайное действие Павловой проповеди внимание римской толпы и римских властей; наконец, настроение римского языческого общества было в то время таково, что пребывание ап. Павла в Риме делалось по меньшей мере бесполезным. – Христианское общество Рима под личным благотворным воздействием апостола возросло и окрепло. Но его рост произошел на счет тех впечатлений и обстоятельств, которые были следствием римского пожара и гонения. Когда же эти впечатления ослабли, когда обстоятельства того времени приобрели совершенно другое направление, тогда рост христианства должен был на некоторое время прекратиться или, по крайней мере, идти вперед менее быстрыми шагами.

С этого времени началась та полная чудовищных поступков жизнь импер. Нерона, которую он вел до самой смерти. Умертвив свою мать, умертвив жену Октавию и женившись на Поппее, отделавшись от Бурра его умерщвлением, Нерон, наконец, прекратил и жизнь Сенеки, этого последнего своего доброго гения-руководителя. Лица, которые теперь окружали его, вполне разделяли все его безобразия и жестокости, и сочувствовали им; они были сами такими же неронами. Начались казни знатных и богатых, началось преследование добродетели и всего того, что не хотело бессмысленно и бесцельно попирать, законы справедливости, нравственности и религии. Все лица, окружавшие Нерона, готовы были, отказавшись от всего святого, презревши своих языческих богов и их законы, вслед за ним поклоняться амулетам-талисманам, которые их ни к чему не обязывали. Другие классы римского общества старались во всем подражать Нерону и окружающим его. Римские историки Светоний и Тацит единодушно одними и теми же красками описывают тогдашнее потерявшее все нравственные устои римское общество. У Тацита, напр., мы читаем, что между тем как город был наполнен печальными процессиями похорон жертв нероновой жестокости, в храме Капитолия не было конца приношению жертв. У одного убит сын, у другого брат, у тех родные и друзья, но они благодарили богов, украшали лаврами свои дома, припадали к ногам Нерона и утомляли его руку поцелуями (Тац.15:71). О простом же народе, о римской черни и говорить нечего. Общественные игры и зрелища, которые по распоряжению Нерона должны были совершаться с особенной пышностью, вполне поглощали все время, всю заботу и весь интерес среднего и низшего классов римского общества. Таким образом настроение римского общества было совершенно противоположным тому, которое могло бы благоприятствовать принятию христианских истин. Постоянные жертвоприношения языческим богам, обязательное участие в них всех и каждого, делали чрезвычайно опасным последование христианской религии, не позволявшей какие-либо отношения к язычеству. Да, теперь в Риме ничего не благоприятствовало проповеднической ревности ап. Павла; и справедлив был совет телохранителя Кварта, чтобы он удалился из Рима.