На начало нового года и о мучениках, а также о кровоточивой жене^*

1. Непрерывное и постоянное чудо – этот обильный поток благ, изливаемый на нас от Христа Владыки это богатое наследие, преемственно передаваемое от одного к другому. Вот и сегодня нас угощают добропобедные мученики, предлагая свои собственные подвиги для общего радостного пиршества. Нужно было, в самом деле, нужно было, чтобы всегда (богатеющие?) благодатью мученики и при начале года явились для верных источником угощения; нужно было, чтобы новый год начинался торжеством; нужно было, чтобы в преддверии нового круговорота времен мы слышали столько благословений; нужно было, чтобы мы столь торжественно справляли сегодняшний день, при участии ликов святых; нужно было, чтобы годичный круг украшался венцом мучеников; нужно было, чтобы при наступлении года у нас было столько веселья и именно в честь мучеников! Они – эти мужественные воины Христовы – виновники всей этой нашей радости. Они и после смерти своей проповедуют об Его могуществе, они попрали обольстителя змея ногами добродетели, задушили руками боголюбия насильника льва и доставили победу истине; они возненавидели настоящую жизнь, как суетную, и возлюбили царство небесное, как дети – мать; смертью своею отверзли они врата бессмертия и виновника смерти умертвили собственною смертью; будучи облечены телом, они победили бестелесных демонов, не силою тела, но верою души. Все в мире препобедили они верою, дороже которой для христианина нет ничего. При содействии веры запечатлели они свои слова делом. Велики поистине их подвиги ради правды; блестяща их добродетель целомудрия; многоценно их нещелюбие; прекрасен и подвиг воздержания; но более всего своею победою они обязаны своей великой вере. Некогда вера Авраама совершенно бесплодной утробе Сарриной возвратила плодородие. Верою Моисей волнующееся море сделал пешеходным. Илия повелел небу и по вере своей был услышан. Тысячи болезней изгоняла вера во времена Спасителя: прокаженный верой избавился от своего страшного недуга; слепой ею же получил себе зрение, которого лишен был природою; при ее содействии хананеянка своею настойчивостью исторгла свою дочь из-под власти демона. Даже и оставаясь тайной вера иссушила поток кровей, и тогда как в других случаях дарованию предшествует просьба, здесь все произошло при обоюдном молчании, как будто дар был похищен. О, несчастная и вместе блаженная женщина! Несчастная по своему прежнему состоянию, блаженная – по последующему. Вот как рассказывает об этом евангелие: «женщина, страдавшая кровотечением двенадцать лет» (Лук. 8:43). Если бы дней столько, сколько лет продолжался ее недуг, и тогда он мог совсем истощить ее; а здесь целых 12 лет! Я думаю, болезнь коренилась в ее природе. Она же, потративши все свое имение на врачей, к телесной немощи присовокупила и оскудение имущественное; но ничто не помогло ей. Еще бы помогло! Ведь противник ее был неумолим: чрево женщины было источником, из нее как бы бил какой-то неиссякаемый ключ крови. И не в столь продолжительный период времени одно зловоние могло бы извести человека. Ее сердце терзали скорби и забота, как расторгнуть узы тяжкого недуга, как избыть двенадцатилетнюю болезнь, как утишить несносные боли, как удержать неудержимые потоки, как прекратить расстройство организма. У каких только врачей не перебывала она, по ночам обивая у них пороги! Дневного света она избегала, чтобы неудержимо стремящиеся потоки кровей не обнаружили пред всеми ее позора, от всех скрываемого. На уплату тем, кто брался за ее лечение, она истратила все свое имение, все что у ней было. Она вынуждена была давать и давать, а желание быть здоровой, конечно, заставляло ее не щадить денег. Но все врачи в борьбе с ее недугом оказались бессильными; самые разнообразные приемы лекарств не могли укротить ее злого недуга. Точно какой глухой зверь он остался бесчувственным к искусству тех, которые пытались укротить его, как бы так возражая на их бесполезные усилия: что вы боретесь против сильнейшего зверя? Я вовсе не расположен уступить вам эту свою добычу, в теле которой я так давно и так прочно угнездился. Деньгами никто не купит силы; никто из живущих на земле не посечет моих корней. Один только врач, рожденный от Девы, изгонит меня; и я сохраняюсь для Его славы; вместе с другими и я явлюсь свидетелем Его славы. Итак, что истощаетесь в напрасных трудах – вы, рабы, усиливающиеся предвосхитить победу Владыки? Я не пощажу создания, пока не увижу Создателя. О, все против несчастной женщины: продолжительность времени, неисцельность недуга, бесполезные траты, скорби угнетаемого тела, рассудок, помутившийся от обманутых надежд. Но и такое множество врагов не похитило оружия подвергавшейся опасности веры. И такие волны бедствий не причинили женщине кораблекрушения. И такие нападки искушений не низложили подвергавшуюся им женщину. Увидела она, говорит евангелие, Иисуса. Увидела избавляемая Избавителя, связанная Освободителя, увидела обуреваемый якорь вселенной, увидела грядущего Царя страстей, увидела надежду неизъяснимой радости, увидела носителя неистощимой силы врачевания, увидела источник исцелений, безмездно испускающий волны, увидела жизнь, посетившую мертвых, увидела – и такая мысль осенила ее: нашла я теперь Исцелителя, какой мне и был нужен; этот Врач не потребует за труды золота; одного, я думаю, потребует Он – искреннего сердца; одной дани потребует от меня – веры. Но ее я имею: одной ее не лишила меня болезнь. Вот только путаются у меня мысли. Что мне предпринять? Подбежать и ухватиться за Него? Подвергнусь опасности от толпы. Звать Его к себе? Будут преследовать как нечистую. Скрыть несчастие? Но я не в силах больше переносить болезнь. Подойти к Нему, как врачу природы? Но боюсь Его, как Царя. Он примет меня как просительницу? Но боюсь, что удалится как от оскверненной. Будет милостив к страданию? Но не осудил бы за приближение к Нему.

2. Итак, что же делать? На чем остановиться? Вооружиться смелостью? Боюсь, как бы опять не остаться без исцеления. Не устрашусь толпы, пренебрегу страхом, сделаюсь предметом зрелища, подвергнусь насмешкам снаружи, зато исцелюсь от внутреннего недуга. Закон ненавидит меня как оскверненную, законодатель жалеет как больную. Усердие и нерешительность женщины боролись в ее душе, но она нашла себе помощницу в вере. И "подойдя, – рассказывается в Евангелии, – сзади Иисуса, коснулась края одежды Его» (Лук. 8:44). «Ибо она говорила сама в себе: если только прикоснусь к одежде Его, выздоровею» (Мф. 9:21). О, воровство, имевшее матерью веру! О, воровство, которое похвалил сам наказующий воровство! О, воровство, приятное для обокраденного! О, хищение, увенчиваемое Судию! И вот что удивительно: ее воровство побуждает нас удивляться ей не менее, чем мы удивляемся щедрости. «Ибо она говорила сама в себе». Бог, говорит она, есть Владыка, от Которого ничто не утаится. Он не нуждается в телесных очах, Он – врач, исцеляющий души; Он – око, проникающее мысли; Он видит меня, хотя я и скрывалась, слышит меня и без слов, касается меня и издали; Он знает, что конечно я, как недостойная, не перенесла бы Его взора. Итак, что же? Подойду незаметно, и в одно и тоже время – почитая мыслью, но не оскорбляя своим видом, коснусь сзади Его одежды. Для моего исцеления достаточно будет и одного прикосновения к Его одежде, если только удастся коснуться ее, потому что, конечно, и она исполнена Его силы: не может ведь одежда, облекающая жизнь, не испускает сама лучей спасительных! Велик был между пророками Моисей, исправитель беспокойного народа, но все-таки человек. А этот – Владыка того и притом человеколюбец. Итак, если жезл раба рассек Красное море, воздвигши стены из воды, неужели край Владычней одежды не окаменит тока кровей? Ревностный Илия, горячий слуга Божий, подобострастный нам был человек, но его милоть была орудием чудес. Точно также и Елисей, в преизбытке унаследовавший благодать своего наставника, милотью обуздал волны Иордана. Итак, если столько благодати было у пророков, каково должно быть могущество Того, Кто был ими предсказан? Отчего не сказать короче? Тень Петра исцеляет, а одежда Христа не исцелит? Я уже чувствую, насколько во мне и простая решимость обуздала болезнь. О, вера, побеждающая приступы болезни! Поверила он только и – и злой недуг бежал, поверила – и любопрительный зверь ничего не мог возразить, поверила – и престал непрерывный поток кровей, как бы иссушенный каким-нибудь невидимым пламенем. Она прикоснулась к Его одежде и приблизилась к Нему совне, а Он проник и внутренние ее мысли. Она незаметно получила телесное исцеление, а Спаситель – перед всеми раскрыл ее душевную красоту. Он не допустил, чтобы такая красота благочестия осталась неувенчанной, не позволил, чтобы искра правды потухла во мраке забвения. Евангельский рассказ возвестил всему миру о вере женщины, прекрасно совершившей доброе хищение у Бога непреклонным разумом. Кто та, которая за воровство почитается как бы за веру? Предупредила разбойника вера жены; прежде его уст восхваляется ее рука; прежде чем он своим возгласом восхитил рай, она своим молчанием ограбила главу царства. «В то же время Иисус, почувствовав Сам в Себе, что вышла из Него сила» (Мрк. 5:30), и спросил учеников: «кто прикоснулся ко Мне» (Лк. 8:45)? Как вы не заметили воровства? Как не усмотрели грабежа? Кто прикоснулся ко Мне? Кто в болезни из моей сокровищницы обогатился здоровьем? Кто прикоснулся ко Мне? Что говоришь ты, Владыка? Ты дал, и принявший не знаешь? Увидел веру, а уверовавшую не заметил? Оценил тайное настроение души, а явной видимости не различил? Кто прикоснулся ко Мне? Кто к Тебе прикоснулся? Кому лекарством Ты даровал силу? Кому послал Владыка исцеление? Ты прогнал болезнь, и не знаешь исцеленной? Кто прикоснулся ко Мне? Кто осязал Меня мыслью прежде, чем рукою? Кто постиг Мое божество? Кто этот праведный грабитель Моей силы? Кто зажег от Моей лампады потухший светильник своего спасения? Кто прикоснулся ко Мне? Я хочу не столько узнать от вас, сколько научить вас. Здесь мне хотелось бы заключить свое слово, да и пора уже. А на то, чтобы из этого чуда извлечь надлежащее назидание, мы посвятим другой день. Ведь если эта женщина в течение двенадцати лет, одолеваемая своим недугом, не поколебалась в совеем терпении, то неужели мы не захотим уступить столь продолжительным подвигам ее еще один день? Ее вере поревновал лик мучеников, уже не касаясь края одежды Господней, но овладевая самым телом Христовым. И мы, конечно, возлюбленные, возбудим наши мысли к соревнованию с такой верою, чтобы не оказаться нам хуже одной женщины, если нам и дел веры дано более, чем ей. Ей только однажды удалось прикоснуться к одежде Христовой, а мы каждый день, как вам известно, обнимаем тело Спасителя – и питаемся членами Владыки, как только приступаем к Евхаристии. Ему подобает слава во веки веков. Аминь.